Копия телеграммы В.М. Альтфатера
наркому Л. Троцкому от 7 мая 1918 года
22 ч. 30 мин. Ознакомившись с документами с вопросом переговоров наморси с германским командованием об установлении демаркационной линии, докладываю следующую общую сводку: 28 апреля по возвращению наморси из Москвы было послано Зеленому следующее радио: «уполномочиваю вас немедленно войти в переговоры с германским морским командованием в Финском заливе, а равно с командованием сил белого правительства в Финляндии об установлении в Финском заливе временной демаркационной линии впредь до установления таковой государственными комиссиями. В случае принципиального согласия запросите о месте и времени, когда комиссия могла бы быть собрана. Желательно собрать ее в возможно непродолжительном времени в Ревеле или Нарве, откуда наш представитель Комиссии мог бы сноситься по юзу непосредственно со мной. О вручении моего предложения обеим сторонам благоволите меня уведомить. HP 1955.
Наморси Щастный».
Наморси послал А.П. Зеленому 2 мая такое радио: «Прошу срочно сообщить: первое, когда вручено сторонам указанное моем радио № 1955 предложение об установлении в Финском заливе временной демаркационной линии; второе, сообщите текстуально их ответ. Со своей стороны считаю ввиду изменения сухопутной государственной границы необходимость установления демаркационной линии на водном пространстве Финского залива для выработки инструкций для плавания к востоку от означенной линии и для принятия навигационных и других мер обеспечения безопасности плавания. HP 1500.
Наморси Щастный».
В ответ на это 3 мая получен от Зеленого следующий ответ по радио: «Согласно моего № 24 исполнение было задержано. В виду вашего № 1500 поручение будет исполнено и об исполнении доложено. HP 27.
Зеленой, Жемчужин».
Копия телеграммы Л.Д. Троцкого
А.М. Щастному от 21 апреля 1918 года
Идею о переводе части судов Ладожское озеро вполне одобряю. По выяснению степени возможности осуществления этого плана таковой представить мне на рассмотрение Высшего военного совета.
Прошение А.М. Щастного об отставке
(написанная его рукой юзограмма
от 23 мая 1918 года № 373)
в коллегию Наркомата по морским делам и начальнику Морского генштаба Е. Беренсу
Чрезвычайно сложная обстановка управления Балтийским флотом, вытекающая из внутренних бытовых затруднений, преодоления совершенно невероятных препятствий по выполнению боевых задач флота и домогательств различных организаций к торможению деятельности флота, вконец расстроила мое здоровье. Не будучи в состоянии по совести справляться с возложенными на меня обязанностями, прошу об отчислении меня от должности наморси и увольнении в 2-х месячный отпуск, после чего готов принять любое корабельное назначение. Прошу указать, кому сдать.
Юзограмма наркома Л.Д. Троцкого
наморси А.М. Щастному от 25 мая 1918 года
Ваше ходатайство отклонено.
Нарком Троцкий.
Нарком по военным и морским делам и председатель Революционного военного совета Лев Давидович Троцкий
Стенограмма допроса А.М. Шастного,
произведенного сразу после его ареста 27 мая 1918 года
наркомом Л.Д. Троцким[64]
Троцкий: Начну с вопроса о необходимости выдачи<…>, по которому было сделано распоряжение[65], и я хотел бы выслушать от начальника морских сил Балтийского флота, в каком порядке он получил это распоряжение и какие дальнейшие шаги он предпринял к его выполнению!
Щастный: Я должен заявить, мне были неизвестны мотивы, по которым меня пригласили, поэтому я счел необходимым приготовить документы соответствующие. Распоряжение было мною получено по Юзу, это был ответ на мою бумагу, которая Юзом была передана в Высший военный совет.
Троцкий: Вы передали полученное вами предписание главному комиссару флота?
Щастный: Это было, разумеется, сообщено главному комиссару Балтийского флота, но мы не могли дать надлежащего разрешения и решили предварительно проконсультировать совещательный орган, каковым является Совет комиссаров.
Троцкий: Какое дальнейшее движение получило это дело?
Щастный: Командование флота, то есть я и главный комиссар, по обсуждению этого дела в Совете комиссаров решили, что этот вопрос будет излишним осложнением для флота, что мы не сможем его разрешить совместно, и так как новая организация комиссаров в то время народилась и ведение этого вопроса будет находиться в зависимости от новой организации, то решили осведомиться у новой организации и ознакомиться с ее мнением.
Троцкий: Таким образом вы не приняли никаких мер к тому, чтобы не сделать это предметом агитации умов. Насколько я могу понять из ваших слов, вы это сделали, по возможности, достоянием широких слоев лиц? Предупредили ли вы их о том, что этот вопрос, вынесенный на массы, может быть ложно понят и стать предметом агитации для отдельных прохвостов?
Щастный: Это было учтено настолько, что когда мы собирались, я объявил заседание секретным, потому что, проведенное в жизнь, оно должно было получить известную огласку, а я спрашивал, как это сделать, чтобы это не имело растлевающего влияния.
Троцкий: Таким образом этот вопрос сделался известным матросским массам?
Щастный: Он был известен комиссарам и тому президиуму, который был на съезде.
Флеровский: В Совет съезда, должен сказать, что входили не только комиссары, но и лица, к комиссарам отношения не имеющие. Я вам напомню, что тов. Сакс был извещен президиумом о том, что завтра будет заседание по поводу обсуждения какой-то телеграммы, но мы не были знакомы с телеграммой. Что касается существа дела (этого самого заседания), то я не помню, что было объявлено это заседание секретным, но я должен заявить следующее, что один из представителей Совета комиссаров заявил, что преступно скрывать такие телеграммы от широких масс. Именно в ответ на это я заявил, что преступно выносить такие телеграммы в матросские массы.
Троцкий: А что в этом комитете говорил бывший начальник морских сил в связи с этим вопросом?
Флеровский: Сейчас я точно не помню, но в дальнейших беседах, которые носили уже больше политический характер и непосредственного отношения к заседанию не имели, нам говорили о том, что сейчас чрезвычайно тяжелая обстановка, в которой очень трудно скрывать такие вещи.
Троцкий: Кем говорилось?
Флеровский: Щастным и тем составом Совета комиссаров. Я смею утверждать, потому что наш Совет комиссаров, вновь избранный, был единодушен в этом заявлении, которое я сделал, что преступно такие телеграммы делать предметом агитации, даже прямо оглашать их.
Троцкий: Их оглашение может иметь единственную цель сделать их предметом агитации?
Щастный: Я хотел сказать, что одну копию я направил к адмиралу Зарубаеву[66], начальнику морских сил в Кронштадте, и предупредил, что даю для связи, чтобы он ознакомился и подумал, но никаких шагов не делал. Я напомню вам о том, что я именно обратился с тем, что наше заседание совершенно секретное и мотивировал это. Это было до того, когда я утверждал, что мы вывезли из Гельсингфорса, я указывал, что ничто не может вынесено.
Флеровский: Это без меня, очевидно, вы делали это заявление.
Щастный: Я заявлял, что это секретно. Затем пункт 16 положения о флоте говорит: совещательным органом при начальнике морских сил является Совет флагманов и Совет комиссаров. Этот вопрос был для меня чрезвычайно существенным.
Троцкий: Кто внес в Совет комиссаров этот вопрос?
Щастный: Командование флотом по соглашению с главным комиссаром.
Троцкий: А в Совет флагманов кто вносил?
Щастный: Я потом поставил в известность о том, что получена такая юзограмма о том, что новый Совет комиссаров с главным комиссаром совершенно ко мне присоединились, и что этот вопрос чрезвычайно острый, что распоряжение не делайте, пока главный комиссар Флеровский не возвратился из Москвы.
Троцкий: Так что, вы извещали Совет флагманов, что получено распоряжение, которое не надо выполнять?
Щастный: Я сказал, что нужно выяснить самый метод для исполнения.
Троцкий: Я не об этом спрашиваю, я спрашиваю о том, что вы поставили в известность Совет флагманов, что получено распоряжение не на предмет немедленного исполнения, а на предмет неисполнения, то есть вы известили не для практической надобности, а просто на предмет извещения, что есть распоряжение, которое, по вашему мнению, не подлежит немедленному исполнению.
Щастный: Я еще раз повторяю, что такие распоряжения нужно выполнять по определенному плану; чтобы этот план созрел, нужно предварительно обсудить его.
Троцкий: Кто был докладчиком в Совете комиссаров по этому вопросу?
Щастный: Я был докладчиком по этому вопросу.
Троцкий: Кто был докладчиком в Совете флагманов?
Щастный: Я был докладчиком.
Троцкий: Стало быть, докладчиком по этому вопросу в Совете комиссаров Балтийского флота выступал начальник Морских сил?
Щастный: Я прошу внести, что я вообще докладчик по всем техническим вопросам в Совете комиссаров.
Троцкий: Кто делал доклад о политическом и дипломатическом положении на съезде?
Щастный: На съезде я не делал доклада, а только говорил в Совете съезда и там делал доклад.
Троцкий: Начальник Морских сил делал доклад политический и дипломатический в Совете съезда? Какие положения вы там развивали?
Щастный: Я говорил о том, что нужно быть бдительным, потому что немцы не идут на создание демаркационной линии, хотя было потребовано от центральной власти в 48 часов о том, чтобы уведомить, что могут приниматься предварительные меры по восстановлению минных заграждений.
Троцкий: Тут что-то неясно, я спрашиваю о той речи, об основных положениях той речи, которую вы произнесли.
Щастный: Во-первых, я указывал на то, что для меня вопрос демаркационной линии не ясен. Дальше я говорил (вынимает записки и смотрит на них).
(Троцкий берет записки и читает)
Троцкий: Что тут такое относительно инструкции в «Новых ведомостях»?
Щастный: Каждый раз, когда я настаивал на том, чтобы выводить наши корабли, в особенности мелкие, тральщики, немцы указывали, что это вопрос частный, что нужно договориться непосредственно с финским правительством; когда я указывал, что, по-моему, еще нет возможности вступать в переговоры, они отвечали, что это ваше частное дело.
Троцкий (читает по запискам): Захват наших судов… Агрессивные намерения белогвардейцев… Мы попадем в… Необходима дисциплинированность.
Единственный выход – создание вооруженной силы страны, во-первых, внутреннее состояние страны, во-вторых внутреннее положение флота. Команды так и распыляются.
Щастный: Я указывал на это.
Троцкий: Докладывали ли вы Высшему военному совету, что вследствие деморализованности масс моряков Балтийского флота он совершенно не боеспособен?
Щастный: Я это не докладывал, потому что мы после похода <…> я думал, что у нас составилось.
Троцкий: Так что вы не заявляли о том, что Балтийский флот совсем небоеспособен?
Щастный: Я докладывал о том, что он деморализован не вообще, а в отношении отдельных кораблей, но не в отношении флота.
Троцкий: Вопрос шел о флоте, что он не способен к бою. Так было заявлено, что при нынешнем состоянии команды флот представляет собой «металлический лом» и было такое выражение «железный лом».
Щастный: Я затрудняюсь сказать, потому что прошло много времени, но что он деморализован, я заявлял.
Троцкий: Помню такое выражение «железный лом». Когда я обратил внимание на это, то я еще спросил, разве флот пришел в техническое расстройство? Мне сказали, что нет, но что он является железным ломом вследствие нынешнего состояния его команды.
Троцкий (читает): Офицеры не верят в способность правительства отстоять Россию. В скобках – карты показать.
Стало быть, это конспект того доклада, который делался съезду, здесь сказано показать карты в демонстрации того, что офицеры не верят в способность Правительства отстаивать Россию… (читает): 4 п. Декрета от 29 января: Флот является распущенным, офицеры уходят, ни один за 4 месяца не записался в Красный флот, офицеры служат по инерции, уходят из флота… Список ушедших офицеров.
Щастный: Этот вопрос настолько обострился, что я счел необходимым показать Вам. Я список захватил с собой.
Троцкий (читает): 5-й п., какое творчество проявляет за 6 месяцев правительство по отношению к флоту и Морскому высшему управлению. Телеграмма об уничтожении флота как иллюстрация того, что проявило Высшее морское управление по отношению к флоту. Стало быть, телеграмма об уничтожении флота входит в доклад, не в доклад о том, как выполняются приказы, а в политический доклад, имеющий своей целью охарактеризовать взгляды Щастного и его единомышленников на работу правительства.
Щастный: Запишите, что я не говорил этого. Вы читаете мои записки, которые совершенно не говорят, что было сказано и чего не было сказано.
Троцкий (читает): 4 п.: я делаю нечеловеческие усилия, чтобы спасти флот. 5-часовой разговор в штабе с Позерном, Смилгой и Лашевичем[67] <…> внутренние междоусобицы, боевое расписание флота.
Щастный: Я могу это пояснить, так как я лично имел в виду как-нибудь позаимствовать идеи от Шварца, я полагал, может быть, что-нибудь удастся, но после 5-часового разговора выяснилось, что мы ничего получить не можем.
Троцкий (читает): Вывод судов за мосты, препятствия, не разводят мосты, буксиры не желают работать за 1/8 хлеба…
Злонамеренность немцев и белогвардейцев… предполагалось часто разводить мосты. 6 п. Обратиться к съезду, сдерживать нападки Луначарского, Раскольникова.
Щастный: Это было на митинге, я считал необходимым обратиться к съезду с просьбой воздержаться от резких выражений, я осуждаю резкие выходки офицеров и протестую против озлобления крайних партий. К 4 п. Нужно найти большевистского адмирала, я хочу делать, что вы считаете нужным, но у меня ничего не выходит, тут совместная работа, а партийного творчества я не вижу, не понимаю, чего хочет правительство.
Троцкий: Кто вас приглашал выступать на съезде?
