Карподкин: Так дашь в долг?
Ами (скорбно вздыхая): Нет, товарищ… Не могу. Обуян буржуазными пережитками. И вообще, пошел‑ка ты вон, товарищ. Не хрен тут воздух портить. И товарища своего вонючего прихвати, товарищ.
Карподкин (сжав кулаки): Что ты сказал?
Ами (весело): Давай, давай, подходи поближе… Мне бы только тебя, гада, ухватить, а там уж я тебе ручонки‑то переломаю, сволочь гадкая…
Карподкин (делая шаг назад): Это общественное место. Общественное! И никакой недостреленный убийца — оккупант нас отсюда не выгонит. (сплевывает) По закону! Мали, что ты молчишь?!
Мали молчит, насмешливо ухмыляясь.
Лео (отбегая к кулисе): По закону!
Ами: А, может, я тоже на законы плюю… (медленно подъезжает к отступающему Карподкину) Причем, на этот в особенности… А?!
Карподкин (с ненавистью): Ладно, ладно… дождетесь… Все дождетесь! И вы дождетесь, и вы… Вот придут полосята из Полосы — всех вас под нож пустят, как баранов, всех, до единого! Из‑под земли придут! Из туннелей! Всех вырежут! Всех! (убегает вслед за Лео).
Мали: Вот ведь тараканы, прости Господи…
Меир: Зачем вы их выгнали? У них такие убеждения. Нельзя преследовать людей за убеждения.
Мали (презрительно фыркнув и по — прежнему игнорируя Меира): Так что тебе, Хейникен? Здесь будешь пить или отнести за столик?
Ами (поколебавшись): Отнеси туда, к девушкам…
Мали: Молодец. И спасибо, что выгнал этих недоносков. Расплевались тут… Один ты мужик, Ами, остался — на весь поселок! Даром, что на коляске, а мужик. Настоящий. (бросает косой взгляд в сторону Меира) А вот некоторые, хоть и своими ногами ходят, а сами не пойми что…
Ами (подъехав к столу): Пустите, девочки?
Шош: Поди такого мачо не пусти. Еще выгонишь как тех двух ковбоев…
Ами: Да какие они ковбои…
Мали приносит Ами бокал, затем со стуком ставит стакан перед Меиром и тут же возвращается на место.
Меир (сдавленным голосом): Спасибо…
Эстер (тихо): Жалко его, сил нет.
Ами: Кого, Меира?
Эстер: Кого же еще… Мали его ненавидит.
Шош: А ты поставь себя на ее место. Когда кто‑то приходит сюда каждый вечер и прямо‑таки пожирает твоего мужа глазами.
Эстер (сердито): Нехорошо это. Ненавидишь — выгони. Но она ж его доит как дойную корову. Нехорошо.
Шош (усмехнувшись): Ага. Опять самое дорогое пойло налила. Шваркнула, даже не спросила. А он и возразить ничего не может… (после паузы, помахав рукой перед глазами Ами) Эй, Ами! Ами Бергер!
Ами (оторвавшись от завороженного созерцания Эстер): А?.. Да?
Шош: Что «да»? Ты кавалер или не кавалер? Пришел за столик, так говори что‑нибудь.
Ами (растерянно): Я согласен.
Шош (прыснув): С чем ты согласен?
Ами: Ну, скорее, с тобой согласен… Конечно, жаль Меира, что говорить. Но на месте Мали я бы тоже его ненавидел.
Эстер: Почему это? Они оба любят одного и того же человека. За что же ненавидеть?
Ами: Именно потому, что любит… А значит, делиться ни с кем не хочет. Любовь дележа не принимает: кусочком поступился — оп, все потерял.
Эстер: А деньги? Она же его внаглую использует! Не хочет делиться — пусть вообще сюда не пускает!
Шош: Тише вы! Еще услышат, не дай Бог…
Ами: Деньги в такой ситуации очень важны, Эстер. Понимаешь, Меир ведь только смотрит, ни на что не рассчитывает, ничего не просит. Но это сплошная видимость. Потому что любовь — это война. Захват территории, оккупация. Если Мали ему просто разрешит, скажет: «сиди тут и смотри сколько хочешь на моего Давида», то Меир тут же возьмет это и потребует еще. А когда она берет деньги, то тем самым как бы отмеривает ему ровно столько, за сколько заплачено. Понимаешь? Она оставляет себе контроль над событиями. Вот в чем тут дело — не в деньгах, а в контроле.
Шош: Больно умно, на мой вкус. Любовь… оккупация… отмеривает… контроль… Ерунда это, Ами. Все намного проще: заведению нужны доходы… (потягивается) Заведению доходы, а мне зачет.
Ами: Зачет?
Шош: Ага. По гуманизму. У самого ректора.
Ами: У самого Упыра? Что ж ты со всеми не сдала?
Шош: Так вышло. Теперь отдельно, у него в кабинете. Боюсь — жуть…
Мали со стуком меняет почти нетронутый стакан Меира на новый, полный.
Эстер: О! Снова! Бедный Меир…
Ами: Да, девочки, спасибо за обед. Было очень вкусно.
Шош: Что, уже все слопал? Мы ж тебе на неделю наготовили! Да на тебя, солдат, не напасешься…
Эстер: Ну зачем ты так, Шош? Организм у Ами молодой, растущий…
Шош (многозначительно): Ага… знаем мы, что там у него растет… и где, и на кого…
Эстер толкает подругу ногой под столом. Входит Давид Хен, кивает девушкам, хлопает по плечу Ами, проходит за стойку и начинает вытирать руки полотенцем. Меир пожирает его глазами.
Давид (не оборачиваясь): Привет, Горовиц! Как твой докторат?
Меир (сдавленным голосом): Здравствуй, Давид. Спасибо, что спросил. Только это пока диплом, а не докторат…
Давид: Сегодня диплом, завтра докторат… (повернувшись, смотрит на нетронутый коньяк Меира, бросает укоризненный взгляд на Мали и наливает стакан сока) Пей, Горовиц. Сок, как ты любишь. За твою ученую карьеру. За счет заведения.
Мали возмущенно грохочет посудой.
Меир: У тебя… в волосах…
Давид: Что?
Меир: Песок в волосах…
Давид: Ах, это… это ничего. Не обращай внимания…
Взвывает сирена. Начинается всеобщая суета. Из‑за кулис появляется Человек-с-лопатой.
Ами: Сирена! На пол, ребята, на пол! Черт его знает, куда прилетит! Эстер, на пол!
Эстер: А как же ты? Ами!
Человек-с-лопатой (в зал): Черт его знает, куда прилетит… Ну, мы‑то с вами знаем это не хуже черта, правда? Прямиком во дворик Серебряковых. Надеюсь, что госпожа Элен уцелеет в своем одиноком шезлонге. Хотя… насколько я помню, там был какой‑то телефонный звонок. Вот ведь от каких мелочей всё зависит…
Эстер: Ами!
Нарастающий звук подлетающей ракеты.
Ами: Это к нам! Лежать! Всем лежать! (сидя в кресле, закрывает голову руками).
Шум близкого взрыва. Полежав еще секунду — другую, все поднимаются с пола.
Мали: Вроде, не в нас… И не в соседей. Но близко. Да, Ами?
Ами: Ага. По — моему, на том конце улицы. Где‑то в районе профессора. Давид, надо бы туда подскочить… поможешь?
Давид (выйдя из столбняка): Конечно! Бежим! Скорее! Выезжай, что ты тут перегородил! (хватается за ручки инвалидной коляски).
Ами: Не трожь коляску, я сам! Сам!
Всеобщая суматоха. Все, за исключением Мали, бегут в направлении взрыва.
Картина 5–я. Двор виллы Серебряковых
Ами Бергер, Давид Хен, Эстер, Шош, Меир, Леночка, профессор Серебряков.
Двор виллы выглядит в точности как во 2–ой картине после взрыва. В отдалении, в глубине сцены светится розовым халатик госпожи Элены. В полумраке не очень понятно, что находится под халатиком — неподвижное тело или что‑то другое. Эстер и Шош вбегают первыми и останавливаются, оглядывая сцену.
Эстер (указывая на халатик): Смотри! Вон там, под кустом!
Шош: Боже мой!
Давид (вбегает): Что? Что случилось?
Шош: Вон там, видишь!
Давид: Это ее халатик! (подбежавшему Меиру) Горовиц, пойдем посмотрим!
Давид и Меир начинают осторожно продвигаться в сторону халатика. На сцену въезжает Ами.
Шош (передразнивая Давида): «Это ее халатик»! Тебе‑то откуда знать? Хорошо, что Мали не слышит…
Ами: Чего не слышит?
Эстер: Ами, смотри… вон там… розовое…
Ами: Ну? Это халат госпожи Элены!
Шош: И этот тоже!
Ами: Да в чем дело, вы можете объяснить?
Эстер (вцепившись Ами в плечо): Как ты думаешь, она мертва?
Ами: Да это просто халат, Эстер! (поняв, наконец) Обычная тряпка… Ты что, думаешь, это труп? Трупы не так лежат, уж я‑то знаю…
Давид (поднимает халатик): Это просто халат! Ее здесь нет! Поищите в доме!
Шош убегает в дом. Слышатся сирены подъезжающих спецслужб. Мелькают огни их мигалок — красно — белых, красно — синих, желтых…
Ами: О, слетелись… На одну самодельную ракету — батальон наикрутейших спецов.
Эстер: Как ты думаешь, у них есть еще что‑то?
Ами: У спецов? Конечно. Лаборатории, инсти…
Эстер (перебивает): Да нет, не у спецов. У полосят. Есть у них еще что‑нибудь, кроме ракет? Например, туннели. Как Карподкин сказал, помнишь?
Ами: Карподкин болтун и сволочь. Нашла кого слушать…
Шош: Эй, кто там! Давайте сюда, в подвал!
Давид и Меир бросаются на голос и вскоре совместными усилиями выводят во двор дрожащую перепуганную Леночку. Одежды на ней по — прежнему минимум.
Леночка (виснет на руках у Давида): Ой, какой ужас, ой, какой кошмар… (указывая на перевернутый взрывом шезлонг) я ведь прямо здесь вот сидела, представляете? Загорала… совсем без всего, ну, вы понимаете, голышом… какой ужас!
Шош: Ну почему же ужас? Очень даже симпатичная картина, правда, Давид?
Леночка: Вечернее солнышко оно ведь полезное для тела, неактивное совсем. Александр уехал в город, а я вот тут… на солнышке… на вечернем… (всхлипывает)
Шош: Да что ты все про солнышко, да про солнышко! Давай про ракету!
Леночка (жалобно): Пожалуйста, не кричите на меня… пожалуйста…
Делает шаг и, расчетливо покачнувшись, снова падает в надежные руки Давида.
Давид: Зачем ты так, Шош? Женщина столько натерпелась, а ты… продолжайте, госпожа Элена, продолжайте…
