Помоги проекту - поделись книгой:
Она пошла к себе и, совершенно обессиленная, опустилась на кровать. Что делать-то, а? Что делать? Просто ждать? Так и с ума сойти недолго. Максим вон аж с лица спал. Что с ним дальше будет? Был бы здоров — носился бы сейчас по городу, разыскивая свою Верочку, но ведь слаб еще, по квартире ходит — и то шатается!
Малыш подошел к ней, заскулил и положил голову на колени. Чувствует ведь — что-то не так! И смотрит грустно… Наташа погладила собаку:
— Ну что, мой хороший? Что, пес? Всем не до тебя, да?
Малыш улегся у ног. Наташе почему-то стало немного легче. Как будто уже не одна…
Стоп. А почему одна-то? Разве совсем недавно, только сегодня утром, не предлагал ей Армен свою помощь? Максим, конечно, не в себе, но он-то человек трезвый и опытный! Вот с кем можно поговорить. На него тоже надежды немного, и все-таки… Делать хоть что-нибудь гораздо легче, чем просто ждать.
Наташа решительно встала, отерла набежавшие слезы, поправила волосы. Малыш вскочил вслед за ней.
— Сидеть! Я скоро приду, — строго сказала она.
Через минуту она уже звонила в квартиру напротив.
Звонок застал Армена в душе. Он с наслаждением плескался под упругими струями теплой воды. Ведь сколько лет уже прошло с тех пор, как уехал из Еревана в ту ледяную, смертную зиму, когда спилили на дрова все вековые деревья в парке Победы, а за водой приходилось ходить с бидоном… Давно бы пора привыкнуть к благам цивилизации, но все равно — до сих пор горячая вода, что свободно течет из крана, казалась ему чем-то чудесным и удивительным, почти невероятным.
А в дверь все звонят. Настойчиво так… Делать нечего, придется открыть. Армен с некоторым сожалением закрыл кран, кое-как вытерся, завернулся в большое махровое полотенце и прошлепал в прихожую.
За дверью стояла Наташа — бледная, взволнованная.
— Привет, ахчик! — Армен даже растерялся. — Проходи… Сейчас оденусь только, подожди минуту! Вот сюда, направо.
Комната была обставлена «богато» — как выражалась когда-то школьная гардеробщица тетя Тая, веселая, словоохотливая старушка, которая никогда не ворчала на шумливую ребятню, охотно пришивала оторванные вешалки к детским курткам и пальтишкам, а в свободное время подрабатывала домработницей у известного артиста Матвея Игумнова. Золоченая мебель, с завитушками, толстый ковер на полу, хрустальная люстра с подвесками выглядели нелепо — и вместе с тем почему-то трогательно. Сразу видно, что хозяин — провинциал, разбогател совсем недавно и теперь изо всех сил пытается «соответствовать». Хочет жить как обеспеченный человек, столичный житель! Не умеет, но старается. Так маленькая девочка влезает в туфли на каблуках и мажется маминой губной помадой, чтобы казаться взрослой и красивой.
Наташа присела на край дивана. Она волновалась, как будто совершает нечто недостойное. Сердце билось учащенно, во рту пересохло… Мелькнула мысль: а может, уйти потихоньку, пока не поздно? Мало ли что у него на уме?
Армен появился очень быстро — в джинсах и белой рубашке, босиком, мокрые волосы зачесаны назад. Видно, что очень спешил. В воздухе остро и резко запахло терпким мужским парфюмом. Наташа даже поморщилась — небось полпузырька на себя вылил.
— Что случилось, ахчик? Ты прямо дрожишь вся. Может, выпьешь что-нибудь?
— Нет, спасибо.
Наташа зябко повела плечами. Может, это и хорошая мысль — глотнуть чего-нибудь крепкого и приятного, как тот коньяк, который они пили вчера все вместе, только не сейчас и не здесь.
— Как там твой брат?
— Он-то как раз ничего. Встал уже, ходит. Через пару дней совсем оклемается. Тут другое… Девушка его пропала.
— Это та, что вчера приходила?
— Да. Утром ушла на работу, и с тех пор — ни слуху ни духу. Максим просто с ума сходит.
— Да… Дела. — Армен покачал головой. — Но ты не пугайся раньше времени. Может, она где-то у родителей, у друзей… Дома сидит, в конце концов! Подумай — куда она могла пойти?
— В том-то и дело — получается, что некуда! И потом… — Наташа замялась. Как объяснить то, что она сама смогла осознать только совсем недавно? Это она-то, родная сестра! Разве сможет это понять чужой человек?
— Что — потом? Ты договаривай, ахчик! — Армен смотрел остро, требовательно.
— Знаешь, любит она Максима, что правда, то правда, — задумчиво ответила Наташа, — если бы все нормально было — давно бы прибежала.
— Понятно.
Армен долго сидел молча, сдвинув брови, и смотрел куда-то в пол. Лицо его стало суровым и каким-то отсутствующим. Наташа чувствовала себя неловко — вот навязалась на чужую голову! Рассчитывала на понимание, может быть — на дельный совет, на сочувствие, в конце концов… В жилетку поплакаться хотела, глупая. А этот дикарь просто молчит как пень. Прикидывает, наверное, как от нее половчее избавиться. Она уже хотела встать и уйти, когда Армен вдруг резко, пружинисто поднялся с места, будто принял какое-то важное для себя решение — и теперь точно знал, что делать.
— Где живет, знаешь?
— Да, конечно… Здесь недалеко.
— Хорошо. Сейчас съездим туда.
Она даже растерялась. Не ожидала такого напора.
— Съездим? Зачем?
— Надо посмотреть, что там и как. С бабушками у подъезда поговорить — когда пришла, когда ушла… В квартиру заглянуть тоже неплохо, только ведь не дверь же там ломать!
— Не надо ломать. — Собственный голос показался Наташе сухим и безжизненным, совершенно чужим. — У Максима наверняка ключи есть. Он жил у нее последние полгода. Дома почти не появлялся.
Говорить о Верочке в прошедшем времени было странно и непривычно. Только вчера она была здесь, а вот теперь…
— Ключи? Это хорошо. Собирайся, ахчик, поехали!
К себе Наташа вернулась совершенно растерянная. Переодеться надо бы, наверное… А еще — надо как-то объяснить Максиму, куда и зачем она собирается на ночь глядя и для чего нужны ключи от Верочкиной квартиры. Только сейчас Наташа поняла, что это, может быть, и не совсем этично — вот так вламываться в чужую жизнь, пусть даже с самыми лучшими намерениями. И вся затея с самодеятельным расследованием показалась ей детской и глупой.
Максим так и сидел в гостиной перед компьютером. Кажется, даже с места не двигался с тех пор, как она ушла. Будто окаменел. Смотреть на него было больно и страшно.
— Максим, — она тихо подошла, положила руку на плечо, — тут такое дело…
Против ожидания он выслушал ее спокойно, согласно кивнул и достал ключи из кармана своей куртки.
— Хорошо, давай! Только я с вами.
— Ну уж нет! — возмутилась Наташа. — Куда тебе ехать? Вон, по комнате ходишь — и то за стенку держишься!
— Я с вами, — повторил он твердо. В тоне голоса, в лице его было что-то такое, что заставило Наташу смириться. В конце концов, тут недалеко, за руль он не сядет, так что ничего страшного. Все лучше, чем просто сидеть здесь — и медленно сходить с ума.
— Ну ладно, хорошо. Вместе — так вместе.
Они встретились у подъезда. Армен совсем не удивился лишнему пассажиру, только коротко поздоровался и сел за руль. Ехали молча, разговаривать почему-то совсем не хотелось. На улице стемнело, накрапывал мелкий дождь, и мокрая дорога слегка поблескивала в свете фонарей.
Никаких старушек у подъезда уже не было. Конечно, поздно ведь! Время внуков спать укладывать и коротать вечер у телевизора, сериалы смотреть.
Максим задрал голову, поискал взглядом окна Верочкиной квартиры — может, там горит свет? Нет, темно… Он еще надеялся, что все это — просто недоразумение, которое вот-вот разъяснится. Вдруг у нее телефон не работает? Или сама выключила, нарочно — пришла усталая, захотела поспать…
Подниматься пришлось пешком — лифт в пятиэтажке не предусмотрен. Они шли друг за другом по узкой и крутой лестнице, и Максиму казалось, что путь до третьего этажа был бесконечно долгим.
Оказавшись, наконец, перед знакомой дверью, обитой коричневым дерматином, Максим молча забрал ключи у Наташи. Почему-то он хотел непременно сам открыть и войти первым. Замок не поддавался — совсем как в тот вечер, когда они вернулись из ночного клуба. Верочка еще сказала: «Он ко мне больше привык»… Совсем недавно это было, меньше недели прошло, а кажется — просто вечность.
Какая-то часть его сознания все еще надеялась, что вот сейчас Верочка выйдет встречать его в прихожую, поцелует и пойдет ставить чайник. Ну, разве что удивится слегка нежданным гостям, но виду не покажет. А потом он, может быть, расскажет ей, какой переполох был из-за нее, и они вместе посмеются над его страхами.
Когда дверь, наконец, открылась, из квартиры пахнуло холодом, хотя вечер был теплый. И еще — запах стоял какой-то странный, затхлый и нежилой… Как будто никто не входил сюда по крайней мере несколько недель, а то и месяцев. Трудно поверить, что совсем недавно эта маленькая квартирка была уютным и теплым обиталищем для них двоих и ничто не предвещало беды.
Максим включил свет. Как будто в первый раз он видел тесную прихожую, в которой с трудом помещалась вешалка и тумбочка для обуви, комнату, оклеенную светло-бежевыми обоями с узором из бледных роз, журнальный столик, диван, телевизор…
Он прикасался к давно знакомым, привычным вещам, как будто пытался вызвать призраки прошлого. Смятый плед на диване, собственные потрепанные джинсы, небрежно брошенные на спинке стула, пепельница с тремя окурками на кухонном столе сказали ему так много! Теперь он точно знал, что Верочка дома не появлялась. Она замечала каждую мелочь. Никогда не ворчала на него, просто устраняла беспорядок — легко и незаметно.
Когда он увидел немытую чашку, ту самую, с видами Санкт-Петербурга, из которой только вчера пил кофе, самообладание оставило его окончательно. Максим опустился на табуретку и закрыл лицо руками.
Он не плакал очень давно, кажется, с самого детства. Даже сейчас слез не было, все тело сотрясала противная крупная дрожь, глаза будто огнем жгло изнутри, и еще горло перехватило, будто большой шершавый комок ворочается, разрастается, не дает дышать…
Наташа шагнула было к нему, но Армен положил ей руку на плечо:
— Оставь его, ахчик. Видишь — плохо человеку. Лучше не трогай.
Время давно перевалило за полночь, а Наташа с Арменом все еще сидели у нее в кухне. После визита в Верочкину пустую квартиру всем стало ясно окончательно — с ней что-то случилось.
По дороге домой Максим не проронил ни слова, сидел как каменный. Даже Наташа не посмела заговорить с ним. Он почему-то очень ослабел, как будто эта поездка стоила ему последних остатков жизненной энергии. От машины до подъезда шел еле-еле, шаркая ногами, как столетний дед, и, войдя в квартиру, сразу же упал на кровать, повернулся лицом к стене и так лежит не шевелясь — то ли спит, то ли просто не хочет никого видеть.
Армен прикурил сигарету — неизвестно какую по счету за этот бесконечно долгий день. Дым давно висит в воздухе сплошной пеленой, хоть топор вешай, но Наташа не протестовала и, кажется, даже не замечала этого. Остаться сейчас одной для нее было бы еще хуже.
— А я тебе говорю — на работу к ней ехать надо!
— Зачем? — Она спросила вяло, почти безучастно. Слишком устала.
— Как зачем? Походить, посмотреть, с людьми поговорить!
— Ну хорошо, завтра с утра съезжу.
Наташа не верила в успех этой затеи, но точно знала, что провести еще один день в бездействии и ожидании, наедине с Максимом, ей будет совершенно невыносимо.
— Адрес дай — сам поеду. Не женское это дело, лучше с братом побудь.
Этого еще не хватало! Наташа всплеснула руками:
— Ты ведь даже в здание просто так не войдешь! Там пропускная система.
— А ты как пойдешь? В мышку превратишься? — Армен посмотрел на нее подозрительно.
— Да очень просто. Мы вместе работаем, в одной фирме. Это я в отпуске сейчас… Отдыхаю.
Наташа невесело усмехнулась. Да, не таким она себе представляла отпуск, совсем не таким.
— Все равно — одну не отпущу! Вместе поедем, — сказал он тоном не терпящим возражений. Потом помолчал и добавил уже мягче, как будто извиняясь: — Мало ли что…
Наташа аж задохнулась от возмущения. Ну что за горские обычаи? Она взрослая и свободная женщина и вполне способна сама за себя постоять. Наташа уже хотела было высказать этому недобитому феодалу все, что она думает о нем, но почему-то промолчала и только согласно кивнула.
— Вот и ладно! Завтра в девять зайду за тобой. — Армен поднялся с места.
Наташа пошла в прихожую — проводить.
Малыш уселся у двери и заскулил. Только сейчас Наташа вспомнила, что собаку надо вывести на сон грядущий. Она уже взяла поводок и сунула ноги в удобные «прогулочные» мокасины, когда Армен строго спросил:
— Ахчик, ты куда собралась?
— Как куда? С собакой гулять, не видишь?
— Я с тобой. Ночь уже, поздно… Женщине одной нехорошо ходить.
Наташа фыркнула что-то вроде «Вот еще!», но спорить не стала. Хочет — пусть идет…
По ночной улице Армен вышагивал молча, на шаг позади нее. Наташа даже рассердилась немного — ну прямо как конвоир! Придя домой и ложась в постель, она с сочувствием думала о тяжелой доле армянских женщин. В самом деле, что за жизнь такая, если тебе шагу ступить не дают?
Она думала об этом, пока засыпала, и радовалась своей свободе и самостоятельности… Но если бы кто-то видел ее сейчас, заметил бы, что она улыбается.
Разве бывает черное небо? Не ночное, нет — просто черное. Наташа ощутила себя безмерно усталой женщиной, одетой в лохмотья, со сбитыми в кровь босыми ногами, уныло бредущей по бескрайней выжженной равнине. Кругом только камни пугающей, причудливой формы да колючий кустарник. Острые стебли сухой травы больно колют беззащитные, израненные ступни. И над всем этим — черное небо… Багровое светило озаряет окрестности пугающим кровавым светом.
Наташа — или та женщина, которой она была сейчас, — остановилась, чтобы перевести дух. Она устала, очень устала… Дыхание с хрипом вырывалось из груди, в горле першило, хотелось пить. Еще немного — и она упадет от изнеможения.
Где-то здесь, рядом должны быть все, кто ей дорог, — Максим, Верочка, Армен. Да, да, и он тоже. И она должна разыскать их, непременно должна! Наташа огляделась по сторонам — и заметила большую каменную глыбу особенно причудливой формы. Как будто неизвестный скульптор взялся изваять близких и любимых для нее людей в гротескно-минималистской манере, да так и бросил свое дело незаконченным. Сходство ускользающее, почти незаметное, но все же… Вот это — Максим, лица почти не видно, но хорошо передана его манера вскидывать голову. А здесь — в камне проступают нахмуренные брови Армена. От Верочки остался лишь общий контур фигуры, очертания тела…
Наташа заплакала, раскинула руки, пытаясь обнять их всех сразу, припала всем телом к холодному серому камню в безумной надежде спасти, воскресить, вытащить из небытия — и почувствовала, как холодеют ноги и руки. Рванулась было с места — и не смогла, тяжесть приковала ее к земле. Она с ужасом видела, как собственная живая плоть постепенно превращается в камень — все выше и выше…
Наташа закричала… И проснулась.
В первый момент она вздохнула с облегчением. Обвела взглядом комнату. Кровать, столик, гардероб, голубые занавески на окнах почему-то не задернуты… и солнце бьет прямо в глаза. Привычная обстановка успокоила ее. Слава богу, она дома, и это был только сон!
Наташа посмотрела на часы — ого, уже половина девятого! Скоро Армен придет. Надо вставать.
Она вскочила с постели, натянула халатик и пошла в душ. Хотелось поскорее смыть остатки сна и прийти в себя окончательно.
Она стояла под горячими струями, ожесточенно растирая все тело жесткой мочалкой. Она как раз заканчивала мыть голову, когда произошла маленькая неприятность — мыльная пена попала в глаза. Ой, как щиплет! Вот и верь рекламе про абсолютную экологическую чистоту и безвредность дорогого шампуня. Наташа поспешила ополоснуть лицо и вслепую потянулась за полотенцем. Ну где же оно, черт возьми? Должно быть вот здесь, на батарее, но пальцы только шарили в пустоте. Наконец, Наташа нащупала то, что искала, — и потянула на себя. Удивилась еще, что полотенце слишком маленькое и поверхность гладкая, а не махрово-ворсистая.
Поднеся к лицу кусок материи, Наташа все же открыла глаза — и вскрикнула от ужаса и отвращения. Перед ней снова был тот самый проклятый кусок бязи с больничным штампом, который она давеча нашла у себя в шкафу, а потом выбросила в мусоропровод. На белой ткани ярко алели пятна крови, как будто свидетельствовали, кричали о некогда совершенном убийстве. Пеленка, будь она неладна… Свивальник для неродившихся! А точнее — саван.
Наташа отбросила пеленку в угол, как будто это был не кусок материи, а ядовитое насекомое или змея. Про то, что глаза щиплет, она как-то и думать забыла. От горячей воды ванная комната наполнилась клубами пара, зеркало запотело, а ее трясло, как от озноба. Наташа завернула кран, быстро вылезла из ванны, кое-как вытерлась (вот же оно, полотенце! На самом видном месте) и накинула халат. Все, хватит, вымылась… Только вот пеленку надо выбросить немедленно, сжечь, закопать!
Но, сколько ни искала, даже за стиральную машину заглянула, проклятая тряпка исчезла без следа. Неужели померещилось? Совсем истеричкой стала!
Наташа вышла в кухню и принялась варить кофе. Она цеплялась за давно привычный утренний ритуал, как утопающий за соломинку, — хотелось сохранить хотя бы
Поделиться книгой: