Помоги проекту - поделись книгой:
11. Трюмы больших кораблей делились на несколько наглухо отделенных друг от друга отсеков, так что в случае если корабль получал пробоину, вода проникала лишь в ближайшие отсеки, и судно не погружалось в воду.
12. Во время плавания ночью ориентировались по звездам, днем — по солнцу, в пасмурную погоду — по компасу.
13. Часто спускали за борт лот и отбирали образцы донного ила, по которым устанавливали примерное положение судна. Для измерения глубины пользовались том со свинцовой гирькой.
14. В те времена чужеземные купцы предпочитали вать на китайских судах [13].
Добавим к этому, что в Сунскую эпоху на кораблях применялся любопытный поворотный механизм, который позволял придавать мачтам горизонтальное положение,
Рах Мопgoliса
В первые годы XIII века горький дым пожарищ возвестил начало завоевательных походов Чингис-хана.: В 1215 году монголы покорили Северный Китай, овладели чжурчженьским царством Цзинь, а спустя шесть лет их несметные полчища прошли через всю Среднюю Азию, обращая в руины цветущие города, разрушая оросительные системы, поголовно истребляя мирное население.
Вскоре участь Средней Азии постигла Иран, Закавказье и Русь, и разделенная на несколько улусов монгольская держава преемников Чингис-хана распростерлась на огромном пространстве от Желтого моря до Карпат.
Один из внуков Чингис-хана, Хубилай, носивший титул великого хана и владевший восточным улусом, в границы которого входил и Северный Китай, к 1279 году овладел всеми южнокитайскими землями.
Монгольские завоевания, в результате которых дотла были разорены десятки стран Азии и вся Восточная Европа, пагубно отразились на всех народах этих стран, и они долгое время вынуждены были переносить тяжкое чужеземное иго.
Монголы создали искусную систему эксплуатации всех подъяремных земель, и одним из существеннейших звеньев этой системы была образцовая сеть сквозных путей, которыми оказались прошиты все владения потомков Чингисхана.
Это были почтовые тракты с многочисленными станциями, где путники странствовали, снабженные ханской пайзой — деревянной, медной, серебряной или золотой биркой; эта пайза одновременно служила и пропуском и охранной грамотой — тот, кто ее предъявлял, всегда мог получить пристанище, еду и свежих лошадей. По этим дорогам курьеры и баскаки монгольских ханов быстро передвигались во всех направлениях, выполняя приказы своих властителей.
Эти же дороги открыты были всем иноземным купцам, которым монгольские власти охотно оказывали покровительство; чем успешнее шли дела торговых гостей, тем больше обогащалась казна.
И снова, как в далекие ханьские времена, древние сухопутные трассы, связывающие Китай с Средней Азией, Ираном и Средиземноморьем, стали магистралями мирового значения. По этим путям в XIII веке пришли в Китай европейские гости. В числе этих гостей был венецианский купец Марко Поло.
Монголы, покорив Южный Китай, не нарушили и той системы морских связей, которая сложилась там в сунское время. Они унаследовали от Сунской империи не только флот, но и опытных адмиралов и кормчих; вряд ли, однако, процветанию заморской торговли способствовали колоссальные и при этом неудачные экспедиции, которые Хуби-лай направил в 1274 и в 1281 годах в Японию и в 1292 году на Яву, чтобы овладеть этими странами.
Размах этих завоевательных морских походов был грандиозный. В 1281 году Хубилай велел построить в Фуцзяни четыре тысячи пятьсот кораблей, снабженных баллистами, которые выбрасывали зажигательные снаряды; на кораб-ли погружены были многочисленные соединения пехоты и конницы. Эту экспедицию, так же как и экспедицию 1274 года, погибшую в Цусимском проливе, постигла, однако, участь испанской Великой Армады: флот был рассеян бурей и значительная часть кораблей пошла ко дну.
В походе 1292 года на Яву участвовало тысяча кораблей и двадцать тысяч солдат. Монгольская десантная армия благополучно высадилась на острове, но вскоре была разгромлена яванцами.
Зерновые флотилии
На последующую историю китайского мореплавания оказали влияние не эти заморские походы, а сугубо мирные морские экспедиции — зерновые транспорты. В конце 70-х годов XIII века столица страны — Ханбалык (Пекин), город, где стояло огромное войско Хубилая, постоянно находился на голодном пайке. Зерно из южных областей страны привозилось в Ханбалык по суше, и гужевой транспорт не мог справиться с переброской колоссального количества грузов.
Система каналов, соединявшая долину Янцзы с северными реками, была крайне запущена, да и, кроме того, она также не в состоянии была обеспечить завоз зерна на север в нужном количестве.
Очевидно, выход из создавшегося положения был лишь один — организовать перевозку зерна морем. Чтобы сократить трассу пути из устья Янцзы в Бохайвань, решено было прорыть канал в основании Шаньдунского полуострова. В Шаньдун переброшено было десять тысяч солдат, десять тысяч моряков и тысяча кораблей; работы начались одновременно и на северном и на южном берегу, но вскоре выяснилось, что проложить канал через центральную часть Шаньдунского полуострова не удастся.
Тогда двум бывшим пиратам Чжу Циню и Чжан Сюа-ню, в свое время совершившим десятки набегов на берега Кореи и Ляодунского полуострова, поручено было построить шестьсот плоскодонных судов и проложить постоянную трассу в обход Шаньдунского полуострова к устью реки Байху, которая впадает в Бохайвань.
В 1282 году за шесть месяцев построено было шестьсот судов; эта флотилия в конце лета вышла в путь и весной следующего года достигла гавани Чжигу в устье Байху, перебросив на север сорок шесть тысяч ши зерна [14]. Эта первая экспедиция продолжалась свыше полугода, но опыт ее не пропал даром. Вскоре зерновые флотилии за 10 дней совершали переход из устья Янцзы к устью Байху, ц в 1330 году морем перебрасывалось уже три миллиона пятьсот тысяч ши зерна.
В дельте Янцзы, на островах ее устья и на реке Люцзя-хэ возник самый крупный в мире центр кораблестроения. Здесь десятки тысяч моряков проходили подготовку к дальним морским плаваниям, сюда отовсюду стекались люди, охочие до моря. Кормчие зерновых флотилий считались непревзойденными мастерами искусства кораблевождения.
Что особенно важно — здесь на зерновой трассе разработаны были принципы четкой организации гигантских флотилий. Это была та школа, без которой оказались бы невозможными великие плавания Чжэн Хэ.
В конце XIII и в первой половине XIV века Гуанчжоу, Цюаньчжоу и другие приморские города вели торговлю с заморскими странами примерно в тех же масштабах, что и в Сунскую эпоху.
В 1349 году появился труд любознательного и вдумчивого китайского путешественника Ван Да-юаня «Описание островных варваров». Ван Да-юань сам побывал на Суматре, Яве, в Индии и на Цейлоне и описал девяносто девять стран на пространстве от Южно-Китайского моря до атлан-тических берегов Мавритании. Судя по его обозрению, китайским купцам приходилось сталкиваться в южноазиатских водах с сильными соперниками. Правда, в середине XIV века уже исчезла некогда великая морская держава Шривиджая, но зато наивысшего расцвета достигло яванское царство Маджапахит, возникшее сразу же после изгнания монгольских захватчиков. В это время оно распространило свою власть на соседние острова — Суматру, Бали, Флорес п овладело берегами Малаккского пролива. Флотилии царства Маджапахит дошли до Филиппин и появились во внутренних водах Китая.
Кроме того, в южных морях усилилась активность мусульманских купцов, главным образом гуджаратцев, которые в XIV веке основали ряд своих опорных баз на Суматре.
Таким образом, в конце XIII и в первой половине XIV века масштабы китайской торговли вряд ли существенно изменились по сравнению с Сунской эпохой и приморские города Китая жили примерно так же, как и 50—100 лет назад.
Говорит Марко Поло
О том, что собой представляли эти города, самым убедительным образом могут свидетельствовать записки гостей из другого мира — Марко Поло и Одорика Порденоне, францисканского монаха, который посетил Китай в 20-х годах XIV века.
Оба они были уроженцами Италии, страны великолепных городов. Царица морей — Венеция, город мраморных палаццо над зелеными водами каналов, город-амфибия, откуда корабли расходились во все концы света, Генуя — белая Генуя, город-купец в голубой излучине Лигурийского залива, с храмами и дворцами, штурмующими крутые склоны гор. Рим — слава мира, десятки квадратных миль монументальных руин, что могло сравниться на земле с этими городами?
Но вот венецианец Марко Поло попадает в царство великого хана и с почтительным изумлением говорит он о китайском городе Кинсае (Ханчжоу):
«Пришли мы вот сюда и расскажем вам все о величии этого города; поговорить о нем следует, без спору то самый лучший, самый величавый город на свете … город в округе около ста миль, и двенадцать тысяч каменных мостов в нем, а под сводами каждого моста или большей части мостов суда могут проходить… Не удивляйтесь, что мостов тут много; город, скажу вам, весь в воде, и кругом вода… было там двенадцать ремесел и для каждого ремесла двенадцать тысяч домов; в каждом доме было по меньшей мере десять человек, а в ином пятнадцать, а то тридцать или сорок… Много здесь богатых купцов, и шибко они торгуют; и никто об этом истинной правды не знает, так тут много купцов… Богатства тут много, и доход великого хана большой; коль порассказать о нем, так и веры не дадут… В этом городе, знайте по истине, все улицы вымощены камнем и кирпичом, так точно все дороги в области Манги [Южном Китае]… В этом городе, скажу вам, добрых четыре тысячи бань, и есть ключи, где люди нежатся… бани эти самые красивые, самые лучшие и самые просторные в свете…» [15].
А о Зайтоне [Цюаньчжоу] он говорит: «… на каждое судно с перцем, что приходит в Александрию или в другое место для христианских земель, в это пристанище, скажу вам, прибывает сто. То, знайте, самое большое в свете пристанище; товаров больше всего приходит сюда».
О другом великом китайском городе — Гуанчжоу, Одорик Порденоне писал следующим образом:
«Город этот такой по величине, как три Венеции… и кораблей здесь столько, и так велики они, что просто глазам не веришь. Право же, во всей Италии нет такого множества кораблей, как в этом одном только городе».
А в другом месте Одорик Порденоне говорит: «Я собрал сведения [об Южном Китае] от христиан, сарацин и язычников и от подданных великого хана, и все они говорили мне, что в провинции Манзи [Южном Китае] две тысячи больших городов и что города эти столь величественны, что ни Тревизо, ни Венеции не могут стать в один ряд с ними. А народу в этой стране такое множество, что нам сие кажется невероятным… и в стране этой великое изобилие хлеба, вина, риса, мяса, рыбы и всяческих иных припасов, любых, какие только потребляются в этом мире».
И мысленно сравнивая Китай и Италию, Марко Поло и Одорик Порденоне все время опасаются, что их земляки сочтут правдивые сообщения о стране великого хана беспардонной ложью…
В самом деле, кто же в Италии того времени мог поверить «небылицам» о горячих камнях, которыми в Китае топят печи, или о клочках бумаги, которые в этой стране ходят наравне с золотой монетой! [16]
Минская революция
Обозревая историю китайского мореплавания и китайских заморских связей, мы подошли непосредственно к той эпохе, с которой связаны семикратные плавания Чжэн Хэ.
Эпоха эта начинается в 1368 году, когда в результате всенародного возмущения было свергнуто в Китае монгольское иго.
Вождь победоносного восстания Чжу Юань-чжан, выходец из крестьянской семьи, принял императорский титул и под именем Тай-цзу вошел в историю Китая как основатель новой, Минской династии, правившей в стране до 1644 года.
