Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Вопросительные знаки в «Царском деле» - Юрий Александрович Жук на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Изменение отношения Я. Шиффа к большевистской России совпало с подобным изменением и для многих его соратников. А примером сему – приведённая ранее телеграмма Спринг-Райса, которая наглядно показывает, как совершенно несопоставимые политические группы могли вдруг объединяться вокруг одной цели. Но если в первые дни прихода к власти большевики ещё могли убедить кого-то, что Советская власть не станет автократией, то теперь все поменялось. И все те, кто ранее верил в декларируемые большевиками идеалы, убедились в том, как на деле созданный ими режим подавляет свободу и инакомыслие. Но ещё больше их бывшие сторонники были ошеломлены безбожием и жестокостью, как самой революции, так и её лидеров.

Из телеграммы Спринг-Райса также становится ясно, как агент британской разведки Сидней Рейли смог вернуться в Россию[26].

Привлечение С. Рейли к банковской программе и план по свержению большевиков, как части двойной политики, находят подтверждение и в переписке секретаря У. Черчилля Арчибальда Синклера. Так, в одном из своих меморандумов он упоминает С. Рейли в качестве «правой руки» Кароля Ярошинского – русского миллионера и одной из ключевых фигур русской банковской программы, а также благодетеля Романовых в период их нахождения в Тобольске.

В то время, когда секретные агенты засылались в Россию в ноябре и декабре 1917 года, компания «Гудзонов залив» продолжала сборку дома, а секретные фонды начали перечислять средства в Россию для поддержки действий этих агентов. И именно поэтому согласованность их действий вовсе не является случайным совпадением, ведь фактически вся деятельность этой агентуры, связанной с домом, банковской программой и тайными операциями разведки, осуществлялась сообща сравнительно небольшой группой людей.

Свидетельством выполнения этими агентами порученных им заданий уже в 1917 году может служить и следующий факт – находящаяся в тобольской ссылке Государыня Императрица Александра Фёдоровна сумела тайно передать записку с планом первого этажа «Дома Свободы». Примечательно и то, что, предназначенная для Короля Георга V, сия записка была адресована экс-Императрицей на имя Своей бывшей гувернантки мисс Маргарет Джексон. А вот была ли эта записка ответом на послание от британской Королевской Семьи или была послана по инициативе самой Государыни, остаётся неизвестным.

Однако в свете новых фактов более предпочтительнее выглядит версия о том, что это был ответ на послание Короля Георга V, пытавшегося предпринять первые шаги по освобождению своих родственников. А то, что эта записка была передана, – факт, не подлежащий сомнению. Последовавший за Семьёй в Тобольск учитель английского языка Августейших Детей Чарльз Сидней Гиббс сохранил в своих личных бумагах копию этой записки с планом этажа. И если бы эта копия не сохранилась, мы так бы никогда и не узнали о существовании такой записки, поскольку местонахождение оригинала до сих пор неизвестно.

Другим связующим звеном между домом, банковской программой и Царской Семьёй был уже упомянутый ранее К. И. Ярошинский, избранный для действий в качестве представительской фигуры при осуществлении банковской программы в России[27].

Лояльность Ярошинского по отношению к союзникам и знание русской банковской системы были двумя его очень сильными и ценными качествами, но, кроме них, он обладал ещё и другим ценным качеством – личной взаимосвязью с Царской Семьёй. Ведь непосредственно сам К. И. Ярошинский был благородного происхождения, а поскольку он являлся одним из крупнейших благотворителей госпиталей и больниц, находившихся под патронажем Великих Княжон Марии и Анастасии Николаевны, его также хорошо знали и Их Августейшие Родители. И прямым подтверждением этому – письмо Государыни от 22 января 1918 года, которое Она написала А. А. Вырубовой, находясь в Тобольской ссылке, и в котором благодарит её за присланные деньги:

«Было так неожиданно для меня получить это письмо от первого числа и чек от десятого. Мы сердечно благодарим через вас Ярошинского. Это и в самом деле трогательно, что даже теперь кто-то помнит о нас. Слава Богу, что его имения пощадили. Господь да благословит его».

Из текста этого письма не ясно, от кого экс-Императрица получила послание «от первого числа»: от А. А. Вырубовой или К. Ярошинского. Однако из Её экспансивного ответа явствует, что Она была очень тронута, получив известие о К. Ярошинском. Тон же Её письма также не исключает возможности, что, помимо напоминания и участия в судьбе несчастной Семьи, К. Ярошинский также мог сообщить Ей и что-то другое, чему Она была весьма удивлена и за что сочла необходимым выразить ему тёплую благодарность. Впрочем, это всего лишь предположение…

Но нам также известно, что к тому моменту К. Ярошинский уже оказался вовлечён в банковскую программу и был связан со служащим компании «Гудзонов залив» Генри Армитстедом, который как раз в то время занимался строительством дома в Мурманске. И поэтому нельзя окончательно сбрасывать со счетов тот факт, что Императрица могла получить от него известие, что имеется план по Их освобождению и перевозке на Север России. И тогда Её фраза «…что даже теперь кто-то помнит о нас» явно говорит в пользу того, что какая-то информация на эту тему всё же доходила до Царской Семьи. И дополнительное свидетельство этому – показания, данные в 1920 году в Париже Н. А. Соколову Князем Г. Е. Львовым. Ибо последний, во время своего пребывания в Екатеринбургской тюрьме № 2 имел разговор с Князем В. А. Долгоруким, в ходе которого тот прямо заявил ему о том, что его отчим Граф П. К. Бенкендорф ведёт с англичанами переговоры об освобождении из плена Царской Семьи. Впрочем, и это всего лишь предположение…

Город Романов на Мурмане (Мурманск) был, действительно, самым идеальным местом для обеспечения безопасности Царской Семьи, поскольку городское население здесь было немногочисленным, а присутствие в нём союзников уже имело место. Поэтому в случае необходимости вывести отсюда Царскую Семью было бы гораздо легче, чем из какого-либо другого места России. А, кроме того, отправиться вместе с Семьёй в Романов на Мурмане было изначальным желанием Императора почти сразу же после отречения.

Кстати, не следует забывать, что после целого ряда событий, произошедших в России в 1918 году, деятельность различных людей, принимавших участие в банковской программе (к примеру таких, как Генри Армитстед, который не только принимал участие в этой программе, но занимался также и сборкой дома в Мурманске), была описана в ряде часто противоречащих друг другу источников. Причем, эти источники предоставляли на суд истории не только различные описания произошедших событий, но, зачастую, и изменяли таковые со временем по тем или иным причинам…

Вскоре после того как было принято решение о проведении двойной политики и сформулирована банковская программа, в группу бывших царских чиновников, возглавляемую В. М. Вонлярлярским (бывшим деловым партнёром Великого Князя Александра Михайловича, в своё время связанным с ним организацией коммерческих предприятий в Маньчжурии), был введён некто полковник Кейес[28].

В настоящее время, после тщательного сравнительного анализа и изучения огромного количества документов, сохраняемых в Лондонском архиве, представляется более чем очевидным, что официальный смысл банковской программы, то есть финансовая поддержка Юго-Восточной конфедерации, был только частичной причиной, обусловившей её существование. Позднее, в 1928 году, когда «заём» (так назывались деньги, проводимые через эту программу) и К. Ярошинский попали под обстрел лондонских политических чиновников самого высокого ранга, полковник Кейес зафиксировал своё отношение к этому делу в письменном показании. И начал он свой отчёт с довольно интересного утверждения, в котором имелось множество нюансов:

«Накопилось очень много недоразумений по поводу займов в русские банки, как стали называть это дело, и я решил, что мне следует изложить всё, что я помню относительно обстоятельств той политики, в которой так называемый заем (курсив мой. – Ю. Ж.) представлял собой лишь небольшую часть».

Таким образом, комментарии Кейеса, касающиеся «так называемого займа» К. Ярошинскому, более чем наглядно показывают, что это был вовсе не заём, а прикрытие для финансирования действий разведки союзников, связанных с планом проведения двойной политики их стран. Однако эта банковская программа со всеми её смысловыми подтекстами продолжает оставаться не до конца понятой, а трудности, с которыми приходится сталкиваться исследователям этого вопроса, чрезвычайно велики, поскольку все эти операции осуществлялись после захвата власти большевиками, то есть уже после того, как сделки такого рода были объявлены нелегальными. Поэтому все связанные с ними документы, как уже упоминалось ранее, необходимо было датировать задним числом. А для того, чтобы не допустить их попадания в руки большевиков или германцев, многие из таких документов, могущих в значительной степени пролить свет на сущность этого банковского дела, были уничтожены. Прорехи в сохранившейся документации, наличие документов, датированных задними числами (что, собственно, признают и сами авторы этих документов), а также отсутствие датировки на большинстве таковых, означают лишь, что та огромная работа, которая была проделана английским журналистом Майклом Кеттлом и другими исследователями, в конечном счёте, выявила по этому делу больше вопросов, чем ответов.

Но дальнейшие трудности в этом деле возрастают в связи с тем фактом, что в этом деле левая рука часто не имела представления о том, что делала правая. Или, как верно заметил банковский аудитор Р. X. Хор, которому спустя годы было поручено бухгалтерское исследование этой банковской программы: «в этом деле была “двойная нить”, за которой нужно было следовать». И, думается, нет нужды гадать, что это за «двойная нить», на которую он намекает. Ибо эта нить есть не что иное, как… двойная политика. А в качестве примера Р. Х. Хор утверждает, что ему «пришлось столкнуться с определёнными трудностями», поскольку банковская программа не могла рассматриваться с чисто экономической точки зрения, а также то, что «она была санкционирована Министерством иностранных дел Великобритании в основном по политическим мотивам». Смысл же этого замечания заключается в том, что эта банковская программа имела такие ответвления, сущность которых была больше связана с политикой, чем с экономикой.

Сейчас уже не представляет секрета, что одним из таких политических ответвлений была задача по освобождению Царской Семьи. Ведь в числе прочих секретных дел (так называемых Темплвудских документах, хранящихся в Кембриджском университете), имевших отношение к судьбе Царской Семьи и промышленно-финансовой деятельности в северной части России, имеется ряд материалов, переданных туда агентом МИ6 и главой британской разведки в Петрограде в 1916–1917 годах Самюэлем Хором. Доступ к этим делам был ограничен до 2005 года, в связи с чем возникает вопрос – зачем было засекречивать такие дела, если банковская программа и прочие действия не были связаны с возможной попыткой освобождения Царской Семьи?

На сегодняшний день вся доступная документация свидетельствует о том, что полковник Кейес изначально был связан с тремя лицами, которые обозначались инициалами «Y», «X» и «Z». «Y» – это К. Ярошинский, которому было необходимо 500 000 фунтов стерлингов для вступления во владение банком, для чего он получил заём под 3,5 %. (Этот заём был предоставлен под предлогом перекупки нескольких прогерманских директоров этих русских банков для того, чтобы вывести их из правления, о чём в телеграмме, посланной Кейесом 10 февраля 1918 года, имеется соответствующая ссылка.)

Однако на этом этапе обычная логика, по-видимому, уже не предопределяет дальнейший сценарий развития событий, поскольку ранее уже упоминалось о том, что В. И. Ленин национализировал банки ещё в прошлом месяце, в силу чего уже не было никакой необходимости в перекупке прогерманских акционеров. На деле же вовсе не осталось вообще никаких акционеров: ни германских, ни каких-либо других. Так, ранее уже говорилось о том, что по прошествии лет некоторые из участников этого дела открыто признались, что они датировали документы задним числом для того, чтобы таковые могли выглядеть, как имеющие отношение к банковским сделкам, осуществленным ещё до национализации. А, кроме того, некоторые документы подтверждают, что полковник «встречался с большевиками». А, значит, какая-то часть большевистского руководства знала об этой банковской программе и предполагаемом выкупе для прогерманских акционеров через В. И. Ленина. Но, с другой стороны, если деньги союзников действительно предназначались для этой цели, то почему тогда оные должны были быть кровно заинтересованы в защите интересов прогерманских акционеров?[29]

К февралю 1918 года некоторые из членов банковской программы столкнулись с серьёзными затруднениями, о чём свидетельствует следующая телеграмма:

(№ 411): 10/2/1918

«… Кейес (ref. 369) говорит, что в банковской программе задействованы Y (Ярошинский), X и Z (двое неизвестных), Поляков. Программа задержана, поскольку (1) X находился в тюрьме. (2) Поляков не может быть проинформирован о политических целях. Повидавшись с X, Р искренно вошел (в дело). Но продолжает осуществлять политику по приобретению Банка, но ему необходимо немедленно получить 500 000 фунтов стерлингов. Договорились о следующем: Мы выплачиваем Y в Лондоне 500 000 фунтов в качестве займа под 3,5%. Он передает (переводит) X акции стоимостью r 35 m. Правление, осуществляющее контроль над всеми банками и т.п., будет состоять из Y и X (или Z) плюс двое нас. Чтобы придать делу вид коммерческой сделки, процент будет составлять 5,25 вместо 3,5».

«X», о котором Кейес сообщает, что он находится в тюрьме – это председатель Сибирского акционерного коммерческого банка Н. Н. Покровский. Его банк входил в число принимавших участие в банковской программе, а сам Н. Н. Покровский был первым из тех, кто через К. И. Ярошинского смог приблизиться к полковнику Кейесу. (Теперь он содержался большевиками в заключении за отказ от передачи денежных средств для Русского Красного Креста.) А бывший Министр земледелия А. В. Кривошеин, который в телеграмме Кейеса был упомянут как «Z», находился неизвестно где, в силу чего Кейес и известил МИД Великобритании о том, что «программа задержана».

Следствием неучастия в деле Н. Н. Покровского и А. В. Кривошеина стало то, что МВД Англии предложило, чтобы г-н Поляков, который был связан с Сибирским акционерным коммерческим банком, был введён в договор. Британский командующий в северной России генерал Пул, познакомившись с Поляковым, настаивал на его введении в программу, но это предложение встретило сопротивление в лице Теренса Кейеса, который, как видно из приведенной телеграммы, заявил, что Полякова не следует информировать о её политических целях…

Политическая подоплёка и те цели, о которых, по мнению Кейеса, не должен был знать Поляков, могли быть на самом деле связаны с приближающимся свержением большевиков и возможным освобождением Царской Семьи, для чего Кейесу нельзя было привлекать внимание ко всем перемещениям финансовых средств настолько, насколько это было возможно. А в этом случае непредумышленная настойчивость Пула по введению Полякова в суть дела могла испортить всю операцию…

После своего включения в программу, Поляков почти сразу же сумел привлечь недружелюбное внимание к этому рискованному предприятию со стороны тех лондонских партий, которые ничего прежде не знали о нём, так как активно настаивал на более высоких процентных ставках, всерьёз полагая, что этот перевод денег и в самом деле был займом для К. Ярошинского. Это пристальное внимание повлекло за собой разрушительные последствия, свидетельствующие о том, что генерал Пул не имел полной информации о конечных политических целях этой банковской программы, в противном случае он, конечно же, не стал бы предлагать Полякова для участия в данном предприятии. И это утверждение в дальнейшем полностью подтвердилось, когда в конце весны 1918 года С. Рейли будет послан на смену Хью Личу – британскому агенту, который начал слишком много говорить об этой программе. И теперь становится окончательно ясно, что генерал Пул не входил в круг посвящённых, поскольку в апреле, то есть вскоре после прибытия С. Рейли, он получил телеграмму, в которой его впервые проинформировали, что С. Рейли прибыл с секретной миссией:

«Два следующих офицера заняты на специальной секретной службе и не должны упоминаться в официальной корреспонденции или перед другими офицерами, кроме тех случаев, когда этого совершенно не удастся избежать. Лейтенанты Митчелсон и Рейли».

Первоначальный план предусматривал приобретение К. Ярошинским Русского коммерческого и индустриального банка, Русского банка иностранной торговли, Киевского частного банка, Объединённого банка и Международного банка. Полковник Кейес с явного согласия британского поверенного в делах сэра Фрэнсиса Линдли (который был прикреплён к Английскому посольству в Петрограде и который с самого начала принимал участие в осуществлении двойной политики), координировал прохождение денег через банки «Лондон Сити» и «Мидлэнд» от имени Хью Лича. Так, в соответствии с телеграммой № 910 от 13 февраля 1918 года: «Линдли попросил нас перечислить на счёт г-на Лича 285 715 фунтов 5 шиллингов 8 пенсов в Лондон Сити и Мидлэнде».

Только за неделю до этих перечислений в Англию была направлена телеграмма, в которой говорилось, что «…Кейес вместе с Пулом и большевиками работает над банковской программой». Но на данном этапе Пул знал только о финансовом и военном аспектах этой программы, и, вместе с тем, он был одним из тех «посвящённых», кто ничего не знал о её политических целях. При данном раскладе сложившаяся ситуация выглядит более чем забавно: «большевики» и В. И. Ленин (что несомненно!) принимают участие в налаживании банковской структуры, главной целью которой служит их свержение, но только после того, как Царская Семья будет вывезена (Телеграмма № 522 от 19 февраля 1918 года):

«Кейес докладывает о германских попытках скупки (акций) Сибирского банка. Y (Ярошинский. – Ю. Ж.) с помощью нашего правления сохранил контроль. Y должен был выкупить некоего держателя [акций] в Московском банке, по просьбе Ленина [который говорит, что] 500 000 фунтов недостаточно для приобретения англо-русских (акций). Кейес обещал ему ещё 500 000 фунтов, если он выкупит Сибирские».

Отсюда следует, что Ленин ещё раз потребовал 500 000 фунтов после того, как уже получил 500 000 фунтов для выплат «прогерманским держателям акций». А ведь 3 марта (то есть через несколько дней после того, как В. И. Ленин получил деньги) большевики подписали с немцами Брест-Литовский мирный договор, выводящий Россию из Первой мировой войны, после чего приступили к формированию своей собственной Красной Армии.

В это же самое время на территории России находились в плену около 40 000 чешских солдат и офицеров. А поскольку Россия официально вышла из войны, близкий друг Ч. Крейна Томаш Масарик начал переговоры с большевиками, ставившие своей целью разрешение для этих военнопленных безопасно проследовать через Урал, Сибирь и Дальний Восток для дальнейшего соединения с армиями союзников во Франции. (Впоследствии это обстоятельство сыграет важную роль в судьбе Царской Семьи и других находящихся на Урале членов Дома Романовых.)

Вскоре после 3 марта 1918 года МИД Англии телеграфировало об отсрочке дополнительного финансирования до возвращения полковника Кейеса в Лондон. Через пять дней после этого Линдли сказал: «Те перечисления, которые уже были сделаны, делают необходимым, чтобы в выплатах не было задержек». Но уже к 6 марта 1918 года появилась телеграмма без номера, извещающая, что

«…в Англии открыта кампания против Русского Коммерческого и Индустриального банка, в которой HMG (Правительство Его Величества – Ю. Ж.) заинтересовано в программе К (Кейеса – Ю. Ж.)».

Но вот, что интересно. Программа, запущенная для финансового обеспечения свержения власти большевиков и освобождения Царской Семьи, попала теперь под пристальное внимание людей, которым ничего не было известно о её реальных целях. Ведь все они – непосвящённые – всерьез полагали, что К. Ярошинский с согласия полковника Кейеса совершенно не по делу расходует правительственные средства. (В то время проводилось множество дополнительных манипуляций, необходимых для приобретения русских банков, которые, так же как и Сибирский торговый акционерный коммерческий банк, были необходимы для завершения этой банковской инфраструктуры[30].)

В течение нескольких месяцев представитель британского казначейства Доминик Спринг-Райс будет пытаться понять, что на самом деле произошло с теми средствами, которые были перечислены. Но даже годы спустя британские власти так и не смогли разобраться с этими перечислениями.

Почти в то же самое время, когда банковская программа попала под пристальное внимание Лондона, 160 британских морских пехотинцев вместе с французским контингентом высадились в Романове на Мурмане, предположительно, для охраны военных складов. Поначалу считалось, что местные власти Мурманска заключили с союзниками соглашение по своей собственной инициативе. Но, учитывая те выплаты, которые получил В. И. Ленин от союзников, более чем странным выглядит тот факт, что он-де мог ничего не знать о событиях в Романове на Мурмане.

Трудно также поверить в то, что о возводимом иностранцами объекте в таком важном порту, как Романов на Мурмане, местные большевики не знали, как говорится, ни сном, ни духом, равно как и в то, что упоминание об этом строительстве не сохранилось ни в одном отосланном в Москву докладе.

Однако теперь из документов компании «Гудзонов залив» мы знаем, что иностранцы в самом деле привезли это здание для сборки его в Романове на Мурмане. А те люди, которые принимали участие в сборке этого дома, оплачиваемого британским Адмиралтейством, были связаны и с банковской программой. Поэтому 500 000 фунтов стерлингов, выплаченных В. И. Ленину, вполне могли служить выкупом (или его частью) за Царскую Семью, которая должна была быть перевезена из Сибири на Север. Ясно также и то, что после того, как В. И. Ленин получил от союзников 500 000 фунтов стерлингов, он ожидал получения ещё 500 000 фунтов. Так вот, не предназначались ли эти деньги для того, чтобы обеспечить взаимодействие большевиков с союзниками, а также на безопасное содержание Царской Семьи?

Удивительно также и то, что взятый курс двойной политики продолжал осуществляться даже после того, как банковская программа попала под пристальное внимание. Ведь до сих пор только несколько людей знали о том, что планируется на самом деле. И это хорошо видно из одной чрезвычайно интересной телеграммы, которая была послана 15 марта 1918 года американским консулом в Петрограде Роджером Тредвеллом послу САСШ Фрэнсису (получившему, как мы помним, это назначение от Ч. Крейна) и полковнику Рагглсу, находившимся в то время в Вологде, куда некоторые западные дипломаты стремились выехать, поскольку ходили слухи об оккупации Петрограда наступавшей германской армией. Так вот, консул Тредвелл утверждал, что видел «Л» (Роберта Брюса Локарта)[31], который хотел присоединиться к «Малиновке» (Раймонду Роббинсу)[32] в Москве, но задержался в Петрограде, поскольку «Т» (Л. Д. Троцкий) не уехал, и он надеется совершить поездку в Москву вместе с ним. Помимо этого, Тредвелл также говорил, что, по мнению Р. Б. Локарта, дела принимают «очень серьезный оборот». Далее в этой телеграмме говорится следующее:

«… “Л” советует из Лондона, чтобы мы согласовали план действий на востоке, (это означает, что Р. Локарт узнал от британцев, что САСШ договорились с японцами осуществить интервенцию в Сибирь для разгрома большевиков), но “Л” надеется, что это неправда».

Р. Локарт также информирует Тредвелла, что он получил достаточное количество уступок для того, чтобы наши друзья не возвращались к планам, о которых он «постоянно слышит в Петрограде» в течение последних двух недель, но говорит, что: «Наша помощь отсюда будет встречена с радостью, и британцы смогут войти в Северный порт». А далее в этой телеграмме идут слова, взятые в кавычки:

«Но все это может оказаться слишком запоздалым, если все посредники придут к соглашению, что следующая игра должна быть разыграна в кустах. “Л” надеется, что для предотвращения этого будет сделано все, по крайней мере, на данный момент, поскольку очень вероятно, что все мы окажемся “вне закона” и наше положение может стать очень серьезным».

На следующий день, 16 марта 1918 года, Тредвелл посылает другую телеграмму:

«Шестнадцатое. Это известие предназначено для посла. Сообщите послу, что Локарт выехал в Москву утром шестнадцатого числа, предположительно вместе с Троцким, который стал теперь военным министром. В Петрограде тихо, но, по общему мнению, которое разделяет и британский консул, германцы могут появиться в воскресенье».

Из телеграммы видно, что эти люди продолжают вести дипломатические переговоры, абсолютно ничего не зная о двойной политике, – именно так, как и было запланировано их правительствами. Двойная политика изначально была разработана с целью сокрытия именно этих людей, которые в то время вели переговоры с большевиками, обеспечивая, таким образом, чистоту их действий. Ясно, что эта уловка сработала эффективно. На первый взгляд, Соединённые Штаты и Англия сотрудничали с большевиками. При этом такие агенты, как Роберт Брюс Локарт, Раймонд Роббинс и Роджер Тредвелл, были простыми пешками. Они ничего не знали о реальных задачах союзников и были искренне обеспокоены угрозой надвигавшейся интервенции, например, одного из союзников вместе с японцами в Сибири. На самом деле эта ситуация не прояснялась ещё в течение нескольких месяцев, а к этому времени Локарт был уже хорошо осведомлён относительно истинных намерений союзников по свержению большевиков и стал сторонником интервенции.

В это же самое время Р. Тредвелл настаивал на том, чтобы САСШ не оказывали поддержку японцам, выступавшим на стороне атамана Г. М. Семёнова – военачальника, противостоявшего большевикам в Восточной Сибири. Ибо он, как и Р. Локарт, считал, что те уступки (концессии), которые последний получил от Троцкого, позволят союзникам войти в Северный порт, опередив тем самым немцев, которые осуществляли давление на севере России и, по слухам, даже имели в этом регионе свои подлодки. (Такие агенты, как Тредвелл, Роббинс и Локарт, продолжали в то время ещё надеяться, что большевики пригласят союзников вступить в Россию для разгрома германцев.) Но, вместе с тем, Р. Тредвелл предупреждал, что если союзники не будут действовать быстро, то «следующая игра будет разыграна в кустах [в Сибири]».

Вскоре после этой телеграммы Тредвелла, то есть когда Россия уже вышла из войны, 21 марта 1918 года германский генерал Эрик Людендорф осуществил первое из своих пяти «наступлений ударом молота» на Западном фронте. И, надо признаться, что мощь этих военных операций ошеломила союзников. (Только одно его первое наступление отбросило британскую 5-ю армию на 30 миль и унесло жизни 120 000 солдат!) Однако, несмотря на эти сокрушительные удары, германские победы только усилили решимость союзников осуществить их план по свержению большевиков и восстановлению власти Царя с тем, чтобы Россия смогла снова вступить в войну на их стороне.

26 марта 1918 года (то есть через несколько дней после начала германского наступления) В. И. Ленин и И. В. Сталин послали председателю Мурманского Совдепа А. М. Юрьеву телеграмму, в которой порицали его за его действия по отношению к союзникам, выразившиеся в том, что он позволил войти в Мурманск британскому кораблю. Но знал ли, в свою очередь, В. И. Ленин о тех переговорах, которые Р. Локарт вёл с Л. Д. Троцким? Наверное, нет. Ибо целью этого послания было, по всей вероятности, прикрытие действий центральной власти на тот случай, если их соучастие выплывет наружу. Поэтому В. И. Ленин и И. В. Сталин настаивали на том, что отчёты А. М. Юрьева «должны быть совершенно официальными, но секретными, поскольку это не тема для публикаций». Похоже также на то, что и В. М. Молотов не только знал о том, что затевалось, но и сам занимался разработкой действий в Мурманске, желая при этом скрыть более полную информацию.

А вот ещё один интересный документ – Телеграмма от 10 апреля 1918 года, из текста которой видно, что Москва располагала сведениями о присутствии союзников в Мурманске, что только лишний раз подтверждает готовность Ленина к двойной сделке:

«Товарищ Сталин говорит:

Полученный ответ:

Принять помощь.

Что касается минных тральщиков, запросите учреждения, о которых вы упоминали; с нашей стороны нет никаких препятствий. Программа должна быть совершенно неофициальной. Мы будем относиться к этому делу так, как будто это военная тайна; обеспечение безопасности ложится на вас так же, как и на нас. Здесь все ясно; если вы удовлетворены, я считаю разговор законченным.

Ленин, Сталин».

Р. Локарт, который содействовал получению уступок (концессий) в отношении Мурманска, мог не знать о реальных задачах двойной политики, пока он не был проинформирован о плане первого восстания против большевиков, намеченного на праздничный день Мая 1918 года. Но, как мы увидим в дальнейшем, обстоятельства сложились таким образом, что контрреволюционный переворот, запланированный на эту дату, не был осуществлён, потому что большевики каким-то образом узнали о намечающемся в ближайшее время выступлении. (Союзники планировали свергнуть большевиков, поддержав эсера Бориса Савинкова и его сторонников.) Но это выступление было отложено.

До недавнего времени была известна только одна причина задержки восстания. Однако это может быть и не совсем так, поскольку не исключено, что задержка эта связана напрямую с одной из первых попыток передачи Царской Семьи союзникам – ведь В. И. Ленин к тому времени уже получил деньги через банковскую программу. А если представить, что это так, приобретает совсем иную окраску миссия Чрезвычайного комиссара ВЦИК В. В. Яковлева (К. А. Мячина) – того самого уральского большевика, посланного В. И. Лениным и Я. М. Свердловым для перевода Царской Семьи в Москву или другое безопасное место. Однако по ряду обстоятельств этот план был безнадежно провален, в силу чего Царская Семья с 30 апреля 1918 года оказалась во власти Президиума Исполкома Уральского Облсовета, что, в свою очередь, вынудило союзников на время отложить попытку намеченного государственного переворота.

«Русская политическая ситуация» накануне июля 1918 года может быть охарактеризована как обманчивая, поскольку слишком уж часто все отражающие эту ситуацию документы и действия считаются либо «секретными», либо «неофициальными».

В последние месяцы 1917 и начала 1918 года, то есть в то время, пока Царская Семья содержалась в Тобольске, условия Её заключения при Полковнике Е. С. Кобылинском и Комиссаре Временного Правительства В. С. Панкратове могут быть названы вполне в общем-то цивилизованными. (Под надзор Полковника Е. С. Кобылинского Царская Семья попала ещё во время своего нахождения под арестом в Александровском дворце Царского Села.) В связи с этим находившийся в Тобольске наставник Наследника Цесаревича Пьер Жильяр отмечал в своём дневнике:

«Никогда еще ситуация не была столь благоприятной для побега, поскольку там в Тобольске не было еще представителя большевистского правительства. При помощи полковника Кобылинского, который был на нашей стороне, можно было бы легко обмануть наших наглых, но не слишком бдительных стражников».

И именно он же упоминал о том, что Государь настаивал на «готовности к любому повороту событий», в ответ на что Государыня придерживалась другого мнения, считая что: «Я не должна покидать Россию ни в коем случае, поскольку мне кажется, что уехать за границу означало бы разорвать нашу последнюю связь с прошлым, которое после этого умрет навсегда».

И в этом Она была права, так как понимала, что Их отъезд из России в дальнейшем сделает очень сложным, если не невозможным, обратное возвращение в качестве конституционных монархов. Более того, это могло лишь только усилить и без того циркулирующие слухи о том, что Она и якобы находящийся под Её пятой Государь интриговали с Германией. Поэтому, вопреки расхожему мнению, Императрица была настроена весьма патриотично, и Ей было трудно покинуть свою новую Родину, находившуюся теперь в состоянии Гражданской войны.

С целью освобождения Царской Семьи и Её перевозки в какое-нибудь безопасное место (что позволило бы Ей остаться в России) в Тобольске было образовано тайное сообщество. Возглавлял его помощник К. Ярошинского Б. Н. Соловьёв, который был старшим в тобольском Братстве Св. Иоанна Тобольского – организации, которая, как мы теперь знаем, была сформирована для того, чтобы вывезти оттуда Царскую Семью.

Находясь в этом городе, Б. Н. Соловьёв, как уже говорилось ранее, выполнял функции курьера Царской Семьи, передавая послания от родственников и друзей. (При этом он использовал секретный символ братства – совастику (свастику в зеркальном изображении), являющуюся одним из древневосточных символов счастья[33].) Главными помощниками Б. Н. Соловьёва по участию в этой тайной организации были близкие подруги царицы: бывшая Личная Фрейлина Е. И. В. Государыни Императрицы Александры Фёдоровны А. А. Вырубова («Аня») и Ю. А. Ден («Лили»), которые при посредстве сочувствующих Царской Семье лиц смогли собрать для них немалые денежные средства, часть которых была вручена Ей через оного. Другим курьером, передававшим деньги и послания от К. Ярошинского и других друзей Царской Семьи, был бывший Корнет Крымского Конного Е. И. В. Государыни Императрицы Александры Фёдоровны полка С. А. Марков[34].

А. А. Вырубова, через которую Императрица благодарила К. Ярошинского, получив от него несколькими неделями ранее известия, послала «Маленького Маркова» в Тобольск, по прибытии в который он связался с Б. Н. Соловьёвым и священником отцом Алексеем (Васильевым), посещавшим «Дом Свободы», где проводил богослужения для Царской Семьи[35]. (Большую помощь в укреплении духа Царской Семьи оказывал также и епископ Тобольский Гермоген (в миру Г. Е. Долганов).)

По свидетельству С. В. Маркова, Б. Н. Соловьёв и П. Жильяр утверждали, что полковник Кобылинский не пытался воспрепятствовать освобождению Царской Семьи, но считал, что Им для этого следовало бы подождать более благоприятного времени.

Однако в течение февраля и марта 1918 года, то есть по мере того, как режим содержания Царской Семьи в Тобольске стал ужесточаться, С. В. Марков и Б. Н. Соловьёв стали чаще поговаривать о плане освобождения Царской Семьи.

К марту 1918 года политическая атмосфера в Тобольске и в самом деле стала менее благоприятной для членов Императорской Фамилии, а за власть в Тобольске и контроль над Царской Семьёй началась борьба. В качестве противоборствующих сторон выступали находившийся в Омске и относительно умеренный Западно-Сибирский Совдеп и более радикально настроенные большевики Уральского Совдепа, расположенного в Екатеринбурге. Результатом всех этих манёвров стало то, что оба этих Совета послали в Тобольск своих комиссаров и попытались захватить контроль над Царской Семьёй. Екатеринбургский Совдеп и Исполком Уральского Облсовета были настроены воинственно и проявляли склонность к насильственным действиям, в то время как Омский Совет состоял из более умеренного контингента. Ситуация менялась стремительно.

24 марта новый комиссар из Омска по фамилии В. А. Дуцман захватил контроль над домом, в котором содержалась Царская Семья, и отстранил Полковника Е. С. Кобылинского и комиссара Временного Правительства В. С. Панкратова от выполнения их полномочий.

В это же самое время в Тобольск из Екатеринбурга прибыл ещё один красногвардейский отряд – под командованием А. Д. Авдеева. В результате этих несогласованных действий между ними произошла небольшая стычка, к счастью, закончившаяся миром. А вскоре прибывший накануне в Тобольск эмиссар Екатеринбурга бывший балтийский матрос П. Д. Хохряков при поддержке небольшой группы местных большевиков, а также дезертировавшего с фронта местного жителя И. Я. Коганицкого (выдававшего себя за Георгиевского Кавалера, чтобы тем самым снискать к себе уважение чинов Отряда особого назначения, полностью состоявшего из Георгиевских Кавалеров), сумел провести сфальсифицированные перевыборы в Тобольский Совдеп, в результате чего 9 апреля 1918 года был выбран его председателем и полностью подчинил его власти большевиков.

Все изменения, произошедшие в Тобольске в начале 1918 года, сильно ухудшили условия содержания Царской Семьи. После Октябрьского переворота Георгиевские кавалеры не получали регулярного жалованья, а соперничество за контроль над Царской Семьёй со стороны Омского и Уральского Советов не способствовало укреплению дисциплины и ставило всех в весьма затруднительное положение.

В то же самое время вынашивались планы по осуществлению международной попытки для спасения Царской Семьи. Так, из книги Энтони Саммерса и Томаса Мангольда «Дело царя» мы узнаем о норвежском бизнесмене по имени Йонас Лиед. (В годы царствования Государя Императора Николая II он получил почётное гражданство за открытие им новых торговых путей из Сибири в Западную Европу и Америку.) Теперь же по заданию британской разведки МИ6 он встречался в окрестностях Лондона со своим другом Генри Армитстедом для обсуждения своего собственного участия в плане по освобождению Царской Семьи.

В подтверждение этого авторы указанного сочинения цитируют дневник Й. Лиеда:

«26 февраля 1918 года: Телеграмма от Армитстеда в Криа (Осло) с вопросом, смогу ли я, в случае если он сделает нам визы, приехать в Лондон для обсуждения экспедиции из Англии в Сибирь. Я телеграфировал, что согласен…»

Э. Саммерс и Т. Мангольд отмечают также, что через четыре дня Й. Лиед уже спешил на пароходе через Северное море в Абердин. И снова они цитируют запись из его дневника от 3 марта 1918 года:

«Прибыл в Лондон. Полковник Браунинг организовал для нас номера в гостинице “Савойя”. Встретился с Армитстедом и обсудил экспедицию. Видел Саула (на самом деле Сэйла, босса Армитстеда. – Ю. Ж.), управляющего компании “Гудзонов залив”…»

Спустя ещё два дня в дневнике Й. Лиеда появляется следующая запись:

«5 марта: Виделся с Митчелл-Томпсоном, который оказался не слишком полезным. Беседовал с Артуром Бальфуром, министром иностранных дел. Завтра увижусь с лордом Робертом Сессилом».

А спустя ещё три дня читаем в дневнике:

«8 марта: Обедал у сэра Реджинальда Халла (Директор морской разведки. – Ю. Ж.) вместе с его женой, дочерью и Армитстедом. К чему бы все это?»

Через двенадцать дней он продолжает:

«20 марта. Виделся с сэром Фрэнсисом Баркером и великим князем Михаилом[36] в доме Уискерса по поводу освобождения Николая II с помощью скоростного моторного катера через Карское море…»

Сэр Баркер, видимо, всё выслушал, но мы не знаем, какие действия он мог предпринять, поскольку попросил, чтобы его имя не упоминалось в связи с этим делом. Но несколько лет спустя друг Й. Лиеда, бывший английский дипломат и специалист по Скандинавским странам Ральф Хэвинс, вспоминал о том, что рассказывал ему Лиед:

«Он сказал мне, что Метрополитен-Вискерс (компания “Вискерс” – Ю. Ж.) просили его поставить на якорь британский катер возле принадлежащего ему лесопильного склада, находившегося в устье реки Енисей, и перевезти императорскую семью из Тобольска вниз по реке на одном из его грузовых судов. Этот план был вполне осуществимым. Затем торпедный катер должен был взять курс на север к Северному Ледовитому океану через Новую Землю, для того чтобы обойти минные поля и уйти от вероятного преследования большевиков».

В начале войны представителем компании «Вискерс», в офисе которой, по словам Й. Лиеда, проходила встреча, был не кто иной, как Сидней Рейли – человек, которого британцы отправили в Россию как раз в конце марта 1918 года для того, чтобы уладить все дела по банковской программе. Кроме того, следует заметить, что Армитстед, который обхаживал Й. Лиеда в окрестностях Лондона, руководил в то время всеми операциями компании «Гудзонов залив» в Архангельске и Мурманске и отвечал за сборку дома, предназначенного для Царской Семьи. Поэтому весьма вероятна возможность того, что Й. Лиед, ставший первопроходцем сибирских торговых путей, ведущих в Карское море, действительно мог быть одним из тех немногих людей, которые действительно содействовали освобождению Царской Семьи из тобольской ссылки.

Сам же план состоял в следующем. При помощи одного из торговых судов Царскую Семью должны были перевезти сначала по реке Иртыш, а затем по реке Обь, которая впадает в Карское море. Здесь это торговое судно должен был встретить вышедший из устья реки Енисей британский торпедный катер. Как говорится, на удивление просто, а главное, с минимальным риском!

Но в 1920 году некоторые британские официальные лица пытались скомпрометировать Й. Лиеда, так как он, помимо собственного дневника, не располагал какими-либо доказательствами в пользу того, что действительно работал на британскую разведку. И такую точку зрения по сей день поддерживает большинство английских историков, когда-либо интересовавшихся этим вопросом.

Свет на этот вопрос проливают некоторые советские источники. Так, в позднее написанных воспоминаниях непосредственных участников этих событий И. Я. Коганицкого и Т. И. Наумовой-Теуминой упоминается о некой шхуне «Святая Мария», вставшей на зимнюю стоянку близ Тобольска. А вот случайно или нет оказалась там эта шхуна и кому она принадлежала, остается вопросом. Это обстоятельство не мог не заметить М. К. Касвинов – автор нашумевшей в своё время книги «Двадцать три ступени вниз». И хотя упомянутый автор написал эту книгу по специальному заказу (так сказать, в противовес «западным фальсификаторам советской исторической науки»), в ней, несмотря на абсолютно извращённую подачу фактов, имевших место в реальной действительности, по этому поводу было сказано следующее:

«Неподалёку от города, у безлюдного Иртыша, притаилась с потушенными огнями шхуна “Святая Мария”. Чья она и для чего здесь, с кем и куда собирается отплыть? Поговаривают в городе: при первом удобном случае ещё этой осенью (1917 г.), а если не удастся до морозов, то весной, едва пригреет солнце и начнут вскрываться реки, архиепископ Гермоген с помощью этой шхуны сделает великое историческое дело. То есть отправит отсюда кого надо прямым путём к океану – и невозможно будет ни найти, ни догнать, ни перехватить…»

Конечно, нельзя с абсолютной уверенностью утверждать, что упомянутая шхуна имела отношение к готовящемуся побегу Царской Семьи, но и полностью отрицать такое, по меньшей мере, неразумно....

И ещё. Не позднее февраля 1918 года Й. Лиед, которому принадлежала Сибирская торговая компания «Лтд», находился в контакте с Генри Армитстедом. А Армитстед, который привез Йонаса Лиеда в Лондон, определённо работал на британскую разведку, что подтверждает письмо от 21 мая 1918 года, подписанное Мансфелдом Каммингом, возглавлявшим отдел разведки Milc (позднее ставший отделом МИ6):

«Уважаемый сэр! (Сэйл, управляющий компанией “Гудзонов залив”. – Ю. Ж.)

В связи с тем, что представитель Вашей компании в России г-н Е. А. Армитстед с вашего любезного разрешения должен временно поступить в мое распоряжение для поездки через Россию, я хотел бы заключить официальный документ, в котором говорилось бы, что я компенсирую вам все расходы г-на Армитстеда во время его поездки, начиная со времени его выезда из Лондона и до его возвращения в этот город. Я согласен, учитывая характер его поездки и в соответствии с обычным соглашением между г-ном Армитстедом и вашей компанией по оплате путевых расходов, что его счета должны быть представлены в таком же виде, в каком вы и раньше получали их от него.

Позвольте мне воспользоваться этой возможностью, чтобы поблагодарить Вас за ту деликатность, которую Вы проявляете в этом деле, и которую я высоко ценю.

Искренне Ваш,Мансфелд Камминг, капитан, РНКопия: М. Йонасу».

Таким образом, Мансфелд Камминг не только зафиксировал «миссию» Генри Армитстеда на бумаге, но и подписал её своими знаменитыми зелёными чернилами. Позднее эта «миссия», участником которой был Г. Армитстед, получила интерпретацию как «торговая миссия». Однако трудно поверить, чтобы глава британской разведки мог привлекать и финансировать Г. Армитстеда для выполнения просто торговой миссии и чувствовать необходимость платить ему через третью сторону, если эта миссия носила чисто коммерческий характер.

А теперь давайте подведём некоторые предварительные итоги.

Ознакомившись с приведёнными здесь свидетельствами, представляется весьма убедительным, что дом в Романове на Мурмане финансировался через Британское Адмиралтейство компанией «Гудзонов залив», а все расходы Г. Армитстеда и Й. Лиеда оплачивались капитаном М. Каммингом через тот же «Гудзонов залив». (Позднее мы увидим, что миссия «С», в которой предполагалось участие Г. Армитстеда, совпадёт с попыткой освобождения Царской Семьи.)

Известно также, что за несколько недель до этого В. И. Ленин получил 500 000 фунтов через банковскую программу, а Г. Армитстед определённо был осведомлён о планах по освобождению Царской Семьи, поскольку он, по-видимому, обсуждал их с адмиралом Халлом и боссом Сиднея Рейли капитаном Мансфелдом Каммингом. Поэтому нас не должен удивлять тот факт, что С. Рейли прибыл в Россию через Романов на Мурмане как раз накануне 5 апреля и с помощью перешедшего на сторону большевиков бывшего царского генерала М. Д. Бонч-Бруевича (родного брата Управляющего делами СНК Р.С.Ф.С.Р. В. Д. Бонч-Бруевича и одного из ближайших соратников В. И. Ленина) принял на себя роль большевика по фамилии «Рейлинский». Но в связи с этим напрашивается вопрос – а не могло ли быть так, что С. Рейли получил свою роль «товарища Рейлинского» для того, чтобы осуществлять связь между В. И. Лениным и британцами для проведения намеченных операций?

А если это так, то не подлежит сомнению, что и Председатель ВЦИК Я. М. Свердлов должен был знать о роли С. Рейли, а, возможно, также и то, что «Рейлинский» был вовсе не тем, за кого он себя выдавал, поскольку брат Я. М. Свердлова Бенджамин ещё до войны был деловым партнёром С. Рейли в «Нью-Йорк Сити». После первой встречи с генералом М. Д. Бонч-Бруевичем, состоявшейся где-то в первых числах апреля, С. Рейли приступил к работе в качестве «товарища Рейлинского», а вскоре после этого завязал отношения с Ольгой Дмитриевной Старжевской – одной из сотрудниц ВЦИК, работавшей в секретариате Я. М. Свердлова. После провала С. Рейли она была арестована и допрошена относительно её с ним связей[37].

Между тем, борьба за власть на Урале достигла своего апогея. Прибывшему в Тобольск красногвардейскому отряду Западно-Сибирского Совдепа под командованием В. Дегтярёва противостоял такой же отряд Екатеринбургского Совдепа, находившийся под началом С. С. Заславского. «Маленький Марков» и Б. Н. Соловьёв были арестованы и содержались под стражей за пособничество Царской Семье. Но во время своего заключения они (по дороге в ванную комнату) нашли возможность обменяться записками и позднее сумели доказать свою непричастность. Так что, по сравнению с прежним, новый политический климат в Тобольске был для Царской Семьи и сочувствующим Им лицам гораздо менее благоприятным, нежели в прежнее время.

В целях недопущения ухудшения и без того сложной обстановки в Тобольске, а также предотвращения «несанкционированной расправы над бывшим царём», туда по личному распоряжению В. И. Ленина был направлен Чрезвычайный Комиссар ВЦИК В. В. Яковлев (К. А. Мячин), имеющий задачу увезти оттуда Царскую Семью в Москву, или, в силу возникших обстоятельств, – в другое надёжное место. (Мандат о чрезвычайных полномочиях В. В. Яковлева был подписан Председателем СНК Р.С.Ф.С.Р. В. И. Лениным и Председателем ВЧК Ф. Э. Дзержинским, а сам отряд состоял из 150 красногвардейцев и личного телеграфиста.)

Далее нет смысла пересказывать весь ход эпопеи вывоза В. В. Яковлевым части Царской Семьи, так как об этом подробно описывается во многих источниках. Но, несмотря на обилие таковых и полную сохранность телеграфных лент переговоров В. В. Яковлева с Я. М. Свердловым, одно всё же остаётся загадкой: В. В. Яковлев был марионеткой в руках В. И. Ленина и Я. М. Свердлова, или же всё случившееся было трагическим совпадением, о котором умолчали «в интересах революции»? А если это так, то тогда загадка миссии В. В. Яковлева по-прежнему остаётся неразрешённой. Или же всё-таки следует окончательно принять на веру известный всем сценарий «своевольных уральцев»?

В связи с этим можно сказать, что наиболее достоверно выглядит следующая версия: Москва хотела переместить Семью бывшего Императора в какое-нибудь безопасное место до того времени, когда станет возможным выслать их «куда-нибудь», поскольку на сегодняшний день имеются доказательства, что В. И. Ленин хотел использовать Её в качестве предмета сделки. (Ну, а уж там с кем, – неважно! С немцами ли, с англичанами…) Но Царская Семья не должна была быть обменяна до тех пор, пока В. И. Ленин не получит деньги и не будут выполнены те условия, которые он выдвигал. Вероятнее всего (из-за близости Я. М. Свердлова с уральскими большевиками), первоначально В. И. Ленин намеревался перевезти Семью в Екатеринбург, но так как Исполком Уральского Облсовета придерживался более радикальной точки зрения на этот вопрос, чем та, которую стремилась навязать Москва, была организована миссия В. В. Яковлева. Тем не менее, получив в конечном итоге урок сопротивления от уральцев, В. И. Ленин и Я. М Свердлов всё же рискнули перевезти Государя, Государыню и одну из Их Дочерей в Екатеринбург, считая, что они через Ф. И. Голощёкина смогут в целом контролировать ситуацию. Но случилось иначе…

Однако представленные ранее доказательства всё же с большой долей вероятности указывают на то, что на Яковлева была возложена ответственность за доставку Царской Семьи в Москву или «другое место» с тем, чтобы Она могла быть передана британцам в обмен на деньги, заплаченные В. И. Ленину союзниками в феврале через банковскую программу. Но Ленин, как будет доказано позднее, продолжал вести двойную игру, и если британцы полагали для себя возможным заполучить Романовых, то те же надежды были и у германцев.

Не менее интересно и то обстоятельство, что один из родных братьев Я. М. Свердлова служил в разведке Французской армии, а другой, как уже говорилось ранее, имел до войны в Нью-Йорке деловые отношения с Сиднеем Рейли.



Поделиться книгой:

На главную
Назад