Убийство в стиле винтаж

– Я познакомился с ним в гостинице, – отозвался Аллейн, – и он меня заинтересовал. Похоже, у вас тут нет предубеждений насчет цвета кожи?

– Здесь, по крайней мере, не так, как в Индии. И потом, есть разные маори. Те Покиха из высшей касты. Его мать была принцессой, а отец – вождем племени. Сам он учился в английском колледже, так что цивилизован процентов на девяносто. Проблема в том, сэр, что десять процентов все равно остается. В каждом из них, несмотря на всю цивилизованность. Посмотрели бы вы на него на каком-нибудь деревенском празднике – сразу бы поняли, в чем разница. А уж если его кто-то выведет из себя – боже ты мой! Как-то раз он проходил у меня по одному делу: дельце было грязноватое, и доктор здорово сердился. Буквально искры метал из глаз. Я уж боялся, что он не выдержит и начнет отплясывать хака прямо посреди суда.

– Хака?

– Танец воинов. Это когда они раскрашивают лица и орут что есть мочи. Выглядит впечатляющие. Так как насчет этого тики, мистер Аллейн?

– Ах да. – Аллейн понизил голос. – Доктор Те Покиха помог мне его купить. Это подарок мисс Каролин Дэйкрес на день рождения.

– Вы подарили его бабенке Мейера? – Уэйд насторожился. – В самом деле?

– Вряд ли стоит так ее называть, – сказал Аллейн. – Подарок переходил из рук в руки. Было бы неплохо выяснить, кто держал его последним.

– Еще бы! Я срочно допрошу свидетелей. Касс!

Сержант Касс открыл дверь и заглянул внутрь.

– Я буду в кабинете, Касс. Присылайте свидетелей по одному. Надеюсь, за ними кто-то присматривает?

– Да, сэр. Все в одной комнате. С ними Пакер.

– Отлично. – Он повернулся к Аллейну. – Хотите поучаствовать, мистер Аллейн?

– Я не прочь заглянуть на эту вечеринку, если вы не станете возражать.

– Нисколько, сэр, нисколько. Поступайте, как считаете нужным, – великодушно разрешил Уэйд.

Аллейн почувствовал, что инспектор вздохнул бы с облегчением, оставь он его в покое, но, с другой стороны, был бы немного разочарован, если бы его лишили возможности продемонстрировать свое мастерство детективу из Скотленд-Ярда.

«Наверное, из-за меня чувствует себя неполноценным, – подумал Аллейн. – Ему кажется, что я его все время критикую. Если я не буду вести себя максимально дружелюбно и предупредительно, он сочтет меня высокомерным британцем. Это уж наверняка. На его месте я бы чувствовал то же самое. По правде говоря, он держится очень спокойно и открыто, и вообще – хороший парень. Черт, как все это трудно».

Он вошел в коридор, где находились актерские гримерные, и, сориентировавшись по голосам, постучал в последнюю дверь. Открывший ему сержант Пакер загораживал своим туловищем весь проем. Высокий и плотно сбитый, с прекрасно посаженной головой, он выглядел очень внушительно. Полицейский вопросительно взглянул на Аллейна.

– Ваш инспектор сказал, что я могу посидеть в комнате, если буду хорошо себя вести, – сообщил Аллейн. – Это так?

– Так точно, старший инспектор, – отчеканил Пакер.

Аллейн покачал головой.

– Давайте обойдемся без формальностей, – предложил он. – Можно вас на минутку?

Сержант вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

– Как вы думаете, – спросил Аллейн, – люди в комнате знают, что я из Скотленд-Ярда?

– Вряд ли, сэр. Я слышал, что они упоминали ваше имя, но не в этом смысле.

– Отлично. Пусть и дальше ничего не знают. Мистер Аллейн – и все. Я просил инспектора вас предупредить, но, скорее всего, у него не хватило времени. Правда, мисс Дэйкрес, мисс Макс и мистер Хэмблдон в курсе, но я надеюсь, не выдадут. Вы меня поняли?

– Да, сэр.

– Прекрасно. А теперь позвольте мне присоединиться к остальной компании, Пакер. Обещаю, что не причиню вреда.

– Вреда, сэр? Вы шутите. Не сочтите за нескромность, сэр, но я прочитал вашу…

– Вот и замечательно. Я подарю вам собственный экземпляр. А теперь впустите. Но только очень неохотно, Пакер. Держитесь со мной построже.

Сержант был очень молод. Он окинул взглядом стройную фигуру Аллейна и сразу узнал в ней кумира.

«Знаешь, он выглядел как один из тех крутых парней из историй про лондонских ищеек, – рассказывал он потом своей девушке. – И голос у него был такой чудной – мягкий и с легкой хрипотцой. Не писклявый, а с шершавинкой. Черт, он был крут. В самом деле крут».

Пакер взял с нее клятву молчать как рыба – хотя в этом уже не было никакой необходимости – и во всех деталях описал сцену в гардеробной.

– Представь, он мне говорит так со смешком (смех у него тоже с шершавинкой): мол, держись со мной построже, Пакер. Я открываю ему дверь и говорю: «Хорошо, заходите, сэр, если вам так хочется, только ведите себя смирно». Жестким таким тоном. А он вошел в комнату и протянул: «Простите, ради бога, сэр». Ну вылитый штатский. «Пра-асти-и-ите, сэр». И знаешь, так естественно, без всякой фальши. Обычный парень с улицы. «Пра-асти-ите, сэр…» Нет, у меня так не получится.

– И что было дальше? – спросила его девушка.

– Ну, он вошел внутрь. А я остался снаружи. Он меня об этом не просил, но я сразу понял, что, если оставить его с ними одного, он их расколет. Я оставил в двери щелочку и с шумом удалился, а сам потихоньку вернулся обратно. Не знаю, что бы сделал со мной Уэйд, если бы узнал. Он бы с меня шкуру снял… Короче, как только он туда вошел, все начали вопить. «Ах, мистер Аллейн, что происходит? Ах, мистер Аллейн, что это значит?» А эта девчонка Гэйнс – Валери Гэйнс, ну, ты знаешь…

– Та, что была на сцене в таком потрясном платье? Симпотная.

– Черт, да она из меня все жилы вытянула! Сразу начала орать, как ужасно с ней обращаются и как она пожалуется папаше. В Англии, мол, ее бы не посмели запирать в комнате, а здесь полиция понятия не имеет, как себя вести. Короче, заноза в заднице. Ну, вот я и говорю…

Пакер много раз описывал ей эту сцену.

Аллейн, войдя в гардеробную, испытал легкий шок. Он вдруг вспомнил, что той ночью в поезде Каролин рассказала Валери Гэйнс о его работе в Скотленд-Ярде – и вот теперь девушка стояла перед ним и жаловалась на новозеландскую полицию. Она могла выдать его в любой момент. Он взглянул на Каролин. Та подозвала к себе мисс Гэйнс, что-то шепнула ей на ухо и усадила рядом с собой.

– А что такого! – резко бросила Валери. – Разве я не могу…

– Разумеется, можете, – перебила Каролин, – но если вы будете говорить поменьше, милая, всех это только обрадует.

– Мисс Дэйкрес…

– Да, но на вашем месте я бы просто оставила эту тему – как тогда в поезде, когда мистер Аллейн попросил показать ему вашу папку с деньгами, помните?

Мисс Гэйнс внезапно замолчала.

– Вот и прекрасно, милочка, – одобрила Каролин. – Присаживайтесь, мистер Аллейн. Похоже, они будут держать нас взаперти, пока не выяснят, почему мой бедный Пух… То есть был ли это несчастный случай или нет.

Ее голос звучал громче обычного, а руки беспокойно двигались на коленях.

– Похоже, так и есть, – согласился Аллейн.

– Что они вообще там делают? – спросил Акройд капризным тоном.

– Долго еще…

– Мистер Аллейн, объясните, пожалуйста…

Все заговорили разом.

– Я знаю не больше вас, – ответил Аллейн, перекрыв общий гомон. – Думаю, они просто хотят допросить всех по очереди. Что касается меня, я уже получил свою порцию. Попал, так сказать, под горячую руку.

– А что их интересовало? – спросил Палмер.

– Мое имя и адрес, – коротко ответил Аллейн.

Он пододвинул поближе один из дорожных сундуков, сел на него и стал разглядывать собравшихся.

Гардеробная в Королевском театре была не чем иным, как огромной гримуборной, которую при постановках оперетт отводили хору. Труппа Дэйкрес хранила в ней костюмы для следующих спектаклей. В углу стояла широкая гладильная доска, пол был устлан какими-то ветхими декорациями, а у стены пылились зачехленные стулья. В целом помещение служило чем-то вроде кают-компании или, как говорили прежде, артистического фойе. Каролин пыталась возродить в своей труппе старинный дух актерского товарищества. Она давно начала свою карьеру и еще помнила атмосферу, царившую за кулисами в театрах старой школы: то чувство почти домашнего тепла и неразрывной спаянности, которая превращала гастрольную труппу в маленький уютный мир, обособленно существовавший внутри большой вселенной. С помощью Мейера она старалась, по мере сил, поддерживать постоянный состав труппы. Каролин просила мужа присматривать «полезных» актеров и актрис, подразумевая под этим людей, которые могли легко вписаться в уже готовые формы, а не придумывать новые. «Пух, милый, – говорила она, – мне нужны актеры, а не революционеры». Возможно, поэтому в ее труппе не было молодых артистов, не считая Валери Гэйнс и Кортни Бродхеда. Валери она приняла после долгого сопротивления, да и то лишь потому, что боялась – как она призналась потом Хэмблдону, – что ее начнут подозревать в ревности к молодым и красивым девушками. Всем остальным: Акройду, Гаскойну, Ливерсиджу, Вернону, Хэмблдону и Сьюзен Макс, – стукнуло уже за сорок. Это, как выразился Хэмблдон, «старые гастролеры», уже давно привычные к манерам и голосам каждого из членов труппы. Внутри таких союзов всегда присутствует невидимая связь. Трудно сказать, насколько хорошо они понимали друг друга на самом деле, но о себе они всегда говорили не иначе как о «счастливой семейке». Глядя на эту компанию, Аллейн ясно чувствовал витавший в ней общий дух. Как они воспримут случившееся? И главный вопрос – кто? Кто из них? Он внимательно вглядывался в каждое лицо.

Хэмблдон отошел от Каролин и сел напротив, рядом с Джорджем Мэйсоном. Оба были бледны и хранили молчание. Расплывчатое лицо Мэйсона опухло, словно он недавно плакал. Вид у него был унылый и подавленный, почти больной. Хэмблдон тяжело опустил свою красивую голову. Он прикрыл глаза длинной ладонью с тонкими пальцами, словно ему мешал свет. Брэндон Вернон сидел, скрестив руки на груди и угрюмо сдвинув брови. В его внешности было что-то подозрительное, почти вульгарное, как порой случается с пожилыми актерами. Бледность его казалась следами плохо стертого грима, а подвижный рот все время норовил расплыться в сардонической улыбке. Глаза, неподвижные и тусклые, смотрели с вызовом. На висках серебрилась легкая седина, бритый подбородок тоже отливал сединой. Ему блестяще удавались роли светских львов. Когда Аллейн вошел в комнату, Вернон что-то резко говорил Акройду, который, очевидно, его взбесил. Акройд, чье комичное лицо так мало подходило к его характеру, раздраженно слушал. Он все время гримасничал и ерзал на месте, искоса поглядывая на Каролин.

Рядом с Акройдом сидел Ливерсидж, место справа от него было пусто. Прежде тут сидела Гэйнс, пока ее не позвала Каролин. Аллейн немного удивился, заметив, как глубоко потрясен Ливерсидж. Его слишком правильное, слишком миловидное лицо покрыла смертельная бледность. Казалось, ему было мучительно сидеть на месте, а когда он закуривал новую сигарету, зажигая ее от окурка предыдущей, его руки дрожали так сильно, что он почти не мог ими управлять.

Молодой Кортни Бродхед, в отличие от него, выглядел хоть и мрачным, но далеко не таким убитым, как во время ночной поездки в поезде. «Они поменялись ролями», – подумал Аллейн. В ту ночь Бродхед одиноко стоял на площадке, уткнувшись в воротник плаща, а Ливерсидж сыпал шутками и красовался перед Валери. Мысли Аллейна все время возвращались к той ночи.

Тед Гаскойн присоединился к Гордону Палмеру и его кузену Джеффри Уэстону. Помощник режиссера описывал им блочный механизм с бутылкой. Палмер с жадностью слушал, кусал ногти и засыпал его вопросами. Уэстон почти все время молчал.

Рабочие сцены робкой кучкой стояли в другом конце комнаты.

Через некоторое время Аллейн понял, что члены труппы испытывают напряжение и неловкость от присутствия Каролин и, возможно, Хэмблдона. Во время разговора то и дело мелькали косые взгляды и обрывки фраз. На самом деле, подумал он, это довольно естественно, ведь им приходится иметь дело с горем, а ничто в этой жизни не смущает нас так сильно, как чужое горе. «Но только не для этих людей, – возразил себе Аллейн. – Они-то как раз прекрасно умеют обращаться с горем. Значит, они смущены по другой причине».

Пока все отвлеклись общим разговором, он наклонился к Каролин и тихо произнес:

– Честно говоря, я не нахожу себе места от мысли, что вы считаете меня источником своих бед.

– Вас? – Она посмотрела на него с изумлением. – Почему?

– Из-за моего подарка.

– Вы имеете в виду ту зеленую фигурку – тики?

Она бросила взгляд на Хэмблдона и мгновенно отвела глаза.

– Я бы предпочел, чтобы вы мне ее вернули, а я бы подарил вам вместо этого что-нибудь другое, – добавил Аллейн.

Каролин внимательно посмотрела на него. Ее ладонь дрогнула на груди.

– Что вы имеете в виду, мистер Аллейн? – спросила она быстро.

– Она у вас в сумочке?

– Да… Нет. – Она открыла сумочку и опрокинула ее на колени. – Конечно, нет. У меня ее не было с тех пор, как… В общем, еще до ужина. Кто-то ее взял – все хотели посмотреть. Нет, я точно помню, что у меня ее не было.

– Можно мне спросить, у кого она сейчас?

– Конечно. Если хотите.

Аллейн повысил голос:

– Простите, у кого тики мисс Дэйкрес? Она хочет его вернуть.

Мертвое молчание. Он быстро оглядел комнату. Все казались растерянными и слегка шокированными, словно Каролин, заведя разговор о тики, позволила себе выйти из роли скорбящей жены.

– Наверное, он остался на сцене, – пробормотал Кортни Бродхед.

– Значит, ни у кого нет? – настойчиво спросил Аллейн.

Кое-кто начал шарить в карманах.

– Я помню, что отдал его вам, – обратился Брэндон Вернон к Акройду.

– Кто-то его у меня забрал, – возразил Акройд. – Вы, Фрэнки.

– Я? – растерянно переспросил Ливерсидж. – Но у меня его нет. Кажется, я отдал его…

Он замолчал и посмотрел на Каролин.

– Кому? – спросил Аллейн.

– Мистеру Мейеру, – неловко промолвил Ливерсидж.

– О! – тяжело выдохнула Каролин.

Сьюзен Макс смотрела на Аллейна со странным выражением, которого он не мог понять. Валери Гэйнс вдруг крикнула:

– Это порча! Я сразу так подумала. С ним что-то не то. У меня нюх на такие вещи…

– Я абсолютно уверена, – твердо возразила Каролин, – что в моем тики нет ничего дурного. Так же, как и в том, что за столом его у Альфи не было.

– Почему вы так решили, мисс Дэйкрес? – спросил Аллейн.

– Потому что он спросил у меня, где фигурка. Ему хотелось еще раз на нее взглянуть. Но у меня ее тоже не было.

– Однако я знаю…

Аллейн быстро обернулся. Гордон Палмер стоял с открытым ртом и удивленным выражением лица.

– Нет, ничего.

В этот момент в комнату вошел Пакер и объявил:

– Мистер Уэйд хочет поговорить с миссис Мейер.

– Иду, – отозвалась Каролин.

Она быстрыми легкими шагами направилась к двери. Но Хэмблдон оказался там раньше ее.