Помоги проекту - поделись книгой:
Валерий Гоголь
БОМБА ДЛЯ СТАЛИНА. Внешняя разведка России в операциях стратегического масштаба.
Виктор Андриянов
ЧЕТЫРЕ ПОРТРЕТА:
Дмитрий Быстролетов, Рихард Зорге, Джордж Блейк, Анатолий Яцков
НЕСКОЛЬКО СЛОВ К ЧИТАТЕЛЮ
Новая публикация газетно-журнального объединения «Воскресенье» – о нашей внешней разведке, о части ее стратегических операций.
Вы узнаете о звездных часах разведки, для которой не было секретов в правительственных кабинетах Лондона, Берлина, Токио, Вашингтона… И о трагедиях людей, чья информация, добытая силой величайшего напряжения интеллекта и личного мужества, объявлялась дезинформацией…
Вы ближе познакомитесь с Дмитрием Быстролетовым, Арнольдом Дейчем и его «лондонской пятеркой» – одной из самых выдающихся разведывательных групп в мировой истории, Джорджем Блейком, Анатолием Яцковым и поиском атомных секретов… Вы впервые услышите о Петре Попове, американском советнике, китайском эксперте и – русском разведчике, 0б Иване Чичаеве и других безвестных доныне героях «тайной войны».
Книга эта необычна по форме. Точнее было бы сказать, что перед вами, читатель, две книги в одной обложке.
Это аналитическое исследование доктора исторических наук, профессора Валерия Гоголя, основанное на документальных источниках и свидетельствах прямых участников событий. И публицистические портреты разведчиков, которых представляет Виктор Андриянов, автор многих популярных книг. Эти две работы, на наш взгляд, удачно дополняют друг друга, позволяя совместить рассказ о стратегических операциях с судьбами конкретных людей, разглядеть в их судьбах типичные черты общества и эпохи.
ОКТЯБРЬ И 20 ЛЕТ СПУСТЯ
«Коммунизм может принять все формы…»
В начале мая 1919 года новый хозяин московского Кремля принял князя Кропоткина. Ленин давно симпатизировал великому бунтарю. Особенно нравилась Владимиру Ильичу книга «Поля, фабрики и мастерские», в которой известный теоретик анархизма прововедовал скорее идеалы казарменного коммунизма, нежели анархии. С тех пор как старый революционер, ученый поселился в подмосковном Дмитрове, они не раз встречались, случалось, спорили.
Социальный эксперимент большевиков, дерзнувших построить новую цивилизацию на принципах коллективизма и уравнительности, ликвидировать частную собственность, породил проблемы колоссальной сложности. Политика «экспроприации экспроприаторов» развязала насилие и фактически спровоцировала гражданскую войну. Волны «белого» и «красного» террора захлестывали страну. Надвигался голод. Иностранные войска оккупировали огромные территории России. Лишь отчаянные усилия могли спасти народ.
Что же является главной опасностью текущего исторического момента? – спросил Кропоткин. – Угроза интервенции, свержение советской власти, голод, разруха?
Это серьезные трудности, – согласился Ленин с князем. И продолжил: «Но мы с ними справимся, и вы скоро убедитесь в этом. Не они главные».
Петр Алексеевич вопросительно посмотрел на собеседника и неожиданно для себя услышал, что есть проблема поважнее, чем эти.
А именно?
Как переделать человеческий череп?
Надо полагать, речь шла о том, как человека-индивидуалиста преобразовать в коллективиста. Возможно ли это? Вопрос из числа вечных.
Ленин был убежден в том, что нашел верный ответ. Он видел: идеи равенства импонировали народу. Опорой революционного правительства стали фабрично-заводские рабочие, объединявшие вокруг себя многомиллионные слои тех, кому нечего было терять, кроме своих цепей. Они поддерживали большевиков, надеясь приобрести весь мир. Пророческое предупреждение Кропоткина о том, что коммунизм «может принять все формы, начиная с полной свободы личности и кончая полным порабощением»1, тогда не услышали. Впрочем, похоже, и он втайне сочувствовал новой власти, считая ее единственной силой, способной остановить развал тысячелетнего государства.
Защита страны без армии и разведки – иллюзия
Сторонники сильной государственности, большевики, мобилизовали все силы, чтобы отбросить интервентов и разорвать блокаду. Они, вчерашние подпольщики, лучше, чем кто-либо другой, понимали, что защита национальных интересов России без сильной армии, действующей четко, как часы, разведки – иллюзия, маниловщина.
Старое русское войско к началу апреля 1918 года фактически развалилось. Большевики энергично формировали Красную армию. На демаркационной линии, определенной Брестским миром, под руководством М. Бонч-Бруевича, царского генерал-лейтенанта, который одним из первых среди генералов перешел на сторону советской власти, было создано Объединение военных заградительных отрядов, а при них – отделение по борьбе со шпионами. Параллельно в организациях ВЧК комплектовались подразделения для разведки в тылу неприятеля.
К январю 1919 года разведслужбы армии и ВЧК были объединены в Особый отдел, подчиненный Реввоенсовету республики. Так была создана советская разведка. У ее истоков стояли талантливые, масштабно мыслившие люди. Вместе с Ф.Э. Дзержинским, М.С. Кедровым, В.Р. Менжинским назову Я. X. Петерса, М.С. Урицкого, М.А. Трилиссера, В.А. Аванесова, А. X. Артузова, Я. X. Давыдова…
ИНО ВЧК начинает действовать
Весной 1920 года в Особом отделе был организован Иностранный отдел. В том же году, 20 декабря, исполняя решение революционного правительства. Ф. Дзержинский подписал приказ № 169 о создании Иностранного отдела (ИНО) ВЧК. Эту дату и принято считать днем рождения внешней разведки революционной России. Ее первым начальником был назначен Я. Давыдов (Давтян).
Разведку пестовали люди, готовые пожертвовать собой во имя идеалов революции. Они и представить не могли, что уготовит им судьба, какие испытания предстоит вынести. «Тонок» был слой интеллектуалов в партии большевиков, и многим из них пришлось сложить головы. Кому в борьбе с контрреволюцией, кому под гильотиной сталинских репрессий… Случается, иные авторы наделяют и палачей, и жертвы маниакальными чертами. Однако не все так просто.
Феликс Дзержинский, по своему собственному признанию, просмотрел измену левых эсеров в ВЧК. Мятеж, поднятый ими летом 1918 года в Москве, Ярославле, Рыбинске, сопровождался жестокими расправами над коммунистами. Дзержинский мужественно подал в отставку.
Мятеж и другие события тех дней ярко высветили личность Якова Петерса. После провала своего восстания партия левых эсеров начала террористические акции против видных большевиков. 20 июля 1918 года был убит комиссар по делам печати М.М. Володарский, 30 августа – председатель петроградской ЧК М.С. Урицкий, тяжело ранен В.И. Ленин.
Террористку Фанни Каплан Петерс допрашивал «по горячим следам», ночью 30 августа. Ему первому она назвала себя, рассказала о давнем, еще в молодости, аресте в Киеве – тоже за террористический акт; на каторге познакомилась с Марией Спиридоновой и примкнула к левым эсерам.
«Я долго доказывал ей, – писал Петерс, – что преступление, которое она совершила перед рабочими.., чрезвычайно тяжелое. В конце концов она заплакала, и я до сих пор не могу понять, что означали эти слезы: или она действительно поняла, что она совершила самое тяжелое преступление против революции… или это были просто утомленные нервы».
Те дни словно испытывали моральные качества всего общества. Выброс ненависти и возмездия, этих спутников психологии люмпена, в среде революционных масс, у многих большевистских лидеров был потрясающим. Толпы рабочих осаждали тюрьмы, требуя расправы с арестованными контрреволюционерами. Погромы и грабежи захлестнули богатые кварталы. 5 сентября 1918 года Совнарком принял постановление о «красном терроре». Тогда же петроградские чекисты арестовали и расстреляли пятьсот ни в чем не повинных заложников.
Похоже, Россию захлестывал народный бунт, которого боялся А.С. Пушкин и пророчески предчувствовал Ф.М. Достоевский в «Бесах», когда говорил о возможном прорыве в русском обществе насилия, нечаевщины как последствий «рационалистических утопий».
Именно в те дни Яков Петерс, исполнявший обязанности председателя ВЧК вместо подавшего в отставку Дзержинского, назвал красный террор «истерическим террором». В интервью еженедельнику «Утро Москвы» он сказал, что это результат «растерянности и паники среди мягкотелых революционеров, ставших чересчур свирепыми»; события в Петрограде расценил как «неприглядную политическую истерику». Раненый Ленин потребовал от рабочих «сдержать гнев» и запретил местным ЧК расстрелы без суда и следствия.
Отмену «красного террора» исследователи связывают с именем Кропоткина. Действия большевиков, особенно расстрелы заложников, возмутили старого революционера. Эти акции он назвал «недостойными руководителей социальной революции». По его мнению, они вели к возвышению «полиции, становящейся верховной властью в каждом городе и деревне», и были способны лишь установить «режим самой злостной реакции». Именно под влиянием Петра Кропоткина, как свидетельствуют современники, Ленин отменил разрешение, данное ранее местным отделам ЧК на расстрелы без суда и следствия. Видимо, за это склонный к идеализации Бернард Шоу назвал князя «одним из святых столетия»2.
Но рубикон был перейден. Отмена частной собственности и беспредел государственного террора неумолимо вели Россию к гражданской войне. Историческая возможность развития советской власти на двухпартийной основе, появления новой демократии была упущена.
В марте 1918 года Россия и Германия заключили Брестский мир. Россия вышла из войны. Большевики отказались от каких бы то ни было долгов и обязательств перед вчерашними союзниками. А суммы, напомню, были немаленькие. Одной только Франции российские долги составляли более пятнадцати миллиардов франков.
Вечером 11 ноября 1918 года, когда было подписано перемирие с Германией, Ллойд Джордж, премьер-министр коалиционного правительства и Уинстон Черчилль, в ту пору министр военного снабжения, обедали в резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит, 10. С лондонских улиц доносились радостные крики, песни. Столица ликовала. Однако два крупнейших политических лидера Великобритании были настроены на другую волну. Русскую. Как быть с российской революцией? Собеседники считали, что «подчинить своей власти бывшую русскую империю – это вопрос не только военной экспедиции, это вопрос мировой политики». Нужно постепенно втянуть Германию в «освобождение» России.
Черчилль, человек дела, энергично взялся за организацию интервенции и поддержки контрреволюционных сил. В ночь на 16 ноября 1918 года «союзная» эскадра вошла в Черное море. Интервенты захватили Одессу, Севастополь, Новороссийск… В декабре двадцатитысячный корпус английских, американских и французских войск оккупировал Мурманск и Архангельск. В Омске при трехсоттысячной армии адмирала Колчака находилась группа иностранных советников во главе с французским генералом Жанненом. Черчилль не считал существенными разногласия между различными контрреволюционными группировками. Лишь бы свалить большевиков.
Об этом свидетельствовал Борис Савинков, известный лидер партии эсеров. Эмигрировав в 1919-м году, он занимался организацией помощи белым армиям. Однажды встретился и с Черчиллем. «Черчилль мне показал карту юга России, где флажками были указаны войска Деникина и ваши войска, – показывал Савинков на военной коллегии Верховного Суда РСФСР. – Он показал мне деникинские флажки и вдруг сказал: «Вот моя армия».
На свою долю от чужого пирога нацелились японцы. В 1918 году японские войска оккупировали российский Дальний Восток.
Реальность японской экспансии и закрепления соперника в этом богатейшем регионе всерьез обеспокоили американцев, опасавшихся ущемления своих интересов. Во Владивостоке высадился американский экспедиционный корпус под командованием генерала Грэвса. Формальным поводом прибытия войск США в Приморье была объявлена «необходимость порядка на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД)» и «пропуск за границу чехословацких войск», которые, как известно, принимали участие в гражданской войне в России на стороне контрреволюционных формирований. Американский корпус оккупировал район близ Спасска. Однако господствующие позиции на Дальнем Востоке все же занимали японские интервенты.
В таких исключительно сложных военно-политических условиях делала свои первые шаги внешняя разведка Советской России. Ей изначально сопутствовала удача. Не слепая. И не случайная. А закономерное следствие высокого интеллектуального уровня разведчиков первого набора. Им оказались по плечу замыслы стратегического масштаба. Комбинированное воздействие на ситуацию, рассчитанное на раскол в рядах противника. Ослабление одного из неприятелей за счет соглашения с другим. Вскрытие противоречий и «уязвимых мест» потенциальных врагов. Действия в кризисных ситуациях…
В экстремальной обстановке 1918 года большевики сумели привлечь на свою сторону часть разведывательного аппарата старой России, в особенности военную разведку.
Разведывательный центр Генштаба русской армии направлял работу официальных и тайных агентов за рубежом, а также руководил деятельностью военных атташе под крышей российских посольств и консульств. На счету русской военной разведки было немало блестящих операций. Так, в 1906 году военный атташе в Вене Марченко завербовал руководителя австро-венгерской разведки полковника Ределя, а военный разведчик Зенкевич спустя четыре года – полковника австро-венгерского Генштаба Яндржека.
Большевикам генералы Генштаба службу служить не собирались, и он, по существу, свернул свою деятельность. Однако Советское правительство предложило российским военным атташе выполнять свои обязанности. Только двое из них, атташе в Японии и Персии, согласились сотрудничать с новой властью. Негласные военные агенты за рубежом, как говорится, легли на дно.
Но контрразведывательная часть русского Генштаба («Военный контроль») продолжала нести службу даже после большевистской чистки. Теперь, правда, под присмотром комиссаров, направленных во все подразделения контрразведки. Власти отпустили необходимые средства, и старая контрразведка активно использовала свою агентуру. В Петрограде, к примеру, она вела наблюдение за датским, шведским, румынским, китайским и японским посольствами. Самым крупным по тому времени делом было наблюдение за представителями австро-германской и турецкой военных делегаций, прибывших в Петроград в связи с мирными переговорами в Брест-Литовске.
В декабре 1917 года контрразведка Московского военного округа разоблачила заговор польских легионеров под командованием Ю. Довбор-Мусницкого. Этот генерал-лейтенант русской армии возглавил 1-й польский корпус легионеров и готовился нанести удар с тыла по русским войскам в районе Смоленска в случае наступления германских частей. Несмотря на арест членов подпольного «исполнительного комитета», готовивших измену, мятеж предотвратить не удалось. Его подавление в январе-феврале 1918 года потребовало много сил.
Самым первым, чисто «советским» агентом, пожалуй, можно считать А.Ф. Филлиппова, до революции издателя газеты «Деньги», которого привлек к секретному сотрудничеству «на идейно-патриотической основе» Феликс Дзержинский. Филиппов, хорошо известный в промышленных и банковских кругах Российской империи, убедил адмирала Развозова перейти на сторону большевиков и выступить во главе русского флота, находившегося в то время в финских портах. Это было в начале 1918 года.
Под крышей «АКО»
Опасность грозила с разных фронтов: Восточного и Западного, Северного и Южного… В 1918 году перед внешней разведкой была поставлена задача получить максимально полную информацию об интервентах и попытаться их ослабить, в частности, на восточном направлении. В Приморье следовало не допустить единства действий Японии и США, сдержать и ликвидировать японо-американскую экспансию. Возможности революционных войск на этом этапе борьбы были ограничены, дипломатические каналы перекрывал бойкот, так что главная роль отводилась разведке.
Внешняя разведка и наркомат иностранных дел предложили план освобождения Дальнего Востока. Стержневой в нем была мысль использовать японо-американские противоречия на Дальнем Востоке и в Северном Китае. Частью широкомасштабной политической и разведывательной операции явилось создание американо-советского «Акционерного камчатского общества» для изыскания и эксплуатации природных богатств края. О появлении «АКО» сообщила мировая пресса. Одновременно правительство РСФСР и американская фирма «Синклер» подписали договор о нефтяной концессии на Северном Сахалине. С американской стороны в переговорах участвовал советник руководителя делегации П. Попов. Он же – сотрудник российской разведки.
О незаурядной личности Петра Попова хотелось бы рассказать подробнее, тем более что жизнь этого человека до сих пор остается безвестной. А между тем информация, которую он раздобывал, предопределяла решения государственной важности, влияла на взаимоотношения России с Японией, США, Китаем, Польшей.
Интерес к таким судьбам с годами не ослабевает. И очень жаль, что страна теряет их богатейший профессиональный опыт. То из-за чрезмерной засекреченности, то из-за элементарной небрежности. Вместо того, чтобы пополнять интеллектуальный фонд профессии, которая наряду с другими является достоянием общества. В 1948 году, уже на пороге вечности, Попов по настоянию старых друзей записал свои воспоминания. Единственный машинописный экземпляр рукописи стоял на полке там, где и положено стоять таким работам. Но при очередной переборке был определен «к списанию» и едва не пропал навсегда.
Таланты Попова, казалось, не знали границ. Он мог по слепкам смастерить ключи к секретному сейфу и изъять шифры. Завести процветающее дело. Под чужим именем завербовать нужного человека. И внести неординарные идеи в разработки стратегического масштаба, скажем, как сыграть на разногласиях США и Японии на Дальнем Востоке.
Это был человек поразительной судьбы. Его работа в разведке пришлась на переломный этап в истории Отечества. Интересы разных политических сил пересекались в жестком противостоянии. Борьба шла многоплановая, ожесточенная. И только природный комбинационный и наступательный ум, смекалка и смелые до дерзости действия приводили к успеху, а случалось, спасали жизнь. Петру Попову, судовому механику второго класса с канонерской лодки «Манджур», охранявшей российские рыбные и пушные промыслы в районе Камчатки, было разрешено в 1910 году отбыть в Санкт-Петербург для сдачи вступительных экзаменов в инженерно-кораблестроительное училище. По конкурсу он «прошел третьим», но директор училища г-н Фохт на заявлении Попова написал: «Зачислен быть не может, так как не дворянин и даже не мещанин».
Снова Владивосток, но теперь вместо морских дозоров – деловые переговоры, чаще всего с купцами в торговом доме «Кунс и Альберс». Закупая партии чая, Петр часто бывает в Китае, своими глазами видит, как нарастает напряжение в обществе, как бурлит страна. Конечно же, позиция стороннего наблюдателя не для этой деятельной натуры. Попов прибивается к повстанцам в крепости Учан…
Потом первая мировая война и мобилизация в Амурскую речную флотилию. В июле 1917 года Попов уехал в Маньчжурию и, опираясь на старые коммерческие связи, возглавил харбинское отделение Китайско-Восточной железной дороги, построенной царским правительством на французские деньги.
Огромная территория вдоль 2000-километрового полотна, полоса отчуждения, как говорят железнодорожники, по существу, была государством в государстве. В столице этого «государства», Харбине, в то время правил генерал Хорват, единолично распоряжаясь русскими войсками, полицией, жандармерией.
После Октябрьской революции часть русского гарнизона по настоянию китайцев ушла в Россию, где бушевала гражданская война. Харбинские власти приняли сторону контрреволюции. На станции Даурия отряд атамана Семенова, опираясь на поддержку японцев, отрезал Маньчжурию от советского Забайкалья, прервав торговые связи. С другой стороны Китайско-Восточную железную дорогу блокировал Владивостокский Совет. Грузы из Маньчжурии, направлявшиеся через Владивосток за границу, застряли на причалах бухты Золотой Рог. Китайские и западные фирмы несли огромные убытки.
В такой обстановке делегация маньчжурских деловых кругов направилась во Владивосток для переговоров с большевиками.
Коммерсант
Китайская сторона пригласила в свою делегацию Попова. Но до Владивостока доехали не все. Взбудораженная слухами о сильных боях по маршруту, часть посланцев заторопилась домой. Защищать интересы маньчжурских деловых кругов, включая китайцев и французов, пришлось в основном Петру Попову. Переговоры завершились успешно. Владивосток открылся для беспрепятственной отправки грузов, а Попов с письменными гарантиями деловым людям вернулся в Харбин. Понятно, его авторитет в Маньчжурии заметно возрос. Сметливого соотечественника приметили и во Владивостоке.
Японская интервенция вынудила Советскую власть в Приморье уйти в подполье. Глубокой осенью 1918 года Попова отыскали связные дальневосточных партизан: нужно срочно помочь в закупке ватного обмундирования, люди в тайге замерзают. С помощью Попова они закупили тысячу комплектов, за первой партией одежды в Приморье вскоре пошли и другие.
С талантливым русским предпринимателем все больше считались в деловом мире на КВЖД. Особым уважением он пользовался в Китайском коммерческом обществе. За ряд услуг, оказанных американской фирме «Аккерман и К», ее представители поддержали назначение Попова заведующим торговым отделом Китайского банка путей сообщения. Несколько удачных советов председателю банка, и Попов – советник председателя.
А для дальневосточных партизан он по-прежнему оставался «интендантом» в Харбине. Именно в это время Попов укрепляет тайное сотрудничество с большевиками и становится профессиональным разведчиком.
Сибирские морозы равно прижимали и партизан, и белогвардейцев. Потому-то господин Попов был желанным гостем в мобилизационном центре белых на КВЖД. Объем их заказов на теплую одежду – 6-7 тысяч комплектов – свидетельствовал о возможностях центра. Однажды начальник хозчасти центра ненадолго оставил своего солидного гостя в кабинете. Деликатный «осмотр» портфеля, который хозяин обычно носил с собой, и у Попова – секретные кадровые списки.
В 1920 году части адмирала Колчака и чехословацкие мятежники, отступая под ударами Красной Армии, угнали с собой большую часть железнодорожного подвижного состава. На сибирских и забайкальских дорогах катастрофически не хватало паровозов, вагонов, запасных частей. В то же время во Владивостоке, занятом японцами, лежали запчасти для транспорта – за них заплатили Америке одиннадцать миллионов золотых рублей и теперь не могли воспользоваться. Предстояло нелегально вывезти их в советское Забайкалье. Сто двадцать вагонов ждали отправки.
Используя свое положение в Китайском банке путей сообщения, Попов оформил документы на поставку этих грузов в Китай, станция назначения – Харбин. Поддержка со стороны директора банка обошлась в пять тысяч рублей золотом. Ценный груз транзитом ушел в Забайкалье. Читинские железнодорожные мастерские, депо в Сибири получили долгожданное оборудование.
Контролируя грузопотоки на КВЖД, Попов при необходимости выставлял «охрану» в поезда, следующие через станцию Даурия, в районе которой располагались части атамана Семенова. Об этой группировке революционная армия знала все, вплоть до расположения каждой огневой точки. Поэтому для ее разгрома хватило всего 10 часов.
Друг Чарльза Смита
Американские промышленники под защитой своих войск направили на Дальний Восток группу специалистов. Им предстояло обследовать Китайско-Восточную железную дорогу. Российскую разведку заинтересовала личность одного из них, Чарльза Смита, крупного специалиста, советника министра путей сообщения Временного правительства. По поручению американских банков Смит занимался проблемами американских инвестиций в железнодорожный транспорт России. Американцы предоставляли Керенскому заем под железные дороги, обусловленный продолжением войны с Германией.
После свержения Временного правительства Ч. Смит отправился на Дальний Восток. В одном вагоне с ним и его женой ехала семья: средних лет адвокат, молодая супруга и дочурка двух лет. Где-то в Сибири, как часто бывало тогда, эшелон остановили для проверки. Просмотрев у пассажиров документы, патруль высадил из поезда «адвоката»: как оказалось, под чужими документами скрывался жандармский полковник. Задержали для выяснения всех обстоятельств и его жену. Арестованные, считая, что с ними все кончено, умоляли чету Смитов спасти жизнь дочери. Так американцы поехали дальше втроем. Они удочерили Анни и дали ей прекрасное образование в Париже. Но это случится позже. Пока же Чарльз, его жена и маленькая Анечка, преодолевая лишения, добрались до Харбина и начали устраиваться на новом месте.
Примерно в те же дни у Спасска, где располагались американские части, белогвардейцы захватили, как передали подпольщики Попову, «шесть ответственных работников, коммунистов». Как спасти их от расстрела? Проанализировав ситуацию, Попов обратился к Смиту. Их познакомили, представив Петра Леонидовича как «доверенное лицо фирмы «Аккерман и К», будущего российского Рокфеллера». Они понравились друг другу, подружились и до конца своих дней не теряли добрых отношений.
Попов пригласил Смита в деловую поездку в Спасск. Там, проверяя состояние дел, он «случайно» узнал об аресте шестерых русских, которым угрожала смертная казнь, и попросил своего спутника вступиться за них. Жест милосердия, как полагал Смит, был отнюдь, не лишним для образа американцев в глазах местного населения, да и не только местного. Чарльз отправился со списком арестованных большевиков к Грэвсу. Генерала пришлось долго убеждать, но в конце концов он согласился взять всех шестерых под «арест». Американцы, забрав арестантов у белых, под конвоем отправили их во Владивосток и пароходом – на Филиппины.
Так инженер Смит, друг русского бизнесмена мистера Попова, и генерал Грэвс помогли большевикам.
Попов хорошо знал, что ждало арестованных.
«В районе Имана, Уссурийской железной дороги, – вспоминал он, – очень долго держалась советская власть. Белобандиты подтянули туда крупные силы, разгромили небольшой партизанский отряд и учинили зверскую расправу над населением многих деревень…
Американский офицер, Смит и я приехали в одну из деревень на третий день после боя. Нашим глазам представилась жуткая картина. По рассказам оставшихся в живых крестьян, рано утром деревня со всех сторон была окружена белыми, обстреляна артиллерийским и пулеметным огнем. Никакого сопротивления белым никто не оказал, так как партизанский отряд, занимавший эту деревню, накануне ушел. Белобандиты ворвались в незащищенное селение и учинили дикую расправу. Они убили всех юношей и девушек от 15 до 17 лет якобы за связь с партизанами.
Женщина привела нас за деревню, в овраг, куда свозили со всей деревни мусор. Нашим глазам представилась страшная картина: здесь было больше пятнадцати детских трупов. Дети были зарублены саблями. Вокруг оврага стояла пьяная вооруженная банда и горланила песни. Наш приход не смутил наглецов, и они продолжали орать…
По всей территории Приморской области прокатилась японо-бело-бандитская волна террора».
Американские газеты опубликовали документальные снимки этих зверских расправ с мирными жителями.
Шаг за шагом П. Попов укреплял деловые отношения с американскими бизнесменами. Фирма «Аккерман и К» при его содействии заключила торговое соглашение с Китайским банком путей сообщения, заработав хорошую прибыль. Предчувствуя конец интервенции, американцы стремились укрепиться в Приморье экономически. Опыт и знания Попова им были очень нужны, и ему предоставили право беспрепятственно разъезжать по всей занятой зоне. «Мое положение в штабе американских войск было весьма солидным, – вспоминал позже Петр Леонидович. – Я мог там делать все, что мне было нужно».
Во время одной из командировок в Дайрен его поразила уличная сценка. Подпирая фонарный столб, на опустевшей улице плакал мужчина. Услышав родные выражения известной крепости, Попов подошел поближе. Незнакомец назвался генералом Сахаровым. Вид у него был, правда, далеко не генеральский. Немного успокоившись, растроганный нежданным в этом чужом городе сочувствием, он поделился своими бедами. В России он был хозяином – генерал, помещик, домовладелец. Здесь же за гроши приходится прислуживать японскому лавочнику – насыпать в коробочки зубной порошок. Попов посоветовал собеседнику возвращаться в Россию – там он, мол, найдет применение своим знаниям. Но, как выяснится позже, генерал Сахаров пренебрег советом.
25 октября 1922 года отряды Народно-революционной армии и дальневосточных партизан вступили во Владивосток. Гражданская война на Дальнем Востоке закончилась. Под прикрытием японцев белые сушей и морем уходили в Корею, Китай, Маньчжурию.
Вскоре по рекомендации фирмы «Аккерман и К», а также благодаря поддержке Смита Попову как эксперту по русским делам предложили войти в американскую делегацию, которая направлялась в Читу на переговоры с правительством Дальневосточной республики. Чарльз Смит не принимал ни одного решения без совета с Поповым, привлекал его к подготовке докладов, которые направлялись в Нью-Йорк. После предварительных встреч в Чите переговоры были продолжены в Москве. Так, Попов, член американской делегации, оказался в столице.
Замечу здесь, что молодая советская разведка имела дело с опытным, искушенным противником. Из 300 сотрудников русского отдела «Американской административной помощи», возглавляемой министром торговли США Гувером – эта группа в 1921-1923 годах базировалась в Москве, – 200 являлись офицерами американской разведки3.
Благодаря Попову Москва точно установила характер экономических и политических интересов США в России: создать финансово-промышленный синдикат, который взял бы концессии в различных регионах страны – на золото – Дальний Восток, слюду – Байкал, нефть – северный Сахалин, марганец – Закавказье, асбест – Урал… Политическим же замыслом американцев, видевших неопытность молодых властей, считал Попов, было стремление «путем финансирования взять в свои руки всю тяжелую промышленность России и постепенно изменить природу коммунистов».
Успехи бизнесменов США в нэповской России встревожили Японию. Беспокойство это можно было понять: японские власти, деловые круги не хотели упустить свой шанс в условиях начавшегося, по их оценкам, «перерождения советской власти».
С далеких островов срочно делегировали в красную Москву представительную команду. Она заключила договор об аренде рыболовных участков дальневосточного побережья. Всего с японцами тогда было заключено более четырехсот договоров. А там, где укрепляется торговля, меньше оснований для конфронтации.
Многосторонние выгоды сулило и развитие делового сотрудничества с США. Курс разведки на то, чтобы своими средствами помочь экономическому сближению с Америкой, конечно же, был оправдан.
Попову поручили подготовить предложения о развитий торговли с США. Его замысел – объединить представляемый Смитом синдикат с советскими торгово-промышленными организациями – понравился руководству. Американская финансово-промышленная элита также поддержала эту идею. Так была создана «Американо-русская торговая палата». Ее филиалы открылись в Нью-Йорке и Москве.
Американо-русская торговая палата действовала с 1924 по 1932 годы и принесла обеим странам немалую пользу. Ежегодный товарооборот в рамках палаты превышал двадцать миллионов долларов. При ее прямом участии на выгодных условиях закупалось оборудование, необходимое для индустриализации СССР.
Удивительным был образ мышления Попова. Казалось, он умел делать деньги из воздуха. Вот лишь один из многих примеров.
В царской России было множество страховых обществ, больше всего – американских. Их клиентуру составляли тысячи и тысячи россиян. Теперь застрахованные имели право получать полагавшиеся им деньги. В целом складывалась огромная сумма. Ее трудно было даже сосчитать, но еще труднее – получить.
Попов решил заняться этим, казалось бы, безнадежным делом. Разыскал в архивах документацию американских страховых обществ, внимательно изучил ее и нашел, что российские граждане имеют право получить более десяти миллионов долларов. Поддержав идею, руководство разведки поручило Попову разработать «технологию» операции. Дипломатических отношений между Россией и США в те годы не было, и для сбора страховых полисов у населения создали «частную контору». Эта «контора» («Кредит-бюро») по договоренности с держателями полисов предъявила иск американским страховым обществам. Долг был получен.
Идея Попова нашла продолжение в различных вариациях. «Кредитбюро», помимо страховых полисов, предъявило западным странам много других имущественных претензий. Были получены наследственные ценности на большие суммы. Государственную кассу пополнило несколько миллионов валюты, свою часть получили и люди.
Аналитический склад ума Попова сочетался с постоянной готовностью к риску, самым авантюрным действиям, словно в ковбойском боевике. Вот как он сам рассказывал коллегам о своем участии в одной такой рискованной операции. Речь идет об изъятии секретных шифров в китайском посольстве. Дело было в 20-х годах.
Поделиться книгой: