Вельяминовы. Век открытий. Книга 2

Сидония недовольно пробормотала что-то и прикрутила газовый рожок.

- Может быть, пусть он в Ренн поедет, летом, с Грегори, - женщина, устроилась под боком у мужа, -хотя Элиза тоже молодая девочка. Двадцать лет ей. И католичка. Вероника только и ждет, что Пьетро вернется, внуков хочет, - Сидония улыбнулась, - и нам бы еще надо.

- Спят, - услышал Грегори голос брата. Петя указал в траву. Маленький Джон и Мария сопели рядом с тележкой.

- Придется нам их обратно нести, - Петя сунул Грегори книгу: «Жалко Марию. У тебя отец есть, у меня мама, а у нее только дедушка».

Каштановые волосы девочки разметались по траве. Грегори поднял ее. Мальчик вспомнил, как Мария, грустно, сказала:

- Дедушка меня водил на могилу мамочки. Ее Анита звали, я за нее молюсь. А папы у меня нет, -девочка помолчала. Грегори погладил ее по голове: «Мой отец тоже умер, в Бомбее. Я и не знал его».

Мальчики шли к замку. Грегори смотрел на спину Пети, в простой, холщовой курточке:

- Я бы не ничего не сделал, - Грегори закрыл глаза и увидел коричневую, прозрачную воду, медленных рыб, услышал шелест камышей, - не смог бы его отца спасти. Я не все умею, - он подхватил Марию удобнее и поспешил вслед за Петей.

Выпала роса. Спаниели лежали у мраморной скамейки, небо на западе было ясным, золотистым. «Хорошо мы на барже покатались, - весело сказал Петя, не оборачиваясь, - дядя Джон сказал, что мы теперь сами можем брать ее на верфи, у мистера Тули. С лошадью мы научились управляться. Смотри, - он остановился и подождал Грегори, - тетя Полина на террасе, машет».

Герцогиня так же махала на канале. Лошадь тянула баржу вверх по течению. Питер и Грегори менялись в седле. Малыши восторженно бегали по палубе. Дядя Джон развалился у борта, дочка лежала рядом с ним на шали. Вокруг был тихий полдень, на зеленой воде играли солнечные зайчики.

Вечернюю почту принесли, когда Полина уложила дочь и спустилась вниз, к чаю. Джон был у себя в кабинете. Полина, отложив телеграмму для него, распечатала конверты из Святой Земли и Брюсселя. Мать писала, что они собираются в Париж, повидать правнука.

- Думаю, мы там проведем всю осень, - читала Полина, - у меня и Поля есть кое-какие дела во Франции. Макс, скорее всего, вернулся в Европу, но пока мы от него ничего не слышали. Если вам удобно, то мы могли бы навестить вас зимой, милая доченька, и отметить первый день рождения Джейн.

Полина вздохнула:

- Удобно, конечно. Впрочем, мама всегда так выражается. Она очень деликатная. Хотя Джон дома никаких бумаг не держит, и вообще не занимается радикалами.

Бет писала, что она еще учится:

- Сколько нам осталось ждать свадьбы, милая Полина, пока неясно, однако мы не унываем. Я посылаю колонки в газеты, и заканчиваю книгу. Джошуа управляет виноградниками, на севере. Мы не видимся, даже на праздники, но иногда передаем друг другу записки. Надеемся, конечно, что рано или поздно мы встанем под хупу.

- Почти тридцать ей, - Полина отложила конверт, - впрочем, я еще позже замуж вышла. Кто бы мог подумать? - она услышала в коридоре шаги мужа. Джон улыбался и сразу потянул ее к себе:

- Из Парижа хорошие новости, - он поцеловал белокурый висок, - в конце лета мы с Мартой отправимся на континент. Осенью, думаю, все будет закончено. Анри и Юджиния смогут обвенчаться.

- Хорошо бы, - Полина отдала ему телеграмму, - а то моему племяннику пришлось собственного ребенка усыновлять.

Герцог пробежал глазами напечатанные строчки и побледнел: «Врачи меня вызывают в Саутенд. Я пошлю кабель дяде Мартину и тете Сидонии. Попрошу их приехать, помочь тебе с детьми».

- Все будет хорошо, - уверенно сказала Полина, целуя мужа: «Ты только не волнуйся». Он ушел пешком на станцию. Полина, проводив его, стоя на террасе, приложила ладонь к глазам. Мальчики возвращались из парка. Она увидела сокола, что кружил над вековыми деревьями. Приняв у Пети сына, женщина велела:

- Руки помойте. Я маленьких уложу, и поедим. На ужин вафли испекли и молоко свежее. Дяде Джону надо было в Саутенд уехать.

- Я знаю, - чуть было не сказал Грегори, но только улыбнулся, взглянув на Полину серо-голубыми, большими глазами.

- Отнеси ее,  пожалуйста - попросил Грегори, обернувшись к брату.

- Что это он все в небо смотрел? - удивился Петя, забирая девочку: «Птица там летала какая-то, но ее и нет уже».

Брат и тетя Полина ушли. Грегори стоял на террасе, засунув руки в карманы курточки, глядя на восток, где в темном небе еще виднелись очертания крыльев сокола.

В оранжерее было тепло, даже жарко. Джон прошелся по белой, песчаной дорожке и остановился у крохотного, с темной водой, пруда, устроенного в деревянной, низкой бочке. На гладкой поверхности воды колыхалась бледно-розовая кувшинка.

- Это я из Кью привез, - вспомнил Джон, - надо же, как у мамы все хорошо растет. Господи, - он перекрестился, - только бы все обошлось.

Врачи жили в гостевом коттедже. Их приехало четверо, из морского госпиталя в Гриниче. Там было единственное в Англии отделение тропических болезней. Возглавлял консилиум профессор Даниэльсен, из Бергена, лучший в Европе знаток проказы. Он давно сказал герцогу:

- Если бы профессор Кардозо был жив, я бы, конечно, настаивал на том, чтобы пригласить его. Однако, - норвежец вздохнул, - даже дома его не осталось. Когда я ездил в Лейден, читать лекции, доктор Кардозо водил меня в сад, что на канале устроили. Так и надо, - улыбнулся Даниэльсен, - чтобы память о них сохранилась.

- Слава Богу, - невольно подумал тогда Джон, - что Давид ничем опасным не занимается. Хирург. Вот и хорошо.

Джон вдыхал влажный воздух. Он приехал в Саутенд вечером. Даниэльсен встретил его на станции и проводил до особняка.

- Завтра, - повел он рукой, - нам надо сделать исследования, обсудить их. Мы сюда целую лабораторию, привезли, - он усмехнулся. Джон заметил огоньки газовых рожков в окнах дома.

- Идите, - норвежец подтолкнул его к гостевому коттеджу, - идите, отдыхайте. Поспите, воздух здесь хороший.

Джон распахнул окно в скромной спальне. Он долго курил, слушая шорох моря, глядя на слабые, летние звезды, в медленно темнеющем небе. Он все равно плохо спал, ворочался. Джон отчего-то вспомнил, как они с родителями уезжали из Австралии. Ему тогда было четыре года. Он стоял, рядом с отцом, на корме парусника. Домики Сиднея отдалялись, берег Австралии пропадал в жарком полудне.

- А мама? - Джон поднял голубые глаза: «Можно маме сюда прийти, папочка? Очень красиво, пусть она посмотрит, - мальчик махнул в сторону суши.

Отец затянулся сигарой: «Ей нельзя покидать каюту».

Джон погладил мокрые, в капельках воды, листья лианы. Ветви карабкались по деревянным перилам узкой лестницы. Теплица была двухэтажная, ее проектировал сэр Джозеф Пакстон, построивший Великую Оранжерею в садах Кью, и Хрустальный Дворец. Здесь была даже маленькая, искусственная река. Стивен Кроу, по просьбе Джона, сделал в оранжерее напорную башню. Река, по трубам, взбиралась на второй этаж, откуда тек небольшой водопад. Джон поднялся на галерею и вспомнил тихий голос матери:

- Я никого не виню, сыночек. Люди боятся проказы. Ты сам знаешь историю, так веками было. И на твоего отца, да упокоит Господь душу его, я не в обиде. Когда мы в Англию плыли, за мной ухаживали, приносили мне еду, убирали в каюте…

- Ты была как в тюрьме, - зло сказал Джон, расхаживая по большой гостиной, - тебе даже поднос подавали через окошечко в двери. Мама…, - он отвернулся и незаметно стер слезы с лица.

Ева сидела у стола, перелистывая альбом с фотографиями, что передала невестка. «Вырос как, - она смотрела на светлые волосы старшего внука, - одно лицо с отцом». Граф Хантингтон держал под уздцы своего пони, лицо у мальчика было строгое. Ева усмехнулась:

- Они и смотрят, похоже.

Ева полюбовалась снимком Полины с девочкой на руках:

Джейн больше в мать. Глаза у нее красивые будут. Господи, увидеть бы их, когда-нибудь…, - женщина отпила чая и, нарочито весело, заметила:

- Я привыкла. Я в этом доме больше, чем тридцать лет живу, дорогой мой. Вы подземную железную дорогу построили, Хрустальный Дворец, Национальную Галерею открыли, а я…, - Ева оборвала себя и стала просматривать книги, что привез ей сын.

Утром Джон поднялся рано. В коттедже было тихо, врачи ушли к Еве. Он приготовил завтрак, стараясь не думать, что ему скажет профессор, а потом искупался. Вода была еще холодной. Джон напомнил себе, что, до отъезда на континент, надо побывать на южном полигоне и проверить, как идут испытания подводной лодки.

- Французы молодцы, - он вытерся холщовым полотенцем и стал одеваться, - опередили нас. Война в Америке оказалась очень кстати, хоть и нехорошо так говорить. Техника стала развиваться еще быстрее. Надо будет Стивена на полигон взять, он торпедами занимается. Марта говорила, ее муж покойный еще на Крымской войне подводную лодку в море выводил. Там они со Стивеном и встретились, не зная того, конечно.

Капитан Кроу все еще собирался в Арктику.

В Лондоне Джон ночевал в гостевых комнатах Брук-клуба. Он мог бы оставаться на Ладгейт-Хилл. У собора Святого Павла, еще со времен отца, была устроена спальня и ванна. Однако герцог жил там только в случае срочной работы. Они так и обедали втроем, Джон, капитан Кроу и Питер, обычно в среду, или в четверг. В пятницу днем, если не было ничего неотложного, Джон сидел в поезде, идущем в Банбери. Во время одного из таких обедов, Стивен достал из кармана пиджака искусно начерченную карту: «Смотрите».

Туда были нанесены все сведения, что за прошедшие почти двадцать лет собрали экспедиции, искавшие корабли Франклина, от координат могил членов экипажа, до записки, где сообщалось, что выжившие моряки направляются на сушу, на реку Бака. На обороте Стивен переписал отрывки из найденного людьми капитана Мак-Клинтока дневника. Его обнаружили рядом со скелетом на южном побережье острова Кинг-Уильям.

- Лагерь Ужаса пуст, - прочел Джон. Герцог вернул кузену карту: «Я видел вещи, что из Арктики привезли. И записки видел. И тебе их, наверняка, показывали. Стивен, Адмиралтейство не даст денег на еще одно бесплодное путешествие во льды, - Джон взглянул на Питера.

Мужчина вертел хрустальный бокал с белым бордо.

- Я сам никогда не жалел средств на ученых. Химия, физика, инженерное дело…, Однако это, - Питер положил изящные пальцы, украшенные перстнем с бриллиантом, на карту, - это просто безрассудно, Стивен. Двадцать лет прошло. Никто бы не мог выжить. С точки зрения прибыли, Северо-Западный проход, если он существует, никому не нужен. Нынешние корабли не могут пробиться через лед. Тем более, - Питер кивнул официанту и тот убрал со стола блюдо с устрицами, - скоро выроют канал в Панаме. Работа над Суэцким каналом в разгаре.

То же самое Стивену сказали и в Адмиралтействе. Он принес в Арктический Комитет сведения от кузена Пьетро. Капитан долго убеждал стариков, за плечами которых было по несколько зимовок во льдах, что необходимо идти дальше на запад.

Стивен стоял, с указкой в руках, рядом с большой картой Канады:

- Мистер ди Амальфи видел европейские вещи, у инуитов, что пришли на озеро Атабаска с земель, лежащих севернее. Уильям Пуллен достиг устья реки Маккензи, следуя вдоль северного берега Аляски, - Стивен посмотрел на бесконечное, белое пространство:

- Однако, - он провел указкой на восток, - мы пока не знаем, что находится дальше, вплоть до острова Кинг-Уильям. Я уверен, что там есть проход во льдах, и я его найду.

Они молчали. В большой, отделанной дубовыми панелями комнате, было тихо. За окном шуршал весенний дождь, сигарный дым повис над столом, заваленным бумагами.

Стивен выпрямил спину, аккуратно отложил указку и отчего-то вспомнил отчет экспедиции Рэя и Ричардсона.

- Они тоже встречались с инуитами, - капитан Кроу посмотрел на серое, туманное небо в окне, - они шли по суше. Инуиты им сказали, что белых обуял злой дух, они ели плоть своих товарищей, убивали их…, Ерунда, ни один англичанин до такого не опустится. Адмиралтейство даже слушать Рэя не захотело, и правильно сделало.

Ему тогда отказали. Стивен не стал спорить.

Они прокладывали новую линию метро, так его коротко называли инженеры, от вокзала Кингс-Кросс до Мургейта. Вечерами, у себя в комнатах, в Блумсбери, вернувшись со стройки, он сидел в кабинете, подсчитывая расходы на экспедицию. Стивен планировал пойти в Арктику на одном паровом фрегате, небольшом, с неглубокой осадкой.

- Там много рек, - он склонялся над картой, - наверняка. Море мелкое. Огромный корабль не сможет пробиться на запад. Не больше тридцати человек экипажа. Надо взять провизии на две зимовки. Мы будем охотиться, ловить рыбу…, Мы узнаем, что случилось с экспедицией, и выйдем в Тихий океан. Капитан Николас Кроу это сделал, и я смогу.

Он так и сказал кузену Джону. Герцог отмахнулся:

- Стивен, это сказки. Мой отец ходил к Ледяному Континенту. Он мне говорил, много раз, что никакого корабля сэра Николаса и леди Констанцы не существовало.

- То, что твой отец его не нашел, еще ничего не доказывает, - лазоревые глаза капитана Кроу похолодели. Он выпил сразу половину бокала вина.

- Двести лет прошло, даже больше. И твой отец не высаживался на сушу. Их экспедиция дошла до края льдов и повернула обратно.

- Такие же сказки, как папка леди Констанцы, что, якобы, лежит в архивах Ватикана, - усмехнулся Джон. Герцог подумал:

- Пьетро сейчас в Италии. Ерунда, он снял сан. Никто ему ничего не покажет. Да и не существует никакой папки.

- А этого, - вмешался Питер Кроу, - мы знать не можем. Куропатки очень хороши, - он указал на свою тарелку, - догоняйте меня.

Принесли кофе. Стивен, куря папиросу, вспомнил свои одинокие комнаты, заваленный чертежами стол, раскрытые, с закладками, книги, запах табака и запустения. Наримуне-сан, на каникулах, работал у него на участке техником, но жил у тети Вероники, на Ганновер-сквер. Она начала писать роман о Японии. Юноша, послушно, отвечал на ее вопросы.

- Она в Мейденхед переедет, - Стивен стряхнул пепел, - когда Пьетро и Эми вернутся. Полина когда-нибудь в Лондоне жить будет, с детьми. А я…, - он вздохнул и решил:

- Наймусь на Суэцкий канал. Буду ближе к Моше, мальчику восемь лет. А потом отправлюсь в Арктику. Понятно, что она меня не любит, и никогда не полюбит, - он увидел прозрачные, светло-голубые глаза, черные волосы и повторил: «Не думай о ней».

Они встречались изредка, на семейных обедах. Кузина была занята. Мирьям работала фельдшером в госпитале Миддлсекс. Вместе с мисс Андерсон она готовилась к сдаче экзаменов на лицензию фармацевта, и посещала собрания в Обществе Профессионального Развития Женщин.

- Потом, - весело говорила Мирьям, - я поеду в Сорбонну и добьюсь того, что мне выдадут диплом врача, обещаю.

Вернувшись в свои комнаты, Стивен думал о ней, лежа в постели, закинув руки за голову, представляя ее нежную, белую, скрытую воротником глухого, скромного платья шею.

- Никогда такого не случится, - зло говорил он себе, поднимаясь, тяжело дыша. Он шел в умывальную, и разглядывал себя в зеркало: «Зачем ты ей нужен, ты ее старше. Посмотри на свое лицо, и забудь о ней».

Над его кроватью висел кортик Ворона. Клинок Стивену отдала Юджиния, когда они увиделись в Париже. Они долго сидели, обнявшись, держась за руки. Капитан гладил ее по голове: «Все, все закончилось, сестричка. Пожалуйста, забудь обо всем этом, я прошу тебя…».

Стивен не стал говорить с ней о Санкт-Петербурге. Он видел испуг в лазоревых глазах Юджинии. Капитан велел себе: «Пусть это останется в прошлом. У нее замечательный муж, сынишка родился…, Пусть будут счастливы».

Он ложился в постель, и засыпал тяжелым, прерывистым сном. Он видел тусклый блеск золота на эфесе кортика, видел бесконечную, снежную пустыню, человека в одежде инуитов, ползущего по льду. Он тащил за собой сани. Наверху, в низком, темно-сером, туманном небе, вился, каркая, ворон. Стивен поднимал веки и упрямо бормотал: «Все равно, я их найду».

В Брук-клубе, он молчал, отпивая кофе, искоса глядя на герцога. Стивен знал, что осенью Джон и Марта едут на континент. Кузен предупредил его:

- Когда Марта вернется, нам понадобится твоя помощь. С, как бы это сказать, - герцог пощелкал пальцами, - инженерной точки зрения. Чтобы твоя сестра получила развод, и вообще…, - он повел рукой и не закончил.

Стивен кивнул, и больше они об этом не говорили.

Джон стоял на галерее теплицы, слушая шум водопада. Вчера вечером, принесли телеграмму из Лондона и он улыбнулся:

- Дождалась тетя Вероника. Пьетро и Эми приезжают. Он, скорее всего, в Кембридже преподавать захочет. Достаточно ему кочевать. Жаль, министерство иностранных дел его бы с руками оторвало. Все-таки Япония нам очень интересна.

Он спустился вниз и вышел на прибранный, выложенный булыжником, с подстриженными деревьями, двор. Разрешение на операцию Джон получил непосредственно от премьер-министра, лорда Пальмерстона. Тот прочел план, предложенный Джоном, и присвистнул:

- Птица высокого полета, этот мистер Воронцов-Вельяминов, - по складам прочел премьер-министр. «Совсем как покойный граф Бенкендорф. Думаешь, получится у вас? - Пальмерстон зорко взглянул на Джона маленькими, серыми глазами, спрятавшимися в сетке морщин.

- Хотя твой новый работник, - премьер-министр усмехнулся, - весьма впечатляет, не могу не признать. Смелости ей не занимать, это я заметил.

- Получится, - уверенно сказал себе Джон, вспомнив упрямый, острый подбородок кузины Марты.

Он взбежал наверх, к гостиной, где перекликались птицы. Профессор Даниэльсон приоткрыл дверь и поманил его: «Ваша светлость! Я думал идти за вами».

Джон побледнел и перекрестился. Даниэльсон взял его руку:

- Мы, конечно, еще понаблюдаем за вдовствующей герцогиней. Полгода, до Рождества. Потом она сможет уехать отсюда, жить с вами…, Вы можете ее трогать, конечно,- добавил профессор и развел руками: «Спонтанное излечение, такие случаи описаны. Правда, всего несколько раз…, - он замолчал. Джон рванул бронзовую ручку двери.

Он ничего не видел, только мать. Она сняла вуаль и перчатки. Утреннее солнце золотило белокурые, с чуть заметной проседью волосы. Голубые, большие глаза взглянули на Джона. Ева вздохнула: «Мальчик мой…, Сыночек…, У меня морщины, он меня молодой помнит….»

- Мама…, - Джон упал на колени и зарылся лицом в подол ее платья: «Мамочка, милая моя, мама…»

Она и сама рыдала. Ева наклонилась и прижалась щекой к его светлым, коротко стриженым волосам. «Сыночек, - шепнула она, - сыночек мой, счастье мое, не надо, не надо, все закончилось…». Он поднял глаза и Ева подумала:

- Сорок лет ему этим годом. Я его в последний раз обнимала, когда ему три годика исполнилось. Бедный мой мальчик. Как ему было одиноко…

Она опустилась на ковер и положила голову сына себе на плечо. Ева держала его в своих руках, а Джон плакал, целуя ее изящные, тонкие пальцы: «Мама…Мамочка…»

Мистер Фрэнсис Вилен сошел на землю Англии в Ливерпуле. Таможенный чиновник полистал американский паспорт и отметил отличную, военную осанку молодого мужчины.

- Офицер, должно быть, отставной, - таможенник поставил мелом галочку на скромном, из хорошей кожи, саквояже, - интересно, на чьей стороне он воевал? Президента южане убили. У них теперь, -чиновник узнал это диковинное слово из передовицы The Times, - Реконструкция начинается. Будут железные дороги восстанавливать, строить фабрики на юге, - он вспомнил бесконечные тюки американского хлопка. До войны они текли через Ливерпуль на текстильные предприятия севера Англии.

Чиновник вернул американцу паспорт: «Для нашей промышленности хватит хлопка из Индии. Тем более, рабочих рук в колониях много. И вообще, - он проводил взглядом прямую спину в сером, отличной шерсти пиджаке, - правильно «К и К» делает, что химические мощности развивает. Будущее за наукой, - таможенник отряхнул руки: «Следующий, пожалуйста!»