Помоги проекту - поделись книгой:
— Господин Бильбо — очень любезный и разговорчивый, я всегда это говорил, — заявил Старик. И не грешил против истины: Бильбо был всегда очень вежлив с ним, называл его всегда «мастер Хэмфаст» и советовался по поводу выращивания овощей, особенно картофеля — в этом вопросе Старик был признанным знатоком во всей округе.
— А как насчет этого Фродо, который с ним живет? — спросил старый Нокс из Приречья. — Его фамилия Бэггинс, но говорят, что он наполовину Брендибэк. И с чего это Бэггинсу из Хоббитона взбрело в голову искать жену в Бакленде, где такой странный народ?
— Неудивительно, что они странные, — тут же вмешался сосед Старика Дэдди Двустоп, — если живут на том берегу Брендивина, прямо под Старым лесом. Это темное место, если в том, что о нем говорят, хотя бы половина правды.
— В самую точку, — кивнул Старик. — Конечно, Брендибэки из Бакленда не живут в Старом лесу, но все же это странное племя. Взять хотя бы их лодки. Придумали тоже — плавать на них по реке, да еще такой большой! Неудивительно, что оттуда и все неприятности. Ну, это их дело, а господин Фродо — славный юноша, лучшего вам не встретить. Точь-в-точь господин Бэггинс, и не только лицом. В конце концов, его отец тоже был Бэггинс. Очень добропорядочным хоббитом был уважаемый Дрого Бэггинс. О нем вообще ничего нельзя было сказать, пока не утоп.
— Утоп?! — раздалось сразу несколько голосов. Они, конечно, слышали об этом и раньше, слухи ходили всякие, но у хоббитов страсть к семейным историям, и они не прочь были послушать ее еще раз.
— В общем, так говорят, — сказал Старик. — Видите ли, господин Дрого женился на бедной мисс Примуле Брендибэк. Она была двоюродной сестрой нашего господина Бильбо с материнской стороны. Ее мать была младшей дочерью старого Тукка. А господин Дрого был его троюродным братом. Выходит, господин Фродо — его племянник и по материнской и по отцовской линии. В общем, родня со всех сторон. И господин Дрого часто гостил после женитьбы у своего тестя, старого господина Горбадока (а старый Горбадок обеды давал на славу!), и катался на лодке по реке Брендивин; там он и утоп с женой, а бедный господин Фродо был тогда еще совсем ребенком.
— Я слышал, что они отправились на реку после ужина, — сказал старый Нокс, — лунным светом полюбоваться. Вот Дрого и потопил лодку, брюхо-то, видать, сколько весило!
— А я слышал, что она столкнула его в воду, а он потянул ее за собой, — сказал Сэндимен, хоббитонский мельник.
— Верь поменьше всему, что слышишь, Сэндимен, — буркнул Старик, который недолюбливал мельника. — Какая разница, толкнул кто-то или потянул. Лодка — штука коварная, и сидеть в ней нужно смирно. В общем, господин Фродо остался среди этих чокнутых баклендцев сиротой и совершенно без средств. Он рос в Бренди-Холле. У старого господина Горбадока всегда толклось не меньше пары сотен родственников. Господин Бильбо правильно сделал, что забрал мальчишку, добрый поступок, что ни говори. Пусть, дескать, растет парень в приличном обществе. Но, я думаю, какой ужасный удар для этих Кошель-Бэггинсов! Они рассчитывали, что получат Бэг-Энд, когда господин Бильбо исчез и все решили, что он погиб. А он взял и вернулся, и выгнал их, и все живет да поживает. И стареть не собирается! А теперь вдруг у него появляется наследник, и все документы выправлены как надо. Не видать теперь Кошель-Бэггинсам Бэг-Энда как своих ушей!
— Я слышал, нора у Бэггинса набита деньгами, — сказал незнакомец, прибывший по делу в Западный Удел из Мичел-Делвинга. — Весь холм будто изрыт подземными ходами, а в них ящиков с золотом, серебром, драгоценностями видимо-невидимо… Так мне довелось слышать.
— Тогда вы слышали больше моего, — ответил Старик. — Ничего не знаю о драгоценностях. У господина Бильбо хватает денег, но я ничего не знаю о подземных ходах. Я видел господина Бильбо, когда он возвратился восемьдесят лет назад, я тогда еще совсем мальцом был. Старый Ямкинс (он мне двоюродный дядя) тогда меня только в ученики взял. Когда в Бэг-Энде распродажа началась, я помогал ему, следил, чтоб народ кусты в саду не ломал да грядки не топтал. И вот как раз тогда господин Бильбо появился, поднимается по холму на пони и везет мешки и пару сундуков. Уж понятно, сокровища там у него были, которые насобирал в чужих краях, говорят, там еще горы золота есть. Да только сомневаюсь, чтобы этим добром, что он привез, можно было набить подземные ходы. Мой парень Сэм знает об этом больше. Он день-деньской в Бэг-Энде пропадает. И с ума сходит по рассказам о прежних днях, а господин Бильбо все сказки ему рассказывает. Он и грамоте его научил… надеюсь, вреда от этого не будет. «Эльфы и драконы! — говорю я ему. — Капуста и картошка для нас лучше. Не суй нос не в свои дела, иначе тебе плохо придется», — день и ночь ему твержу. И могу здесь другим повторить, — сказал он, взглянув на незнакомца и мельника.
Но Старик не убедил своих слушателей. Легенда о неисчерпаемых богатствах Бильбо слишком прочно засела в головах молодого поколения.
— Ну, он, верно, много добавил к тому, что привез с собой, — заявил мельник, выражая общее мнение. — Он часто в отлучке. Поглядите только на чужаков, которые навещают его: по ночам приходят гномы, и этот бродячий фокусник Гэндальф, да и мало ли кто еще. Говори что хочешь, Старик, но Бэг-Энд странное место, а народ там чокнутый.
— А ты, уважаемый Сэндимен, можешь болтать, что вздумается, только смыслишь ты в этом не больше, чем в лодках, — отрезал Старик, еще больше невзлюбивший мельника. — Бэггинсы чокнутые? Да ты на других посмотри! Кое-кто в Хоббитоне не предложит гостю и кружку пива, хотя и живет в норе с золотыми стенами. Зато в Бэг-Энде — другое дело. Сэм говорит, что на праздник пригласят всех и всем до единого будут подарки. И уже в этом месяце.
А месяц был сентябрь, и был он чудесным и теплым. Вскоре распространился слух (вероятно, от всезнающего Сэма), что будет устроен фейерверк, да такой, какого в Уделе не видали лет сто, — с тех пор, как умер старый Тукк.
Шло время, и заветный день приближался. Однажды вечером через Хоббитон проехала странного вида повозка с не менее странным грузом. Она с трудом вползла на холм к Бэг-Энду. Изумленные хоббиты толпились в освещенных дверях своих домов, глядя ей вслед. Чужаки, гномы с длинными бородами и высокими капюшонами, правили повозкой, распевая странные песни. Некоторые из них остались в Бэг-Энде. В конце второй недели сентября средь бела дня прибыла через Приречье еще одна повозка, она двигалась со стороны моста через Брендивин. Правил ею старик в высокой заостренной синей шляпе, длинном сером плаще и серебристом шарфе. Поверх шарфа лежала длинная белая борода, а из-под полей шляпы топорщились густые брови.
Маленькие хоббитята бежали за его повозкой по всему Хоббитону вверх по холму. Как они и догадались, в ней были фейерверки. Остановившись у парадной двери Бильбо, старик начал разгружаться, вынося множество связок всевозможных ракет, и на каждой связке была большая красная буква «Г»
Конечно, это был знак Гэндальфа, а сам старик был тем самым волшебником Гэндальфом, который известен в Уделе главным образом своим искусством обращения с огнями и дымами. На самом деле его настоящее дело было гораздо труднее и опаснее, но жители Удела ничего не знали об этом. Для них он был всего лишь одним из «увеселений» на приеме. Поэтому хоббитята и радовались.
— «Г» — значит главный! — кричали они. — Главный Громовик!
А старик улыбался. Хоббитята знали Гэндальфа в лицо, хотя он появлялся в Уделе редко и никогда не оставался надолго. Но ни дети, ни их родители никогда не видели фейерверка — он давно уже стал легендой.
Когда старик с помощью Бильбо и нескольких гномов закончил разгрузку, Бильбо раздал хоббитятам несколько мелких монет, но, к разочарованию маленьких зевак, они не получили ни одной хлопушки.
— А теперь — все по домам! — приказал Гэндальф. — Придет время, будет вам всего сколько угодно.
И он исчез в доме вместе с Бильбо, и дверь за ними закрылась. Юные хоббиты еще некоторое время потолкались у двери, а потом разошлись. Им казалось, что праздник никогда не наступит.
Бильбо и Гэндальф сидели в маленькой комнате у открытого окна, выходящего на запад, в сад. Послеполуденное солнце мирно освещало его. Львиный зев и подсолнухи блестели красным золотом, настурция обвивала дерновые стены, заглядывая в круглые окна.
— Чудный у тебя садик, — заметил Гэндальф.
— Да, — согласился Бильбо, — я его очень люблю и вообще люблю наш добрый старый Удел, но мне кажется, что пора бы отдохнуть.
— Хочешь сделать то, что задумал?
— Да. Я решил это уже давно и передумывать не собираюсь.
— Хорошо. Больше говорить об этом не будем. Ты только держись, и все выйдет как нельзя лучше и для тебя и для всех нас.
— Надеюсь. Во всяком случае, повеселюсь в четверг. Есть у меня в запасе одна шутка…
— Вопрос в том, кто смеяться будет, — покачал головой Гэндальф.
— Посмотрим, — улыбнулся Бильбо.
На следующий день еще несколько повозок поднялось на холм. Хоббиты начали было ворчать по поводу «местных интересов», но на той же неделе из Бэг-Энда полетели во все концы заказы на всякого рода снедь и товары, от обиходных вещиц до самых роскошных, какие только продавались в Хоббитоне, Приречье и во всех окрестностях. Жители бурно радовались. Они начали вычеркивать дни в календаре, и все высматривали почтальонов в надежде получить приглашение.
Вскоре хлынул поток приглашений, и почта Хоббитона буквально захлебнулась, а на приреченскую тоже навалилась такая груда писем, что пришлось звать на помощь добровольцев. Вверх по холму потянулся сплошной поток почтальонов с ответными посланиями: «Спасибо, обязательно приду».
На воротах Бэг-Энда появилось объявление: «Посетители принимаются только по делу касательно праздника». Но даже тех, у кого имелось такое дело или они выдумывали повод касательно этого дела, пускали не совсем охотно. Бильбо был очень занят: писал приглашения, распечатывал ответы, упаковывал подарки и делал еще какие-то не всем понятные приготовления. Со времени прибытия Гэндальфа он никому не показывался на глаза.
Однажды утром хоббиты обнаружили, что большое поле к югу от входной двери Бильбо утыкано столбами и шестами для навесов и павильонов и уже натягиваются канаты. В склоне, выходящем на дорогу, был сделан особый проход, вырублены широкие ступени и построены большие белые ворота. Три семейства хоббитов на Бэгшот-Роу, жившие рядом с полем, могли наблюдать за всем целый день и нажили множество завистников. Старик Гэмджи перестал даже делать вид, что работает в своем огороде.
На поле стали подниматься шатры. Один из них был такой большой, что дерево, росшее в поле, оказалось внутри его и гордо возвышалось во главе стола. Все его ветви были украшены фонариками. Но самым соблазнительным была огромная открытая кухня в северном углу поля. Изо всех трактиров и харчевен на помощь гномам и другим чужакам из Бэг-Энда прибыли повара.
Возбуждение росло.
Но тут небо затянулось тучами. И как раз накануне праздника, в среду. Хоббиты страшно забеспокоились. Но вот наступил четверг, 22 сентября, и опять появилось солнце, тучи рассеялись, флаги развевались на ветру, и веселье началось!
Сам Бильбо Бэггинс называл его просто «праздничком», но на самом деле праздник получился грандиозный. Почти все живущие поблизости были приглашены. Некоторых случайно пропустили, но они все равно пришли, так что ничего страшного не произошло. Было приглашено также немало народа из других областей Удела и даже из-за границы. Бильбо лично встречал гостей у новых белых ворот и всем без исключения вручал подарок, даже тем, кто ухитрился выйти через черный ход и вновь появлялся у ворот. Хоббиты обычно дарят гостям подарки в свой день рождения. Как правило, не очень дорогие и не в таком количестве, как дарил сейчас Бильбо, но обычай этот не так уж плох. В Хоббитоне и в Приречье ежедневно отмечали чей-нибудь день рождения, так что каждый хоббит мог надеяться получить подарок хотя бы раз в неделю. И все же хоббиты никогда не уставали получать и дарить подарки.
Однако на этот раз подарки были необыкновенно хороши. Хоббитята пришли в такой восторг, что чуть не забыли об угощении. У них появились такие невиданные игрушки — яркие, красивые, а некоторые, похоже, и волшебные! Бильбо заказал их еще год назад, и они прибыли сюда из Дейла и от Одинокой горы, и их на самом деле изготовили гномы.
Когда все гости получили подарки и прошли в ворота, начались песни, танцы, музыка, игры и, конечно, еда и питье. По распорядку праздника предполагались завтрак, чай и обед (переходящий в ужин). Но и завтрак, и чай, и ужин отличались только тем, что все гости дружно усаживались за столы и начинали угощаться. А в остальное время каждый мог есть и пить когда ему вздумается — с одиннадцати до половины седьмого. В половине седьмого начинался фейерверк.
Фейерверк был делом Гэндальфа: он не только привез все необходимое, но и сам все придумал и исполнил. Он сам запускал ракеты и зажигал огни, устраивал сюрпризы. А помимо этого он раздарил хоббитам огромное количество петард, шутих, хлопушек, эльфийских огней, гномьих свечей, факелов, фонарей, гоблинских громовых погремушек. Все они были превосходны. Искусство Гэндальфа с годами все улучшалось.
Некоторые ракеты были похожи на сверкающих птиц, поющих сладкими голосами. Или на зеленые деревья со стволами из темного дыма: их листья раскрывались, а со сверкающих ветвей сыпались на изумленных хоббитов огненные цветы, которые с приятным благоуханием исчезали, не долетев до земли. Фонтаны бабочек порхали меж деревьев; вздымались столбы разноцветного огня, превращаясь в орлов, или в плывущие корабли, или в стаи летящих лебедей; вспыхивали красные грозы и проливались желтые дожди; взлетали в воздух леса серебряных копий с победным кличем и с шипением, будто тысячи змей падали в воду… А напоследок в честь Бильбо был сюрприз, который, как и рассчитывал Гэндальф, поразил хоббитов. Огни погасли. Вверх поднялось большое облако дыма. Удалившись, оно приняло форму горы, и вершина ее залилась огнем. Оттуда вырвались зеленые и алые языки пламени и вылетел красно-золотой дракон, совсем как живой: глаза его злобно сверкали, из пасти полыхало пламя. Раздался чудовищный рев, и дракон трижды пронесся над головами хоббитов. Вся толпа присела, некоторые упали на землю. Дракон пронесся, как курьерский поезд, сделал сальто и, взорвавшись с оглушительным звуком, грохнулся где-то за рекой.
— Это сигнал к ужину, — сказал Бильбо.
Тревога сразу исчезла, и повалившиеся наземь хоббиты сразу вскочили на ноги. Для всех приглашенных был приготовлен великолепный ужин — для всех, кроме избранных, которых дожидался особый семейный прием. Для них был накрыт стол в большом шатре, том самом, где росло дерево. На эту особую трапезу было роздано двенадцать дюжин приглашений (это число хоббиты называют «гроссом»), и гостями были представители всех семей, с которыми Бильбо и Фродо находились в родстве, а также ближайшие друзья (такие, как Гэндальф). Многие привели с собой детей — хоббиты разрешали детям веселиться в гостях допоздна, особенно если их еще и бесплатно кормили.
Здесь было множество Бэггинсов и Боффинов, Тукков и Брендибэков; явились различные Груббы (родственники бабушки Бильбо) и Чуббы (по линии его деда Тукка); целый выводок Норкинсов, Болджеров, Распоясов, Барсукасов, Пухлингов, Трубочников и Гордолапов.
Некоторые из них находились в очень отдаленном родстве с Бильбо, а кое-кто никогда раньше даже не бывал в Хоббитоне, так как жил в отдаленных районах Удела. Не были забыты и Кошель-Бэггинсы. Присутствовали Отто и его жена Лобелия. Они не любили Бильбо и ненавидели Фродо, но так волшебна была власть пригласительного билета, написанного золотыми чернилами, что они не могли отказаться. К тому же кулинарное искусство их кузена Бильбо славилось с давних пор, и стол его пользовался высочайшей репутацией.
Все сто сорок четыре гостя ожидали угощения на славу, хотя немного опасались послеобеденной речи хозяина (впрочем, речи неизбежной). Бильбо был склонен украшать свое выступление тем, что он называл «поэзией»; иногда, особенно пропустив пару стаканчиков, он начинал вспоминать удивительные приключения во время своего знаменитого путешествия.
Но пока гости не были разочарованы: праздник получился весьма приятным, богатым, обильным, разнообразным и длительным. Попировали они на славу, так что в последующие недели торговля продовольствием в окрестных лавках весьма упала, но поскольку праздник Бильбо истощил запасы всех складов, погребов, кладовых на мили вокруг, то особой беды для торговцев не было.
После еды наступила очередь речи. Большинство из собравшихся, впрочем, были теперь в благодушном настроении, в том приятном состоянии, которое у хоббитов называется «под завязочку». Они пили свои любимые напитки, ели свои любимые лакомства, и страхи их были забыты. Сейчас они готовы были слушать и приветствовать кого угодно.
— Дорогие мои гости! — начал Бильбо, поднимаясь с места.
— Слушайте! Слушайте! — закричали все наперебой, однако, не торопясь следовать собственным словам. Бильбо взобрался на стул под увешанным фонариками деревом. Его круглое лицо сияло, золотые пуговицы сверкали на шелковом жилете. Все видели, как он стоит, помахивая в воздухе рукой, в то время как другую держал в кармане брюк.
— Мои дорогие Бэггинсы и Боффины, — начал он снова, — мои дорогие Тукки и Брендибэки, Груббы и Чуббы, Норкинсы и Трубочники, Болджеры и Распоясы, Пухлинги и Барсукасы, Гордоляпы…
— Гордолапы! — завопил престарелый хоббит в конце павильона. Это, конечно, была его правильная фамилия, и он вполне оправдывал ее: ноги у него были большие, поросшие шерстью, и обе лежали на столе.
— Гордолапы, — поправился Бильбо. — А также мои добрые Кошель-Бэггинсы, которых я наконец-то приветствую в Бэг-Энде. Сегодня мне исполнилось сто одиннадцать лет.
— Ура! Ура! Многая лета! — закричали они и забарабанили по столам.
Речь Бильбо была блистательна. Именно такие речи они любили: короткие и ясные.
— Надеюсь, вы все так же рады, как и я?
Взрыв рукоплесканий и выкрики: «Да!» (а также «Нет!»). Звуки труб и рогов, дудок и флейт и прочих музыкальных инструментов. Как уже говорилось, юных хоббитов здесь было немало, и все они держали в руках сотни музыкальных хлопушек, в основном помеченных маркой «Дейл», — впрочем, большинству из них это ни о чем не говорило. Но все хоббиты соглашались, что хлопушки отличные. Внутри каждой были спрятаны маленькие, но превосходно сделанные музыкальные инструменты, звучавшие просто волшебно. Молодые Тукки и Брендибэки, решив, что дядюшка Бильбо уже окончил свою речь (а о чем еще толковать?), тут же организовали импровизированный оркестр и начали веселый танец. Мастер Эверард Тукк и мисс Мелилот Брендибэк вскочили на стол с колокольчиками в руках и принялись танцевать «спрингл-ринг» — танец веселый, но чересчур энергичный.
Но Бильбо еще не кончил. Выхватив у стоящего рядом хоббитенка рог, он протрубил в него трижды. Шум прекратился.
— Я не задержу вас долго! — воскликнул он. — Я созвал вас с целью…
Тон, каким он произнес это, произвел впечатление. Наступила тишина, а один-два Тукка насторожились.
— Даже с тремя целями! Во-первых, чтобы сказать вам, что я вас всех очень люблю и что сто одиннадцать лет — слишком короткий срок жизни среди таких замечательных и достойных восхищения хоббитов…
Взрыв одобрительных воплей.
— Я не успел узнать и половины из вас так, как мне хотелось бы, а другая половина, которую я люблю, заслуживает любви вполовину больше.
А вот это уже было неожиданно. И как-то сложно… Раздалось несколько хлопков, но большинство старались уяснить услышанное: в чем же заключается комплимент?
— Во-вторых, чтобы отметить свой день рождения. — Вновь приветственные выкрики. — Вернее, наш день рождения. Так как это и день рождения моего племянника, приемного сына и наследника Фродо. Он вступил в совершеннолетний возраст и в права наследования…
Несколько осторожных хлопков старших хоббитов, несколько громких выкриков младших: «Фродо! Фродо! Славный малый Фродо!» Кошель-Бэггинсы нахмурились и задумались над тем, что же означает «вступил в права наследования».
— Вместе мы прожили сто сорок четыре года. Количество гостей также подобрано соответственно этому числу — один гросс, если можно так выразиться…
Молчание. Это уже не комплимент. Многие гости, особенно Кошель-Бэггинсы, были оскорблены. Выходит, что их пригласили только для ровного счета. «Один гросс!» Какая вульгарность!
— Если мне будет позволено вернуться к давним временам, этот день — годовщина моего прибытия верхом на бочке в город Эсгарот на Долгом озере. Но в тот раз я забыл про свой день рождения. Мне исполнилось всего лишь пятьдесят один год, и день рождения не казался таким уж важным. Пир тогда был великолепен, хотя я так замерз, что смог сказать лишь «б-большое сп-п-пас-сбо». Теперь я могу произнести более правильно: большое спасибо всем пришедшим на мой скромный праздник…
Упорное молчание. Все боялись, что теперь последует песня или стихи. Они уже заскучали. Почему бы ему не перестать болтать и не дать им возможность выпить за его здоровье? Но Бильбо не стал петь или декламировать стихи. Он просто умолк и после небольшой паузы продолжил.
— В-третьих, и в-последних, — произнес он, — я хочу сделать
Он шагнул со стула и исчез. Вспыхнуло яркое пламя — и на мгновение все гости ослепли. Когда они открыли глаза, Бильбо нигде не было. Сто сорок четыре изумленных хоббита сидели будто онемев. Старый Одо Гордолап убрал ноги со стола и топнул. Раздалось несколько глубоких вздохов, затем наступила мертвая тишина. И тут все Бэггинсы, Боффины, Тукки, Брендибэки, Груббы, Чуббы, Норкинсы, Болджеры, Распоясы, Барсукасы, Пухлинги, Трубочники и Гордолапы одновременно загалдели.
Общее мнение было одно: шутка эта очень дурного вкуса. И чтобы поскорей прийти в себя, нужно еще поесть чего-нибудь и выпить. «Он точно тронулся, я всегда говорил, что он чокнутый», — неслось отовсюду, и все были с этим согласны. Даже Тукки (за редкими исключениями) решили, что поведение Бильбо нелепо. В тот момент все считали, что исчезновение Бильбо — всего лишь его глупая выходка.
И только старый Рори Брендибэк заподозрил неладное. Ни возраст, ни обилие съеденного за праздничным обедом не затуманили его рассудка, и он сказал своей невестке Эсмеральде:
— Что-то здесь не так, голубушка! Мне кажется, этот придурок Бэггинс снова ушел. Старый чудила! Впрочем, какая разница? Ведь еду он с собой не забрал.
И он громко попросил Фродо еще раз пустить по кругу кубок с вином.
Фродо был единственный изо всех, кто не произнес ни слова.
Некоторое время он молча сидел рядом с пустым стулом Бильбо, не обращая внимания на всякие замечания и вопросы. Он знал о шутке заранее, но все равно это его сейчас забавляло. Он едва удерживался от смеха, глядя на негодующих гостей. И в то же время ему стало грустно: только теперь он понял, как сильно любит старого Бильбо. Гости продолжали есть, пить и обсуждать странности Бильбо Бэггинса, прошлые и настоящие; только одни разгневанные Кошель-Бэггинсы покинули присутствующих. Фродо больше не хотелось здесь оставаться. Он велел принести еще вина, встал, молча выпил за здоровье Бильбо и выскользнул из шатра.
Что касается Бильбо Бэггинса, то, произнося свою речь, он все время нащупывал в кармане золотое Кольцо — волшебное Кольцо, которое много лет хранил в тайне. Шагнув со стула, он надел его на палец, и больше в Хоббитоне ни один хоббит никогда его не видел.
Он быстро пошел к своей норе, постоял немного, с улыбкой прислушиваясь к гулу в шатре и звукам веселья пирующих на поле. Потом он вошел в дом, снял праздничную одежду, завернул в бумагу свой вышитый шелковый жилет и спрятал его. Затем быстро надел старое платье и подпоясался своим потертым кожаным поясом. На него он повесил короткий меч в старых ножнах черной кожи. Из запертого, пропахшего нафталином ящика извлек старый плащ с капюшоном. Он хранился там, будто сокровище, хотя весь был в заплатах и настолько выцветший, что трудно сказать, какой цвет у него был прежде. Вероятно, темно-зеленый. Плащ был великоват для Бильбо. Надев его, он прошел в свой кабинет, достал из запертого сейфа сверток, завернутый в старую одежду, и рукопись, переплетенную в кожу, а также большой конверт. Книгу и сверток он сунул в лежавший тут же мешок, почти доверху наполненный. В конверт он положил Кольцо на золотой цепочке, запечатал его и адресовал Фродо. Вначале он положил конверт на каминную полку, но внезапно передумал и сунул его в карман. В это мгновение дверь распахнулась, и в комнату торопливо вошел Гэндальф.
— Привет! — сказал Бильбо. — Я все гадал, заглянете ли вы ко мне?
— Рад тебя видеть, — ответил волшебник садясь. — Я хотел застать тебя, сказать пару слов на прощание. Думаешь, что все прошло великолепно, как и было задумано?
— Ну да, — ответил Бильбо, — хотя эта вспышка была сюрпризом. Я и сам перепугался, не говоря уж об остальных. Небольшое дополнение с вашей стороны?
— Верно. Ты мудро хранил Кольцо в тайне все эти годы, и мне показалось, что нужно гостям как-то объяснить твое исчезновение.
— И испортить мне все! Вы всегда неожиданно вмешиваетесь, — засмеялся Бильбо, — но, наверное, лучше знаете, что делать.
— Да. Когда я знаю что-нибудь наверняка. Но сейчас у меня есть сомнения. Твоя шутка удалась. Ты перепугал своих родственников, да так, что теперь во всем Уделе дней девять, а то и девяносто девять только и будет об этом разговоров. Ну а как твое дело? Не передумал?
— Нет. Я чувствую, что мне необходим отдых, очень-очень долгий отдых. Вероятно, бессрочный. Не думаю, чтобы я когда-нибудь вернулся сюда. Да, в сущности, я и не собираюсь. У меня уже все улажено. Стар я стал, Гэндальф! Стариком я не выгляжу, но где-то там, в глубине, чувствую это. «Хорошо сохранился!» — фыркнул он. — Просто я стал какой-то тоненький, меня будто, как масло, размазали по большущему бутерброду, понимаете? Что-то здесь не так. Нужно что-то менять.
Гэндальф внимательно посмотрел на него.
— Да, здесь что-то не так, — задумчиво произнес он. — Пожалуй, твой план хорош.
— Хорош или нет, а менять уже ничего не стану. Хочу снова увидеть горы, Гэндальф. Горы… И найти место, где я смогу отдохнуть, по-настоящему отдохнуть. В мире и спокойствии, без этой толпы родственников, без посетителей, непрерывно звонящих в колокольчик у двери. Мне нужно найти место, где я смог бы закончить свою книгу. Я придумал для нее хороший конец: «И он жил счастливо после всех этих событий до конца своих дней».
Гэндальф засмеялся:
— Надеюсь, так и будет! Только кто ее прочтет, даже если она будет закончена?
— Почему же, со временем, может, и прочтут. Фродо уже читал те части, что я написал. А вы присмотрите за Фродо?
— Разумеется, присмотрю. Да еще как, лишь бы время было.
Поделиться книгой: