Смертельные послания

– Это точно. – Джозеф вымученно улыбнулся.

В таких местах, как окрестности Четвертого округа, где система канализация пребывала в плачевном состоянии или отсутствовала вовсе, стоял стойкий запах фекалий и мочи. Когда они свернули с Четэм-стрит, Финли невольно прислонил ладонь к лицу.

– Похоже, мы приехали.

От улицы к улице симметрия застройки нарушалась все больше и больше, пока вокруг не образовался хаос. Четырех– и пятиэтажные дома беспорядочно чередовались с одно– и двухэтажными хижинами, а то и со сколоченными из досок сараями, между которыми лежали горы мусора, зачастую высотой по пояс. Последние газовые фонари остались в миле позади них, и единственным источником света здесь были жаровни с углем на перекрестках, отбрасывавшие зловещие тени.

Рядом с ближайшей жаровней просили милостыню две женщины. Одна из них держала в руках завернутого в платок младенца. Прямо посреди переулка, на мостовой, распростерся пьяный – хотя, возможно, он просто расположился там на ночь.

Детективу стало немного не по себе, когда он увидел лабиринт узких улиц. И дело было отнюдь не в их убогом виде. Последние десять лет Джозеф охотился на воров, грабителей и убийц на таких вот улицах и прекрасно знал: шорох в темноте за спиной может означать, что там притаился преступник с ножом либо что в мусорной куче роется собака или крыса. Но теперь до него вдруг дошло, что до сих пор он проводил допросы только вместе со своими коллегами по отделу. Он не только едва знал Джеймсона, но и не очень хорошо представлял, чем занимается «криминальный аналитик». Эта сфера деятельности была ему незнакома.

Ардженти постучал карандашом по блокноту.

– Каким образом мне следует действовать? – спросил он.

– Действуйте так, как вы обычно делаете это, – ответил Финли. – Воспринимайте меня в качестве стороннего наблюдателя. Если у меня возникнут вопросы, я приберегу их до конца беседы.

Преступная паутина Майкла Тирни опутала практически каждый уголок города, и требовалась целая армия, чтобы подпитывать ее, то есть собирать дань с портовых рабочих, лавочников, владельцев клубов, баров и игорных домов. И с проституток, таких как Элли Каллен.

Территория Четвертого округа находилась на границе империи Тирни и была вверена заботам молодого человека по имени Джед Маккейб. Будучи явно не семи пядей во лбу, он снискал репутацию свирепого и совершенно непредсказуемого парня – что и было необходимо для его работы.

В этот день он уже получил два платежа, но никак не мог разыскать еще одного должника и поэтому пребывал не в лучшем расположении духа, когда пришел к Элли. Пересчитав деньги, Джед угрюмо взглянул на нее:

– Что это еще за игру ты затеяла? Здесь только половина.

– Извините, – развела руками девушка. – У нас был тяжелый месяц… из-за смерти Камиллы.

Она увидела, что Маккейб продолжает угрожающе смотреть на нее, и поспешно добавила:

– Ну, вы знаете… этот самый Потрошитель. Об этом писали в газетах. Вы наверняка читали.

– Конечно, читал.

Джед не собирался признаваться какой-то шлюхе в том, что не умеет читать. Правда, слухи о Потрошителе до него доходили.

– Ну, а сколько вас осталось? – спросил он. – Пятеро? Шестеро? Значит, вы должны работать усерднее, чтобы компенсировать убытки.

– Видите ли, одна из девушек, Анна, была очень близка к Камилле. Ее так потрясло произошедшее, что мы не могли вытащить ее из дома в течение двух недель, – стала оправдываться Элли.

В одном углу комнаты, где она жила, стояла кроватка с младенцем, из другого на страшного гостя смотрела голодными глазами девочка лет пяти. Из приоткрытой двери кухни выглядывали еще двое детей… сколько их было там всего? Даже если все это и правда – а Джед не верил ни единому слову Каллен, – Тирни будет крайне недоволен, когда узнает.

Младенец в кроватке заплакал, и у Маккейба сдали нервы. Он схватил одной рукой Элли за блузку на груди, а второй вытащил из-за пояса полицейскую дубинку.

– Разве Майкл не создавал вам все условия для работы в его барах и клубах? А если вы не сможете даже переступить порог этих баров? Что вы будете есть?! – рявкнул он на девушку.

– Да, я знаю, Майкл очень добр к нам. Мы отработаем свой долг в следующем месяце, – пообещала та.

– И долг перед святым Патриком. Вы платите деньги, чтобы у вас было место, где можно молиться. А ты ведь знаешь, что делает бог с теми, кто не благодарит его за оказываемые им милости, а?

Маккейб занес дубинку над головой, Элли сжалась от страха, но внезапно он заметил, насколько она прелестна. Наверное, она была самой красивой среди местных девушек. И больше всех зарабатывала. Если на ее лице останутся следы, доходы будут низкими и в следующем месяце. Тем не менее, Джед чувствовал, что нужно что-то предпринять, сделать внушение. Из кроватки послышался еще более громкий плач, и он, подскочив к младенцу, нанес удар дубинкой ему.

Элли попыталась вырваться, но мужчина с силой толкнул ее назад. Она упала на пол, и он принялся бить ее ногами по ребрам и почкам, где следы побоев не особо заметны.

Неожиданно на улице послышались голоса. Прекратив избиение, Джед выглянул в окно и увидел двух мужчин в костюмах, направлявшихся к дому.

– В следующий раз не советую шутить со мной. Иначе ты прекрасно знаешь, что с тобой будет, – сказал он девушке, замахнувшись для острастки дубинкой.

Как только Маккейб скрылся за дверью, мисс Каллен бросилась к кроватке. В каком-нибудь дюйме от головы ее сына Шона на подушке отпечатался след дубинки. Она вынула его из кроватки, прижала к груди и заплакала.

Когда раздался стук в дверь, Элли послала одного из детей посмотреть, кто там, а сама пошла в кухню, чтобы привести себя в порядок.

Верный своему слову, Джеймсон хранил молчание, оставаясь на заднем плане, в то время как Ардженти вел беседу. В первую очередь его интересовало, где в тот вечер были другие девушки, чем занимались и кто из них последней видел Камиллу.

– Думаю, Джесси, – сказала ему Элли. – Она была в «Дангарване» вместе с Камиллой всего часом ранее.

– Джесси не пошла с ней в отель «Риверуэй»?

– Она сняла клиента в «Дангарване», поэтому Камилла ушла одна.

– А когда вы в последний раз видели Камиллу?

– Около восьми часов. Я работала в Тендерлойне[3] с двумя другими девушками. А Анна в это время сидела с детьми.

Элли пояснила, что члены их маленькой коммуны по очереди остаются с детьми, пока остальные работают. Она кивнула на девочку, стоявшую в углу комнаты.

– Мы продолжаем заботиться о двух детях Камиллы – нельзя же просто взять и оставить их на улице.

– Понятно, – кивнул Джозеф.

– А когда им не хватало еды, я брала дополнительно у мясника кости и варила им суп, но никогда не говорила об этом Камилле. Она была очень гордой. – Элли опустила голову: – Последние года два ей приходилось несладко. С возрастом находить клиентов все труднее.

Ардженти подумал, что это несильно отличается от взаимопомощи среди семей в Хеллс Китчен[4].

– Весьма похвально, что вы оказываете такую поддержку детям, – проговорил он.

– Это все, что я могу сделать.

Время от времени Джеймсон прикладывал к носу платок, как будто смрад канализационных стоков все еще преследовал его, хотя в комнате ощущался аромат лаванды. Девушки явно старались облагородить атмосферу своего жилища.

Детектив заглянул в свой блокнот:

– А Камилла ничего не говорила о клиентах, которые причинили ей какие-либо неприятности незадолго до ее смерти? Возможно, кто-то был груб с нею?

– Нет… ничего подобного я не помню.

– Может быть, кто-то вел себя с ней странно или необычно?

– Нет, ничего такого она тоже не говорила. – Губы мисс Каллен искривились в грустной улыбке. – Многие наши клиенты ведут себя странно и необычно. Издержки профессии. Стоит ли об этом говорить?

Джеймсон продолжал молчать, и это начинало действовать Элли на нервы. Ее заработок в значительной мере зависел от способности быстро оценивать мужчин, и она никак не могла понять, с какой целью этот человек находится здесь. Теребя пальцами серебряный набалдашник трости, он как будто сверлил ее взглядом – хотя время от времени его лицо смягчалось и даже озарялось улыбкой. Эти двое следователей были совершенно разными, и, казалось, они не очень комфортно чувствовали себя в обществе друг друга.

И хотя мисс Каллен проникалась все большей симпатией к Ардженти и понимала, что в отличие от Джеда Маккейба эти двое не представляли для нее опасности, она вспомнила, сколько раз ей приходилось платить полицейским за возможность работать в некоторых клубах.

– Скажите, пожалуйста, – обратилась она к Джозефу. – Правда ли, что тот человек растерзал Камиллу, как пишут в газетах?

Этот вопрос относился в большей степени к компетенции Финли. Ардженти взглянул на своего спутника, и тот наконец заговорил:

– Да. К сожалению. То, что вы прочитали в газетах, в основном соответствует истине, хотя и не обошлось без некоторых прикрас.

– Я не умею читать, мистер, – покачала головой девушка. – Теперь, когда нет Камиллы, только Анна умеет – да и то не очень хорошо.

Джеймсон смотрел на нее с недоверием.

– Как? Только одна из вас пятерых умеет читать, да еще и плохо?

На лице Элли появилась насмешливая улыбка:

– В каком мире вы живете? Вам, очевидно, мало что известно о реальной жизни.

Молодой англичанин густо покраснел, словно внутри у него вспыхнула лампочка.

– Я живу в гораздо более совершенном мире, чем этот. Вы и ваши подруги разгуливаете с накрашенными лицами по притонам, в то время как эти несчастные малютки предоставлены самим себе. И в результате вырастет еще одно неграмотное поколение!

Но Элли не осталась в долгу. Грозя ему пальцем, она заявила, что Камилла была очень начитанной и обучала детей, когда у нее было время.

– Она происходила из приличной семьи, жившей на севере штата, получила хорошее образование… Часто цитировала Эмили Дикинсон, Шекспира… ну, и прочих, кого вы сами наверняка читали, – огрызнулась она.

Джеймсон не смог сдержать улыбки. Ему чрезвычайно импонировала такая непосредственность. К тому же он был поражен почти прерафаэлитской красотой девушки и не мог оторвать глаз от копны рыжих волос, рассыпавшихся мелкими кольцами по ее плечам.

– Какие пьесы Шекспира были ее любимыми? – спросил он.

Каллен наморщила лоб:

– Хм… «Двенадцатая ночь». И, наверное, «Ромео и Джульетта».

– Не «Венецианский купец»?

– Нет, не думаю. А почему вы спросили?

– Просто так.

Девушка задумалась. На ее лице промелькнула тень тревоги.

– Нам всем угрожает опасность со стороны того же самого человека? – спросила она вдруг.

– Нет. Это маловероятно, – успокоил ее Финли, но внезапно вспомнил, что две жертвы Потрошителя были знакомы друг с другом. Англичанин вновь отошел на задний план, предоставив действовать Ардженти. Тот завершил беседу, задав еще несколько вопросов о других девушках, и напарники откланялись. Однако на полпути к ожидавшему их кебу Джеймсон вдруг резко остановился.

– О, кажется, я забыл свою трость!

Он вернулся, оставив Джозефа дожидаться его на улице, и когда мисс Каллен открыла дверь и передала ему трость, сказал:

– Извините меня за слишком резкий тон. Это было нелюбезно с моей стороны. Возьмите вот это.

У Элли поползли вверх брови. Нелюбезно? Когда это было, чтобы кто-то в разговоре с ней употреблял такие слова? Глядя на протянутые ей два серебряных доллара, она подумала, что молодой человек, по всей вероятности, умышленно забыл трость, поскольку во время визита не выпускал ее из рук, словно она приклеилась к ним. По какой-то причине ему понадобился предлог, чтобы вернуться – возможно, он не хотел демонстрировать свою щедрость в присутствии коллеги. Однако неожиданно возникшее сомнение мешало ей протянуть руку за монетами.

– Вы хотите что-нибудь взамен? – уточнила Элли, и ее губы медленно растянулись в улыбке, будто ее и в самом деле прельщала перспектива того, что должно было за этим последовать.

– Что? Расписку? – не понял ее следователь.

Выйдя на улицу, Финли Джеймсон все еще слышал смех девушки. Только теперь на его бесстрастном лице появилось нечто похожее на улыбку.

4

Ланч в «Дельмонико» был поистине знаменательным событием. Это был первый нью-йоркский ресторан с меню на французском языке, где потчевали изысканными блюдами с непроизносимыми названиями, вроде tournedos de boeuf languipierre и aiguillettas de sole dieppoise. Швейцары в ливреях следили за кебами посетителей, пока те предавались гастрономическим удовольствиям, поэтому Лоуренс присоединился за столиком к Джеймсону и Ардженти.

Финли выжидающе смотрел на своего напарника, который осторожно пробовал lobster bisque.

– Ну, каково? – поинтересовался он.

– Очень вкусно… очень.

– Я так и думал, что вам понравится. На мой взгляд, здесь подают лучший lobster bisque за пределами Бретани.

Когда им принесли закуски, Джеймсон разъяснял Джозефу смысл термина «криминальный аналитик»[5]. Сам он отдал предпочтение устрицам – прежде чем продолжить лекцию, молодой англичанин съел сразу три.

– …или можно сказать просто «криминалист», как Колби называет себя и своих коллег. Это действительно начиналось с него, – рассказывал он.

– А до этого Колби был хирургом и патологоанатомом? – уточнил его напарник.

– Он и сейчас им является. Сэр Томас – один из ведущих лондонских хирургов, и его часто приглашают на вскрытия. Это вполне естественно: кто, как не он, может определить, осматривая рану, что за человек ее нанес? Высокий, низкий, левша, правша? Сильный был удар или слабый? А может быть, его нанесла женщина? Или, если речь идет об убийствах, совершенных с особой жестокостью, к категории которых относятся преступления Потрошителя, – каковы особенности психики преступника? Было ли нападение спонтанным или тщательно обдуманным? Был ли преступник безумцем или спокойным, расчетливым человеком?

– И каковы же, по мнению Колби, особенности психики Потрошителя?

– О, по его мнению, это спокойный, расчетливый человек. Холодный, как эти устрицы, – Джеймсон с гримасой проглотил еще одного моллюска. – И такой же скользкий.

Некоторое время они сосредоточенно работали челюстями. Наконец, Ардженти нарушил молчание:

– Он впервые адресовал вам письмо?

– Да. Сэр Томас, когда занимался этим делом, получил от него три письма, а до этого пресса опубликовала пять его посланий, не имевших конкретного адресата.

При таких обстоятельствах Финли должен был быть скорее польщен, нежели встревожен: он оказался на переднем крае расследования самых кровавых преступлений в британской истории, выйдя из тени Колби. Он съел последнюю устрицу, вытер губы салфеткой и добавил:

– Правда, два из них были признаны фальшивками.

– Три, если считать первое письмо от «Джека», – впервые за все время открыл рот Лоуренс Биделл. – По поводу принадлежности его авторству Потрошителя мнения разделились.