Hardboiled/Hard Luck

Банана Ёсимото

Hardboiled/Hard Luck

ЧИСТАЯ СОВЕСТЬ (HARDBOILED)

Молельня

Я любила прогулки без определенной цели и в одиночестве. Однажды днем я шла по густо поросшей зеленью тропе, ведущей от автомагистрали к горе, любуясь красивым узором, создаваемым светом и тенью.

От предвкушения путешествия я пребывала в прекрасном расположении духа.

На карте дорога была обозначена как пеший маршрут; соединяющий две автомагистрали.

Я продолжала идти, согретая теплыми, как весной, лучами солнца, и чувствовала себя отлично.

Однако тропинка оказалась более крутой, чем я предполагала, она все поднималась и поднималась в гору.

Пока я упорно преодолевала подъем, солнце постепенно зашло, на ясном небе цвета индиго заблестели вечерние звезды, наполненные, как драгоценные камни, ярким светом. На западе небо еще оставалось нежно-розовым, но светлые облака понемногу поглощались темнотой. Даже месяц вышел. Он был узкий-узкий, как серп.

— Я все иду и иду когда же, собственно, доберусь до города? — задала я себе вопрос вслух. От слишком долгого молчаливого путешествия, как мне казалось, я уже позабыла звук собственного голоса. Ноги от усталости побаливали. — Хорошо бы предупредить отель, похоже, я не успеваю к ужину.

Я вытащила мобильный, но в горах не было связи. Внезапно я поняла, что проголодалась. Еще немного — и появится маленький городок с забронированным номером в гостинице. Дойду и съем что-нибудь теплое, решила я и немного прибавила шаг.

Когда я в сумерках достигла очередного изгиба тропинки, меня внезапно охватило ужасно неприятное ощущение, будто пространство обмякло, искривилось, будто я иду-иду, а вперед не продвигаюсь.

У меня никогда не было сверхспособностей, но с некоторых пор я стала чувствовать невидимые глазу материи.

Хотя я девушка, мне довелось вступить в интимные отношения с женщиной. Она могла видеть то, чего не видят другие. То ли я незаметно увлеклась этим, пока мы жили вместе, то ли натренировалась, но я тоже начала постигать мистическое.

Чуть больше года тому назад мы с ней навсегда расстались на очень похожей горной дороге, где катались на машине. В тот день вела машину я. «Мы уже не можем вернуться в один дом, я отправляюсь в путешествие, поэтому высади меня здесь», — серьезно и требовательно попросила она. Вот чем объяснялось такое количество вещей, взятых ею, — она с самого начала не собиралась возвращаться вместе со мной. То, что я покидаю ее дом, она посчитала более чудовищной изменой, чем мне представлялось. Сколько я ее ни уговаривала, ее решение было непоколебимо. Мне даже показалось, что она может убить меня, если я ее не высажу.

«Я совершенно не хочу видеть, как ты уходишь. Когда вернусь, чтобы ты уже увезла свои вещи!» — потребовала она.

Я так и сделала. Хотя это была ее машина, мне пришлось так поступить.

До сих пор не могу забыть ее печальные глаза и выражение лица в обрамлении черных волос в момент расставания, ее фигуру в бежевом пальто в зеркале заднего вида. Она все махала и махала мне рукой, пока ее не поглотила зелень гор. Словно навечно осталась ждать меня там.

Существуют обстоятельства, которые для кого-то ничего не значат, а для другого горькие настолько, что равносильны смерти. Я плохо знала подробности ее жизни и не могла осознать, почему ей настолько тяжело, когда кто-то собирает пожитки и уходит из твоего дома. Я не понимала, подходили мы друг другу или нет. На самом деле мне было негде жить, и я воспользовалась ее гостеприимством. По правде говоря, у меня уже не было желания поддерживать отношения. Сначала я считала, что она любит меня, поскольку мы живем вместе, и согласилась на физическую близость. Но потом заметила, что это не так. Я стала заниматься самоанализом и думать, как лучше с ней поступить, но решение так и не появилось.

У меня накопилась масса воспоминаний, и они немилосердно омрачали мое существование.

Внезапно передо мной возникла загадочная молельня. Здесь не было ни божества-покровителя — дзидзо, ни какой-нибудь другой статуи, но это могла быть только молельня, — вокруг цветы, бумажные журавлики, саке, правда, все это было уже не первой свежести. Моментально промелькнула мысль: «Наверняка здесь покоится фантастически порочное существо, которое жило в этой местности».

Я не могу объяснить, почему я так подумала. Возможно, изначально здесь был дзидзо, только или разрушился, или кто-то унес его с собой, заключила я, но, как оказалось, ошиблась. Складывалось ощущение, что там витает сгусток каких-то ужасно тяжелых мыслей. Испугавшись, я стала внимательно разглядывать молельню.

Когда присмотрелась, то обнаружила в самой середине молельни где-то около десяти абсолютно черных, похожих на яйца маленьких камней, уложенных в круг. И это тоже было очень неприятно.

Я быстрым шагом, стараясь не смотреть в ту сторону, пошла прочь. Такое изредка встречаешь, когда путешествуешь. В этом мире, несомненно, существуют места, где накапливается отрицательная энергия. И, по возможности, обыкновенному маленькому человеку лучше этого не касаться.

Я вспомнила жуткие пещеры Бали и Малайзии, остров Сайпан и Камбоджу — разные местности, навевающие мрачные мысли о войне. Наверно, одной из причин возникновения моей хорошо развитой интуиции было то, что я, сопровождая отца в его рабочих поездках, с раннего возраста часто бывала в подобных краях. Если я расспрашивала о месте, вызывающем у меня неприятное ощущение, обычно оказывалось, что там произошли какая-нибудь авария или несчастный случай.

Однако я больше всего опасаюсь людей. Я считаю, что, по сравнению с живым существом, какое бы ни было ужасное место, оно не более чем место, и призрак, каким бы он ни был жутким, не более чем мертвец. Я всегда думала, что самое страшное — это человек.

Когда я обогнула молельню, внезапно с моих плеч спало напряжение, и меня снова окружила атмосфера тихого вечера.

Ночь опустила тяжелый занавес. Подул ветер, и в полутьме закружили опавшие листья разных цветов, будто закутывая меня тканью, сотканной в красивом сне.

Поэтому, совершенно позабыв о страхах, я двинулась дальше.

Вскоре тропа плавно пошла под уклон, стала шире. Затем между деревьями показалось множество огней, и я внезапно вышла к маленькому городку, По обеим сторонам улицы выстроились небольшие магазинчики; платформа безлюдной станции была ярко освещена; людей почти не было, только в домах горел свет.

В барах уже веселились после работы местные мужчины, поэтому идти туда не стоило. Я решила зайти в пустую лавку, торгующую лапшой удон.

Похоже, владельца, собиравшегося закрывать заведение, мое появление не обрадовало, но он все-таки пригласил меня войти. Уставшая от прогулки, я с твердым намерением присесть и поесть вошла внутрь.

Лавка оказалась очень маленькой: на цементном полу умещалось всего четыре столика. На столах стояли пустые бутылки из-под острой приправы, выглядевшие так, будто ими перестали пользоваться сто лет назад.

Хозяин чисто механически сварил лапшу и поставил ее передо мной. Единственным источником звука был телевизор, что еще больше подчеркивало ее запущенность. Я поморщилась — удон был на вкус слишком противный. Попросила пива, но получила отказ. Раз так, решила я, лучше поем в ресторане отеля, пусть там даже будет дороже.

Вид сидящего напротив меня хозяина лавки, нервно подергивающего ногой в ожидании конца моей трапезы, сделал остывший и неаккуратно порезанный удон совершенно несъедобным. Чтобы разрядить обстановку, отважилась уточнить у владельца расположение отеля, в котором собиралась заночевать, но когда вытаскивала карту из кармана, оттуда со стуком что-то выпало на пол.

Меня охватил ужас.

Это был черный камень в форме яйца, точь-в-точь как из той жуткой молельни.

Такого быть не может. Не могла же я настолько потерять голову от страха, чтобы сунуть его в карман и не заметить?! Но если в панике я его все же подобрала, значит, мне пора начинать бояться самой себя.

Притихнув, я некоторое время смотрела на камень и решила оставить его здесь на полу.

Пытаясь успокоиться, стала себя уговаривать, что камни сами по себе в карман не проникают, это другой камень, который попал туда, когда я днем ела на улице бенто[1].

Мне вдруг захотелось побыстрее добраться до отеля и оказаться в своем номере. Смотреть телевизор, мыть голову, пить чай — просто заниматься обычными делами. Кстати, про отель было написано, что там имеется онсен — баня на горячем источнике. Хорошо бы расслабиться в воде…

Хозяин начал убирать лавку, поэтому я, оставив недоеденный удон, поднялась. Напоследок я мельком заметила, как веник, перекатывая, замел камень в угол лавки.

Отель

На ресепшн уже было темно, от грязного ковра, лежащего в фойе, пахло затхлостью. Но я привыкла ночевать в таких местах, поэтому меня это нисколько не смутило. Как бы там ни было, я была счастлива, что добралась.

Я не единожды нажала на кнопку звонка, пока, наконец, из глубины гостиницы, где находилась комната в японском стиле, вышла администратор. Это была худая особа за пятьдесят с проницательным взглядом.

Женщина собралась уже, было, отчитать меня за то, что я появилась так поздно, но когда я сказала, что еще не ужинала, неожиданно подобрела:

— Ресторан работает до десяти вечера, если сразу спустишься туда, то успеешь. Но если ты твердо намерена отужинать, то я попрошу их не закрываться, а ты сможешь подняться к себе в номер и оставить вещи. Поблизости есть только одна лавка, где подают лапшу рамен, но там сегодня выходной! — сообщила администратор.

— Спасибо, я мигом, — уверила ее я и поднялась в комнату.

Бросив вещи и сняв пропахшие потом носки, я поспешно спустилась в ресторан.

Конечно, в полутемном зале я оказалась в одиночестве. В странных вазах на столах были воткнуты искусственные орхидеи. У супа-пюре в тарелке с цветочным узором, естественно, был вкус супа быстрого приготовления. Японцы, путая что, где, когда и как должно быть, принимают все это за стандартный атрибут изысканности. Но от супа, черствого хлеба и маленькой бутылки пива у меня наконец-то потеплело в желудке.

За окном виднелись темные горы и сумрачный город. Вдалеке там и сям мерцали фонари. Мне вдруг показалось, что я попала в место, которого не существует; будто я уже не смогу никуда вернуться; будто эта дорога никуда не ведет; конца у этого путешествия не будет и утро уже не наступит. Мне стало казаться, будто я сама призрак. Может быть, привидения навсегда заключены в таком времени. Удивительно, почему я думаю о таких вещах? Наверно, от усталости, решила я.

Когда я вновь случайно посмотрела в окно, то увидела посветлевшее небо. Затем под окнами отеля с шумом промчались пожарная машина и «скорая помощь». Чувствуя себя отвратительно, я вышла из-за стола и расплатилась.

Взяв халат, собралась идти и онсен. Проходя мимо ресепшн, встретила замерзшую дежурную, возвратившуюся с улицы.

— Что-то случилось? — спросила я.

— Пожар в лавке, где готовили удон.

Вот это да, подумала я.

— Кто-нибудь погиб?

Дамочка молча внимательно всматривалась в меня. Я уточнила:

— Я недавно заходила подкрепиться удоном, но ушла не доев. Неужели это та самая лавка?..

— Ты сказала, что не ужинала… ах, ну да! Там плохо готовят. Даже местные туда не ходят, с какой стати она придется по вкусу городским. Понимаю.

Администратор довольно проницательна, подумала я. Не пришлось говорить то, о чем не хотелось, ведь и без того во рту остался неприятный привкус.

— Никто не погиб! Там был один хозяин, но, говорят, он убежал. Считают, что пожар случился из-за небрежного обращения с горящей печкой. В общем, похоже, пожар был небольшой! — Она улыбнулась: — Это не из-за тебя, иди купайся!

Нет, может, и по моей вине… подумала я.

Затем я отправилась в онсен, хотя на самом деле хотела убежать — в другой день, в другой город. Однако я уже целиком завязла в этой ночи, в этой странной атмосфере одиночества. Казалось, что я видела все сквозь какой-то фильтр и не воспринимала всерьез. Могущество этой ночи довлело надо мной.

Разглядывая красивый узор старого кафеля, будто колышущегося в воде маленького бассейна, наполненного водой из горячего источника, я немного успокоилась.

Теплая вода постепенно снимала усталость тела;

Я хотела, чтобы скорее настало утро, хотела погрузиться в него, как в этот горячий источник, подставить тело под ослепительный свет, очищающий все что угодно. Но я знала, что сейчас мне никуда не деться от этой ночи, что могу жить только в ней, как в горячечном бреду.

Я приоткрыла окно, чтобы охладить лицо. На улицу вернулась темнота и тишина, только блестели холодные звезды. Ветви деревьев совершенно не шевелились, словно застряли в вязкой темноте. Время застыло.

Именно таким оно было, когда я жила с Тидзуру.

Почему же сегодня я так часто вспоминаю о ней?

Я перевела взгляд на свое тело: обыкновенные ноги и живот, нормальная форма ногтей. И вдруг я вспомнила. Вот оно что, сегодня же день ее смерти!

Я помолилась о ее загробном блаженстве маленьким звездам на небе.

Чтобы боги непременно узнали о ее доброте, славном характере и хрупкой душе. Чтобы у нее была удобная, мягкая кровать с особенным балдахином. Особенно сладкое райское саке. Особенно легкое перерождение. Пусть даже ценой года моей жизни. Похоже, мне предстоит жить долго.

Все осознав, я совершенно обессиленная вернулась в свою комнату.

Сон

Я абсолютно ослабла после онсена, поэтому выпила саке из холодильника и сразу рухнула в кровать. Не распаковав вещи, надев гостиничный халат и не погасив даже свет у кровати, я вошла в мир сна. Я погрузилась в сон, мечтая о том, что, когда открою глаза, будет всходить утреннее солнце, освещая выгоревшие занавески. И неприятные ощущения, которые я испытала сегодня, наверно, уже проищут… Эта мысль позволила мне с облегчением вздохнуть.

Однако реальность не так снисходительна.

Время растягивается и сжимается. Когда оно растягивается, совсем как резина, то надолго заключает человека в свои объятия. Так просто не выпускает. Бывает, возвращаешься снова туда, где был прежде, останавливаешься, закрываешь глаза и оказываешься во времени, которое не продвинулось ни на секунду.

Во сне я оказалась в месте, похожем на лабиринт.

Я двигалась в темноте по запутанному узкому проходу. Он разветвлялся, я хладнокровно выбирала, куда идти, желая, во что бы то ни стало, выбраться наружу. Иногда проход расширялся и образовывал пространство, где можно было встать во весь рост.

Вскоре впереди показался свет, и я поспешила туда.

Это была маленькая пещера, украшенная разноцветными тканями. Здесь повсюду горели свечи. Я осмотрелась и увидела молельню. Очень знакомая молельня, подумала я.

В это время кто-то сказал у самого уха: «Сегодня… число». Хотя мне не удалось отчетливо разобрать слова, но стало неприятно. Это был день, который я хочу забыть. Именно его.

Затем в голове всплыл некий образ. Та дорогая моему сердцу квартира. Из окна видна скоростная автомагистраль, проходящая рядом с домом, из-за нее всегда шумно и пахнёт выхлопными газами. Пол грязный, стены тонкие. Там я жила с кем-то…

Пока я думала о ней, свечи, мерцая, осветили колеблющуюся тень человека.

— Если не принести жертву… — сказала Тидзуру.

Ну конечно, это была она.

Она незаметно появилась из-за моей спины и вошла в пещеру. Такая же светлая кожа, чересчур короткие волосы. Она отчего-то казалась грустной.

Затем, совершенно не обращая на меня внимания. Тидзуру начала выстраивать на площадке, похожей на алтарь, черные камни.

— Я принесла камни с берега реки смерти, — сказала Тидзуру.

Я решила, что надо что-то ответить, и произнесла:

— Конечно, с той знаменитой реки… Оттуда, куда ты не можешь попасть при жизни, — и тут же обвинила себя в жестокости, раз смогла придумать только это.

— Да! — согласилась Тидзуру, не взглянув на меня, — Я собираюсь принести жертвоприношение. Сегодня — день смерти.

— Разве это не мое дело? — спросила я.

— Но ты же забыла, — улыбнулась Тидзуру. — Совершенно забыла, шла себе но горной дороге и напевала.

Мне нечего было возразить.