Она прошла мимо Сергеева, обдав его густым запахом духов, и села на диван, устраиваясь поудобнее.
— Да вы садитесь, молодой человек. Что вы стоите? Не урок в школе отвечаете.
— Мама, — резко сказал Женька, — ты нам мешаешь!
— Сейчас, сейчас, мальчики, уйду. Только расскажу вам одну новость, которая, я думаю, вас очень заинтересует.
Эльвира Петровна хитро посмотрела на ребят и продолжала:
— Утром сегодня на базаре я встретила Лидию Васильевну, вашу учительницу. Она мне сказала, что в школу приехал новый учитель, какой-то Селиванов Владимир… Владимир… Отчество забыла. Кажется, Николаевич. Но это неважно.
— И всё? — зло спросил Женька.
— Нет, не всё. Самое интересное ещё впереди. Так вот, она сказала, что его назначают вашим классным руководителем.
Ребята молча переглянулись. Новость действительно заинтересовала их. Дело в том, что до десятого класса классным руководителем у них была учительница географии Валерия Яковлевна. Но в десятом классе географии нет, она приняла пятый, а они остались без классного руководителя. Сначала им хотели дать англичанку, Лидию Васильевну, но она отказалась, так как работает в двух школах по совместительству. Потом учителя сказали, что должен приехать новый литератор и что он будет у них классным руководителем. И вот он приехал.
— Сам он местный, но я его не знаю, — продолжала щебетать Эльвира Петровна. — На войне был ранен в грудь, потом кончил институт, а работать не пришлось, что-то опять случилось со старой раной. Лечился на курортах, а последние два года лежал в Горьком, в госпитале восстановительной хирургии, так, кажется, он называется? И вот — вылечился. Жена его — мне её Лидия Васильевна на базаре показала — простенькая, ни лица, ни фигуры. И как только такие мужей находят? — Эльвира Петровна удивлённо пожала плечами.
— Ну, мама, кончила?
— А что? Мешаю вам о сердечных делах секретничать? Сейчас удаляюсь.
Она встала с дивана, проплыла по комнате и скрылась за дверью. Почти в ту же секунду в соседней комнате раздался её высокий, раздражённый голос, бранивший Веру за неполитые цветы.
После её ухода ребята несколько секунд помолчали, потом Женька Курочкин вздохнул.
— Вот какие дела, старик.
— А-а! — махнул рукой Сергеев. — Не всё ли равно? Нам что ни поп — всё батько!
— Так-то оно так, — согласился Курочкин, — а всё же… Инвалид, значит. Злой, наверно. Будет вечно ворчать, ругаться, придираться. Инвалиды — они всегда злые, словно в их несчастье все окружающие виноваты.
— Это ещё перетерпеть можно, — погрустневшим голосом произнёс Иван, — а вот уж дальним походам наверняка скажи: «Прощай!» С таким классным руководителем далеко не уйдёшь!
Женька молча кивнул.
— Да, — спохватился Иван, — я ведь вот ещё зачем к тебе пришёл: как у тебя сердце-то? В баскетбол можно играть?
— Сколько угодно!
— Порядок, значит. А то мы в воскресенье хотим с «жеушниками» сыграть, уже подумывали, кого вместо тебя поставить. А ты, оказывается, и сам можешь. Тогда приходи сегодня часа в четыре на тренировку.
— Приду. А ты куда сейчас?
— Мать просила топливную книжку оплатить. Уголь нужно привезти — зима на носу. Ну, я пошёл.
Иван сделал над головой неопределённый жест рукой, что должно было обозначать «до свиданья», и вышел. Почти тотчас же в комнату снова вошла Эльвира Петровна. Она несколько раз сильно втянула воздух раздувающимися ноздрями вздёрнутого носика.
— Фу, какой это дурью пахнет у тебя, Женечка? Открой форточку и проветри. Уж если курить, то по крайней мере хорошие папиросы, а не какую-то гадость!
— Ты же знаешь, мама, — примирительно произнёс Женька, — что у них денег еле-еле на еду хватает. В семье трое, а работает одна мать.
— Тогда совсем курить не надо, — отпарировала Эльвира Петровна. — смотри, и пепла на ковер насыпали. Вера! Вера!
Она несколько раз прошла раздражённо по комнате, а когда вошла скромная, неприметная девушка лет двадцати (Эльвира Петровна всем говорила, что это её племянница), она обрушила весь свой гнев на неё.
— Долго я тебя буду звать? Кто за порядком в комнате следить будет? Возьми щётку, вычисти ковёр, выброси окурки из пепельницы!
Женька взял гитару, улёгся на диван и, не обращая внимания на ползающую по ковру девушку, замурлыкал свою любимую песенку:
На тренировку Курочкин опоздал. Когда он в своём синем шерстяном спортивном костюме вышел на площадку, ребята уже закончили предварительную разминку. Мяч легко и быстро перелетал по площадке в самых неожиданных направлениях, иногда на секунду прилипал к ладоням, чтобы сейчас же метнуться в другой конец площадки. Некоторое время Женька смотрел на замысловатые узоры его полета, а потом сам рванулся вперед.
— Дай!!! — выкрикнул он уже на бегу.
Сергеев сильно и точно передал ему мяч прямо в руки. Женька поймал его и в высоком прыжке послал в корзину. Мяч, не задев щита, проскользнул в кольцо.
— Два очка, — удовлетворённо заметил Женька.
— Здорово, Цыпа! — закричал, подбегая, Серёжка Абросимов. Впрочем, фамилию его почти никто не помнил: за вертлявость все звали его просто Вьюн.
Женька слегка поморщился, услыхав прозвище, которое преследовало его с детства, но бесхитростная радость Серёжи несколько сгладила недовольство. Впрочем, он и сам был рад встрече с товарищами.
— Ты почему опоздал? — подошёл Сергеев.
— Дела задержали, — неопределённо ответил Женька со значительным видом.
— Вот теперь мы «жеушников» запросто разложим! — закричал Серёжка и колесом прошёлся по площадке.
— Не говори гоп, пока не перескочишь, — урезонил его Сергеев и снова повернулся к Женьке. — Ну, по кольцу побросаем или двустороннюю?
— Давай двустороннюю! — загалдели ребята. — В игре набросаемся. Сколько нас? Восемь? Значит, четверо на четверо!
Ребята быстро разбились на пары. Не обошлось и без споров, но наконец были подобраны команды, приблизительно равные по силе. Одну из них возглавил Женька Курочкин, другую — Сергеев. Началась игра. И сразу же выявилась разница в стиле. Команда Сергеева вела игру коллективно: все в атаке, все в защите. Стоило одному на секунду открыться, как он немедленно получал мяч. Броски по кольцу шли только из удобных положений и безразлично кем. Потеряв мяч, все четверо моментально возвращались в свою зону защиты.
Команда Курочкина играла совершенно по-иному. По классу игры Женька, несомненно, был лучшим на площадке и поэтому требовал, чтобы все передачи шли только на него. Быстрый, вёрткий, он почти всё время уходил от опекавшего его защитника, но сразу же на его пути вставал другой — игроки команды Сергеева подстраховывали друг друга. Прорваться под кольцо было почти невозможно, а отдавать мяч так близко от щита было против Женькиных правил — приходилось бросать издалека. И хотя Женьке удалось провести несколько эффектных бросков крюком из-за головы, команда Сергеева всё время вела в счёте, отрываясь всё дальше и дальше. Женька буйствовал, голос его, не умолкая, висел над площадкой:
— Разиня! Мяч не может поймать! Руки не тем концом вставлены! Ну, куда ты даёшь? Видишь, я пошёл в угол, а ты в центр бросаешь!
В азарте никто не заметил, как к краю площадки подошёл невысокий сутуловатый человек в сером костюме и, прищурив глаза, словно он смотрел на что-то яркое, наблюдал за их игрой. Несколько раз он одобрительно хмыкал, а иногда укоризненно покачивал головой.
Мяч снова получил Женька Курочкин. Он быстро пошёл по краю, низко ведя мяч. На пути его вырос Серёжка Вьюн. Женька успел подхватить мяч, но погасить скорость движения уже не смог. Всем телом он ударился о Серёжку, и оба покатились по площадке.
— Раззява, — выругался Женька.
Он сидел на земле, одной рукой прижимая мяч, а другой потирая ушибленную коленку.
— А ты куда прёшься? — огрызнулся Серёжка.
— Так я же с мячом!
— А если и с мячом, так что — тебе «зелёную улицу» к щиту открывать прикажешь? Я правильно заслон поставил, а ты на человека лезешь!
Ребята заспорили. Одни считали, что прав Женька, другие — серёжка. Мужчина в сером костюме некоторое время молча слушал их перепалку, а затем сказал:
— Фол[1] — нападающему!
Ребята удивлённо повернулись. Только теперь они заметили, что за их игрой наблюдал кто-то посторонний. Мужчина нисколько не смутился под их пристальными взглядами и спокойно пояснил:
— Расстояние между защитником и нападающим было вполне достаточное, чтобы избежать столкновения. В таком случае нарушение делает нападающий.
— Вот! Я же говорил! — закричал Серёжка, подбегая к Женьке.
Тот уже поднялся и стоял несколько в стороне, всё ещё прижимая мяч к груди. Не глядя на мужчину, он проворчал:
— Каждый судить берётся! Сам, поди, первый раз в жизни мяч увидел, а туда же…
Мужчина внимательно посмотрел на него, потом в его прищуренных глазах вспыхнули лукавые искорки, и он коротко не попросил, а приказал:
— Дай-ка мяч!
Женька оглянулся на ребят, но ничего на их лицах не прочитал, кроме простого любопытства: что же будет дальше? — и коротким резким движением метнул мяч прямо в грудь человека в сером костюме. Кто-то из ребят ахнул, но мяч наткнулся на вытянутую руку мужчины. Неуловимое движение кисти, смягчившее силу удара, и усмирённый мяч улёгся на большой ладони. Мужчина перевёл взгляд прищуренных глаз на щит, и все невольно посмотрели туда же. Мяч вычертил в воздухе параболу и мягко лёг в сетку, даже не задев кольца. Ребята восхищенно переглянулись — бросок был мастерский!
— Здорово! — воскликнул Вьюн.
— Случайно, — пробурчал Женька, но ребята даже не посмотрели на него. Они обступили мужчину. Вопросы посыпались со всех сторон:
— Вы где играли?
— Вы здешний или приезжий?
— Нас тренировать не возьмётесь, а?
Женька зло ковырнул носком кед землю. Подумаешь, один удачный бросок, и они уже глаз с него не сводят! В глубине души Женька сознавал свою неправоту, уже по приёму мяча он увидел мастерство незнакомца, но непонятное раздражение мешало признать превосходство мужчины в сером костюме.
— Не все сразу, не все сразу, — шутливо отмахивался руками мужчина. — Постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Приехал из Горького, работать буду здесь, — он кивнул головой на школу, — а насчёт тренерства — посмотрим, обещать ничего не могу.
Сергеев ахнул и посмотрел на Женьку Курочкина. Тот смущённо опустил глаза вниз.
— Вас зовут Владимир Николаевич? — спросил Иван.
— Кириллович, — удивлённо поправил мужчина.
— Вы преподаёте литературу?
— Да. А что?
— Становись! — вместо ответа скомандовал Сергеев. И когда удивлённые ребята построились — последним в строй встал Женька, он тоже всё понял, — Сергеев торжественно выкрикнул:
— Нашему новому классному руководителю, Владимиру Кирилловичу, физкульт…
— Ура! — нестройно рявкнули ребята.
— Физкульт!..
— Ура!!
— Физкульт!..
— Ура! Ура! Ура!!
Владимир Кириллович улыбнулся, ребята рассмеялись. Строй рассыпался, все снова обступили классного руководителя.
— А здорово, что вы у нас!
— Ну, особо радоваться нечего, — усмехнулся Владимир Кириллович. — А вот бюро информации, как я погляжу, у вас неплохо работает.
— Уж это будьте спокойны, — снова выскочил Серёжка. — На Запрудной обедать садятся, а на Луначарской уже знают, что у них на второе!
насмешливо продекламировал Курочкин.
Владимир Кириллович внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.
— Владимир Кириллович, — смущённо произнёс Сергеев, — вот тут мы спорили… В общем, прочитали в журнале «Спортивные игры», что заслоны нужно ставить для лучшего броска, свой своему то есть. А как — не поймём. Когда защитник противнику заслон ставит, чтобы помешать, это ясно, а вот как свой своему?
— Заслон? — Владимир Кириллович повернулся к Ивану. — Это сравнительно несложно, только должно быть чётко отработано на тренировках. Дело в том, что в современном баскетболе бросить по кольцу свободно, без помехи почти никогда не удаётся. Вот и стали применять заслон. Когда мячом владеет нападающий недалеко от щита, его партнёр отрезает от него защитника, как бы заслоняет его собой, и тот спокойно бросает. Понятно?
— Не очень, — смущённо улыбнулся Иван.
— Пошли на площадку, — решительно сказал Владимир Кириллович.
А уже минут через пять, когда в дверях школы появилась секретарша, его серый пиджак висел на заборе, на гвоздике, а сам он увлечённо отрабатывал с ребятами зонную защиту.
— Владимир Кириллович! — возмущённо всплеснула руками секретарша. — Вас уже полчаса ждёт директор школы!
Он остановился, вытер с лица пот и пыль и виновато развёл руками.