Джереми Полдарк

Лавочник за их спиной закрывал ставни. Послышался топот каблуков — кто-то пытался перелезть через ограду лавки, и ее хозяин скинул незваного гостя обратно на улицу, осыпал его ругательствами и велел убираться.

— В большинстве своем — сброд, это верно, — сказал Дуайт. — А пьяный сброд — штука опасная. Я бы ни на йоту им не доверял. Но взять каждого по отдельности — и они вполне пристойны. Слабые создания, как и все мы, подверженные ревности и злобе, как и все мы, эгоистичные и трусливые, как и все мы. Но часто щедры и добры, миролюбивы и трудолюбивы, и любят семью. По крайней мере это всё у них — как и у обычного джентльмена.

— Вы что, якобинец, как ваш друг Росс Полдарк? — взглянула на него Кэролайн.

Так значит, она наводила о нем справки.
— Вы не знаете Росса Полдарка, это очевидно.

— Не знаю, но увижу его завтра и надеюсь на самое лучшее развлечение в жизни.

— Не сомневаюсь, что вы из тех женщин, кто снимает комнату с окном в Тайберне ради удовольствия увидеть, как человека удушат до смерти.

— А вам-то какое дело?
— К счастью, никакого.

— Я нахожу вас излишне дерзким для вашего положения, доктор Энис.

— Не думаю, что мое положение сродни лакейскому, мэм.
— В таком случае, вам стоит высказываться, как подобает джентльмену.

Но он не успокоился.
— Это грубое графство, мисс Пенвенен. Оглядитесь, и увидите кругом... Хотя и с вашей стороны я не заметил особого почтения к правилам приличия.

Она подняла голову.
— Есть определенные границы, вам не кажется? И мне показалось необходимым упомянуть имя Полдарка, чтобы вы разозлились и их перешли. Это ваш герой, доктор Энис? Завтра вы выступите со страстной речью в его защиту? Будьте осторожны и не забывайте про манеры, иначе судья не даст вам слова.

— Судья ведь не женщина, мэм.

— Что вы хотели этим сказать?

— Что вряд ли он захвачен предрассудками.

— И даже не страдает отвратительным самомнением, как многие мужчины?

— Ах, самомнением. Я бы не стал считать его уделом лишь одного пола...

Пока они разговаривали, внимание Эниса привлекло очередное скопление посреди улицы. Двое мужчин дрались, похоже, за какие-то бумаги.

— Очень любезно с вашей стороны дать мне наставления, — сказала Кэролайн. — Удивительно, что вы столь любезны с одной из тех, кого отчаянно презираете.

— Вы совершенно неправильно поняли. Я... — он запнулся.

— Разумеется.

С противоположной стороны улицы донеслись крики и смех, и в воздух взлетели какие-то листки, рассеявшись над толпой. К драке присоединились и другие. Дуайт пробормотал извинения и побежал через дорогу. Он попытался протиснуться через кольцо зрителей.

Это оказалось нелегко, поскольку ни один не желал подвинуться ни на дюйм, но в конце концов ему это удалось, и он увидел Фрэнсиса, борющегося с тремя мужчинами, которые явно пытались оттащить его от четвертого, съежившегося в сточной канаве рядом с кипой листков.

— Паршивая облезлая ворона, — сказал Фрэнсис довольно спокойным тоном, несмотря на борьбу. — Дайте мне вырвать у него еще несколько перьев. Вы же хотели их распространить, разве не так? Так я сделаю это за вас. Вот так, — он почти вырвался, но его снова схватили.

— Стойте на ногах тверже, сэр, — сказал один из троицы. — Вы его прям на куски порвали, чтоб мне провалиться.

Раздался смех. Фрэнсис был прилично пьян. Человек в канаве, парень в драном черном сюртуке, держался за голову и стонал, пытаясь добиться сочувствия толпы.

В грязи валялись несколько десятков листков, и Дуайт подобрал один у своих ног. Он был озаглавлен «Правдивые и сенсационные факты из жизни капитана Р-са П-д-ка».

— Эта мерзость появилась из навозной кучи во время чумы, — сказал Фрэнсис. — Туда же нужно ее и вернуть. Отпустите меня. Уберите от меня свои поганые руки.

— Мистер Полдарк, эти люди вас беспокоят? Что случилось?

Фрэнсис поднял одну бровь.
— Доктор Энис. Что ж, вероятно, они ошиблись, полагая, что облепив меня, как мухи, доставляют мне удовольствие. 
Он вырвался, поскольку при виде трезвого Дуайта мужчины ослабили хватку.
— Проклятье, никакого уважения к аристократии в этом городишке. Нельзя стискивать человека... А, вот и он.

Увидев своего обидчика снова свободным, человек в драном сюртуке повернулся в канаве, словно червь, с которым сравнил бы его Фрэнсис, и проскользнул между ногами зевак. Фрэнсис бросил ему вслед трость, но лишь попал по голени какому-то толстяку.

— Ну вот, сбежал, чтобы разбрасывать эту заразу повсюду. Что ж, надеюсь, что оставшиеся хорошенько подпорчены. 
Фрэнсис бросил бумаги в грязь и потянул за шейный платок, пытаясь его поправить.
— Расходитесь, расходитесь! — бросил он разинувшей рты публике. — Здесь больше нет ничего интересного. Идите обратно на нерест.

— Эти листки оскорбительны, — сказал Дуайт. — Но не стоит брать правосудие в собственные руки.

— А они только тем и занимаются, что берут правосудие в собственные руки, пытаясь отравить мнение публики до начала слушаний. Чудовищное посягательство на права личности. Я уничтожу каждого из них. Вот только найду.

Дуайт ответил что-то уклончивое и собрался уходить.

— Что же до вас, — обратился Фрэнсис к тому человеку, который его держал, — то когда констеблям этого вшивого городишки понадобится ваша помощь, то они, без сомнений, вас позовут, а покуда не лезьте, куда не просят, иначе это доведет до беды, — Полдарк провел рукой по волосам. — Пойдемте выпьем, Энис.

— Прошу прощения, но я был не один, когда услышал суматоху, и мне пришлось прервать разговор, — Дуайт посмотрел назад над головами толпы, но не заметил Кэролайн.

— Разговор, — заявил Фрэнсис, — это именно то, в чем я нуждаюсь. Я провел весь день в обществе мошенников, воров и шлюх, а начал с самого омерзительного из них. И теперь я истосковался по респектабельности. А тут как раз вы подвернулись под руку, думаю, вы могли бы ее предоставить.

Дуайт улыбнулся.
— В другой раз я был бы польщен. Но сейчас прошу меня извинить.

Он вернулся к ратуше, постоянно оглядываясь вокруг. Но Кэролайн нигде не было видно. Очевидно, она не испугалась и ушла одна.

Толпа внезапно притихла, хотя это и ускользнуло от внимания Дуайта. Теперь он различил чей-то голос и понял, что это объявляют результаты выборов. Но было уже слишком поздно, чтобы разобрать смысл сказанного. Энис услышал лишь гул толпы под конец — ропот разочарования и возмущения.

Каким бы ни был результат, толпа осталась им недовольна.

Глава восьмая

Верити сидела у окна, наблюдая, как конюхи с постоялого двора гонят сорок или пятьдесят лошадей с пастбища за пределами города. Каждый вечер примерно в это время лошади проходили мимо, цокая копытами и фыркая, проделывая опасный путь по узкой улице. Каждое утро их гнали назад.

С самого приезда она проводила большую часть времени у окна, вглядываясь в лица прохожих. Как и в Фалмуте, когда Эндрю был в плавании, она сидела у окна над крыльцом, вышивая и глядя на гавань. Здесь подобного вида не было, только узкая улица со взгорками и снующие туда-сюда люди.

Час назад она услышала результаты выборов — фиаско, которое неизбежно приведет к куче ходатайств и встречных ходатайств в парламент и к бесконечным склокам в городе. Два вернувшихся председателя избирательной комиссии сообщили о разных результатах. Мистер Лоусон — что победили один виг и один тори, а мистер Майкл — что победили два тори. Город бурлил.

Сейчас Эндрю в Лиссабоне. Завтра, когда Росс предстанет перед судом, он возьмет курс домой. Его сын Джеймс — в Гибралтаре, неподалеку от отца, но мог быть и в другом полушарии.

Иногда Верити сомневалась, увидит ли когда-нибудь его детей. В глубине души, несмотря на сказанное Демельзе, Верити уже скорее страшилась этой встречи, чем желала. Джеймс и Эстер являли собой доказательства первого, трагического брака Эндрю.

Возможно, они чувствовали то же самое и потому не приезжали. Возможно, просто считали, что новая жена вытеснила их. В любом случае, второй брак Эндрю Блейми пока являлся безусловно успешным, и Верити ужасало, что его дети могут поставить брак под угрозу.

Раздался стук в дверь, и на пороге нарисовалась неряшливая служанка Джоанна — спутанные волосы под чепцом, на щеке полоска грязи.

— Ежели позволите, мэм, вас джентльмен хочет видеть. Назвался мистером Фрэнсисом Полдарком.

— Мистером Фрэнсисом Полдарком? — у Верити екнуло сердце.

— Ну да. Говорит, вы с ним знакомы. Может, это другая леди...

— Это та леди, — произнес Фрэнсис, входя в комнату. — Я её брат, замарашка, так что не надо непристойности рассказывать, когда спустишься вниз. Ступай к своим бочкам и оставь нас. И вытри свой сопливый нос.

Джоанна, задохнувшись от возмущения, выскользнула из комнаты, а брат и сестра впервые за четырнадцать месяцев посмотрели друг на друга. Впервые с того дня, когда, подстрекаемая Демельзой и несмотря на яростные возражения брата, Верити сбежала и вышла замуж за Эндрю Блейми.

Ее сердце тревожно забилось — она сразу поняла, что брат пьян. И знала, что это значит. Шесть или семь лет назад отец жаловался, что у Фрэнсиса нет головы на плечах и он падает под стол после первой же бутылки, как простой клерк. Но время и терпение излечили этот «недуг». Потребовалось настоящее упорство.

— Ты одна? — спросил он.

— Да. Я... я и не знала, что ты в городе, Фрэнсис.

— Все сейчас в городе. Аптекари, пахари, бедняки, воры. Я думал, что ты вместе с Демельзой.

— Вечером она ушла. Мы весь день провели вместе.

Фрэнсис нахмурился, словно пытаясь взглянуть на нее с непредвзятостью незнакомца. Его сорочка была разорвана на шее, а сюртук испачкан грязью. Только Верити знала, как неистово брат восставал против её брака.

Еще с детства братская любовь была эгоистичной, какой-то собственнической, и чем-то немного большей, чем просто братской. Его недоверие к плохой репутации Блейми стало той центростремительной силой, вокруг которой цеплялись прочие мелкие обиды.

— Миссис Блейми, — насмешливо произнес он. — Каково это, когда тебя называют миссис Блейми?

— Когда ты пришел... я надеялась...

— На что? Что я пришел при-примириться? — Фрэнсис оглянулся в поисках, куда бы сесть, пересек комнату и осторожно уселся, положив шляпу на пол рядом с креслом и вытянув вперед одну ногу в грязном сапоге.

Его движения были слишком нарочитыми.
— Кто знает? Но не с миссис Блейми. Моя сестра — дело другое. Коварная шлюха, — но произнес он это без осуждения или злобы.

— Я так хотела бы приехать и увидеть всех вас. Я знаю от Демельзы обо всех ваших болезнях после Рождества и о её утрате. Фалмуту тоже досталось, но... Как Элизабет? Она не с тобой, полагаю?

— А как Блейми? — отозвался Фрэнсис. — Он не с тобой, полагаю? Скажи, Верити, в браке ты не чувствуешь себя в западне, как с нами? Мы бросаемся в брак, как обманутые дьяволы, убежденные, что в нем есть нечто, чего нам не хватает и нельзя пропустить. Но это лишь капкан со стальными зубьями, и когда он впивается в нас... Так как там Блейми, порет своих матросов, я полагаю, где-нибудь в Бискайском заливе или на Балтике. Ты поправилась, ты ведь всегда была такой тощей. В этой комнате есть бренди или ром?

— Нет... только портвейн.

— Разумеется, его ведь пьет Демельза. Просто обожает. Ей нужно поберечься, пока не превратилась в пьяницу. Я видел в Труро Росса, еще две недели назад, он, похоже, не очень-то озабочен всей этой судебной кутерьмой и мерзкими сплетнями. В этом весь Росс — всегда был твердым орешком, и его не расколоть на обычном суде, как бы ни они рассчитывали.

Он уставился на сестру с перекошенным от ярости лицом, но смотрел будто сквозь нее.
— Хотел бы я оказаться на месте Росса, чтобы предстать завтра перед судьями. Я бы сказал им пару слов, вот бы они удивились. Фрэнсис Полдарк из Тренвита, эсквайр.

Еще одна попытка.
— Я рада, что ты пришел, Фрэнсис. Я чувствую такое облегчение, что всё это недовольство улетучилось. Я была так несчастна из-за этого, когда ушла.

Он оторвал кусок и без того рваной манжеты, задумчиво скатал его пальцами и щелчком отбросил в сторону камина.

— Счастье и несчастье — ниточки, связывающие одно и то же настроение! Прекрасные ленты, означающие не больше, чем флаги на этих проклятых выборах. Пфф! — как говорил отец. Нынче утром я страшно повздорил с Джорджем Уорлегганом.

Верити встала и позвонила в колокольчик.
— Я закажу чего-нибудь освежиться, дорогой. Мы все молимся за то, чтобы завтра его оправдали. Говорят, однако, дело безнадежное. Демельза всю неделю хлопотала. Это что-то связанное с судом, но я точно не знаю. Она старается без устали.

— Оправдали! Я бы тоже старался, будь я на ее месте. Утром я встречался с адвокатом Росса и спросил его: «Скажите мне правду, не нужно ходить вокруг да около, мне нужна правда: каковы завтра его шансы?» И он ответил: «Что касается третьего обвинения, то хорошие, но не знаю, как можно избежать первых двух, учитывая его признание и упрямство. Еще есть время всё изменить и побороться, но Росс Полдарк этого не сделает, так что дело проиграно, еще не начавшись».

В двери снова появилась горничная, но сейчас они оба были слишком взволнованы, чтобы обращать на нее внимание. В конце концов Фрэнсис послал ее за джином.

— Сразу после этого я увидел Джорджа в «Наряженном быке». Он выглядел таким самодовольным и надутым, что мне прямо тошно стало. Злость подкатила к горлу, и я выплеснул порядочную дозу наружу, после чего мне полегчало.

Они надолго замолчали. Верити никогда еще не видела брата таким. Она не знала, произошли ли эти перемены год назад или только вчера. В ее разуме боролись две мысли: беспокойство за него и о том, что он сказал про Росса.

— А мудро ли было ссориться с Джорджем? Разве ты не должен ему денег?

— Я приветствовал его со словами: «Что, стервятники слетелись еще до того, как забили дичь?» Он сделал вид, что проглотил это, хотя внутренне напрягся. Я решил, что пришло время высказать всё, что я о нем думаю. И чертова вежливость ему не поможет. С такой же вежливостью, как и его собственная, я сообщил, что думаю о его внешности, одежде, морали, родне и предках. Мы спорили со всё возрастающим жаром. Наши отношения уже давно следовало прояснить.

— Прояснить, — взволнованно сказала Верити. — Очень радостное прояснение выйдет, если он лишит тебя права пользования заложенным имуществом. Знаю, Джордж твой старый друг, но думаю, он готов отплатить за оскорбления любым доступным способом.

Вернулась Джоанна с джином. Фрэнсис дал ей на чай и выпроводил, потом плеснул немного спиртного в стакан и выпил. 
— Не сомневаюсь, Уорлегган считает, что завтра со мной рассчитается, но как бы ему не просчитаться.
Фрэнсис уставился в пустой стакан со странным выражением лица.

Он словно бы разглядывал всю горечь своей жизни, как сдавал позицию за позицией, долгую вереницу дней до этого мгновения одиночества, когда осадок — это всё, что у него осталось. В такие моменты безумие и глупость следуют рука об руку.

— До завтрашнего дня еще далеко, — сказал он. — Он может и не настать.

***


— Весь процесс пошел наперекосяк, — сказал сэр Джон Тревонанс, смахивая с рукава табачные крошки. — Был бы я там, никогда бы не позволил этому случиться.

— Легко тебе говорить, — угрюмо заметил Анвин. — Ни один не хотел уступать, а снаружи ревела толпа. Мы должны были показать какие-нибудь результаты, иначе они бы просто всё разгромили. Когда Майкл и Лоусон подошли к окну, я вообще решил, что их закидают камнями.

— Майкл сразу представил результаты?

— Да, с курьером. Но и Лоусон тоже.

— Важно, какие результаты попали в руки шерифа первыми. Особого смысла в этом нет, но обычно кто первый, у того больше шансов.

Братья находились на приеме, последовавшем за обедом в честь выборов. После лихорадочного обсуждения они решили вести себя так, будто тори одержали оглушительную победу.

Фракция Боскойна вела себя так же, и на приеме в ратуше, последовавшем после обедов, конкурирующие стороны столкнулись. Присутствовали оба судьи и несколько должностных лиц графства, которые не участвовали в выборах.

— Похоже, на меня будут давить, чтобы я ушел в сторону, — злобно сказал Анвин. — Всё к тому и идет. Без меня Ченхоллс и Коррант преспокойно смогут занять места. Если мне придется уйти, Бассет еще пожалеет об этом.

— Ты уж точно не останешься в стороне, — сэр Джон пожевал нижнюю губу. — Ты ведь занял второе место в результатах обеих избирательных комиссий, так что ты единственный, кого можно наверняка считать избранным.

Кадриль продолжалась, и Анвин наблюдал за грациозными движениями Кэролайн, танцующей в квадрате с Чэнхоллсом и кузенами Робертса.
— На два места претендуют три кандидата. Будет непросто.

— Это лишь вопрос времени, — сказал сэр Джон, уставившись на молодую темноволосую женщину, ведущую беседу с одним из судей его величества. — Когда жалоба попадет в канцелярский суд, преимущество Лоусона будет объявлено незаконным, в этом нет сомнений. Это автоматически сделает результаты выборов недействительными. Во всяком случае, они попахивают мошенничеством. Где это слыхано, чтобы городской голова из вигов давал пройти кандидату из другой партии, когда есть два кандидата из его собственной?

— Это свидетельствует о беспристрастности.

— Вздор. Это свидетельствует о мошенничестве. Но в любом случае, если всё это не рассмотрят до того, как соберется парламент, не стесняйся и требуй своё кресло. За последние годы уже имела место парочка подобных случаев в Хелстоне и Салташе. Дэниэлл напомнил мне, что в Салташе довольно долго существовали две конкурирующие избирательные комиссии, а различные апелляционные инстанции признавали действительной то одну, то другую. Более того, Анвин. Четыре или пять лет назад на выборах, где требовалось заполнить только одно место, каждая из конкурирующих избирательных комиссий избрала члена парламента, и оба заняли кресла в Палате общин.