Саня тихонько хихикнул и даже не стал открывать новость: и так все понятно. Еще не столь давно, в десятом, что ли, году, те же янки кричали во всю глотку, что Соединенные Штаты дадут миру новый источник энергии, дешевый, экологически чистый и почти неисчерпаемый. А вот, поди ж ты – стоило им проиграть новую лунную гонку и понять, что первый промышленный гелий-3, попавший на Землю, будет российским, и пожалуйста: Россия, видите ли, вновь провоцирует социальный хаос. И ведь всем давно известно, что Россия, США и Китай начинали эти самые разработки одновременно, но теперь, когда США и сами – с опозданием в несколько лет – доберутся наконец до Луны и начнут добывать гелий-3 промышленно, обязательно скажут, что они делают это исключительно для того, чтобы парировать какой-нибудь очередной «подлый удар русских».
Историю новой лунной гонки Саня знал отлично. По крайней мере, настолько хорошо, насколько это возможно для человека без особых допусков в такой богатой госсекретами области, как космонавтика.
Начиналось все действительно с гелия-3 – изотопа гелия, способного вступать в термоядерную реакцию с дейтерием. Работать с таким источником энергии казалось удобным и безопасным (продуктом гелий-3-дейтериевой реакции являются протоны), а его наличие на Луне было установлено достаточно достоверно. Новый, казавшийся почти неисчерпаемым источник энергии стал причиной (или все-таки лишь поводом?) мощного «броска» в развитии космонавтики. Впрочем…
Впрочем, вероятно, началось все немного раньше – с другой гонки, поначалу принятой многими за не очень умную шутку. С гонки X-prize.
На самом рубеже тысячелетий некто учредил премию размером в десять миллионов долларов, причитавшуюся первой полностью частной (негосударственной) компании, которая собственными силами осуществит постройку и три (подряд) запуска суборбитального космического корабля с экипажем из трех человек. Это действительно звучало смешно: проекты национальных космических программ стоят миллиарды долларов. Но… в гонку за X-prize размером в десять миллионов включилось сразу несколько компаний.
В 2004 году был совершен первый суборбитальный полет частного космического корабля, пилотируемого одним космонавтом. Компания, которой принадлежал корабль, не получила на тот момент заветную премию, но начало было положено. Уже год спустя ее конкурент по X-prize объявил, что принимает заказы на вывод на низкую орбиту легких (до трех тонн) грузов по ценам в восемь раз ниже цен NASA и, соответственно, в пять раз ниже цен РосКосмоса.
Гелий-3 показал, что с космонавтикой могут быть связаны не только расходы. Смешная гонка маленьких частных корабликов продемонстрировала, что космические проекты могут стоить в десятки, а то и в сотни раз дешевле, если их реализуют частные компании, а не государственные гиганты типа NASA. И драка началась. Борьбу за грузоподъемность сменила борьба за надежность и низкую себестоимость, и в этой борьбе у США не осталось шансов.
Первый удар был нанесен Россией в самом конце 2012 года, когда весь мир увидел на телеэкранах русский «Шторм» – созданный королёвской «Энергией» аэрокосмический транспортный корабль. Это было первое трансатмосферное транспортное средство, при создании которого человечество отказалось от классической схемы Циолковского – многоступенчатой ракеты. «Шторм», сильно напоминавший древний «Буран», прошедший через котлы Конька-Горбунка, был оснащен двигателем гибридного типа: на старте он работал как обычный прямоточный воздушно-реактивный двигатель, а после выхода из тропосферы подключал собственные запасы окислителя. (Сама по себе – теоретически – эта схема лежит на поверхности, но вот реализовать ее на практике удалось только сейчас и только в «Энергии».)
«Шторм» стартовал как обычные «СУ-шка» или «МиГ», быстро добирался до границ стратосферы и уже там включал подвесные твердотопливные ускорители, помогавшие ему набрать первую космическую. Эти ускорители (стоившие копейки по сравнению со стоимостью программ «Space Shuttle» или «Буран – Энергия») были единственным одноразовым элементом системы.
И хотя «Шторм» мог нести впятеро меньше груза, чем его американские и российские крылатые предшественники, в тот год, когда первый «Шторм» – еще беспилотный – вышел на околоземную орбиту, США свернули все свои работы по форсированной доводке новых шаттлов: стало ясно, что вариант двухступенчатых челноков был тупиковым – и по надежности, и по цене.
Тогда же НПО (точнее – уже РКК «Энергия») прошло реорганизацию и превратилось в РАКК – мощную и мобильную «Российскую Авиакосмическую Корпорацию» с новыми законами жизни и со старыми королёвскими идеалами, а также со старой королёвской школой инженеров и конструкторов.
Всего два года спустя второй удар по космической программе США нанес «Нейтрон» – сверхмощная ракета-носитель с себестоимостью запуска ненамного выше стандартного «Союза». Западные СМИ откровенно смеялись, когда «РосКосмос», по чьему заказу создавались «Нейтроны», объявил о двукратном снижении цен на доставку сверхтяжелых грузов на орбиту для внешних заказчиков, и очень быстро примолкли, когда «Нейтроны» вывели на орбиту первые коммерческие грузы именно по тем ценам, что были заявлены. Этот удар был не столь силен, как появление «Шторма» (NASA к тому времени уже активно поддерживало ту самую частную компанию, которая еще во времена X-prize заявила о создании новых носителей), и все же он откинул США еще на год назад.
Потом появились «Станция-1» на поверхности Луны и «Бастионы» на околоземной орбите. В совокупном использовании эти два достижения РАКК – «Нейтрон» и «Шторм» – оказались двумя сторонами монеты, которой Россия оплатила первенство в космосе. Тяжелые «Нейтроны» выводили на орбиту лунные корабли и гигантские секции станций, а маленькие хищные «Штормы» по старым меркам почти бесплатно таскали туда-сюда людей, оборудование, горючее, расходные материалы. В 2015 году Россией была заложена регулярная орбитальная станция «Бастион-1», три года спустя – буквально два месяца тому назад – «Бастион-2». «Wall Street Journal» и «Guardian», как всегда завопили о том, что «русские продолжают бренчать оружием и создают новые виды бесчеловечного вооружения», особенно напирая на милитаристское звучание названия станций, и, как всегда, были неправы. Во-первых, слово «бастион» обозначает сооружение оборонительное, а во-вторых, мощные рентгеновские лазеры «Бастионов» были предназначены всего лишь для подавления спутников слежения предполагаемого противника. «Бастионы» действительно были научными лабораториями и станциями монтажа и дозаправки космических кораблей. Ну а то, что заложенная в них способность давить спутники ПРО вкупе с еще десятилетие назад принятыми Россией на вооружение баллистическими ракетами с хаотически маневрирующими боеголовками сводила «на нет» хваленую систему противоракетной обороны предполагаемого противника, было всего лишь дополнительным эффектом. Приятным, но отнюдь не основным.
За всеми этими мыслями Санька едва не пропустил своей станции и, когда за окном пронеслись и замерли деревья и домики Яхромы, едва успел подхватить рюкзак, сунуть в него блокнот и выскочить из вагона.
После кондиционируемого вагона дмитровского регулярного воздух на пристанционной площади Яхромы показался совсем уж раскаленным. Санька заглянул в магазинчик, чтобы взять пару бутылок пива и докупить продуктов, и снова вышел на воздух. Вообще-то до долины от станции было всего девять километров – полтора часа хода, но мысль о том, что придется с рюкзаком (пусть и легким) за плечами тащиться по раскаленному асфальту, как-то не радовала. Тем более что на площади рядком стояло в ожидании дачников и прочего народа несколько новеньких ВАЗ-вездеходов местной службы такси.
Минут через десять Санька уже был в Ильинском – богатом селе, раскинувшемся на запиравшем долину Яхромы высоченном холме.
Отсюда, с Ильинского холма, открывался самый лучший вид на любимую Санькину долину. Яхрома полускрытой прибрежными зарослями узкой лентой вилась по широкой пойменной луговине. Перетекая один в другой, вставали по бортам долины крутобокие моренные холмы, заросшие старым смешанным лесом. Широко раскрываясь небу, долина уходила далеко на восток, к истокам реки. Санька постоял на холме, с удовольствием озирая открывавшиеся отсюда красоты, выкурил сигарету и начал спускаться.
Впервые он попал на Яхрому еще будучи школьником, на первую свою полевую практику ГеоШколы МГУ: универовский народ облюбовал эти места чуть ли не в середине прошлого века. Долина удивила и сразу пленила его, как и многих других, – так сильно отличалась она от остальной Средней России. Ручьи здесь звенели по россыпям гальки и заросшим мхом валунам, сама Яхрома местами больше напоминала стремительную горную речку с обилием каменных перекатов, холмы вздымались над долиной на десятки метров, то обрываясь к воде отвесными песчаными стенами, то разливаясь широкими пологими склонами, заросшими зеленой травой.
Санька спустился с холма и, вдыхая сладкий и терпкий запах разогретых на солнце трав, пересек широкую пойму у его подножия. Дальше тропинка уходила в лес, вернее, сам лес спускался с холмов и подходил вплотную к берегу Яхромы, так что идущей вдоль берега тропе не оставалось ничего иного, как нырнуть под разлапистые ветви старых дубов и лип. И Санька с удовольствием скользнул в зеленый полумрак леса вместе с ней.
Перебравшись спустя полчаса через Дементьевский ручей (на картах он значился рекой Талицей), Санька выбрался на Красную поляну – миниатюрное «плоскогорье» над Яхромой, излюбленное туристами, бардами всех мастей и прочим подобным народом. Глянув мимоходом на росшую здесь с незапамятных времен огромную сосну с семью вершинами («Жива, старушка!»), Санька отправился дальше вдоль реки.
В самом начале века места вокруг Красной поляны начали вдруг стихийно застраиваться тогдашними скоробогачами, привлеченными красотами природы и близостью престижных курортов. Однако в скором времени энтузиастам-ученым удалось доказать ландшафтную и биологическую уникальность этих мест, и разбазаривание долины быстро прикрыли, а уже изуродованные участки по возможности рекультивировали. Немалую роль в этом сыграло и археологическое богатство долины. Сейчас, проходя мимо рассыпанных по лесной поляне славянских курганных могильников XII века, Санька посмеялся про себя, вспомнив давнишнюю историю про школьников, по незнанию вставших на этой полянке лагерем и получивших, по слухам, весьма веселую ночку с аттракционами из серии «у меня за палаткой кто-то ходит и сопит» и «в темноте было что-то ужасное».
Здесь был хороший спуск к реке, и Санька не преминул им воспользоваться, дабы искупаться. Ледяная даже в самую большую жару вода Яхромы не только отлично освежила, но и подняла настроение – хотя, казалось бы, куда уж больше. Выбравшись из воды, он уселся на рюкзак и закурил, раздумывая, где бы встать лагерем.
Прямо перед ним на противоположном берегу возвышался огромный даже для этих мест массив Баран-Горы – большого заросшего лесом холма с обрывистыми склонами и плоской вершиной, на которой в Средневековье стоял богатый город Вышгород-Яхромский. Над макушками деревьев уже собирались полуденные тучки, обещая чуть позже толику тени. Санька почесал в затылке, взбросил рюкзак прямо на голые плечи и полез в воду искать брод.
До вечера он успел несколько раз искупаться, приготовить и съесть обед, вдоволь нагуляться по сосновому бору у подножия Баран-горы и сделать еще массу других приятных вещей, к которым располагает свободное время и пребывание в лесу. А к вечеру жара таки разразилась грозой.
Начало грозы Санька наблюдал из палатки, сидя возле ее распахнутого входа, защищенного длинным козырьком тента. Уже смеркалось. И было темнее, чем обычно, потому что небо сплошь заволокло тяжелыми тучами. Ливень стегал землю какими-то рваными полотнищами, удары тяжелых капель выбивали барабанную дробь из крыши палатки и большие пузыри из лужи, мгновенно скопившейся неподалеку от входа. Санька смотрел, как молнии били то в вершину Горы, и тогда все вокруг заливал на мгновение синий свет, резко очерчивая контуры деревьев, и грохотал гром, то в холмы где-то у самого горизонта, и тогда Санька видел только яркие зарницы, плескавшие то с одной, то с другой стороны. Потом гроза кончилась, оставив после себя лишь неспешный дождик. Санька забрался внутрь палатки, зажег фонарь и, расположившись на спальнике, стал листать книжку, вслушиваясь в дождевую тишину леса, особенно вкусную после громовых раскатов.
К ночи дождь совсем закончился, и он выбрался из палатки, думая согреть чаю. Тучи быстро расходились, открывая ясное небо с первыми звездами. Потом в разрывах туч показалась огромная полная луна, очень выпуклая и желтоватая. Тотчас все стало предельно контрастным. Лунный свет облил деревья, траву, палатку; каждый лист показался на фоне бархатной тьмы выкованным из тонкого серебра.
Санька поднял глаза – перед ним, меньше чем в полукилометре, не столько виднелась, сколько угадывалась громада Баран-горы, чернеющая на фоне темного неба. Было хорошо видно, как по соседним холмам бежит граница тьмы и лунного серебра, следуя за уходящими куда-то на запад тучами. И наконец свет луны коснулся восточного, более пологого склона Горы.
Вот тут-то и начались по-настоящему приключения Александра Самохина, двадцати трех лет от роду, в просторечии все еще именуемого бывшими однокурсниками попросту Санькой.
3
Тучи быстро отступали, и лунный свет постепенно заливал Гору, проявляя ее из тьмы. Санька не отрываясь смотрел на ее обращенный к реке и к могильникам за рекою склон. Что-то тревожное почудилось ему в этом победном шествии лунного света, но не успел он как следует задуматься о своих ощущениях, как словно волна теплого колышущегося воздуха прошла между ним и Горой. И…
И Санька увидел, что Гора изменилась. Ему показалось, что это произошло очень медленно, но никаких «промежуточных фаз» этого превращения он не заметил. Просто на северном склоне Горы появилась Лестница.
Белого камня, шириной метра три, она поднималась прямо из прибрежных зарослей, круто уходя вверх, к плоской вершине Горы, а казалось – прямо к звездам черного предлетнего неба.
Санька выдохнул. Потом – на всякий случай – протер глаза: во всех приключенческих книжках так делали главные герои, увидев нечто невозможное. Потом как-то вдруг до него дошло, что то, что он видит,
Отбросив к борту палатки армейский котелок, который держал в руках, он кинулся к Горе. Это было не так уж сложно даже по ночному времени: с севера Гору огибала широкая тропа, идущая прямо у подножия склона, и Санькина палатка стояла как раз между продолжением этой тропы и рекой. Да и луна светила вовсю; пятна ее света то тут, то там лежали меж мощных сосновых стволов.
Санька остановился, только когда справа между деревьями мелькнуло яркое пятно. Мгновение постояв, он свернул с тропы и, продравшись через полосу леса, отделявшего ее от подножия Горы, вышел на свет.
Это действительно была Лестница. Широкая, с бесчисленными ступенями в шаг человека, она, казалось, светилась под луной собственным светом. Лестница начиналась прямо из высокой, еще мокрой после дождя травы, уходила вверх и где-то там терялась. Отсюда, снизу, ее окончания не было видно.
Санька подошел ближе, тронул ступень Лестницы рукой и ощутил под пальцами холодный и влажный камень. Осторожно поставил на первую ступень ногу, нажал. Длинная ступень шириной в шаг не шелохнулась. «Ой, что это я делаю?!» – подумал он, уже перенося на ногу весь свой вес. Ничего не изменилось. Тогда Санька встал на нее второй ногой…
Закружилась на мгновение голова, наверное, просто от волнения. Он сделал шаг, наступив на вторую ступень. Лестница стояла неколебимо. Она была совершенно вещественна – Санька видел мелкие трещинки в ступенях, забитые темной мокрой землей. Еще шаг, и он уже поднялся выше травы. Снова бросив взгляд наверх, туда, где Лестница уходила в звездное небо, Санька зашагал, а потом почти побежал по лунно-белым ступеням вверх.
Когда он был уже почти у вершины, вокруг неожиданно потемнело. Остановившись и тяжело дыша, он оглянулся. Долина лежала глубоко внизу, и она была прекрасна, но половину ее заливала тьма. Санька посмотрел на небо – небо вновь заволакивало тучами, поглощавшими звезды и подбиравшимися уже к самой луне. Ему снова стало остро тревожно, и в тот же миг Лестницу и его самого накрыла тьма – тучи закрыли луну.
Пространство вокруг словно мигнуло, и Санька мигнул вместе с ним, а когда открыл глаза, то понял, что никакой Лестницы уже нет. И тут же рухнул и покатился по склону, не различая, где земля, а где небо. Он дважды больно ударился о тяжелые выпуклые корни деревьев, а потом в его голове гулко отозвался удар обо что-то звонкое – наверное, об камень, – вспыхнула на мгновение боль и сразу же исчезла.
Когда Санька открыл глаза, вокруг было светло и пахло какой-то химией и немного табачным дымом. Потом он сообразил, что химией пахнет от него самого, вернее, от повязки, которой была стянута голова.
– Крепко приложился, – пробормотал где-то совсем рядом мужской голос. Видимо, это было окончание фразы, начало которой Санька пропустил.
– Ммм… – нечаянно сказал он, морщась. Голова болела изрядно.
Тотчас над ним возникло широкое добродушное лицо с двухдневной щетиной и с улыбчивыми глазами, спрятавшимися под очками в тонкой оправе.
– Ага, очнулся наш пострадавший! – сказало лицо давешним голосом.
Санька подтянул ноги и оперся на локти, собираясь сесть, но рядом с мужским лицом возникло новое, девичье, и, немедля сделав круглые испуганные глаза, тоже заговорило:
– Что вы, что вы! Лежите, лежите, пожалуйста!
Санька внял призыву и расслабился, но все же повернул голову и огляделся.
Это была совсем небольшая комнатка, с одним окошком, занавешенным белым с голубенькими цветочками полотном, со столом, стоящим у этого окна, и с еще одной кроватью, располагавшейся напротив той, где сейчас лежал он. Лица, которые Санька увидел, принадлежали полноватому мужчине лет тридцати пяти (он чуть улыбался и щурился, словно очки были для него слабоваты) и симпатичной девушке студенческого возраста в джинсах и ковбойке, с короткой косой, упавшей на плечо. А где-то у дверей маячил парень, наверное, ровесник девушки. Он переминался с ноги на ногу, пытаясь заглянуть за спины склонившихся над Санькой девушки и мужчины, но отчего-то не решался подойти ближе.
– Вам хорошо? – спросила девушка. И вопрос, конечно, был глупый.
– Очень, – сказал Санька. Получилось хрипло, как у умирающего киногероя.
– Что, очень плохо? Сильно болит? – сразу встревожилась девица.
– Да нет, все в порядке.
– Хорошо, – сказал мужчина в очках. – Дима, сбегай, пожалуйста, за Славой, скажи, что наш пострадавший очнулся. – Последние слова явно относились к маячившему у дверей парню, поскольку тот немедленно испарился.
– Тошнит вас? – снова спросила девушка.
– Нет.
– Ну, может, подташнивает?
– Да нет же. Все нормально, правда.
– Тогда обошлось без сотрясения, – она облегченно вздохнула.
– А я… где? – спросил Санька.
– На нашей станции, – ответил мужчина, – на научной станции. Да вы не волнуйтесь, пожалуйста, ничего страшного не случилось.
Тут дверь открылась, и в комнату вошел еще один человек. Лет на пять старше Саньки, в джинсах и в белой рубашке, с коротко и очень аккуратно подстриженной бородкой, он был весь какой-то очень собранный и тем похожий на боевого офицера. Очевидно, это и был Слава. Следом за ним в комнату втиснулся и уже знакомый нерешительный юноша.
– Ну, здравствуйте, пострадавший, – Слава улыбнулся, и военные ассоциации сразу пропали. Зато сразу стало понятно, что он здесь старший.
– Здравствуйте, – сказал Санька. – Можно, я все-таки сяду? Меня не тошнит.
– Ну, давайте, давайте, – согласился мужчина в очках. – Только потихонечку, а я вот еще подушку вам подложу.
Санька толкнулся ногами и сел, привалившись к спинке кровати. Мужчина в очках, добродушно улыбаясь и продолжая щуриться, подложил ему под спину подушку. Голова немного закружилась, но не сильно.
– Вы все-таки скажите мне, что случилось.
– Вы упали, – ответил Слава. – Вы упали на склоне и прилично расшиблись; видимо, ударились головой о валун. Их здесь у нас много. По счастью, ваше падение видели Дима с Леночкой, наши лаборанты. Они вас нашли и перетащили сюда, на станцию. Вот и все.
– А… Лестница?
Тут Леночка (а это явно была она) и мужчина в очках дружно посмотрели на Славу. Мужчина кашлянул – как-то виновато.
– Мы же говорили, Слава… – тихо сказала девушка.
– А Лестница была? – снова спросил Санька.
– Была, судя по всему, – как бы нехотя ответил Слава. – Только сейчас мы с вами об этом говорить не будем. Об этом, если захотите, мы с вами будем говорить завтра утром, когда вы отлежитесь и немного придете в себя. Есть там у вас сотрясение или нет, но приложились вы крепко. Сейчас я вам вколю снотворного с болеутоляющим, и вы чудесно поспите, не мучая себя ни лестницами, ни головной болью. А утром поговорим.
– И не спорьте, не спорьте, пожалуйста! – сказал мужчина в очках. – Правда же, так будет лучше.
Санька понял, что он действительно совсем не против того, чтобы хорошенько поспать – без мыслей и без боли.
4
Утро выдалось солнечное, свежее и совсем не жаркое: видимо, погода выдохлась на вчерашней грозе и сегодня отдыхала. Проснувшись, Санька первым делом ощупал голову. Повязка была на месте; где-то в затылке еще пульсировала боль, но совсем не сильная. Санька поднялся и отправился искать потребные поутру каждому человеку удобства.
Оказалось, что дверь, у которой вчера топтался нерешительный юноша Дима, через совсем маленькую прихожую с вешалками для верхней одежды ведет непосредственно на улицу. Улицей же оказалась окруженная старыми соснами небольшая поляна. Одноэтажный деревянный дом, из которого вышел Санька, стоял на самом ее краю, и имелись в нем еще две закрытые двери, за которыми скрывались, вероятно, такие же комнаты, как та, которую он только что покинул. Напротив, на другом краю поляны, стоял еще один дом, тоже одноэтажный, но из пенобетонных блоков, а вот слева, почти исчезнувшее в зарослях орешника, уютно разместилось открытое кирпичное сооружение – похоже, летняя кухня. Полная стена у нее была только одна, и ко внешней стороне этой стены был привинчен умывальник, а дальше, в самой глубине кустов, виднелся голубой кубик биотуалета.
Как раз когда Санька вернулся на «площадь» (так он назвал про себя заросшее травой пространство между двумя домами), из дверей каменного дома вышел давешний полноватый мужчина в очках.
– Ага! – улыбнулся он. – Проснулись? Отлично. Пойдемте, я вас чайком напою. А сейчас и Слава придет.
– Доброе утро, – сказал Санька.
– Доброе, – закивал мужчина. – Меня Евгений зовут. Женя.
– Саня.
– Ну, пойдемте, Саня, чай пить, – и он потащил Саньку на открытую кухню.
Слава действительно появился минут через пять – Санька как раз успел выпить кружку вкусного черного чая и отказывался от второй.
– А-а, – сказал Слава, – пострадавший проснулся. С добрым утром. Будете завтракать или сразу поговорим?
– Здравствуйте, – Санька поднялся из-за стола. – Давайте лучше сразу поговорим. А то я как-то ничего не понимаю.
– Отлично. Тогда прогуляемся, если вы не против.
По натоптанной тропе они углубились в лес. Пробивавшееся сквозь кроны солнце ровно светило слева, и Санька сообразил, что они идут куда-то на северо-восток, а потом начал узнавать места. Похоже, они были где-то за Баран-горой, с ее тыльной южной стороны.
– Ориентируетесь? – спросил Слава, внимательно наблюдавший за ним.
– Думаю, да. Пара километров к юг-юго-востоку от слияния Яхромы и Комарихи. Где-то справа и впереди должна быть Баран-гора.
– Верно, – он помолчал. – Меня зовут Слава, а вас, как я слышал из вашего разговора с Жень Женичем, Александр.
– Можно просто Саня.
– Хорошо. Ну что же, Саня, спрашивайте.
Санька подумал и задал почему-то далеко не самый важный вопрос: