Помоги проекту - поделись книгой:
А затем идет вторая часть, основная – научить входить внутрь. Вы прекрасно знаете, как двигаться вовне – на протяжении многих жизней вы шли вовне, вовне, вовне. Вы к этому привыкли. Вы не думаете, когда идете в свой офис: «Сейчас повернуть налево, теперь повернуть направо, здесь повернуть…» Когда вы идете домой, вы тоже не думаете о том, как идти. Механично, как робот вы продолжаете день за днем ходить домой и в офис.
Путешествие вовне – это ваша привычка.
Но внутренний мир – это новый мир, в который вы даже не заглядывали, к которому вы никогда не делали ни одного шага. Поэтому я должен научить вас, как, постепенно, вы можете шагнуть внутрь.
Даже когда я говорю людям двигаться внутрь, они тут же задают вопросы, которые демонстрируют, насколько они сфокусированы на внешних вещах.
Я говорю им:
– Сидите молча.
Но они спрашивают меня:
– А можно мне повторять
Не важно, повторяете ли вы гаятри мантру или читаете газету, – и то, и другое является внешним. Я говорю им:
– Сидите молча.
Они говорят:
– Да, верно, но я бы мог по крайней мере повторять омкар…
Это вызывает чувство жалости. Мне жаль их, потому что я говорю им быть молчаливыми, но они просят меня чем-то заполнить их молчание. Они не хотят молчать. Если ничто другое нельзя, тогда сгодится и
Когда я преподавал в университете, мной заинтересовался профессор математики. Нас не представляли друг другу. Просто я, проходя мимо его кабинета, прикладывал один из пальцев к губам и смотрел на него. Он оглядывался по сторонам – видит кто-то или нет? «Люди подумают, что он сошел с ума. Нельзя, чтобы кто-то решил, будто я знаю этого человека», – думал он.
Сначала он отворачивался и шел в противоположную сторону. Мне приходилось хлопать в ладоши. Затем он решил, что лучше стоять у окна, чтобы мне не приходилось хлопать, иначе другие могли услышать. И когда я настойчиво прикладывал палец к губам… он думал: «Выглядит странно, что я ничего не делаю», и он тоже начал прикладывать палец к губам. Вот как мы стали отличными друзьями.
Однажды он пришел ко мне домой и сказал:
– Это уже слишком. Вы сумасшедший или как? Почему вы мучаете меня? Каждый день! Я уже вас боюсь. И если вы придете, когда у меня будет сидеть класс, то они начнут повторять за вами. И я не могу прикладывать палец к губам на виду у других людей, потому что они спросят: «Что вы делаете?»
Я ответил:
– Иначе было нельзя. Не будучи представленным, трудно начать общение с англичанином. – А он был англичанином. – Поэтому я подумал, что это будет прекрасный способ. Я ничего вам не говорю. Я просто прикладываю – это мой палец и мои губы. Я имею полное право прикладывать их, куда захочу.
Он сказал:
– Верно, но – передо мной, всегда передо мной!
Я ответил:
– Вы пришли. Теперь все может начаться.
– Что вы имеете в виду? – удивился он.
Я ответил:
– Вот что я имею в виду: вы собираетесь разрушить свою жизнь, занимаясь математикой?
Он был пожилым человеком, предпенсионного возраста. Он ждал выхода на пенсию, чтобы уехать назад в Англию и осесть на родине.
Он ответил:
– Это важный вопрос, который я много раз задавал самому себе – собираюсь ли я разрушить всю свою жизнь, занимаясь математикой? Чего я добился? Одни только числа, числа, я без необходимости мучаю самого себя, ничего не приобретая.
Я сказал:
– Я знаю один способ. Вы можете просто сидеть в молчании – вот значение этого символа. Этот палец, приложенный к моим губам, просто означает, что нужно помолчать. Всего лишь на полчаса… Вы одиноки. – Его жена умерла, а сыновья разъехались. – Вам больше нечего делать. У вас прекрасный дом, красивый сад. Вы можете сидеть где угодно, просто в молчании.
Он сказал:
– Это хорошая идея, но могу ли я, находясь в молчании, считать от одного до ста? И от ста назад – девяносто девять, девяносто восемь, девяносто семь, до одного, и потом снова назад? Так мне будет легче, это как лестница – от одного к двум, к трем, к четырем, а затем спускаться по лестнице вниз. Но просто сидеть в молчании, без дела…
– Это не годится, потому что вы будете продолжать заниматься тем же глупым занятием – математикой, которой вы занимаетесь всю свою жизнь, – возразил я. – Но в чем проблема просто сидеть в молчании?
Он ответил:
– Просто это выглядит странно… меня могут увидеть. Кто-нибудь может спросить: «Что ты делаешь?» Я так воспитан, что если кто-то спрашивает: «Что ты делаешь?», нельзя ответить: «Ничего», иначе люди подумают что-нибудь плохое. Ничего? Весь мир чем-то занят, а ты сидишь тут и ничего не делаешь?
На всех языках есть пословицы, которые гласят: «Лучше что-то, чем ничего». Что угодно – без каких-либо условий! Странно – что угодно лучше, чем ничего? Во всех языках есть такие пословицы: «Не сиди там без дела, сделай что-нибудь».
Я слышал, как одна женщина рассказывала своей соседке:
– Сегодня у меня хорошая новость. Мой сын, который бездельничал, присоединился к медитационной группе. Теперь он занимается медитацией.
Я проходил мимо и, услышав это, сказал:
– Вы не знаете, о чем говорите, потому что медитация означает просто ничегонеделание. Ваш парень нашел самых подходящих людей, ему подобных. Теперь он ничего не делает в одиночестве, теперь он ничего не делает со многими людьми.
Медитация – это не что-то.
Как только завершена отрицательная часть – а это зависит от вашей разумности, – с ней можно покончить за секунду. Если вы видите, что все то, что у вас есть, заимствовано, и если у вас хватает смелости решить, что «я не буду носить с собой ничего заимствованного, я принимаю решение узнать что-то сам, свою собственную истину»…
Какой смысл знать все то, что было написано о любви, ни разу не испытав этого чувства? Вы можете собрать целую библиотеку о любви – прекрасную поэзию, драмы, романы, – но все это бессмысленно, ведь вы все равно не знаете, что такое любовь. Вы никогда не любили. Один момент любви ценнее всей вашей библиотеки.
То же верно и в отношении всего, что имеет ценность. Любое понимание о самом себе имеет бо́льшую ценность, чем все ваши писания. Один проблеск вашего сознания, и вы вошли в настоящий храм – который не сделан из кирпича и мрамора, но который существует в вас, он сделан из самого сознания. Это пламя, вечное пламя, которое горит уже целую вечность. Ему не нужно топливо. Оно ждет, когда вы увидите его, потому что при виде его ваши глаза впервые что-то приобретут – радость, свет, песню, красоту, экстаз. И это не будет так, что когда вы войдете внутрь, ваше внешнее будет забыто. Когда вы входите внутрь, ваше внешнее начинает излучать внутреннее – в ваших жестах, в том, как вы видите, в том, как говорите, в той уверенности, которая слышна в ваших словах. Даже ваше прикосновение, даже ваше присутствие, даже ваше молчание будут посланием.
Внутреннее и внешнее – части одной реальности.
Сначала вам нужно очистить внешнее, которое искажалось на протяжении столетий. К счастью, никто не способен исказить вашу внутреннюю реальность, никто, кроме вас, не может туда проникнуть. Вы не можете пригласить туда даже своего возлюбленного, своего друга. Кроме вас самих, вы никого не можете туда привести. И это большое везение, в противном случае все в вас было бы испорчено, и выздоровление было бы невозможно. Пылью покрыта только внешняя сторона, и немного понимания могут освободить вас от нее. Но это существенная часть – негативная часть – знать, что ложное ложно, потому что в тот момент, когда вы знаете, что оно ложно, оно отпадает, оно исчезает.
А после этого внутреннее путешествие становится очень легким, очень простым.
Да, должен уйти весь набор осуждения.
Никто не имеет права кого-либо судить – отрицательно или положительно. Это лишь хитрости доминирующих людей. Когда вы кого-то судите, вы пытаетесь вмешаться в его жизнь, которая вас не касается.
Настоящий, подлинный человек просто позволяет людям быть собой: «Не мое дело судить о ком-то хорошо или плохо. Все должны осознавать свои собственные качества. Я хочу помогать людям, я не могу помочь суждением. Я могу помочь, лишь делая их более сознательными».
Если вы хотите помогать людям – а в помощи есть невероятная красота, невероятная радость, – тогда первым делом нужно принять человека, кем бы он ни был, каким бы он ни был. Таким его создало существование.
Должно быть, этот человек удовлетворяет какой-то потребности, без него существование было бы неполным, существованию бы не хватало его. И никто не может заменить этого человека: он так уникален, что незаменим.
Но вся история человечества такова, что нам не говорили об уникальности. Нам говорили о том, какими должны быть люди, что они должны определенным образом себя вести, должны определенным образом жить – тогда они хорошие, тогда их нужно наградить уважением, чтить их здесь, на Земле. Они также должны получить награду в ином мире в виде всевозможных удовольствий. Нам говорили, что такое плохо. Нам говорили, что общество должно осуждать, позорить, отвергать таких людей, их нужно заставлять всячески страдать и, наконец, после смерти, им придется мучиться в аду. А те вещи, которые определяют, что такое хорошо и что такое плохо, смещаются, меняются – то, что было хорошо вчера, уже больше не хорошо сегодня. То, что когда-то было плохо, однажды становится хорошим.
Только взгляните на долгий пусть истории, и вы удивитесь… Например, Рама, Кришна, Парасурама, которые являются воплощениями Бога, – все они не вегетарианцы, все они мясоеды. Рамакришна ел рыбу. Быть бенгальцем и не есть рыбу кажется невозможным. На самом деле возле каждого бенгальского дома есть пруд. Люди там разводят рыбу – так же как вы выращиваете растения, они разводят рыбу. Естественно, их дома пахнут рыбой. И из-за этой ситуации…
Когда Британская империя захватила Индию, Калькутта была их первой столицей. Все бенгальцы должны были выполнять функции первых клерков, первой бюрократии, и все они пахли рыбой. Вот почему британцы начали называть их бабу, бабу означает того, кто воняет. Вы можете сказать «бенгальский бабу», и не будет никаких проблем, но вы не можете сказать «панджабский бабу» – это не годится. Со словом «панджабский» бабу совсем не сочетается. Какой еще «панджабский бабу»? Это невозможно – «панджбский» и «бабу»? Бенгалец – это бабу, и под их влиянием даже бихарцы стали бабу, но на этом все остановилось. И это странно, потому что сильная Британская империя звала бенгальцев «бабу» – это было осуждающее слово: ба означает «с», а бу означает «запах». Но даже это осуждающее слово стало очень уважительным, потому что его использовали влиятельные люди. Поэтому теперь, когда вы хотите продемонстрировать кому-то свое уважение, вы называете его бабуджи – «Бабу Раджендра Прасад». Вы даже президента Индии не оставили без внимания, вы называете его «бабу».
Время меняется… Сегодня мы не можем принять, ни один чувствительный человек не может принять, что тот, кого считали инкарнацией Бога, может быть мясоедом. Это выглядит просто нелепо, возмутительно. После Махавиры и Гаутамы Будды ценности кардинально поменялись. Они были вынуждены поменяться. Потому что эти два человека жили, как вегетарианцы, и доказали, что любой человек, в сердце которого есть любовь, сострадание, не может быть мясоедом. На высоте их сознания невозможно вообразить, чтобы человек продолжал есть мясо – что-то здесь не так.
В каждой эпохе человеку приходится решать, что хорошо и что плохо.
Вы никогда не задумываетесь над тем, почему Рама повиновался воле своего отца – умирающего человека, находящегося под влиянием своей молодой жены… Нужно начать с того, что иметь четырех жен вообще неправильно… И даже на краю смерти, у отца Рамы не хватило смелости отказать своей молодой жене. Что за подкаблучник! Безо всякой причины он приказал Раме на четырнадцать лет уйти в лес. Но в то время послушание было в цене. Раму уважали на протяжении многих веков, потому что он послушался отца, даже не спросив: «Почему? Что я такого сделал? За что ты так меня наказываешь?» Он четырнадцать лет скитался по лесу.
Сегодня никто, у кого есть хоть какой-то разум, не может сказать, что послушание может иметь такую высокую ценность. Раме следовало не послушаться. И мое ощущение таково, что если бы Рама ослушался Дашартху, своего отца, Индия была бы совсем другой страной. Его послушание превратило всю страну в страну рабов. Это не простое явление, оно очень запутано. Когда вы уважаете Раму, вы уважаете послушание. Потом пришли захватчики, и страна повиновалась, захватчики продолжали приходить, а страна продолжала повиноваться. За пять тысяч лет в Индии не было ни одной революции, потому что революция для нас никогда не имела ценности. Мы никогда не думали, что в революции – это что-то хорошее. Мы всегда осуждали бунтарский дух, хотя бунтарский дух – это единственный в мире дух, способствующий эволюции. Если мы волочимся позади всех в мире, так это из-за нашего уважения к послушанию.
Я не советую вам быть неуважительными, я не говорю не слушаться. Я просто говорю, что нужно разделять. А разделение возникает из осознанности – будьте бдительными, будьте осознанными, воспринимайте ситуацию всю целиком. И пусть решение исходит от вас, не извне – не от вашего отца, не от ваших учителей, не от ваших священников. Выслушайте, что они хотят сказать, выслушайте внимательно, с уважением. Но решение должно исходить из вашего сокровенного существа. Тогда у вас будут индивидуальность и независимость. И вместе с вами все общество будет двигаться выше к осознанности, к свободе.
Не судите людей.
Лучше любите их.
Вам не говорят любить людей, но, осознанно или бессознательно, вас учат судить людей.
Любви неведомо суждение – она просто любит вас такими, какие вы есть. Это ваш вопрос, это ваша жизнь. Как ее проживать? И если моя любовь действительно велика, она может изменить вас без каких-либо усилий с моей стороны. Существует возможность, не прибегая к осуждению, изменить вас.
Посмотрите на меня: мне довелось жить с тысячами людей, и я никогда никого не судил. Я просто любил всех, кто был со мной, и наблюдал в них потрясающие перемены, без каких-либо усилий с моей стороны. Это моя любовь меняла их.
На днях я получил письмо из американской тюрьмы. Один из тюремщиков любит меня. И, не обращая внимания на правительство, он дает заключенным время для медитации. Его тюрьма – это особая тюрьма, где содержатся только серьезные преступники: либо те, кто проведет за решеткой остаток своей жизни, либо те, кому предстоит казнь. Там находятся только такие люди.
Спустя несколько лет пребывания в американских тюрьмах, при хорошем поведении, заключенным предоставляется отпуск: на неделю они могут поехать навестить свою семью, своих друзей. Но не здесь – в этой тюрьме нельзя ожидать чего-то подобного… Уже было выявлено, что человек, убивший семерых человек, – оставьте его на семь дней на воле, и ему нечего терять. Он может порезать столько людей, сколько ему захочется, нельзя придумать для него большее наказание, чем то, что уже есть. Он может сбежать, он ничем не рискует; даже если вы снова его поймаете, то ничего не сможете сделать. Вы уже приговорили его к высшей мере наказания. Так вот, в этой тюрьме каникул не бывает.
Но мой друг тюремщик, не спрашивая разрешения, после нескольких лет медитации начал давать заключенным отпуск.
У него были некоторые сомнения относительно одного преступника, который совершил семь убийств, но потом он вспомнил: «Не осуждать, просто любить». И с любовью он дал ему семь дней, сказав, что если ему что-то понадобится, то он будет рад оказать ему поддержку:
– Иди и проживи эти семь дней по полной.
Тюремщик не ожидал, что этот заключенный вернется, он ожидал, что у него будут неприятности. Если бы этот человек не вернулся, то у тюремщика точно были бы проблемы.
Но он вернулся через пять дней. Тюремщик спросил:
– Почему ты вернулся через пять дней?
Тот ответил:
– Я переживал из-за вас, что вы, должно быть, не спите. Должно быть, вы боитесь, что я могу не вернуться. Ваша тревога стала так сильно меня беспокоить, что я подумал, что будет лучше оставить эти два дня, лучше вернуться назад. Вы так меня любили, разве я не могу сделать для вас хоть это – вернуться в тюрьму на два дня раньше? Для меня это не играет никакой роли. Мне предстоит провести здесь всю свою жизнь – еще два дня… Но я не мог спать, я так переживал из-за вас. Я знал, что вы будете все время волноваться из-за того, что будет, вернусь я или нет. И я не мог наслаждаться этим временем, потому что мне не хватало медитации.
Вы не должны никого судить. Но вы можете сделать нечто большее: вы можете любить.
Вы можете помочь человеку медитировать, стать более осознанным. И, возможно, ваша любовь и его медитация могут привести к переменам, к трансформации. И это не будет навязано извне – это будет исходить изнутри человека, как цветок, как цветение. А когда что-то возникает изнутри и расцветает, это обладает необыкновенной красотой.
Самое простое в мире всегда оказывается самым сложным. Именно потому, что это так просто, это становится сложным.
Это не загадка, но простая логика эго. Вам придется понять эту логику. Логика эго такова, что если вы стараетесь сделать что-то сложное, только тогда вы доказываете существование эго. Если вы преуспеваете в чем-то сложном, тогда вы достигли эго. Если вы можете достичь невозможного, тогда, конечно, вы величайший человек в истории человечества.
Люди пытались добраться до высочайших вершин Гималаев на протяжении сотен лет. Сотни альпинистов умирали, но попытки не прекращались. Молодые люди почти со всех стран в мире продолжали идти туда, потому что Эверест – высочайшая вершина Гималаев, высочайшая вершина в мире – оставался вызовом для человеческого эго. Он оставался незавоеванным.
Но это ничего не принесло. Если вы взойдете на вершину Эвереста, оглянетесь вокруг, то просто почувствуете себя глупо, так как таким образом невозможно что-то получить. Там ничего не продается, даже поздороваться не с кем… Это совершенно необитаемый вечный лед, который никогда не таял. И эта вершина такая маленькая, что на ней невозможно стоять даже вдвоем.
Что вы там можете делать? Эдмунду Хиллари и Тенсингу потребовались годы, чтобы до нее дойти – и как долго они пробыли там? Не больше пяти минут. Даже пять минут показались бы пятью веками, потому что там все замерзает, даже время. И спустя пять минут они спустились назад на землю, где махали, ждали, кричали люди – радостные, что человек покорил что-то, что невозможно покорить. Но чего они добились?
Вы не можете увидеть никакого видимого достижения, но есть некое достижение – это то, что я называю логикой эго: Эдмунд Хиллари становится историей. Теперь никто не может занять его место, никто не может снова стать первым человеком, покорившим Эверест. Кто бы ни взошел, он будет вторым, третьим, четвертым; но слава первопроходца – это великолепное питание для эго.
Человек, первым ступивший на Луну, человек, первым совершивший полет вокруг Луны… Я встречался с этим русским Юрием Гагариным, который стал первым в истории человеком, совершившим полет так близко от Луны. Без него было бы невозможно ступить туда. Он подготовил почву. Он смотрел и планировал с близкого расстояния, что нужно было сделать, чтобы совершить посадку на Луне. Он стал знаменит на весь мир.
По приглашению он приехал в Индию, и даже индийские глупцы… От индийских глупцов ожидают немного больше здравого смысла, потому что они – самые старые, самые древние глупцы, они должны были уже чему-то научиться. Но глупцы – это просто глупцы – современные, древние, индийские, американские. Они не принадлежат ни к какой касте, ни к какой нации. Они в этом смысле почти просветленные.
Я никогда не видел, чтобы индусы так сходили с ума! Миллионы собрались в Нью-Дели, чтобы посмотреть на Юрия Гагарина. Они никогда не собирались в таком количестве, чтобы посмотреть на мудреца, на святого, на махатму. Столько любопытства!
Юрий Гагарин, должно быть, чувствовал себя в тысячи раз больше, чем был на самом деле. При встрече с ним я спросил его:
– Чего добились вы, лично вы? Я не говорю о научном прогрессе – что вы привезли весь тот материал, который поможет первому человеку приземлиться, – это хорошо. Но что получили лично вы?
Он ответил:
– Я никогда об этом не думал, но в вашем вопросе есть правда. Я, конечно, что-то получил лично для себя. Я прославился на весь мир, и я ничего не сделал. Я не могу показать что-то, что было бы моим достижением. Но я понимаю ваш вопрос, и я понимаю, к чему вы клоните. Да, это верно: я больше не тот же Юрий Гагарин, которым был когда-то. Я был обычным простым человеком. Я никогда не представлял себе, чтобы меня принимали миллионы с такой неописуемой радостью, что я чувствую, что только теперь я живу, а раньше был мертв.
Я сказал:
– Это чувство идет не от осознания того, что вы есть, потому что ваше сознание осталось прежним. Это чувство нового рождения исходит из вашего эго, ваше эго полностью удовлетворено, оно получило силу. Это и есть ваше «достижение». Но, по мнению тех, кто знает, это ваша потеря.
То, что является достижением для эго, является потерей для души.
То, что служит благословением для эго, является проклятьем для души.
То, что кажется чрезвычайно важным для эго, является чистой глупостью для самой сердцевины вашего существа.
Логика эго в том, что его никогда не интересуют простые вещи, потому что если вы говорите: «Я могу дышать!», вокруг вас не соберется толпа, чтобы приветствовать вас и сказать: «Тиртха, ты велик! Твое имя останется в вечности, потому что ты дышишь».
Никто не скажет вам этого, а если и скажет, то вы подумаете, что он над вами смеется, что он не понимает вас – потому что дышать – это так просто. Вам даже не нужно этого делать, это случается само по себе. Если не вы это делаете, то как это может сделать вас сильнее? Наоборот, вы являетесь объектом этого действия: без дыхания вас бы вообще не было.
Дыхание намного глубже вашего эго, гораздо насущнее вашего эго и гораздо экзистенциальнее вашего эго. Эго ничего не может сделать. Эго – это поверхностное явление; это просто мыльный пузырь, плавающий на поверхности реки. Оно ничего не знает о глубинах. Дыхание принадлежит самой глубинной части вас. Вот почему даже когда вы глубоко спите, оно продолжается. Ему даже не нужно, чтобы вы бодрствовали.
Однажды я ходил навестить одну женщину, которая на протяжении девяти месяцев была в коме, но прекрасно дышала. Будучи в коме, она не просыпалась ни на миг за все эти девять месяцев. И врачи говорили, что она может оставаться в этом состоянии как минимум три года, прежде чем умереть, не просыпаясь. Но она была жива. Она так мирно дышала – возможно, она никогда раньше не дышала так мирно, до того как впала в кому! Вокруг столько раздражителей, но теперь ее ничто не беспокоило. Она не могла испытывать страха, она не могла видеть, не могла думать – но дыхание продолжалось. Дыхание так естественно, что эго не может объявить себя его деятелем, поэтому дыхание его не интересует.
Вы видите проблему? Самое важное, самое существенное даже не интересует эго, его вообще не беспокоит дыхание. Люди, которых начинало интересовать дыхание, были теми, кто осознал некую истину – что если продолжать делать трудные вещи, эго никогда вас не оставит, потому что каждый совершенный трудный шаг становится усилением эго. А чем сильнее эго, тем дальше вы от самих себя.
Ваше эго создает дистанцию между вами реальными и вами нереальными. Чем больше эго, тем больше это расстояние; чем меньше расстояние, тем меньше эго. Если нет вообще никакого расстояния, эго исчезает, и в его исчезновении появляется тот, кем вы являетесь.
И что касается меня, я считаю, что это самое важное открытие во всей истории открытий.
Я не считаю открытие атомной энергии, ядерное оружие, или что-то еще более важными, чем открытие того, что если вы можете осознать даже такой простой, естественный процесс как дыхание, то эго исчезает.
Вам не нужно отбрасывать эго. Если вы попытаетесь его отбросить, то не сможете: кто будет его отбрасывать?
То, что отбрасывается, – это не ваше эго. Тот, кто отбрасывает, скажет внутри вас: «Посмотри, я отбросил эго, теперь я скромный человек, без эго, духовный, святой». Отброшенное – ничто, проблема в том, кто отбрасывает.
Так что вы не можете сделать фактически ничего, чтобы прийти к точке неделания.
Поделиться книгой: