В год 6494 (986). Пришли болгары магометанской веры, говоря… – далее первый эпизод т. н. выбора и испытания вер; и последующие за ним: Немец, Еврей, Грек-философ.
Анонимность датировок визитов Немца и Еврея уже само по себе свидетельствует, что у летописца нет под рукой никакого подходящего материала, он только логически достраивает их к чему-то подобному из болгарского; и окончательно добивает «Греком – философом», легко распознаваемыми Кириллом и Мефодием «хазарской» и «моравской» миссий 861–866 годов. Кстати, сама применённая летописная форма «хазарский еврей» становится разоблачающим анахронизмом после бегства правителей Хазарии в Хорезм/Ширван в результате разгрома каганата Святославом, и вынужденного принятия ими ислама в 969–970 годах – не было больше влиятельных «хазарских евреев»: стали как все, везде гонимыми «просто – евреями».
Только нечто Волжско-Болгарское случилось в 986 году; некое посольство, с которым сговаривались о делах важных, как то: пропуск русских купцов Волжским путём в страны халифата и булгарских по «меховому пути» Центрально-Русского водораздела в Среднюю Европу и т. д.; и выспрашивали об интересном: как живёшь, во что веруешь, как богов и плоть ублажаешь…
В год 6495 (987). Созвал Владимир бояр своих и старцев градских; и сказал им… Статья кончается знаменательными словами: «Сказали же бояре: „Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его бабка твоя Ольга, а была она мудрейшей из всех людей“. И спросил Владимир: „Где примем крещение?“. Они же сказали: „Где тебе любо“»…
Укрепляющееся в научной среде с 19 века убеждение, что христианизация Древней Руси была одной из сторон процесса саморазвития социума, и охватила до полутора столетий только от знаменательной даты крещения Аскольда в Николаи в 861/866 году, а куда как более естественно полагать это событие лишь знаковым маркером давно развивающегося процесса, едва ли не с той поры, как отвергнутые Своими и Чужими несториане, ариане, пелгусианцы ушли в дали неведомые, рассыпались от Ирландии до Кореи… убеждение, что этот процесс был непрерывен и экспромты, как в него при Аскольде и Ольге, так и от него при Олеге, Святославе, и прямо-таки гротескно соединившиеся во Владимире, лишь свидетельствуют о его постоянстве – освобождают меня от крючкотворного следования извивам его перипетий. Выделим из него то, что стало ферментом уже в другом, социально – политическом вареве.
Любопытно, что византийские источники никак не отметили столь важного события, как крещение крупнейшего государства Европейского мира. Такое впечатление, что вплоть до Ярослава Мудрого Русь для них не вполне христианская, или уже и до Владимира не вполне языческая…
Исторически насущным, не археографическим, является ответ на вопрос, кто стал женой Равноапостольного Владимира Святого в 988/989 году: порфирородная ли царевна Анна, единственная сестра императоров Константина и Василия 2-го, или Анна «Болгарыня» нескольких списков ПВЛ там же объявленная матерью Бориса и Глеба, одна из внучек болгарского царя Петра, ПОЖИЗНЕННО НОСИВШЕГО ВСЕМИ ПРИЗНАННЫЙ, В ТОМ ЧИСЛЕ И ВИЗАНТИЕЙ, ИМПЕРАТОРСКИЙ ТИТУЛ… Последуем не тексту ПВЛ, а заключению византинистов М. Сюзюмова, А. Каждана, Г. Литаврина, что это была всё-таки сестра… А может и нет!
Но кроме прочих проблем крещение и брак Владимира с «византийской царевной» 988/989 года заложил династическую мину под державное здание: безусловная христианская моногамия не только требовала аннулирования полигамных браков, но и лишала наследуемых прав прижитых в них детей…
Первое было исполнено роспуском Владимирова гарема с выделением отставленным жёнам, что им положено по «закону русскому» во вдовьем праве.
Кто же были жёны Владимира – Соломона Страстолюбца руссих летописей?
В сущности их было 3, и только 2-х из них мы знаем по имени: Рогнеду Полочанку и Анну Византийскую, и лишь о Первой известия вполне достоверны, даже и в легендарно окрашенной части. Про остальных можно доверять, со скидкой на ошибки переписчиков – сводчиков, только указаниям их национальности; вполне сомневаться приписанным в позднейших списках именам; и совершенно не доверять указаниям на их высокое европейское статусное положение, принимая во внимание, что замужество христианки за язычником строжайше запрещалось с 5 века, и неизвестно в практике, кроме экстраординарных случаев, с 6-го. Все эти «грецини», «чехини», «болгарыни» были в общем случае захваченные рабыни-наложницы, как то прямо прописывает летопись о жене Ярополка, захваченной гречанке, красавице-монашке, подаренной Святославом сыну – не будем копаться в степени достоверности этого принижающего старшего наследника Святослава известия: главное, что эта практика была распостранена.
Итак, жёны Владимира и дети от них, числом до 13 сыновей и 10 дочерей:
Рогнеда: Изяслав (+), Мстислав (+), Ярослав, Всеволод;
[Предислава: ] «Грециня»: Святополк;
[Аллогия/Олова: ] «Чехиня» [/из Варягов]: Вышеслав (+);
[Мальфрида: ] «2-я чехиня»: Святослав;
[Милолика/Анна: ] «Болгарыня»: Борис, Глеб, [Станислав (+), Судислав, Позвизд];
СПОРНО:
[Адель: ] «[Чехиня/Немка]»: Мстислав Тмутараканский;
ЗАГАДОЧНО:
Анна-Царевна, Византийская: [Феофано, Мария-Добронега]
Начнём с того, что сразу бросается в глаза: а где сыновья Анны-царевны, за которых столетиями держали Бориса-Романа и Глеба-Давида, ныне переписанных на анонимную «Болгарыню»?
Самое разумное из всего, мной читаного, написал по этому поводу В. Т. Татищев, ссылаясь на на Иоакимову летопись: «Анну царевну Нестор сказует греческую, что в великом сумнении погрешности, часть II. н. 184. Бориса же и Глеба он положил от болгорины, а от царевны Анны никого не показал, н. 163, а сей (ИЛет.) царевну Анну сказует мать Бориса и Глеба, то мню, конечно, сия царевна была болгорская, а Василию и Константину сестра внучатая, как н. 163 сказано.», т. о. возводя «Анну-царевну» к какой-то принцессе пленённого византийцами в 972 году болгарского ИМПЕРАТОРСКОГО ДОМА; по жене болгарского императора Петра 1-го Марии, дочери византийского императора-соправителя Христофора Лакапина, связанного родственными узами с византийским; и ВНУЧАТОЙ СЕСТРЕ ИМПЕРАТОРОВ Василия и Константина, внуков Константина 7-го и Елены Лакапин; и которую русские книжники то путают с одной из дочерей Романа 2-го и императрицы-трактирщицы Феофано/ Анастасии, родителей Василия, Константина, Зои и Анны, то правильно указывают на государственную идентификацию титула: «болгарыня»…
Таким образом, две строчки можно слить в одну:
Анна-Царевна, Болгаро-Византийская: Борис, Глеб, [Станислав (+), Судислав, Позвизд, Феофано, Мария-Добронега] … В неприкосновенности оставим неканоническую сомнительную часть списка имён, мелькнувших в привязке с ней в том или ином своде – к ним вернёмся по случаю…
И если по преимущественно невысокому положению жёны не возражали отойти В ТЕНЬ с парой – тройкой селец – городков /больше всех пришлось отрезать Рогнеде – удел по отцу Полоцк, ставший наследственным по удалению вместе с ней сына Изяслава, положившего начало ПЕРВОЙ МЕСТНО – ФЕОДАЛЬНОЙ ДИНАСТИИ РЮРИКОВИЧЕЙ/,то ситуация с сыновьями стала подлинно головоломной. Их единство в роде – стае поддерживалось только правом на Великокняжеское престолонаследие, сдвигающееся по изменению старшинства в роде – перемещение же рюриковичей на место территориально-племенной знати означало делить и кромсать державу по уделам; вместо старых этно-племенных расколов наряжать новые княже-феодальные?
Между тем христианский закон был неумолим – вне церковного брака детей нет!
Только обретённый в церковном браке сын правопреемник по наследству… Прогнать прочих?
Обратить всех остальных сыновей в рвущихся к Мести и Месту волков-изгоев?
Ситуация была столь очевидной, что вплоть до последних лет правления Владимир тянул разгласить этот секрет полишинеля, если Анна была Царевна и мать Бориса и Глеба – решение было объявлено незадолго до смерти, что сразу вызвало восстание старших сыновей, и одновременно старших в линиях, Святополка Туровского и Ярослава Новгородского в 1014 году. Святополк попал в заключение с женой, дочерью польского короля Болеслава 1-го, и духовником княгини католическим епископом Рейберном – из чего русопеты православия делают вывод о «борьбе с католической экспансией», не удосуживаясь узнать, что до схизмы 1054 года христианская церковь была едина; и Владимир, как до того Ольга в 962 году, сам пригласил католических прелатов, прикидывая, не проще ли иметь дело с Римом по вопросам церковной автономии… – ему, утвердившему государственный культ языческих богов; поменявшему язычество на православие; а перед смертью повелевшего устроить разгульное языческое отпевание, это было нетрудно. По освобождению Святополк удалился в Польшу – Рейберн умер в заключении.
Впрочем, есть и иное объяснение: Владимир ждал и тянул до последнего дня жизни Анны Царицы, умершей в 1011 году; ждал мальчика… Кстати, а не была ли эта ситуация очевидна всем: если у Анны, воцерковлённой жены – христианки рождается мальчик, именно он станет Великим Князем Русским – ведь удаление других жён уже перечеркивало права детей от них? А с её смертью они возрождались – и на традиционном праве, по старшинству в роде. И все как бы успокоились, когда по достижению положенного возраста, ещё до смерти, стало очевидным, что детей больше не будет…
Но случилось нечто, нарушившее всякий порядок, вызвавшее возмущение старших сыновей – остальным яриться было явно не с руки, их очередь вообще могла не наступить: уже умерли, не дождавшись заветного старшинства 4 брата Владимировича, место сыновей начинают занимать внуки, как Брячислав на место Изяслава… Если Борис был заявлен наследником, как о том пишет ПВЛ, но не являлся сыном Анны-христианки – это означало войну… Разве не очевидно было это изощрённому чёрствому старику, много раз переступавшему через кровь, братьев, веру, жён и детей…
В год 6522 (1014) … И сказал Владимир: «Расчищайте пути и мостите мосты», ибо хотел идти войной на Ярослава, на сына своего, но разболелся.
В год 6523 (1015). Когда Владимир собрался идти против Ярослава, Ярослав, послав за море, привёл варягов, так как боялся отца своего… Между тем печенеги пошли походом на Русь, Владимир послал против них Бориса, а сам сильно разболелся; в этой болезни и умер в июля 15 день…
Кажется, на пути разбора коллизий ситуации, традиции и права решение не просматривается – надо взглянуть с более широкого основания.
А и что бы случилось, если бы Анна Болгарская была освидетельствованной Порфирородной царевной; и Борис и Глеб прописались сыновьями её во всех Списках, Житиях, Памятях – склонились ли перед Христианским законом Незаконнорождённые Владыки Земель, каждая из которых больше Кастилии с Арагоном, Прованса с Бургундией, Дании с Фризией, и уж точно всех вместе взятых англо-саксонских королевств Англии??? Которые ведут походы и войны, неизвестные Киеву, и заключают союзы и договоры, не откладывающиеся в Летописания Руси, так что о рейде русского корпуса через Закавказье в Византию 1029 года узнают из Константинополя, а о морских походах Мстислава Владимировича на Каспий 1030-х годов узнают из Ширвана…
Но как началась 2-я Ярославова Гражданская война после 1-й Владимировой – название вполне условно, только потому, кто выиграл…?
Летопись вполне однозначно указывает зачинщиком Святополка убийством Бориса Ростовского и Глеба Муромского, объявленных и канонизированных при Владимире Мономахе первыми святыми русской церкви, и Святополка Древлянского, почему-то этой чести от Ярославичей не удостоившегося.
Вполне очевидно, что это не так; и даже с чисто юридической точки зрения Гражданская война началась с Ярославова Новгородского мятежа 1014 года. Летописец утверждает далее, что Святополк захватил власть, узурпировав права… Кого? Здесь летописец прибегает к эффемии о «любви» Владимира и киевлян к юному Борису – это правовое основание? По утверждению летописи более подробных списков утверждение Святополка оспаривали Ярослав Новгородский, Брячислав Полоцкий, Мстислав Тмутараканский, но:
…Брячислав очень скоро получает от Святополка Переяславль под Киевом /или Южный Древний на Роси – различить невозможно/; в боевых действиях он отметился в 1020 году… Нападением на Ярославово Новгородское наместничество; и более того, «вся дни живота своего», как сказано в летописи, продолжал воевать с Ярославом…
…Мстислав вмешивается в события в 1024 году… Полным разгромом Ярославовых войск Всея Сброда Всей Европы при Листвене; только после смерти Мстислава в 1036 году Ярослав переводит свой двор из Новгорода в Киев!
В сущности, это была война сына Рогнеды против сыновей других матерей…
Летописец не решается сказать, двуличит и мямлит, что хотел бы, чтобы всё основывалось на Христианском праве церковного единобрачия и пристало к Борису /если он ему подлежит/, но не может проговориться, ибо живёт из рук «неправых» источником власти Ярославичей; неправых даже в родовом праве «по старшинству»: сама летопись признаёт, что Ярославу было в 1015 году 27 лет, а Святополку, которым мать-гречанка «непраздна была» в 980 году 35…Его сверстники, старший сын Рогнеды Изяслав, «чехинин» Вышеслав, уже умерли… Это было тем более важно скрыть, что убедившись в подвохах христианского права единонаследия «в детях» на фоне русского родового «дети всегда законнорожденные», Ярослав решительно перешёл к родовому «лествичному» праву наследия по старшинству в роде – как тут мешали грехи молодости…
Ведь в сущности он вёл войну против всех, даже и внутри Рогнедова клана, если принять в расчёт, что Брячислав был его племянником, сыном единокровного и единоутробного старшего светоча-брата Изяслава, по легенде заслонившего мать от пьяного Владимирова меча…
По тексту летописи неразрешимость этой коллизии осознаёт и Борис, как, впрочем, и Глеб: летопись самыми живыми красками описывает, как он слагает с себя все права, отдаётся на волю брата, полагаясь найти в нём отца – какой политический смысл превращать послушного покорившегося подданного в жупел справедливого мятежа? Конечно, человеческое состоит из равных долей сросшихся Ума и Безумия – но второе уже по другому ведомству…
Поэтому как не прислушаться к известиям исландских саг, которые уже лет двести с 1834 года раскалывают научное сообщество, слава богу, не вырываясь на улицу; вокруг которых ломали копья О. Сенковский и Н. Котляр, М. Свердлов и Е. Рыдзевская, А. Лященко, А. Назаренко и С. Михеев, а сегодня переполняется И. Данилевский и отбивается Т. Джаксон… Впрочем, имя им легион!
Суть да дело таковы: в 1834 году историк – полиглот Осип Сенковский перевёл на русский язык исландскую «Сагу о Хрольве Гаутрекссоне» из так называемых «Саг о древних Временах»; и сагу «Прядь об Эймунде», входившей составной частью в «Сагу об Олафе Харальдсоне», и идентифицировал Эймунда саг с предводителем варягов, нанятым на службу Ярославом в 1014–1015 году.
В сагах подробно рассказывалось об участии Эймунда с отрядом из 600 викингов в междоусобной войне конунгов Ярицлейва из Хольмгарда, Бурицлава из Кунигарда и Вартилава из Полтескью:
…«Эймунд сказал: «Если вы хотите поступить по-моему, то я скажу вам, если хотите, что я задумал. Я слышал о смерти Вальдимара конунга с востока из Гардарики, и эти владения держат теперь трое сыновей его, славнейшие мужи. Он наделил их не совсем поровну – одному теперь досталось больше, чем тем двум. И зовется Бурицлав тот, который получил большую долю отцовского наследия, и он – старший из них. Другого зовут Ярицлейв, а третьего Вартилав. Бурицлав держит Кэнугард, а это – лучшее княжество во всем Гардарики. Ярицлейв держит Хольмгард, а третий – Палтескью и всю область, что сюда принадлежит. Теперь у них разлад из-за владений, и всех более недоволен тот, чья доля по разделу больше и лучше: он видит урон своей власти в том, что его владения меньше отцовских, и считает, что он потому ниже своих предков. И пришло мне теперь на мысль, если вы согласны, отправиться туда и побывать у каждого из этих конунгов, а больше у тех, которые хотят держать свои владения и довольствоваться тем, чем наделил их отец. Для нас это будет хорошо – добудем и богатство, и почесть.»
Для лингвиста – полиглота с отличной начитанностью в исторических текстах не составило труда определиться с реконструкцией имён обратно в русско – славянский: Ярослав, Брячислав и… Борислав т. е. Борис в его полной форме: на больших искажениях в 2-х последних именах отразилась их относительная редкость, наложение польских аналогов, например Вартислав Поморский, трудность передачи гласных дифтонгов и йотированных гласных, особенно в составе слогов. В то же время наличие базовой «Р» совершенно исключает возможность услышать в «Бурицлаве» «Болеслава», чем так тешатся «лингвисты из желания» опровергнуть – исторический материал надо брать таковым, как он есть, а не претворять в объект поварского искусства под то, что хочется. Как иначе оценить такую фразочку у Т. Джаксон: «Конунга Бурицлава традиционно отождествляют со Святополком…»
Да, уже 200 лет без десятка, и всё не могут «отождествить».
А ведь это из текста 5-томной хрестоматии для воспитания студентов-историков работе с первоисточниками – или тому, что можно сотворить из первоисточника?
М-да!
Саги, особенно «Прядь об Эймунде», содержали развёрнутое изложение участия варяжских наёмников в русской междоусобной войне на протяжении 1015–1023 годов, в частности подробно повествовали, как по поручению Ярицлейва люди Эймунда убили Бурицлейва, проникнув в его лагерь ночью накануне битвы, и в деталях, совпадающих с подробностями летописного описания расправы с Борисом на Альте. Более того, ряд известий саги разъясняют и делают вполне логичным какое-то сумбурное повествование летописи, в частности, совершенно непонятную причину двухкратного визита убийц к месту преступления, и такое же двойное убийство Бориса, сначала на Альте, затем по дороге в Вышгород; наличие странного «обезглавленного трупа верного Борисова слуги-угрина по имени Георгий, которого не узнали…»… Сага с шокирующей достоверностью сообщала, что проникнув в шатёр Бориса, люди Эймунда отрезали ему голову, с которой и скрылись, предъявив впоследствии Ярицлейву, который «покраснел, и спросил: могут ли они за такую же плату достать ему и труп для достойных похорон». Эймунд, полагая, что после гибели князя его войска разбредутся, отправился на поиски и действительно нашёл тело, которое осталось на месте снятого шатра неузнанным. Ярицлейв похоронил брата с должными почестями…
О. Рапов обратил внимание, что сообщение саги бросают новый свет на летописное известие:
В год 6525 (1017). Ярослав пошёл в Киев, и погорели церкви.
– и сделал вывод, что никакого убийства князя Бориса в 1015 году не было; что только к 1017 году Ярослав Новгородский и разгромил и убил Бориса Киевского, который во исполнение воли отца толи по закону, толи по самоуправству родителя сел на престол Великого Князя Русского в 1015 году. Но это сразу поднимало и решало вопрос, кто убил брата Бориса Глеба Муромского: в начавшейся междоусобице тот принял естественно сторону брата и устремился к нему, но выход Ярославовых войск к Любечу в 1016 году перерезал путь по Днепру, на котором его и перехватила Ярославова засада… Кто убил Святослава Древлянского остаётся под вопросом: летопись указывает, что он бежал в сторону Венгрии и погиб в Угорских горах – более естественно предположить, что начавший бойню братьев Ярослав уже не останавливался, избавляясь от соперников в ближайших землях к Киеву.
Можно ли полагать Ярослава способным на такие семейные преступления, перед которыми бледнятся и Брунгильда, и Ричард 3-й, и Иван 4-й? Что нам достоверно известно о нём, как о человеке? Где совпадают оценки летописи и саг?
А и чем он выделяется на общем фоне от Ярополка до Владимира:
Ярополк, убивший брата Олега; Владимир, предательски убивший уступившего ему власть брата Ярополка; Святополк, заявленный убийцей Бориса, Глеба и Святослава; Ярослав,22 года моривший на хлебе и воде брата Судислава, убивший принесшего ему престол посадника Константина Добрынича, отравивший по намёкам летописи победившего и пощадившего его брата Мстислава… Право, если вы в одночасье зарезали брата – вы Окаянный, если вы 20 лет гноите его в колодезном порубе на свечке, воде и горшке каши – вы Мудрый!
Летопись и Сага в общем рисуют одинаковый внешний и психологический портрет Ярослава: тщедушный, болезненный, хромой с детства; боязливый, но умеющий собраться; подозрительный, честолюбивый, завистливый и злопамятный; скупой до жадности, но не теряющий здравомыслия; любознательный… Всё, разумеется, в разных стилистических оттенках: сага пишет «трусливый» – летопись об осторожности, сага пишет «скупой» – летопись о рачительности… Летопись пишет об остром уме и широком кругозоре – Сага напирает на умение слушать и принимать советы умной жены Ингигерды Злой. Летопись намекает, что всё плохое было от жены; сага трубит, что от неё было всё доброе.
И как естественно было после свержения и убийства Бориса и кровавой бани, устроенной братьям, явиться в 1018 году восстановителем закона и справедливости, Святополку, опираясь на помощь тестя Болеслава 1-го Храброго/2-й будет Смелый/… И приказать патриотически истреблять польские отряды, как только тесть вознамерился сам сесть на Руси и начал разводить войска по городам…
В 1019 году на Альте происходит решающая битва Ярослава и Святополка, первый привёл с собой варягов – союзниками второго выступают печенеги: Святополк разбит, ранен, бежит… Бежал ли? Любопытно, как ответил /по саге/ Ярослав на предложение Эймунда убить Святополка: «…не буду делать этого, но не буду и мешать, если кто сойдётся с ним грудь к груди…». А в саге есть странно повторяющийся эпизод с убийством «Борицлейва» в шатре, но чуть-чуть по другому: князь попадает в засаду на просеке; его шатёр подхвачен согнутым деревом, уже не дубом, и заброшен в чащу – никаких манипуляций с телами не было, кажется их бросили на растерзание зверям: этим можно объяснить пропажу каких-либо известий не только о посмертной судьбе останков Святополка, но и его жены, дочери польского короля Болеслава 1-го … В этой связи нельзя не обратить внимание, что описание убийства «2-го Борицлейва» как-то более ближе к версии засады на пути бегства: военный стан на просеках в лесу не раскладывают.
Уже давно, в сознании или недоумённо, обращено внимание, что в непосредственной близости к событиям 1015–1019 гг. имя Святополка не несло ценностной неприглядности, подобно имени Ирода Великого; и сын Ярослава «Мудрого» Изяслав преспокойно называет своего первенца-наследника СВЯТОПОЛКОМ, что в наличии всех условий, оглашённых ПВЛ, неприлично и даже оскорбительно к семейной памяти, и так продолжается весь 11 век: поношения и завершающий их этический запрет легли только в 12 веке вместе с поновлениями текста ПВЛ летописцем Сильвестром при великом князе всея Руси Мстиславе Великом…
Очень интересно отношение исторического «бомонда» к материалам саг: отвергая их в целом, даже самые цензовые представители цеха очень внимательны к их частностям, и например, вокруг утверждения саг об обмене Полоцка на Киев между племянником Брячиславом и дядей Ярославом разгорелась целая полемика; и вполне академический М. Свердлов подтвердил возможность этой операции, если подразумевать не обмен территорий, а обмен правами на получаемые с них налоги, развернув положение, что до 1036 года Ярослав был не Великим Князем – Автократором, а преимущественно Старшим в роде, при этом вполне очевидно сменяемым после смерти богатырём Мстиславом, становящимся тогда уже и юридически, и фактически Великим князем – и нет ничего необычного, если избегая опасной заслоняющей близости Мстислава он поставил в Киеве наместника, племянника Брячислава, заодно лишив того на какое-то время опоры на преданный Изяславовой ветви Полоцк; как и обезопасив от головокружительных порывов Мстиславовым мечом. Но понравится ли такое положение Ирине – Ингигерде, с 1020 года вдруг ставшей дарить Ярославу по сыну каждые три года…
Одним из убедительнейших доводов против материала саг является обнаружение денежных монет Святополка, т. н. сребреников, при отсутствии денежных знаков Бориса… Это действительно опускало бы саги до литературно – эпического моря, если бы на монетах стояли даты – но при идентификации только именем князя следует признать, они могли чеканиться в любой период на протяжении 1015–1019 годов, в том числе и во «второе» летописное 1018–1019 годов княжение Святополка, как и в «первое» 1015–1016. Их незначительное количество (найдено около 20 экземпляров), и в подавляющем большинстве в регионе Киева (в Белоруссии в настоящее время найдено лишь 2-е – больше нигде), позволяет оценивать их только как способ политической демонстрации. Впрочем, можно предполагать организованное изъятие и перечеканку монет Святополка его противниками в последующие времена.
Налицо патовое положение.
С другой стороны отыскание хотя бы одной Борисовой монеты или материала с его печатью решительно изменит ситуацию, обратив излитературенную гипотезу в исторический факт… И типун мне на язык – вдруг за «Велесовыми книгами» появятся «Борисовы диргемы»! Но было ли у Бориса время для таких частно-мирных дел: ведь гражданская война Севера против Киева была заявлена Ярославом уже в 1014 году и должна была вспыхнуть немедленно по смерти Владимира в 1015-м между уже изготовленными полками Ярослава и собирающемуся к тому Владимировыми дружинами во главе которых даже по летописи стоял Борис/Роман Владимирович?..
Пока же в косвенное опровержение не события, а адекватности его изложения в сагах можно привести следующее обстоятельство: один из выразительных персонажей саги Ирина – Ингигерда стала женой Ярослава только в 1019 году т. е. никак не могла быть задействована в событиях 1015–1018 годов. Это подтверждается не только успешными изысканиями ряда историков по поводу наличия безымянной первой жены Ярослава, захваченной поляками и уведённой в Польшу в 1018 году; но и рождением первого сына Ингигерды от Владимира в 1020 году… Как-то невольно хочется добавить это справкой из Н. Карамзина: «Илия Ярославич, князь новгородский, старший сын великого князя киевского Ярослава Владимировича от первого его брака с неизвестной, а не от брака с Ингигердой. Когда родился – неизвестно, но в 1019 г. Ярослав, заняв великокняжеский стол, вместо себя посадил в Новгороде Илью, который умер в следующем же 1020 г…» /восходит к Новгородской 1-й летописи младшего извода/.
М-да, как-то синхронно у них: умер-родился… Или родился – умер?…
И другой, из святцев, касательно Первого сына от Ингигерды и Первой жены в «радости и горе»: «В 1439 году святитель Евфимий, архиепископ Новгородский, установил творить 4 октября память святому князю Владимиру и погребенной рядом с ним святой Анне Новгородской, первой жене князя Ярослава, ошибочно принятой за мать князя Владимира.»
М – да, а это уже к нравственным устоям Князя Мудрого…
Впрочем ведь и Ингигерда разорвала помолвку с любимым красавцем – богатырём Олавом Харальдссоном, которому уже вышила и подарила свадебный белоснежный плащ, как только замаячила богатствами Гардарика, оценив любовь в подаренную новым женихом Альдейгьюборг – Ладогу…
…Нет такого мерзавца, который не нашёл бы свою мерзавку /русская пословица/.
Ах как хочется развязаться с этими подвохами, но к женщинам придётся вернуться: развившаяся в последние десятилетия болезнь привязать свой околоток к тому или иному персонажу отечественной истории породила попытку всё же утвердить грешную Ирину – Ингигерду в качестве святой Анны Новгородской, той же Ингигерды в 3-й её ипостаси, кающейся, монашеской; а для этого растянуть срок её жизни за 1054 год, дату кончины мужа, т. к. при живом супруге жена не могла уйти в монастырь, разве только не монашествуются оба. Успокойтесь в ваших попытках хотя бы строкой ПВЛ:
В год 6558 (1050). Преставилась княгиня, жена Ярослава…
…Ах, как не надо зарекаться!..
Ведь если в 1019 году Первая жена «Анна Новгородская» была жива, пребывая в плену, брак Ярослава и Ингигерды был незаконным, а ВСЕ ДЕТИ ОТ ЭТОГО БРАКА НЕЗАКОННОРОЖДЕННЫМИ! Единственным законным наследником престола и титула Великого Князя Русского в христианском праве являлся 12—13-летний князь Илья Ярославич Новгородский…
На том же основании, что брак Эдуарда 4-го с Элеонорой Батлер не был расторгнут в момент бракосочетания его с Елизаветой Вудвиль, дети от второго брака принцы Эдуард и Ричард были лишены актом парламента права на престолонаследие, и Ричард Глостер стал Ричардом 3-м. Виноват ли Ричард в гибели племянников, как то писал Холлиншед и живописал Шекспир – или это дело Генриха 7-го Тюдора, как полагают сейчас большинство англичан, а иные уже с 18 века?… «В 1933 году могила была вскрыта для научной экспертизы, которая подтвердила, что кости действительно принадлежали двум детям, вероятнее всего, мальчикам лет 12–15, находившимся в близком родстве. Косвенно это свидетельствует против Генриха VII, так как, если бы преступление совершил Ричард, то убитым детям должно было быть 10–12 лет. В последние годы были обнаружены архивные счета, из которых явствовало, что деньги на одежду и питание для принцев выделялись казной. Последняя такая запись обнаружена от 9 марта 1485 года.» – Ричард погиб 22 августа 1485 года…
Бедный Илья Ярославич Новгородский…
Участь его решена!
Да, многомудр был Ярослав Владимирович, много возвышаясь над окаянностью Святополка Владимировича/Ярополчича: мятеж на отца, 2-я Гражданская война, 5 убитых и 1 пожизненно заключённый брат, 1 постриженная жена, 1 умерщвлённый сын… И переписав это на брата – противника?
Англичане до этого додумаются лишь через 500 лет…
Ходы в семейные тайны и плохие дела…
Вернёмся к отложенному до случая: вот список, который требует небольшого разбора:
Анна-Царевна, Болгаро-Византийская: Борис, Глеб, [Станислав (+), Судислав, Позвизд, Феофано, Мария-Добронега]…
Кроме канонических Бориса и Глеба он содержит имена, которые в той или иной степени привязаны к «болгарыне», т. к. в сущности создаётся странная ситуация: русское летописание буквально лучится гордостью по поводу породнения рюриковичей с представителями императорской династии, поднимают тонус утверждением, что сестра императоров Македонской династии стала супругой Владимира, называют её в тексте Владимировой царицей – и полное отсутствие, когда дело доходит до указания имён детей: там она только «болгарыня». Наиболее удобоваримой на настоящее время представляется вывод В. Татищева, что это действительно и сестра и царевна, но по болгаро-армянской линии Крумов-Лакапинов; но зачем вдруг заслоняться от вполне реальных титулов и статусов, пусть они и болгарские? Почему такое расхождение: в церковных житиях Борис и Глеб дети византийской августы – в церковно-гражданской ПВЛ только безымянной «болгарыни»?
Само по себе напрашивается объяснение, что это искоренение «Рогнедовичами» законных правообладателей «Царевичей», вслед за мечом – пером! И оставив этот пункт, как достигший предельной на сегодняшний момент достоверности перейдём к разбору самого списка.
Начнём с Бориса-Романа и Глеба-Давыда. Имена гипотетических «Царевичей» выглядят интересно, с подтекстом. Так Борис, в полной форме Борислав, статусное славянское имя, княжеского достоинства; крестильное совпадает с именами Романа 1-го и Романа 2-го Лакапинов; но кроме того дословно означает «Римлянин=Ромей=Роман». Но ещё более интересно, что Борис, это воцерковленное имя первого славянского святого, болгарского царя Бориса 1-го Святого крестителя Болгарии. Сложнее выглядит ситуация с младшим братом: в форме Глеб в настоящее время имя заявляется из германских языков, но с подходящим значением «милый, угодный богам»; в форме Улеб, упоминаемой в летописи в сюжете о младшем брате Святослава Игоревича, оно этимологически не прочитано, а прямое тождество проводить явно преждевременно. Г-да «филологи», манипулируя мгновенно возникающими у них, как «бог из машины», законцами, как – то закрывают глаза, что в данном случае происходит почти невероятное: замена «согласной» на «гласную». Куда как более вероятно, что если это передача чужестранного имени, то гласная воспроизводит гласную. Но ситуация ещё интересней, в старо-норвежском языке произносится «У» в той позиции, где в современном русском произносится «О» по расщеплению дифтонга «ОУ»; и имя «Олаф» в русском воспроизводстве вообще-то в норвежском выговаривается как «Улав». Возникает сильнейшее подозрение, не переставлены ли тут имена, и нашему «Глебу» присвоено значение скандинава «Улеба»? Крестильное имя очевидно: библейский Давид в русской форме Давыда со значением «любимый, возлюбленный [богом]». Но к чему такое «возведение в квадрат»? Резкая выразительная отстранённость от Бориса и Глеба на фоне прочих «…полков» и «…славов» задаёт и полагает другой посыл – и по христианскому освящению значения первого имени не то ли положено в принцип второго? Не в легендарного ли Глеба – Улеба, в Житии Роавноапостольной Ольги названного её младшим сыном – христианином, казнённым язычником Святославом, назван и Глеб Муромский; кроме прочего свидетельствуя и об историчности прототипа по наличию этно – исторической русской традиции наименования внука по деду.
Эти соображения заставляют с подозрением относиться к остальной части списка, как построенной на иных принципах, иногда полностью несовместимых как с утвердившейся окончательно славянской статусностью, а то и с христианским посылом, ярким примером чего следует признать Позвизд. О высоком статусном ранге последнего свидетельствует только мужской род имени. По совокупности следует его исключить.
Метрономом к славянизированной части списка является указание летописи на юный возраст святых князей-царевичей в момент гибели: в интервале оценок 25–16 лет. То обстоятельство, что в момент гибели оба святых князя-царевича были холостые позволяет сократить интервал, приблизительно 18–19 лет для Бориса и 15–16 лет для Глеба. К этому косвенно подводит и выделение им уделов в 1010 году, которое не могло бы состояться, кроме фиктивного присвоением поступающих доходов с прижизненно переданного наследства, до достижения 11-летнего возраста «городовой службы» у младшего Глеба. Кроме прочего этим обстоятельством можно объяснить отсутствие Глеба рядом с братом в 1015 году – обычно в 16 лет князь-наследник впервые объезжал – представлялся своему «имению»; впрочем, этот срок полного вступления во владельческие права начинался с 14 лет и так, например, «по древним узаконениям» проводил раздел имения между малолетними братьями и сёстрами 4–9 лет по смерти родителей Андрей Болотов, единственный достигший 14 лет… Т. о. из списка можно исключить Станислава Смоленского, получившего наместничество ранее 1010 года.
Остаётся несчастный Судислав, трагедия которого пересилила даже Ярославовы симпатии летописца. Назначение ему последнему наместничества в Пскове в 1014 году в очевидное наказание и ущемление Ярослава, как и то, что Ярослав проглотил это унижение, не сгонял обидчика, и кстати, основателя псковского сепаратизма от Новгорода, свидетельствует о наличии за спиной ничем во всю живописно – кровавую эпоху, кроме личной трагедии не проявившейся фигуры, другой мощной тени, и две летописных записи под 1036 годом проясняют её:
В год 6544 (1036). Мстислав вышел на охоту, разболелся и умер…/в других более полных списках ПВЛ: «…и разгорячился, и испил квасу ковш, и упал замертво, а квасник пропал, а сказывают, до того был квасником на поварне у Ярослава»/…
…В тот же год посадил Ярослав брата своего Судислава в темницу во Пскове – был тот оклеветан перед ним…/проверка клеветы продолжалась 24 года/
Т. о. Судислав переходит в единоутробные братья Мстиславу Владимировичу Храброму; и если присоединить к тому нередко присутствующего в вариантах ПВЛ при той же матери Станислава, оформляется линия:
[Чехиня] / [Немка] / [Адель]: Станислав, Мстислав, Судислав…