Помоги проекту - поделись книгой:
— «От рождения»? Не шутите, Босс, вам это не идет. «Мать моя — пробирка, а отец — скальпель».
— Вот уж глупости! Давно пора забыть об этой маленькой неприятности.
— Да? Юристы считают, что я не могу иметь гражданства, церковники считают, что у меня нет души. Я не есть «человек, рожденный от женщины», — по крайней мере, в глазах закона.
— В задницу закон. Записи о твоем происхождении были изъяты из файлов компьютера лаборатории и заменены на запись о производстве искусственного человека мужского пола.
— Вы никогда не говорили мне об этом!
— Пока ты не принялась истерить по этому поводу, у меня не было причин тебе рассказывать. Понимаешь, все сделано настолько старательно, настолько безукоризненно, что никто и никогда не узнает правды. Если тебе завтра придет в голову кому-нибудь доказывать свое истинное происхождение, ты не найдешь ни одного человека, который бы поверил тебе. Можешь распинаться сколько тебе будет угодно — толку не будет никакого. И потом, дорогая моя, откуда эти комплексы? Ты не только настоящий человек — такой же, как праматерь Ева, — ты еще более совершенный человек. Почему, как ты думаешь, я решил взять тебя на работу к себе в организацию, когда у тебя не было никакого опыта и сознательного интереса к этой профессии? Почему я потратил пусть небольшое, но все-таки состояние на твое обучение и тренировки? Потому что я знал. Я ждал несколько лет, прежде чем убедился, что ты развиваешься по тем законам и закономерностям, которые вложили в тебя твои создатели. И чуть не потерял тебя! — На лице его возникло некое подобие улыбки. — Ты заставила меня поволноваться, девочка. Теперь о твоей тренировке. Хочешь послушать?
— Да, сэр.
Я не стала рассказывать ему о лабораторном приюте. Люди думают, что все приюты одинаковы — что они похожи на те, что им довелось увидеть. Я не стала говорить ему о пластиковой ложке, которой я пользовалась, пока мне не исполнилось десять лет, потому что тогда мне пришлось бы рассказать о том, как я поранила губу, когда мне в первый раз дали вилку, и как у меня текла кровь и все смеялись надо мной. Да если бы только это — сколько еще было такого! Так не растут обычные дети, так выращивают искусственников — как подопытных кроликов.
— Тебе предстоит пройти курс тренировок по рукопашному бою, но работать ты будешь только с инструктором, поэтому можешь не волноваться — синяков ко времени отъезда в Новую Зеландию у тебя не будет. Кроме того, пройдешь ускоренный курс по пользованию ручным оружием, включая такие его виды, о которых ты пока даже не слышала. Если ты все-таки сменишь амплуа, тебе это может понадобиться.
— Босс, я не собираюсь становиться террористкой!
— Как бы то ни было — тебе это пригодится. Бывают случаи, что и курьеру приходится иметь при себе оружие, — всякое бывает, и ко всему надо быть готовой, Фрайди, и потом — не стоит относиться к террористам презрительно без разбора. Как к любому инструменту политики, к этому надо относиться в зависимости от того, как этот инструмент применен. Упадок и падение бывших Соединенных Штатов Северной Америки имели под собой в немалой степени причины, связанные с терроризмом. Но только отчасти, поскольку убийства были бессистемны и нецеленаправленны. Ну-ка, что ты скажешь мне о русско-германской войне?
— Немного. В основном меня поражает то, что немцам пришлось в итоге висеть прибитыми к позорному столбу, в то время как у них было полно денег, чтобы выиграть эту войну.
— А теперь представь себе, что эту войну выиграли двенадцать человек — семеро мужчин и пятеро женщин, причем самым тяжелым оружием был шестимиллиметровый пистолет.
— Вы мне вроде бы никогда не врали. И как же это получилось?
— Фрайди, дело в том, что мудрость — самая большая ценность в этом мире, и единственная истинная ценность. Человеческая структура может быть превращена в бесполезную, бездейственную, опасную для самой себя, если избирательно вынимать из нее лучшие умы с тем, чтобы их место занимали тупицы. Понадобилось всего-навсего несколько тщательным образом спланированных «несчастных случаев» для того, чтобы великая, могущественная прусская военная машина затрещала по всем швам и превратилась в тупую толпу. Но никто этого не замечал до тех пор, пока борьба велась подпольно, поскольку тупицы выглядят почти как гении, покуда не началась открытая борьба.
— Всего двенадцать человек! Босс, это не наша работа?
— Ты же знаешь, я таких вопросов не люблю. Нет, не наша. Это была договорная работа одной организации, такой же небольшой и специализированной, как наша. Но я не слишком большой любитель участвовать в националистических войнах. В этих случаях трудно понять, на чьей стороне небесное воинство, а стало быть, и правда.
— Все равно не хочу становиться террористкой.
— А я тебе этого и не позволю. Так что давай об этом больше не будем. Будь готова к девяти ноль-ноль.
Девять недель спустя я улетела в Новую Зеландию. Только девять недель спустя!
Вот что я вам скажу о Боссе: этот зануда всегда знает, о чем говорит. Все было правильно. Когда доктор Красный выписал меня, я вовсе не была самой здоровой на свете — я была просто-напросто выздоравливающей больной, которой больше не нужен больничный уход.
А вот девять недель спустя я бы легко могла стать чемпионкой древней Олимпиады — даже не вспотев. Когда я взошла на борт полубаллистического лайнера «Абель Тасман» в Виннипегском свободном порту, пилот явно положил на меня глаз. Я знала, что неплохо выгляжу, да вдобавок я еще шла враскачку — на заданиях я так никогда не хожу: курьеру надо стараться выглядеть как можно более неприметно. Ну а теперь я была в отпуске, и можно было позволить себе немного повыпендриваться. В общем, пилот возник около моего кресла-люльки, когда я возилась с ремнями. Не исключено, что свою роль сыграл и мой новый, с иголочки, костюм — новинка сезона под названием «Суперкожа». Я такого раньше не носила — купила прямо в порту и там же переоделась. Думаю, пройдет немного времени, и обязательно отыщется какая-нибудь секта из тех, что считают, что секс имеет что-то общее с грехом, и заклеймит ношение таких костюмчиков как смертный грех.
Пилот улыбнулся и спросил:
— Мисс Болдуин, не так ли? Вас будет кто-нибудь встречать в Окленде? Там, конечно, не война, но молодой женщине опасно одной оказаться в международном порту.
(Я не сказала ему: «Послушай, малыш, последний раз я такого нахала, как ты, отправила на тот свет без разговоров!»)
Капитан был ростом не меньше ста девяноста пяти сантиметров, а веса в нем, наверное, было все сто килограммов — и никакого жира, сплошные мышцы. Чуть-чуть за тридцать, яркий блондин, почти альбинос — такого скорее встретишь на скандинавских авиалиниях, чем на американско-новозеландской. Ему хотелось продемонстрировать покровительство, ну и бог с ним. Я ответила:
— Нет, никто меня встречать не будет, но я тут же пересяду на шаттл до Южного острова. Елки-палки, ну как же эта пряжка застегивается? Прошу прощения, судя по нашивкам, вы — капитан?
— Позвольте, я помогу вам. Да, я капитан. Капитан Ян Торми.
Он принялся застегивать пряжку. Я милостиво позволила ему это.
— Капитан! Вот это да! Никогда не была знакома с капитаном.
Фраза такого рода не может считаться ложью — это просто-напросто такой ритуальный ответ во время польки. На самом деле он мне сказал: «Я крепкий мужчина, а ты — красотка что надо». А я на самом деле ответила ему: «Ты мне нравишься, но, увы, у меня сегодня нет времени».
При таком обмене любезностями я никак не могла его обидеть, и он мог со спокойной совестью предложить мне встретиться когда-нибудь в необозримом будущем. Что он и сделал.
Когда он закончил пристегивать меня — а пристегнул он меня надежно, но не слишком туго и при этом ко мне даже не прикоснулся, просто сделал все исключительно профессионально, — он сказал:
— Пересаживаться вам придется быстро. Если вы немного задержитесь после посадки и подождете, пока выйдут остальные пассажиры, я буду рад проводить вас на вашу «Киви». Это получится быстрее, чем если вам одной придется продираться сквозь толпу народа.
(На пересадку у меня целых двадцать семь минут, капитан, и ты, конечно, думаешь, что двадцати семи минут тебе за глаза хватит, чтобы успеть уговорить меня. Ну ладно, продолжай быть таким же паинькой, и посмотрим, может, я тебе кое-что и позволю.)
— Ну что вы, капитан, никаких проблем.
— Долг службы, мисс Болдуин. А для меня — просто удовольствие.
Я люблю летать на полубаллистических кораблях — сначала сильная перегрузка, во время которой такое ощущение, что, того гляди, лопнешь, потом — захватывающие дух минуты свободного падения, и тогда кажется, что летишь в бездонную пропасть, а потом — долгое-долгое плавное скольжение, по сравнению с которым любое авиапутешествие — ничто. Ну где еще можно получить такую уйму удовольствия за сорок минут, не раздеваясь?
Однако тут возникает вечный небезынтересный вопросик: свободен ли коридор? Ведь полубаллистические корабли не могут путешествовать навстречу друг другу!
В проспекте сказано, что полубаллистический корабль никогда не поднимется в воздух, пока пилот не убедится, что порт прибытия готов принять его. Да-да, я точно так же верю в добрых волшебниц, как родители Босса. Но ведь нельзя исключать, что найдется идиот, который возьмет и припаркует свою машину на встречной полосе! Взять хотя бы тот случай, когда я сидела в Сингапуре на верхней палубе и своими глазами видела, как одновременно приземлились три полубаллистических корабля в течение девяти минут — и не на разных полосах, а на встречных! Русская рулетка — ни дать ни взять.
И все-таки я на них летаю. И нравятся они мне, и по роду деятельности часто приходится ими пользоваться. Но в кресле я лежу, затаив дыхание, от самого старта до приземления.
Этот полет был ничем не хуже остальных — к слову сказать, полубаллистические перелеты так коротки, что соскучиться не успеваешь. Мы приземлились. Я задержалась в салоне, и, конечно, мой галантный кавалер как раз спустился с капитанского мостика, едва я подошла к выходу. Стюардесса вручила мне мою дорожную сумку, но капитан Торми забрал ее у меня, несмотря на мои не слишком упорные протесты.
Он довел меня до места посадки на шаттл, убедился, что место для меня зарезервировано, выбрал для меня кресло в зале ожидания, отбросил в сторону табличку «Только для пассажиров» и уселся рядом со мной.
— Жаль, что вы так скоро улетаете. Мне жаль, — подчеркнул он. — У меня как раз три свободных дня после полета… а в этот раз мне тут совершенно нечего делать. Моя сестра с мужем когда-то жили здесь, но теперь они переехали в Сидней, и мне не к кому даже в гости сходить.
(Ну да, так я тебе и поверила, что ты проводишь выходные в обществе исключительно сестры и ее муженька!)
— О, как обидно! Я вам сочувствую. Моя семья — в Крайстчерче, и мне всегда так одиноко, когда я их не вижу подолгу. У меня большая, шумная и очень дружная семейка. Знаете, я ведь вышла замуж в «С»-семью.
(Об этом я всегда заявляю сразу.)
— Правда? Ну и сколько же у вас мужей?
— Капитан, этот вопрос мужчины задают всегда. А все потому, что совершенно ошибочно полагают, что «С» — это секс.
— А разве нет?
— Господи, ну конечно, нет! Мало ли что может означать «С»! «С» — это согласие, солидарность, сплоченность, сопереживание. Ну и секс тоже. Но секс можно найти где угодно, и не обязательно ради этого создавать «С»-семьи.
(На самом деле «С» означает — «синтетическая семья» — именно под таким названием этот вид сожительства был зарегистрирован на территории первого территориального государства, которое легализовало его. Девять против одного — капитан Торми знал об этом. Мы просто продолжали играть в ритуальную игру долгого ухаживания. Полька продолжалась.)
— Ну, я не сказал бы, чтобы секс так уж легко было найти везде!
(На это наглое вранье я решила не отвечать.)
Капитан, это при вашем-то росте, широких плечах, чудесной розовой коже, да при такой уйме свободного времени для охоты и в Виннипеге, и в Окленде, где оброненное семя всегда дает всходы! Ну-ка, сэр, попробуйте еще разок.
— Но я согласен с вами, мисс, что ради этого не стоит заводить семью. Я вообще не склонен жениться, потому что вечно в пути, как странствующий альбатрос. Но идея вашей семьи мне нравится. Туда, наверное, приятно возвращаться.
— Да.
— И сколько же человек в вашей семейке?
— Понятно. Вас все еще интересует количество моих мужей. У меня три мужа, сэр, и три названых сестры. Я думаю, вам бы они понравились — особенно Лиспет — она у нас самая молоденькая и хорошенькая. Она шотландка, рыжеватая и большая кокетка. Дети? Конечно. Мы пытаемся считать их каждый вечер, перед сном, но они слишком быстро бегают. Ну а еще кошки, котята, утки, щенки и большой плодовый сад, где почти круглый год цветут розы. У нас очень шумно и весело, только все время нужно под ноги смотреть.
— Да, знаете, звучит просто-таки здорово. Вот интересно — не нужен ли в вашей семье муж, который дома бывает редко, но зато зарабатывает кучу денег? Какой у вас вступительный взнос?
— Я поговорю с Анитой на эту тему, но мне, откровенно говоря, не слишком верится, что вы серьезно говорите.
Наша кокетливая болтовня продолжалась, оба мы врали друг другу без зазрения совести. В конце концов мы договорились до того, что я дала ему записать свой коммуникационный код, а он мне свой и предложил в любое время пользоваться его квартирой в Окленде. Он снял ее, как он мне объяснил, после того, как оттуда уехала его сестра, но ему самому эта квартира была нужна всего-то на шесть дней в месяц.
— Так что, если окажетесь в городе — мало ли, может, нужно будет принять душ или переночевать, — так вы просто позвоните, и все.
— Ну, это как-то неудобно… Вдруг там окажется кто-то из ваших друзей, или вы сами будете дома, и не один, Ян… (Он попросил, чтобы я называла его не капитаном, а по имени.)
— А-а-а, ну это навряд ли, а уж если так выйдет, то компьютер будет в курсе и автоответчик все вам скажет. Если я в городе или скоро буду в городе, это тоже вам сообщат, а мне, ей-богу, не хочется упустить возможность еще раз с вами встретиться.
Вот это уже прямой разговор, но все равно — удивительно галантно! Продиктовав ему крайстчерчский коммуникационный код, я тем самым дала ему понять, что в принципе не против того, чтобы он приехал туда и попробовал предпринять более решительные действия, если его не испугает встреча с моими мужьями, назваными сестрами и ватагой шумных детей. Я сразу решила, что он вряд ли позвонит. Высокие красивые холостяки, работающие на такой высокооплачиваемой работе, вряд ли станут пускаться на такой риск.
Раздался громкий голос диспетчера, объявляющего о прибытии и отправлении рейсов: «С глубоким прискорбием сообщаем вам, что произошло полное разрушение Акапулько. Ответственность за случившееся берет на себя «Всемирная транспортная компания». Наш девиз — «Быстрота, безопасность, безотказность».
Я только ахнула.
Ян пробормотал сквозь зубы:
— Ну и идиоты!
— Кто идиоты?
— Да все это Мексиканское Революционное Королевство! И когда только территориальные государства поймут наконец, что им никогда не победить корпораций? Потому они и идиоты.
— Почему вы так думаете, Ян?
— Это же проще простого. Всякое территориальное государство, будь то даже Эль-Четвертый или любой астероид — это утка, сидящая на яйцах, которую подстрелить — проще простого. А бороться с космополитами — корпорациями — все равно что ножом облако резать! Допустим, вы хотите победить Ай-Би-Эм. А где Ай-Би-Эм? Официальный адрес офиса — номер почтового ящика в свободном государстве Делавэр. Есть цель? Нет цели. Офисы, люди и заводы Ай-Би-Эм разбросаны по четыремстам территориальным государствам на Земле и за ее пределами, и никак нельзя ударить по Ай-Би-Эм, при этом не повредив какому-нибудь территориальному государству. Но поставим вопрос иначе. Может ли, например, Ай-Би-Эм победить великую Россию?
— Не знаю, — призналась я. — Немцам, во всяком случае, не удалось.
— Тут все зависит от того, будет ли в этом выгода для Ай-Би-Эм. Насколько мне известно, у Ай-Би-Эм нет на службе ни профессиональных террористов, ни профессиональных саботажников. Ей, пожалуй, пришлось бы приобретать бомбы и ракеты. Но Ай-Би-Эм торопиться некуда: Россия была и останется на месте — большущая, жирная цель — через неделю, через год. Но вы же слышали — только что диспетчер «Всемирной транспортной компании» четко и ясно сказал, каков может быть исход. Все — война окончена. А в Мехико еще бились об заклад, что «Всемирная транспортная» не станет пятнать свою репутацию таким некрасивым деянием, как разрушение мексиканского города! Однако тамошние старорежимные политики начисто забыли, что корпорациям, в отличие от территориальных государств, глубоко наплевать на общественное мнение. Войне конец.
— О, надеюсь… Но Акапулько… это был такой красивый город!
— Да, и он до сих пор остался бы таким же красивым, если бы революционный совет Монтесумы не действовал в духе двадцатого века! Теперь наверняка начнется умывание рук. «Всемирная транспортная» извинится, заплатит издержки, потом Монтесума тихо, без рева фанфар покинет страну и передаст землю с правом экстерриториальности под новый космопорт новой корпорации со звучным мексиканским названием и офисом в свободном государстве Делавэр… а народу будет сказано, что новая корпорация принадлежит на шестьдесят процентов «Всемирной транспортной», а на сорок — тем самым политикам, которые до сих пор молчали в тряпочку и позволили разрушить Акапулько…
Капитан Торми был по-настоящему огорчен и раздосадован, и мне вдруг показалось, что на самом деле он гораздо старше.
Я спросила:
— Ян, а АНЗАК[5] случайно не филиал «Всемирной транспортной»?
— Естественно! Иначе разве я стал бы так цинично разглагольствовать?
Он резко поднялся на ноги.
— Ваш шаттл пришвартовался у выхода на посадку. Позвольте, я донесу вашу сумку.
На Земле нет города красивее Крайстчерча. Спокойно можно «на Земле» опустить — так будет вернее, поскольку за пределами Земли по-настоящему красивых городов вообще нет. Луна-Сити находится под землей. Эль-Пятый сверху выглядит как большая свалка, а в самом городе есть только одна красивая арка, на которую можно смотреть без отвращения. Марсианские города похожи на большие пасеки, а большинство земных городов страдают тем, что изо всех сил стремятся быть похожими на Лос-Анджелес.
Крайстчерч не обладает величием Парижа и красотой расположения, как Сан-Франциско или Рио-де-Жанейро. Но у него полным-полно других достоинств, которые делают его милым и уютным: медленный, плавный Эйвон, текущий через весь город, тихая красота Кафедральной площади, фонтан Ферьера перед зданием городской Ратуши, яркие, свежие краски всемирно известного Ботанического сада, благоухающего на окраине города.
«Греки славят Афины» — так, кажется, говорится в пословице. Но я — не уроженка Крайстчерча — если слово «уроженка» вообще может иметь ко мне какое-то отношение. Я даже не новозеландка. С Дугласом я познакомилась в Эквадоре — это было еще до катастрофы в Кито — и влюбилась в него по уши. Мы несколько дней просто не вылезали из постели в гостинице. А потом он меня до смерти напугал своим предложением, но тут же успокоил, объяснив, что ничего такого серьезного он мне не предлагает и не просит меня немедленно идти и регистрировать с ним брак, а просто зовет меня в гости, навестить его семью — «С»-группу, — посмотреть, как они мне понравятся, а я им.
Это было другое дело. Тогда я быстренько смоталась в Империю и объяснила Боссу, что желаю взять долгосрочный отпуск, а если это невозможно, то пускай он тогда меня уволит. Босс буркнул что-то насчет того, чтобы я катилась ко всем чертям, если уж у меня кое-где шило, но чтобы я сообщила ему, когда смогу приступить к работе. Я быстро вернулась в Кито, а Дуглас даже из кровати вылезти не успел, представляете?
В то время прямой линии из Эквадора в Новую Зеландию не было, поэтому мы добрались подземкой до Лимы, а оттуда на полубаллистическом корабле перелетели через Южный полюс в Западную Австралию, где приземлились в Перте. Путь вышел, мягко говоря, не самый прямой, а все из-за силы Кориолиса[6]. Потом мы двинулись подземкой в Сидней, оттуда — в Окленд, а оттуда шаттлом — в Крайстчерч, что заняло у нас в итоге двадцать четыре часа — просто жуткая дорога, — и все это вместо того, чтобы просто перелететь Тихий океан! Виннипег и Кито находятся примерно на одинаковом расстоянии от Окленда — пусть вас не обманывает плоская карта, спросите лучше компьютер. Дорога до Виннипега всего на одну восьмую пути длиннее.
Так вот — можно было за сорок минут, а мы добирались целые сутки. Но я вовсе не была против такого долгого путешествия — я была рядом с Дугласом и была без ума от любви.
На следующие сутки я была без ума от его семьи.
Я этого не ожидала. Я-то думала, что отлично проведу отпуск с Дугласом — а он обещал мне лыжные прогулки и любовь, само собой — не скажу, чтобы я так уж настаивала на лыжах. Я понимала, что мне, может быть, придется лечь в постель с его назваными братьями, если они этого захотят. Но это как раз меня нисколько не волновало, потому что по самой своей природе искусственные люди не могут воспринимать соитие так серьезно, как относится к этому большинство настоящих людей. Многие девушки из нашего лабораторного приюта с момента наступления половой зрелости проходили курс сексуальной подготовки и потом становились искушенными в любовных утехах подругами заправил космополитического бизнеса. Я и сама прошла основной курс сексуальной подготовки еще до того, как появился Босс, взял меня на работу, после чего я прошла солидную переориентацию. Кстати, тогда я подписала контракт, но потом исчезла на несколько месяцев, но это уже другая история.
Но я, правду сказать, ничего не имела бы против небольшой порции дружеского секса, не имей я никакой сексуальной подготовки вообще — подобные предрассудки чужды искусственникам, мы на них плюем.
Но зато нам совершенно неизвестны понятия из области семейной жизни. В первый же вечер из-за меня задержался ужин, поскольку я никак не могла оторваться от компании семерых детишек, с которыми мы устроили кучу малу на ковре, — они были самого разного возраста — от старшей девочки, которой было лет одиннадцать, до младшего мальчика, который еще мочился в штанишки. Кроме нас в этой потасовке принимали участие две-три собаки и маленький котенок, заработавший себе кличку кошка Подножка, поскольку обладал исключительным талантом всюду попадаться под ноги.
Ничего подобного у меня ни разу в жизни не было, и мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
А на лыжах кататься со мной отправился вовсе не Дуглас, а Брайен. Высокогорные гостиницы на горе Хатт очень милы, но температура в номерах там не поднимается выше двадцати двух градусов, и приходится крепко прижиматься друг к другу, чтобы не замерзнуть. Потом Вики возила меня на пастбище, где паслись их овцы, и я близко познакомилась с говорящим колли по кличке Лорд Нельсон. У Лорда было весьма скептическое отношение к умственным способностям овец, которое я вполне разделяю.
Берти возил меня в Милфорд-Саунд. Мы летели шаттлом до Данедина — новозеландского Эдинбурга — и провели там ночь. Данедин прекрасен, но ему далеко до Крайстчерча. Оттуда мы плыли на очаровательном маленьком пароходике до Фьордленда. На пароходике были крошечные каютки, в которых хватало места для двоих, но и там было так холодно, что снова пришлось крепко прижиматься друг к другу.
На свете вряд ли отыщется фиорд красивее Милфорд-Саунда. Да, я была на экскурсии на Лофотенских островах. Очень мило. Но мое решение окончательное и обжалованию не подлежит.
Поделиться книгой: