Загадка впадины Лао. Соната-фантазия

Вахтанг, облокотись на поручни, смотрит вдаль.

— Марочка, а что если бы вон из-за той волны вынырнул парус с бородатый Кон-Тики? — обратился он к стоящей рядом девушке.

Та улыбнулась, но ничего не ответила. Вахтанг пододвинулся к ней поближе.

— Признаться, я завидую Туру Хейердалу, — продолжал он. — Сколько романтики в таком плавании? Вот бы совершить что-нибудь в этом роде. Хотя бы по Черному морю.

— Кто же тебе мешает? Вернемся из экспедиции к весне. Самое время для путешествий.

— Не с кем. Я пытался Ромку сагитировать, да разве с ним кашу сваришь! Он сухарь и не видит в таком плавании смысла. Вот если бы с тобой… — и Вахтанг, как бы нечаянно, положил свою руку на руку девушки.

Ожидая, что будет дальше, Марина не шевельнулась.

— Ты только подумай! — Вахтанг придвинулся к ней вплотную. — Вдвоем в открытом море, на плоту, или в шлюпке под парусами и кругом — никого. Только ветер, волны, чайки…

Марина вздохнула.

— Все это хорошо, пока есть бутерброды и лимонад. Мы с тобой не привыкли есть сырую рыбу и пить морскую воду. Вся идиллия кончится очень быстро.

— Ну, знаешь, не надо утрировать. Хейердал был в лучших условиях, чем доктор Бомбар, на которого ты намекнула.

— И все же Тур Хейердал повез свою жену не на плоту, и даже не в шлюпке, а на пароходе, — возразила Марина и вдруг неожиданно спросила: — Неужели тебе доставляет удовольствие обниматься в такую жару?

Вахтанг густо покраснел и отодвинулся. «Что за чертенок! Никогда не поймешь, как с ней себя вести. Ухаживаний не терпит, а сама все время около нас крутится. Не из-за Ромки же!» Он и мысли не допускал, чтобы Роман мог с ним конкурировать в сердечных делах. Где ему увлекаться девушками, когда он вечно занят книгами или работой. Вон и сейчас сидит, уткнувшись в какой-то журнал.

Вахтанг нахмурился и стал наблюдать за стайками выскакивающих из воды летучих рыбок. Марина что-то тихонько насвистывала. Потом, как ни в чем не бывало, хлопнула Вахтанга по плечу.

— Чего раскис? Пойдем, поможешь мне подготовить кинопленку. Завтра буду много снимать.

— Что снимать? — удивился Вахтанг.

— Как что? Переходим экватор, разве забыл? Вот будет потеха! Боцмана нарядят Нептуном. Бороду из пакли уже сделали.

— А тебя Нереидой? — Вахтанг улыбнулся, его раздражение начало проходить.

— Нет. Нереида с кинокамерой — слишком эксцентрично. Я засниму, как вас будут купать.

— Что значит — вас? Тебя тоже. Как есть — в брюках, да и в воду.

— Пусть, чище будут. Я их вчера проявителем облила.

Вахтанг взял Марину за плечи и повернул к себе.

— Разреши задать откровенный вопрос.

— Спрашивай.

— Скажи, ты девчонка или парень?

У Марины округлились глаза.

— А ты как думаешь?

— Можно сказать, не девчонка. Платье ни разу не надевала, ухаживать за собой не разрешаешь. На что это похоже!

Марина рассмеялась.

— Вот еще кавалер нашелся! — и подхватила Вахтанга под руку. — Пойдем-ка пленку готовить. А ухаживать за мной не обязательно.

После захода солнца на палубе стало людно. Каждому хотелось отдохнуть от дневного зноя, полюбоваться тропическими звездами, большими и лучистыми, каких никогда на севере не увидишь.

Яркая голубая Венера, незнакомые, и потому странные, созвездия, поблескивающий след за кормой — все было как-то таинственно и прекрасно. Не хватало только песни. Тихой, задушевной, лирической…

Но вот и она.

В темноте зародились певучие звуки гавайской гитары, над притихшим океаном полетела чарующая индонезийская песня.

Марина пела вполголоса, и плавная мелодия удивительно гармонировала с поэтическим ночным пейзажем. Казалось, этот низкий грудной голос принадлежит не девушке, а самой великолепной тропической ночи.

Взволнованный Вахтанг смотрел на Марину. Все, все отдать не жаль ради такой девушки!

Песня замерла.

Не находя слов, Вахтанг глубоко вздохнул.

— Неплохо, — сказал Роман. Даже на него, чуждого лирике, песня произвела впечатление.

— Браво! — раздался негромкий возглас.

Все обернулись. Неподалеку стояли: Аго Саар и профессор Гардин.

От похвалы капитана Марина зарделась. «Слава богу — темно, — подумала она, прикладывая ладони к пылающим щекам. — А с чего это он? Ведь Саар никогда никого не хвалит…»

— Попросите капитана спеть, — шепнул ей штурман.

— Он поет? — изумилась Марина.

— Еще как, и сам аккомпанирует.

Девушка заколебалась. Она немного побаивалась неразговорчивого капитана. Потом взяла гитару и подошла к нему.

— Аго Карлович, вы слышали мое пение, а теперь мы хотим услышать ваше. Спойте что-нибудь.

— Правильно, Марина Николаевна! — воскликнул профессор Гардин.

Аго Саар взял гитару. Даже сквозь тьму Марина ощутила на себе его пристальный взгляд.

Усевшись на пододвинутый кем-то стул, капитан тронул струны. В тишине прозвучал первый аккорд.

Метался над скалами луч маяка,

прибой шелестел у камней.

С прощальною лаской девичья рука

коснулась его кудрей.

И был поцелуй последний горяч,

волненье стесняло грудь,

и слышал он шепот: — Прощай, моряк!

Пусть будет счастлив твой путь.

Грустный, проникновенный мотив вызывал воспоминания о далеком суровом севере. Марина закрыла глаза и отчетливо почувствовала дыхание родной Балтики.

А путь бесконечен. Летят года

в лазурную даль — как сны.

Слабеет рука, голова седа,

как гребень морской волны.

Порою из мрака блеснет маяк…

Плыви и о нем забудь.

А ветер чуть шепчет: — Прощай, моряк!

Пусть будет счастлив твой путь.

Капитан смолк. Перед Мариной, как наяву, предстали угрюмые шхеры, изглоданные злыми ветрами скалы, низкорослые, кривые прибрежные сосны… и девушка. Она стоит у самого берега. Ночной ветер треплет ее платье. Маяк ярко вспыхивает, освещая сумрачное море. Девушка с тоской смотрит вдаль, и с ее губ слетают прощальные слова…

Марина слегка откинула голову и взглянула на оранжевую Луну, выглянувшую из-за невидимого во тьме горизонта.

— Прощай, моряк! Пусть будет счастлив твой путь, — вполголоса повторила она.

Глава 4

Земля показалась рано утром. Воздух был прозрачен и чист. На горизонте медленно вырастали вулканические конусы. Один из них курился легким дымком.

Марина вышла на палубу. Профессор Гардин что-то объяснял группе ученых, указывая в сторону островов.

Марина тронула Романа за руку.

— С добрым утром! — Прикрыв ладошкой рот, она сладко зевнула.

— А-а, Марочка! С добрым утром, засоня.

— Что это?

— Галапагос, черепашьи острова. Слушай, профессор о них рассказывает.

— …Хотя архипелаг пересекается экватором, климат здесь сравнительно прохладный. Сегодня вы наверное заметили это, — говорил профессор.

— Холодное Перуанское течение, — вставил кто-то.

— Совершенно верно. Поэтому на островах уживаются тропические лианы и полярные мхи, попугаи и пингвины. Здесь встречаются даже антарктические чайки и тюлени.

— А черепахи? — спросила Марина.

— И они тоже, — улыбнулся Гардин. — От гигантских черепах, которые, к сожалению, вымирают, и получили острова название Галапагос.

Разговор был прерван звоном судового колокола. Все поспешили на завтрак.

Уходя с палубы, Марина заметила, что матросы готовят к спуску одну из шлюпок.

— Что-нибудь случилось? — спросила она штурмана.

Олег Крылов загадочно улыбнулся.

— Нет, все в порядке.

После завтрака всех вызвали наверх.

— Внимание! Переходим экватор, — громко объявил штурман.

Раздался протяжный звук сирены. Команда в полной форме выстроилась на палубе около сооруженного из брезента большого бассейна, наполненного забортной водой. Капитан перевел рукоятку машинного телеграфа. Проскользив немного по инерции, судно остановилось.

— Спустить трап! — скомандовал Аго Саар.

Из-под кормы «Дельфина» вышла шлюпка и направилась к трапу. По команде «смирно» все замерли.

Из шлюпки на палубу поднялась живописная группа. Впереди, громко трубя в большие раковины, шли два тритона — загорелые мускулистые парни в пышных париках и черных трусах, отделанных серебряной каемкой. За ними торжественно выступал сам Нептун с огромным золотым трезубцем в руке: На его голове блестела корона. Окладистая седая борода спускалась на грудь, густо заросшую рыжими волосами. С плеч спадал синий плащ, с нашитыми на нем золотыми рыбками. Нептуна сопровождали две нереиды. Их стройные фигуры облегали голубые купальники с блестящей целлофановой чешуей. На головах красовались шапочки, сделанные в виде симпатичных рыбьих мордашек. Замыкали шествие четыре водяных черта. Они были в темно-зеленых трико с нашитыми клочками шерсти. Хвосты закручивались спиралью, словно у морских коньков. На ногах — ласты.

Глядя на размалеванные, как лица дикарей, физиономии и уморительные ужимки «чертей», все покатывались со смеху.

Если в Нептуне без труда признали боцмана Василия Максимовича Степина, а в тритонах и нереидах знакомых матросов и девушек, то чертей никто не мог распознать.

Едва фантастическое шествие вступило на палубу, как шумовой оркестр грянул марш на самых невообразимых инструментах. Кроме разнокалиберных кастрюль, губных гармошек, ложек и бутылок, здесь была и пустая железная бочка, и даже обыкновенная поперечная пила, которая отчаянно взвизгивала, когда «музыкант» проводил по ней каким-то громадным «смычком».

Сопровождаемый душераздирающей какофонией, Нептун вышел на середину палубы.

Капитан поднял руку, мгновенно все смолкло.

Одетый в отутюженную белоснежную форму, сияющий всеми регалиями, Аго Саар строевым шагом вышел вперед и, четко отрапортовав, вручил Нептуну судовую роль со списком людей, впервые пересекающих экватор.»