В Китае появились францисканские миссии и генуэзские купцы. И любопытная деталь: Иоанн Мариньолли, папский легат, посетивший этот город около 1346 года, писал, что генуэзцы держат склад своих товаров в одной из зайтонских духовных миссий.
Чжу Юань-чжан (Тац-цзу)
В истории Китая начальные этапы правления многих династий обычно бывали временем заметного подъема. Так происходило и в Ханьскую, и в Суйскую, и в Танскуго, и в Сунскую эпохи, так было и в первые десятилетия минского периода.
Эти периодические циклы оживления страны, возрождения ее экономики, расцвета ее творческих сил, разумеется, объяснялись не личными заслугами основателя той или иной династии.
Новые династии нередко воцарялись в Китае в кульминационные моменты глубоких кризисов, которые расшатывали обветшавшую государственную машину и выносили на волне широких народных движений новые элементы, враждебные свергнутому режиму. Основатели этих новых династий на первых порах вынуждены были считаться с интересами народных масс, и в первую очередь с крестьянством — главной движущей силой революционных переворотов.
Однако при всех этих переворотах основы феодального строя оставались незыблемыми. И в деревне и в городе сохранялись старые формы феодальных отношений, старый способ производства, старая система эксплуатации. В результате та социальная прослойка, которая в ходе переворота приходила к власти, становилась в скором времени подобием разгромленной и свергнутой феодальной клики. Прибирая к рукам лучшие земли, захватывая теплые местечки в аппарате управления, она в конечном счете превращалась в паразитический нарост, злокачественную опухоль, которая высасывала все живые соки страны.
В январе 1368 года Чжу Юань-чжан обратился к правительственным чиновникам с таким призывом: «Поднебесная только что утвердилась, средства и силы ее народа на исходе. Она подобна пустившейся в полет птице, у которой нельзя выщипывать перья, или только что посаженному дереву, у которого нельзя ворошить корни; она нуждадается в том, чтобы о ней позаботились и дали ей набраться сил».
На первых порах минский переворот 1368 года принес стране немалое облегчение. Прежде всего благодаря решительной победе антимонгольских народных ополчений Китай был очищен от несметной орды иноземных захватчиков. Монгольские владыки и их местные приспешники были изгнаны; при этом они потеряли все награбленные земли, которые перешли в ведение минской казны.
Множество рабов и крепостных получило свободу, немало крестьян переселено было на прежде заброшенные или целинные земли, отменены были изнурительные подати и поборы, которые при последних монгольских императорах чудовищным бременем ложились на все тягловые сословия, и в частности на торговых людей. Решительные меры были приняты против лихоимства — этой язвы, которая разъедала всю систему управления страной при монголах. Указами императора за взятки, если сумма превышала шестьдесят тысяч лян серебра, рубили голову; с казненных лихоимцев сдирали кожу и набивали ее соломой, а затем эти жуткие чучела выставляли на всеобщее обозрение. Мелких взяточников отправляли на тяжелые работы, и все эти грозные установления соблюдались весьма строго. Чжу Юань-чжан оказывал покровительство богатому и влиятельному купечеству, он поощрял все виды ремесла и предпринял решительные меры для освоения земель, заброшенных в годы чужеземного владычества и антимонгольского восстания. Было распахано множество целинных земель и сооружены десятки тысяч плотин и запруд.
Но огромные пространства изъятых у монголов земель розданы были новой аристократии и чиновникам разных рангов, крупные поместья оказались в руках военачальников, которые помогли Чжу Юань-чжану прийти к власти. Вдобавок Чжу Юань-чжан роздал двадцати трем своим сыновьям крупные уделы, и каждый из этих удельных князей —
Передышка эта принесла, однако, свои плоды — она вызвала оживление во всех областях внутренней жизни страны.
Путешествие в XIV век
Совершим небольшую «производственную» экскурсию в Китай эпохи Чжу Юань-чжана. Наш маршрут будет проходить по центральным и южным областям страны и должен храниться в тайне. Минские власти очень подозрительно относятся к иноземцам, особенно к тем из них, кто приходит в Китай с запада.
В южных землях Китая в ночную пору в темном небе часто вспыхивает багровое зарево. Здесь выплавляют железо и варят сталь. На юго-западе это старый промысел, и во многих семьях здесь насчитывается двадцать поколений литейщиков и кузнецов — столь древней родословной вряд ли могут похвалиться царедворцы Чжу Юань-чжана.
После свержения монгольского владычества в Сычуани, в Хэбэе и Гуандуне построено было много новых чугуноплавильных печей, принадлежащих казне (самая большая из них находилась в Лунжоу, в Сычуани), и на эти заводы отправлено было немало государевых крепостных и рабов.
По отчетам управителей казенных заводов — тье-гуаней, за год во всем Китае выплавляется восемнадцать миллионов цзиней железа (около десяти тысяч тонн), и в чушках и болванках металл везут к пристаням на Сицзяне и Янцзы, чтобы переправить его на кораблестроительные верфи и в оружейные мастерские.
Южнее, в Гуанси и Юньнани добывают медь, олово и серебро. Юньнань, самая южная земля Китая, недавно лишь окончательно присоединенная к империи, это истинное «серебряное» дно, и, по мнению опытных рудознатцев, серебра здесь может хватить на многие века, они считают, что в юнънаньских недрах серебра больше, чем во всех прочих областях страны, вместе взятых.
Во многих фу (округах) страны производят фарфор. Еще издавна получили известность изделия мастерских в Гуаньяо близ Кайфына, старой столицы сунских императоров. Но ничего подобного новым казенным мастерским в Цзиндэчжэне, что в Цзянси, Китай еще не знал. Здесь построено три тысячи печей для обжига фарфора и работает несколько десятков тысяч человек, и этот фарфоровый город раскинулся на площади в тридцать пять квадратных ли (около десяти квадратных километров). Белый, как снег, чистый и мягкий каолин добывают поблизости, а кобальтовую краску для синего фарфора доставляют сюда с берегов Калимантана (Борнео). Мастерские в Цзянси, Хэнани, Хэбэе, Чжэцзяне и других китайских землях выпускают миллионы изделий с прозрачной цветной глазурью, голубой, синей, алой и зеленой, фарфор с изумительно тонким кружевным узором. На вес золота ценятся почти прозрачные чаши с глазурью цзихун цвета бычьей крови; только китайским мастерам ведомы секреты окраски фарфора. Эти благородные изделия пользуются неизменным спросом в Индии и на Ближнем Востоке, в Средней Азии и далеком Средиземноморье. Проходя через десятки рук, китайский фарфор попадает в Европу; короли из дома Валуа и банкиры из династии Медичи ценят эти хрупкие изделия даже не на вес золота — много ли весят тонкие, как лепестки лилии, вазы и чаши из страны Китая? — и сотни флоринов они готовы заплатить за сервиз работы цзянсийских мастеров, И только у китайцев фарфоровая мебель и статуи, фарфоровые дома и башни.
Выделкой шелковых тканей Китай славился с незапамятных пор. Но десятки новых мастерских появились после изгнания монголов и двадцать особых окружных палат создано для управления казенными предприятиями; эти мастерские дают куда больше тафты, газа, шелкового полотна, кисеи различных сортов, парчи великолепных расцветок, нежных и в то же время глубоких и ярких, чем шелкоткацкие предприятия Сунской и Монгольской эпох. Через руки размотчиков, крутильщиков, красильщиков, чесальщиков, ткачей, мастеров набивки узоров, работающих сообща под одной крышей, проходят коконы и пряжа, которые постепенно превращаются в скрипучую, легкую ткань с ослепительным блеском. Каждый из них выполняет определенные операции, и шелк создается в процессе разделения труда, а крупные мастерские по характеру своему уже напоминают мануфактуры.
Вот как описывает один из центров шелкоткацкого ремесла — город Шэнцзэчжэнь близ Сучжоу — автор Минской эпохи:
«Городок населяет множество народа… все они занимаются прядением шелковых тканей, и шум ткацких станков слышен всю ночь напролет. По обе стороны рынка тянутся помещения скупщиков числом более тысячи ста. Мастерские в дальних и ближних деревнях ткут шелк, и все приходят сюда на рынок. Множество торговцев-скупщиков слетается в это место со всех сторон».
В восточной части города Сучжоу, говорится в другом источнике, все заняты ткачеством и работают в больших и малых мастерских, каждый ткач имеет свою узкую специальность и получает поденную плату.
В казенных фарфоровых мастерских в Цзиндэчжэне и в других местностях рабочие делились на пять групп и на двадцать два разряда. Ткацкие заведения в Кайфыне, Нанкине и в городах Чжэцзяна, Фуцзяни и Гуандуна выпускали различные сорта хлопчатых тканей.
Создаются специализированные мастерские: в некоторых из них выделывается лишь белое полотно лучшего качества
А для того чтобы непрерывно работали мастерские казны, насыщая китайские и чужеземные рынки товаром, власти строго следят за выполнением императорских указов, которые не только определяют годовой выпуск продукции, но и предписывают каждому землевладельцу в обязательном порядке отводить определенную долю земли под тутовые деревья, хлопок, коноплю. У кого земли от пяти до десяти му [17], говорят эти указы, должен отвести половину му под каждую из названных культур, «а буде участок больше десяти му, доля сия должна соответственно удваиваться».
Бумагу вырабатывают в Аньхое, Чжэцзяне, Фуцзяни, Хунани, Цзянси и на юге страны в казенных и частных мастерских.
Используется самое разнообразное сырье — бамбук, лубяные культуры, тряпье, рисовая солома, изготовляются десятки сортов и видов бумаги, и вывозят ее во все страны мира.
Далеко позади осталась младенческая пора книгопечатания, когда текст оттискивался с гравировальных досок. Широко применяются доски со сменными литерами — медными, оловянными, свинцовыми; появляются цветные печатные ксилографии — гравюры на дереве. Способ сменных литер китайские печатники знали уже в Сунскую эпоху, лет за 400 до Гутенберга, но прежде эти технические новшества не находили такого широкого применения; книга в Минскую эпоху получает куда большее распространение, чем в прежние времена, хотя, как и раньше, безмерно трудная грамота остается недоступной шестидесятимиллионному китайскому народу [18].
Нужна зеленая улица
Казалось бы, что казна, которая владела львиной долей китайских предприятий самого различного типа и которая придерживалась в части внешней торговли жесткого режима монополии, установленного в Сунскую эпоху, была остро заинтересована во всемирном расширении местного и чужеземного рынков. Ее интересы явно совпадали с интересами богатого и влиятельного купечества приморских городов. Кроме того, особые обстоятельства, подобные тем, которые во многом определяли торговую политику сунского времени, определяли и жизненно важное значение морских связей.
Ведь Минский Китай в отличие от державы Хубилая и его преемников не поддерживал с Западом сношений по суше.
На его западных рубежах велись непрерывные войны, его врагами были монголы и мощная империя, созданная в кровавых завоевательных походах последних десятилетий XIV века Тимуром, империя, в границы которой входила Средняя Азия, Иран, часть Северной Индии и часть Ирака и Малой Азии.
Старая домонгольская и монгольская система торговых дорог, которые по сухопутью связывали Китай с Передней Азией, вышла из строя. К семидесятым годам XIV века прервались сношения Западной Европы с Китаем, исчезли генуэзские торговые фактории в Зайтоне. Ослабли связи с Ираном и Средней Азией, пески пустынь поглотили заброшенные города на Великой Шелковой дороге. Руины этих убитых песками городов археологи находят и в бассейне Тарима и в Ордосе. Одним ил таких мертвых оазисов является город Хара-Хото, открытый замечательным русским путешественником П. К. Козловым.
В этих условиях китайская торговля нуждалась в «зеленой улице» на Южноазиатском морском пути, который с ханьских времен связывал Серединную империю со странами Среднего и Ближнего Востока.
А между тем положение, которое создалось в конце XIV века, было мало утешительным.
По причинам не вполне ясным, Чжу Юань-чжан не склонен был поощрять заморскую торговлю. Возможно, безуспешная борьба с японскими пиратами настраивала его на пессимистический лад [19], но так или иначе связи с южными морями ослабли во второй половине XIV века. В 1374 году были совершенно упразднены палаты внешней торговли в Чжэцзяне, Фуцзяни и Гуандуне и около этого времени запрещено было приватным особам выходить в море на кораблях, имеющих более двух мачт. В 1390 году запрещен был вывоз золота, серебряной монеты, тканей и оружия, а в 1394 году такой же запрет наложен был на ввоз ряда чужеземных товаров. Торговые сношения с Сиамом, Тьямпой и Камбоджей регулировались весьма жесткой системой ограничений [20]. На самой трассе Южноазиатского морского пути обстоятельства складывались невыгодно для Китая.
В 70-х и 80-х годах XIV века наметились явственные признаки упадка яванского царства Маджапахит, Огромные островные державы начали распадаться, причем очагами сепаратизма везде оказывались торговые приморские города.
На Суматре, вдоль ее северного берега, возникло несколько независимых государств, центрами которых были такие города. Местные властители, в большинстве случаев мусульмане — арабы и гуджаратцы, жили транзитной торговлей и обременяли всех чужеземных купцов, которые проходили через их гавани, огромными пошлинами. Точно такая же картина наблюдалась и в Индии, где независимые и полунезависимые приморские города Коромандельского и Малабарского берегов взимали с торговых гостей не менее разорительные пошлины.
Таким образом, мзда, которую платили китайские купцы на пути из Цюаньжоу или Гуанчжоу в гавани Мала-бара и Персидского залива, порой превышала себестоимость товара, перевозимого на индийские и иранские рынки. Вдобавок конкуренты китайцев — арабы и гуджарат-цы, единоверцы суматранских правителей, пользовались всевозможными льготами и повсеместно держали свои фактории и склады.
Воды малайских морей в то время были истинным раем для пиратов: пираты безнаказанно грабили караваны торговых судов, а затем с богатой добычей укрывались либо в пустынных бухтах Вьетнама, Малаккского полуострова и Суматры, либо в гаванях суматранских и яванских властителей, которые нередко были компаньонами морских разбойников и охотно оказывали покровительство этому выгодному промыслу.
Вань Да-юань с горечью писал, что в проливе Линь-ямэнь (ныне Сингапурский пролив) пираты систематически нападают на китайские торговые корабли. «Когда, — жаловался он, — корабли идут в Западный океан, пираты пропускают их свободно, но на обратном пути… все моряки берут в руки оружие… ибо наверняка две или три сотни пиратских джонок подстерегают их здесь. Порой морякам выпадает удача и попутные ветры, и им удается проскользнуть мимо пиратов. Если же этого не случается, то пираты истребляют весь экипаж и захватывают все товары».
Поддерживать престиж китайской державы в далеких водах Западного океана (так китайцы называли все моря к западу от Калимантана) было чрезвычайно трудно. Так, Чжан Юань-чжан вынужден был ограничиться бессильными угрозами, когда на восточной Суматре беглый китайский каторжник захватил власть в одном мелком княжестве и стал промышлять морским разбоем, грабя китайские корабли.
Кроме того, далеко не безопасно было совершать длительные рейсы в Западном океане, не имея там собственных опорных баз, где мореплаватели всегда могли бы пополнить запасы продовольствия, пресной воды и топлива и не платить пошлины местным мздоимцам.
Трудно было навести порядок на Южноазиатском морском пути, послав в малайские моря одну или две эскадры. Такие эпизодические операции не могли принести Китаю никакой пользы, и в Китае понимали, что нельзя резать кисель ножом.
Чтобы прочно утвердиться на Южноазиатском морском пути, необходимо было установить над ним действенный контроль, основать ряд опорных пунктов и баз на берегах Явы, Малаккского полуострова, Суматры и Цейлона и систематически поддерживать с этими базами связь.
Это была нелегкая задача и разрешена она была в начале XV века при третьем императоре Минского дома Чэн-цзу (1403–1425) великим флотоводцем Чжэн Хэ.
Облачный юг
Юньнань — «Облачный юг» — одна из самых южных земель Китая. На ее западных рубежах поднимаются убеленные вечными снегами хребты, которые широкой дугой охватывают Тибет — высочайшее на земле нагорье. Пики этих гор выше Монблана и Казбека, и их склоны прорезаны глубокими долинами рек, истоки которых лежат далеко на севере, в Куньлуне. Здесь рядом протекают три великие реки — Янцзы, Меконг, Салуэн; пути этих рек ближе к южной границе Юньнани расходятся широким ребром; Янцзы, кормилица Китая, круто поворачивает на восток, к Восточно-Китайскому морю, Меконг течет на юго-восток и, орошая земли Лаоса и Камбоджи, впадает в Южно-Китайское море, Салуэн устремляется прямо на юг в Бирму и к Индийскому океану. В юньнаньских горах зачинаются младшие сестры Янцзы, Меконга и Салуэна— Красная и Черная реки.
К исполинскому горному поясу примыкает обширное Юньнаньское нагорье, которое становится все ниже и ниже по мере приближения к восточным границам Юньнани. Густая сеть рек глубоко врезывается в это плато, поднятое над уровнем моря на высоту Карпат и Уральских гор, Течение рек здесь стремительное, их ложе образует бесчисленные пороги, порой они пробивают себе путь через ущелья и каньоны с обрывистыми склонами головокружительной высоты. Кое-где небольшие речки внезапно исчезают: их поглощают подземные каналы, которые, словно ходы гигантских кротов, пронизывают массивы известняков. Повсеместно на этом плато рассеяны озера.
Северный тропик пересекает Юньнань, но высота умеряет тропический зной. На Юньнаньском нагорье суровые таежные леса с елью, лиственицей и пихтой прочно занимают самые высокие участки. Чуть ниже ель сменяется дубом, грабом, сосной, еще ниже к ним примешивается куннингамия и тиковое дерево, а на дне долин и глубоких котловин тропический лес, густой, непроходимый, с зарослями бамбука, фикусами, магнолиями, сандаловым деревом, царит безраздельно. Таким образом, Сибирь и Индия уживаются здесь бок о бок: под таежными владениями медведей и рысей, в непроходимых джунглях обитают слоны, тапиры и тигры.
В этом краю человек всегда стремился осесть не в речных долинах, а в просторных впадинах озер. Лучшие земли, давно отвоеванные у леса, лежали на берегах и на широких террасах озер Дяньчи, Фусяньху, Эрхай в восточной части Юньпаньского нагорья. Но удобных земель было мало. Даже в наше время только шесть процентов площади используется здесь в земледелии, даже сейчас в этой области, которая по размерам превышает всю Италию, проживает лишь немногим более пятнадцати миллионов человек — цифра, ничтожная в масштабах Китая. Юньнань издревле заселили некитайские народы. Здесь была родина народов тай, которые впоследствии заняли бассейн Менама и прочно утвердились в Сиаме. Здесь жили и живут поныне народы цзинпо, мяо и др. Здесь с VII по XIII век располагалось мощное царство Наньчжао, которое вело успешные войны с Танской империей и лишь номинально числилось вассалом Китая.
Через Юньнань, край бездорожный, землю, где редкие селения связаны были между собой лишь вьючными тропами, проложенными вдоль крутых склонов ущелий, издревле проходил очень важный транзитный путь из Гуандуна в Бирму; за обладание этой трассой Китай вел постоянные войны с теми царствами, которые владели юньнань-скими землями.
Поделиться книгой: