Помоги проекту - поделись книгой:
Портрет графини Юлии Павловны Самойловой, удаляющейся с бала с приемной дочерью Амацилией Паччини
Автопортрет
Начало XIX века – великое время для России, не только потому что Россия победила Наполеона, потому что русские войска вошли в Париж, но и потому что дальше после такого триумфа начинается восстание декабристов и разгром декабристского движения. То есть это период побед, взлетов, накала человеческих страстей. В это время рождается великая русская литература, и его назовут Золотым веком русской литературы. В живописи все было спокойнее. Были русские живописцы – Венецианов, Тропинин, другие. Но все-таки на мировой уровень они не вышли. Продолжали русские ездить в Италию за выучкой. Карл Брюллов ничем в этом смысле не отличался от остальных, но отличался в другом.
Говоря о Брюллове, следует помнить, что он происходил из семьи потомственных профессиональных художников. Это была абсолютно профессиональная семья: художники, резчики по дереву (как отец Карла – Павел Брюллов), начиная с того далекого XVII века, когда представители рода Брюлло, будучи гугенотами, бежали из Франции и растеклись по многим странам. Кое-кто из Брюлло приехал в Россию и обосновался в Санкт-Петербурге.
С детства у Карла проявился интерес к рисованию, еще и потому, что он был ребенком совсем хилым, до пяти лет не ходил. Отец сразу понял, что ему нужно дать карандаш. И мало того что дал ему карандаш – был весьма строг, излишне строг. Если 22 лошади не нарисовал – значит, завтрак не давали. Если что-то не то сделал, отец мог и стукнуть как следует, и однажды стукнул так, что одно ухо у Карла плохо слышало потом всю жизнь. Не случайно на автопортрете Брюллов немного напряжен, как человек, который прислушивается к чему-то.
Одарен Карл был чрезвычайно. И когда десяти лет его отдали в Академию художеств, он был лучшим. Был лучшим всегда, во всем. Руку набил себе так – на том, что срисовывал слепки, делал бесконечные натюрморты, – что мог делать это уже с закрытыми глазами. Что касается академизма, академического направления, которое господствовало в это время в живописи, он принадлежал ему целиком и полностью. Когда получил стипендию, отправился в Италию. Эта страна буквально стала для него землей обетованной, потому что от климата Петербурга ему всегда было плохо: сырость, дожди бесконечные, отсутствие солнца, тепла. Италию Карл ощутил как свою вторую родину. И когда он прислал в Академию художеств отчет о своем пребывании в Италии, картину «Итальянский полдень», на которой была изображена итальянка не таких форм, как требовала петербургская Академия художеств, и ему было указано на это, – он сказал, что художник имеет право быть ближе к натуре и воспроизводить ее так, как видит его собственный глаз. То есть, даже следуя строгим академическим правилам, Брюллов имел и возможность, и право отстаивать свое собственное «я».
Очень рано Брюллова захватывает тема гибели древнего города Помпеи. Катастрофа обрушилась на город внезапно. Люди жили, занимались своими делами, и вдруг… И это действительно произошло вдруг. Потому что тысячу лет молчал Везувий.
В 23 году нашей эры в Комо (римляне называли его Novum Comum) родился известный римский ученый-энциклопедист Плиний Старший, который специально отправился наблюдать извержение Везувия, приведшее к гибели Помпей, и погиб.
Плиний Старший
Итальянский полдень
Его племянник – Плиний Младший, – тоже чуть не погибший в результате извержения, описал все эти события в своем письме к историку Корнелию Тациту. Теперь скульптурные изображения дяди и племянника украшают собор города Комо. Перед вратами, перед входом, две фигуры – это Плиний Старший и Плиний Младший.
Серьезные археологические раскопки Помпей начались в середине XVIII века, а продолжились во времена Наполеона I, когда Неаполитанским королевством, на территории которого находились Помпеи, управлял маршал Мюрат. Карлу рассказал о Помпеях Александр, его брат, будущий архитектор. И когда Карл Брюллов поехал в Помпеи, конечно, он был потрясен. Потому что когда велись раскопки и слой за слоем снимался пепел, то находили тела людей, которые были захвачены катастрофой прямо в момент извержения. Это были судороги, естественные и неестественные положения человеческих тел. Город, на который обрушилась катастрофа и который не был к ней готов абсолютно, накрыло многометровым слоем пепла и камней. Мало того что жители не успели покинуть город. Многие не знали, как скрыться от этого извержения вулкана, и, наоборот, заходили в дома, считая, что дома смогут их защитить. Многие бежали к морю.
Т. РОДАРИ
Скульптурные изображения Плиния Старшего (слева) и Плиния Младшего (справа) в кафедральном соборе Комо, Италия
Карла Брюллова, изобразившего эту катастрофу, чествовали как величайшего художника не только в России. После выставления картины в Риме он едет в Милан. Там встают в театре, когда видят, что он пришел. К его ногам бросают цветы. О нем пишут. Поэт Евгений Баратынский выразил этот триумф в стихах: «И был «Последний день Помпеи» // Для русской кисти первый день».
Последний день Помпеи
Это было всемирное признание. Правда, когда картину повезли в Париж, она не произвела большого впечатления, потому что там уже были другие кумиры – там уже был Делакруа, уже началась эпоха романтизма.
Но ждали ее появления в России и ждали триумфатора – и дождались. В 1833 году в Императорской Академии художеств выставляют эту огромную картину Брюллова. Шесть с половиной метров на пять с половиной. Она производит просто неизгладимое впечатление на Пушкина. Пушкин впечатлился настолько, что написал такие строки:
(Эта строчка, между прочим, была запрещена цензурой: как бы там что-то не то имел Пушкин в виду! Ишь, видишь ли! «Кумиры падают!»)
Как великолепно об этой картине писал Николай Васильевич Гоголь! Он писал о том, что это рождение русской живописи. Что Карлу Брюллову удалось то, чего не смог найти ни один художник. И Гоголь был совершенно прав. Можно было бы осветить картину красным пламенем Везувия. Красным цветом. Но Брюллов нашел другой прием. Клубы дыма! Все серым стало. Солнца не было видно во время извержения вулкана. И Брюллов дает разряд молнии! И вот в этот момент как будто бы молния, как фотовспышка, выхватывает все – статуи, которые падают, строения Помпей, людей, пребывающих в страхе. Когда гибнут люди массой – это всегда толпа. Но Брюллов из этой толпы, из этой массы выхватывает отдельные группы.
И мы видим юношу, предположительно это как раз Плиний Младший, рядом с пожилой матерью, которая показывает ему, мол, иди, иди, убегай, я уже обречена, но ты-то должен жить! И вот эта сцена, как Плиний прощается с матерью. Мы видим мать, прижимающую к себе своих детей, спасая их, прикрывая каким-то плащом. Видим языческого священника, который молится и надеется, рассчитывает в этот момент только на богов. Видим прекрасную женщину, которая, видимо, ехала на колеснице, и вот она упала, она в центре картины, рассыпались вокруг ставшие ненужными драгоценности. Видим других людей – вора, который в этот момент тянется к драгоценностям. То есть катастрофа – она, как всегда, вызывает к жизни разные чувства у людей. У благородных людей – благородные чувства: вот люди несут старика отца на носилках, понимая, что и так ему осталось жить недолго.
И эта картина, которая в свое время произвела ошеломляющее впечатление, волнует нас до сих пор.
Глава 5
Павел Андреевич Федотов
Павел Андреевич Федотов
Что должно было случиться, чтобы великий Карл Брюллов, посмотрев на рисунки мало кому известного художника, сказал такую фразу: «Вы меня обогнали»? Должно было случиться на самом деле очень многое. Во-первых, важно критическое отношение Карла Брюллова к себе. Несмотря на бесконечные возвышения, разговоры о том, что он гений и действительно большой талант, он весьма критически относился к себе. И мало того, он как бы внутренне понимал, что его искусство закрывает какой-то период, который уже уходит. А вот рисунки художника, которые он увидел, начинают совсем другое направление живописи.
Вдовушка
Нет человека с более трагической, щемящей судьбой, чем Федотов. Это, наверное, неправильное сравнение, но это русский Ван Гог. Не по живописи, а именно по судьбе.
1852 год был последним годом в жизни трех великих людей. В этом году умерли Карл Брюллов, Николай Васильевич Гоголь и Павел Федотов. Все они были по жизни связаны и все они составляли, конечно же, цвет русской культуры.
«Свежий кавалер». Утро чиновника, получившего первый крестик
Трагично сложилась судьба Павла Федотова. В 37 лет оборвалась его жизнь. Он москвич, родился в 1815 году в небольшом домике возле Красных Ворот. Отец его был отставной офицер, участник екатерининских военных кампаний. Человек, о котором Павел Федотов говорил, что правда и совесть были какими-то пунктиками в его жизни. Такой правдолюб, что, когда искали истоки психического заболевания Павла Федотова, искали в его отце. Он любил правду до какого-то болезненного состояния. В семье было еще двое детей. Семья не нищенствовала, но жила крайне бедно.
Без всякой подготовки, без домашнего обучения Павел Федотов был отдан в Первый московский кадетский корпус. Для 10-летнего мальчика оторваться от дома – вообще очень сложно. И обучение было непростое, и учителя часто прибегали к рукоприкладству и розгам. Плюс к этому – муштра, ранний подъем. Но все эти тяготы юный Федотов переносил легко. Нрава он был хорошего, веселого, крепкого телосложения, приятной внешности, учился с огромным удовольствием, замечаний никаких не получал.
Портрет Павла Андреевича Федотова
Мало того – Павел Федотов проявил незаурядные способности к музыке, научился хорошо играть на гитаре и флейте. Все ему давалось. Память была совершенно уникальная. И он сам писал о себе, что, если он что-то забывал, наступал момент, когда вдруг он сосредотачивался – и как бы лист выплывал перед ним, и он все отвечал прекрасно. Кадетский корпус он окончил с отличием. И конечно же, Павел Федотов рисовал. У него был хороший преподаватель рисования – Каракалпаков, крещеный каракалпак. Павел Федотов рисовал настолько хорошо и быстро, что его соученики это моментально поняли и начали этим пользоваться. Поэтому свои рисунки он не доделывал никогда. Все помогал другим. Учитель его ругал, но понимал масштабы его дарования.
Он был с детства удивительно наблюдательным. А потом, жизнь его в Москве была совсем другая, чем у богатых дворянских детей, у которых был ограниченный круг общения. Павел Федотов имел возможность наблюдать жизнь простых людей, лавочников, ремесленников, быть в гуще этой жизни. И подмечал эту жизнь, как будто фотоаппарат – все детали, всё абсолютно четко, тонко. Его огромные грустные карие глаза (а когда-то – веселые и озорные) внимательно наблюдали за тем, что называется жизнью, и делали свои выводы.
Бивуак лейб-гвардии Павловского полка. Отдых на походе
Федотов учился легко, у него были друзья. Но учитель посоветовал ему посвятить себя живописи, и он впервые задумался о том, что это было бы хорошо. Это то, что ему нравится, и то, чего ему хочется. Ну а рисовать что? Когда ты учишься в кадетском корпусе? Конечно, то, что ты видишь. Портреты друзей, сцены из военной жизни. И это опять здорово у него получалось – и лошади, и шинели, и солдаты, и барабаны. Однажды, когда его работу показали великому князю Михаилу Павловичу, тот пришел в восторг и сказал: «Знаете что, наверное, вам надо профессионально определяться. Если вы захотите, вы можете выйти и в отставку» (а Федотов уже перевелся в Санкт-Петербург, в лейб-гвардии Финляндский полк, уже был офицером, служил в полку, а перевелся туда именно для того, чтобы быть поближе к Академии художеств).
За картину «Встреча великого князя Михаила Павловича в лагере лейб-гвардии Финляндского полка» Михаил Павлович пожаловал ему бриллиантовый перстень и сказал, что он может уже выходить в отставку: ему будет назначено денежное пособие. Что и было сделано. Павел Федотов выходит в отставку и начинает рисовать. Он начинает посещать вечерние курсы Академии художеств. То есть практически Павел Федотов – художник-самоучка. Он приходит в класс батальной живописи к Александру Ивановичу Зауэрвейду (1782–1844) и начинает там опять-таки совершенствоваться – кони, солдаты, форма.
Не в пору гость. Завтрак аристократа
И вот так бывает, что чье-то слово или чье-то вмешательство меняет человеку жизнь. Не то чтобы он тяготился тем, что изображал, но он уже понимал, что это какая-то тупиковая ситуация. Это не то, чего ему хотелось. Он был гораздо сложнее. И потом, жизнь, которая его окружала, была намного интереснее, чем эти бесконечные военные сцены. И он получает письмо не от кого-нибудь, а от Ивана Андреевича Крылова, который пишет ему, что видел его картины, видел его батальные сцены: вы великолепны, вы наблюдательны, вы тщательны в своем письме. Но я вам советую заняться другим. Посмотрите на окружающий вас мир. Посмотрите на нашу реальную жизнь. Ваше место в этой реальной жизни. Ваше место там.
И действительно, слова и авторитет Крылова, которого очень уважал Федотов, всколыхнули тот внутренний процесс, который уже происходил в художнике. А если учесть влияние творчества Николая Васильевича Гоголя – это все привело к тому, что он начинает переосмысливать жизнь и свое место в жизни. Поворачивается к жизни лицом и смотрит на нее совершенно другими глазами.
Встреча великого князя Михаила Павловича в лагере лейб-гвардии Финляндского полка 8 июля 1837 года
Маленькие люди. Со своими радостями, горестями и даже со своей мелочностью. Все герои Гоголя становятся и героями Федотова. Мелкий чиновник, получивший орден, любующийся собой и демонстрирующий орден кухарке, которая показывает ему, в свою очередь, его драные сапоги, которые ему нужно чинить. Федотов не смеется над ними. Он не изобличает их. Он такой же, как они, он рядом с ними. Есть горечь, есть юмор, но нет сатирического накала, обличения, как у многих других. Он подсмеивается над ними, но он любит их. И вот эта любовь передана в его картинах.
Свою знаменитую картину «Сватовство майора» Павел Федотов пишет в 1848 году. Это очень распространенный сюжет в то время. Да, мы из дворян, мы майоры, мы благородные. А вот вы-то, купцы, со своим свиным рылом в калашный ряд, вы кто? Вы нажили богатство, но вы никто, мы вас презираем. Но дочку вашу все-таки замуж возьмем! Потому что нам необходимо поправить свое пошатнувшееся положение. Таков, в двух словах, сюжет картины «Сватовство майора».
Она настолько красива, настолько органична, что ее не хочется критиковать. Хотя в ней есть все, за что ее можно было бы критиковать. Вот посмотрите, в основе этой картины – литературный сюжет, который можно пересказать. А живопись – это как раз все то, что пересказать нельзя, что остается за словами, вне слов. Да, эту картину можно пересказать. Но от этого пересказа сама картина абсолютно ничего не потеряет.
Сватовство майора
Павел Федотов совершил огромный скачок. Как личность, как человек, как художник, как представитель русской живописи. Все художники, которые были до Федотова – и Рокотов, и Венецианов, и Брюллов, – это были художники, которые оставили свои великолепные картины, но это не картины из русской жизни и русского быта. Это были картины из итальянской жизни. У Венецианова были русские крестьяне, но они тоже были итальянизированные. Они были более красивыми, чем в жизни. А Федотов изображает правду жизни. Не случайно его называют Гоголем русской живописи. И у Гоголя, и у Федотова главный герой – маленький человек, человек николаевской эпохи со своими горестями и радостями.
Но картины Федотова, если бы они были интересны только по сюжету, не сохранили бы до наших дней такой актуальности. Не считали бы Павла Федотова одним из гениальнейших русских художников, если бы речь шла только о том, что изображено на этих картинах. Они неподражаемы и прелестны прежде всего по своей живописи, по своему художественному языку.
Павла Федотова не случайно сравнивали с английским художником Уильямом Хогартом (1697–1764), который писал картины и гравюры из современной ему жизни: «Переулок джина», «Триумф избранных в парламент», «Брачный контракт», – то есть охватывал все стороны современной ему жизни Англии XVIII века.
У. ХОГАРТ
Поделиться книгой: