Помоги проекту - поделись книгой:
— Кто, я — трус? — возмутился я.
— Конечно. Простого умножения и деления испугался. Соображай: кубометр земли весит 2,5 тонны, а в ковше 14 кубометров. Сколько весит ковш земли?
— Ну, это легко, — ответил я и тут же помножил 2,5 на 14, получилось 35 тонн.
Дядя Толя продолжал:
— Сколько циклов сделает машина за час?
— Это тоже нетрудно высчитать, — сказал я. — В часе 60 минут, а цикл продолжается 55 секунд… Эх, вот если бы ровно минуту… Знаю, знаю, не подсказывайте! В часе 60 минут, а в минуте 60 секунд, значит, 60 умножить на 60… 3600 секунд. Теперь делю 3600 на 55… Получается 65 и… дядя Толя, тут в остатке 25!
— Не обращай на остаток внимания!
Я продолжал:
— За один цикл вынем 35 тонн, а за 65 циклов в 65 раз больше — значит, умножаю… Произведение 2275 тонн!
— Правильно! — подтвердил дядя Толя, считавший в уме.
— Ну, а теперь пустяки, — уверенно продолжал я. — За 8 часов в 8 раз больше — значит, 2275 тонн умножить на 8, получится… получится 18 200 тонн!
— Верно. Молодец! А что же ты кричал, что задача трудная?
— Я кричал? — удивился я. — Совсем она не трудная.
— Нет, я, брат Грицко, вижу, что ты не такой плохой математик, каким прикидываешься, — промолвил дядя Толя. — Реши-ка еще задачу без моей помощи: «Один цикл работы трехкубового экскаватора «Уралец» занимает 24 секунды. Сколько земли вынет он за год двусменной работы, считая в году 300 рабочих дней и принимая вес кубометра земли равным в среднем 2 тоннам?»
Я опять хотел закричать, что задача трудная, а потом сообразил, что она такая же, и схватился за карандаш, так как дядя Толя вдруг сказал:
— Начал? Засекаю время! — и посмотрел на часы.
Я умножал и делил, стараясь не ошибаться, и объявил:
— 4 миллиона 320 тысяч тонн в год!
— Верно! — сказал дядя Толя. — Время: 5 минут 13 секунд. Неплохо для первого раза!
Потом дядя Толя велел мне проверить расчет длины поезду, на который нагружен миллион кубометров грунта. Я сделал, и у меня вышло.
— Что ж ты притворялся? — спросил дядя Толя.
— Ничего я не притворялся, а просто Валентина Ивановна задает неинтересные и непонятные задачи: «Путешественник вышел из города A в город B, а другой навстречу ему из города B в город A…» То ли дело ваши задачи: тут сразу видишь, что к чему и какая от них польза.
— Научишься разбираться и с теми, — утешил меня дядя Толя.
Мы с ним так подружились за этот вечер, что он предложил звать его не на «вы», а на «ты», потому что не такой уж он старый и солидный, и я должен смотреть на него просто, как на старшего товарища.
Глава третья. Биография Анатолия Бурака
Старенькие ходики, висевшие на стене, показывали десять вечера, когда Анатолий кончил заниматься с Гришей. Устало откинувшись на спинку стула, он долго смотрел на фотографию Ильи Петровича.
— А ведь ты — точная копия отца, — сказал Анатолий.
— Мама говорит, что мы с Арсей вылитые в батю, — согласился мальчик.
Гриша Челноков, черноглазый и черноволосый, со смуглым красивым лицом, действительно очень походил на отца. Для своих двенадцати лет Гриша был рослым и крепким мальчуганом, его движения отличались живостью и проворством.
Большой любитель чтения, Гриша снял с книжной полки «Школу» Гайдара и с увлечением углубился в нее.
Анатолий Бурак разложил на столе толстые технические книги, рассматривал чертежи, делал выписки, считал на логарифмической линейке.
— Дядя Толя, что ты делаешь? Неужели занимаешься? — спросил Гриша.
— Да, Грицко, — ответил Анатолий, отрываясь от книг и потягиваясь. — Учусь, дружище!
— А разве инженеры учатся? — в изумлении воскликнул Гриша. — Они же получили высшее образование — значит, все кончили.
— Все никогда нельзя кончить, — возразил Анатолий. — Образование — вещь бесконечная. Наши предки хорошо это понимали и сложили пословицу: «Век живи — век учись».
— Так это и мне придется еще учиться, когда я вуз кончу? Как же, держи карман шире!
— Хочешь послушать, мальчуган, — ласково сказал Анатолий, — как мне пришлось добиваться образования? Ты тогда поймешь, что вы с братом счастливчики, баловни судьбы.
Гриша нетерпеливо закричал:
— Расскажи, дядя Толя, а то ведь мы ничего о тебе не знаем!
— Мудрено и знать, когда мы с твоей матерью за много лет едва ли тремя письмами обменялись. Так вот… Отца я лишился, когда учился в пятом классе: он погиб при обвале в шахте. Мать с трудом дождалась, когда я кончил семилетку, а потом сказала:
«Ну, сынок, я тебя поставила на ноги, и теперь ты на меня не надейся, бо у меня силы уже не стало. Иди дальше сам!»
И я пошел. Поступил в шахту, где работал отец, был сначала коногоном, потом нагружал вагонетки. А учения не бросал. Поднимешься из шахты и вместо отдыха садишься за физику либо за алгебру. Глаза слипаются так, что хоть щепками подпирай, а ты повторяешь: «Куб суммы двух чисел равен…» И так-то, друг Грицко, с великой натугой одолел я десять классов вечерней школы и поступил в институт. Перешел на третий курс, а тут — война!
Ну, понятно, книги в сторону, винтовку в руки. Навоеваться пришлось досыта. Попал я в танковые войска, и мой танк одним из первых ворвался в Берлин.
— Вот ты, наверное, рад был, дядя Толя! — перебил Гриша, не удержавшись.
— Радость была безмерная, но ее омрачала гибель боевых товарищей, горечь тяжелых поражений, пепел Сталинграда… Предлагали мне остаться в армии, я ведь до капитана дослужился, но решил продолжать учебу…
Вернулся я в родной поселок, а он в развалинах, шахта затоплена, шахтеры — кто погиб во время оккупации, кто погиб на фронте, кто еще не демобилизовался… Зашел я в шахтком, а там дружок Васыль Кучеренко, — когда-то за одной партой сидели.
«Что ж ты, друг Анатолий, говорит, родную шахту в беде бросаешь? Или, говорит, у тебя сердце не переворачивается глядеть, что тут подлые фашисты натворили?»
Сердце у меня, конечно, переворачивалось, и взялся я за лопату да за лом, а потом и за отбойный молоток… Целый год в шахте проработал, прежде чем вернуться на институтскую скамью.
Студенческую стипендию я всю отсылал маме, а сам жил случайными заработками. Артель таких, как я, бывших фронтовиков разгружала по ночам вагоны на московских вокзалах, — уголь, дрова, муку, что придется… Лучше всего было разгружать овощи: нам платили картошкой или капустой, и тогда у нас в общежитии начинался пир…
Вот так-то мы учились, Грицко, а ты говоришь…
Гриша с уважением смотрел на рассказчика.
Анатолий был среднего роста, но широк в плечах, с такой выпуклой грудью, о каких говорят: «На ней хоть железо куй». Белокурые волосы его слегка курчавились, а голубые глаза глядели на мир прямо и смело. Бывший танкист ходил по комнате, и стройная, подтянутая его фигура с двумя колодками боевых орденов и медалей на гимнастерке точно вырастала в глазах мальчика.
Бурак продолжал:
— Я окончил институт в сорок девятом году, отказался от аспирантуры и попросился на Волго-Дон. Пройдя трехмесячные курсы механизаторов, я получил под свое начало трехкубовой экскаватор «Уралец». Ты подсчитывал его годовую производительность и убедился, что это машинка серьезная. На ней, как говорится, можно горы своротить…
Но не думай, что у меня дело сразу пошло как по маслу и что я в два счета попал в знатные механизаторы. Нет.
Когда рядом сидит инструктор и показывает, как работать, все кажется очень просто. А станешь сам маневрировать рычагами управления, — и руки становятся неумелыми, чужими, хватаются не за то, что нужно, ноги нажимают на педали не в такт…
Анатолий вдруг спохватился и взглянул на часы.
— Эге, уже половина двенадцатого! Ну, достанется нам с тобой, хлопче, от мамы… Спать, спать, и никаких разговоров!
Глава четвертая. Первая четверка по арифметике (из дневника Гриши Челнокова)
Сегодня этот спор разгорелся снова. Дядя Толя поддержал Арсю, и они вдвоем начали уговаривать маму и доказывать, что Арся выбрал правильный путь. Дядя Толя сказал, что если Арся поработает годик-другой на строительстве, то ему учиться будет легче и из него выйдет хороший инженер.
Мама больше верит дяде Толе, чем Арсе, поэтому она согласилась. Арся воспользовался этим и высказал желание поступить учеником на «Большой шагающий».
Дядя Толя рассмеялся:
— Ишь ты, какой прыткий! На «Большой шагающий» принимаются люди, проявившие себя на «Уральцах» и других машинах, а учеников нам по штату не положено.
Арся огорчился и уныло спросил дядю Толю, куда же ему пойти.
— Я думаю, хорошо бы тебе поступить на земснаряд. Там экипаж в три десятка человек. Получишь квалификацию, тогда подумаем и насчет экскаватора.
Арся принялся так благодарить дядю Толю, будто его уже приняли машинистом «Большого шагающего».
Дело это получилось так. Валентина Ивановна вызвала меня и задала задачу. Раньше я всегда пугался, долго и старательно вытирал доску, потом ухитрялся будто нечаянно раскрошить мел и подбирал крошки, потом не спеша записывал условие… Ну, словом, если я выкручивался на тройку, то считал себя счастливым.
А сегодня я почему-то осмелел, наверное потому, что дядя Толя сказал, что я не такой уж плохой математик. Да’ и задача попалась вроде тех, какие мы с ним решали, только не про экскаваторы и грунт, а про каменщиков и кирпичи. И я ее так здорово начал решать, что Валентина Ивановна удивилась и, наверное, поставила бы пятерку, да только я при умножении ошибся, мне втемяшилось в башку, что семью восемь — пятьдесят четыре.
Валентина Ивановна сказала:
— Я тебя, Челноков, не узнаю, молодец! Но таблицу умножения, дружок, надо знать твердо, стыдно путать в пятом классе такие вещи!
Я дал слово Валентине Ивановне, что выучу таблицу назубок, и она велела мне подать дневник и выставила красивую четверку.
А как наше звено довольно! Вожатый Сенька Ращупкин вечно жаловался, что я своей арифметикой тащу всех на дно. Только теперь таблицу умножения надо вытвердить.
Когда дядя Толя приехал с работы, я выбежал его встречать и сунул ему под нос раскрытый дневник. Он обрадовался, накинулся на меня, стал щекотать и повалил на землю, но мне на помощь пришел Арся. Он как раз вернулся из школы, швырнул портфель на крыльцо и налетел на дядю Толю. Мы с Арсей повалили дядю Толю на спину и требовали, чтобы он сдался, а он дрыгал ногами, хохотал и кричал:
— Так-то в этом доме обращаются со стареньким родным дядей?!
Потом он вдруг неожиданно вывернулся и прижал нас к земле. Как это вышло, понять не могу: Арся очень силен, да и я в своем классе борец не из последних. Мы напрасно старались. Железные руки дяди Толи пригвоздили нас к земле, и он приговаривал:
— Узна́ете, как иметь дело с бывалым танкистом!
Мы все так хохотали и орали, что на крыльцо выскочила мама и прикрикнула на нас.
Глава пятая. Как Анатолий Бурак стал знатным экскаваторщиком
Через несколько дней Анатолий продолжил свой рассказ:
— Я, помнится, остановился на том, как мне трудно было осваивать управление «Уральцем». Но «терпение и труд все перетрут», да и армия дала мне трудовую закалку, и дело у меня стало налаживаться.
И вот настал волнующий час, когда я впервые вступил на самостоятельную вахту и повел своего «Уральца» в битву. Да, да, именно в битву! Вгрызаясь ковшом в рыжую грудь забоя, я представлял себе, что штурмую вражеские позиции.
За первую свою вахту я вынул тысячу двести кубометров грунта.
«Неплохо!» — сказал мой начальник.
Но сделано было далеко не все, что я мог. И тогда началась моя настоящая учеба. В свободное время я ходил на другие машины, присматривался к работе более опытных товарищей, а они охотно делились со мной своими «секретами». Как я понял, важнее всего было добиться непрерывности цикла.
И на работе, и во время отдыха я все время думал, как добиться непрерывности операций. Постепенно я приобрел навык в работе и уже не думал о том, в какой последовательности нажимать рычаги или педали. Руки и ноги стали действовать автоматически, но мне далеко еще было до мастеров ковша. И вот, наконец, меня осенило: «Инерция! Надо использовать инерцию стрелы!»
— А что такое инерция? — спросил Гриша.
— Ну, как бы попроще тебе объяснить. Вот ты догоняешь товарища, а он свернул в сторону, и ты пробегаешь несколько шагов, прежде чем сможешь остановиться. Это и есть инерция. Как я применил инерцию движущейся стрелы? Я начал набирать ковшом землю на ходу, пока стрела еще двигалась. Так я сразу убил двух зайцев: я не тратил энергии двигателей на то, чтобы погасить инерцию стрелы, и в то же время выигрывал драгоценные секунды, которые обернулись десятками и сотнями тонн выработки…
— Здо́рово, дядя Толя! — закричал в восторге Гриша, подпрыгнув на стуле.
— То же самое сказали и мои товарищи по работе, — согласился Анатолий. — Использовав инерцию стрелы, я также без задержки стал поднимать ковш, подводить его к самосвалу, разгружать и двигать обратно. Я упорно боролся со стрелкой секундомера, заставляя ее отмечать все меньшую и меньшую продолжительность цикла. Пятьдесят секунд… сорок пять… сорок… Здесь на моем пути встало неожиданное препятствие: самосвалы не всегда успевали увозить выгружаемую мною землю. Ты, надеюсь, понимаешь, что если я дорожил каждой секундой, то так же должны были поступать и шоферы. Но не все из них болели за дело. Случались и неполадки, заторы. Как я негодовал, когда ковш повисал в воздухе: не было на месте очередного самосвала!
Забил я тревогу, пошел в партбюро участка, начали вместе думать, как этой беде помочь. И придумали. Решили организовать комплексные бригады, а это значит, что к каждому экскаватору прикрепили определенные машины на все время работы. Шоферы начали строго следить за порядком. Разгильдяев и лодырей стали подстегивать товарищи.
После создания комплексных бригад землеройные работы на канале пошли быстрее.
Дело стронулось с мертвой точки, и я снова беспрепятственно мог выигрывать секунды. Тридцать шесть, тридцать четыре, тридцать три, тридцать одна, тридцать, двадцать девять с половиной… Ты понимаешь, Гриц, каждая последующая секунда давалась все труднее и труднее. Наконец наступил великий день, когда учетчик торжественно объявил мою выработку за смену: три тысячи кубометров! В тот день я чувствовал себя так, словно выиграл решительное сражение. О моем рекорде написали в газетах, сообщили по радио…
— Тогда и мы с мамой прочитали о тебе, — сказал Гриша, — и мама подумала, что этот Анатолий Бурак, возможно, и есть ее троюродный брат, который пишет ей письма один раз в пять лет.
— Да, это я и оказался, — улыбаясь, подтвердил Анатолий. — Помню, как я обрадовался, получив от твоей мамы письмо после многолетнего перерыва. Но письмо и опечалило меня: я узнал о гибели твоего отца…
Ну, вот так-то я попал в знатные механизаторы, и руководство решило выдвинуть меня на управление «Большим шагающим». Нескольких человек — меня и членов будущего экипажа «ЭШ-14/65» — направили на Уральский завод тяжелого машиностроения принимать машину, на которой мы будем работать. Мы пробыли там два месяца и вернулись на Дон в длиннющем поезде, который привез части нашего великана. С нами приехал и конструктор «Большого шагающего» помогать собирать и осваивать машину.
Тут нам, бывшим танкистам, артиллеристам, саперам, снова пришлось вспомнить фронт.
В глухой степи были вырыты землянки, которые до боли в душе напоминали нам блиндажи. И там мы, прикалывая чертежи к доскам обшивки, вечером учились, а утром шли на монтажную площадку и коченеющими от мороза руками помогали монтажникам собирать «Большой шагающий».
Трудные были месяцы, но сколько у нас было неисчерпаемой энергии!..
Поделиться книгой: