Помоги проекту - поделись книгой:
Юным ученицам и ученикам не только читали курс естествознания, как это делалось обычно в школах, но и прививались навыки обращения с физическими приборами, их знакомили с химическими реактивами, привлекали к участию в различных химических опытах. Таким образом, ученики постоянно находились в атмосфере научной работы, проводившейся в лабораториях Сорбонны и Школы физики и химии.
После двух лет учения в импровизированной школе Ирен определили в частную школу — Коллеж Севинье. Позднее здесь училась и ее сестра Ева. Ирен окончила школу и получила диплом о среднем образовании, после чего стала готовиться к поступлению в Сорбонну.
Часто Ирен, а впоследствии и ее сестра Ева вместе с матерью посещали различные страны, где Мари Кюри принимала участие в научных конгрессах. Четырнадцатилетняя Ирен в 1911 году поехала с матерью в Стокгольм и присутствовала на торжественной церемонии вручения ее матери второй Нобелевской премии. Могла ли думать тогда Мари Кюри, что спустя два десятилетия, в этом же зале Стокгольмской консерватории Нобелевская премия будет вручена ее дочери.
В 1913 году Ирен вместе с матерью совершала туристскую поездку по Франции. К ним присоединился Альберт Эйнштейн с сыном. Мари Кюри и Альберт Эйнштейн беседовали о науке, и Ирен внимательно прислушивалась к этим беседам. К сожалению, беседы не сохранились для Истории. Но по словам подруги Ирен физика Эжени Коттон, «проницательному Эйнштейну понадобилось немного времени, чтобы заметить большое научное дарование Ирен и подружиться с ней. Этой большой дружбе он никогда не изменял». А ведь когда возникла эта дружба, Ирен было всего шестнадцать лет.
Весной 1914 года Мари Кюри сняла дачу для Ирен и Евы в Бретани на берегу Ламанша. Она должна была приехать к ним в августе, так как учебный год в Сорбонне, где она преподавала, кончался 1 августа и, кроме того, ей нужно было наблюдать за строительством Института радия. Но вспыхнувшая война изменила ее планы. Взвесив все обстоятельства, Мари Кюрн приняла решение не ехать в Бретань, а остаться в Париже на неопределенное время. Она писала дочери: «Дорогая Ирен, мне очень хочется привезти вас сюда (в Париж. —
В те дни, когда идет ожесточенная битва на Марне и над Парижем нависает смертельная опасность, Мари Кюри решает спасти хранящийся в ее лаборатории радий от немцев и для этого везет его в безопасное место — в Бордо. В поезде, переполненном беженцами, эвакуировавшимися из Парижа на юг Франции, она сидит со своим скромным вещевым мешком. Прикрытая нехитрыми пожитками в нем находится тяжелая свинцовая коробка, в которой уложены маленькие пробирки с радием. В Бордо нечего и думать о номере в гостинице: все переполнено. Случайный спутник по вагону помогает Мари Кюри снять комнату в частной квартире. На следующий день Мари помещает коробку с радием, оцениваемую в миллион франков, в сейф одного из банков. Теперь радий надежно спрятан. Мари Кюри возвращается в Париж в воинском поезде, забитом до отказа солдатами.
В годы второй мировой войны, когда Париж будет оккупирован фашистами, Фредерик Жолио-Кюри повторит подвиг Мари Кюри, и его задача будет более трудной. Он спасет от немецких захватчиков запас тяжелой воды, сохранив ее для будущего ядерного реактора, который он со своими сотрудниками построит в Шатийоне под Парижем.
Но как же развивались события в Париже во время первой мировой войны? Ирен удалось приехать из Бретани к матери. Институт радия был уже построен, но лаборатории пустовали, оборудование не успели смонтировать. Сотрудники были призваны в армию и покинули Париж. Мари Кюри вместе с Ирен вносят приборы и аппаратуру в новое здание, устанавливают их в лабораториях. Но они вынуждены прервать свою работу.
Война поставила перед Мари Кюри новые задачи. Фронт нуждался в передвижных рентгеновских установках для обслуживания тысяч раненых французских солдат и офицеров. Мари Кюри взяла на себя заботу об организации этого нового в те времена дела. Она обучила Ирен специальности рентгенотехника, и они вместе работали на этих установках, часто выезжая в полевые госпитали.
Военные события отодвинули для Ирен время окончания университета, но работа в действующей армии захватила ее, и она отдавала все силы для спасения раненых. Ей приходилось вместе с сестрой работать также на полях во время уборки урожая, где французские женщины, в том числе и горожанки, заменяли крестьян, мобилизованных на фронт.
Наконец война окончилась. Мари Кюри смогла продолжать свои исследования в Институте радия. Сюда возвратились некоторые ее сотрудники.
Ирен, которой к этому времени исполнился 21 год, приступила к занятиям в университете.
Ева Кюри в своей книге о матери писала об Ирен: «...спокойная, уравновешенная, она ни на минуту не сомневается в своем призвании. Она намерена быть физиком, она хочет, и это точно, изучать радий. Удивительно просто и естественно Ирен Кюри вступает на путь, по которому следовали Пьер и Мари Кюри. Она не задается вопросом, займет ли в науке такое же большое место, какое заняла ее мать, и не чувствует тяготеющего над ней громкого имени. Ее искренняя любовь к науке, ее дарование внушают ей только одно честолюбивое желание: работать всю жизнь в лаборатории, которая строилась на ее глазах и где с 1918 года она значится как „прикомандированная лаборантка“».
Эжени Коттон в своих мемуарах писала об этом периоде: «Положение работника лаборатории, состоявшего в родстве с директором, всегда несколько щепетильно, но Ирен во все вносила такую простоту, что никогда не испытывала трудностей этого рода. Однажды она сказала: „Меня нисколько не волновало, достигну ли я того же, что моя мать. Я любила поиски ради них самих. Есть некоторые незначительные опыты, которые доставили мне удовольствия больше, чем те, что сулили громкие успехи“. Эти были счастливые годы для матери и дочери... Они сильно отличались друг от друга по характеру. Мари была сложнее, Ирен более прямолинейной. Но их споры еще больше укрепляли их глубокую нежность друг к другу и их взаимное уважение».
В 1920 году Ирен Кюри — студентка Сорбонны и младшая дочь Ева сопровождали мать в ее триумфальной поездке по Соединенным Штатам Америки, куда ее пригласили, чтобы торжественно вручить в дар 1 грамм радия. Во время этой поездки они посетили несколько университетов и научно-исследовательских центров. Путешествие помогло студентке Сорбонны познакомиться с работой ученых и с лабораториями, гораздо лучше оснащенными, чем хорошо знакомый ей Институт радия.
Мари Кюри была встречена американскими учеными с большими почестями, но и простые американцы стремились увидеть великую исследовательницу радиоактивности. В американских университетах ей были присвоены почетные ученые степени. Она сделала несколько докладов о радиоактивности, встречалась с известными общественными деятелями того времени, с писателями, художниками и другими выдающимися представителями американской культуры. Спустя много лет после этого Ирен в статье «Мари Кюри, моя мать» писала, что мать никогда не искала светских знакомств и связей с влиятельными людьми: «...она очень хорошо сознавала свое значение и не испытывала ни малейшего удовлетворения от встреч с титулованными лицами или министрами. Она была очень довольна, мне кажется, когда случай дал ей возможность познакомиться с Редиардом Киплингом, а то, что ее представили королеве Румынии, не произвело на нее ни малейшего впечатления».
Ирен была свидетельницей славы Мари Кюри, которую можно было сравнить лишь со славой Альберта Эйнштейна. Но она видела, что эта слава оставляет ее мать довольно равнодушной. Мари часто говорила, что личность ученого сама по себе не имеет значения, важны лишь его открытия. Впоследствии, когда Ирен Жолио-Кюри сама стала всемирно известным ученым, она тоже всегда была неизменно скромна.
После окончания университета Ирен Кюри работала препаратором (лаборантом) в Институте радия. Под руководством матери она начала готовить докторскую диссертацию на тему об исследовании альфа-частиц, испускаемых полонием, которую защитила в 1925 году. После защиты она продолжала изучать природные радиоактивные элементы, особенно полоний, и это заняло у нее несколько лет. Результаты своих работ Ирен изложила в монографии «Природные радиоактивные элементы», изданной в Париже в 1946 году, а затем в Варшаве (в переводе на польский язык) в 1954 году.
Работы Ирен всегда интересовали Мари Кюри, и часто мать и дочь обсуждали их совместно. Академик А.Ф. Иоффе, посещавший Институт радия, писал в воспоминаниях: «Показывая работы своей дочери Ирен Кюри и племянника покойного мужа, мадам Кюри старалась получить объективное суждение посторонних; она хотела, видимо, проверить высокую оценку, которую нельзя было не дать их деятельности. Уже в те годы по своему таланту выделялся в институте Фредерик Жолио, впоследствии муж Ирен Кюри».
А.Ф. Иоффе считал, что открытое Ирен совместно с мужем Фредериком Жолио-Кюри явление искусственной радиоактивности, как и другие их выдающиеся достижения, навсегда останутся в истории науки. А.Ф. Иоффе отмечал также высокие моральные качества всех членов этой семьи. Он писал: «Что особо отличало Ирен Кюри — это ее правдивость. Каждое произнесенное ею слово отвечало тому, что она думала. Иногда это вызывало конфуз для ее собеседников. Такая ситуация возникала особенно часто, когда она в период Народного фронта входила в правительство в качестве руководителя науки и народного просвещения. Не все люди, с которыми она встречалась по должности, заслуживали уважения, и не все догадывались избегать ее высказываний, которые точно, без прикрас выражали ее мнение».
В 1926 году Ирен вышла замуж за Фредерика Жолио. Соединились имена и личные судьбы двух талантливых ученых.
Эжени Коттон писала: «На первый взгляд казалось, что характеры молодых супругов очень несходны. Фредерик — порывист, Ирен — сдержанна и методична... Но у них были одинаковые взгляды на науку, на спорт, на семейную жизнь. Гуляя в лесу Сенар, они увидели, что любят длинные прогулки. На берегу моря они с радостью обнаружили, что оба великолепно гребут и плавают, а в горах они узнали, что оба любят лыжи. Иногда они поддразнивали друг друга. Ирен говорила друзьям: „Есть мужья, которые бережно хранят фотографию жены. Попросите Фреда показать карточку, которую он носит в своем портфеле“. Это была карточка не Ирен, а великолепной щуки, пойманной Фредериком».
«Семья Жолио-Кюри, — писал Бруно Понтекорво, — была необычайно простой, приветливой, исключительно дружной, хотя Фредерик и Ирен были очень разные по характеру люди. Она — застенчивая, немногословная, он — мастер рассказывать разные истории, не прочь „послушать себя“ — типичный француз. Мне приходит на память такая сцена. На одном из семинаров в лаборатории Жолио его жена Ирен сидит рядом, обеспокоенная здоровьем мужа, который непрерывно курит. Она несколько раз выхватывает у него изо рта сигарету и бросает ее, а он невозмутимо закуривает новую. Это продолжается до тех пор, пока Фредерик не пересаживается на другое место».
Весной 1934 года резко ухудшилось здоровье Мари Кюри. Ирен и Фредерик проводили много времени в комнате больной. Мари беседовала с дочерью и зятем о неотложных опытах, корректурах статей, о молодых сотрудниках Института радия. Совершенно ослабевшую, но не утратившую удивительной ясности ума Мари Кюри отвезли в санаторий в Сансельмозе. Врачи предприняли попытки спасти ее жизнь, но тщетно.
Лаконичные записи в больничном журнале гласят:
«Мадам Кюри скончалась в Сансельмозе 4 июля 1934 года».
«Мадам Кюри может считаться одной из жертв длительного обращения с радиоактивными телами, которые открыли ее муж и она сама».
Фредерик писал, что Мари и Пьер Кюри производили в 1900 году химические реакции с радиоактивными веществами так, как будто имели дело с обычными неактивными элементами. 0,1 грамма радиевых солей, извлеченных из сент-иоахимстальской урановой смолки, — это было количество, небезопасное для работы.
Через несколько лет после смерти Мари Кюри Ирен Жолио-Кюри стала директором Лаборатории Кюри Института радия (сменив Анри Дебьерна) и профессором естественнонаучного факультета Сорбонны. В 1935 году Ирен Жолио-Кюри назначили руководителем работ Национального фонда наук, а спустя год — заместителем министра просвещения (государственным секретарем) по научно-исследовательской работе в правительстве Народного фронта.
Эжени Коттон приводит очень интересную характеристику Ирен Жолио-Кюри, относящуюся к тому времени, когда она была директором Лаборатории Кюри Института радия и одновременно заместителем министра. Несмотря на сильную занятость, Ирен оставалась доступной для всех, кто хотел ее видеть.
После 1937 года Фредерик и Ирен Жолио-Кюри оказались связанными с различными учреждениями. Ирен продолжала работать в Парижском университете (Сорбонне), а Фредерик был избран профессором Коллеж де Франс. Ученые руководили лабораториями, тематика которых была различной. Нарушилось длительное совместное сотрудничество, связавшее их имена в первое десятилетие супружеской жизни. С этих пор исследования Ирен и Фредерика развивались в различных направлениях, хотя во многом их научные интересы продолжали оставаться общими.
Фредерик Жолио-Кюри продолжал работу в области ядерной физики, а Ирен осталась верна радиохимии: ее труды посвящены вопросам, составляющим содержание новой науки — ядерной химии.
После окончания второй мировой войны в 1946 году Ирен Жолио-Кюри вошла в состав комиссариата по атомной энергии Франции, но через несколько лет покинула пост комиссара. Фредерик еще оставался верховным комиссаром по атомной энергии.
В исследованиях, выполненных Ирен Жолио-Кюри вместе с талантливым югославским физиком Павле Савичем, она была близка к открытию процесса деления ядер урана. Однако в опытах по бомбардировке нейтронным пучком урановой и ториевой мишеней возникали не новые трансурановые элементы, как предполагала Ирен, а образовывалось по два вещества с почти одинаковыми свойствами из средней части периодической системы Д.И. Менделеева. Это помешало исследователям сделать последний, решающий шаг к открытию деления урана. Позднее эта задача была решена в Берлине Отто Ганом, Лизе Мейтнер и Фрицем Штрассманом.
Ирен Жолио-Кюри как выдающийся ученый в области радиоактивности, радиохимии и ядерной физики, автор более 50 научных трудов, пользовалась широкой известностью во Франции и других странах. Многие иностранные академии, научные общества и институты избрали ее своим членом. В 1947 году Ирен Жолио-Кюри была избрана иностранным членом Академии наук СССР. Она имела дипломы члена Бельгийской королевской академии, Академии наук Индии, почетного доктора Эдинбургского университета, университета в Осло и другие.
Ирен, как и ее мать Мари Кюри, не была избрана в Парижскую академию наук. Десятилетия, отделявшие даты баллотировки в академию матери и дочери, не внесли изменений в существовавшее веками положение — высокое научное учреждение Франции еще не отказалось от традиционного предубеждения против женщин-ученых, бесспорно достойных академического звания.
Ирен два раза выставляла свою кандидатуру в академики. Она понимала, что шансов быть избранной у нее почти нет. Но ее цель заключалась главным образом в том, чтобы публично подчеркнуть право французских женщин занимать академические посты наравне с мужчинами. Это был далеко не единичный жест в пользу женского равноправия. Ирен постоянно уделяла внимание трудной борьбе за равенство французских (и не только французских) женщин с мужчинами в любых сферах трудовой и творческой деятельности, а также за улучшение их общественно-правового положения.
Профессор М. Гайсинский многие годы наблюдал работу Ирен в Институте радия. В своей статье, напечатанной в «Ле леттр франсэз» 22 марта 1956 года, он писал: «Мадам Жолио, профессор Сорбонны и директор Института радия, в действительности была прежде всего физиком и химиком, собственноручно проводившим опыты над собственноручно же приготовленными и очищенными препаратами. Она крайне редко просила помощи ассистентов и технических сотрудников, имевшихся, может быть, в недостаточном числе для удовлетворения нужд всей лаборатории, но силами которых она вполне могла располагать. Когда несколько лет назад она взялась за исследование эффекта образования альфа-частиц низких энергий с не изученными еще характеристиками, испускаемых некоторыми минералами, ее часто можно было видеть в маленькой химической лаборатории, наблюдающей за кипением раствора или промывающей осадки на фильтре. Или она проводила время в физической лаборатории: склонившись над микроскопом, фотографировала траектории частиц на пластинку, ею же приготовленную. Всего несколько месяцев назад Ирен можно было видеть за новым аппаратом для счета частиц с хронометром в одной руке и карандашом — в другой».
Однако такая преданность экспериментальной работе никогда не мешала Ирен Жолио-Кюри посвящать много времени преподавательской деятельности и руководству лабораторией. Так было и в последние годы ее жизни.
Профессор М. Гайсинский говорил автору этой статьи, что, преодолевая с огромным мужеством болезнь, Ирен вместе с Фредериком развернула активнейшую деятельность по осуществлению проекта создания большого института ядерной физики в Орсе. Она надеялась, что в январе 1957 года закончится строительство первых зданий лаборатории и можно будет приступить к монтажу мощного ускорителя, а через год в Орсе перебазируется большая группа исследователей Института радия. Забота об Орсе не оставляла ее даже на больничной койке в госпитале, куда она была доставлена прямо с гор, где находилась на отдыхе.
Ирен Жолио-Кюри умерла 17 марта 1956 года на пятьдесят девятом году жизни от лейкемии.
Антуан Лакассань, который дружил с супругами Жолио-Кюри много лет, считал, что преждевременная смерть Ирен, а затем и Фредерика была вызвана главным образом их постоянным соприкосновением с полонием, излучающим альфа-частицы. Мощные источники этих частиц опасны для человека. Опыты, проведенные в Институте радия с участием А. Лакассаня, показали, что полоний, проникая в организм даже в самых ничтожнейших количествах, распространяется в нем наподобие очень тонкого яда; бомбардировка альфа-частицами живых клеток наносит им большой вред, особенно вызывая нарушение деятельности кроветворных органов — почек и печени. «Полоний — это орудие славы супругов Жолио-Кюри — стал одновременно и причиной смерти Ирен и, вероятно, самого Жолио», — писал Антуан Лакассань.
Фредерик Жолио-Кюри считал диагноз заболевания Ирен — лейкемия — правильным. Но он оспаривал (предположение, что болезнь печени, обнаруженная у него самого, — также следствие радиоактивного облучения.
Он подчеркивал, что тщательно предохранял себя от излучения и того же требовал от своих сотрудников. Он говорил, что работа с радиоактивными веществами может считаться очень опасной лишь при неопытности и поспешности исследователя, а также в результате преступных действий руководителей промышленности, экономящих на средствах радиационной защиты. Особенно решительно выступал Фредерик Жолио-Кюри против того, чтобы диагноз его заболевания использовался в качестве аргумента для отпугивания молодых научных работников от исследований в области ядерной физики, радиоактивности, радиохимии и других областей науки, связанных с возможной опасностью облучения.
У Ирен и Фредерика Жолио-Кюри было двое детей — дочь Элен, родившаяся в 1927 году, и сын Пьер — моложе сестры на пять лет. Элен, как и ее отец, окончила Школу промышленной физики и химии в Париже. Вместе с мужем Мишелем Ланжевеном она занимается научными исследованиями в области ядерной физики в Институте радия, созданном ее бабушкой — Мари Кюри. Элен и ее муж — третье поколение научной династии Кюри.
Фредерик Жолио-Кюри родился в Париже 19 марта 1900 года. Его родители были уже далеко не молоды, отцу — Анри Жолио — исполнилось 57 лет, а матери — Эмилии — 49. Фредерик был шестым, самым младшим ребенком Жолио жили в одном из маленьких особняков, которыми изобиловал тогда Париж, в 16-ом округе, считавшемся фешенебельным районом столицы. Время, Когда наступал новый, XX век, было спокойным, и семья Жолио жила в достатке. Многие думали, что спокойствие сохранится еще долго, а может быть, и целый век. Но действительность опровергла эти оптимистические надежды.
В начале века совершенно не была известна новая странная наука, которая могла предвещать людям величайшие блага и в то же время угрожать им гибелью. Ученые конца XIX и начала XX века, среди которых в общем царил дух гуманизма, сами того не ведая, своими открытиями создавали эту науку.
В возрасте 10 лет Фредерика отдали на полный пансион в лицей Лаканаль, находившийся в Со — тогда еще пригороде Парижа. После смерти Анри Жолио в 1917 году материальное положение семьи резко ухудшилось; она вынуждена была покинуть роскошный 16-й округ и поселиться в большом доме на Авеню Д'Орлеан, переименованной впоследствии в Авеню Женераль Леклерк. Из дорого оплачиваемого лицея Лаканаль Фредерику пришлось перейти в бесплатную муниципальную среднюю школу имени Лавуазье, где, как он узнал впоследствии, когда-то учился его выдающийся учитель и наставник Поль Ланжевен.
Школа Лавуазье должна была дать Фредерику знания, достаточные для участия в конкурсе поступающих в заранее им избранную бесплатную муниципальную Школу промышленной физики и химии города Парижа — высшее учебное заведение, готовящее преимущественно инженеров для промышленности.
Ввиду большого наплыва абитуриентов конкурс был трудным, и первый раз, в июле 1918 года, Фредерик не выдержал экзамена. В следующем году он выдержал экзамен, но из-за болезни не смог учиться. Наконец, в 1920 году он приступил к занятиям.
В студенческие годы Фредерик проявлял большой интерес к химии, физике, механике. В ванной комнате он проводил некоторые химические опыты. На его письменном столе можно было увидеть собранный им радиоприемник (что в первые годы развития радиотехники было редчайшим событием). Над столом висели портреты Пьера и Мари Кюри, слава которых в те годы распространилась на весь мир. По поводу этой фотографии, вырезанной из журнала, Фредерик Жолио-Кюри сказал впоследствии: «Еще ребенком мне довелось прочесть в журнале замечательный рассказ об открытии радия Пьером и Мари Кюри. Они сделали это открытие как раз в Школе промышленной физики и химии. Мне помнится, я вырезал портреты обоих ученых и повесил их в комнате, превращенной в химический кабинет: в той маленькой лаборатории, которую хорошо знают некоторые из присутствующих здесь моих друзей» (из речи Фредерика Жолио-Кюри, произнесенной 11 января 1936 года во время приема, устроенного в его честь Школой промышленной физики и химии, факультетом естественных наук Парижского университета и различными научными обществами).
В 1922 году Фредерик Жолио проходил студенческую практику на металлургических заводах «Арбед» в Эш Сюр-Альзетт в Люксембурге. Его привлекала работа инженера на крупном промышленном предприятии. Однако когда возник вопрос, требовавший точного ответа: что избрать своей специальностью — технологию или «чистую» науку, Фредерик заколебался. Поль Ланжевен, преподаватель физики в Школе промышленной физики и химии и заместитель директора по учебной части, по всей вероятности, склонил Фредерика к выбору пути ученого.
Поль Ланжевен был крупным физиком, автором трудов по теории магнетизма и акустике, в частности по ультразвуковым волнам, оказавших большое влияние на развитие современной физики. Он привлекал внимание также своей яркой личностью и демократическими взглядами. Вот что писал академик П.Л. Капица, хорошо знавший Ланжевена: «Он был исключительно обаятельный человек и пользовался большой любовью в самых широких массах Франции. Его любили, по-моему, все. Я не знаю человека, который к нему хорошо не относился бы. Даже люди противоположных политических взглядов хорошо к нему относились. Мягкость, исключительная доброта и отзывчивость побеждали и покоряли всех. С любым человеком, будь то премьер-министр или студент, он разговаривал совершенно одинаково, и оба чувствовали себя легко и просто».
С Ланжевеном встречался в Париже и Я.И. Френкель, считавший его одним из самых выдающихся физиков. Френкель с юношеских лет интересовался магнетизмом. Он хорошо знал труды Ланжевена в этой области.
Учеником Ланжевена был Луи де Бройль, выдвинувший идею о дуализме частиц и волн. Эта идея быстро овладела умами физиков и, конечно, самого Френкеля. Она послужила фундаментом для развития современной квантовой механики.
Беседа Ланжевена с Френкелем была довольно короткой, но достаточной, чтобы два ученых могли обсудить некоторые вопросы теории магнетизма.
Узнав о смерти Ланжевена, А. Эйнштейн прислал в Парижскую академию телеграмму: «Известие о смерти Поля Ланжевена потрясло меня сильнее, чем многие случившиеся за эти годы разочарования и трагедии. Как мало бывает людей одного поколения, соединивших в себе ясное понимание сущности вещей с острым чувством истинно гуманных требований и умением энергично действовать. Когда такой человек покидает нас, мы ощущаем пустоту, которая кажется невыносимой для тех, кто остается!».
Фредерик Жолио-Кюри тоже стал выдающимся учителем физиков. Наряду с научным дарованием ему были присущи те черты, которые делают ученого руководителем молодых поколений. «От своего учителя, — писал Пьер Бикар, — Фредерик перенял стремление любой ценой донести до слушателей веру в великие возможности науки, показать им важность и значение пройденного материала и одновременно дать понять, что каждый может внести свою лепту в строительство здания науки».
Осенью 1924 года после окончания Школы промышленной физики и химии Фредерик Жолио провел полгода на военных сборах как артиллерийский офицер запаса. По окончании сборов его назначили в управление боевых газов в Обервилье в звании младшего лейтенанта. Но скоро он демобилизовался, испытав отвращение к атмосфере армии, где молодым людям прививались определенные воззрения, против которых, по словам Пьера Бикара, «бунтовала его свободолюбивая и независимая натура».
В начале 1925 года Фредерик вместе с Пьером Бикаром приехал в Париж. Молодые люди были в форме французских офицеров. Они решили зайти к Полю Ланжевену, чтобы обсудить вопрос о том, что делать дальше. К этому времени Фредерик уже решил заняться научно-исследовательской работой; он знал, что если получить стипендию Ротшильда, то можно попробовать свои силы в исследованиях. Стипендия давала 540 франков в месяц в течение трех лет. Это была довольно скромная сумма, но она позволяла жить и не думать о деньгах в годы стажировки. По условиям стипендии молодые люди должны были сами найти себе место работы в каком-либо научно-исследовательском институте. Жолио и Бикар надеялись, что им поможет Ланжевен.
Ланжевен был обрадован намерением своих учеников. С его помощью Жолио и Бикар получили стипендию Ротшильда. Ланжевен взял к себе лаборантом Пьера Бикара, а Фредерик по его протекции начал работать у Мари Кюри.
Впоследствии, в 1957 году, Фредерик Жолио-Кюри в интервью с сотрудником швейцарской газеты «Газетт де Лозанн» рассказал о встрече с Мари Кюри в ее лаборатории: «Я как сейчас вижу ее здесь, маленькую седую женщину с живыми глазами. Я сидел перед ней в военной форме (тогда я проходил военную службу во взводе противогазовой защиты) и был очень смущен. Она выслушала и внезапно спросила: „Вы можете начать работать завтра?“. Мне осталось еще три недели до окончания военной службы. Она решила: „Ничего, я напишу вашему полковнику“. На следующий день я стал ее личным лаборантом».
Позднее Мари Кюри говорила Жану Перрену о Фредерике: «Этот мальчик — настоящий фейерверк». А Ирен писала: «Моя мать и мой муж спорили так горячо, отвечая друг другу с такой быстротой, что я не успевала вставить ни одного замечания, и когда мне хотелось высказать свое мнение, я должна была настойчиво требовать слова».
Итак, первый шаг в науку Жолио совершил в роли лаборанта Мари Кюри. «Так сбылось мое самое большое желание, — писал он, — пробудившееся в то время, когда в парижской Школе промышленной физики и химии я готовился стать инженером. Этим желанием было работать в лаборатории, занятой фундаментальными исследованиями».
Первые работы, выполненные Жолио в Институте радия, относились к исследованию электрохимических свойств радиоактивных и других элементов в сильно разбавленных растворах — тема его будущей докторской диссертации. Он также занимался изучением физических и электрических свойств очень тонких металлических пленок, полученных термическим испарением металлов в глубоком вакууме и катодным распылением. В лабораторной технике таким методом получают очень тонкие металлические слои на поверхности металла (а также стекла, кварца, пластмасс, бумаги, тканей). В Институте радия получение тончайших металлических пленок (покрытий) из радия, полония, тория имело большое значение, так как без таких покрытий нельзя было изготовлять активизированные металлические диски, используемые в различных опытах по изучению радиоактивности. Жолио разработал эффективные методы получения тончайших пленок из различных металлов, в том числе и радиоактивных.
Фредерик Жолио принимал также участие в экспериментальных исследованиях радиоактивности, проводившихся Мари Кюри с сотрудниками. Эти исследования особенно интересовали молодого ученого. Впоследствии Жолио писал: «Подготовительный путь исследователя в особенно привлекательной и живой области науки я имел счастье пройти под началом исключительного руководителя — Мари Кюри».
Работа в лаборатории под руководством Мари Кюри помогла молодому ученому приобрести глубокие познания и навыки в области, пограничной между ядерной физикой и радиохимией. Окончательно укрепилось решение Жолио посвятить себя изучению радиоактивных веществ и разработке проблем ядерной физики.
Первый научный труд Фредерика Жолио «О новом методе изучения электролитических осадков радиоактивных элементов» был напечатан в 1927 году, когда он получил первую ученую степень лиценциата. Докторская диссертация Фредерика Жолио-Кюри была результатом длительных исследований в области радиохимии полония. Ученый защитил ее в 1930 году в возрасте тридцати лет. Молодой доктор был зачислен на должность научного сотрудника Национального фонда наук, продолжая работать в Институте радия, но уже в качестве ассистента.
Материальное положение Фредерика Жолио-Кюри значительно улучшились, и он мог отказаться от преподавательской работы, отнимавшей много времени (с 1927 года он преподавал курс электрических измерений в частной электротехнической школе). Фредерик получил возможность заняться исключительно научно-исследовательской работой. К этому времени его интересы сконцентрировались на некоторых проблемах ядерной физики.
Одна из первых работ молодого физика — определение физических характеристик природных радиоактивных элементов, изучение ионизации, вызванной прохождением альфа-частиц через газы при низком давлении. Для своих работ Фредерик сконструировал камеру Вильсона и получил прекрасные фотоснимки столкновений тяжелых частиц — звезды. Эти снимки стали классическими и неоднократно воспроизводились в учебниках и монографиях по ядерной физике.
В Институте радия исследователи широко использовали в своей работе полоний как мощный источник альфа-частиц. А. Лакассань писал: «Изучение свойств полония составляло в то время любимое дело лаборатории, потому что от полония ждали многого вследствие его очень ценной и редкой способности испускать альфа-частицы в практически чистом виде. Эти своего рода тяжелые снаряды казались наиболее пригодными для разрушения барьеров, стоящих на пути к лучшему познанию строения атома; альфа-частицы позволили Резерфорду осуществить первую ядерную реакцию. Поэтому в течение многих лет г-жа Кюри прилагала все усилия, чтобы получить, где только возможно, RaD — остаток расщепления радона».
В начале тридцатых годов Институт радия имел в своем распоряжении уже значительное количество «предка» полония — радия. Однако его все же было недостаточно для проведения новых непрерывно расширяющихся работ. Поэтому Фредерик и Ирен занялись извлечением полония из 1,5 грамма радия, имевшегося в Институте. Жолио-Кюри выполнили сложные операции по очистке и отделению RaD (свинца-210), RaE (полония-210) и RaF (висмута-210). Им удалось получить мощные полониевые излучатели активностью до 200 милликюри (1 грамм радия обладает активностью 1 кюри; 1 милликюри — 1/1000 часть кюри). Концентрации радия, с которыми приходилось работать, представляли большую опасность и необходимо было соблюдать строжайшие меры предосторожности.
Все эти работы требовали, разумеется, высокого экспериментального мастерства, которым Ирен и Фредерик обладали в равной мере. Впоследствии Луи де Бройль сказал, что Фредерик Жолио-Кюри был необыкновенно умелым экспериментатором, проникновенный ум которого среди сложности явлений мог замечать с первого взгляда существенный факт.
В 1937 году Ф. Жолио-Кюри был назначен профессором Коллеж де Франс, где возглавил кафедру ядерной химии. Вместе с сотрудниками он приступил к организации здесь научно-исследовательского центра по ядерной физике, а через несколько лет — к строительству протонного циклотрона на 7 миллионов электрон-вольт, необходимого для проведения намеченных программой исследовательских работ.
Одновременно Ф. Жолио-Кюри создал ядерную лабораторию Национального центра научных исследований.
В дальнейшем деятельность ученого была направлена на организацию и других важных научно-исследовательских центров. Вся эта работа имела большое значение для развития французской науки, в частности атомных и ядерных исследований, а также атомной техники. В конце тридцатых годов между Институтом радия, руководимым Ирен, и двумя новыми научными центрами (Коллеж де Франс и Национальный центр научных исследований), которые возглавлял Фредерик, установилась тесная научная связь. Франция получила возможность быстро продвинуться вперед в области ядерной физики.
Тридцатые годы вплоть до начала второй мировой войны были очень плодотворны в деятельности Ирен и Фредерика Жолио-Кюри.
После смерти профессора Поля Ланжевена в 1946 году Фредерик Жолио-Кюри занял кафедру ядерной физики и стал профессором экспериментальной физики Коллеж де Франс, где за время своей работы прочел 14 оригинальных курсов, в том числе курсы ионизирующих излучений, строения вещества, ядерных реакций. Правила этого учебного заведения требовали от профессоров, чтобы они каждый год меняли предмет курса лекций, отражая новейшие достижения науки.
В 1946 году по предложению Ф. Жолио-Кюри во Франции был организован комиссариат по атомной энергии. В его задачу входила координация важнейших научно-исследовательских, технических и производственных работ по ядерной физике и атомной энергетике, имеющих государственное значение. Правительство назначило его руководителем комиссариата.
Скоро после назначения на ответственный пост верховного комиссара он дважды, в июне и сентябре 1946 года, выезжал в Соединенные Штаты Америки для участия в работе комиссии Организации Объединенных Наций (ООН) по атомной энергии в качестве заместителя руководителя французской делегации — главного делегата Франции в ООН А. Пароди. Вместе с Фредериком была Ирен.
В Нью-Йорке Фредерика Жолио-Кюри пригласили выступить по радио для американских слушателей, которым его имя было хорошо известно.
Фредерик Жолио-Кюри был одним из авторов декларации французского правительства, которую огласил А. Пароди в Комиссии ООН по атомной энергии 25 июня 1946 года. От имени французского народа правительство торжественно заявляло, что все атомные исследования во Франции проводятся только с мирными целями и не имеют ничего общего с разработкой атомного оружия.
Во время пребывания в Нью-Йорке осенью 1946 года Ф. Жолио-Кюри участвовал в заседаниях технического комитета Комиссии ООН по атомной энергии. В состав делегаций из разных стран входили крупные физики-атомники. Обсуждались вопросы контроля за выполнением международного договора о запрещении атомного оружия. Прямые и бескомпромиссные выступления Ф. Жолио-Кюри, разумеется, не понравились многим «атомным дипломатам», в том числе и его коллегам из делегации Франции.
Эта его поездка в Нью-Йорк совпала с торжественным празднованием 200-летия Принстонского университета, с которым несколько лет вплоть до своей смерти был связан Альберт Эйнштейн. Ирен и Фредерик были приглашены на это торжество и с триумфом встречены всеми участниками. В качестве почетных гостей они присутствовали также на большом приеме в честь сотрудников Массачусетского технологического института, в то время одного из крупных центров американских атомных исследований. Здесь супруги Жолио-Кюри встретились со многими прибывшими из разных стран физиками, которых они хорошо знали еще до войны.
Дружественная и непринужденная обстановка, свободный обмен мнениями создавали как раз такую благоприятную атмосферу, которая у Фредерика сама по себе вызвала надежду на возобновление международных контактов между учеными, нарушенных войной. Но на пути к такой возможности стояла непреодолимая по крайней мере в то время преграда, а именно продолжавшаяся и даже усилившаяся во всех странах засекреченность работ по ядерной физике и атомной технике, в том числе и работ, не относящихся непосредственно к военным аспектам.
К этому времени уже существовала организованная в 1946 году Фредериком Жолио-Кюри при участии Поля Ланжевена Всемирная федерация научных работников, предусматривающая широкие контакты между учеными всех стран. Но она еще не достигла тех масштабов, о которых мечтал Фредерик Жолио-Кюри.
Многие американские ученые, с которыми встретились Жолио-Кюри в Массачусетском технологическом институте, были эмигрантами из европейских стран. Они продолжали работать над проблемами военного значения. Атомные взрывы над японскими городами Хиросима и Нагасаки произвели на большинство из них ошеломляющее и гнетущее впечатление; выражались протесты. Однако часть этих физиков уже являлась принадлежностью гигантской военной машины США и продолжала разработку атомного оружия и сложных технологических процессов, связанных с его производством. Только немногие ученые бесповоротно прекратили работу в военных атомных центрах и занялись исследованиями по мирному использованию атомной энергии.
Весной 1950 года Фредерик Жолио-Кюри был смещен с поста верховного комиссара по атомной энергии. Вскоре после этого Ирен Жолио-Кюри не была утверждена на очередной срок в должности комиссара и была отстранена от работы в комиссариате. Французское правительство изменило первоначальные цепи французской атомной организации (которая ранее, по мысли Жолио-Кюри, должна была заниматься только промышленными и научными аспектами атомной энергии) и решило приступить к созданию французской атомной бомбы.
На секретном совещании Парижской Академии наук единогласно было принято решение направить премьер-министру Франции энергичный протест по поводу смещения Фредерика Жолио-Кюри с поста верховного комиссара.
В последующие годы французское правительство больше не посылало Ф. Жолио-Кюри в качестве члена делегаций для участия в международных или двусторонних правительственных переговорах по проблемам атомной энергии. Но он продолжал принимать участие в различных международных научных съездах, представляя французскую науку.
Научно-исследовательская работа Фредерика Жолио-Кюри, отмеченная крупными открытиями в области ядерной физики в военные и послевоенные годы, стала неотделимой от его общественных идеалов и стремлений. Ученый неутомимо боролся за ликвидацию постоянно существующей угрозы катастрофической ядерной войны глобального масштаба.
Фредерик Жолио-Кюри окончил свою короткую жизнь в палате госпиталя Сен-Антуан, расположенного в старом мрачном здании. В последние дни силы как будто вернулись к нему и он написал несколько страниц «Курса радиоактивности», а также исправил гранки своей статьи «Атомный век». Но это уже была его последняя работа. 14 августа 1958 года Фредерик Жолио-Кюри скончался. Не стало того, кто, по словам Поуэлла, своей работой в области атомной физики занял место среди самых великих ученых мира, а по своим человеческим качествам — выдающееся место в истории (из речи Поуэлла в Лондоне 22 июня 1959 года).
Фредерик Жолио-Кюри умер в возрасте 58 лет, полный планов, которым уже не суждено было сбыться. Он ушел из мира, окруженный ореолом всемирной славы, выпавшей на его долю и как ученого, и как общественного деятеля. Академии наук и университеты многих стран, в том числе Англии, Дании, Италии, Польши, Индии, Болгарии, считали пребывание Фредерика Жолио-Кюри в составе своих членов большой честью для себя. Фредерик Жолио-Кюри был действительным членом Парижской Академии наук (с 1943 года) и Медицинской Академии. В 1947 году он был избран иностранным членом Академии наук СССР.
Фредерик Жолио-Кюри был не только одаренным ученым-физиком. Он был также художником, писателем, музыкантом. Как многие талантливые личности некоторым заурядным людям он мог показаться чудаком. Профессор Жан Тейяк писал о нем: «Жолио-Кюри обладает той интуицией, которая создает великих физиков, как и великих художников. Да и он сам говорил, что работа экспериментатора сродни работе художника».
Ф. Жолио-Кюри увлекался живописью, писал натюрморты, пейзажи и, уподобляясь в искусстве экспериментатору, пытался найти истоки художественного мастерства и вдохновения.
Серьезная и напряженная работа в сочетании со спортом и различными хобби, вроде рыбной ловли, вероятно, способствовала тому идеальному духовному и физическому состоянию личности Фредерика, которое позволяло ему жить до предела насыщенно и интересно.
По данным, приведенным в статье известного французского радиохимика М. Гайсинского, Фредерик Жолио-Кюри был членом одиннадцати иностранных академий и почетным доктором девяти университетов.
Раздумывая о личности этого одаренного человека, вспоминаешь слова Мари Кюри из биографии Пьера Кюри: «Жизнь великого ученого в лаборатории — не спокойная идиллия, как думают многие; она чаще всего упорная борьба с миром, окружающими и с самим собой. Великое открытие не выходит готовым из мозга ученого, как Минерва в доспехах из головы Юпитера, оно есть плод предварительного сосредоточенного труда. Среди дней плодотворной работы попадаются дни сомнений, когда ничто как будто не выходит, когда сама материя кажется враждебной, и тогда надо бороться с отчаянием».
Эта яркая и вдохновенная характеристика интеллектуальной жизни и таинства творчества ученого может быть полностью отнесена к Фредерику Жолио-Кюри, чей духовный мир был необыкновенно богат.
Личное обаяние и темперамент Жолио-Кюри отмечали все его друзья и сотрудники.
Поделиться книгой: