Мост шпионов. Реальная история Джеймса Донована

Сразу же после беседы с Байером меня поместили в одиночную камеру, что означало полную изоляцию, даже прогулки в одиночку. На следующий день, в воскресенье, 19 января 1969 года, меня доставили в середине дня к директору тюрьмы Штэрку. Он лишь сообщил мне, что после беседы с господином д-ром Байером распорядился перевести меня в одиночное заключение по желанию федеральной прокуратуры. Если я хочу присутствовать на концерте, который состоится сегодня, в воскресенье, в церкви, то меня должны посадить отдельно от всех и особо строго охранять. Конечно, я отказался от концерта. Штэрк еще заметил, что д-р Байер в среду или в четверг, наверное, приедет снова.

Я предложил директору, чтобы меня не оставляли в крыле здания, предназначенном для одиночного заключения, а поместили лучше в госпиталь. Амбулаторное лечение моей болезни (ишиаса) можно было бы продолжать в стационаре, так как мое одиночное заключение вызывает ненужное внимание. Штэрк сразу же согласился с моим предложением и сказал, что он распорядится, чтобы на следующий день меня перевели в лазарет.

Когда я из административного здания вернулся в здание тюрьмы, меня вызвали на центральный пост, где дежурный чиновник передал мне сообщение директора о том, что он уже связался по телефону с главным врачом и на следующий день я должен в обычном порядке записаться к врачу. После этого меня поместили в госпиталь. Там я и ждал посещения д-ра Байера. В четверг, 23 января, Штэрк передал мне: «Господин, который вас недавно навещал, приедет завтра, в пятницу».

Но на следующий день ничего не произошло. Более того, в субботу, 25 января, то есть ровно через неделю после беседы с д-ром Байером, заместитель директора тюрьмы позвонил дежурному санитару и сообщил, что распоряжение о моей изоляции немедленно отменяется.

В понедельник, 27 января, меня перевели назад в тюремное здание, и я пошел на работу. Во второй половине дня директор тюрьмы Штэрк во время своего обычного обхода мастерских зашел и в переплетную мастерскую, где находилось мое рабочее место. Он спросил, как я перенес изоляцию. Я ответил, что вообще ничего не понимаю, так как одиночное заключение было совершенно излишним. Штэрк довольно убедительно пояснил, что и он ничего не знает ни о моей беседе с д-ром Байером, ни о том, почему он не приехал во второй раз. Ему лишь по телефону дали соответствующее указание, кто, он не сказал, но это могла быть только федеральная прокуратура, которая распорядилась и насчет моей изоляции. Он не может мне что-либо объяснить, так как сам ничего не знает. Если ему что-нибудь станет известно, то он мне сообщит.

В одиночном заключении у меня было достаточно времени, чтобы подумать о д-ре Байере. Ясно, что его визит разрешен федеральной прокуратурой, в ведении которой я находился. От нее же исходило согласие на разговор с глазу на глаз и на полную изоляцию после него. Ясно было также, что здесь не обошлось без участия БНД. Но кто же стоял за д-ром Байером? Еще в декабре 1968 года я понял из намеков моего адвоката, что в феврале 1969 года мог рассчитывать на помилование и освобождение из тюрьмы. Очевидно, было решено до этого предпринять еще одну попытку добиться от меня разрыва с Советским Союзом, чтобы потом использовать это на всю катушку в пропагандистском плане.

Итак, д-р Байер получил доступ ко мне через БНД. Но я не мог себе представить, чтобы эта служба выложила полмиллиона за несколько броских заголовков в газетах и даже за мой обет молчания, так как, без всяких сомнений, предложенным мне путем мои мемуары никогда не увидели бы свет. Взвесив все, я пришел к выводу, что за д-ром Байером стояли мои бывшие коллеги из ЦРУ. Очевидно, они хотели продолжить разговор, состоявшийся после допросов во время следствия. Этот вывод подтвердили попытки американцев получить информацию обо мне и установить со мной контакт после моего освобождения.

Только в четверг, 13 февраля, я снова увидел Штэрка, когда он зашел в переплетную мастерскую. Он спросил меня, как я себя чувствую. На мой вопрос, что слышно о д-ре Байере, ответил, слегка улыбаясь: «Я отказываюсь от показаний по этому вопросу», – и ушел.

Вечером в тот же день, сразу после окончания работы, меня отвели к Штэрку. Все это было настолько необычным, что у меня возникла уверенность в предстоящих решающих событиях.

Когда я вошел в его кабинет, он приветствовал меня, протянув руку, и сказал: «Сердечно поздравляю вас, и, пожалуйста, садитесь». Он сообщил, что мне нужно немедленно переодеться для отъезда. На следующее утро меня доставят к границе. По поручению ответственного сотрудника федерального министерства юстиции он должен передать мне, что вечером следующего дня я буду свободен, если, добавил он, «ваши друзья сдержат свое слово». Впрочем, он еще утром, когда я с ним разговаривал, знал о моем предстоящем освобождении. О д-ре Байере мы во время нашего разговора больше не вспоминали. Штэрк, несомненно, не знал о нем ничего существенного.

В пятницу, 14 февраля 1969 года, два чиновника охранной группы федерального уголовного ведомства вывезли меня из тюрьмы и доставили к границе. Оба чиновника были мне незнакомы и не называли своих имен. Держались они очень вежливо. Мне передали привет и наилучшие пожелания от сотрудника ведомства Вебера, который допрашивал меня.

Ровно в 18 часов 50 минут мы прибыли на пограничный контрольный пункт Херлесхаузен. После некоторого ожидания в соседнем помещении появился господин, который объявил мне решение о помиловании: «В соответствии с решением федерального президента о помиловании вы с настоящего момента освобождаетесь из заключения с условным сроком пять лет. Вы знаете, что в течение этого срока вы не должны совершать уголовно наказуемых преступлений, так как в противном случае вам придется отбывать остаток срока, на который вы были осуждены. Вам как гражданину ФРГ предоставляется право свободно выбирать место своего пребывания и место жительства. В случае вашего выезда за границу ничто не мешает вам опять приехать в ФРГ или поселиться здесь. До свидания».

После краткого приветствия со стороны моего адвоката Фогеля и адвоката Штанге, представлявшего федеральное правительство, я, уже свободным, пересек государственную границу.

Незадолго до этого границу в обратном направлении пересек автобус, в котором находился 21 человек, все агенты западных секретных служб. 18 из них были арестованы и осуждены в ГДР, трое студентов из ФРГ были накануне доставлены специальным самолетом из Москвы, где они были осуждены за шпионаж в пользу американской разведки. Мои друзья сдержали свое слово, что они меня никогда не оставят в беде.

Источник: Фельфе Х. Мемуары разведчика. – М., 1988. – С. 280–304.

Американца на израильтянина

В июне 1957 года советская разведка завербовала сотрудника бюро специальных расследований ВВС США техника 1 класса Роберта Томсона, который проходил службу в Западном Берлине. Он поступил на службу в ВВС в 1952 году и служил механиком на различных авиабазах. После того как он получил травму спины, был переведен на кабинетную работу. Агент передал Москве сотни секретных технических документов и снимков новейшей техники, к которым имел допуск. В 1958 году он вернулся в Штаты и демобилизовался; однако к этому времени «Штази» передала его КГБ. Он взял отпуск и нелегально посетил СССР, где прошел спецподготовку.

Американская контрразведка вычислила и арестовали предателя. В июле 1963 года он получил 30-летний срок тюремного заключения, которое отбывал в Льюисбурге (Пенсильвания).

В 1978 году между СССР и США был осуществлён обмен захваченными шпионами. В обмен на Томпсона Советский Союз выдал израильского лётчика Мирона Маркуса, приговоренного в Мозамбике к пожизненному тюремному заключению, и Алана Ван Нормана, двадцатитрехлетнего студента из Виндена, штат Миннесота, который был приговорен к двум с половиной годам лишения свободы за попытку нелегального вывоза людей из Восточной Германии.

3 мая 1978 года министр госбезопасности ГДР Эрих Мильке разослал секретное письмо во все управления МГБ, в котором возвестил о прибытии Томпсона в ГДР: «В результате решительных политических операций мы достигли успеха в борьбе за освобождение бывшего нелегального сотрудника МГБ и КГБ, Роберта Гленна Томпсона, гражданина США, который был приговорен к 30 годам тюрьмы, – писал Мильке. – На основании добытых им материалов в 1957–1958 годах МГБ ГДР смогло разоблачить и арестовать большое количество шпионов и агентов американских спецслужб». Далее Мильке объяснял, как происходил обмен, и добавил следующее: «Освобождение Томпсона еще раз подтверждает, что все наши нелегальные сотрудники, даже те, кто попал в сложную ситуацию, был арестован врагом и заключен в тюрьму, всегда могут рассчитывать на активную поддержку и помощь МГБ и органов госбезопасности братских стран». Мильке сказал, что обмен Томпсона следует приводить как пример в работе с агентами Штази, чтобы заручиться их доверием»76.

На кого обменяли

Израильтянин Мирон Маркус, занимавшийся бизнесом в Африке, вздумал куда-то полететь на частном самолете в сентябре 1976 года. Отвратительные погодные условия и неполадки в моторе вынудили его совершить аварийную посадку на территории Мозамбика. Это было плохой идеей. Маркус угодил прямо в руки активистов просоветского движения Мозамбика и был арестован по обвинению в шпионаже. А надо сказать, что тюрьмы в этой стране далеко не рай. И для европейца, не привычного к суровым условиям заключения, часто могут обернуться последним пристанищем на земле. Переполненные камеры, нехватка питьевой воды приводят к вспышкам эпидемий, во время которых умирает добрая половина заключенных. Маркус получил пожизненный срок, и можно было надеяться лишь на то, что срок этот не окажется долгим.

Разведчиков на диссидентов

7 апреля 1979 года два сотрудника Первого главного управления (внешняя разведка) КГБ СССР, работавшие в ООН, – Рудольф Черняев и Вальдик Энгер, – были обменяны на диссидентов Александра Гинзбурга, Эдуарда Кузнецова, Марка Дымщица, Валентина Мороза и Георгия Винса.

Пойманы «с поличным»

20 мая 1978 года в американском штате Нью-Джерси у тайника с секретными материалами был задержан разведчик – атташе советского представительства при ООН Владимир Зинякин. Правда, в момент задержания у него в руках не было извлеченного из тайника «контейнера». Более того, ФБР так и не смогло зафиксировать сам момент «обработки» тайника. К тому же дипломат обладал дипломатическим иммунитетом, и через несколько часов его пришлось отпустить.

А вот двум его коллегам – сотрудникам секретариата ООН Вальдику Энгеру и Рудольфу Черняеву – повезло значительно меньше. Они «страховали» Зинякина и поэтому находились в районе проведения операции. В отличие от атташе, у них не было дипломатического иммунитета.

Как рассказал репортерам специальный агент ФБР Джон Шварц, все трое задержанных советских граждан – сотрудники КГБ. В сделанном по этому поводу директором ФБР Уильямом Уэбстером заявлении говорилось, что начатое разбирательство проводится в координации с отделом расследований ВМС США, которому помогают некие американские граждане. Чуть позднее было сообщено: информатором по делу выступает офицер ФМС Артур И. Линдберг. Он сразу заявил советской разведке, что «хочет заработать перед пенсией», продавая уникальные сведения об американской технике поиска вражеских подлодок. Руководители Линдберга потом говорили, что снабжали его действительно секретными документами «с болью в сердце», но очень хотели, чтобы КГБ поверил их агенту.

В своей книге «Нужная работа» Юрий Дроздов (в тот период он руководил легальной резидентурой в Нью-Йорке) написал:

«С самого начала мы допускали, что здесь может быть встречная игра противника – «подстава». Поэтому мы ставили перед собой задачу заставить источник передать нам как можно больше информации, которая представляла для нас интерес, а не той, которую предлагал нам источник.

Думаю, нам удалось достичь этого, если судить по объему того, о чем агент ФБР и пресса умолчали и о чем сообщили общественности. С успехом решалась через Линдберга задача перепроверки документальной информации других источников. Подозрение, что он может быть подставным агентом, заставило нас с самого начала избрать безличный способ установления контакта с Линдбергом и такой же постоянно меняющийся и подвижный способ передачи информации. ФБР дало нам знать, что Линдбергу не следует доверять (на одном из кадров пленки были новые пальцы). Мы увеличили скорость движения при выемке контейнеров из тайников, меняя сомнительные места бросков.

ФБР, чтобы уследить за нами, привлекло спортивную авиацию, действия которой мы, к сожалению, не отнесли к средствам наружного наблюдения. На заключительном этапе противник бросил против нас, если верить американской прессе, более 100 сотрудников с неподвижными постами наблюдения, автотранспортом и малой авиацией…

Хотя федеральное бюро расследований и утверждало, что с самого начала контролировало Линдберга, службе наружного наблюдения ФБР пришлось все-таки немало потрудиться, чтобы координировать и камуфлировать свои действия.

Сотрудники ФБР, с которыми наши товарищи контактировали, решая вопрос об освобождении задержанных, обращали на это внимание. Один американский контрразведчик, в кабинете которого рядом с портретом Э. Гувера висел портрет Ю. В. Андропова как руководителя «сильнейшей разведки в мире», прямо подчеркивал оперативное мастерство «блестящей тройки»»77.

Энгер и Черняев провели в тюрьме месяц, после чего их отпустили под залог и поручительство советского посла, взяв подписку о невыезде. Находясь под домашним арестом, они обязаны были каждый день регистрироваться у американского чиновника – «маршалла». 23 октября окружной суд Нью-Йорка вынес беспрецедентно суровый приговор: пятьдесят лет лишения свободы каждому. Оба разведчика, естественно, тут же подали апелляции, продолжая находиться на территории жилого комплекса советского представительства при ООН78.

Как обменивали

По словам старшей дочери Винса Натальи, ее отцу в пересыльной тюрьме вдруг сказали, что будут этапировать его в Москву. «Какая причина?», – осведомился он. Ответа не последовало. В сопровождении двух охранников Винса привезли в столицу. На следующее утро, 27 апреля 1979 года, ему неожиданно выдали костюм, белую рубашку, галстук – совершенно необычную одежду для человека, привыкшего ходить в робе. «К чему это?» – спросил Винс. – «Заключенные вопросов не задают!». Потом его провели в кабинет начальника тюрьмы и только там сообщили о принятом решении.

Подобную процедуру прошли остальные четверо диссидентов. «Кузнецов и Гинзбург считали, – рассказывала в эфире радиостанции «Свобода» вдова Гинзбурга Арина, – что их везут на новое следствие, и будет еще один срок, потому что перехватили два их лагерных письма, которые они пытались переправить на волю. Их никто ни о чем не спрашивал, согласны ли они на обмен. Их никто ни о чем не предупреждал. Взяли просто с нар, как говорится, посадили в вагон – привезли в «Лефортово». И на следующее утро их вызвали в 5 утра по одному в кабинет (они не знали, сколько их человек), где был представитель прокуратуры, который зачитал им указ Верховного Совета о том, что они лишаются гражданства и высылаются за пределы Советского Союза. Куда, как и что – никто ничего не сказал. После чего их покормили, снарядили, уже были мерки их одежды, обрядили в какие-то костюмчики болгарского и чешского производства – у нас до сих пор сохранился это костюм – и повезли с огромным эскортом, была целая процессия. Потому что было пять политзаключенных, и двадцать человек их сопровождало. Как теперь мы выясняем, это была Группа «Альфа». Вот так их привезли в «Шереметьево» и на рейсовом самолете «Аэрофлота» отправили в Нью-Йорк» 79.

Процедура прохождения таможенного и паспортного контроля в аэропорту «Шереметьево» ничем не отличалась от той, что проходили обычные граждане. Правда, проводили ее не в терминале, а около трапа самолета Ил-82. Да и на борт лайнера каждый из пятерых поднялся в сопровождении двух сотрудников спецгруппы «Альфа». Последним предстояло сопровождать их до момента обмена.

После размещения необычных пассажиров на борт Ил-62 поднялась группа американских дипломатов. Им разрешили пройти в салон, чтобы они смогли установить соответствие личностей высылаемых: «Вы действительно являетесь таким-то? Как вы себя чувствуете? Нет ли жалоб на неправомерные действия администрации и сопровождающих лиц?» В ходе блиц-опроса диссиденты никаких жалоб или претензий не высказали. Американцы заверили их: «Не беспокойтесь, ваши семьи последуют за вами». Завершив опрос, дипломаты ушли, а самолет начал готовится к взлету.

Когда самолет приземлился в аэропорту Нью-Йорка, сначала высалили обычных пассажиров. Затем лайнер отогнали от пассажирского терминала к ангару. Вскоре на борт поднялась группа американцев. Возглавлял ее руководитель Эмиграционной службы США Бартоломью. Он провел опрос всех пятерых диссидентов, убедившись, кто есть кто, затем рассказал им об условиях размещения и дальнейших перспективах на американской земле.

А затем началась игра. Американцы заявили, что в наличии у них имеется только один трап, подходящий к Ил-62. Поэтому, сначала по нему сойдут диссиденты и только потом поднимутся разведчики с женами. Естественно, такой вариант советскую сторону категорически не устраивал.

«Должно быть обязательно два трапа, – заявили советские представители. – Один нужно подогнать к эконом-классу, а второй – к первому. Схема движения такова: по первому трапу спускается один диссидент, тут же по второму поднимается кто-то из советских граждан».

Переговоры шли достаточно долго, минут сорок. Американская сторона убеждала, что выдвинутое условие невыполнимо, ибо такого трапа в аэропорту просто нет. Очевидно, в какой-то момент им надоела эта канитель, и подходящий трап «неожиданно» нашелся. Начался обмен. Из эконом-класса, молча по одному спустились пятеро диссидентов и проследовали к ожидавшим их машинам. Таким же образом в отсек первого класса поднялись Энгер и Черняев, а затем их жены80.

Расскажем теперь кратко о том, на кого обменяли советских разведчиков.

Литератор

Александр Гинзбург – журналист, издатель, участник правозащитного движения в СССР, член Московской Хельсинкской группы81, составитель одного из первых сборников самиздата «Синтаксис»82. Имел, выражаясь протокольным языком три судимости. Одну из них – за подделку документов, остальные две – за антисоветскую деятельность.

В 1960 году впервые был осужден на 2 года. Фактически за издание «Синтаксиса», а формально – за подделку документов. Однажды сдал за товарища, будущего актёра Александра Юдина, экзамен по сочинению на аттестат зрелости в вечерней школе.

Второй раз был осужден в 1966 году в качестве наказания «за антисоветскую агитацию и пропаганду» на 5 лет. Центральным пунктом обвинения против него было составление и публикация за границей сборника под названием «Белая книга»83 по делу писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Поясним, что последних осудили за написание и передачу для напечатания за границей произведений, «порочащих советский государственный и общественный строй». Даниэль был обвинен в написании повестей «Говорит Москва» и «Искупление» и рассказов «Руки» и «Человек из МИНАПа». Синявский был обвинен в написании повестей «Суд идет» и «Любимов», статьи «Что такое социалистический реализм».

Третий раз Гинзбург был осужден в июле 1978 года на 8 лет за активное участие в деятельности Московской Хельсинкской группы.

Освобождён 27 апреля 1979 года и депортирован из СССР.

Умер 12 июля 2002 года в Париже84.

Религиозный деятель

Георгий Винс тоже был диссидентом, но не в политической, а в религиозной сфере. Он родился 4 августа 1928 года в Благовещенске, в семье американского миссионера и пастора Петра Винса. За активную церковную деятельность его отец был арестован и расстрелян в 1937 году. В шестнадцатилетнем возрасте Георгий посвятил свою жизнь следованию христианским путём и принял крещение в Омской церкви евангельских христиан-баптистов.

В 1960 году он принял активное участие в создании Инициативной группы по созыву чрезвычайного Всесоюзного Съезда церквей ЕХБ (ВСЕХБ), выступившей против ряда документов, которые были приняты руководством ВСЕХБ (Всесоюзный совет евангельских христиан-баптистов85) под давлением государственных органов. Если упрощать ситуацию, то в середине шестидесятых годов прошлого века в СССР существовало две организации христиан-баптистов. Одна, признаваемая государством, – ВСЕХБ. Другая – Совет церквей евангельских христиан-баптистов (СЦ ЕХБ) – объединяла тех, кто считал, что ВСЕХБ пренебрегал своей обязанностью по защите права евангельских христиан-баптистов на свободу вероисповедания, проявляя чрезмерный конформизм в отношениях с государством. В последующий период баптисты продолжали подвергаться репрессиям, причём наиболее жёсткие меры применялись к сторонникам СЦ ЕХБ. Многие лидеры и церковные активисты были приговорены к наказаниям в виде лишения свободы.

В 1965 году Георгий Винс был избран секретарём СЦ ЕХБ.

В ноябре 1966 года он был приговорен к трем годам лагерей.

В марте 1974 года его снова осудили на 10 лет ИТЛ.

В 1979 году Указом Президиума Верховного Совета СССР Георгий Винс был лишен советского гражданства и выслан из страны86.

Два «воздушных пирата»

Эдуарда Кузнецова и Марка Дымщица тоже можно назвать противниками советской власти. Вот только в конфликт с ней они вступили на национальной почве. Дело в том, что в шестидесятые-восьмидесятые годы существовала проблема эмиграции из СССР. Во-первых, власти разрешали не всем, кто хотел уехать на ПМЖ (постоянное место жительства) в США, ФРГ или Израиль, реализовывать свою мечту. Во-вторых, процесс оформления документов занимал месяцы. Поэтому среди тех, кто хотел эмигрировать, были радикально настроенные люди. Яркий пример тому – участники так называемого «Ленинградского самолетного дела».

15 июня 1970 года КГБ была пресечена попытка угона в Ленинграде группой из 16 человек самолёта «Ан-2» в Швецию. Группа евреев-«отказников» (тех, кому запретили выезд из СССР – прим. авт.) из Ленинграда и Риги во главе с Эдуардом Кузнецовым намеревалась незаконно покинуть территорию нашей страны на захваченном самолете. От «классического» варианта – захват лайнера с пассажирами – инициаторы побега отказались.

Угонщики планировали в качестве пассажиров занять все места в самолете, который совершал рейс № 179 «Ленинград – Приозерск (город в Ленинградской области)». Когда «борт» приземлится в Приозерске, связать двух пилотов, выкинуть их на взлетно-посадочную полосу, а затем на небольшой высоте пересечь госграницу с Финляндией, затем долететь до Швеции и там приземлиться на аэродроме в городе Буден. По прилёте предполагалось устроить пресс-конференцию о положении евреев в СССР. Мировое общественное мнение должно было побудить свои правительства оказать давление на СССР с целью добиться разрешения на выезд евреев в Израиль.

Всего в акции принимало участие 16 человек: Марк Дымшиц, Эдуард Кузнецов, Сильва Залмансон, Алексей Мурженко, Юрий Федоров, Анатолий Альтман, Мендель Бодня, Вульф Залмансон, Израиль Залмансон (два брата Сильвы Залмансон), Иосиф Менделевич, Борис Пэнсон, Лейб (Арье) Ханох, Мэри Менделевич (Ханох) (жена Л. Ханоха, сестра И. Менделевича), Алевтина Ивановна (мать дочерей Марка Дымшица), Елизавета Дымшиц и Юлия Дымшиц (две дочери Марка Дымшица).

Четверо – Сильва Залмансон, Борис Пэнсон, Арье и Мэри Ханох – должны были вечером 14 июня выехать из Ленинграда и прибыть на промежуточный аэродром в Приозерск. Остальные двенадцать должны были в качестве пассажиров сесть на рейс № 179 на аэродроме «Смольное».

При подготовке акции исполнители не соблюдали элементарных требований конспирации, поэтому финал закономерен – образцово-показательный захват группы Евгения Кузнецова при посадке в «Ан-2». Затем был суд87.

«24 декабря 1970 года коллегия по уголовным делам городского суда в открытом судебном заседание с участием представителей защиты закончила рассмотрения уголовного дела в отношение Дымшица М. Ю., Кузнецова Ю.С.

В результате тщательного исследования материалов уголовного дела, вещественных доказательств, допросов подсудимых и свидетелей, рассмотрения заключения экспертов судом установлено, что организаторы преступления Дымшиц и Кузнецов с конца 1969 года активно занимались созданием преступной группы, подготовкой к разбойному захвату самолета и перелета в нем с целью измены Родине за границу, а 15 июня сего года покушались на осуществление этого враждебного акта способом, опасным для жизни пилотов.

В судебном заседании было также установлено, что подготовка к данному преступлению велась не без ведома сионистских кругов государства Израиль…

Коллегия по уголовным делам, признав доказанной вину подсудимых по делу, приговорила организаторов особо опасного преступления Дымшица и Кузнецова к смертной казни…»88. Аналогичный приговор прозвучал в отношении Марка Дымшица. И только личное вмешательство американского президента Ричарда Никсона (он позвонил Леониду Брежневу) заставило советский суд пересмотреть приговор. «Вышку» заменили на пятнадцать лет, остальным членам группы сроки тоже снизили, но не намного89. Так, И. Менделевич и Ю. Фёдоров получили по 15 лет заключения, А. Мурженко – 14, Хнох – 13, А. Альтман – 12, В. Залмансон – 12 (как лейтенанта Советской Армии его судил военный трибунал), С. Залмансон – 10, И. Залмансон – 8, Б. Пэнсон – 10, М. Бодня – 4 [18]. В то же время «лиц, которые хотя бы в той или иной степени содействовали преступлению, знали о его подготовке – дочерей Дымшица, их мать, а также жену Хноха – исходя из соображений гуманности, решено было не привлекать к уголовной ответственности».

По утверждению ветерана госбезопасности Василия Бережкова, Эдуард Кузнецов начал участвовать в диссидентском движение в 1961 году, когда как один из идеологов и лидеров в составе группы оппозиционно настроенной молодежи выступил на площади Маяковского с протестом против политики Никиты Хрущева. Юноши читали стихи и раздавали прохожим нелегально изданные журналы «Синтаксис» и «Феникс».

Возможно, дело ограничилось бы профилактической беседой на Лубянке и исключением задержанных из высших учебных заведений, но в ходе следствия выяснилось, что задержанные готовили… покушение на Никиту Хрущева.

Чекисты выяснили, что стрелять в руководителя СССР должен был некий Валерий Романков. Он имел снайперскую винтовку и тщательно изучил маршруты жертвы. «Снайпер» оказался психически невменяемым и избежал уголовной ответственности, а остальных приговорили к различным срокам лишения свободы.

Эдуард Кузнецов провел в заключении семь лет. А когда вышел на свободу, начал готовить операцию по захвату самолета90.

Другая малоизвестная подробность этого «самолетного дела». В ходе следствия было установлено, что воздушные пираты заблаговременно предупредили о готовящейся акции израильские спецслужбы. Также террористов обвинили в антисоветской пропаганде и связях с зарубежными сионистскими организациями91. Дело в том, что еще в ноябре 1969 года изучавший иврит бывший пилот Марк Дымшиц предложил руководителю ленинградской подпольной сионистской группы Гилелю Бутману не дожидаться больше официального разрешения на выезд в Израиль, а захватить самолёт и вырваться за рубеж. Бутман увидел в этом вариант не только решение личных проблем с выездом, но и возможность привлечь международное внимание к проблеме свободной эмиграции евреев из СССР.

Затем начался процесс обсуждения различных вариантов реализации данной идеи. В течение января – марта 1970 года Бутман подбирал «пассажиров». Самым надёжным он в общих чертах сообщал о плане захвата самолёта. Остальным говорил, что может возникнуть рискованная возможность нелегально бежать в Израиль, но шанс на благополучный исход высок. После тщательной проработки плана была назначена дата акции – 2 мая 1970 года. Впрочем, в апреле 1970 года Бутман отказался от участия в этой операции. Причина – отрицательное отношение к ней со стороны властей Израиля. А вот Марк Дымщиц и Эдуард Кузнецов не входили в состав этой сионистской группы, поэтому смогли проигнорировать фактический запрет Тель-Авива на проведение операции.

Украинский националист

У Валентина Мороза был свой конфликт с советской властью. Он был одним из наиболее радикальных деятелей украинского национального движения.

Впервые был арестован в сентябре 1965 года, осуждён по статье 62 Уголовного Кодекса УССР (антисоветская агитация и пропаганда) на 4 года лагерей. Наказание отбывал в исправительной колонии ЖХ-385-17-А в Мордовии, тогда в самиздате вышел его «Репортаж из заповедника имени Берия».

1 июня 1970 года он был снова арестован, в ходе закрытого судебного процесса был приговорён к 9 годам лишения свободы и 5 годам ссылки по статье 62 УК УССР, часть 2, что вызвало острую негативную реакцию не только на Украине, но и за её пределами.

Шпионский интернационал

11 июня 1985 года в районе Глинского моста, что соединял Потсдам с Западным Берлином, было необычно многолюдно. И дело даже не в том, что должен был произойти очередной обмен шпионами – за годы «холодной войны» процедура стала рутинной – а в количестве участников этого процесса.

На стороне Постдама стоял автобус с 25 пассажирами, проведшими дни накануне в тюрьме МГБ ГДР в округе Карл-Маркс-Штадт. Помимо граждан ГДР, здесь было шесть поляков и один австриец. В ГДР и Польше они получили многолетние, а кто-то и пожизненные сроки заключения за шпионаж на ЦРУ.

Ровно в полдень со стороны Западного Берлина к мосту подъехала колонна американских лимузинов и микроавтобусов. В одном из автофургонов «Шевроле» сидели четыре бывших разведчика из стран восточного блока: Мариан Захарски, официально директор польской экспортной фирмы в Лос-Анжелесе, в действительности офицер польской разведки; Пенью Костадинов, бывший торговый атташе болгарского посольства в Вашингтоне, и двое граждан ГДР – физик Альфред Цее, который, будучи приглашенным профессором в Мексику, передал в Восточный Берлин секретные данные о ВМФ США, и Алиса Михельсон, гражданка ГДР и курьер ГРУ.

Мариан Захарский

Его называли самым крупным польским разведчиком в истории советской Польши. Он жил в США с 1977 года, работал в иллинойской станкостроительной фирме Polish American Machinery Company и сумел завербовать Холдена Белла, который заведовал радарным отделом в калифорнийской корпорации Hughes Aircraft.

В обмен на 110 тыс. долларов США наличными и золотыми монетами Белл предоставил Захарскому секретные документы, касающиеся истребителей F-15, противотанковых ракет TOW, ракет «воздух-воздух» модели Phoenix, зенитных комплексов Patriot и другого оружия.

Сам Мариан Захарский много лет спустя утверждал, что он добыл следующие секретные сведения: «Во-первых, информацию о системе радаров. Потом документы о крылатых ракетах, ракетах ПВО Patriot и Hawk. Многие с пометкой «Совершенно секретно». Причем, вплоть до 2007 года»92.

ФБР сначала арестовало Холдена Белла, а тот выдал Захарского. Последнего арестовали в 1981 году и приговорили к пожизненному заключению. Белл отделался 8 годами.

Алиса Михельсон

2 апреля 1985 года руководитель министерства госбезопасности ГДР Эрих Мильке направил своему коллеге – председателю КГБ Виктору Чебрикову информационное письмо, где сообщил о «провале» советского агента. Спустя много лет этот документ был частично рассекречен.

«Информация о провале советской военной разведки.

1.10.1984 года в аэропорту Нью-Йорка была арестована гражданка ГДР (имя заштриховано) антифашистка, ранее преследуемая фашистами, затем эмигрировавшая и интернированная в Англии. Арест последовал в результате предательства завербованного советской военной разведкой в Потсдаме и состоявшего на связи с ее сотрудником в Мексико-Сити двойного агента США.

Предатель настаивал на встрече в США. Для этого советская военная разведка привлекла (фрау Х), долгое время сотрудничавшую с ней и имевшую тесные семейные и дружеские отношения с прогрессивными гражданами США, в том числе и с членами Коммунистической партии.

При аресте у нее были обнаружены многочисленные улики…».

Женщину, арестованную в Нью-Йоркском аэропорту, о которой писал Эрих Мильке, звали Алиса Михельсон (Alice Michelson). Она родилась в 1916 году в Берлине. С 1933 года находилась в антифашистском подполье. В 1935 году была приговорена к 3,5 годам тюрьмы за «предательство государственных интересов». После окончания срока заключения ей удалось эмигрировать в Великобританию. Правда, в 1940 году ее как немку по национальности и подданную Германии интернировали на остров Мэн. После освобождения работала сварщицей на верфях Глазго, участвовала в работе Национального комитета «Свободная Германия»93. В 1957 году она вернулась в ГДР. В 1984 году была послана в качестве курьера ГРУ в США, чтобы встретиться с сержантом американской армии, завербованным ГРУ в Потсдаме. Сержант оказался двойным агентом, и Алису Михельсон арестовали в аэропорту Нью-Йорка непосредственно перед вылетом в Прагу. При ней обнаружили мини-магнитофон с якобы секретной информацией. Суд США приговорил ее к 10 годам тюрьмы. В конце 2012 года она проживала в Берлине. Дальнейшая судьба неизвестна.

Как происходил обмен

Спустя 30 лет журналист немецкого издания «Spiegel» Норберт Пётцль так описал произошедшее в тот день:

«Квартет рано утром 11 июня 1985 года был доставлен военным транспортником США в западноберлинский аэропорт Темпельхоф. В помещении аэропорта, в наручниках, прикованные в сооруженных по этому случаю одиночных кабинах, четыре восточных шпиона были предъявлены в 10 часов утра восточно-берлинскому адвокату Вольфгангу Фогелю. Этот представитель от ГДР, что вел переговоры с представителями американского правительства и посещал шпионов в тюрьмах США, должен был идентифицировать их личности. Фогель ужаснулся наручникам, применение которых американский дипломат Джон Корнблум позднее в телевизионном интервью оправдывал тем, что нужно было предотвратить контакты между четверкой лиц, все еще остававшихся пленниками США. Лишь после этого американский приказ о применении наручников был отменен.

Два часа спустя собравшиеся на Глиникском мосту с нетерпением ждали начала момента передачи. Нервно сновал туда-сюда Ричард Берт, помощник госсекретаря, выдвинутый на должность посла США в ФРГ. Наконец в «Мерседесе» цвета золота прибыл Фогель, за рулем была его жена Хельга. Берт и Фогель на своих машинах переехали на потсдамскую сторону моста, где вошли в автобус. Там Берт объяснил пассажирам, что они вольны оставаться в ГДР, что двое и сделали по личным причинам. Остальные 23 человека переехали через белую отметку границы на середине моста и пересели в автобус, предоставленный западными немцами.