Смертельные послания

– Да. По иронии судьбы благодаря этому письму он обрел свое прозвище Джек, хотя мог и не быть его автором, – заметил Джеймсон. – И если я в дальнейшем буду что-то упускать или искажать факты, вы всегда можете положиться на информацию Лоуренса. Он обладает уникальной памятью.

Джеймсон произнес это вполне искренне, без всякой иронии. Ардженти кивнул и с улыбкой взглянул на Лоуренса.

– В самом деле, – добавил Финли, – вы можете задать ему любой вопрос, касающийся Потрошителя. В особенности относительно неясных моментов, ускользнувших от моего внимания.

– Хорошо. Буду иметь это в виду, – сказал Джозеф.

С разрешения Биделла, Джеймсон рассказал об их знакомстве в «Бедламе», куда он пришел навестить другого пациента.

– Он что-то бормотал, сидя чуть поодаль от нас. Подойдя к нему, я увидел, что он написал число «пи» с одиннадцатью или двенадцатью знаками после запятой, – оживленно жестикулируя, говорил Джеймсон. – Сам я знал это число только до восьмого знака и спросил, может ли он назвать четырнадцатый и девятнадцатый знаки. Он тут же безошибочно назвал их. Потом выяснилось, что он знает всех британских монархов и последовательность, в которой они правили, всех крупных композиторов и даты сочинения известных симфоний, имена лошадей и жокеев многочисленных дерби. Ни один обычный человек не способен запомнить такой объем информации. Тогда мне стало ясно, что это отнюдь не сумасшедший. Данный феномен известен как «синдром Туретта»[6]. Подверженные ему люди обладают чрезвычайно сильной эйдетической памятью. Родители считали его одержимым, трижды изгоняли из него дьявола и в конце концов поместили в сумасшедший дом. Я понял, что при надлежащем медицинском уходе он способен вести почти нормальную жизнь.

Финли немного помолчал и вздохнул:

– Мне потребовалось два месяца, чтобы вытащить Лоуренса из этого богом забытого места и оформить над ним опекунство. Я дал слово, что не допущу, чтобы он когда-либо вернулся туда.

По взглядам, которыми обменивались двое его собеседников, Ардженти понял, что это не мастер и помощник, а близкие друзья.

– Вклад Лоуренса в расследование преступлений Потрошителя и других дел поистине бесценен, – заявил тем временем Джеймсон.

Биделл повернулся к Джозефу с улыбкой на лице:

– Мне чрезвычайно льстят похвалы Финли, но он не упоминает о своем собственном бесценном вкладе.

– Лоуренс хочет сказать, что он лишь сообщал факты, а я истолковывал их и находил ответы на вопросы, – пояснил его друг и, подняв голову, взглянул на официанта, который нес им основные блюда. – Он восхитительно сыграл свою роль в деле Потрошителя, чего я, к сожалению, не могу сказать о себе.

Ардженти подивился такому самоуничижению, хотя догадывался, что оно отточено длительной практикой. Его также удивила полная неосведомленность Джеймсона по поводу неграмотности девушек вроде Элли Каллен и то, с какой небрежностью он говорил о зверских убийствах за этим роскошным столом, когда они только что побывали в районе, где люди едят крыс, чтобы не умереть от голода. Вероятно, это было одним из показателей «класса», суть которых детектив еще себе не уяснил.

– Хорошо, что вы еще не разучились быть объективным, – сказал Джозеф напарнику. Ему очень хотелось добавить также «холодным» и «безразличным».

– Да, пожалуй. – Финли бросил на Ардженти пристальный взгляд, и спустя мгновение его губы растянулись в улыбке. – Кто-то ведь должен спасать этих бедняжек.

Джозеф кивнул в знак согласия, хотя в его голове царил сумбур. Джеймсон явно старался сдерживаться, но его врожденное высокомерие брало верх. Поскольку их расследование, судя по всему, должно было сводиться главным образом к беседам с девушками в районах, похожих на Четвертый округ, они вряд ли многого достигнут, если англичанин будет вести себя в общении с ними подобным образом. Нужно как можно скорее сказать мэру Уоткинсу, что он едва ли сможет работать вместе с этим человеком. Они слишком разные люди – точнее, диаметрально противоположные.

Несмотря на раздирающие его противоречивые чувства и ощущение дискомфорта от присутствия в столь шикарном заведении, Ардженти не мог не восхищаться рестораном. Никогда прежде он не видел столь красиво разложенной еды!

– Ну, хватит уже о нас да о Потрошителе, – сказал Джеймсон, вонзив нож в свой tourruedos Rossini. – Лучше расскажите нам о себе, детектив.

Когда они вышли из ресторана, звон столовых приборов и гул голосов уступили место стуку железных колес и цокоту копыт по брусчатке.

Джеймсон осторожно вдохнул уличный воздух.

– Давайте немного прогуляемся, – предложил он. – А вы, Лоуренс, оставайтесь с кебом.

Англичанин двинулся быстрым шагом по Уильям-стрит. Ардженти последовал за ним, стараясь не отставать.

– Куда мы направляемся?

– Просто гуляем. Доставьте мне небольшое удовольствие.

Впервые Финли заметил этого невзрачного мужчину в коричневом костюме и шляпе «дерби» такого же цвета, когда они выбирались из лабиринта улиц после беседы с Элли Каллен. По всей вероятности, он обратил на себя его внимание своим наигранно беспечным видом, а также в силу того обстоятельства, что на территории Четвертого округа встречалось значительно меньше людей, носивших одежду, традиционную для представителей среднего класса, чем в центре города. И вот теперь английский криминалист снова увидел его боковым зрением на противоположной стороне улицы, когда они вышли из «Дельмонико».

– Не оглядывайтесь. Кажется, за нами следят, – шепнул он напарнику.

Ардженти непроизвольно повернул голову в сторону, едва удержавшись, чтобы не оглянуться, и устремил взгляд на проезжавший мимо них кеб.

– Вы уверены? – засомневался он.

– В скором времени выяснится.

Они продолжали идти неспешным шагом, глядя прямо перед собой. Только поворачивая на Эксчейндж-плейс, Джеймсон украдкой бросил взгляд назад. Незнакомец шел на расстоянии около восьмидесяти ярдов от них с тем же беззаботным видом, стараясь не выделяться среди других прохожих – и явно следуя за напарниками.

Финли ощутил, как ему сдавило грудь. «Теперь вы пытаетесь выяснить, кто я – мясник, пекарь, производитель свечей?» – вспомнилась ему фраза из письма. Он подумал, не приведут ли хвастовство Потрошителя и затеянная им игра в кошки-мышки к разоблачению преступника.

– Он все еще идет за нами, – предупредил криминалист Джозефа.

– Как вы думаете, кто это?

– В своем письме он говорит, что наблюдает за мной и Колби… – Джеймсон запнулся, увидев, что Ардженти намеревается повернуть голову назад. – Я же сказал, не оглядывайтесь! Мы просто прогуливаемся. Если он заподозрит что-нибудь неладное, то сразу исчезнет.

– Понимаю.

У детектива вдруг пересохло во рту.

– Сейчас будет поворот; следуйте за мной и повторяйте за мной все, что буду делать я, – велел ему Финли.

– Да… хорошо.

В одно мгновение все сомнения Джозефа были отброшены в сторону – неожиданно началась работа! Если только у Джеймсона не разыгралась буйная фантазия.

На Ганновер-стрит было многолюдно, и когда они повернули на Бивер-стрит, Финли уже не смог рассмотреть боковым зрением сквозь толпу, продолжает ли идти за ними незнакомец.

Его взгляд скользил по вывескам, пока через сорок ярдов не уперся в кондитерский магазин, двери которого находились в глубине между двумя витринами.

– Вот. То, что нужно! Спрячемся здесь, – решил англичанин.

Ардженти нырнул вслед за ним в проем и прижался к дверям. Они принялись ждать, затаив дыхание.

Человек в коричневом костюме завернул за угол и застыл в недоумении. Спустя несколько секунд он неторопливо двинулся дальше, пытаясь рассмотреть впереди двух мужчин, которых, возможно, загораживала группа из трех прохожих, остановившихся, чтобы побеседовать.

Заметив в тридцати ярдах за этой троицей следующий поворот, мужчина в коричневом сделал рывок вперед и едва успел перейти на шаг, когда увидел тех, кого искал, повернув голову в сторону.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, а затем Джеймсон и Ардженти бросились к нему.

Повернувшись, незнакомец побежал по Ганновер-стрит. Напарники последовали за ним и были уже всего ярдах в семи от него, когда беглец достиг перекрестка с Перл-стрит. Он решил пересечь ее, надеясь, что гнавшиеся за ним люди отстанут, уворачиваясь от кебов.

Джозеф заметил, что незнакомец довольно тучен, однако при этом он бежал, словно одержимый, стремясь во что бы то ни стало оторваться от преследователей. Финли же, очевидно, твердо вознамерился настигнуть его и в своем рвении опередил детектива на несколько шагов.

Выбежав на проезжую часть, они принялись отчаянно маневрировать среди кебов и повозок. Лишь в самый последний момент пара лошадей, запряженных в телегу мясника, остановилась перед незнакомцем, едва не сбив его. Тот опять помчался по Перл-стрит, а затем свернул на Ганновер-сквер. Однако, когда он достиг Уотер-стрит, уличное движение стало еще интенсивнее.

Мужчина кинулся в промежуток между велосипедом и кебом и вдруг увидел приближающийся электрический трамвай. Поколебавшись долю секунды, он побежал наперерез ему и успел проскочить в каком-нибудь футе перед вагоном под аккомпанемент дребезжащего звонка водителя.

Следователям пришлось остановиться и ждать, пока трамвай проедет. Они вглядывались в его окна, пытаясь увидеть человека в коричневом на другой стороне улицы между силуэтами пассажиров.

Джеймсон был так поглощен этим занятием, что не заметил другой трамвай, двигавшийся в противоположном направлении. Лишь в последний момент он вдруг услышал звонок, сопровождавшийся испуганным криком.

– Финли!

Ардженти изо всех сил толкнул его в плечо, и они проскочили в образовавшуюся на долю секунды брешь между двумя трамваями. Водитель второго вагона нажал на тормоза, и тот с металлическим скрежетом прогромыхал мимо в тот самый момент, когда их ноги коснулись земли по другую сторону от рельсов.

Англичанин отшатнулся в сторону, провожая глазами вагон.

– Исчадия ада, – проворчал он. – Невозможно услышать, как они подкрадываются! Спасибо. Я обязан вам… – Тут он осекся, вспомнив об убегавшем от них человеке в коричневом костюме. – Скорее!

Незнакомец с тревогой оглянулся на них. Благодаря трамваю он выиграл пять ярдов, но тут же потерял их, пропуская груженную углем телегу, и побежал наискось в сторону переулка. Было видно, что мужчина устал. Все чаще он бросал через плечо взгляды на догонявшего его Джеймсона и бежавшего следом Джозефа.

Топот их башмаков отдавался эхом от стен домов узкого переулка. Мясник в окровавленном фартуке, вываливавший потроха в мусорный контейнер, поднял голову и с удивлением посмотрел на них.

Когда беглеца и преследовавших его напарников разделяло уже только четыре ярда, Финли, словно устав от погони или, возможно, почувствовав, что теперь расстояние позволяет задержать противника таким образом, поднял свою трость и швырнул ее, целясь ему в ноги. Один ее конец ударился в правую икру незнакомца, второй оказался перед его левой ногой, мужчина споткнулся и растянулся на мостовой. Джеймсон прыгнул на него, схватил трость и угрожающе замахнулся ею.

– Вот так. Игра окончена. Почему вы следили за нами? – крикнул он.

Мужчина, задыхаясь, таращил на них глаза.

– Вы слишком понадеялись на удачу, бахвалясь в своем последнем письме, что «наблюдаете» за нами, – объявил ему Финли.

У мужчины поползли вверх брови:

– Что? О чем вы говорите?

Он сунул руку во внутренний карман пиджака, но Джеймсон схватил его за запястье:

– Даже не думайте! Позвольте мне.

Когда английский криминалист извлек на белый свет всего лишь бумажник, его лицо помрачнело. Очевидно, он рассчитывал найти нечто иное – может быть, длинный нож.

– Я… я работаю у Пинкертона, – выдавил из себя мужчина. – Мне было поручено следить за всеми, кто посещает девушек в доме Камиллы Грин.

Пока Джеймсон изучал удостоверение сотрудника агентства Пинкертона, Ардженти предъявил тому собственный служебный документ.

– Разве мэр Уоткинс не информировал вашего шефа о том, что я и мистер Джеймсон собираемся навестить этих девушек? – спросил он у все еще лежащего на земле детектива.

– Мне никто ничего не говорил, – отозвался тот.

«Как всегда», – подумал Джозеф.

5

В свете отбрасывающих длинные тени факелов люди вошли в обветшалое здание склада и расселись на скамейках.

Втиснутое между Бэттери-парк и доками Ист-Ривер, оно, как и многие другие дома в этом районе, подлежало реконструкции в рамках проекта по переводу главного иммиграционного центра из Касл Гарденс на Эллис Айленд. Контракт на осуществление этого проекта заключила одна из строительных компаний Майкла Тирни.

Однако в настоящее время склад служил идеальной площадкой для других мероприятий, проводимых Тирни, – петушиные и собачьи бои, а также кулачные поединки без перчаток. Его любимой породой была помесь канарского дога с питбулем или бульмастифом. Он сам разводил и тренировал собак для боев. Любимым же человеческим бойцом у него был Том Броган – по совместительству предводитель его уличной армии бандитов.

Броган пользовался репутацией чрезвычайно опасного человека, почти фольклорного персонажа. Никто не мог сказать с уверенностью, кем он был в первую очередь – непобедимым кулачным бойцом или правой рукой Тирни. Всем было известно, что некогда он работал пожарным и предпочитал расправляться со своими жертвами с помощью пожарного топора. Майкл всегда старался довести это до сведения тех, кто осмеливался встать у него на пути.

Теперь же он с восхищением наблюдал за тем, как Том семенит мелкими шажками внутри очерченного мелом круга, служившего рингом, поигрывая внушительными мышцами, поблескивавшими в свете факелов. Зрители разразились радостными криками, и Броган поднял над головой кулак, отвечая на приветствие.

Скамейки для зрителей располагались четырьмя ярусами с двух сторон. С одной сидели приближенные Тирни и несколько муниципальных чиновников, чьего расположения ему требовалось добиться, с другой – разношерстная публика и сторонники противника Брогана. Свою меньшую численность они компенсировали исступленными криками, когда на ринг вышел их боец.

«Дураки и их деньги», – подумал Тирни, наблюдая за тем, как его букмекер принимает ставки. По одну сторону от него стояла клетка с его любимой канарейкой, по другую сидел инспектор Маккласки. То, что полицейский пришел к Майклу, а не наоборот, по всей очевидности, служило наглядным показателем позиций, занимаемых ими во властных структурах Нью-Йорка.

Только в средине второго раунда инспектор заговорил о «неотложном деле», которое ему необходимо было обсудить.

– …Если Ардженти добьется успехов в этом расследовании, то сразу начнет продвигаться по службе, – сказал он Майклу, объяснив ему сложившуюся ситуацию.

– А почему это расследование имеет такое значение? – удивился Тирни.

Маккласки вкратце изложил ему историю Потрошителя.

– …У этого дела есть все шансы стать самым знаменитым в анналах криминалистики, – добавил он. – И, судя по всему, именно Потрошитель теперь совершил убийство в Нью-Йорке.

– Надо же! В Нью-Йорке произошло убийство… Кто бы мог подумать? – хмыкнул Майкл.

Инспектор поморщился. Для подобной иронии момент был явно неподходящий.

– За Ардженти стоит не кто иной, как Джордж Уоткинс, – сказал он. – И если он захочет занять мое место, у нас обоих будут проблемы. Насколько я понимаю, у вас самого уже было с Ардженти небольшое столкновение.

– Да. Но не будем сейчас об этом.

Тирни нужно было время, чтобы подумать, и он, взглянув на своего гостя, кивком головы предложил ему продолжить наблюдать за ходом схватки.

Соперник Брогана – докер с бычьей шеей лет двадцати пяти – ничуть не уступал ему в комплекции и силе. Однако, несмотря на семилетнюю разницу в возрасте, Том выглядел более быстрым и более жилистым, не говоря уже о большом преимуществе в технике. Тирни велел ему не спешить, чтобы бой шел своим чередом и зрители имели возможность получить удовольствие за заплаченные ими деньги. Это походило на размеренное, механическое уничтожение: дюжина ударов по лицу и туловищу в каждом раунде, которых было вполне достаточно для того, чтобы его противник истекал кровью, но при этом оставался на ногах. Взамен Броган получил лишь пару ударов в голову по касательной.

– Продолжай, Томми! Покажи ему, из чего ты сделан! – крикнул Майкл, когда его боец нанес сопернику серию ударов, еще более мощных, чем раньше.

Затем, после сигнала гонга, он обратился к Маккласки уже более спокойным тоном:

– Так что же, по-вашему, я должен предпринять в отношении Ардженти конкретно? Назначить цену за его голову? Поручить Тому изрубить его на куски и скормить свиньям на моей ферме?

– Вообще-то, я думал о чем-нибудь более изощренном и утонченном.

– О, изощренное – это я могу, но никто не может обвинить меня в утонченности… – Тирни улыбнулся. – Я подумаю об этом.

В течение следующих двух раундов они не проронили ни слова. Когда Броган взялся за соперника всерьез, шум среди зрителей усилился, и канарейка Тирни защебетала громче. Ее изображение, вытатуированное на шее хозяина, исказилось из-за того, что от крика у него вздулись вены. Первое время после приезда в Америку он работал на шахте в Питтсбурге, и однажды птица спасла ему и еще семерым шахтерам жизнь, предупредив их своим щебетом о грядущем взрыве метана. С тех пор он носил с собой – и на себе – канарейку в качестве талисмана.

Броган знал, что может отправить соперника в нокаут в любой момент, но хотел продлить бой и поэтому нанес ему пару апперкотов, чтобы тот стоял на ногах. Затем, сцепившись с ним, ударил его по почкам и, наконец, завершил бой ударом в челюсть, после которого у противника вылетели два зуба, а изо рта хлынула кровь. Докер рухнул на пол, словно срубленное дерево, и зрители с оглушительным ревом дружно поднялись на ноги.