Жены, которым не повезло

– Вы говорите, звонок был анонимным? – прожег взглядом майора Виталий Зиновьевич.

– Да, – ответил Михеев.

– И вы не знаете, кто этот аноним?

– Нам не удалось выяснить, кто это был и откуда поступил звонок.

– Хорошо, если это так, – выделяя каждое слово, проговорил Попенченко. Взгляд у него был тяжелый, прожигающий. – Значит, сомнения, что оба убийства совершил Кочет, у вас отпали?

– Так точно, – непонимающе уставился на подполковника Михеев.

– А вот у меня сомнений только прибавилось, товарищ майор. – Виталий Зиновьевич повернул голову в мою сторону, давая тем самым «добро» на мое выступление: – Вы что-то хотели нам поведать, Аристарх Африканыч?

– Да, – выступил я вперед. – Я хотел сказать, что эта квартира моя…

В глазах майора я прочел неподдельное удивление и… насмешку. Нет, Михеев не испугался. Если бы это обстояло именно так, то можно было бы с большой долей уверенности сказать, что он связан с Киприани не просто анонимным телефонным звонком…

– Эта квартира действительно моя. Временно, конечно. Поскольку я ее снимаю. – В подтверждение своих слов я достал из кармана договор найма и показал его майору. Тот внимательно прочел его и вернул, как-то беспомощно посмотрев на меня.

– Хочу заверить вас, господин майор, – продолжил я, положив договор обратно в карман, – что никакого Кочета и иных воров-рецидивистов здесь, в этой квартире, не было и в помине. А вот убийца, который и подложил драгоценности с мест преступления, думая, что это берлога Кочета, здесь побывал… – С этими словами я достал свой смартфон, вошел в почту и нажал ссылку. – Вот, полюбопытствуйте, – протянул я смартфон Михееву.

Все это время Попенченко не сводил взгляда с лица майора, пытаясь, наверное, понять, правду ли он говорит относительно анонимности звонка или врет. Мне лично показалось, что Михеев говорит правду. И никакого сговора между ним и частным сыщиком Альбертом Киприани у него нет. Впрочем, это уже дело Виталия Зиновьевича как и. о. руководителя отдела обеспечения собственной безопасности…

– Ну, как вам такое кино? – спросил Попенченко, когда Михеев просмотрел запись и вернул мне смартфон.

– Хорошее кино, – покачал тот головой. – Думаю, что рейтинг у него будет высокий. Значит, этот Киприани сам и замочил свою женушку?

– А у вас что, остались какие-то сомнения? – вопросом на вопрос ответил подполковник.

– Нет, сомнений никаких не осталось. Тогда, судя по всему, этот же Киприани убил и жену Крохина.

– Опять вы делаете скоропалительные выводы, майор, – недовольно произнес Попенченко. И добавил: – То, что Киприани убил жену Крохина, вовсе не факт. Но то, что он причастен каким-то образом и к тому убийству, – этот факт неоспоримый. Надо полагать, о деталях первого убийства вам поведает сам Киприани…

Михеев потоптался на месте, посмотрел на Попенченко и спросил его:

– Это вы все придумали, товарищ подполковник?

– Нет, вот он, – кивнул в мою сторону Виталий Зиновьевич.

Михеев перевел взгляд на меня, и я прочел в нем такое смешение чувств и эмоций, что особо выделить какое-либо из них было сложно. Но то, что во взоре майора векторной величиной читались неприязнь, обида и злость, – было понятно и без всякой физиогномической редукции…

– Ну что, здесь мы закончили? – спросил майора Виталий Зиновьевич.

– Так точно, – ответил Михеев.

– Тогда вы знаете, что нужно делать.

– Знаю, – кивнул майор. – Я немедленно задержу его и вынесу постановление с ходатайством о содержании Киприани под стражей. Только для обоснования ходатайства мне нужен этот видеоматериал.

– Ну, давайте я вам его скину на ваш мейл, – предложил я.

После того как это было сделано, майор со своими сотрудниками убыл, и мы остались вчетвером: я, оператор Степа, подполковник Попенченко и капитан Головня.

Виталий Зиновьевич посмотрел сначала на Степу и его камеру, потом на меня, после чего спросил:

– А что, камера все это время была включена?

– Она и сейчас включена, – не стал обманывать я хорошего человека.

– Выключи, – безапелляционно произнес Попенченко.

Я посмотрел на Степу и кивнул. Это был знак, что камеру и правда надо выключить.

– Вот что, Русаков, – осторожно начал Виталий Зиновьевич. – Мне бы не хотелось, чтобы все, что здесь происходило, увидели зрители. В частности, то, как майор Михеев так жидко обосра… обкакался. В своей передаче ты можешь показать все, но только до твоего выхода. Не нужно валить лицом в грязь Главное следственное управление из-за одного м…

– Тогда в моей передаче не будет концовки, – попытался я возразить, но Попенченко резко оборвал меня:

– Концовка будет, но менее эффектная, нежели задумал ты. Просто вместо видеокадров ты, к примеру, сам скажешь на камеру, что следователь, который вел эти дела по убийствам, был поначалу введен в заблуждение умным и хитрым преступником, пытавшимся пустить следствие по ложному следу и подбросившим улики с мест преступления человеку хотя и с не безупречным прошлым и настоящим, однако не причастному ни к одному из убийств. Но ты в своем журналистском расследовании очень близко подошел к настоящему преступнику, который был вынужден установить в твоей квартире прослушивающие устройства, чтобы хоть как-то тебя контролировать. Вовремя их обнаружив, ты использовал «жучки» в своих целях, дал преступнику ложную информацию и спровоцировал его на подлог улик. Что и было заснято тобой на скрытую видеокамеру. Эти кадры с Киприани ты можешь показать в своей передаче без всяких ремарок. Таким образом, с твоей непосредственной помощью Главным следственным управлением настоящий преступник был задержан и обезврежен. И всем нам честь и хвала…

– В том числе и майору Михееву? – спросил я с неизбывной иронией.

– Нет, майор Михеев вряд ли получит за это дело какие-либо почести, – ответил Виталий Зиновьевич. – И то, что мой отдел займется им серьезно, это я тебе гарантирую.

– А как ты думаешь, – посмотрел я на Попенченко, – Михеев не звонит сейчас Альберту Киприани, предупреждая его о скором аресте?

– Думаю, что не звонит, – не сразу ответил Виталий Зиновьевич. – И даже если это так, то о звонке мы непременно узнаем, поскольку Альберт Иванович Киприани уже с утра обложен нашими сотрудниками и дома, и в своем офисе. Так что скрыться и уйти от правосудия ему не удастся… Ну что? Исполнишь мою просьбу? Или мне, – покосился он на Степу, – изъять сегодняшний видеоматериал до особого распоряжения, так сказать?

– Исполню, – пообещал я.

– Я тебе верю. И прошу понять меня правильно, – подпустив в голос извиняющиеся нотки, проговорил подполковник.

– Да я понима-а-аю, – протянул я, лихорадочно соображая, как мне выйти из создавшегося положения с наименьшими потерями. – А можно, я тебе на днях сделаю пару звоночков?

– Неожиданное предложение. И с целью? – кажется, даже с опаской глянул на меня Виталий Зиновьевич.

– С целью узнать о ходе следствия, – заявил я, что называется, прямо в лоб. И добавил с добродушной улыбкой: – То, что можно узнать, конечно.

– Звони, – коротко произнес Попенченко. – И если что, обращайся, – повторил он уже слышанную мной некогда фразу.

– Непременно, – ответил я и пожал поочередно руки капитану и подполковнику. Потом мы поздравили друг друга с наступающим Новым годом, пожелали здоровья, успехов в работе и личной жизни (в общем, все как обычно), после чего разошлись, довольные (во всяком случае, так мне показалось) друг другом.

Мы со Степой и Степанычем поехали в редакцию. Там я проторчал до конца рабочего дня, в течение которого из первого звонка, сделанного мной подполковнику Попенченко, узнал, что Киприани задержан и взят под стражу. Сопротивления при задержании он не оказал…

Двадцать девятого декабря Киприани начал давать признательные показания. Альберт Иванович сознался в убийстве своей супруги и с потрохами сдал Крохина, рассказав об убийстве Аиды и своей роли в этом темном деле. В тот же день Юрий Сергеевич был взят под стражу. Насколько я понял со слов Попенченко, а это был мой второй и последний ему звонок (о чем Виталий Зиновьевич не преминул с удовольствием и даже нотками злорадства в голосе сообщить мне), Крохин был несказанно удивлен данному обстоятельству и все время спрашивал, за что его арестовали. Все эти события послужили финальными аккордами для моей передачи, которую шеф с таким нетерпением ожидал…

Тридцатого декабря моя передача вышла в эфир. И буквально через пару минут после ее окончания мне позвонила Маша.

– А я знала! – сказала она в трубку вместо приветствия. – Знала, что вы поможете.

– Ну вот, как-то так, – ответил я, не зная, что сказать.

– Спасибо вам, – проговорила Маша и замолчала. Я слышал, как она несколько раз всхлипнула. Потом она еще два раза повторила «спасибо» и положила трубку. Наверное, расчувствовалась вконец и уже не могла сказать ни слова.

Где-то минут через двадцать позвонил Паша Кочет. Он поздоровался, поблагодарил меня за то, что я «отмазал его от “мокрухи”», и сказал, что помнит о своем обещании прийти в «ментовку с повинной и написать чистуху» о трех ограблениях квартир в Измайлове, что случились до убийства Аиды Крохиной.

– Только вот Новый год встречу по-человечески, с сеструхой, – добавил он, – и приду…

Уже в конце дня дал о себе знать Володька Коробов.

– Привет, что, можно поздравить?

– Привет, – ответил я. – Да, думаю, можно. Как там Михеев поживает?

– В порядке поживает. Чего ему сделается, когда у него папа генерал-лейтенант эмвэдэ. И потом, он ведь свое дело знает.

– Ясно, – констатировал я. – С наступающим тебя.

– Тебя тоже, – сказал Володька.

А потом случилось то, на что я не смел надеяться. Позвонила Ирина:

– Привет.

– Привет.

– Ты помнишь про свое приглашение встретить Новый год вместе?

– Помню, – ответил я, и по моему телу побежали холодные мурашки.

– Ты не передумал?

Какой глупый вопрос…

– Нет, не передумал.

– Тогда готовься к встрече Нового года со мной…

– Ага, – произнес я бесцветным тоном, пытаясь унять волнение.

– Ну все, мне некогда, пока, – сказала Ирина и положила трубку.

Вот это подарок! Лучшего и не придумать. А у меня ничего нет, ведь особо готовиться к встрече Нового года я не собирался.

С наступлением следующего дня, последнего в этом году, события стали нанизываться одно на другое с невероятной быстротой. Я покупал разные вкусности, жарил, тушил, парил. Голова была свободна ото всех сложностей и мыслей, кроме кулинарных. Ну, и еще предвкушение настоящего праздника. Начиная со звонка Ирины, оно поселилось во мне, обволакивая теплом и радостным ожиданием.

Конечно, я купил Ирине подарок. Это было золотое кольцо с крупным изумрудом в обрамлении бриллиантов. Стоило кольцо сорок восемь тысяч рублей. Конечно, можно было бы сделать подарок и подороже, но деньги мои лежали в банке, времени было в обрез, да и понравилось мне это колечко своей изысканной формой и изяществом, идеально подходящими, как мне думалось, для тонких пальчиков Ирины.

Она пришла в восемь. Пахло от нее морозной свежестью и яблоками. На ней была короткая норковая шубка с капюшоном, под которой оказалось бежевое платье чуть выше колен с большим декольте и бантиком на поясе. Когда она появилась в нем, у меня натурально перехватило дыхание. Боже мой, как я себя обманывал, когда находился от нее вдали.

– Я хочу, чтобы в новом году у нас было все по-прежнему, – сказала Ирина и заглянула мне в глаза. А потом обняла меня и поцеловала в губы.

«Я тоже этого хочу», – хотел ответить я, но из моего горла вырвалось лишь какое-то нечленораздельное шипение. А потом… Потом было исполнение желаний. Хороших и разных. И, я думаю, обоюдно приятных. После чего мы, обессиленные, уснули…

– Вставай! До Нового года осталось пять минут! – разбудила меня Ирина.

Я вскочил как ошпаренный и посмотрел на часы. Короткая стрелка стояла уже на двенадцати, длинная на моих глазах передвинулась на одно деление: без четырех минут двенадцать! Она уже надела платье и поправляла что-то в своей прическе. Я по давней традиции облачился в белую рубашку.

– Шампанское! Открывай скорее шампанское! – закричала Ирина.

Я кивнул и встретился с ней взглядом. Ее глаза светились радостью и счастьем.

Впрочем, как и мои…