Огонь! Бомбардир из будущего

– Давно хоть из нее стреляли?

Купец пятерней почесал в затылке.

– Да не упомню что-то.

Матрос отдал мне мешочек с пулями и рожок с порохом.

– Коли умеешь, заряжай, вместе от ворога бороняться будем.

Не тратя время даром, я прочистил ствол, подтянул кремень, высыпал порох, забил пыж, забил пулю и сверху снова пыж. На полку подсыпал порох. Купец внимательно смотрел

– Да, ловко ты управляешься, опыт есть.

Приблизились к повороту. Шхуну течением стало прибивать к левому берегу. Казаков первым увидел я. В кустах они прятались, да пики их выдали, торчали из-за кустов ровными палками. Толкнув купца в бок, я показал на кусты – вон они!

– Почем знаешь?

– Смотри над кустами, где ты видел такие ровные ветки?

Купец крикнул команде.

– Берегись! Федор, Ануфрий, ну-ка по кустам из луков стрельните!

Тотчас раздались щелчки тетив, и две стрелы вонзились в кусты. Раздалось конское ржание и чей-то вскрик. Ага, зацепили кого-то. Поняв, что раскрыты, казаки на лошадях, ломая кусты, рванулись по плоской отмели к нам, стреляя на ходу из луков. Огнестрельного оружия видно не было, у всех луки, сабли, пики. Палуба шхуны и борта оказались густо утыканы стрелами. Один из наших, постанывая, пытался вытащить из руки стрелу. Нападавших было человек пятнадцать. Присев на колено, укрывшись бортом, я положил ствол тяжеленькой фузеи на борт, выцелил самого близкого и спустил курок. Грохнуло изрядно, борт заволокло дымом. Не мешкая, стал перезаряжаться, все равно другого оружия у меня не было.

Крики приближались, лошади казаков уже чуть не по брюхо зашли в воду. Нападающие почти непрерывно осыпали нас стрелами. Хорошо, что рулевой был толковый, почти улегся на рулевое весло, пытаясь отвести шхуну от берега подальше. Лодки или чего-нибудь плавучего у казаков не было, а вплавь – поди заберись на шхуну. Ружье к выстрелу было готово, я слегка высунул голову над бортом, выбрал еще одну цель – всадника в ярком кафтане и спустил курок. На таком маленьком расстоянии – метров пятьдесят, я даже услышал шлепок свинцовой пули о тело. На берегу уже валялись с пяток распростертых тел.

Шхуна медленно удалялась от места схватки. Казаки еще немного преследовали нас по берегу, осыпая со злости стрелами, но быстро отвернули в сторону, где через некоторое время появился дым. Не иначе как на деревеньку напали, жгут да грабят. Река впереди была пустынной, ни лодки, ни корабля. То ли успели попрятаться, то ли назад повернули. Летом по Оке движение было оживленным – зимой река замерзает, весной и осенью по дорогам не проехать – телеги в грязи вязнут. Летом только купцу и возить товар – хочешь по реке, хочешь по дорогам на повозках. Навстречу из-за пологого поворота выплыл ушкуй. Паруса опущены, ветер встречный, идет под веслами, видны только голые спины гребцов.

– Эй, на ушкуе, слушай сюда!

Купец подошел к борту. На ушкуе бросили грести, нас течением поднесло к ним.

– Впереди, в верстах пяти, казаки балуют, на нас напали, уходите к вашему левому берегу да оружие приготовьте.

– Спасибо! Бог вам в помощь!

Ушкуй резко ушел со стремнины к берегу, теперь, пожалуй, и из лука до них казакам не достать.

Я тем временем занялся ранеными – их оказалось двое – один в руку, другому стрелой разорвало кожу и мышцы на спине. Чистые тряпицы на судне были, специально берегли для подобных случаев. Перевязал, по-хорошему рану на спине шить надо, да только где взять иглы и шовный материал. Как в мое время – нигде не купишь, ни аптек, ни больниц. Шли под парусом до вечера. Когда начало смеркаться, пристали к берегу. Пора было и костер развести, чтобы поесть горяченького. Хоть и на веслах сегодня не сидели, однако устали все. Пока мы наломали веток да развели костер, уже стемнело. В котелке булькало варево, распространяя вокруг аппетитный запах. Ко мне подошел купец.

– Неплохо стреляешь, сам видел, двоих ты с коней снял, да четверых мои холопы положили. Всегда бы так, глядишь – разбойничать бы перестали.

– А что же царь-то батюшка? Неуж не знает?

– Да знает, только силенок маловато, да и заправляет всеми делами не он, а Софья.

Стрельцы в Москве сидят да по рубежам. А здесь гетман Мазепа козни строит, то купцов грабит, то с ляхами али со шведами за нашими спинами сговаривается. Совсем простому народу худо. В чужеземных странах как народ живет?

– Да всяко живет, а в основном не лучше нашего.

Котелок с варевом был готов. Все дружно и молча работали ложками, потом так же молча разошлись спать. Мне выпало дежурить в первую половину ночи. Я отошел немного в сторону и сел у кустов. Глаза привыкли к темноте и при слабом свете луны я хорошо видел местность. Сидеть у костра опасно, подкрадись враг – и мы как на ладони. Но не будешь же поучать купца. Он мне чужой, да и слушать не станет, обидится вдруг да и со шхуны ссадит. Но ночь прошла спокойно, меня сменили, я поднялся на шхуну и улегся на палубу. Веки сомкнулись мгновенно, и я провалился в сон. К вечеру после скучного дня мы уже были в Коломне, по Москве-реке поднялись до Москвы. Остановились, правда, не дойдя до нее несколько верст, поскольку у купца в пригородах были склады. Ладно, и на том спасибо. Мы по-дружески расстались.

Я пошел пешком, путь предстоял долгий – насколько я помнил, до моего дома от места моей высадки идти надо было часов шесть.

Ничего, в пути хотя бы продумаю, как мне быть дальше. Смешно заявиться к хозяину, который старше тебя на сорок лет и сказать, что он мой сын.

В лучшем случае высекут кнутом на конюшне. К моему счастью, психбольных здесь почти не было. Пока шел по кривым переулкам предместья, придумал некоторый план. По утрам кухарки ходят на торг для закупки провизии. Надо как-то познакомиться и вызнать – кто сейчас хозяин и вообще обстановку в доме. По-моему, план реальный. Только где переночевать? Денег на постоялый двор нет. Решение нашлось быстро – на берегу Москвы-реки сидели у костра рыбаки. Пока было светло – чинили сети, латали лодки. Подошел, поздоровался, разговорились. Когда подоспела уха, меня покормили. Спать рыбаки укладывались в небольшом дощатом сарайчике здесь же, на берегу. Мне тоже дали местечко. Рыбой в сарайчике пахло очень сильно, но это лучше, чем спать на голой земле. Поутру обмыл лицо речной водой и поспешил к своему старому дому – кухарки ведь рано идут за покупками. Успел еле-еле, не было даже времени рассмотреть свой бывший дом. Из задней калитки вышла женщина с корзиной и направилась в сторону торга. Я поспешил за ней.

По торгу я ходить не стал, зачем лишний раз на глаза попадаться, ждал на улице, все равно мимо не пройдет. Вот наконец кухарка вышла. Я пошел следом, стал догонять. Из корзины торчали пучки зелени, свешивал голову гусь. Нагнав кухарку быстрым шагом, я якобы поскользнулся, ударив сбоку корзину. Та покатилась по земле, посыпались покупки.

– Ах, барин, ну какой же вы неуклюжий! – Кухарка бросилась поднимать рассыпанные покупки. Я несколько раз извинился, помог собрать пучок редиски и еще какую-то зелень. Наконец все было уложено в корзину, и кухарка пошла к дому. Мне удалось пристроиться рядом.

– А скажи, красавица, ты давно здесь живешь?

– Да с рождения.

– Не знаешь ли дом Кожина в Петроверигском переулке?

Кухарка от неожиданности остановилась, более внимательно меня оглядела. Да, конечно, вид непрезентабельный, одежда помята, запашок рыбный чувствуется, бороды нет, так, щетина трехдневная. Видно, я ей не глянулся.

– А какое у вас дело к барину?

– А вот дело я обскажу самому барину. Кто сейчас хозяин? Не Михаил ли?

Кухарка вздохнула.

– Стар уж Михаил, еле ноги таскает, сидит себе в кабинете, делами-то заведует его старшенький – Юрой зовут.

Ба, да не в мою ли честь?

– А с головой у старого-то барина хорошо? У меня ведь к нему дело.

– Хворает часто да забывать кое-что стал, однако сыновья – их двое у него – слушают отца. Эвон наследство какое – заводы водочные, каменный завод, где камень белый для домов пилят, да много чего еще.

– А мать его где же, Анастасия?

– Барин, да умерла уже, почитай, годков как двадцать тому. Муж ее где-то в плавании сгинул. Говорят, разбойники на судно напали, он и погиб, да вот что еще странно, тело не нашли. Старый слуга, на что уж убивался, все тело искал, да так и не нашли. Хозяйка старая все ждала, замуж не выходила. Сама-то я не видела, да от матери знаю, мы в этом доме уже третьим поколением служим.

Она вдруг резко остановилась.

– А пошто расспрашиваешь меня? Не тать, поганое дело замышляешь?

– Что ты, спаси тебя Господь!

Я перекрестился

– Родственник я их дальний, из Рязани.

Кухарка успокоилась.

– Да, в Рязани у них и дом был, а остался ли кто из родных, не ведаю. Вот мы и пришли, с черного хода идем, холопы мы. Хочешь – доложу о тебе барину, коли родня.

– Конечно, хочу, вот только помоги платье привести в порядок, попачкался я немного.

После того как совместными усилиями мы уже на заднем дворе слегка почистили брюки, рубашку и пиджак, кухарка ушла, бросив напоследок:

– Стой здесь, сейчас доложу, а уж примет или нет – не мне решать.

Не было ее долго, с полчаса. Небось сначала на кухню продукты занесла да подругам новость о родственнике пересказала. Наконец из-за угла дома показался молодой хозяин, я понял, что старший сын. Лицом похож на Михаила, а фигурой – не знаю, я ведь Мишу взрослым не видел.

– Кто меня спрашивает?

Я поклонился слегка, посмотреть – все вокруг мое, только доказать нельзя будет. Есть в доме купчая на дом на мое имя, только сколько уж лет прошло, меня уже и быть не должно – а вот есть я, стою на земле.

– Родственник я ваш, Кожин Юрий, из Рязани, с барином Михаилом потолковать хочу.

Молодой хозяин скептически меня осмотрел, хмыкнул, но ничего не сказал, махнул рукой – иди за мной – и пошел к парадному входу. Зайдя в дом, показал на людскую:

– Подожди здесь, – и пошел наверх. Я знал расположение дома, знал, где был мой кабинет. Воспоминания нахлынули с новой силой. В этом доме я отбивал нападение поляков, здесь я провел счастливые годы с Настенькой и Мишей. А теперь и Насти нет, да и Михаил старик. Узнает ли? Сердце в груди глухо бухало, во рту пересохло. На лестнице раздались шаги, сверху спустился сын Михаила: – Пойдем, барин ждет.

Иду по знакомой лестнице, поворот, коридор, знакомая дверь в коридор. Все по-прежнему. Захожу в кабинет, в углу за столом сидит седой старик, лет семидесяти пяти, точнее сказать сложно.

Я громко поздоровался. Старик вздрогнул.

– Подойди поближе, человек! Голос знакомый, да признать не могу.

Я подошел, старик долго вглядывался, затем откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. К нему подскочил сын: Что, папа, плохо?

– Нет, сын. Усади гостя, дай с дороги сбитня. Угостил ли ты его?

– Нет, – растерялся сын.

– Распорядись, пока мы поговорим.

Я пока оглядел комнату – почти все осталось неизменным – те же картины на стенах, стол, шкаф с книгами. Михаил открыл глаза, требовательно сказал:

– Рассказывай. Ты мне очень напоминаешь одного человека. Но этого быть не может, потому как минуло уже много лет.

Я вздохнул, придется правдоподобно врать. В случившееся со мной на самом деле никто не поверит. Сожгут на костре, как оборотня, и дело с концом. Можно иначе – на дыбу и кнутом, кнутом, пока правду не скажет. Оба варианта меня не прельщали.

– Долгий разговор будет, брат Михаил!

– Ничего, у меня время есть, если расскажешь что интересного – награжу, а ежели попусту время отнимать будешь – сразу уйди, стар я стал, устаю быстро.

– Хорошо, – решил я рассказать придуманную версию. – Мы с тобой, Михаил, братья. Когда отец с Сидором на судне поплыли, на них разбойники напали, сеча изрядная вышла.

Михаил кивнул:

– Про то ведаю, Сидор после того случая в Москву вернулся, все рассказал. Троих убитых привез, вот только одного тела среди них не было.

– Да, – кивнул я. – Отца по голове сильно ударили, упал он в воду и течением его вниз снесло, выгреб кое-как, да и к берегу. Полежал маленько, вниз по течению шла купеческая шхуна, его и подобрали.

Старик мелко-мелко затряс головой:

– Так вот почему Сидор тело найти не мог. Говори же, говори дальше, я весь в нетерпении.

– Плохо то, что отец потерял память – не помнил, как его звать, чем занимается, какого рода-племени, даже где живет, и то забыл.

– Да-да, я слышал, бывает такое.

– До осени простым матросом ходил отец на шхуне. Как лед на реке встал, прибился к женщине одной, сестре матроса со шхуны, стали жить, потом я появился. Так и плавал, купцу на судне помогал, да случай занес его через много лет в Рязань. Увидел он дом свой старый в Рязани и вспомнил, как звать его, что лекарь он по занятию, да фамилией Кожин. Да случилась на зиму лихоманка, заболел отец тяжело, перед смертью меня позвал, рассказал как есть все, что была у него любимая жена и сын Михаил, правда, приемный. Сильно горевал, что к жене не вернулся, да, вишь, память отшибло. Просил волю его исполнить – найти вас в Москве, обсказать все да прощенья попросить.

По щекам старика текли слезы, он сидел с закрытыми глазами. Потом рукою вытер слезы:

– А мы его здесь искали, мама перед смертью просила – если узнаешь, где похоронен, на могилку съезди, цветы от меня положи. Да только стар я уже, не доехать. Что еще передавал ли?

Я решил – если врать, то уже до конца.

– Отец завещал мне деньги, что были в управление банком в Рязани отданы. Бумаги на то – в подвале его дома в Москве, в Петроверигском переулке. Где в подвале – он мне про то подробно обсказал.

Михаил покивал головой.

– Сейчас покушаем, долго мучились мы, мама и я, о судьбе отца, а тут Бог сподобил, на своих последних днях все узнал. Дай обниму тебя, брат!

Мы обнялись. Мне давно хотелось его обнять и утешить, но я не знал, как он к этому отнесется, примет ли он меня, поверит ли в мой рассказ.

Я поглядел на картины:

– Отец мне про них рассказывал да просил поинтересоваться – целы ли серьги и кулон с изумрудами.

– Целы, целы, память ведь это, мать их берегла, просила моей дочери подарить, а если сыновья – то старшей невестке. Не говорил ли еще чего?

– Да сразу я и не упомню, не один год минул.

– Чем кормишься?

– Лекарь я, как и отец. Как память вернулась, он меня многому научить сумел, все кусок хлеба в руках.

– Что-то ты одет тогда непотребно, не похож на удачливого и богатого.

– Разбойники обчистили до нитки, спасибо Господу, в живых остался.

– Ладно, стол накрыт небось давно. Не след дорогого гостя и брата с пустым животом держать, пойдем, отведаем, что холопы приготовили.

Мы спустились в трапезную на первом этаже. Кое-что здесь изменилось, но было узнаваемо. Из других комнат вышли молодой хозяин с женой, чинно уселись.

– Великий день сегодня у нас. Знакомьтесь – твой дядя Кожин Юрий, – старик повернулся к сыну, – и он тоже Юрий, тезка твой, жена его Анфиса, тяжела нынче, наследника ждем. Поднимем кружки за встречу, сподобил Господь!