Марсианские хроники - английский и русский параллельные тексты

It was cut from pale blue glass and was fitted above a thin neck; under which were blowing loose robes of thin yellow silk.	Она была сделана из голубоватого стекла и венчала тонкую шею, ниже которой развевалось одеяние из тончайшего желтого шелка.
From the silk two mesh silver bands appeared.	Из шелка торчали две серебряные руки, прозрачные, как сетка.
The mask mouth was a slot from which musical sounds issued now as the robes, the mask, the hands increased to a height, decreased.	На месте рта у маски была узкая прорезь, из нее вырывались мелодичные звуки, а руки, маска, одежда то всплывали вверх, то опускались.
"Mr. Parkhill, I've come back to speak to you again," the voice said from behind the mask.	- Мистер Паркхилл, я опять пришел поговорить с вами, - произнес голос из-под маски.
"I thought I told you I don't want you near here!" cried Sam.	- Тебе же сказано, чтобы духу твоего здесь не было! - гаркнул Сэм.
"Go on, I'll give you the Disease!"	- Убирайся, не то Болезнь напущу!
"I've already had the Disease," said the voice.	- У меня уже была Болезнь, - ответил голос.
"I was one of the few survivors.	- Я один из немногих, кто выжил.
I was sick a long time."	Я очень долго болел.
"Go on and hide in the hills, that's where you belong, that's where you've been.	- Убирайся в свои горы и сиди там, где тебе положено.
Why you come on down and bother me?	Чего ты сюда ходишь, пристаешь ко мне.
Now, all of a sudden.	Ни с того ни с сего.
Twice in one day."	Да еще по два раза на день.
"We mean you no harm."	- Мы не причиним вам зла.
"But I mean you harm!" said Sam, backing up.	- Зато я вам причиню! - сказал Сэм, пятясь.
"I don't like strangers.	- Я иностранцев не люблю.
I don't like Martians.	И марсиан не люблю.
I never seen one before.	До сих пор ни одного не видел.
It ain't natural.	Вообще чертовщина какая-то!
All these years you guys hide, and all of a sudden you pick on me.	Столько лет сидели где-то, прятались, и вдруг, на тебе, я им понадобился.
Leave me alone."	Оставьте меня в покое.
"We come for an important reason," said the blue mask.	- У нас к вам важное дело, - сказала голубая маска.
"If it's about this land, it's mine.	- Если это насчет участка, то он мой.
I built this hot-dog stand with my own hands."	Я построил сосисочную собственными руками.
"In a way it is about the land."	- В известном смысле да, по поводу участка.
"Look here," said Sam.	- Ну вот что, послушай-ка меня, - ответил Сэм.
"I'm from New York City.	- Я сам из Нью-Йорка.
Where I come from there's ten million others just like me.	Это огромный город; там еще десять миллионов таких, как я.

You Martians are a couple dozen left, got no cities, you wander around in the hills, no leaders, no laws, and now you come tell me about this land.	А вас, марсиан, всего дюжина-другая осталась. Городов у вас нет, бродите по горам, ни властей, ни законов, и ты еще начинаешь мне про участок толковать.
Well, the old got to give way to the new.	Заруби себе на носу: старое должно уступать место новому.
That's the law of give and take.	Лучше разойдемся полюбовно.
I got a gun here.	При мне пистолет, вот он.
After you left this morning I got it out and loaded it."	Нынче утром, как ты ушел, я сразу его достал и зарядил.
"We Martians are telepathic," said the cold blue mask.	- Мы, марсиане - телепаты, - сказала бесстрастная голубая маска.
"We are in contact with one of your towns across the dead sea.	- У нас есть связь с одним из ваших городов по ту сторону мертвого моря.
Have you listened on your radio?"	Вы сегодня слушали радио?
"My radio's busted."	- Мой приемник скис.
"Then you don't know.	- Значит, вам ничего неизвестно.
There's big news.	Очень важные новости.
It concerns Earth - "	Это касается Земли.
A silver hand gestured. A bronze tube appeared in it.	Серебряная рука сделала движение, и в ней появилась бронзовая трубка.
"Let me show you this."	- Позвольте показать вам вот это.
"A gun," cried Sam Parkhill.	- Пистолет! - вскричал Сэм Паркхилл.
An instant later he had yanked his own gun from his hip holster and fired into the mist, the robe, the blue mask.	Выхватив из кобуры свой пистолет, он открыл огонь по туманному силуэту, по одеждам, по голубой маске.
The mask sustained itself a moment.	Маска на миг застыла в воздухе.
Then, like a small circus tent pulling up its stakes and dropping soft fold on fold, the silks rustled, the mask descended, the silver claws tinkled on the stone path. The mask lay on a small huddle of silent white bones and material.	Потом шелк зашуршал и мягко, складка за складкой, опал, будто крохотный цирковой шатер, у которого выбили стойки, серебряные руки тренькнули о мощеную дорожку, и маска накрыла безгласную маленькую кучку белых костей и ткани.
Sam stood gasping.	У Сэма перехватило дыхание.
His wife swayed over the huddled pile.	Его жена, пошатываясь, стояла над останками марсианина.
"That's no weapon," she said, bending down. She picked up the bronze tube.	- Это не оружие, - сказала она, нагибаясь и поднимая бронзовую трубку.
"He was going to show you a message.	- Это, видно, письмо. Он его хотел показать тебе.
It's all written out in snake-script, all the blue snakes.	Оно написано какой-то змеиной азбукой, видишь - все одни голубые змеи.
I can't read it.	Не умею читать эти знаки.

Can you?"	А ты?
"No, that Martian picture writing, it wasn't anything.	- Нет. Что в них проку-то было, в этих марсианских пиктограммах?
Let it go!"	Брось ее!
Sam glanced hastily around.	- Он воровато оглянулся по сторонам.
"There may be others!	- Ну, как другие еще нагрянут!
We've got to get him out of sight.	Надо убрать его с глаз долой.
Get the shovel!"	Неси-ка лопату!
"What're you going to do?"	- Что ты собираешься делать?
"Bury him, of course!"	- Закопать его, что же еще?
"You shouldn't have shot him."	- Не надо было убивать его.
"It was a mistake.	- Ну, ошибся, подумаешь.
Quick!"	Пошевеливайся!
Silently she fetched him the shovel.	Она молча принесла ему лопату.
At eight o'clock he was back sweeping the front of the hotdog stand self-consciously.	К восьми часам Сэм Паркхилл вернулся и принялся виновато мести площадку перед сосисочной.
His wife stood, arms folded, in the bright doorway.	Жена стояла в залитых светом дверях, сложив руки на груди.
"I'm sorry what happened," he said.	- Жаль, конечно, что так получилось, - сказал он.
He looked at her, then away.	Поглядел на жену, отвел глаза в сторону.
"You know it was purely the circumstances of Fate."	- Сама видела, это случайно вышло, стечение обстоятельств.
"Yes," said his wife.	- Да, - сказала жена.
"I hated like hell to see him take out that weapon."	- Меня такое зло взяло, когда он достал оружие.
"What weapon?"	- Какое оружие?
"Well, I thought it was one!	- Ну, мне показалось, что оружие!
I'm sorry, I'm sorry!	Я сожалею, сожалею!
How many times do I say it!"	Сколько раз еще надо повторять!
"Ssh," said Elma, putting one finger to her lips.	- Tcc, - произнесла Эльма, поднося палец к губам.
"Ssh."	- Тсс.
"I don't care," he said.	- А мне наплевать, - сказал он.
"I got the whole Earth Settlements, Inc., back of me!"	- Я не один - вся компания "Сеттльменты землян, инкорпорейтед" вступится, если что!
He snorted.	- Он презрительно фыркнул.
"These Martians won't dare - "	- Да эти марсиане и не посмеют...
"Look," said Elma.	- Смотри, - перебила его Эльма.

He looked out onto the dead sea bottom.	Сэм поглядел в сторону сухого моря.
He dropped his broom. He picked it up and his mouth was open, a little free drop of saliva flew on the air, and he was suddenly shivering.	Он выронил из рук метлу, потом поднял ее; рот его был разинут, и крохотная капелька слюны сорвалась с губы и улетела по ветру. Его вдруг кинуло в дрожь.
"Elma, Elma, Elma!" he said.	- Эльма, Эльма, Эльма! - вырвалось у него.
"Here they come," said Elma.	- Вот они и пришли, - сказала Эльма.
Across the ancient sea floor a dozen tall, blue-sailed Martian sand ships floated, like blue ghosts, like blue smoke.	По дну древнего моря, словно голубые призраки, голубые дымки, скользили десять-двенадцать высоких марсианских песчаных кораблей под голубыми парусами.
"Sand ships!	- Песчаные корабли!
But there aren't any more, Elma, no more sand ships."	Но ведь их уже нет, Эльма, их не осталось.
"Those seem to be sand ships," she said.	- И все-таки это, похоже, их корабли, - сказала она.
"But the authorities confiscated all of them!	- Как же так? Власти же их конфисковали!
They broke them up, sold some at auction!	И все разломали, только несколько штук продали с аукциона!
I'm the only one in this whole damn territory's got one and knows how to run one."	Во всей нашей округе я один купил эту посудину и знаю, как ее водить!
"Not any more," she said, nodding at the sea.	- Не осталось... - повторила она, кивая в сторону моря.
"Come on, let's get out of here!"	- Живо, нам надо убраться отсюда!
"Why?" she asked slowly, fascinated with the Martian vessels.	- Почему? - протяжно спросила она, завороженно глядя на марсианские корабли.
"They'll kill me!	- Они убьют меня!
Get in our truck, quick!"	В машину, скорей!
Elma didn't move.	Эльма не двигалась с места.
He had to drag her around back of the stand where the two machines stood, his truck, which he had used steadily until a month ago, and the old Martian sand ship which he had bid for at auction, smiling, and which, during the last three weeks, he had used to carry supplies back and forth over the glassy sea floor.	Ему пришлось силой увести ее за сосисочную. Здесь стояли две машины: грузовик, на котором он постоянно разъезжал до недавнего времени, и старый марсианский песчаный корабль, который он потехи ради выторговал на аукционе. Последние три недели он возил на нем всякие грузы из-за моря, по гладкому дну.
He looked at his truck now and remembered.	Только взглянув на грузовик, он вспомнил.
The engine was out on the ground; he had been puttering with it for two days.	Мотор лежал на земле - он уже два дня возился с его ремонтом.
"The truck don't seem to be in running condition," said Elma.	- Грузовик вроде не на ходу, - заметила Эльма.
"The sand ship.	- Песчаный корабль!
Get in!"	Садись скорей!

"And let you drive me in a sand ship?	- Чтобы ты вез меня на этом корабле?
Oh no."	О, нет.
"Get in!	- Садись!
I can do it!"	Я умею!
He shoved her in, jumped in behind her, and flapped the tiller, let the cobalt sail up to take the evening wind.	Он втолкнул ее, вскочил следом и дернул руль, подставляя кобальтовый парус вечернему бризу.
The stars were bright and the blue Martian ships were skimming across the whispering sands.	Под яркими звездами голубые марсианские корабли стремительно скользили по шуршащим пескам.
At first his own ship would not move, then he remembered the sand anchor and yanked it in.	Корабль Сэма не двигался с места, пока он не вспомнил про якорь и не рванул его.
"There!"	- Есть!
The wind hurled the sand ship keening over the dead sea bottom, over long-buried crystals, past upended pillars, past deserted docks of marble and brass, past dead white chess cities, past purple foothills, into distance. The figures of the Martian ships receded and then began to pace Sam's ship.	И сильный ветер помчал песчаный корабль по дну мертвого моря, над поглощенными песком глыбами хрусталя, мимо поваленных колонн, мимо заброшенных пристаней из мрамора и меди, мимо белых шахматных фигурок мертвых городов, мимо пурпурных предгорий и дальше, дальше... Очертания марсианских кораблей становились все меньше, пока они не помчались за Сэмом.
"Guess I showed them, by God!" cried Sam.	- Лихо я им нос утер! - крикнул Сэм.
"I'll report to the Rocket Corporation. They'll give me protection!	- А сейчас я заявлю в "Ракетную компанию", и мне дадут охрану.
I'm pretty quick."	Скажи, что у меня не варит котелок!
"They could have stopped you if they wanted," Elma said tiredly.	- Они могли задержать тебя, если бы захотели, -устало ответила Эльма.
"They just didn't bother."	- Просто им это не очень нужно.
He laughed.	Он засмеялся.
"Come off it.	- Брось!
Why should they let me get off?	С чего это им отпускать меня?
No, they weren't quick enough, is all."	Не догнали, вот и все!
"Weren't they?"	- Не догнали?
Elma nodded behind him.	- Эльма кивком головы указала за его спину.
He did not turn.	Сэм не обернулся.
He felt a cold wind blowing.	Его обдало холодом.
He was afraid to turn.	Он боялся оглянуться.

He felt something in the seat behind him, something as frail as your breath on a cold morning something as blue as hickory-wood smoke at twilight, something like old white lace, something like a snowfall, something like the icy rime of winter on the brittle sedge.	Он ощутил нечто там, на сиденье, за своей спиной, нечто эфемерное, как дыхание человека студеным утром, и голубое, словно плывущий в сумерках дым над горячими чурками гикори, нечто подобное старинным белым кружевам и летучему снегу, напоминающее иней на хрупком камыше.
There was a sound as of a thin plate of glass broken -laughter.	Послышался звук, будто разбилось тонкое стекло: смех.
Then silence.	И снова молчание.
He turned.	Он обернулся.
The young woman sat at the tiller bench quietly.	На корме, близ руля, спокойно сидела молодая женщина.
Her wrists were thin as icicles, her eyes as clear as the moons and as large, steady and white.	Кисти рук тонкие, как сосульки, глаза яркие и большие, как луны, светлые, спокойные.
The wind blew at her and, like an image on cold water, she rippled, silk standing out from her frail body in tatters of blue rain.	Ветер овевал ее, и она колыхалась, совсем как отражение на воде, к складки шелка, как струи голубого дождя, порхали вокруг ее хрупкого тела.
"Go back," she said.	- Поверните назад, - сказала она.
"No."	- Нет.
Sam was quivering, the fine, delicate fear-quivering of a hornet suspended in the air, undecided between fear and hate.	- Сэма трясло мелкой трусливой дрожью, он дрожал, словно шершень, висящий в воздухе, он колебался на грани между страхом и злобой.
"Get off my ship!"	- Прочь с моего корабля!
"This isn't your ship," said the vision.	- Это не ваш корабль, - ответило видение.
"It's old as our world.	- Он такой же древний, как наш мир.
It sailed the sand seas ten thousand years ago when the seas were whispered away and the docks were empty, and you came and took it, stole it.	Он ходил по пескам еще десять тысяч лет назад, когда моря улетучились и пристани опустели, а вы, пришельцы, похитили его, забрали себе.
Now turn it around, go back to the crossroad place.	Но поверните же и возвратитесь к перекрестку.
We have need to talk with you.	Нам нужно поговорить с вами.
Something important has happened."	Произошло нечто очень важное.
"Get off my ship!" said Sam.	- Прочь с моего корабля! - сказал Сэм.
He took a gun from his holster with a creak of leather.	Кожаная кобура скрипнула, когда он вытащил пистолет.
He pointed it carefully.	Он тщательно прицелился.
"Jump off before I count three or - "	- Прыгай, считаю до трех...
"Don't!" cried the girl.	- Не надо! - вскричала девушка.
"I won't hurt you.	- Я вам ничего дурного не сделаю.
Neither will the others.	И другие тоже.
We came in peace!"	Мы пришли с миром!

"One," said Sam.	- Раз, - молвил Сэм.
"Sam!" said Elma.	- Сэм, - сказала Эльма.
"Listen to me," said the girl.	- Выслушайте меня, - просила девушка.
"Two," said Sam firmly, cocking the gun trigger.	- Два, - жестко произнес Сэм, взводя курок.
"Sam!" cried Elma.	- Сэм! - крикнула Эльма.
"Three," said Sam.	- Три, - сказал Сэм.
"We only - " said the girl.	- Мы только... - начала девушка.
The gun went off.	Пистолет выстрелил.
In the sunlight, snow melts, crystals evaporate into a steam, into nothing.	В лучах солнца тает снег, кристаллики превращаются в пар, в ничто.
In the firelight, vapors dance and vanish.	В пламени очага пляшут и пропадают химеры.
In the core of a volcano, fragile things burst and disappear.	В кратере вулкана распадается, исчезает все хрупкое и непрочное.
The girl, in the gunfire, in the heat, in the concussion, folded like a soft scarf, melted like a crystal figurine.	От выстрела, от огня, от удара девушка спалась, как легкий газовый шарф, растаяла, будто ледяная статуэтка.
What was left of her, ice, snowflake, smoke, blew away in the wind.	А все, что от нее осталось - льдинки, снежинки, дым, - унесло ветром.
The tiller seat was empty.	Кормовое сиденье опустело.
Sam holstered his gun and did not look at his wife.	Сэм убрал пистолет в кобуру, избегая глядеть на жену.
"Sam," she said after a minute more of traveling, whispering over the moon-colored sea of sand, "stop the ship."	Целую минуту слышен был лишь шелестящий бег корабля по песчаному морю, залитому лунным сиянием. - Сэм, - сказала она наконец, -останови корабль.
He looked at her and his face was pale.	Он обратил к ней бледное лицо.
"No, you don't.	- Нет, не бывать этому.
Not after all this time, you're not pulling out on me."	После стольких лет ты меня не бросишь.
She looked at his hand on his gun.	Она посмотрела на его руку, лежащую на рукоятке пистолета.
"I believe you would," she said.	- Что ж, я верю, ты способен, - сказала она.
"You actually would."	- От тебя этого можно ждать.
He jerked his head from side to side, hand tight on the tiller bar.	Он замотал головой, сжимая пальцами руль.
"Elma, this is crazy.	- Эльма, не дури.
We'll be in town in a minute, we'll be okay!"	Сейчас мы приедем в город и будем в безопасности!
"Yes," said his wife, lying back cold in the ship.	- Да-да, - ответила его жена, безучастно откинувшись на спину.
"Elma, listen to me."	- Эльма, выслушай меня.

"There's nothing to hear, Sam."	- Тебе нечего сказать, Сэм.
"Elma!"	- Эльма!
They were passing a little white chess city, and in his frustration, in his rage, he sent six bullets crashing among the crystal towers.	Они проносились мимо белого шахматного городка, и, одержимый бессильной яростью, Сэм выпустил одну за другой шесть пуль по хрустальным башням.
The city dissolved in a shower of ancient glass and splintered quartz.	Под грохот выстрелов город рассыпался ливнем старинного стекла и обломков кварца.
It fell away like carved soap, shattered.	Разбился вдребезги, растворился, будто он был вырезан из мыла.
It was no more.	Города не стало.
He laughed and fired again, and one last tower, one last chess piece, took fire, ignited, and in blue flinders went up to the stars.	Сэм рассмеялся и выстрелил еще раз. Последняя башня, последняя шахматная фигурка загорелась, вспыхнула и взлетела голубыми черепками к звездам.
"I'll show them!	- Я им покажу!
I'll show everybody!"	Я всем покажу!
"Go ahead, show us, Sam."	- Давай, давай, Сэм, показывай.
She lay in the shadows.	- Глухая тень скрывала ее лицо.
"Here comes another city!"	- А вот еще город!
Sam reloaded his gun.	- Сэм снова зарядил пистолет.
"Watch me fix it!"	- Погляди, как я с ним расправлюсь!
The blue phantom ships loomed up behind them, drawing steadily apace.	А сзади стремительно надвигались, неумолимо вырастали контуры голубых кораблей-призраков.
He did not see them at first. He was only aware of a whistling and a high windy screaming, as of steel on sand, and it was the sound of the sharp razor prows of the sand ships preening the sea bottoms, their red pennants, blue pennants unfurled.	Сначала он даже не увидел их, только услышал свист и завывающую высокую ноту, будто сталь скрипела по песку: это бритвенно-острые носы песчаных кораблей резали поверхность морского дна.
In the blue light ships were blue dark images, masked men, men with silvery faces, men with blue stars for eyes, men with carved golden ears, men with tinfoil cheeks and ruby-studded lips, men with arms folded, men following him, Martian men.	На голубых кораблях под красными и голубыми вымпелами стояли синие фигуры, люди в масках, люди с серебристыми лицами, с голубыми звездами вместо глаз, с лепными ушами из золота, отливающими металлом щеками и рубиновыми губами. Они стояли, скрестив руки на груди. Это были марсиане, и они преследовали его.
One, two, three. Sam counted.	Раз, два, три... Сэм считал.
The Martian ships closed in.	Марсианские корабли подошли вплотную к нему.
"Elma, Elma, I can't hold them all off!"	- Эльма, Эльма, я не отобьюсь от всех!
Elma did not speak or rise from where she had slumped.	Эльма не ответила, даже не пошевелилась.
Sam fired his gun eight times.	Сэм выстрелил восемь раз.

One of the sand ships fell apart, the sail, the emerald body, the bronze hull points, the moon-white tiller, and all the separate images in it.	Один песчаный корабль развалился на части, распались паруса, изумрудный корпус, его бронзовая оковка, лунно-белый руль и остальные образы.
The masked men, all of them, dug into the sand and separated out into orange and then smoke-flame.	Люди в масках, все до одного, упали с корабля, зарылись в песок, и над каждым из них вспыхнуло пламя, сначала оранжевое, потом подернутое копотью.
But the other ships closed in.	Но остальные корабли продолжали приближаться.
"I'm outnumbered, Elma!" he cried.	- Их слишком много, Эльма! - вскричал он.
"They'll kill me!"	- Они меня убьют!
He threw out the anchor.	Он выбросил якорь.
It was no use.	Без толку.
The sail fluttered down, folding unto itself, sighing.	Парус порхнул вниз, ложась в складки, вздыхая.
The ship stopped. The wind stopped. Travel stopped.	Корабль, ветер, движение - все остановилось.
Mars stood still as the majestic vessels of the Martians drew around and hesitated over him.	Казалось, весь Марс замер, когда величественные суда марсиан, окружив Сэма, вздыбились над ним.
"Earth man," a voice called from a high seat somewhere.	- Землянин, - воззвал голос откуда-то с высоты.
A silverine mask moved. Ruby-rimmed lips glittered with the words.	Одна из серебристых масок шевелилась, рубиновые губы поблескивали в такт словам.
"I didn't do anything!"	- Я ничего не сделал!
Sam looked at all the faces, one hundred in all, that surrounded him.	- Сэм смотрел на окружавшие его лица - их было не меньше ста.
There weren't many Martians left on Mars - one hundred, one hundred and fifty, all told.	На Марсе осталось очень мало марсиан - всего не больше ста - ста пятидесяти.
And most of them were here now, on the dead seas, in their resurrected ships, by their dead chess cities, one of which had just fallen like some fragile vase hit by a pebble.	И почти все они были здесь, на дне мертвого моря, на своих воскрешенных кораблях, возле вымерших шахматных городов, один из которых только что рассыпался осколками, как хрупкая ваза, пораженная камнем.
The silverine masks glinted.	Сверкали серебряные маски.
"It was all a mistake," he pleaded, standing out of his ship, his wife slumped behind him in the deeps of the hold, like a dead woman.	- Все это недоразумение, - взмолился он, привстав над бортом; жена его по-прежнему лежала замертво, свернувшись комочком, на дне корабля.
"I came to Mars like any honest enterprising businessman.	- Я прилетел на Марс как честный предприимчивый бизнесмен, таких здесь много.
I took some surplus material from a rocket that crashed and I built me the finest little stand you ever saw right there on that land by the crossroads - you know where it is.	Выстроил себе ларек из обломков разбившейся ракеты, ларек, сами видели, загляденье, на самом перекрестке, вы это местечко знаете.
You've got to admit it's a good job of building."	Сработано чисто, правда ведь?

Sam laughed, staring around.	- Сэм захихикал, переводя взгляд с одного лица на другое.
"And that Martian - I know he was a friend of yours -came.	- А тут, значит, появляется этот марсианин, я знаю- он ваш приятель.
His death was an accident, I assure you.	Я его нечаянно убил, уверяю вас, это несчастный случай.
All I wanted to do was have a hot-dog stand, the only one on Mars, the first and most important one.	Мне ничего не надо, я только хотел завести сосисочную, первую, единственную на Марсе, центральную, можно сказать.
You understand how it is?	Понимаете?
I was going to serve the best darned hot dogs there, with chili and onions and orange juice."	Подавать лучшие на всей планете горячие сосиски, черт возьми, с перцем и луком, и апельсиновый сок.
The silver masks did not move. They burned in the moonlight.	Серебряные маски неподвижно блестели в лунном свете.
Yellow eyes shone upon Sam.	Светились устремленные на Сэма желтые глаза.
He felt his stomach clench in, wither, become a rock.	Желудок его сжался в комок, в камень.
He threw his gun in the sand.	Он швырнул пистолет на песок.
"I give up."	- Сдаюсь.
"Pick up your gun," said the Martians in chorus.	- Поднимите свой пистолет, - хором сказали марсиане.
"What?"	- Что?
"Your gun."	- Ваш пистолет.
A jeweled hand waved from the prow of a blue ship.	- Над носом голубого корабля взлетела ажурная рука.
"Pick it up.	- Возьмите его.
Put it away."	Уберите.
Unbelieving he picked up the gun.	Он, все еще не веря, подобрал пистолет.
"Now," said the voice, "turn your ship and go back to your stand."	- А теперь, - продолжал голос, - разверните корабль и возвращайтесь к своему ларьку.
"Now?"	- Сейчас же?
"Now," said the voice.	- Сейчас же, - сказал голос.
"We will not harm you.	- Мы вам ничего дурного не сделаем.
You ran away before we were able to explain.	Вы обратились в бегство, прежде чем мы успели вам объяснить.
Come."	Следуйте за нами.
Now the great ships turned as lightly as moon thistles.	Огромные корабли развернулись легко, как лунные пушинки.

Their wing-sails flapped with a sound of soft applause on the air, The masks were coruscating, turning, firing the shadows.	Крылья-паруса тихо заплескались в воздухе, будто кто-то бил в ладони. Маски сверкали, поворачиваясь, холодным пламенем выжигали тени.
"Elma!"	- Эльма!
Sam tumbled into the ship.	- Сэм неуклюже взобрался на корабль.
"Get up, Elma.	- Поднимайся, Эльма.
We're going back."	Мы возвращаемся.
He was excited. He almost gibbered with relief.	- Он был так потрясен нежданным избавлением, что лепета его почти нельзя было понять.
"They aren't going to hurt me, kill me, Elma.	- Они мне ничего не сделают, не убьют меня, Эльма.
Get up, honey, get up."	Поднимайся, голубушка, вставай.
"What - what?"	- Что. Что?
Elma blinked around and slowly, as the ship was sent into the wind again, she helped herself, as in a dream, back up to a seat and slumped there like a sack of stones, saying no more.	- Эльма растерянно озиралась, и, пока их корабль разворачивался под ветер, она медленно, будто во сне, поднялась и тяжело, словно мешок с камнями, опустилась на сиденье, не сказав больше ни слова.
The sand slid under the ship.	Песок под кораблем убегал назад.
In half an hour they were back at the crossroads, the ships planted, all of them out of the ships.	Через полчаса они снова были у перекрестка, корабли ошвартовались и все сошли с кораблей.
The Leader stood before Sam and Elma, his mask beaten of polished bronze, the eyes only empty slits of endless blue-black, the mouth a slot out of which words drifted into the wind.	Перед Сэмом и Эльмой остановился Глава марсиан: маска вычеканена из полированной бронзы, глаза - бездонные черно-синие провалы, рот - прорезь, из которой плыли по ветру слова.
"Ready your stand," said the voice.	- Снаряжайте вашу лавку, - сказал голос.
A diamond-gloved hand waved.	В воздухе мелькнула рука в алмазной перчатке.
"Prepare the viands, prepare the foods, prepare the strange wines, for tonight is indeed a great night!"	- Готовьте яства, готовьте угощение, готовьте чужеземные вина, ибо нынешняя ночь - поистине великая ночь!
"You mean," said Sam, "you'll let me stay on here?"	- Стало быть, - заговорил Сэм, - вы разрешите мне остаться здесь?
"Yes."	- Да
"You're not mad at me?"	- Вы на меня не сердитесь?
The mask was rigid and carved and cold and sightless.	Маска была сурова и жестка, бесстрастна и слепа.
"Prepare your place of food," said the voice softly.	- Готовьте свое кормилище, - тихо сказал голос.
"And take this."	- И возьмите вот это.
"What is it?"	- Что это?

Sam blinked at the silver-foil scroll that was handed him, upon which, in hieroglyph, snake figures danced.	Сэм уставился на врученный ему свиток из тонкого серебряного листа, по поверхности которого извивались змейки иероглифов.
"It is the land grant to all of the territory from the silver mountains to the blue hills, from the dead salt sea there to the distant valleys of moonstone and emerald," said the Leader.	- Это дарственная на все земли от серебряных гор до голубых холмов, от мертвого моря до далеких долин, где лунный камень и изумруды, - сказал Глава.
"M-mine?" said Sam, incredulous.	- Все м-мое? - пробормотал Сэм, не веря своим ушам.
"Yours."	- Ваше.
"One hundred thousand miles of territory?"	- Сто тысяч квадратных миль?
"Yours."	- Ваши.
"Did you hear that, Elma?"	- Ты слышала, Эльма?
Elma was sitting on the ground, leaning against the aluminum hot-dog stand, eyes shut.	Эльма сидела на земле, прислонившись спиной к алюминиевой стене сосисочной; глаза ее были закрыты.
"But why, why - why are you giving me all this?" asked Sam, trying to look into the metal slots of the eyes.	- Но почему, с какой стати вы мне дарите все это?- спросил Сэм, пытаясь заглянуть в металлические прорези глаз.
"That is not all.	- Это не все.
Here."	Вот.
Six other scrolls were produced.	Еще шесть свитков.
The names were declared, the territories announced.	Вслух перечисляются названия, обозначения других земель.
"Why, that's half of Mars!	- Но это же половина Марса!
I own half of Mars!"	Я хозяин половины Марса!
Sam rattled the scrolls in his fists. He shook them at Elma, insane with laughing.	- Сэм стиснул гремучие свитки, тряс ими перед Эльмой, захлебываясь безумным смехом.
"Elma, did you hear?"	- Эльма, ты слышала?
"I heard," said Elma, looking at the sky.	- Слышала, - ответила Эльма, глядя на небо.
She seemed to be watching for something.	Казалось, она что-то разыскивает.
She was becoming a little more alert now.	Апатия мало-помалу оставляла ее.
"Thank you, oh, thank you," said Sam to the bronze mask.	- Спасибо, большое спасибо, - сказал Сэм бронзовой маске.
"Tonight is the night," said the mask.	- Это произойдет сегодня ночью, - ответила маска.
"You must be ready."	- Приготовьтесь.
"I will be.	- Ладно.
What it is - a surprise?	А что это будет - неожиданность какая-нибудь?
Are the rockets coming through earlier than we thought, a month earlier from Earth?	Ракеты с Земли прилетят раньше объявленного, за месяц до срока?

All ten thousand rockets, bringing the settlers, the miners, the workers and their wives, all hundred thousand of them?	Все десять тысяч ракет с поселенцами, с рудокопами, с рабочими и их женами, сто тысяч человек, как говорили?
Won't that be swell, Elma?	Вот здорово было бы, правда, Эльма?
You see, I told you. I told you, that town there won't always have just one thousand people in it.	Видишь, я тебе говорил, говорил, что в этом поселке одной тысячей жителей дело не ограничится.
There'll be fifty thousand more coming, and the month after that a hundred thousand more, and by the end of the year five million Earth Men.	Сюда прилетят еще пятьдесят тысяч, через месяц -еще сто тысяч, а всего к концу года - пять миллионов с Земли!
And me with the only hot-dog stand staked out on the busiest highway to the mines!"	И на самой оживленной магистрали, на пути к рудникам - единственная сосисочная, моя сосисочная!
The mask floated on the wind.	Маска парила на ветру.
"We leave you.	- Мы покидаем вас.
Prepare.	Приготовьтесь.
The land is yours."	Весь этот край остается вам.
In the blowing moonlight, like metal petals of some ancient flower, like blue plumes, like cobalt butterflies immense and quiet, the old ships turned and moved over the shifting sands, the masks beaming and glittering, until the last shine, the last blue color, was lost among the hills.	В летучем лунном свете древние корабли -металлические лепестки ископаемого цветка, голубые султаны, огромные и бесшумные кобальтовые бабочки - повернули и заскользили по зыбким пескам, и маски все лучились и сияли, пока последний отсвет, последний голубой блик не затерялся среди холмов.
"Elma, why did they do it?	- Эльма, почему они так поступили?
Why didn't they kill me?	Почему не убили меня?
Don't they know anything?	Неужто они ничего не знают?
What's wrong with them?	Что с ними стряслось?
Elma, do you understand?"	Эльма, ты что-нибудь понимаешь?
He shook her shoulder.	- Он потряс ее за плечо.
"I own half of Mars!"	- Половина Марса - моя!
She watched the night sky, waiting.	Она глядела на небо и ожидала чего-то.
"Come on," he said.	- Пошли, - сказал он.
"We've got to get the place fixed.	- Надо все приготовить.
All the hot dogs boiling, the buns warm, the chili cooking, the onions peeled and diced, the relish laid out, the napkins in the dips, the place spotless!	Кипятить сосиски, подогревать булочки, перечный соус варить, чистить и резать лук, приправы расставить, салфетки разложить в кольцах, и чтобы чистота была - ни единого пятнышка!
Hey!"	Эге-гей!
He did a little wild dance, kicking his heels.	- Он отбил коленце какого-то необузданного танца, высоко вскидывая пятки.

"Oh boy, I'm happy; yes, sir, I'm happy," he sang off key.	- Я счастлив, парень, счастлив, сэр, - запел он, фальшивя.
"This is my lucky day!"	- Сегодня мой счастливый день!
He boiled the hot dogs, cut the buns, sliced the onions in a frenzy.	Он работал, как одержимый: бросил в кипяток сосиски, разрезал булки вдоль, накрошил лук.
"Just think, that Martian said a surprise.	- Ты слышала, что сказал тот марсианин -неожиданность, говорит!
That can only mean one thing, Elma.	Тут только одно может быть, Эльма.
Those hundred thousand people coming in ahead of schedule, tonight, of all nights!	Эти сто тысяч человек прилетают раньше срока, сегодня ночью прилетают!
We'll be flooded!	Представляешь, какой у нас будет наплыв!
We'll work long hours for days, what with tourists riding around seeing things, Elma.	До поздней ночи будем работать, каждый день, а там ведь еще туристы нахлынут, Эльма!
Think of the money!"	Деньги-то, деньги какие!
He went out and looked at the sky.	Он вышел наружу и посмотрел на небо.
He didn't see anything.	Ничего не увидел.
"In a minute, maybe," he said, snuffing the cool air gratefully, arms up, beating his chest.	- С минуты на минуту, - произнес он, радостно вдохнув прохладный воздух, потянулся, ударил себя в грудь.
"Ah!"	- А-ах!
Elma said nothing.	Эльма молчала.
She peeled potatoes for French fries quietly, her eyes always on the sky.	Она чистила картофель для жарки и не сводила глаз с неба.
"Sam," she said half an hour later.	Прошло полчаса. - Сэм, - сказала она.
"There it is.	- Вон она.
Look."	Гляди.
He looked and saw it.	Он поглядел и увидел.
Earth.	Земля.
It rose full and green, like a fine-cut stone, above the hills.	Яркая, зеленая, будто камень лучшей огранки, над холмами взошла Земля.
"Good old Earth," he whispered lovingly.	- Старушка Земля, - с нежностью прошептал он.
"Good old wonderful Earth.	- Дорогая старушка Земля.
Send me your hungry and your starved.	Шли сюда, ко мне, своих голодных и изнуренных.
Something something - how does that poem go?	Э-э... как там в стихе говорится?
Send me your hungry, old Earth.	Шли ко мне своих голодных. Земля-старушка.
Here's Sam Parkhill, his hot dogs all boiled, his chili cooking, everything neat as a pin.	Сэм Паркхилл тут как тут, горячие сосиски готовы, соус варится, все блестит.
Come on, you Earth, send me your rocket!"	Давай, Земля, присылай ракеты!

He went out to look at his place.	Он отошел в сторонку полюбоваться своим детищем.
There it sat, perfect as a fresh-laid egg on the dead sea bottom, the only nucleus of light and warmth in hundreds of miles of lonely wasteland.	Вот она, сосисочная, как свеженькое яичко на дне мертвого моря, единственный на сотни миль бесплодной пустыни очаг света и тепла.
It was like a heart beating alone in a great dark body.	Точно сердце, одиноко бьющееся в исполинском черном теле.
He felt almost sorrowful with pride, gazing at it with wet eyes.	Он даже растрогался, и глаза увлажнились от гордости.
"It sure makes you humble," he said among the cooking odors of wieners, warm buns, rich butter.	- Тут поневоле смирением проникнешься, -произнес он, вдыхая запах кипящих сосисок, горячих булочек, сливочного масла.
"Step up," he invited the various stars in the sky.	- Подходите, - обратился он к звездам, -покупайте.
"Who'll be the first to buy?"	Кто первый?
"Sam," said Elma.	- Сэм, - сказала Эльма.
Earth changed in the black sky.	Земля в черном небе вдруг преобразилась.
It caught fire.	Она воспламенилась.
Part of it seemed to come apart in a million pieces, as if a gigantic jigsaw had exploded.	Часть ее диска вдруг распалась на миллионы частиц - будто рассыпалась огромная мозаика.
It burned with an unholy dripping glare for a minute, three times normal size, then dwindled.	С минуту Земля пылала жутким рваным пламенем, увеличившись в размерах раза в три, потом съежилась.
"What was that?"	- Что это было?
Sam looked at the green fire in the sky.	- Сэм глядел на зеленый огонь в небесах.
"Earth," said Elma, holding her hands together.	- Земля, - ответила Эльма, прижав руки к груди.
"That can't be Earth, that's not Earth!	- Какая же это Земля, это не может быть Земля!
No, that ain't Earth!	Нет-нет, не Земля!
It can't be."	Не может быть.
"You mean it couldn't be Earth," said Elma, looking at him.	- Ты хочешь сказать: не могла быть? - сказала Эльма, смотря на него.
"That just isn't Earth. No, that's not Earth; is that what you mean?"	- Теперь это уже не Земля, да, это больше не Земля - ты это хотел сказать?
"Not Earth - oh no, it couldn't be," he wailed.	- Не Земля, нет-нет, это была не она, - выл он.
He stood there, his hands at his sides, his mouth open, his eyes wide and dull, not moving.	Он стоял неподвижно, руки повисли как плети, рот открыт, тупо вытаращены глаза.
"Sam." She called his name.	- Сэм, - позвала она.
For the first time in days her eyes were bright.	Впервые за много дней ее глаза оживились.
"Sam?"	- Сэм!
He looked up at the sky.	Он смотрел вверх, на небо.

"Well," she said.	- Что ж, - сказала она.
She glanced around for a minute or so in silence. Then briskly she flapped a wet towel over her arm.	С минуту молча переводила взгляд с одного предмета на другой, потом решительно перекинула через руку влажное полотенце.
"Switch on more lights, turn up the music, open the doors, There'll be another batch of customers along in about a million years.	- Включай свет, больше света, заводи радиолу, раскрывай двери настежь! Жди новую партию посетителей - примерно через миллион лет.
Gotta be ready, yes, sir."	Да-да, сэр, чтобы все было готово.
Sam did not move.	Сэм не двигался.
"What a swell spot for a hot-dog stand," she said.	- Ах, какое бесподобное место для сосисочной!
She reached over and picked a toothpick out of a jar and put it between her front teeth.	- Она достала из стакана зубочистку и воткнула себе между передними зубами.
"Let you in on a little secret, Sam," she whispered, leaning toward him. "This looks like it's going to be an off season."	- Скажу тебе по секрету, Сэм, - прошептала она, наклоняясь к нему: - Похоже, начинается мертвый сезон...
November 2005: THE WATCHERS	Ноябрь 2005 Наблюдатели
They all came out and looked at the sky that night.	В тот вечер все вышли из своих домов и уставились на небо.
They left their suppers or their washing up or their dressing for the show and they came out upon their now-not-quite-as-new porches and watched the green star of Earth there.	Бросили ужин, посуду, сборы в кино, вышли на свои, теперь уже не такие новешенькие веранды и стали смотреть в упор на зеленую звезду Земли.
It was a move without conscious effort; they all did it, to help them understand the news they had heard on the radio a moment before.	Это было совсем непроизвольно; они поступили так, пытаясь осмыслить новость, которую только что принесло радио.
There was Earth and there the coming war, and there hundreds of thousands of mothers or grandmothers or fathers or brothers or aunts or uncles or cousins.	Вон она - Земля, где назревает война, и там сотни тысяч матерей, бабушек, отцов, братьев, тетушек, дядюшек, двоюродных сестер.
They stood on the porches and tried to believe in the existence of Earth, much as they had once tried to believe in the existence of Mars; it was a problem reversed.	Они стояли на верандах и заставляли себя поверить в существование Земли; это было почти так же трудно, как некогда поверить в существование Марса: прямо противоположная задача.
To all intents and purposes, Earth now was dead; they had been away from it for three or four years.	В общем-то Земля была для них все равно что мертвой. Они расстались с ней три или четыре года назад.
Space was an anesthetic; seventy million miles of space numbed you, put memory to sleep, depopulated Earth, erased the past, and allowed these people here to go on with their work.	Расстояние обезболивало душу, семьдесят миллионов миль глушили чувства, усыпляли память, делали Землю безлюдной, стирали прошлое и позволяли этим людям трудиться здесь, ни о чем не думая.
But now, tonight, the dead were risen, Earth was reinhabited, memory awoke, a million names were spoken: What was so-and-so doing tonight on Earth?	Но сегодня вечером умершие восстали. Земля вновь стала обитаемой, память пробудилась и они называли множество имен.
What about this one and that one?	Что делает сейчас такой-то, такая-то? Как там имярек?

The people on the porches glanced sidewise at each other's faces.	Люди стояли на своих верандах и поглядывали друг на друга.
At nine o'clock Earth seemed to explode, catch fire, and burn.	В девять часов Земля как будто взорвалась и вспыхнула.
The people on the porches put up their hands as if to beat the fire out.	Люди на верандах вскинули вверх руки, точно хотели загасить пламя.
They waited.	Они ждали.
By midnight the fire was extinguished.	К полуночи пожар потух.
Earth was still there.	Земля осталась на своем месте.
There was a sigh, like an autumn wind, from the porches.	И по верандам осенним ветерком пронесся вздох.
"We haven't heard from Harry for a long time."	- Давненько мы ничего не слышали от Гарри.
"He's all right."	- А что ему делается.
"We should send a message to Mother."	- Надо бы послать весточку маме.
"She's all right."	- Она жива-здорова.
"Is she?"	- Ты уверен?
"Now, don't worry."	- Ладно, ты только не тревожься.
"Will she be all right, do you think?"	- Думаешь, с ней ничего не приключилось?
"Of course, of course; now come to bed."	- Конечно же, пошли-ка спать.
But nobody moved.	Но никто не уходил.
Late dinners were carried out onto the night lawns and set upon collapsible tables, and they picked at these slowly until two o'clock and the light-radio message flashed from Earth.	На ночные газоны вынесли остывший ужин, накрыли складные столы, и люди вяло ковыряли пищу вилками до двух часов ночи, когда с Земли долетело послание светового радио.
They could read the great Morse-code flashes which flickered like a distant firefly:	Словно далекие светлячки, мерцали мощные вспышки морзянки, и они читали:
AUSTRALIAN CONTINENT ATOMIZED IN PREMATURE	АВСТРАЛИЙСКИЙ МАТЕРИК ОБРАЩЕН В ПЫЛЬ НЕПРЕДВИДЕННЫМ ВЗРЫВОМ АТОМНОГО СКЛАДА.
EXPLOSION OF ATOMIC STOCKPILE. LOS ANGELES,	ЛОС АНДЖЕЛЕС, ЛОНДОН ПОДВЕРГНУТЫ БОМБАРДИРОВКЕ.
LONDON BOMBED. WAR. COME HOME. COME HOME. COME HOME.	ВОЙНА. ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ДОМОЙ. ДОМОЙ. ДОМОЙ.
They stood up from their tables.	Они поднялись из-за столов.
COME HOME. COME HOME. COME HOME.	ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ДОМОЙ. ДОМОЙ, ДОМОЙ.
"Have you heard from your brother Ted this year?"	- Ты в этом году получал что-нибудь от своего брата Теда?
"You know. With mail rates five bucks a letter to Earth, I don't write much."	- Будто не знаешь: послать письмо на Землю стоит пять монет. Не очень-то распишешься.
COME HOME.	ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ДОМОЙ.

"I've been wondering about Jane; you remember Jane, my kid sister?"	- Меня что-то Джейн беспокоит - помнишь Джейн, мою младшую сестричку?
COME HOME.	ДОМОЙ.
At three in the chilly morning the luggage-store proprietor glanced up.	В три часа, когда занималось зябкое утро, владелец магазина "Дорожные товары" вскинул голову.
A lot of people were coming down the street.	По улице шла целая толпа людей.
"Stayed open late on purpose.	- А я умышленно не закрывал.
What'll it be, mister?"	Что возьмете, мистер?
By dawn the luggage was gone from his shelves.	К рассвету все полки магазина опустели.
December 2005: THE SILENT TOWNS	Декабрь 2005 Безмолвные города
There was a little white silent town on the edge of the dead Martian sea.	На краю мертвого марсианского моря раскинулся безмолвный белый городок.
The town was empty.	Он был пуст.
No one moved in it.	Ни малейшего движения на улицах.
Lonely lights burned in the stores all day.	Днем и ночью в универмагах одиноко горели огни.
The shop doors were wide, as if people had run off without using their keys.	Двери лавок открыты настежь, точно люди обратились в бегство, позабыв о ключах.
Magazines, brought from Earth on the silver rocket a month before, fluttered, untouched, burning brown, on wire racks fronting the silent drugstores.	На проволочных рейках у входов в немые закусочные нечитанные, порыжевшие от солнца, шелестели журналы, доставленные месяц назад серебристой ракетой с Земли.
The town was dead.	Городок был мертв.
Its beds were empty and cold.	Постели в нем пусты и холодны.
The only sound was the power hum of electric lines and dynamos, still alive, all by themselves.	Единственный звук - жужжание тока в электропроводах и динамо-машинах, которые все еще жили сами по себе.
Water ran in forgotten bathtubs, poured out into living rooms, onto porches, and down through little garden plots to feed neglected flowers.	Вода переполняла забытые ванны, текла в жилые комнаты, на веранды, в маленькие сады, питая заброшенные цветы.
In the dark theaters, gum under the many seats began to harden with tooth impressions still in it.	В темных зрительных залах затвердела прилепленная снизу к многочисленным сиденьям жевательная резинка, еще хранящая отпечатки зубов.
Across town was a rocket port.	За городом был космодром.
You could still smell the hard, scorched smell where the last rocket blasted off when it went back to Earth.	Едкий паленый запах до сих пор стоял там, откуда взлетела курсом на Землю последняя ракета.
If you dropped a dime in the telescope and pointed it at Earth, perhaps you could see the big war happening there.	Если опустить монетку в телескоп и навести его на Землю, можно, пожалуй, увидеть бушующую там большую войну.
Perhaps you could see New York explode.	Увидеть, скажем, как взрывается Нью-Йорк.

Maybe London could be seen, covered with a new kind of fog.	А то и рассмотреть Лондон, окутанный туманом нового рода.
Perhaps then it might be understood why this small Martian town is abandoned.	И, может быть, тогда станет понятным, почему покинут этот марсианский городок.
How quick was the evacuation?	Быстро ли проходила эвакуация?
Walk in any store, bang the NO SALE key.	Войдите в любой магазин, нажмите на клавиши кассы.
Cash drawers jump out, all bright and jingly with coins.	И ящичек выскочит, сверкая и бренча монетами.
That war on Earth must be very bad...	Да, должно быть, плохо дело на Земле...
Along the empty avenues of this town, now whistling softly, kicking a tin can ahead of him in deepest concentration, came a tall, thin man.	По пустынным улицам городка, негромко посвистывая, сосредоточенно гоня перед собой ногами пустую банку, шел высокий худой человек.
His eyes glowed with a dark, quiet look of loneliness. He moved his bony hands in his pockets, which were tinkling with new dimes.	Угрюмый, спокойный взгляд его глаз отражал всю степень его одиночества Он сунул костистые руки в карманы, где бренчали новенькие монеты.
Occasionally he tossed a dime to the ground. He laughed temperately, doing this, and walked on, sprinkling bright dimes everywhere.	Нечаянно уронил монетку на асфальт, усмехнулся и пошел дальше, кропя улицы блестящими монетами...
His name was Walter Gripp.	Его звали Уолтер Грипп.
He had a placer mine and a remote shack far up in the blue Martian hills and he walked to town once every two weeks to see if he could marry a quiet and intelligent woman.	У него был золотой прииск и уединенная лачуга далеко в голубых марсианских горах, и раз в две недели он отправлялся в город поискать себе в жены спокойную, разумную женщину.
Over the years he had always returned to his shack, alone and disappointed.	Так было не первый год, и всякий раз он возвращался в свою лачугу разочарованный и по-прежнему одинокий.
A week ago, arriving in town, he had found it this way!	А неделю назад, придя в город, застал вот такую картину!
That day he had been so surprised that he rushed to a delicatessen, flung wide a case, and ordered a triple-decker beef sandwich.	Он был настолько ошеломлен в тот день, что заскочил в первую попавшуюся закусочную и заказал себе тройной сэндвич с мясом.
"Coming up!" he cried, a towel on his arm.	- Будет сделано! - крикнул он.
He flourished meats and bread baked the day before, dusted a table, invited himself to sit, and ate until he had to go find a soda fountain, where he ordered a bicarbonate.	Он расставил на стойке закуски и испеченный накануне хлеб, смахнул пыль со стола, предложил самому себе сесть и ел, пока не ощутил потребность отыскать сатуратор и заказать содовой.
The druggist, being one Walter Gripp, was astoundingly polite and fizzed one right up for him!	Владелец, некто Уолтер Грипп, оказался на диво учтивым и мигом налил ему шипучий напиток!
He stuffed his jeans with money, all he could find.	Он набил карманы джинсов деньгами, какие только ему подворачивались.

He loaded a boy's wagon with ten-dollar bills and ran lickety-split through town.	Нагрузил тележку десятидолларовыми бумажками и побежал, обуреваемый вожделениями, по городу.
Reaching the suburbs, he suddenly realized how shamefully silly he was.	Уже на окраине он внезапно уразумел, до чего постыдно и глупо себя ведет.
He didn't need money.	На что ему деньги!
He rode the ten-dollar bills back to where he'd found them, counted a dollar from his own wallet to pay for the sandwiches, dropped it in the delicatessen till, and added a quarter tip.	Он отвез десятидолларовые бумажки туда, где взял их, вынул из собственного бумажника один доллар, опустил его в кассу закусочной за сэндвичи и добавил четвертак на чай.
That night he enjoyed a hot Turkish bath, a succulent filet carpeted with delicate mushrooms, imported dry sherry, and strawberries in wine.	Вечером он насладился жаркой турецкой баней, сочным филе и изысканным грибным соусом, импортным сухим хересом и клубникой в вине.
He fitted himself for a new blue flannel suit, and a rich gray Homburg which balanced oddly atop his gaunt head.	Подобрал себе новый синий фланелевый костюм и роскошную серую шляпу, которая потешно болталась на макушке его длинной головы.
He slid money into a juke box which played "That Old Gang of Mine."	Он сунул монетку в автомат-радиолу, которая заиграла "Нашу старую шайку".
He dropped nickels in twenty boxes all over town.	Насовал пятаков в двадцать автоматов по всему городу.
The lonely streets and the night were full of the sad music of "That Old Gang of Mine" as he walked, tall and thin and alone, his new shoes clumping softly, his cold hands in his pockets.	Печальные звуки "Нашей старой шайки" заполнили ночь и пустынные улицы, а он шел все дальше, высокий, худой, одинокий, мягко ступая новыми ботинками, грея в карманах озябшие руки.
But that was a week past.	С тех пор прошла неделя.
He slept in a good house on Mars Avenue, rose mornings at nine, bathed, and idled to town for ham and eggs.	Он спал в отличном доме на Марс-Авеню, утром вставал в девять, принимал ванну и лениво брел в город позавтракать яйцами с ветчиной.
No morning passed that he didn't freeze a ton of meats, vegetables, and lemon cream pies, enough to last ten years, until the rockets came back from Earth, if they ever came.	Что ни утро, он заряжал очередной холодильник тонной мяса, овощей, пирогов с лимонным кремом, запасая себе продукты лет на десять, пока не вернутся с Земли Ракеты. Если они вообще вернутся.
Now, tonight, he drifted up and down, seeing the wax women in every colorful shop window, pink and beautiful.	А сегодня вечером он слонялся взад-вперед, рассматривая восковых женщин в красочных витринах - розовых, красивых.
For the first time he knew how dead the town was.	И впервые ощутил, до чего же мертв город.
He drew a glass of beer and sobbed gently.	Выпил кружку пива и тихонько заскулил.
"Why," he said,	- Черт возьми, - сказал он.
"I'm all alone."	- Я же совсем один.
He entered the Elite Theater to show himself a film, to distract his mind from his isolation.	Он зашел в кинотеатр "Элит", хотел показать себе фильм, чтобы отвлечься от мыслей об одиночестве.

The theater was hollow, empty, like a tomb with phantoms crawling gray and black on the vast screen.	В зале было пусто и глухо, как в склепе, по огромному экрану ползли серые и черные призраки.
Shivering, he hurried from the haunted place.	Его бросило в дрожь, и он ринулся прочь из этого логова нечистой силы.
Having decided to return home, he was striking down the middle of a side street, almost running, when he heard the phone.	Решив вернуться домой, он быстро шел, почти бежал по мостовой тихого переулка, когда услышал телефонный звонок.
He listened.	Он прислушался.
"Phone ringing in someone's house."	"Где-то звонит телефон".
He proceeded briskly.	Он продолжал идти вперед.
"Someone should answer that phone," he mused.	"Сейчас кто-нибудь возьмет трубку", - лениво подумалось ему.
He sat on a curb to pick a rock from his shoe, idly.	Он сел на край тротуара и принялся не спеша вытряхивать камешек из ботинка.
"Someone!" he screamed, leaping.	И вдруг крикнул, вскакивая на ноги: -Кто-нибудь!
"Me! Good lord, what's wrong with me!" he shrieked.	Силы небесные, да что это я!
He whirled.	Он лихорадочно озирался.
Which house?	В каком доме?
That one!	Вон в том!
He raced over the lawn, up the steps, into the house, down a dark hall.	Ринулся через газон, вверх по ступенькам, в дом, в темный холл.
He yanked up the receiver.	Сорвал с рычага трубку.
"Hello!" he cried.	- Алло! - крикнул он.
Buzzzzzzzzz.	Ззззззззззззз.
"Hello, hello!"	- Алло, алло!
They had hung up.	Уже повесили.
"Hello!" he shouted, and banged the phone.	- Алло! - заорал он и стукнул по аппарату.
"You stupid idiot!" he cried to himself.	- Идиот проклятый! - выругал он себя.
"Sitting on that curb, you fool!	- Рассиживал себе на тротуаре, дубина!
Oh, you damned and awful fool!"	Чертов болван, тупица!
He squeezed the phone. "Come on, ring again!	- Он стиснул руками телефонный аппарат - Ну, позвони еще раз.
Come on!"	Ну же!
He had never thought there might be others left on Mars.	До сих пор ему и в голову не приходило, что на Maрсе мог остаться кто-то еще, кроме него.
In the entire week he had seen no one.	За всю прошедшую неделю он не видел ни одного человека.

He had figured that all other towns were as empty as this one.	Он решил, что все остальные города так же безлюдны, как этот.
Now, staring at this terrible little black phone, he trembled.	Теперь он, дрожа от волнения, глядел на несносный черный ящичек.
Interlocking dial systems connected every town on Mars.	Автоматическая телефонная сеть соединяет между собой все города Марса.
From which of thirty cities had the call come?	Их тридцать - из которого звонили?
He didn't know.	Он не знал.
He waited.	Он ждал.
He wandered to the strange kitchen, thawed some iced huckleberries, ate them disconsolately.	Прошел на чужую кухню, оттаял замороженную клубнику, уныло съел ее.
"There wasn't anyone on the other end of that call," he murmured.	- Да там никого и не было, - пробурчал он.
"Maybe a pole blew down somewhere and the phone rang by itself."	- Наверно, ветер где-то повалил телефонный столб и нечаянно получился контакт.
But hadn't he heard a click, which meant someone had hung up far away?	Но ведь он слышал щелчок, точно кто-то на том конце повесил трубку?
He stood in the hall the rest of the night.	Всю ночь Уолтер Грипп провел в холле.
"Not because of the phone," he told himself.	- И вовсе не из-за телефона, - уверял он себя.
"I just haven't anything else to do."	- Просто мне больше нечего делать.
He listened to his watch tick.	Он прислушался к тиканью своих часов.
"She won't phone back," he said.	- Она не позвонит больше, - сказал он.
"She won't ever call a number that didn't answer.	- Ни за что не станет снова набирать номер, который не ответил.
She's probably dialing other houses in town right now!	Наверно, в эту самую минуту обзванивает другие дома в городе!
And here I sit - Wait a minute!" He laughed.	А я сижу здесь... Постой! - он усмехнулся.
"Why do I keep saying "she"?"	- Почему я говорю "она"?
He blinked.	Он растерянно заморгал.
"It could as easily be a "he," couldn't it?"	- С таким же успехом это мог быть и "он", верно?
His heart slowed.	Сердце угомонилось.
He felt very cold and hollow.	Холодно и пусто, очень пусто.
He wanted very much for it to be a "she."	Ему так хотелось, чтобы это была "она".
He walked out of the house and stood in the center of the early, dim morning street.	Он вышел из дому и остановился посреди улицы, лежавшей в тусклом свете раннего утра.
He listened.	Прислушался.
Not a sound.	Ни звука.
No birds.	Ни одной птицы.
No cars.	Ни одной автомашины.

Only his heart beating.	Только сердца стук.
Beat and pause and beat again.	Толчок - перерыв - толчок.
His face ached with strain.	Мышцы лица свело от напряжения.
The wind blew gently, oh so gently, flapping his coat.	А ветер, такой нежный, такой ласковый, тихонько трепал полы его пиджака.
"Sh," he whispered.	- Тсс, - прошептал он.
"Listen."	- Слушай!
He swayed in a slow cirde, turning his head from one silent house to another.	Он медленно поворачивался, переводя взгляд с одного безмолвного дома на другой.
She'll phone more and more numbers, he thought.	Она будет набирать номер за номером, думал он.
It must be a woman.	Это должна быть женщина.
Why?	Почему?
Only a woman would call and call.	Только женщина станет перебирать все номера.
A man wouldn't.	Мужчина не станет.
A man's independent.	Мужчина самостоятельнее.
Did I phone anyone?	Разве я звонил кому-нибудь?
No!	Нет!
Never thought of it.	Даже в голову не приходило.
It must be a woman.	Это должна быть женщина.
It has to be, by God!	Непременно должна, видит бог!
Listen.	Слушай.
Far away, under the stars, a phone rang.	Вдалеке, где-то под звездами, зазвонил телефон.
He ran.	Он побежал.
He stopped to listen.	Остановился послушать.
The ringing, soft.	Тихий звон.
He ran a few more steps.	Еще несколько шагов.
Louder.	Громче.
He raced down an alley.	Он свернул и помчался вдоль аллеи.
Louder still!	Еще громче!
He passed six houses, six more.	Миновал шесть домов, еще шесть!
Much louder!	Совсем громко!
He chose a house and its door was locked.	Вот этот? Дверь была заперта.
The phone rang inside.	Внутри звонил телефон.
"Damn you!"	- А, черт!
He jerked the doorknob.	- Он дергал дверную ручку.
The phone screamed.	Телефон надрывался.

He heaved a porch chair through a parlor window, leaped in after it.	Он схватил на веранде кресло, обрушил его на окно гостиной и прыгнул в пролом.
Before he even touched the phone, it was silent.	Прежде чем он успел взяться за трубку, телефон смолк.
He stalked through the house then and broke mirrors, tore down drapes, and kicked in the kitchen stove.	Он пошел из комнаты в комнату, бил зеркала, срывал портьеры, сшиб ногой кухонную плиту.
Finally, exhausted, he picked up the thin directory which listed every phone on Mars.	Вконец обессилев, он подобрал с пола тонкую телефонную книгу, в которой значились все абоненты на Марсе.
Fifty thousand names.	Пятьдесят тысяч фамилий.
He started with number one.	Начал с первой фамилии.
Amelia Ames. He dialed her number in New Chicago, one hundred miles over the dead sea.	Амелия Амз Нью-Чикаго, за сто миль, по ту сторону мертвого моря. Он набрал ее номер.
No answer.	Нет ответа.
Number two lived in New New York, five thousand miles across the blue mountains.	Второй абонент жил в Нью-Йорке, за голубыми горами, пять тысяч миль.
No answer.	Нет ответа.
He called three, four, five, six, seven, eight, his fingers jerking, unable to grip the receiver.	Третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой, восьмой: дрожащие пальцы с трудом удерживали трубку.
A woman's voice answered,	Женский голос ответил:
"Hello?"	- Алло?
Walter cried back at her,	Уолтер закричал в ответ:
"Hello, oh lord, hello!"	- Алло, господи, алло!
"This is a recording," recited the woman's voice.	- Это запись, - декламировал женский голос.
"Miss Helen Arasumian is not home.	- Мисс Элен Аразумян нет дома.
Will you leave a message on the wire spool so she may call you when she returns?	Скажите, что вам нужно будет записано на проволоку, чтобы она могла позвонить вам, когда вернется.
Hello?	Алло?
This is a recording.	Это запись.
Miss Arasumian is not home.	Мисс Аразумян нет дома.
Will you leave a message - "	Скажите, что вам нужно...
He hung up.	Он повесил трубку.
He sat with his mouth twitching.	Его губы дергались.
On second thought he redialed that number.	Подумав, он набрал номер снова.
"When Miss Helen Arasumian comes home," he said, "tell her to go to hell."	- Когда мисс Элен Аразумян вернется домой, -сказал он, - передайте ей, чтобы катилась к черту.

He phoned Mars Junction, New Boston, Arcadia, and Roosevelt City exchanges, theorizing that they would be logical places for persons to dial from; after that he contacted local city halls and other public institutions in each town.	Он позвонил на центральный коммутатор Марса, на телефонные станции Нью-Бостона, Аркадии и Рузвельт Сити, рассудив, что там скорее всего можно застать людей, пытающихся куда-нибудь дозвониться, потом вызвал ратуши и другие официальные учреждения в каждом городе.
He phoned the best hotels.	Обзвонил лучшие отели.
Leave it to a woman to put herself up in luxury.	Какая женщина устоит против искушения пожить в роскоши!
Suddenly he stopped, clapped his hands sharply together, and laughed.	Вдруг он громко хлопнул в ладоши и рассмеялся.
Of course!	Ну, конечно же!
He checked the directory and dialed a long-distance call through to the biggest beauty parlor in New Texas City.	Сверился с телефонной книгой и набрал через междугородную номер крупнейшего косметического салона в Нью-Тексас-Сити.
If ever there was a place where a woman would putter around, patting mud packs on her face and sitting under a drier, it would be a velvet-soft, diamond-gem beauty parlor!	Где же еще искать женщину, если не в обитом бархатом, роскошном косметическом салоне, где она может метаться от зеркала к зеркалу, лепить на лицо всякие мази, сидеть под электросушилкой!
The phone rang.	Долгий гудок.
Someone at the other end lifted the receiver.	Кто-то на том конце провода взял трубку.
A woman's voice said,	Женский голос сказал:
"Hello?"	- Алло!
"If this is a recording," announced Walter Gripp, "I'll come over and blow the place up."	- Если это запись, - отчеканил Уолтер Грипп, - я приеду и взорву к чертям ваше заведение.
"This isn't a record," said the woman's voice. "Hello!	- Это не запись, - ответил женский голос - Алло!
Oh, hello, there is someone alive!	Алло, неужели тут есть живой человек!
Where are you?"	Где вы?
She gave a delighted scream.	Она радостно взвизгнула.
Walter almost collapsed.	Уолтер чуть не упал со стула.
"You!"	- Алло!..
He stood up jerkily, eyes wild.	- Он вскочил на ноги, сверкая глазами.
"Good lord, what luck, what's your name?"	- Боже мой, какое счастье, как вас звать?
"Genevieve Selsor!"	- Женевьева Селзор!
She wept into the receiver.	- Она плакала в трубку.
"Oh, I'm so glad to hear from you, whoever you are!"	- О, господи, я так рада, что слышу ваш голос, кто бы вы ни были!
"Walter Gripp!"	- Я Уолтер Грипп!
"Walter, hello, Walter!"	- Уолтер, здравствуйте, Уолтер!
"Hello, Genevieve!"	- Здравствуйте, Женевьева!

"Walter.	- Уолтер.
It's such a nice name.	Какое чудесное имя.
Walter, Walter!"	Уолтер, Уолтер!
"Thank you."	- Спасибо.
"Walter, where are you?"	- Но где же вы, Уолтер?
Her voice was so kind and sweet and fine. He held the phone tight to his ear so she could whisper sweetly into it.	Какой милый, ласковый, нежный голос... Он прижал трубку поплотнее к уху, чтобы она могла шептать ласковые слова.
He felt his feet drift off the floor. His cheeks burned.	У него подкашивались ноги Горели щеки.
"I'm in Marlin Village," he said. "I - "	Я в Мерлин-Вилледж, - сказал он - Я...
Buzz.	Зззз.
"Hello?" he said.	- Алло? - оторопел он.
Buzz.	Зззз.
He jiggled the hook.	Он постучал по рычагу.
Nothing.	Ничего.
Somewhere a wind had blown down a pole.	Где-то ветер свалил столб.
As quickly as she had come, Genevieve Selsor was gone.	Женевьева Селзор пропала так же внезапно, как появилась.
He dialed, but the line was dead.	Он набрал номер, но аппарат был нем.
"I know where she is, anyway."	- Ничего, теперь я знаю, где она.
He ran out of the house.	Он выбежал из дома.
The sun was rising as he backed a bettle-car from the stranger's garage, filled its backseat with food from the house, and set out at eighty miles an hour down the highway, heading for New Texas City.	В лучах восходящего солнца он задним ходом вывел из чужого гаража спортивную машину, загрузил заднее сиденье взятыми в доме продуктами и со скоростью восьмидесяти миль в час помчался по шоссе в Нью-Тексас-Сити.
A thousand miles, he thought.	Тысяча миль, подумал он.
Genevieve Selsor, sit tight, you'll hear from me!	Терпи, Женевьева Селзор, я не заставлю тебя долго ждать!
He honked his horn on every turn out of town.	Выезжая из города, он лихо сигналил на каждом углу.
At sunset, after an impossible day of driving, he pulled to the roadside, kicked off his tight shoes, laid himself out in the seat, and slid the gray Homburg over his weary eyes.	На закате, после дня немыслимой гонки, он свернул к обочине, сбросил тесные ботинки, вытянулся на сиденье и надвинул свою роскошную шляпу на утомленные глаза.
His breathing became slow and regular.	Его дыхание стало медленным, ровным.
The wind blew and the stars shone gently upon him in the new dusk.	В сумраке над ним летел ветер, ласково сияли звезды.
The Martian mountains lay all around, millions of years old.	Кругом высились древние-древние марсианские горы.

Starlight glittered on the spires of a little Martian town, no bigger than a game of chess, in the blue hills.	Свет звезд мерцал на шпилях марсианского городка, который шахматными фигурками прилепился к голубым склонам.
He lay in the half-place between awakeness and dreams.	Он лежал, витая где-то между сном и явью.
He whispered. Genevieve.	Он шептал: Женевьева.
Oh, Genevieve, sweet Genevieve, he sang softly, the years may come, the years may go.	Потом тихо запел. "О Женевьева, дорогая, -пускай бежит за годом год.
But Genevieve, sweet Genevieve... . There was a warmth in him.	Но, дорогая Женевьева..." На душе было тепло.
He heard her quiet sweet cool voice singing.	В ушах звучал ее тихий, нежный, ровный голос:
Hello, oh, hello, Walter!	"Алло, о, алло, Уолтер!
This is no record.	Это не запись.
Where are you, Walter, where are you?	Где ты, Уолтер, где ты?"
He sighed, putting up a hand to touch her in the moonlight.	Он вздохнул, протянул руку навстречу лунному свету - прикоснуться к ней.
Long dark hair shaking in the wind; beautiful, it was.	Ветер развевал длинные черные волосы, чудные волосы.
And her lips like red peppermints.	А губы - как красные мятные лепешки.
And her cheeks like fresh-cut wet roses.	И щеки, как только что срезанные влажные розы.
And her body like a clear vaporous mist, while her soft cool sweet voice crooned to him once more the words to the old sad song, Oh, Genevieve, sweet Genevieve, the years may come, the years may go...	И тело будто легкий светлый туман, а мягкий, ровный, нежный голос напевает ему слова старинной печальной песенки: "О Женевьева, дорогая - пускай бежит за годом год..."
He slept.	Он уснул.
He reached New Texas City at midnight.	Он добрался до Нью-Тексас-Сити в полночь.
He halted before the Deluxe Beauty Salon, yelling.	Остановил машину перед косметическим салоном "Делюкс" и лихо гикнул.
He expected her to rush out, all perfume, all laughter.	Вот сейчас она выбежит в облаке духов, вся лучась смехом.
Nothing happened.	Ничего подобного не произошло.
"She's asleep."	- Уснула.
He walked to the door.	- Он пошел к двери.
"Here I am!" he called.	- Я уже тут! - крикнул он.
"Hello, Genevieve!"	- Алло, Женевьева!
The town lay in double moonlit silence.	Безмолвный город был озарен двоящимся светом лун.
Somewhere a wind flapped a canvas awning.	Где-то ветер хлопал брезентовым навесом.
He swung the glass door wide and stepped in.	Он распахнул стеклянную дверь и вошел.
"Hey!"	- Эгей!

He laughed uneasily.	- Он смущенно рассмеялся.
"Don't hide!	- Не прячься!
I know you're here!"	Я знаю, что ты здесь!
He searched every booth.	Он обыскал все кабинки.
He found a tiny handkerchief on the floor.	Нашел на полу крохотный платок.
It smelled so good he almost lost his balance.	Запах был такой дивный, что его зашатало.
"Genevieve," he said.	- Женевьева, - произнес он.
He drove the car through the empty streets but saw nothing.	Он погнал машину по пустым улицам, но никого не увидел.
"If this is a practical joke..."	- Если ты вздумала подшутить...
He slowed the car.	Он сбавил ход.
"Wait a minute. We were cut off.	- Постой-ка, нас же разъединили.
Maybe she drove to Marlin Village while I was driving here!	Может, она поехала в Мерлин-Вилледж, пока я ехал сюда?!
She probably took the old Sea Road. We missed each other during the day.	Свернула, наверно, на древнюю Морскую дорогу, и мы разминулись днем.
How'd she know I'd come get her?	Откуда ей было знать, что я приеду сюда?
I didn't say I would.	Я же ей не сказал.
And she was so afraid when the phone died that she rushed to Marlin Village to find me!	Когда телефон замолчал, она так перепугалась, что бросилась в Мерлин-Вилледж искать меня!
And here I am, by God, what a fool I am!"	А я здесь торчу, силы небесные, какой же я идиот!
Giving the horn a blow, he shot out of town.	Он нажал клаксон и пулей вылетел из города.
He drove all night.	Он гнал всю ночь.
He thought, What if she isn't in Marlin Village waiting, when I arrive?	И думал: "Что если я не застану ее в Мерлин-Вилледж?"
He wouldn't think of that.	Вон из головы эту мысль.
She must be there.	Она должна быть там.
And he would run up and hold her and perhaps even kiss her, once, on the lips.	Он подбежит к ней и обнимет ее, может быть, даже поцелует - один раз - в губы.
Genevieve, sweet Genevieve, he whistled, stepping it up to one hundred miles an hour.	"Женевьева, дорогая", - насвистывал он, выжимая педалью сто миль в час.
Marlin Village was quiet at dawn.	В Мерлин-Вилледж было по-утреннему тихо.
Yellow lights were still burning in several stores, and a juke box that had played steadily for one hundred hours finally, with a crackle of electricity, ceased, making the silence complete.	В магазинах еще горели желтые огни; автомат, который играл сто часов без перерыва, наконец щелкнул электрическим контактом и смолк; безмолвие стало полным.
The sun warmed the streets and warmed the cold and vacant sky.	Солнце начало согревать улицы и холодное безучастное небо.

Walter turned down Main Street, the car lights still on, honking the horn a double toot, six times at one corner, six times at another.	Уолтер свернул на Мейн-стрит, не выключая фар, усиленно гудя клаксоном, по шесть раз на каждом углу.
He peered at the store names.	Глаза впивались в вывески магазинов.
His face was white and tired, and his hands slid on the sweaty steering wheel.	Лицо было бледное, усталое, руки скользили по мокрой от пота баранке.
"Genevieve!" he called in the empty street.	- Женевьева! - взывал он к пустынной улице.
The door to a beauty salon opened.	Отворилась дверь косметического салона.
"Genevieve!"	- Женевьева!
He stopped the car.	- Он остановил машину и побежал через улицу.
Genevieve Selsor stood in the open door of the salon as he ran across the street.	Женевьева Селзор стояла в дверях салона.
A box of cream chocolates lay open in her arms.	В руках у нее была раскрытая коробка шоколадных конфет.
Her fingers, cuddling it, were plump and pallid.	Коробку стискивали пухлые, белые пальцы.
Her face, as he stepped into the light, was round and thick, and her eyes were like two immense eggs stuck into a white mess of bread dough.	Лицо - он увидел его, войдя в полосу света, - было круглое и толстое, глаза - два огромных яйца, воткнутых в бесформенный ком теста.
Her legs were as big around as the stumps of trees, and she moved with an ungainly shuffle.	Ноги - толстые, как колоды, походка тяжелая, шаркающая.
Her hair was an indiscriminate shade of brown that had been made and remade, it appeared, as a nest for birds.	Волосы - неопределенного бурого оттенка, тщательно уложенные в виде птичьего гнезда.
She had no lips at all and compensated this by stenciling on a large red, greasy mouth that now popped open in delight, now shut in sudden alarm.	Губ не было вовсе, их заменял нарисованный через трафарет жирный красный рот, который то восхищенно раскрывался, то испуганно захлопывался.
She had plucked her brows to thin antenna lines.	Брови она выщипала, оставив две тонкие ниточки.
Walter stopped.	Уолтер замер.
His smile dissolved.	Улыбка сошла с его лица.
He stood looking at her.	Он стоял и глядел.
She dropped her candy box to the sidewalk.	Она уронила конфеты на тротуар.
"Are you - Genevieve Selsor?"	- Вы Женевьева Селзор?
His ears rang.	- У него звенело в ушах.
"Are you Walter Griff?" she asked.	- Вы Уолтер Грифф? - спросила она.
"Gripp."	- Грипп.
"Gripp," she corrected herself.	- Грипп, - поправилась она.
"How do you do," he said with a restrained voice.	- Здравствуйте, - выдавил он из себя.
"How do you do."	- Здравствуйте.
She shook his hand.	- Она пожала его руку.

Her fingers were sticky with chocolate.	Ее пальцы были липкими от шоколада.
"Well," said Walter Gripp.	- Ну, - сказал Уолтер Грипп.
"What?" asked Genevieve Selsor.	- Что? - спросила Женевьева Селзор.
"I just said, "Well,"" said Walter.	- Я только сказал "ну", - объяснил Уолтер.
"Oh."	- А-а.
It was nine o'clock at night.	Девять часов вечера.
They had spent the day picnicking, and for supper he had prepared a filet mignon which she didn't like because it was too rare, so he broiled it some more and it was too much broiled or fried or something.	Днем они ездили за город, а на ужин он приготовил филе-миньон, но Женевьева нашла, что оно недожарено, тогда Уолтер решил дожарить его и то ли пережарил, то ли пережег, то ли еще что.
He laughed and said,	Он рассмеялся и сказал:
"We'll see a movie!"	- Пошли в кино!
She said okay and put her chocolaty fingers on his elbow.	Она сказала "ладно" и взяла его под руку липкими, шоколадными пальцами.
But all she wanted to see was a fifty-year-old film of Clark Gable.	Но ее запросы ограничились фильмом пятидесятилетней давности с Кларком Гейблом.
"Doesn't he just kill you?" She giggled.	- Вот ведь умора, да? - хихикала она.
"Doesn't he kill you, now?"	- Ох, умора!
The film ended.	Фильм кончился.
"Run it off again," she commanded.	- Крути еще раз, - велела она.
"Again?" he asked.	- Снова? - спросил он.
"Again," she said.	- Снова, - ответила она.
And when he returned she snuggled up and put her paws all over him.	Когда он вернулся, она прижалась к нему и облапила его.
"You're not quite what I expected, but you're nice," she admitted.	- Ты не совсем то, что я ожидала, но все же ничего, - призналась она.
"Thanks," he said, swallowing.	- Спасибо, - сказал он, чуть не подавившись.
"Oh, that Gable," she said, and pinched his leg.	Ах, этот Гейбл. - Она ущипнула его за ногу.
"Ouch," he said.	- Ой, - сказал он.
After the film they went shopping down the silent streets.	После кино они пошли по безмолвным улицам "за покупками".
She broke a window and put on the brightest dress she could find.	Она разбила витрину и напялила самое яркое платье, какое только смогла найти.
Dumping a perfume bottle on her hair, she resembled a drowned sheep dog.	Потом опрокинула на голову флакон духов и стала похожа на мокрую овчарку.
"How old are you?" he inquired.	- Сколько тебе лет? - поинтересовался он.
"Guess."	- Угадай.
Dripping, she led him down the street.	- Она вела его по улице, капая на асфальт духами.

"Oh, thirty," he said.	- Около тридцати? - сказал он.
"Well," she announced stiffly,	- Вот еще, - сухо ответила она.
"I'm only twenty-seven, so there!"	- Мне всего двадцать семь, чтоб ты знал!
"Here's another candy store!" she said.	Ой, вот еще кондитерская!
"Honest, I've led the life of Reilly since everything exploded.	Честное слово, с тех пор как началась эта заваруха, я живу, как миллионерша.
I never liked my folks, they were fools.	Никогда не любила свою родню, так, болваны какие-то.
They left for Earth two months ago.	Улетели на Землю два месяца назад.
I was supposed to follow on the last rocket, but I stayed on; you know why?"	Я тоже должна была улететь с последней ракетой, но осталась. Знаешь, почему?
"Why?"	- Почему?
"Because everyone picked on me.	- Потому что все меня дразнили.
So I stayed where I could throw perfume on myself all day and drink ten thousand malts and eat candy without people saying,	Вот я и осталась здесь - лей на себя духи, сколько хочешь, пей пиво, сколько влезет, ешь конфеты, и некому тебе твердить:
"Oh, that's full of calories!"	"Слишком много калорий!"
So here I am!"	Потому я тут!
"Here you are."	- Ты тут.
Walter shut his eyes.	- Уолтер зажмурился.
"It's getting late," she said, looking at him.	- Уже поздно, - сказала она, поглядывая на него.
"Yes."	- Да.
"I'm tired," she said.	- Я устала, - сказала она.
"Funny.	- Странно.
I'm wide awake."	У меня ни в одном глазу.
"Oh," she said.	- О, - сказала она.
"I feel like staying up all night," he said.	- Могу всю ночь не ложиться, - продолжал он.
"Say, there's a good record at Mike's.	- Знаешь, в баре Майка есть хорошая пластинка.
Come on, I'll play it for you."	Пошли, я тебе ее заведу.
"I'm tired."	- Я устала.
She glanced up at him with sly, bright eyes.	- Она стрельнула в него хитрыми блестящими глазами.
"I'm very alert," he said.	- А я - как огурчик, - ответил он.
"Strange."	- Просто удивительно.
"Come back to the beauty shop," she said.	- Пойдем в косметический салон, - сказала она.
"I want to show you something."	- Я тебе кое-что покажу.
She took him in through the glass door and walked him over to a large white box.	Она втащила его в стеклянную дверь и подвела к огромной белой коробке.

"When I drove from Texas City," she said, "I brought this with me."	- Когда я уезжала из Тексас-Сити, - объяснила она, - захватила с собой вот это.
She untied the pink ribbon.	- Она развязала розовую ленточку.
"I thought: Well, here I am, the only lady on Mars, and here is the only man, and, well..." She lifted the lid and folded back crisp layers of whispery pink tissue paper.	- Подумала: ведь я единственная дама на Марсе, а он единственный мужчина, так что... Она подняла крышку и откинула хрусткие слои шелестящей розовой гофрированной бумаги.
She gave it a pat.	Она погладила содержимое коробки.
"There."	- Вот.
Walter Gripp stared.	Уолтер Грипп вытаращил глаза.
"What is it?" he asked, beginning to tremble.	- Что это? - спросил он, преодолевая дрожь.
"Don't you know, silly?	- Будто не знаешь, дурачок?
It's all lace and all white and all fine and everything."	Гляди-ка, сплошь кружева, и все такое белое, шикарное...
"No, I don't know what it is."	- Ей-богу, не знаю, что это.
"It's a wedding dress, silly!"	- Свадебное платье, глупенький!
"Is it?"	- Свадебное?
His voice cracked.	- Он охрип.
He shut his eyes.	Он закрыл глаза.
Her voice was still soft and cool and sweet, as it had been on the phone.	Ее голос звучал все так же мягко, спокойно, нежно, как тогда в телефоне.
But when he opened his eyes and looked at her...	Но если открыть глаза и посмотреть на нее...
He backed up.	Он попятился.
"How nice," he said.	- Очень красиво, - сказал он.
"Isn't it?"	- Правда?
"Genevieve."	- Женевьева.
He glanced at the door.	- Он покосился на дверь.
"Yes?"	- Да?
"Genevieve, I've something to tell you."	- Женевьева, мне нужно тебе кое-что сказать.
"Yes?"	- Да?
She drifted toward him, the perfume smell thick about her round white face.	Она подалась к нему, ее круглое белое лицо приторно благоухало духами.
"The thing I have to say to you is..." he said.	- Хочу сказать тебе... - продолжал он.
"Yes?"	- Ну?
"Good-by!"	- До свидания!
And he was out the door and into his car before she could scream.	Прежде чем она успела вскрикнуть, он уже выскочил из салона и вскочил в машину.

She ran and stood on the curb as he swung the car about.	Она выбежала и застыла на краю тротуара, глядя, как он разворачивает машину.
"Walter Griff, come back here!" she wailed, flinging up her arms.	- Уолтер Грифф, вернись! - прорыдала она, вскинув руки.
"Gripp," he corrected her.	- Грипп, - поправил он.
"Gripp!" she shouted.	- Грипп! - крикнула она.
The car whirled away down the silent street, regardless of her stompings and shriekings.	Машина умчалась по безмолвной улице, невзирая на ее топот и вопли.
The exhaust from it fluttered the white dress she crumpled in her plump hands, and the stars shone bright, and the car vanished out onto the desert and away into blackness.	Струя выхлопа колыхнула белое платье, которое она мяла в своих пухлых руках, а в небе сияли яркие звезды, и машина канула в пустыню, утонула во мраке.
He drove all night and all day for three nights and days.	Он гнал день и ночь, трое суток подряд.
Once he thought he saw a car following, and he broke into a shivering sweat and took another highway, cutting off across the lonely Martian world, past little dead cities, and he drove and drove for a week and a day, until he had put ten thousand miles between himself and Marlin Village.	Один раз ему показалось, что сзади едет машина, его бросило в дрожь, прошиб пот, и он свернул на другое шоссе, рассекающее пустынные марсианские просторы, бегущее мимо безлюдных городков. Он гнал и гнал - целую неделю, и еще один день, пока не оказался за десять тысяч миль от Мерлин-Вилледж.
Then he pulled into a small town named Holtville Springs, where there were some tiny stores he could light up at night and restaurants to sit in, ordering meals.	Тогда он заехал в поселок под названием Холтвиль-Спрингс, с маленькими лавками, где он мог вечером зажигать свет в витринах, и с ресторанами, где мог посидеть, заказывая блюда.
And he's lived there ever since, with two deep freezes packed with food to last him one hundred years, and enough cigars to last ten thousand days, and a good bed with a soft mattress.	С тех пор он так и живет там; у него две морозильные камеры, набитые продуктами лет на сто, запас сигарет на десять тысяч дней и отличная кровать с мягким матрасом.
And when once in a while over the long years the phone rings - he doesn't answer.	Текут долгие годы, и если в кои-то веки у него зазвонит телефон - он не отвечает.
April 2026: THE LONG YEARS	Апрель 2026 Долгие годы
Whenever the wind came through the sky, he and his small family would sit in the stone hut and warm their hands over a wood fire.	Так уж повелось: когда с неба налетал ветер, он и его небольшая семья отсиживались в своей каменной лачуге и грели руки над пылающими дровами.
The wind would stir the canal waters and almost blow the stars out of the sky, but Mr. Hathaway would sit contented and talk to his wife, and his wife would reply, and he would speak to his two daughters and his son about the old days on Earth, and they would all answer neatly.	Ветер вспахивал гладь каналов, чуть не срывал звезды с неба, а мистер Хетэуэй сидел, наслаждаясь уютом, и говорил что-то жене, и жена отвечала ему, и он рассказывал о былых временах на Земле двум дочерям и сыну, и они вставляли слово к месту.
It was the twentieth year after the Great War.	Шел двадцатый год после Большой Войны.
Mars was a tomb, planet.	Марс представлял собой огромный могильник.
Whether or not Earth was the same was a matter for much silent debate for Hathaway and his family on the long Martian nights.	А Земля? Что с ней? В долгие марсианские ночи Хетэуэй и его семья часто размышляли об этом.

This night one of the violent Martian dust storms had come over the low Martian graveyards, blowing through ancient towns and tearing away the plastic walls of the newer, American-built city that was melting down into the sand, desolated.	В эту ночь неистовая марсианская пылевая буря пронеслась над приземистыми могилами марсианских кладбищ, завывая на улицах древних городов и снося совсем еще новые пластиковые стены уходящего в песок, заброшенного американского города.
The storm abated. Hathaway went out into the cleared weather to see Earth burning green on the windy sky.	Но вот буря утихла, прояснилось, и Хетэуэй вышел посмотреть на Землю - зеленый огонек в ветреных небесах.
He put his hand up as one might reach to adjust a dimly burning globe in the ceiling of a dark room.	Он поднял руку вверх, точно хотел получше ввернуть тускло горящую лампочку под потолком сумрачной комнаты.
He looked across the long-dead sea bottoms.	Поглядел вдаль, над дном мертвого моря.
Not another living thing on this entire planet, he thought.	"На всей планете ни души, - подумал он.
Just myself.	- Один я.
And them.	И они".
He looked back within the stone hut.	Он оглянулся на дверь каменной лачуги.
What was happening on Earth now?	Что сейчас происходит на Земле?
He had seen no visible sign of change in Earth's aspect through his thirty-inch telescope.	Сколько он ни смотрел в свой тридцатидюймовый телескоп, до сих пор никаких изменений не приметил.
Well, he thought, I'm good for another twenty years if I'm careful.	"Что ж, если я буду беречь себя, - подумал он, -еще лет двадцать проживу".
Someone might come.	Глядишь, кто-нибудь явится.
Either across the dead seas or out of space in a rocket on a little thread of red flame.	Либо из-за мертвых морей, либо из космоса на ракете, привязанной к ниточке красного пламени.
He called into the hut, "I'm going to take a walk."	- Я пойду погуляю, - крикнул он в дверь.
"All right," his wife said.	- Хорошо, - отозвалась жена.
He moved quietly down through a series of ruins.	Он не спеша пошел вниз между рядами развалин.
"Made in New York," he read from a piece of metal as he passed.	- "Сделано в Нью-Йорке", - прочитал он на куске металла.
"And all these things from Earth will be gone long before the old Martian towns."	- Древние марсианские города намного переживут все эти предметы с Земли...
He looked toward the fifty-centuries-old village that lay among the blue mountains.	И посмотрел туда, где между голубых гор вот уже пятьдесят веков стояло марсианское селение.
He came to a solitary Martian graveyard, a series of small hexagonal stones on a hill swept by the lonely wind.	Он пришел на уединенное марсианское кладбище: небольшие каменные шестигранники выстроились в ряд на бугре, овеваемом пустынными ветрами.
He stood looking down at four graves with crude wooden crosses on them, and names.	Склонив голову, он смотрел на четыре могилы, четыре грубых деревянных креста, и на каждом имя.

Tears did not come to his eyes.	Слез не было в его глазах.
They had dried long ago.	Слезы давно высохли.
"Do you forgive me for what I've done?" he asked of the crosses.	- Ты простишь меня за то, что я сделал? - спросил он один из крестов.
"I was very much alone.	- Я был очень, очень одинок.
You do understand, don't you?"	Ведь ты понимаешь?
He returned to the stone hut and once more, just before going in, shaded his eyes, searching the black sky.	Он возвратился к каменной лачуге и перед тем, как войти, снова внимательно оглядел небо из-под ладони.
"You keep waiting and waiting and looking," he said, "and one night, perhaps - "	- Все ждешь и ждешь, и смотришь, - пробормотал он, - и, может быть, однажды ночью...
There was a tiny red flame on the sky.	В небе горел красный огонек.
He stepped away from the light of the hut.	Он шагнул в сторону, чтобы не мешал свет из двери.
" - and you look again," he whispered.	- Смотришь еще раз... - прошептал он.
The tiny red flame was still there.	Красный огонек горел в том же месте.
"It wasn't there last night," he whispered.	- Вчера вечером его не было, - прошептал он.
He stumbled and fell, picked himself up, ran behind the hut, swiveled the telescope, and pointed it at the sky.	Споткнулся, упал, поднялся на ноги, побежал за лачугу, развернул телескоп и навел его на небо.
A minute later, after a long wild staring, he appeared in the low door of the hut.	Через минуту - после долгого исступленного взгляда на небо - он появился в низкой двери своего дома.
The wife and the two daughters and the son turned their heads to him.	Жена, обе дочери и сын повернулись к нему.
Finally he was able to speak	Он не сразу смог заговорить.
"I have good news," he said.	- У меня добрые новости, - сказал он.
"I have looked at the sky.	- Я смотрел на небо.
A rocket is coming to take us all home.	Сюда летит ракета, она заберет нас всех домой.
It will be here in the early morning."	Рано утром будет здесь.
He put his hands down and put his head into his hands and began to cry gently.	Он положил руки на стол, опустил голову на ладони и тихо заплакал.
He burned what was left of New New York that morning at three.	В три часа утра он сжег все, что осталось от Нью-Нью-Йорка.
He took a torch and moved into the plastic city and with the flame touched the walls here or there.	Взял факел, пошел в этот город из пластика и стал трогать пламенем стены повсюду, где проходил.
The city bloomed up in great tosses of heat and light.	Город расцвел могучими вихрями света и жара.
It was a square mile of illumination, big enough to be seen out in space.	Он превратился в костер размером в квадратную милю - такой можно заметить из космоса.
It would beckon the rocket down to Mr. Hathaway and his family.	Этот маяк приведет ракету к мистеру Хетэуэю и его семье.

His heart beating rapidly with.pain, he returned to the hut.	Он вернулся в дом; сердце билось болезненно и часто.
"See?"	- Видите?
He held up a dusty bottle into the light.	- Он держал в поднятой руке запыленную бутылку.
"Wine I saved, just for tonight.	- Я приберег вино специально для этой ночи.
I knew that some day someone would find us!	Я знал, что придет срок и кто-нибудь найдет нас!
We'll have a drink to celebrate!"	Выпьем же и порадуемся!
He poured five glasses full.	Он наполнил пять бокалов.
"It's been a long time," he said, gravely looking into his drink.	- Да, немало времени прошло... - заговорил он опять, сосредоточенно глядя в свой бокал.
"Remember the day the war broke?	- Помните день, когда разразилась война?
Twenty years and seven months ago.	Двадцать лет и семь месяцев назад.
And all the rockets were called home from Mars.	Все ракеты вызвали с Марса домой.
And you and I and the children were out in the mountains, doing archaeological work, research on the ancient surgical methods of the Martians.	А ты, я и дети - мы были в это время в горах, занимались археологией, изучали древнюю хирургию марсиан.
We ran our horses, almost killing them, remember?	Помнишь, как мы чуть до смерти не загнали наших коней?
But we got here to the city a week late.	И все равно опоздали на целую неделю.
Everyone was gone.	Город был уже покинут.
America had been destroyed; every rocket had left without waiting for stragglers, remember, remember?	Америка была разрушена, и все до одной ракеты ушли, не дожидаясь отставших, - помнишь, помнишь?
And it turned out we were the only ones left?	А потом оказалось, что отстали-то только мы, помнишь?
Lord, Lord, how the years pass.	Боже мой, сколько лет минуло.
I couldn't have stood it without you here, all of you.	Без вас я бы не выдержал.
I'd have killed myself without you.	Без вас я бы покончил с собой.
But with you, it was worth waiting.	С вами ожидание было не таким тяжким.
Here's to us, then."	Выпьем же за нас.
He lifted his glass.	- Он поднял бокал.
"And to our long wait together."	- И за наше долгое совместное ожидание.
He drank.	Он выпил вино.
The wife and the two daughters and the son raised their glasses to their lips.	Жена, обе дочери и сын поднесли к губам свои бокалы.
The wine ran down over the chins of all four of them.	И у всех четверых вино побежало струйками по подбородкам.

By morning the city was blowing in great black soft flakes across the sea bottom.	К рассвету все, что осталось от города, ветер разметал по морскому дну большими мягкими черными хлопьями.
The fire was exhausted, but it had served its purpose; the red spot on the sky grew larger.	Пожар унялся, но цель была достигнута: красное пятнышко на небе стало расти.
From the stone hut came the rich brown smell of baked gingerbread.	Из каменной лачуги струился вкусный запах поджаристого имбирного пряника.
His wife stood over the table, setting down the hot pans of new bread as Hathaway entered.	Когда Хетэуэй вошел, его жена ставила на стол горячие противни со свежим хлебом.
The two daughters were gently sweeping the bare stone floor with stiff brooms, and the son was polishing the silverware.	Дочери прилежно мели голый каменный пол жесткими вениками, а сын чистил столовое серебро.
"We'll have a huge breakfast for them," laughed Hathaway.	- Мы приготовим им роскошный завтрак. -Хетэуэй радостно рассмеялся.
"Put on your best clothes!"	- Надевайте свои лучшие наряды!
He hurried across his land to the vast metal storage shed.	Он торопливо прошел через свой участок к огромному металлическому сараю.
Inside was the cold-storage unit and power plant he had repaired and restored with his efficient, small, nervous fingers over the years, just as he had repaired clocks, telephones, and spool recorders in his spare time.	Здесь стояли холодильная установка и небольшая электростанция, которые он за эти годы починил и наладил своими искусными, тонкими, нервными пальцами так же умело, как чинил часы, телефоны, магнитофоны в часы своего досуга.
The shed was full of things he had built, some senseless mechanisms the functions of which were a mystery even to himself now as he looked upon them.	В сарае скопилось множество созданных им вещей, в том числе и совершенно непонятных механизмов, назначение которых он теперь сам не мог разгадать.
From the deep freeze he fetched rimed cartons of beans and strawberries, twenty years old.	Он извлек из морозильника седые от инея коробки с бобами и клубникой двадцатилетней давности.
Lazarus come forth, he thought, and pulled out a cool chicken.	"Вылезай, несчастный", - и достал холодного цыпленка.
The air was full of cooking odors when the rocket landed.	Когда ракета села, воздух был напоен всяческими кулинарными ароматами.
Like a boy, Hathaway raced down the hill.	Словно мальчишка, Хетэуэй побежал вниз по склону.
He stopped once because of a sudden sick pain in his chest.	Внезапная острая боль в груди заставила его остановиться.
He sat on a rock to regain his breath, then ran all the rest of the way.	Он посидел на камне, отдышался и побежал дальше, уже без передышки.
He stood in the hot atmosphere generated by the fiery rocket.	Он остановился в жарком мареве, источаемом раскаленной ракетой.
A port opened.	Открылся люк.
A man looked down.	Оттуда выглянул человек.
Hathaway shielded his eyes and at last said,	Хетэуэй долго смотрел из-под ладони, наконец сказал:

"Captain Wilder!"	- Капитан Уайлдер!
"Who is it?" asked Captain Wilder, and jumped down and stood there looking at the old man.	- Кто это? - спросил капитан Уайлдер. Он спрыгнул вниз и замер, глядя на старика.
He put his hand out.	Потом протянул руку.
"Good lord, it's Hathaway!"	- Господи, да это же Хетэуэй!
"That's right."	- Совершенно верно, это я.
They looked into each other's faces. "Hathaway, from my old crew, from the Fourth Expedition."	- Хетэуэй из моего первого экипажа, из Четвертой экспедиции. Они внимательно оглядели друг друга.
"It's been a long time, Captain."	- Давненько мы расстались, капитан.
"Too long.	- Очень давно.
It's good to see you."	Я рад вас видеть.
"I'm old," said Hathaway simply.	- Я постарел, - сказал Хетэуэй без обиняков.
"I'm not young myself any more.	- Я и сам уже не молод.
I've been out to Jupiter and Saturn and Neptune for twenty years."	Двадцать лет мотался: Юпитер, Сатурн, Нептун.
"I heard they had kicked you upstairs so you wouldn't interfere with colonial policy here on Mars."	- Как же, слыхал я, вас повысили, так сказать, чтобы вы не мешали колонизации Марса.
The old man looked around.	- Старик огляделся.
"You've been gone so long you don't know what's happened - "	- Вы столько путешествовали, наверно, не знаете даже, что произошло...
Wilder said, "I can guess.	- Догадываюсь, - ответил Уайлдер.
We've circled Mars twice.	- Мы дважды обошли вокруг Марса.
Found only one other man, name of Walter Gripp, about ten thousand miles from here, We offered to take him with us, but he said no.	Кроме вас, нашли еще только одного человека по имени Уолтер Грипп, в десяти тысячах милях отсюда. Хотели захватить его с собой, но он отказался.
The last we saw of him he was sitting in the middle of the highway in a rocking chair, smoking a pipe, waving to us.	Когда мы улетали, он сидел на качалке посреди шоссе, курил трубку и махал нам вслед.
Mars is pretty well dead, not even a Martian alive.	Марс вымер, начисто вымер, даже марсиан не осталось.
What about Earth?"	А как Земля?
"You know as much as I do.	- Я знаю не больше вас.
Once in a while I get the Earth radio, very faintly.	Изредка удается поймать земное радио, еле-еле слышно.
But it's always in some other language.	Но всякий раз на каком-нибудь чужом языке.
I'm sorry to say I only know Latin.	А я из иностранных языков знаю, увы, один латинский.
A few words come through.	Отдельные слова удается разобрать.

I take it most of Earth's a shambles, but the war goes on.	Судя по всему, на большей части Земли все перебиты, а война все идет.
Are you going back, sir?"	Вы летите туда, командир?
"Yes.	- Да
We're curious, of course.	Сами понимаете, хочется своими глазами убедиться.
We had no radio contact so far out in space.	У нас ведь не было радиосвязи, слишком большое расстояние.
We'll want to see Earth, no matter what."	Что бы там ни было, мы летим на Землю.
"You'll take us with you?"	- Вы возьмете нас с собой?
The captain started.	Капитан на миг опешил.
"Of course, your wife, I remember her.	- Ах, да, разумеется, у вас тут жена, помню, помню.
Twenty-five years ago, wasn't it?	Мы виделись, кажется, двадцать пять лет назад, верно?
When they opened First Town and you quit the service and brought her up here.	Когда построили Первый Город, вы оставили службу и забрали ее с Земли.
And there were children - "	У вас были и дети...
"My son and two daughters."	- Сын, две дочери...
"Yes, I remember.	Да-да, припоминаю.
They're here?"	Они здесь?
"Up at our hut.	- В нашей лачуге, вон там на горке.
There's a fine breakfast waiting all of you up the hill.	Мы приготовили вам всем отличный завтрак.
Will you come?"	Придете?
"We would be honored, Mr. Hathaway."	- Сочтем за честь, мистер Хетэуэй.
Captain Wilder called to the rocket,	- Капитан Уайлдер повернулся к ракете.
"Abandon ship!"	- Оставить корабль!
They walked up the hill, Hathaway and Captain Wilder, the twenty crew members following taking deep breaths of the thin, cool morning air.	Они шли вверх по откосу - Хетэуэй и капитан Уайлдер, за ними еще двадцать человек, экипаж корабля, глубоко вдыхая прохладный разреженный утренний воздух.
The sun rose and it was a good day.	Показалось солнце, день выдался ясный.
"Do you remember Spender, Captain?"	- Помните Спендера, капитан?
"I've never forgotten him."	- Никогда не забывал...
"About once a year I walk up past his tomb.	- Раз в год мне случается проходить мимо его могилы.
It looks like he got his way at last.	А ведь в конечном счете вышло вроде, как он хотел.

He didn't want us to come here, and I suppose he's happy now that we've all gone away."	Он был против того, чтобы мы здесь селились. Теперь, наверно, счастлив, что все отсюда убрались.
"What about - what was his name?	- А этот... как его?
- Parkhill, Sam Parkhill?"	Паркхилл, Сэм Паркхилл, что с ним стало?
"He opened a hot-dog stand."	- Открыл сосисочную.
"It sounds just like him."	- Похоже на него.
"And went back to Earth the next week for the war."	- А через неделю - война, и он вернулся на Землю.
Hathaway put his hand to his chest and sat down abruptly upon a boulder,	- Хетэуэй вдруг сел на камень, схватившись за сердце.
"I'm sorry.	- Простите.
The excitement.	Переволновался.
Seeing you again after all these years.	После стольких лет - и вдруг встреча с вами.
Have to rest."	Отдохну немного.
He felt his heart pound.	Он чувствовал, как колотится сердце.
He counted the beats.	Проверил пульс.
It was very bad.	Скверно...
"We've a doctor," said Wilder.	- У нас есть врач, - сказал Уайлдер.
"Excuse me, Hathaway, I know you are one, but we'd better check you with our own - " The doctor was summoned.	- Не обижайтесь, Хетэуэй, я знаю, вы сами врач, но все-таки посоветуемся с нашим... Позвали доктора.
"I'll be all right," insisted Hathaway.	- Сейчас пройдет, - твердил Хетэуэй.
"The waiting, the excitement."	- Это все ожидание, волнение.
He could hardly breathe.	Он задыхался.
His lips were blue.	Губы посинели.
"You know," he said as the doctor placed a stethoscope to him, "it's as if I kept alive all these years just for this day, and now you're here to take me back to Earth, I'm satisfied and I can just lie down and quit."	- Понимаете, - сказал он, когда врач приставил к его груди стетоскоп, - ведь я все эти годы жил как будто ради сегодняшнего дня. А теперь, когда вы здесь, прилетели забрать меня на Землю, мне вроде ничего больше не надо, и я могу лечь и отдать концы.
"Here."	- Вот.
The doctor handed him a yellow pellet.	- Доктор подал ему желтую таблетку.
"We'd better let you rest."	- Вам бы лучше тут отдохнуть подольше.
"Nonsense.	- Ерунда.
Just let me sit a moment.	Еще чуточку посижу, и все.
It's good to see all of you.	До чего я рад видеть вас всех.
Good to hear new voices again."	Рад слышать новые голоса.
"Is the pellet working?"	- Таблетка действует?

"Fine.	- Отлично.
Here we go!"	Пошли!
They walked on up the hill.	Они поднялись на горку.
"Alice, come see who's here!"	- Алиса, погляди, кого я привел!
Hathaway frowned and bent into the hut.	- Хетэуэй нахмурился и просунул голову в дверь.
"Alice, did you hear?"	- Алиса, ты слышишь?
His wife appeared.	Появилась его жена.
A moment later the two daughters, tall and gracious, came out, followed by an even taller son.	Следом вышли обе дочери, высокие, стройные, за ними еще более рослый сын.
"Alice, you remember Captain Wilder?"	- Алиса, помнишь капитана Уайлдера?
She hesitated and looked at Hathaway as if for instructions and then smiled.	Она замялась, посмотрела на Хетэуэя, точно ожидая указаний, потом улыбнулась.
"Of course, Captain Wilder!"	- Ну, конечно, капитан Уайлдер!
"I remember, we had dinner together the night before I took off for Jupiter, Mrs. Hathaway."	- Помнится, миссис Хетэуэй, мы вместе с вами обедали накануне моего вылета на Юпитер.
She shook his hand vigorously.	Она горячо пожала его руку.
"My daughters, Marguerite and Susan.	- Мои дочери, Маргарет и Сьюзен.
My son, John.	Мой сын Джон.
You remember the captain, surely?"	Дети, вы, конечно, помните капитана?
Hands were shaken amid laughter and much talk.	Рукопожатия, смех, оживленная речь.
Captain Wilder sniffed the air.	Капитан Уайлдер потянул носом.
"Is that gingerbread?"	- Неужели имбирные пряники?
"Will you have some?"	- Хотите?
Everyone moved.	Все пришли в движение.
Folding tables were hurried out while hot foods were rushed forth and plates and fine damask napkins and good silverware were laid.	Мигом были установлены складные столы, извлечены из печей горячие блюда, появились тарелки, столовое серебро, камчатные салфетки.
Captain Wilder stood looking first at Mrs. Hathaway and then at her son and her two tall, quiet-moving daughters.	Капитан Уайлдер долго глядел на миссис Хетэуэй, потом перевел взгляд на ее сына и бесшумно двигающихся высоких дочерей.
He looked into their faces as they darted past and he followed every move of their youthful hands and every expression of their wrinkleless faces.	Рассматривал мелькающие лица, ловил каждое движение молодых рук, каждое выражение гладких, без единой морщинки лиц.
He sat upon a chair the son brought.	Он сел на стул, который принес сын миссис Хетэуэй.
"How old are you, John?"	- Сколько вам лет, Джон?
The son replied, "Twenty-three."	- Двадцать три, - ответил тот.
Wilder shifted his silverware clumsily.	Уайлдер растерянно вертел в руках вилку и нож.
His face was suddenly pale.	Он вдруг побледнел.

The man next to him whispered,	Сидевший рядом космонавт шепнул ему:
"Captain Wilder, that can't be right."	- Капитан Уайлдер, тут что-то не так.
The son moved away to bring more chairs.	Сын пошел за стульями.
"What's that, Williamson?"	- Что вы хотите сказать, Уильямсон?
"I'm forty-three myself, Captain.	- Мне сорок три года, капитан.
I was in school the same time as young John Hathaway there, twenty years ago.	Двадцать лет назад я учился вместе с молодым Хетэуэем.
He says he's only twenty-three now; he only looks twenty-three.	Он говорит, что ему теперь всего двадцать три, но это одна видимость.
But that's wrong.	Это все неправильно.
He should be forty-two, at least.	Ему должно быть сорок два, самое малое.
What's it mean, sir?"	Что все это значит, сэр?
"I don't know."	- Не знаю.
"You look kind of sick, sir."	- На вас лица нет, сэр.
"I don't feel well.	- Мне нездоровится.
The daughters, too, I saw them twenty years or so ago; they haven't changed, not a wrinkle.	И дочери тоже - я их видел лет двадцать назад, а они не изменились, ни одной морщинки.
Will you do me a favor? I want you to run an errand, Williamson.	Можно попросить вас об одолжении, Уильямсон? Я хочу дать вам одно поручение.
I'll tell you where to go and what to check.	Объясню, куда пойти и что проверить.
Late in the breakfast, slip away.	К концу завтрака незаметно скройтесь.
It should take you only ten minutes.	Вам всего десять минут понадобится.
The place isn't far from here.	Это недалеко отсюда.
I saw it from the rocket as we landed."	Я видел с ракеты, когда мы садились.
"Here!	- Прошу!
What are you talking about so seriously?"	О чем это вы так серьезно разговариваете?
Mrs. Hathaway ladled quick spoons of soup into their bowls.	- Миссис Хетэуэй проворно налила супу в их миски.
"Smile now; we're all together, the trip's over, and it's like home!"	- Улыбнитесь же! Мы все вместе опять, путешествие завершено, вы почти дома!
"Yes."	- Да-да, конечно.
Captain Wilder laughed.	- Капитан Уайлдер засмеялся.
"You certainly look very well and young Mrs. Hathaway!"	Вы так чудесно, молодо выглядите, миссис Хетэуэй!
"Isn't that like a man!"	- Ах, эти мужчины!
He watched her drift away, drift with her pink face warm, smooth as an apple, unwrinkled and colorful.	Он смотрел, как она плавной походкой двинулась дальше, внимательно смотрел на ее разрумянившееся лицо, гладкое и свежее, точно наливное яблоко.

She chimed her laugh at every joke, she tossed salads neatly, never once pausing for breath.	Она звонко смеялась шуткам, усердно подкладывала салат на тарелки, не давая себе передышки.
And the bony son and curved daughters were brilliantly witty, like their father, telling of the long years and their secret life, while their father nodded proudly to each.	Долговязый сын и стройные дочери состязались с отцом в блестящем остроумии, рассказывая про долгие годы своей уединенной жизни, и гордый отец кивал, слушая речь детей.
Williamson slipped off down the hill.	Уильямсон сбежал вниз по склону.
"Where's he going?" asked Hathaway.	- Куда это он? - спросил Хетэуэй.
"Checking the rocket," said Wilder.	- Проверить ракету, - ответил Уайлдер.
"But, as I was saying, Hathaway, there's nothing on Jupiter, nothing at all for men.	- Так вот, Хетэуэй, на Юпитере ничего нет, человеку там делать нечего.
That includes Saturn and Pluto."	На Сатурне и Плутоне - тоже...
Wilder talked mechanically, not hearing his words, thinking only of Williamson running down the hill and climbing back to tell what he had found.	Уайлдер говорил машинально, не слушая собственного голоса; он думал только об одном: сейчас Уильямсон бежит вниз, скоро он вернется, поднимется на горку и принесет ответ...
"Thanks."	- Спасибо.
Marguerite Hathaway was filling his water glass.	Маргарет Хетэуэй налила ему воды в стакан.
Impulsively he touched her arm.	Движимый внезапным побуждением, капитан коснулся ее плеча.
She did not even mind.	Она отнеслась к этому совершенно спокойно.
Her flesh was warm and soft.	У нее было теплое, нежное тело.
Hathaway, across the table, paused several times, touched his chest with his fingers, painfully, then went on listening to the murmuring talk and sudden loud chattering, glancing now and again with concern at Wilder, who did not seem to like chewing his gingerbread.	Сидевший против капитана Хетэуэй то и дело замолкал и с искаженным болью лицом касался пальцами груди, затем вновь продолжал слушать негромкий разговор и случайные звонкие возгласы, поминутно бросая озабоченные взгляды на Уайлдера, который жевал свой пряник без видимого удовольствия.
Williamson returned.	Вернулся Уильямсон.
He sat picking at his food until the captain whispered aside to him,	Он молча ковырял вилкой еду, пока капитан не шепнул через плечо:
"Well?"	- Ну?
"I found it, sir."	- Я нашел это место, сэр.
"And?"	- Ну, ну?
Williamson's cheeks were white.	Уильямсон был бледен, как полотно.
He kept his eyes on the laughing people.	Он не сводил глаз с веселой компании.
The daughters were smiling gravely and the son was telling a joke.	Дочери сдержанно улыбались, сын рассказывал какой-то анекдот.
Williamson said, "I went into the graveyard."	Уильямсон сказал: - Я прошел на кладбище.
"The four crosses were there?"	- Видели четыре креста?

"The four crosses were there, sir.	- Видел четыре креста, сэр.
The names were still on them.	И имена сохранились.
I wrote them down to be sure."	Я записал их, чтобы не ошибиться.
He read from a white paper: "Alice, Marguerite, Susan, and John Hathaway.	- Он стал читать по белой бумажке: - Алиса, Маргарет, Сьюзен и Джон Хетэуэй.
Died of unknown virus.	Умерли от неизвестного вируса.
July 2007."	Июль 2007 года.
"Thank you, Williamson."	- Спасибо, Уильямсон.
Wilder closed his eyes.	- Уайлдер закрыл глаза.
"Nineteen years ago, sir," Williamson's hand trembled.	- Девятнадцать лет назад, сэр. - Рука Уильямсона дрожала.
"Yes."	- Да.
"Then who are these!"	- Но кто же эти?
"I don't know."	- Не знаю.
"What are you going to do?"	- Что вы собираетесь предпринять?
"I don't know that either."	- Тоже не знаю.
"Will we tell the other men?"	- Расскажем остальным?
"Later.	- Попозже.
Go on with your food as if nothing happened."	Продолжайте есть, как ни в чем не бывало.
"I'm not very hungry now, sir."	- Мне что-то больше не хочется, сэр.
The meal ended with wine brought from the rocket.	Завтрак завершало вино, принесенное с ракеты.
Hathaway arose.	Хетэуэй встал.
"A toast to all of you; it's good to be with friends again.	- За ваше здоровье. Я так рад снова быть вместе с друзьями.
And to my wife and children, without whom I couldn't have survived alone.	И еще за мою жену и детей - без них, в одиночестве, я бы не выжил здесь.
It is only through their kindness in caring for me that I've lived on, waiting for your arrival."	Только благодаря их добрым заботам я находил в себе силы жить и ждать вашего прилета.
He moved his wineglass toward his family, who looked back self-consciously, lowering their eyes at last as everyone drank.	Он повернулся, держа бокал, в сторону своих домочадцев; они ответили ему смущенными взглядами, а когда все стали пить, и совсем опустили глаза.
Hathaway drank down his wine..He did not cry out as he fell forward onto the table and slipped to the ground.	Хетэуэй выпил до дна. Не успев даже крикнуть, он упал ничком на стол и сполз на землю.
Several men eased him to rest.	Несколько человек подбежали и положили его поудобнее.
The doctor bent to him and listened.	Врач наклонился, послушал сердце.
Wilder touched the doctor's shoulder.	Уайлдер тронул врача за плечо.

The doctor looked up and shook his head.	Тот поднял на него взгляд и покачал головой.
Wilder knelt and took the old man's hand.	Уайлдер опустился на колени и взял руку старика.
"Wilder?" Hathaway's voice was barely audible.	- Уайлдер? - голос у Хетэуэя был едва слышен.
"I spoiled the breakfast."	- Я испортил вам завтрак.
"Nonsense."	- Чепуха.
"Say good-by to Alice and the children for me."	- Попрощайтесь за меня с Алисой и детьми.
"Just a moment, I'll call them."	- Сейчас я их позову.
"No, no, don't!" gasped Hathaway.	- Нет-нет, не надо! - задыхаясь, прошептал Хетэуэй.
"They wouldn't understand.	- Они не поймут.
I wouldn't want them to understand!	И я не хочу, чтобы они понимали!
Don't!"	Не надо!
Wilder did not move.	Уайлдер повиновался.
Hathaway was dead.	Хетэуэй умер.
Wilder waited for a long time.	Уайлдер долго не отходил от него.
Then he arose and walked away from the stunned group around Hathaway.	Наконец поднялся и пошел прочь от потрясенных людей, окруживших Хетэуэя.
He went to Alice Hathaway, looked into her face, and said,	Он подошел к Алисе Хетэуэй, глянул ей в лицо и сказал:
"Do you know what has just happened?"	- Вы знаете, что случилось?
"Something about my husband?"	- Что-нибудь с моим мужем?
"He's just passed away; his heart," said Wilder, watching her.	- Он только что скончался: сердце. - Уайлдер следил за выражением ее лица.
"I'm sorry," she said.	- Очень жаль, - сказала она.
"How do you feel?" he asked.	- Вам не больно? - спросил он.
"He didn't want us to feel badly.	- Он не хотел, чтобы мы огорчались.
He told us it would happen one day and he didn't want us to cry.	Он предупредил нас, что это когда-нибудь произойдет, и велел нам не плакать.
He didn't teach us how, you know. He didn't want us to know.	Знаете, он даже не научил нас плакать, не хотел, чтобы мы умели.
He said it was the worst thing that could happen to a man to know how to be lonely and know how to be sad and then to cry.	Говорил, что хуже всего для человека познать одиночество, познать тоску и плакать.
So we're not to know what crying is, or being sad."	Поэтому мы не должны знать, что такое слезы и печаль.
Wilder glanced at her hands, the soft warm hands and the fine manicured nails and the tapered wrists.	Уайлдер поглядел на ее руки, мягкие, теплые руки, на красивые наманикюренные ногти, тонкие запястья.
He saw her slender, smooth white neck and her intelligent eyes.	Посмотрел на ее длинную, нежную белую шею и умные глаза.

Finally he said,	Наконец сказал:
"Mr. Hathaway did a fine job on you and your children."	- Мистер Хетэуэй великолепно сделал вас и детей.
"He would have liked to hear you say that.	- Ваши слова обрадовали бы его.
He was so proud of us.	Он очень гордился нами.
After a while he even forgot that he had made us.	А потом даже забыл, что сам нас сделал.
At the end he loved and took us as his real wife and children.	Полюбил нас, принимал за настоящих жену и детей.
And, in a way, we are."	В известном смысле так оно и есть
"You gave him a good deal of comfort."	- С вами ему было легче.
"Yes, for years on end we sat and talked.	- Да, из года в год мы все сидели и разговаривали.
He so much loved to talk.	Он любил разговаривать.
He liked the stone hut and the open fire.	Любил нашу каменную лачугу и камин.
We could have lived in a regular house in the town, but he liked it up here, where he could be primitive if he liked, or modern if he liked.	Можно было поселиться в настоящем доме в городе, но ему больше нравилось здесь, где он мог по своему выбору жить то примитивно, то на современный лад.
He told me all about his laboratory and the things he did in it.	Он рассказывал мне про свою лабораторию и про всякие вещи, что он там делал.
He wired the entire dead American town below with sound speakers.	Весь этот заброшенный американский город внизу он оплел громкоговорителями.
When he pressed a button the town lit up and made noises as if ten thousand people lived in it.	Нажмет кнопку - всюду загораются огни и город начинает шуметь, точно в нем десять тысяч людей.
There were airplane noises and car noises and the sounds of people talking.	Слышится гул самолетов, автомашин, людской говор.
He would sit and light a cigar and talk to us, and the sounds of the town would come up to us, and once in awhile the phone would ring and a recorded voice would ask Mr. Hathaway scientific and surgical questions and he would answer them.	Он, бывало, сидит, курит сигару и разговаривает с нами, а снизу доносится шум города. Иногда звонит телефон, и записанный на пленку голос спрашивает у мистера Хетэуэя совета по разным научным и хирургическим вопросам, и он отвечает.
With the phone ringing and us here and the sounds of the town and his cigar, Mr. Hathaway was quite happy.	Телефонные звонки, и мы тут, и городской шум, и сигара - и мистер Хетэуэй был вполне счастлив.
There's only one thing he couldn't make us do," she said. "And that was to grow old.	Только одного он не сумел сделать - чтобы мы старились.
He got older every day, but we stayed the same.	Сам старился с каждым днем, а мы оставались все такими же.
I guess he didn't mind.	Но мне кажется, это его не очень-то беспокоило.
I guess he wanted us this way."	Полагаю даже, он сам того хотел.
"We'll bury him down in the yard where the other four crosses are.	- Мы похороним его внизу, на кладбище, где стоят четыре креста.

I think he would like that."	Думаю, это отвечает его желанию.
She put her hand on his wrist, lightly.	Она легко коснулась рукой его запястья.
"I'm sure he would."	- Я уверена в этом.
Orders were given.	Капитан распорядился.
The family followed the little procession down the hill.	Маленькая процессия тронулась к подножию холма; семья следовала за ней.
Two men carried Hathaway on a covered stretcher.	Двое несли Хетэуэя на накрытых носилках.
They passed the stone hut and the storage shed where Hathaway, many years before, had begun his work.	Они прошли мимо каменной лачуги, потом мимо сарая, где Хетэуэй много лет назад начал свою работу.
Wilder paused within the workshop door.	Уайлдер помешкал возле двери этой мастерской.
How would it be, he wondered, to live on a planet with a wife and three children and have them die, leaving you alone with the wind and silence?	Каково это, спрашивал он себя, жить на планете с женой и тремя детьми - и вдруг они умирают, оставляя тебя наедине с ветром и безмолвием?
What would a person do?	Как поступит в таком положении человек?
Bury them with crosses in the graveyard and then come back up to the workshop and, with all the power of mind and memory and accuracy of finger and genius, put together, bit by bit, all those things that were wife, son, daughter.	Он похоронит умерших на кладбище, поставит кресты, потом придет в мастерскую и, призвав на помощь силу ума и памяти, сноровку рук и изобретательность, соберет, частица за частицей, то, что стало затем его женой, сыном, дочерьми.
With an entire American city below from which to draw needed supplies, a brilliant man might do anything.	Когда под горой есть американский город, где можно найти все необходимое, незаурядный человек, пожалуй, может создать все что угодно.
The sound of their footsteps was muffled in the sand.	Звук их шагов потонул в песке.
At the graveyard, as they turned in, two men were already spading out the earth.	На кладбище, когда они пришли, два человека уже копали могилу.
They returned to the rocket in the late afternoon.	Они вернулись к ракете под вечер.
Williamson nodded at the stone hut.	Уильямсон кивком указал на каменную лачугу.
"What are we going to do about them?"	- Что будем делать с ними?
"I don't know," said the captain.	- Не знаю, - сказал капитан.
"Are you going to turn them off?"	- Может, вы их выключите?
"Off?"	- Выключить?
The captain looked faintly surprised.	- Капитан несколько удивился.
"It never entered my mind."	- Мне это не приходило в голову.
"You're not taking them back with us?"	- Но вы же не повезете их с собой?
"No, it would be useless."	- Нет, это ни к чему.
"You mean you're going to leave them here, like that, as they are!"	- Неужели вы хотите оставить их здесь, вот таких, какие они есть?
The captain handed Williamson a gun.	Капитан протянул Уильямсону пистолет.

"If you can do anything about this, you're a better man than I."	- Если вы можете что-нибудь сделать, вы сильнее меня.
Five minutes later Williamson returned from the hut, sweating.	Пять минут спустя Уильямсон вернулся от лачуги, весь в испарине.
"Here, take your gun.	- Вот, возьмите свой пистолет.
I understand what you mean now.	Теперь я вас понимаю.
I went in the hut with the gun.	Я вошел к ним с пистолетом в руке.
One of the daughters smiled at me.	Одна из дочерей улыбнулась мне.
So did the others, The wife offered me a cup of tea.	И остальные. Жена предложила мне чашку чаю.
Lord, it'd be murder!"	Боже мой, это было бы просто убийство!
Wilder nodded.	Уайлдер кивнул.
"There'll never be anything as fine as them again.	- Такого совершенства человек больше никогда не создаст.
They're built to last; ten, fifty, two hundred years.	Они созданы для долголетия - десять, пятьдесят, двести лет.
Yes, they've as much right to - to life as you or I or any of us."	Так-то... У них ничуть не меньше прав на... на жизнь, чем у вас, меня, любого из нас.
He knocked out his pipe.	- Он выбил пепел из трубки.
"Well, get aboard.	- Ладно, поднимайтесь на борт.
We're taking off.	Полетим дальше.
This city's done for, we'll not be using it."	Этот город все равно погиб, нам он не годится.
It was late in the day.	День угасал.
A cold wind was rising.	Подул холодный ветер.
The men were aboard.	Весь экипаж уже был на борту.
The captain hesitated.	Капитан медлил.
Williamson said,	Уильямсон спросил:
"Don't tell me you're going back to say - good-by - to them?"	- Уж не собираетесь ли вы сходить э-э... попрощаться с ними?
The captain looked at Williamson coldly.	Капитан холодно посмотрел на Уильямсона.
"None of your business."	- Не ваше дело.
Wilder strode up toward the hut through the darkening wind.	Уайлдер зашагал в гору навстречу сумрачному ветру.
The men in the rocket saw his shadow lingering in the stone-hut doorway.	Космонавты увидели, как его силуэт замер в дверях лачуги.
They saw a woman's shadow.	Они увидели силуэт женщины.
They saw the captain shake her hand.	Они увидели, как их командир пожал ей руку.
Moments later he came running back to the rocket.	Спустя минуту он бегом вернулся к ракете.

On nights when the wind comes over the dead sea bottoms and through the hexagonal graveyard, over four old crosses and one new one, there is a light burning in the low stone hut, and in that hut, as the wind roars by and the dust whirls and the cold stars burn, are four figures, a woman, two daughters, a son, tending a low fire for no reason and talking and laughing.	По ночам, когда ветер свистит над ложем мертвого моря, над шестигранниками на кладбище, над четырьмя старыми крестами и одним новым, по ночам в низкой каменной лачуге горит свет; ревет ветер, вихрится пыль, сверкают холодные звезды, а в той лачуге четыре фигуры -женщина, две дочери и сын - не дают погаснуть огню в камине, сами не зная зачем, и разговаривают, и смеются.
Night after night for every year and every year, for no reason at all, the woman comes out and looks at the sky, her hands up, for a long moment, looking at the green burning of Earth, not knowing why she looks, and then she goes back and throws a stick on the fire, and the wind comes up and the dead sea goes on being dead.	Из года в год, из года в год, каждую ночь, сама не зная зачем, женщина выходит из лачуги и, вскинув руки, долго смотрит на небо, на зеленое пламя Земли, не понимая, зачем она это делает; потом возвращается в дом и подкидывает щепку в огонь, а ветер крепчает, и мертвое море продолжает оставаться мертвым.
August 2026: THERE WILL COME SOFT RAINS	Август 2026 Будет ласковый дождь
In the living room the voice-clock sang, Tick-tock, seven o'clock, time to get up, time to get up, seven o'clock! as if it were afraid that nobody would.	В гостиной говорящие часы настойчиво пели: тик-так, семь часов, семь утра, вставать пора! -словно боясь, что их никто не послушает.
The morning house lay empty.	Объятый утренней тишиной дом был пуст.
The clock ticked on, repeating and repeating its sounds into the emptiness. Seven-nine, breakfast time, seven-nine!	Часы продолжали тикать и твердили, твердили свое в пустоту: девять минут восьмого, к завтраку все готово, девять минут восьмого!
In the kitchen the breakfast stove gave a hissing sigh and ejected from its warm interior eight pieces of perfectly browned toast, eight eggs sunnyside up, sixteen slices of bacon, two coffees, and two cool glasses of milk.	На кухне печь сипло вздохнула и исторгла из своего жаркого чрева восемь безупречно поджаренных тостов, четыре глазуньи, шестнадцать ломтиков бекона, две чашки кофе и два стакана холодного молока.
"Today is August 4, 2026," said a second voice from the kitchen ceiling, "in the city of Allendale, California."	- Сегодня в городе Эллендейле, штат Калифорния, четвертое августа две тысячи двадцать шестого года, - произнес другой голос, с потолка кухни.
It repeated the date three times for memory's sake.	Он повторил число трижды, чтобы получше запомнили.
"Today is Mr. Featherstone's birthday.	- Сегодня день рождения мистера Фезерстоуна.
Today is the anniversary of Tilita's marriage.	Годовщина свадьбы Тилиты.
Insurance is payable, as are the water, gas, and light bills."	Подошел срок страхового взноса, пора платить за воду, газ, свет.
Somewhere in the walls, relays clicked, memory tapes glided under electric eyes.	Где то в стенах щелкали реле, перед электрическими глазами скользили ленты памятки.
Eight-one, tick-tock, eight-one o'clock, off to school, off to work, run, run, eight-one!	Восемь одна, тик-так, восемь одна, в школу пора, на работу пора, живо, живо, восемь одна!
But no doors slammed, no carpets took the soft tread of rubber heels.	Но не хлопали двери, и не слышалось мягкой поступи резиновых каблуков по коврам.
It was raining outside.	На улице шел дождь.
The weather box on the front door sang quietly:	Метеокоробка на наружной двери тихо пела:

"Rain, rain, go away; rubbers, raincoats for today..." And the rain tapped on the empty house, echoing.	"Дождик, дождик целый день, плащ, галоши ты надень..." Дождь гулко барабанил по крыше пустого дома.
Outside, the garage chimed and lifted its door to reveal the waiting car. After a long wait the door swung down again.	Во дворе зазвонил гараж, поднимая дверь, за которой стояла готовая к выезду автомашина... Минута, другая - дверь опустилась на место.
At eight-thirty the eggs were shriveled and the toast was like stone.	В восемь тридцать яичница сморщилась, а тосты стали каменными.
An aluminum wedge scraped them into the sink, where hot water whirled them down a metal throat which digested and flushed them away to the distant sea.	Алюминиевая лопаточка сбросила их в раковину, оттуда струя горячей воды увлекла их в металлическую горловину, которая все растворяла и отправляла через канализацию в далекое море.
The dirty dishes were dropped into a hot washer and emerged twinkling dry.	Грязные тарелки нырнули в горячую мойку и вынырнули из нее, сверкая сухим блеском.
Nine-fifteen, sang the clock, time to clean.	Девять пятнадцать, - пропели часы, - пора уборкой заняться.
Out of warrens in the wall, tiny robot mice darted.	Из нор в стене высыпали крохотные роботы-мыши.
The rooms were acrawl with the small cleaning animals, all rubber and metal. They thudded against chairs, whirling their mustached runners, kneading the rug nap, sucking gently at hidden dust.	Во всех помещениях кишели маленькие суетливые уборщики из металла и резины Они стукались о кресла, вертели своими щетинистыми роликами, ерошили ковровый ворс, тихо высасывая скрытые пылинки.
Then, like mysterious invaders, they popped into their burrows. Their pink electric eyes faded.	Затем исчезли, словно неведомые пришельцы, юркнули в свои убежища Их розовые электрические глазки потухли.
The house was clean.	Дом был чист.
Ten o'clock.	Десять часов.
The sun came out from behind the rain.	Выглянуло солнце, тесня завесу дождя.
The house stood alone in a city of rubble and ashes.	Дом стоял одиноко среди развалин и пепла.
This was the one house left standing.	Во всем городе он один уцелел.
At night the ruined city gave off a radioactive glow which could be seen for miles.	Ночами разрушенный город излучал радиоактивное сияние, видное на много миль вокруг.
Ten-fifteen.	Десять пятнадцать.
The garden sprinklers whirled up in golden founts, filling the soft morning air with scatterings of brightness, The water pelted windowpanes, running down the charred west side where the house had been burned evenly free of its white paint.	Распылители в саду извергли золотистые фонтаны, наполнив ласковый утренний воздух волнами сверкающих водяных бусинок. Вода струилась по оконным стеклам, стекала по обугленной западной стене, на которой белая краска начисто выгорела.
The entire west face of the house was black, save for five places.	Вся западная стена была черной, кроме пяти небольших клочков.
Here the silhouette in paint of a man mowing a lawn.	Вот краска обозначила фигуру мужчины, катящего травяную косилку.

Here, as in a photograph, a woman bent to pick flowers.	А вот, точно на фотографии, женщина нагнулась за цветком.
Still farther over, their images burned on wood in one titanic instant, a small boy, hands flung into the air; higher up, the image of a thrown ball, and opposite him a girl, hands raised to catch a ball which never came down.	Дальше - еще силуэты, выжженные на дереве в одно титаническое мгновение... Мальчишка вскинул вверх руки, над ним застыл контур подброшенного мяча, напротив мальчишки -девочка, ее руки подняты, ловят мяч, который так и не опустился.
The five spots of paint - the man, the woman, the children, the ball - remained.	Только пять пятен краски - мужчина, женщина, дети, мяч.
The rest was a thin charcoaled layer.	Все остальное - тонкий слой древесного угля.
The gentle sprinkler rain filled the garden with falling light.	Тихий дождь из распылителя наполнил сад падающими искрами света...
Until this day, how well the house had kept its peace.	Как надежно оберегал дом свой покой вплоть до этого дня!
How carefully it had inquired,	Как бдительно он спрашивал:
"Who goes there?	"Кто там?
What's the password?" and, getting no answer from lonely foxes and whining cats, it had shut up its windows and drawn shades in an old-maidenly preoccupation with self-protection which bordered on a mechanical paranoia.	Пароль?" И, не получая нужного ответа от одиноких лис и жалобно мяукающих котов, затворял окна и опускал шторы с одержимостью старой девы. Самосохранение, граничащее с психозом, - если у механизмов может быть паранойя.
It quivered at each sound, the house did.	Этот дом вздрагивал от каждого звука.
If a sparrow brushed a window, the shade snapped up. The bird, startled, flew off!	Стоило воробью задеть окно крылом, как тотчас громко щелкала штора и перепуганная птица летела прочь.
No, not even a bird must touch the house!	Никто - даже воробей - не смел прикасаться к дому!
The house was an altar with ten thousand attendants, big, small, servicing, attending, in choirs.	Дом был алтарем с десятью тысячами священнослужителей и прислужников, больших и маленьких, они служили и прислуживали, и хором пели славу.
But the gods had gone away, and the ritual of the religion continued senselessly, uselessly.	Но боги исчезли, и ритуал продолжался без смысла и без толку.
Twelve noon.	Двенадцать.
A dog whined, shivering, on the front porch.	У парадного крыльца заскулил продрогнувший пес.
The front door recognized the dog voice and opened.	Дверь сразу узнала собачий голос и отворилась.
The dog, once huge and fleshy, but now gone to bone and covered with sores, moved in and through the house, tracking mud.	Пес, некогда здоровенный, сытый, а теперь кожа да кости, весь в парше, вбежал в дом, печатая грязные следы.
Behind it whirred angry mice, angry at having to pick up mud, angry at inconvenience.	За ним суетились сердитые мыши - сердитые, что их потревожили, что надо снова убирать!

For not a leaf fragment blew under the door but what the wall panels flipped open and the copper scrap rats flashed swiftly out.	Ведь стоило малейшей пылинке проникнуть внутрь сквозь щель под дверью, как стенные панели мигом приподнимались, и оттуда выскакивали металлические уборщики.
The offending dust, hair, or paper, seized in miniature steel jaws, was raced back to the burrows.	Дерзновенный клочок бумаги, пылинка или волосок исчезали в стенах, пойманные крохотными стальными челюстями.
There, down tubes which fed into the cellar, it was dropped into the sighing vent of an incinerator which sat like evil Baal in a dark corner.	Оттуда по трубам мусор спускался в подвал, в гудящее чрево мусоросжигателя, который злобным Ваалом притаился в темном углу.
The dog ran upstairs, hysterically yelping to each door, at last realizing, as the house realized, that only silence was here.	Пес побежал наверх, истерически лая перед каждой дверью, пока не понял - как это уже давно понял дом, - что никого нет, есть только мертвая тишина.
It sniffed the air and scratched the kitchen door.	Он принюхался и поскреб кухонную дверь, потом лег возле нее, продолжая нюхать.
Behind the door, the stove was making pancakes which filled the house with a rich baked odor and the scent of maple syrup.	Там, за дверью, плита пекла блины, от которых по всему дому шел сытный дух и заманчивый запах кленовой патоки.
The dog frothed at the mouth, lying at the door, sniffing, its eyes turned to fire.	Собачья пасть наполнилась пеной, в глазах вспыхнуло пламя.
It ran wildly in circles, biting at its tail, spun in a frenzy, and died.	Пес вскочил, заметался, кусая себя за хвост, бешено завертелся и сдох.
It lay in the parlor for an hour.	Почти час пролежал он в гостиной.
Two o'clock, sang a voice.	Два часа, - пропел голос.
Delicately sensing decay at last, the regiments of mice hummed out as softly as blown gray leaves in an electrical wind.	Учуяв наконец едва приметный запах разложения, из нор с жужжанием выпорхнули полчища мышей, легко и стремительно, словно сухие листья, гонимые электрическим веером.
Two-fifteen.	Два пятнадцать.
The dog was gone.	Пес исчез.
In the cellar, the incinerator glowed suddenly and a whirl of sparks leaped up the chimney.	Мусорная печь в подвале внезапно засветилась пламенем, и через дымоход вихрем промчался сноп искр.
Two thirty-five.	Два тридцать пять.
Bridge tables sprouted from patio walls.	Из стен внутреннего дворика выскочили карточные столы.
Playing cards fluttered onto pads in a shower of pips.	Игральные карты, мелькая очками, разлетелись по местам.
Martinis manifested on an oaken bench with egg-salad sandwiches.	На дубовом прилавке появились коктейли и сэндвичи с яйцом.
Music played.	Заиграла музыка.
But the tables were silent and the cards untouched.	Но столы хранили молчание, и никто не брал карт.

At four o'clock the tables folded like great butterflies back through the paneled walls.	В четыре часа столы сложились, словно огромные бабочки, и вновь ушли в стены.
Four-thirty.	Половина пятого.
The nursery walls glowed.	Стены детской комнаты засветились.
Animals took shape: yellow giraffes, blue lions, pink antelopes, lilac panthers cavorting in crystal substance.	На них возникли животные: желтые жирафы, голубые львы, розовые антилопы, лиловые пантеры прыгали в хрустальной толще.
The walls were glass. They looked out upon color and fantasy.	Стены были стеклянные, восприимчивые к краскам и игре воображения.
Hidden films clocked through well-oiled sprockets, and the walls lived.	Скрытые киноленты заскользили по зубцам с бобины на бобину, и стены ожили.
The nursery floor was woven to resemble a crisp, cereal meadow. Over this ran aluminum roaches and iron crickets, and in the hot still air butterflies of delicate red tissue wavered among the sharp aroma of animal spoors!	Пол детской колыхался, напоминая волнуемое ветром поле, и по нему бегали алюминиевые тараканы и железные сверчки, а в жарком неподвижном воздухе, в остром запахе звериных следов, порхали бабочки из тончайшей розовой ткани!
There was the sound like a great matted yellow hive of bees within a dark bellows, the lazy bumble of a purring lion.	Слышался звук, как от огромного, копошащегося в черной пустоте кузнечных мехов роя пчел: ленивое урчание сытого льва.
And there was the patter of okapi feet and the murmur of a fresh jungle rain, like other hoofs, falling upon the summer-starched grass.	Слышался цокот копыт окапи и шум освежающего лесного дождя, шуршащего по хрупким стеблям жухлой травы.
Now the walls dissolved into distances of parched weed, mile on mile, and warm endless sky.	Вот стены растаяли, растворились в необозримых просторах опаленных солнцем лугов и бездонного жаркого неба.
The animals drew away into thorn brakes and water holes.	Животные рассеялись по колючим зарослям и водоемам.
It was the children's hour.	Время детской передачи.
Five o'clock.	Пять часов.
The bath filled with clear hot water.	Ванна наполнилась прозрачной горячей водой.
Six, seven, eight o'clock.	Шесть, семь, восемь часов.
The dinner dishes manipulated like magic tricks, and in the study a click. In the metal stand opposite the hearth where a fire now blazed up warmly, a cigar popped out, half an inch of soft gray ash on it, smoking, waiting.	Блюда с обедом проделали удивительные фокусы, потом что-то щелкнуло в кабинете, и на металлическом штативе возле камина, в котором разгорелось уютное пламя, вдруг возникла курящаяся сигара с шапочкой мягкого серого пепла.
Nine o'clock.	Девять часов.
The beds warmed their hidden circuits, for nights were cool here.	Невидимые провода согрели простыни - здесь было холодно по ночам.
Nine-five.	Девять ноль пять.
A voice spoke from the study ceiling:	В кабинете с потолка донесся голос:

"Mrs. McClellan, which poem would you like this evening?"	- Миссис Маклеллан, какое стихотворение хотели бы вы услышать сегодня?
The house was silent.	Дом молчал.
The voice said at last,	Наконец голос сказал:
"Since you express no preference, I shall select a poem at random."	- Поскольку вы не выразили никакого желания, я выберу что-нибудь наудачу.
Quiet music rose to back the voice.	Зазвучал тихий музыкальный аккомпанемент.
"Sara Teasdale.	- Сара Тисдейл.
As I recall, your favorite..."	Ваше любимое, если не ошибаюсь...
"There will come soft rains and the smell of the ground,	Будет ласковый дождь, будет запах земли.
And swallows circling with their shimmering sound;	Щебет юрких стрижей от зари до зари,
And frogs in the pools singing at night,	И ночные рулады лягушек в прудах.
And wild plum trees in tremulous white;	И цветение слив в белопенных садах;
Robins will wear their feathery fire,	Огнегрудый комочек слетит на забор,
Whistling their whims on a low fence-wire;	И малиновки трель выткет звонкий узор.
And not one will know of the war, not one	И никто, и никто не вспомянет войну.
Will care at last when it is done.	Пережито-забыто, ворошить ни к чему.
Not one would mind, neither bird nor tree,	И ни птица, ни ива слезы не прольет,
If mankind perished utterly;	Если сгинет с Земли человеческий род.
And Spring herself, when she woke at dawn	И весна... и Весна встретит новый рассвет,
Would scarcely know that we were gone."	Не заметив, что нас уже нет.
The fire burned on the stone hearth and the cigar fell away into a mound of quiet ash on its tray.	В камине трепетало, угасая, пламя, сигара осыпалась кучкой немого пепла.
The empty chairs faced each other between the silent walls, and the music played.	Между безмолвных стен стояли одно против другого пустые кресла, играла музыка.
At ten o'clock the house began to die.	В десять часов наступила агония.
The wind blew.	Подул ветер.
A falling tree bough crashed through the kitchen window.	Сломанный сук, падая с дерева, высадил кухонное окно.
Cleaning solvent, bottled, shattered over the stove.	Бутылка пятновыводителя разбилась вдребезги о плиту.
The room was ablaze in an instant!	Миг - и вся кухня охвачена огнем!
"Fire!" screamed a voice.	- Пожар! - послышался крик.
The house lights flashed, water pumps shot water from the ceilings.	Лампы замигали, с потолков, нагнетаемые насосами, хлынули струи воды.
But the solvent spread on the linoleum, licking eating under the kitchen door, while the voices took it up in chorus:	Но горючая жидкость растекалась по линолеуму, она просочилась, нырнула под дверь и уже целый хор подхватил:

"Fire, fire, fire!"	- Пожар! Пожар! Пожар!
The house tried to save itself.	Дом старался выстоять.
Doors sprang tightly shut, but the windows were broken by the heat and the wind blew and sucked upon the fire.	Двери плотно затворились, но оконные стекла полопались от жара, и ветер раздувал огонь.
The house gave ground as the fire in ten billion angry sparks moved with flaming ease from room to room and then up the stairs.	Под натиском огня, десятков миллиардов сердитых искр, которые с яростной бесцеремонностью летели из комнаты в комнату и неслись вверх по лестнице, дом начал отступать.
While scurrying water rats squeaked from the walls, pistoled their water, and ran for more.	Еще из стен, семеня, выбегали суетливые водяные крысы, выпаливали струи воды и возвращались за новым запасом.
And the wall sprays let down showers of mechanical rain.	И стенные распылители извергали каскады механического дождя.
But too late.	Поздно.
Somewhere, sighing, a pump shrugged to a stop.	Где-то с тяжелым вздохом, передернув плечами, замер насос.
The quenching rain ceased.	Прекратился дождь-огнеборец.
The reserve water supply which had filled baths and washed dishes for many quiet days was gone.	Иссякла вода в запасном баке, который много-много дней питал ванны и посудомойки.
The fire crackled up the stairs.	Огонь потрескивал, пожирая ступеньку за ступенькой.
It fed upon Picassos and Matisses in the upper halls, like delicacies, baking off the oily flesh, tenderly crisping the canvases into black shavings.	В верхних комнатах он, словно гурман, смаковал картины Пикассо и Матисса, слизывая маслянистую корочку и бережно скручивая холсты черной стружкой.
Now the fire lay in beds, stood in windows, changed the colors of drapes!	Он добрался до кроватей, вот уже скачет по подоконникам, перекрашивает портьеры!
And then, reinforcements.	Но тут появилось подкрепление.
From attic trapdoors, blind robot faces peered down with faucet mouths gushing green chemical.	Из чердачных люков вниз уставились незрячие лица роботов, изрыгая ртами-форсунками зеленые химикалии.
The fire backed off, as even an elephant must at the sight of a dead snake.	Огонь попятился: даже слон пятится при виде мертвой змеи.
Now there were twenty snakes whipping over the floor, killing the fire with a clear cold venom of green froth.	А тут по полу хлестало двадцать змей, умерщвляя огонь холодным чистым ядом зеленой пены.
But the fire was clever. It had sent flames outside the house, up through the attic to the pumps there.	Но огонь был хитер, он послал языки пламени по наружной стене вверх, на чердак, где стояли насосы.
An explosion!	Взрыв!
The attic brain which directed the pumps was shattered into bronze shrapnel on the beams.	Электронный мозг, управлявший насосами, бронзовой шрапнелью вонзился в балки.

The fire rushed back into every closet and felt of the clothes hung there.	Потом огонь метнулся назад и обошел все чуланы, щупая висящую там одежду.
The house shuddered, oak bone on bone, its bared skeleton cringing from the heat, its wire, its nerves revealed as if a surgeon had torn the skin off to let the red veins and capillaries quiver in the scalded air.	Дом содрогнулся, стуча дубовыми костями, его оголенный скелет корчился от жара, сеть проводов - его нервы - обнажилась, словно некий хирург содрал с него кожу, чтобы красные вены и капилляры трепетали в раскаленном воздухе.
Help, help!	Караул, караул!
Fire!	Пожар!
Run, run!	Бегите, спасайтесь!
Heat snapped mirrors like the brittle winter ice.	Огонь крошил зеркала, как хрупкий зимний лед.
And the voices wailed Fire, fire, run, run, like a tragic nursery rhyme, a dozen voices, high, low, like children dying in a forest, alone, alone.	А голоса причитали: "Пожар, пожар, бегите, спасайтесь!" Словно печальная детская песенка, которую в двенадцать голосов, кто громче, кто тише, пели умирающие дети, брошенные в глухом лесу.
And the voices fading as the wires popped their sheathings like hot chestnuts.	Но голоса умолкали один за другим по мере того, как лопалась, подобно жареным каштанам, изоляция на проводах.
One, two, three, four, five voices died.	Два, три, четыре, пять голосов заглохли.
In the nursery the jungle burned.	В детской комнате пламя объяло джунгли.
Blue lions roared, purple giraffes bounded off.	Рычали голубые львы, скакали пурпурные жирафы.
The panthers ran in cirdes, changing color, and ten million animals, running before the fire, vanished off toward a distant steaming river...	Пантеры метались по кругу, поминутно меняя окраску; десять миллионов животных, спасаясь от огня, бежали к кипящей реке вдали...
Ten more voices died.	Еще десять голосов умерли.
In the last instant under the fire avalanche, other choruses, oblivious, could be heard announcing the time, playing music, cutting the lawn by remote-control mower, or setting an umbrella frantically out and in the slamming and opening front door, a thousand things happening, like a clock shop when each clock strikes the hour insanely before or after the other, a scene of maniac confusion, yet unity; singing, screaming, a few last cleaning mice darting bravely out to carry the horrid ashes away!	В последний миг сквозь гул огневой лавины можно было различить хор других, сбитых с толку голосов, еще объявлялось время, играла музыка, метались по газону телеуправляемые косилки, обезумевший зонт прыгал взад-вперед через порог наружной двери, которая непрерывно то затворялась, то отворялась, - одновременно происходила тысяча вещей, как в часовой мастерской, когда множество часов вразнобой лихорадочно отбивают время: то был безумный хаос, спаянный в некое единство; песни, крики, и последние мыши-мусорщики храбро выскакивали из нор - расчистить, убрать этот ужасный, отвратительный пепел!
And one voice, with sublime disregard for the situation, read poetry aloud in the fiery study, until all the film spools burned, until all the wires withered and the circuits cracked.	А один голос с полнейшим пренебрежением к происходящему декламировал стихи в пылающем кабинете, пока не сгорели все пленки, не расплавились провода, не рассыпались все схемы.
The fire burst the house and let it slam flat down, puffing out skirts of spark and smoke.	И наконец, пламя взорвало дом, и он рухнул пластом, разметав каскады дыма и искр.

In the kitchen, an instant before the rain of fire and timber, the stove could be seen making breakfasts at a psychopathic rate, ten dozen eggs, six loaves of toast, twenty dozen bacon strips, which, eaten by fire, started the stove working again, hysterically hissing!	На кухне, за мгновение до того, как посыпались головни и горящие балки, плита с сумасшедшей скоростью готовила завтраки: десять десятков яиц, шесть батонов тостов, двести ломтей бекона -и все, все пожирал огонь, понуждая задыхающуюся печь истерически стряпать еще и еще!
The crash.	Грохот.
The attic smashing into kitchen and parlor. The parlor into cellar, cellar into sub-cellar.	Чердак провалился в кухню и в гостиную, гостиная - в цокольный этаж, цокольный этаж - в подвал.
Deep freeze, armchair, film tapes, circuits, beds, and all like skeletons thrown in a cluttered mound deep under.	Холодильники, кресла, ролики с фильмами, кровати, электрические приборы - все рухнуло вниз обугленными скелетами.
Smoke and silence.	Дым и тишина.
A great quantity of smoke.	Огромные клубы дыма.
Dawn showed faintly in the east.	На востоке медленно занимался рассвет.
Among the ruins, one wall stood alone.	Только одна стена осталась стоять среди развалин.
Within the wall, a last voice said, over and over again and again, even as the sun rose to shine upon the heaped rubble and steam:	Из этой стены говорил последний одинокий голос, солнце уже осветило дымящиеся обломки, а он все твердил:
"Today is August 5, 2026, today is August 5, 2026, today is..."	- Сегодня 5 августа 2026 года, сегодня 5 августа 2026 года, сегодня...
October 2026: THE MILLION-YEAR PICNIC	Октябрь 2026 Каникулы на Марсе
Somehow the idea was brought up by Mom that perhaps the whole family would enjoy a fishing trip.	Эту мысль почему-то высказала мама - а не отправиться ли всей семьей на рыбалку?
But they weren't Mom's words; Timothy knew that.	На самом деле слова были не мамины, Тимоти отлично это знал.
They were Dad's words, and Mom used them for him somehow.	Слова были папины, но почему-то их за него сказала мама.
Dad shuffled his feet in a clutter of Martian pebbles and agreed.	Папа, переминаясь с ноги на ногу на шуршащей марсианской гальке, согласился.
So immediately there was a tumult and a shouting, and very quickly the camp was tucked into capsules and containers, Mom slipped into traveling jumpers and blouse, Dad stuffed his pipe full with trembling hands, his eyes on the Martian sky, and the three boys piled yelling into the motorboat, none of them really keeping an eye on Mom and Dad, except Timothy.	Тотчас поднялся шум и гам, в мгновение ока лагерь был свернут, все уложено в капсулы и контейнеры, мама надела дорожный комбинезон и куртку, отец, не отрывая глаз от марсианского неба, набил трубку дрожащими руками, и трое мальчиков с радостными воплями кинулись к моторной лодке - из всех троих один Тимоти все время посматривал на папу и маму.
Dad pushed a stud.	Отец нажал кнопку.
The water boat sent a humming sound up into the sky.	К небу взмыл гудящий звук.
The water shook back and the boat nosed ahead, and the family cried, "Hurrah!"	Вода за кормой ринулась назад, а лодка помчалась вперед, под дружные крики "ура!".

Timothy sat in the back of the boat with Dad, his small fingers atop Dad's hairy ones, watching the canal twist, leaving the crumbled place behind where they had landed in their small family rocket all the way from Earth.	Тимоти сидел на корме вместе с отцом, положив свои тонкие пальцы на его волосатую руку. Вот за изгибом канала скрылась изрытая площадка, где они сели на своей маленькой семейной ракете после долгого полета с Земли.
He remembered the night before they left Earth, the hustling and hurrying the rocket that Dad had found somewhere, somehow, and the talk of a vacation on Mars.	Ему вспомнилась ночь накануне вылета, спешка и суматоха, ракета, которую отец каким-то образом где-то раздобыл, разговоры о том, что они летят на Марс отдыхать.
A long way to go for a vacation, but Timothy said nothing because of his younger brothers.	Далековато, конечно, для каникулярной поездки, но Тимоти промолчал, потому что тут были младшие братишки.
They came to Mars and now, first thing, or so they said, they were going fishing.	Они благополучно добрались до Марса и вот с места в карьер отправились - во всяком случае, так было сказано - на рыбалку.
Dad had a funny look in his eyes as the boat went up-canal.	Лодка неслась по каналу... Странные глаза у папы сегодня.
A look that Timothy couldn't figure.	Тимоти никак не мог понять, в чем дело.
It was made of strong light and maybe a sort of relief.	Они ярко светились, и в них было облегчение, что ли.
It made the deep wrinkles laugh instead of worry or cry.	И от этого глубокие морщины смеялись, а не хмурились и не скорбели.
So there went the cooling rocket, around a bend, gone.	Новый поворот канала - и вот уже скрылась из глаз остывшая ракета.
"How far are we going?"	- А мы далеко едем?
Robert splashed his hand. It looked like a small crab jumping in the violet water.	Роберт шлепал рукой по воде - будто маленький краб прыгал по фиолетовой глади.
Dad exhaled.	Отец вздохнул:
"A million years."	- За миллион лет.
"Gee," said Robert.	- Ух ты! - удивился Роберт.
"Look, kids."	- Поглядите, дети.
Mother pointed one soft long arm.	- Мама подняла длинную гибкую руку.
"There's a dead city."	- Мертвый город.
They looked with fervent anticipation, and the dead city lay dead for them alone, drowsing in a hot silence of summer made on Mars by a Martian weatherman.	Завороженные, они уставились на вымерший город, а он безжизненно простерся на берегу для них одних и дремал в жарком безмолвии лета, дарованном Марсу искусством марсианских метеорологов.
And Dad looked as if he was pleased that it was dead.	У папы было такое лицо, словно он радовался тому, что город мертв.

It was a futile spread of pink rocks sleeping on a rise of sand, a few tumbled pillars, one lonely shrine, and then the sweep of sand again. Nothing else for miles. A white desert around the canal and a blue desert over it.	Город: хаотическое нагромождение розовых глыб, уснувших на песчаном косогоре, несколько поваленных колонн, заброшенное святилище, а дальше - опять песок, песок, миля за милей... Белая пустыня вокруг канала, голубая пустыня над ним.
Just then a bird flew up.	Внезапно с берега взлетела птица.
Like a stone thrown across a blue pond, hitting, falling deep, and vanishing.	Точно брошенный кем-то камень пронесся над голубым прудом, врезался в толщу воды и исчез.
Dad got a frightened look when he saw it.	Папа даже изменился в лице от испуга.
"I thought it was a rocket."	- Мне почудилось, что это ракета.
Timothy looked at the deep ocean sky, trying to see Earth and the war and the ruined cities and the men killing each other since the day he was born.	Тимоти смотрел в пучину неба, пытаясь увидеть Землю, и войну, и разрушенные города, и людей, которые убивали друг друга, сколько он себя помнил.
But he saw nothing.	Но ничего не увидел.
The war was as removed and far off as two flies battling to the death in the arch of a great high and silent cathedral.	Война была такой же далекой и абстрактной, как две мухи, сражающиеся насмерть под сводами огромного безмолвного собора.
And just as senseless.	И такой же нелепой.
William Thomas wiped his forehead and felt the touch of his son's hand on his arm, like a young tarantula, thrilled.	Уильям Томас отер пот со лба и взволнованно ощутил на своей руке прикосновение пальцев сына, легких, как паучьи лапки.
He beamed at his son.	Он улыбнулся сыну:
"How goes it, Timmy?"	- Ну, как оно, Тимми?
"Fine, Dad."	- Отлично, папа.
Timothy hadn't quite figured out what was ticking inside the vast adult mechanism beside him.	Тимоти никак не мог до конца разобраться, что происходит в этом огромном взрослом механизме рядом с ним.
The man with the immense hawk nose, sunburnt, peeling - and the hot blue eyes like agate marbles you play with after school in summer back on Earth, and the long thick columnar legs in the loose riding breeches.	В этом человеке с большим, шелушащимся от загара орлиным носом, с ярко-голубыми глазами вроде каменных шариков, которыми он играл летом дома, на Земле, с длинными, могучими, как колонны, ногами в широких бриджах.
"What are you looking at so hard, Dad?"	- Что ты так высматриваешь, пап?
"I was looking for Earthian logic, common sense, good government, peace, and responsibility."	- Я искал земную логику, здравый смысл, разумное правление, мир и ответственность.
"All that up there?"	- И как - увидел?
"No.	- Нет.
I didn't find it.	Не нашел.
It's not there any more.	Их больше нет на Земле.
Maybe it'll never be there again.	И, пожалуй, не будет никогда.

Maybe we fooled ourselves that it was ever there."	Возможно, мы только сами себя обманывали, а их вообще и не было.
"Huh?"	- Это как же?
"See the fish," said Dad, pointing.	- Смотри, смотри, вон рыба, - показал отец.
There rose a soprano clamor from all three boys as they rocked the boat in arching their tender necks to see.	Трое мальчиков звонко вскрикнули, и лодка накренилась, так дружно они изогнули свои тонкие шейки, торопясь увидеть.
They oohed and ahed.	Ух ты, вот это да!
A silver ring fish floated by them, undulating, and closing like an iris, instantly, around food partides, to assimilate them.	Мимо проплыла серебристая рыба-кольцо, извиваясь и мгновенно сжимаясь, точно зрачок, едва только внутрь попадали съедобные крупинки.
Dad looked at it. His voice was deep and quiet. "Just like war.	- В точности как война, - глухо произнес отец.
War swims along, sees food, contracts.	- Война плывет, видит пищу, сжимается.
A moment later - Earth is gone."	Миг - и Земли нет.
"William," said Mom.	- Уильям, - сказала мама.
"Sorry," said Dad.	- Извини.
They sat still and felt the canal water rush cool, swift, and glassy.	Они примолкли, а мимо стремительно неслась студеная стеклянная вода канала.
The only sound was the motor hum, the glide of water, the sun expanding the air.	Ни звука кругом, только гул мотора, шелест воды, струи распаренного солнцем воздуха.
"When do we see the Martians?" cried Michael.	- А когда мы увидим марсиан? - воскликнул Майкл.
"Quite soon, perhaps," said Father.	- Скоро, - заверил его отец.
"Maybe tonight."	- Может быть, вечером.
"Oh, but the Martians are a dead race now," said Mom.	- Но ведь марсиане все вымерли, - сказала мама.
"No, they're not.	- Нет, не вымерли, - не сразу ответил папа.
I'll show you some Martians, all right," Dad said presently.	- Я покажу вам марсиан, точно.
Timothy scowled at that but said nothing.	Тимоти нахмурился, но ничего не сказал.
Everything was odd now.	Все было как-то не так.
Vacations and fishing and looks between people.	И каникулы, и рыбалка, и эти взгляды, которыми обменивались взрослые.
The other boys were already engaged making shelves of their small hands and peering under them toward the seven-foot stone banks of the canal, watching for Martians.	А его братья уже уставились из-под ладошек на двухметровую каменную стенку канала, высматривая марсиан.
"What do they look like?" demanded Michael.	- Какие они? - допытывался Майкл.
"You'll know them when you see them."	- Узнаешь, когда увидишь.

Dad sort of laughed, and Timothy saw a pulse beating time in his cheek.	- Отец вроде усмехнулся, и Тимоти приметил, как у него подергивается щека.
Mother was slender and soft, with a woven plait of spungold hair over her head in a tiara, and eyes the color of the deep cool canal water where it ran in shadow, almost purple, with flecks of amber caught in it.	Мама была хрупкая и нежная, золотая коса лежала тиарой на голове, а глаза были такого же цвета, как глубокая студеная вода канала в тени, почти пурпурные, с янтарными крапинками.
You could see her thoughts swimming around in her eyes, like fish - some bright, some dark, some fast, quick, some slow and easy, and sometimes, like when she looked up where Earth was, being nothing but color and nothing else. She sat in the boat's prow, one hand resting on the side lip, the other on the lap of her dark blue breeches, and a line of sunburnt soft neck showing where her blouse opened like a white flower.	Можно было видеть, как плавают мысли в ее глазах - словно рыбы, одни светлые, другие темные, одни быстрые, стремительные, другие медленные, неторопливые, а иногда - скажем, если она глядела на небо, туда, где Земля, - в глазах ничего не было, один только цвет... Мама сидела на носу лодки, одну руку она положила на борт, вторую на заглаженную складку своих брюк, и полоска мягкой загорелой шеи обрывалась там, где, подобно белому цветку, открывался воротник.
She kept looking ahead to see what was there, and, not being able to see it clearly enough, she looked backward toward her husband, and through his eyes, reflected then, she saw what was ahead; and since he added part of himself to this reflection, a determined firmness, her face relaxed and she accepted it and she turned back, knowing suddenly what to look for.	Она все время глядела вперед, что-то высматривая, но не могла разглядеть и обернулась к мужу; в его глазах она увидела отражение того, что впереди, а он к этому отражению добавил что-то от самого себя, свою твердую решимость, и напряжение спало с ее лица, она снова повернулась вперед, теперь уже спокойно, зная, чего ей искать.
Timothy looked too.	Тимоти тоже смотрел.
But all he saw was a straight pencil line of canal going violet through a wide shallow valley penned by low, eroded hills, and on until it fell over the sky's edge.	Но он видел лишь прямую черту фиолетового канала посреди широкой ровной долины, обрамленной низкими размытыми холмами.
And this canal went on and on, through cities that would have rattled like beetles in a dry skull if you shook them.	Черта уходила за край неба, и канал тянулся все дальше, дальше, сквозь города, которые -встряхни их - загремели бы, словно жуки в высохшем черепе.
A hundred or two hundred cities dreaming hot summer-day dreams and cool summer-night dreams...	Сто, двести городов, видящих летние сны -жаркие днем и прохладные ночью...
They had come millions of miles for this outing - to fish.	Они пролетели миллионы миль ради этого пикника, ради рыбалки.
But there had been a gun on the rocket.	А в ракете было оружие.
This was a vacation.	Называется, поехали на каникулы!
But why all the food, more than enough to last them years and years, left hidden back there near the rocket?	А для чего все эти продукты - хватит с лихвой не на один год, - которые они спрятали по соседству с ракетой?
Vacation.	Каникулы!
Just behind the veil of the vacation was not a soft face of laughter, but something hard and bony and perhaps terrifying.	Но за этими каникулами скрывалась не радостная улыбка, а что-то жестокое, твердое, даже страшное.

Timothy could not lift the veil, and the two other boys were busy being ten and eight years old, respectively.	Тимоти никак не мог раскусить этот орешек, а братьям не до того, - что может занимать мальчишек в десять и восемь лет?
"No Martians yet.	- Ну, где же марсиане?
Nuts."	Дураки какие-то!
Robert put his V-shaped chin on his hands and glared at the canal.	- Роберт положил клинышек подбородка на ладони и уставился в канал.
Dad had brought an atomic radio along, strapped to his wrist. It functioned on an old-fashioned principle: you held it against the bones near your ear and it vibrated singing or talking to you.	У папы на запястье было атомное радио, сделанное по старинке: прижми его к голове, возле уха, и радио начнет вибрировать, напевая или говоря что-нибудь.
Dad listened to it now. His face looked like one of those fallen Martian cities, caved in, sucked. dry, almost dead.	Как раз сейчас папа слушал, и лицо его было похоже на один из этих погибших марсианских городов - угрюмое, изможденное, безжизненное.
Then he gave it to Mom to listen.	Потом он дал послушать маме.
Her lips dropped open.	Ее губы раскрылись.
"What - " Timothy started to question, but never finished what he wished to say.	- Что... - начал Тимоти свой вопрос, но не договорил.
For at that moment there were two titanic, marrow-jolting explosions that grew upon themselves, followed by a half dozen minor concussions.	Потому что в этот миг их встряхнули и ошеломили два громоздящихся друг на друга исполинских взрыва, за которыми последовало несколько толчков послабее.
Jerking his head up, Dad notched the boat speed higher immediately.	Отец вскинул голову и тотчас прибавил ходу.
The boat leaped and jounced and spanked.	Лодка рванулась и понеслась, прыгая и громко шлепая по воде.
This shook Robert out of his funk and elicited yelps of frightened but esctatic joy from Michael, who clung to Mom's legs and watched the water pour by his nose in a wet torrent.	Роберт мигом оправился от страха, а Майкл испуганно и восторженно взвизгнул и прижался к маминым ногам, глядя, как мимо самого его носа летят быстрые струи.
Dad swerved the boat, cut speed, and ducked the craft into a little branch canal and under an ancient, crumbling stone wharf that smelled of crab flesh.	Сбавив скорость, отец круто развернул лодку, и они скользнули в узкий отводной канал, к древнему полуразрушенному каменному причалу, от которого пахло крабами.
The boat rammed the wharf hard enough to throw them all forward, but no one was hurt, and Dad was already twisted to see if the ripples on the canal were enough to map their route into hiding.	Лодка ткнулась носом в причал так сильно, что всех швырнуло вперед, но никто не ушибся, а отец уже смотрел, обернувшись, не осталось ли на воде борозды, которая может выдать, где они укрылись.
Water lines went across, lapped the stones, and rippled back to meet each other, settling, to be dappled by the sun. It all went away.	По глади канала разбегались длинные волны; облизав камень, они отступали, перехватывая набегающие сзади, все смешалось в игре солнечных бликов, потом рябь исчезла.
Dad listened.	Папа прислушался.
So did everybody.	Они все прислушались.

Dad's breathing echoed like fists beating against the cold wet wharf stones.	Дыхание отца гулко отдавалось под навесом, будто удары кулака о холодные, влажные камни причала.
In the shadow, Mom's cat eyes just watched Father for some clue to what next.	Мамины кошачьи глаза глядели в полутьме на папу, допытываясь, что теперь будет.
Dad relaxed and blew out a breath, laughing at himself.	Отец глубоко, с облегчением, вздохнул и рассмеялся сам над собой.
"The rocket, of course.	- Это же наша ракета!
I'm getting jumpy.	Что-то я становлюсь пугливым.
The rocket."	Конечно, ракета.
Michael said, "What happened, Dad, what happened?"	- А что это было, пап, - спросил Майкл, - что это было?
"Oh, we just blew up our rocket, is all," said Timothy, trying to sound matter-of-fact.	- Просто мы взорвали нашу ракету, вот и все. -Тимоти старался говорить буднично.
"I've heard rockets blown up before.	- Что ли не слыхал, как ракеты взрывают?
Ours just blew."	Вот и нашу тоже...
"Why did we blow up our rocket?" asked Michael.	- А зачем мы нашу ракету взорвали? - не унимался Майкл.
"Huh, Dad?"	- Зачем, пап?
"It's part of the game, silly!" said Timothy.	- Так полагается по игре, дурачок! - ответил Тимоти.
"A game!"	- По игре?!
Michael and Robert loved the word.	- Майкл и Роберт очень любили это слово.
"Dad fixed it so it would blow up and no one'd know where we landed or went!	- Папа сделал так, чтобы она взорвалась, и никто не узнал, где мы сели и куда подевались!
In case they ever came looking, see?"	Если кто захочет нас искать, понятно?
"Oh boy, a secret!"	- Ух ты, тайна!
"Scared by my own rocket," admitted Dad to Mom.	- Собственной ракеты испугался, - признался отец маме.
"I am nervous.	- Нервы!
It's silly to think there'll ever be any more rockets.	Смешно даже подумать, будто здесь могут появиться другие ракеты.
Except one, perhaps, if Edwards and his wife get through with their ship."	Разве что еще одна прилетит: если Эдвардс с женой сумеют добраться.
He put his tiny radio to his ear again.	Он снова поднес к уху маленький приемник.
After two mintes he dropped his hand as you would drop a rag.	Через две минуты рука его упала, словно тряпичная.
"It's over at last," he said to Mom.	- Все, конец, - сказал он маме.
"The radio just went off the atomic beam.	- Только что прекратила работу станция на атомном луче.

Every other world station's gone.	Другие станции Земли давно молчат.
They dwindled down to a couple in the last few years.	В последние годы их всего-то было две-три.
Now the air's completely silent.	Теперь в эфире мертвая тишина.
It'll probably remain silent."	Видно, надолго.
"For how long?" asked Robert.	- На сколько? - спросил Роберт.
"Maybe - your great-grandchildren will hear it again," said Dad.	- Может быть... может быть, ваши правнуки снова услышат радио, - ответил отец.
He just sat there, and the children were caught in the center of his awe and defeat and resignation and acceptance.	Он сидел понурившись, и детям передалось то, что он чувствовал: смирение, отчаяние, покорность.
Finally he put the boat out into the canal again, and they continued in the direction in which they had originally started.	Потом он опять вывел лодку на главный канал, и они продолжали путь.
It was getting late.	Вечерело.
Already the sun was down the sky, and a series of dead cities lay ahead of them.	Солнце уже склонилось к горизонту; впереди простирались чередой мертвые города.
Dad talked very quietly and gently to his sons.	Отец говорил с сыновьями ласковым, ровным голосом.
Many times in the past he had been brisk, distant, removed from them, but now he patted them on the head with just a word and they felt it.	Прежде он часто бывал сух, замкнут, неприступен, теперь же - они это чувствовали -папа будто гладил их по голове своими словами.
"Mike, pick a city."	- Майкл, выбирай город.
"What, Dad?"	- Что, папа?
"Pick a city, Son.	- Выбирай город, сынок.
Any one of these cities we pass."	Любой город, какой тут нам подвернется.
"All right," said Michael.	- Ладно, - сказал Майкл.
"How do I pick?"	- А как выбирать?
"Pick the one you like the most.	- Какой тебе больше нравится.
You, too, Robert and Tim.	И ты, Роберт, и Тим тоже.
Pick the city you like best."	Выбирайте себе город по вкусу.
"I want a city with Martians in it," said Michael.	- Я хочу такой город, чтобы в нем были марсиане,- сказал Майкл.
"You'll have that," said Dad.	- Будут марсиане, - ответил отец.
"I promise."	- Обещаю.
His lips were for the children, but his eyes were for Mom.	- Его губы обращались к сыновьям, но глаза смотрели на маму.
They passed six cities in twenty minutes.	За двадцать минут они миновали шесть городов.
Dad didn't say anything more about the explosions; he seemed much more interested in having fun with his sons, keeping them happy, than anything else.	Отец больше не поминал про взрывы, теперь для него как будто важнее всего на свете было веселить сыновей, чтобы им стало радостно.

Michael liked the first city they passed, but this was vetoed because everyone doubted quick first judgments.	Майклу понравился первый же город, но его отвергли, решив, что поспешные решения - не самые лучшие.
The second city nobody liked.	Второй город никому не приглянулся.
It was an Earth Man's settlement, built of wood and already rotting into sawdust.	Его построили земляне, и деревянные стены домов уже превратились в труху.
Timothy liked the third city because it was large.	Третий город пришелся по душе Тимоти тем, что он был большой.
The fourth and fifth were too small and the sixth brought acclaim from everyone, induding Mother, who joined in the Gees, Goshes, and Look-at-thats!	Четвертый и пятый всем показались слишком маленькими, зато шестой у всех, даже у мамы, вызвал восторженные крики. "Ух ты!", "Блеск!", "Вот это да!".
There were fifty or sixty huge structures still standing, streets were dusty but paved, and you could see one or two old centrifugal fountains still pulsing wetly in the plazas.	Тут сохранилось в целости около полусотни огромных зданий, улицы были хоть и пыльные, но мощеные.
That was the only life - water leaping in the late sunlight.	Два-три старинных центробежных фонтана еще пульсировали влагой на площадях, и прерывистые струи, освещенные лучами заходящего солнца, были единственным проявлением жизни во всем городе.
"This is the city," said everybody.	- Здесь, - дружно сказали все.
Steering the boat to a wharf, Dad jumped out.	Отец подвел лодку к пристани и выскочил на берег.
"Here we are.	- Что ж, приехали.
This is ours.	Все это - наше.
This is where we live from now on!"	Теперь будем жить здесь!
"From now on?"	- Будем жить?
Michael was incredulous.	- Майкл опешил.
He stood up, looking, and then turned to blink back at where the rocket used to be.	Он поднялся на ноги, глядя на город, потом повернулся лицом в ту сторону, где они оставили ракету.
"What about the rocket?	- А как же ракета?
What about Minnesota?"	Как Миннесота?
"Here," said Dad.	- Вот, - сказал папа.
He touched the small radio to Michael's blond head.	Он прижал маленький радиоприемник к русой головенке Майкла.
"Listen."	- Слушай.
Michael listened.	Майкл прислушался.
"Nothing," he said.	- Ничего, - сказал он.
"That's right.	- Верно.
Nothing.	Ничего.

Nothing at all any more.	Ничего не осталось.
No more Minneapolis, no more rockets, no more Earth."	Никакого Миннеаполиса, никаких ракет, никакой Земли.
Michael considered the lethal revelation and began to sob little dry sobs.	Майкл поразмыслил немного над этим страшным откровением и тихонько захныкал.
"Wait a moment," said Dad the next instant.	- Погоди, Майкл, - поспешно сказал папа.
"I'm giving you a lot more in exchange, Mike!"	- Я дам тебе взамен гораздо больше!
"What?"	- Что?
Michael held off the tears, curious, but quite ready to continue in case Dad's further revelation was as disconcerting as the original.	- Любопытство задержало слезы, но Майкл был готов сейчас же дать им волю, если дальнейшие откровения отца окажутся такими же печальными, как первое.
"I'm giving you this city, Mike.	- Я дарю тебе этот город, Майкл.
It's yours."	Он твой.
"Mine?"	- Мой?
"For you and Robert and Timothy, all three of you, to own for yourselves."	- Твой, Роберта и Тимоти, ваш собственный город, на троих.
Timothy bounded from the boat	Тимоти выпрыгнул из лодки.
"Look, guys, all for us!	- Глядите, ребята, все наше!
All of that!"	Все-все!
He was playing the game with Dad, playing it large and playing it well.	Он играл наравне с отцом, играл великолепно, всю душу вкладывал.
Later, after it was all over and things had settled, he could go off by himself and cry for ten minutes.	После, когда все уляжется и устроится, он, возможно, уйдет куда-нибудь минут на десять и поплачет наедине.
But now it was still a game, still a family outing, and the other kids must be kept playing.	Но сейчас идет игра "семья на каникулах", и братишки должны играть.
Mike jumped out with Robert.	Майкл и Роберт выскочили на берег.
They helped Mom.	Они помогли выйти на пристань маме.
"Be careful of your sister," said Dad, and nobody knew what he meant until later.	- Берегите сестренку, - сказал папа, лишь много позднее они поняли, что он подразумевал.
They hurried into the great pink-stoned city, whispering among themselves, because dead cities have a way of making you want to whisper, to watch the sun go down.	И они быстро-быстро пошли в большой розовокаменный город, разговаривая шепотом - в мертвых городах почему то хочется говорить шепотом, хочется смотреть на закат.
"In about five days," said Dad quietly, "I'll go back down to where our rocket was and collect the food hidden in the ruins there and bring it here; and I'll hunt for Bert Edwards and his wife and daughters there."	- Дней через пять, - тихо сказал отец, - я вернусь туда, где была наша ракета, и заберу продукты, которые мы спрятали в развалинах. Заодно поищу Берта Эдвардса с женой и дочерьми.
"Daughters?" asked Timothy.	- Дочерьми? - повторил Тимоти.
"How many?"	- Сколько их?

"Four."	- Четыре.
"I can see that'll cause trouble later."	- Как бы потом из-за этого неприятностей не было.
Mom nodded slowly.	- Мама медленно покачала головой.
"Girls."	- Девчонки.
Michael made a face like an ancient Martian stone image.	- Майкл скроил рожу, напоминающую каменные физиономии марсианских истуканов.
"Girls."	- Девчонки.
"Are they coming in a rocket too?"	- Они тоже на ракете прилетят?
"Yes.	- Да
If they make it.	Если им удастся.
Family rockets are made for travel to the Moon, not Mars.	Семейные ракеты рассчитаны для полета на Луну, не на Марс.
We were lucky we got through."	Нам просто повезло, что мы добрались
"Where did you get the rocket?" whispered Timothy, for the other boys were running ahead.	- А откуда ты взял ракету? - шепотом спросил Тимоти, двое других мальчуганов уже убежали вперед.
"I saved it.	- Я ее прятал.
I saved it for twenty years, Tim.	Двадцать лет прятал, Тим.
I had it hidden away, hoping I'd never have to use it.	Убрал и надеялся, что никогда не понадобится.
I suppose I should have given it to the government for the war, but I kept thinking about Mars..."	Наверное, надо было сдать ее государству, когда началась война, но я все время думал о Марсе...
"And a picnic!"	- И о пикнике!..
"Right.	- Вот-вот!
This is between you and me.	Но это только между нами.
When I saw everything was finishing on Earth, after I'd waited until the last moment, I packed us up.	Когда я увидел, что Земле приходит конец - я ждал до последней минуты! - то стал собираться в путь.
Bert Edwards had a ship hidden, too, but we decided it would be safer to take off separately, in case anyone tried to shoot us down."	Берт Эдвардс тоже припрятал корабль, но мы решили, что вернее всего стартовать порознь на случай, если кто-нибудь попытается нас сбить.
"Why'd you blow up the rocket, Dad?"	- А зачем ты ее взорвал, папа?
"So we can't go back, ever.	- Чтобы мы не могли вернуться, никогда.
And so if any of those evil men ever come to Mars they won't know we're here."	И чтобы эти недобрые люди, если они когда-нибудь окажутся на Марсе, не узнали, что мы тут.
"Is that why you look up all the time?"	- Ты поэтому все время на небо глядишь?
"Yes, it's silly.	- Конечно, глупо.
They won't follow us, ever.	Никто не будет нас преследовать.
They haven't anything to follow with.	Не на чем.

I'm being too careful, is all."	Я чересчур осторожен, в этом все дело.
Michael came running back.	Прибежал обратно Майкл.
"Is this really our city, Dad?"	- Пап, это вправду наш город?
"The whole darn planet belongs to us, kids.	- Вся планета с ее окрестностями принадлежит нам, ребята.
The whole darn planet."	Целиком и полностью.
They stood there, King of the Hill, Top of the Heap, Ruler of All They Surveyed, Unimpeachable Monarchs and Presidents, trying to understand what it meant to own a world and how big a world really was.	Они стояли - Король Холмов и Пригорков, Первейший из Главных, Правитель Всего Обозримого Пространства, Непогрешимые Монархи и Президенты, - пытаясь осмыслить, что это значит, владеть целым миром, и как это много - целый мир!
Night came quickly in the thin atmosphere, and Dad left them in the square by the pulsing fountain, went down to the boat, and came walking back carrying a stack of paper in his big hands.	В разреженной марсианской атмосфере быстро темнело. Оставив семью на площади возле пульсирующего фонтана, отец сходил к лодке и вернулся, неся в больших руках целую охапку бумаги.
He laid the papers in a clutter in an old courtyard and set them afire.	На заброшенном дворе он сложил книги в кучу и поджег.
To keep warm, they crouched around the blaze and laughed, and Timothy saw the little letters leap like frightened animals when the flames touched and engulfed them.	Они присели на корточки возле костра погреться и смеялись, а Тимоти смотрел, как буковки прыгали, точно испуганные зверьки, когда огонь хватал их и пожирал.
The papers crinkled like an old man's skin, and the cremation surrounded innumerable words:	Бумага морщилась, словно стариковская кожа, пламя окружало и теснило легионы слов.
"GOVERNMENT BONDS; Business Graph, 1999; Religious Prejudice: An Essay; The Science of Logistics; Problems of the Pan-American Unity; Stock Report for July 3, 1998; The War Digest..."	"Г осударственные облигации; Коммерческая статистика 1999 года; Религиозные предрассудки, эссе; Наука о военном снабжении; Проблемы панамериканского единства; Биржевой вестник за 3 июля 1998 года; Военный сборник..."
Dad had insisted on bringing these papers for this purpose.	Отец нарочно захватил все эти книги именно для этой цели.
He sat there and fed them into the fire, one by one, with satisfaction, and told his children what it all meant.	И вот, присев у костра, он с наслаждением бросал их в огонь, одну за другой, и объяснял своим детям в чем дело.
"It's time I told you a few things.	Пора вам кое-что растолковать.
I don't suppose it was fair, keeping so much from you.	Наверно, я был не прав, когда ограждал вас от всего.
I don't know if you'll understand, but I have to talk, even if only part of it gets over to you."	Не знаю, много ли вы поймете, но я все равно должен высказаться, даже если до вас дойдет только малая часть.
He dropped a leaf in the fire.	Он уронил в огонь лист бумаги.
"I'm burning a way of life, just like that way of life is being burned clean of Earth right now.	- Я сжигаю образ жизни - тот самый образ жизни, который сейчас выжигают с лица Земли.

Forgive me if I talk like a politician.	Простите меня, если я говорю как политик, но ведь я бывший губернатор штата.
I am, after all, a former state governor, and I was honest and they hated me for it.	Я был честным человеком, и меня за это ненавидели.
Life on Earth never settled down to doing anything very good.	Жизнь на Земле никак не могла устояться, чтобы хоть что-то сделать как следует, основательно.
Science ran too far ahead of us too quickly, and the people got lost in a mechanical wilderness, like children making over pretty things, gadgets, helicopters, rockets; emphasizing the wrong items, emphasizing machines instead of how to run the machines.	Наука слишком стремительно и слишком далеко вырвалась вперед, и люди заблудились в машинных дебрях, они, словно дети, чрезмерно увлеклись занятными вещицами, хитроумными механизмами, вертолетами, ракетами. Не тем занимались; без конца придумывали все новые и новые машины - вместо того, чтобы учиться управлять ими.
Wars got bigger and bigger and finally killed Earth.	Войны становились все более разрушительными и в конце концов погубили Землю.
That's what the silent radio means.	Вот что означает молчание радио.
That's what we ran away from."	Вот от чего мы бежали.
"We were lucky.	Нам посчастливилось.
There aren't any more rockets left.	Больше ракет не осталось.
It's time you knew this isn't a fishing trip at all.	Пора вам узнать, что мы прилетели вовсе не рыбу ловить.
I put off telling you. Earth is gone.	Я все откладывал, не говорил... Земля погибла.
Interplanetary travel won't be back for centuries, maybe never.	Пройдет века, прежде чем возобновятся межпланетные сообщения, - если они вообще возобновятся.
But that way of life proved itself wrong and strangled itself with its own hands.	Тот образ жизни доказал свою непригодность и сам себя задушил.
You're young.	Вы только начинаете жить.
I'll tell you this again every day until it sinks in."	Я буду вам повторять все это каждый день, пока вы не усвоите...
He paused to feed more papers to the fire.	Он остановился, чтобы подбросить в костер еще бумаги.
"Now we're alone.	- Теперь мы одни.
We and a handful of others who'll land in a few days.	Мы и еще горстка людей, которые прилетят сюда через день-два.
Enough to start over.	Достаточно, чтобы начать сначала.
Enough to turn away from all that back on Earth and strike out on a new line - "	Достаточно, чтобы поставить крест на всем, что было на Земле, и идти по новому пути...
The fire leaped up to emphasize his talking.	Пламя вспыхнуло ярче, как бы подчеркивая его слова.
And then all the papers were gone except one.	Уже все бумаги сгорели, кроме одной.

All the laws and beliefs of Earth were burnt into small hot ashes which soon would be carried off inawind.	Все законы и верования Земли превратились в крупицы горячего пепла, который скоро развеет ветром.
Timothy looked at the last thing that Dad tossed in the fire.	Тимоти посмотрел на последний лист, что папа бросил в костер.
It was a map of the World, and it wrinkled and distorted itself hotly and went - flimpf - and was gone like a warm, black butterfly.	Карта мира... Она корчилась, корежилась от жара, порх - и улетела горячей черной ночной бабочкой.
Timothy turned away.	Тимоти отвернулся.
"Now I'm going to show you the Martians," said Dad.	- А теперь я покажу вам марсиан, - сказал отец.
"Come on, all of you.	- Пойдем, вставайте.
Here, Alice."	Ты тоже, Алиса.
He took her hand.	Он взял ее за руку.
Michael was crying loudly, and Dad picked him up and carried him, and they walked down through the ruins toward the canal.	Майкл расплакался, папа поднял его и понес. Мимо развалин они пошли вниз к каналу.
The canal.	Канал.
Where tomorrow or the next day their future wives would come up in a boat, small laughing girls now, with their father and mother.	Сюда завтра или послезавтра приедут на лодке их будущие жены, пока - смешливые девчонки, со своими папой и мамой.
The night came down around them, and there were stars.	Ночь окружила их, высыпали звезды.
But Timothy couldn't find Earth.	Но Земли Тимоти не мог найти.
It had already set.	Уже зашла.
That was something to think about.	Как тут не призадуматься...
A night bird called among the ruins as they walked.	Среди развалин кричала ночная птица.
Dad said,	Снова заговорил отец:
"Your mother and I will try to teach you.	- Мать и я попытаемся быть вашими учителями.
Perhaps we'll fail. I hope not. We've had a good lot to see and learn from.	Надеюсь, что мы сумеем... Нам довелось немало пережить и узнать.
We planned this trip years ago, before you were born.	Это путешествие мы задумали много лет назад, когда вас еще не было.
Even if there hadn't been a war we would have come to Mars, I think, to live and form our own standard of living.	Не будь войны, мы, наверно, все равно улетели бы на Марс, чтобы жить здесь, по-своему, создать свой образ жизни.
It would have been another century before Mars would have been really poisoned by the Earth civilization.	Земной цивилизации понадобилось бы лет сто, чтобы еще и Марс отравить.
Now, of course - "	Теперь-то, конечно...
They reached the canal.	Они дошли до канала.
It was long and straight and cool and wet and reflective in the night.	Он был длинный, прямой, холодный, в его влажном зеркале отражалась ночь.

"I've always wanted to see a Martian," said Michael.	- Мне всегда так хотелось увидеть марсианина, -сказал Майкл.
"Where are they, Dad?	- Где же они, папа?
You promised."	Ты ведь обещал.
"There they are," said Dad, and he shifted Michael on his shoulder and pointed straight down.	- Вот они, смотри, - ответил отец. Он посадил Майкла на плечо и указал прямо вниз.
The Martians were there.	Марсиане!..
Timothy began to shiver.	Тимоти охватила дрожь.
The Martians were there - in the canal - reflected in the water.	Марсиане. В канале.
Timothy and Michael and Robert and Mom and Dad.	Отраженные его гладью Тимоти, Майкл, Роберт, и мама, и папа.
The Martians stared back up at them for a long, long silent time from the rippling water... END	Долго, долго из журчащей воды на них безмолвно смотрели марсиане...