Помоги проекту - поделись книгой:
Пролог, рассказ и эпилог Купца
Пролог Купца
– Мне все известно про стоны и ахи, – сказал тут Купец. – Я не понаслышке знаком с этой напастью. Думаю, многие женатые мужчины могут рассказать то же самое. Я все на своей шкуре испытал. Понимаете, у меня худшая на свете жена. Будь она замужем за самим дьяволом – и его бы захомутала. Не стану утомлять вас всеми подробностями, перечисляя ее злобные выходки. Она совершенная стерва – и этим все сказано. Между ее коварством и терпением Гризельды – огромная пропасть. Если бы я снова стал свободен, то ни за что бы вновь не угодил в эту западню. Обжегшийся муж любого огня боится. Вы знаете, я правду говорю. Конечно, не со всеми мужьями так бывает. Боже упаси. Но с большинством – точно.
Правда, я женат всего-то два месяца, но каждый день терплю такие пытки от жены! Ни одному холостяку не понять, как я настрадался. Даже если бы его секли или пыряли ножом, и то он не получил бы половины всех моих мучений. Моя жена – злая женщина.
Гарри Бейли похлопал его по спине.
– Что ж, сэр Купец, – сказал он, – раз вы такой знаток супружеских горестей, так уж и нам о них поведайте все, что знаете.
– Охотно, сэр. Но только я о собственных невзгодах не буду больше говорить. Уж такую они на меня тоску нагоняют!
И, шумно вздохнув, Купец начал свой рассказ.
Рассказ Купца
– Жил некогда в Ломбардии один достойный рыцарь. Жил он в городе Павии, процветал и пользовался всеобщим уважением. Этот рыцарь до шестидесяти лет оставался холостяком, хотя женщин у него было немало. Думаю, он был большим развратником, как многие неженатые мужчины. Звали его Януарий. Когда ему минуло шестьдесят, он то ли сошел с ума, то ли раскаялся в прежних грехах. Иными словами, он решил жениться. Он принялся подыскивать себе подходящую жену, умоляя Господа Бога о ниспослании блаженства, которое заключает в себе супружеская жизнь. Я не выдумываю. Он и в самом деле вознамерился связать себя этими священными узами, вступить в этот благословенный союз, сподобиться этого счастливого состояния, которое Господь навязал первому мужчине и первой женщине. «Жизнь без брака, – заявил он, – не стоит ни гроша. А супружеская жизнь чиста и легка.
Это – рай земной». Так говорил теперь этот мудрый и достойный рыцарь.
Пожалуй, он был прав: это особенно верно, когда муж стар и немощен. Тогда молодая жена – настоящее сокровище. Она – созревший плод. Он может наслаждаться ее молодостью, может народить с ней детей. Он может весело проводить время, тогда как старый холостяк может только стонать и вздыхать. Закоренелые холостяки вечно страдают из-за своих привычек. Они строят дом на песке. Им кажется, что он стоит прочно, и вдруг все ломается у них в руках. Они живут, как дикие звери, – без заботы и узды. А женатые мужчины, напротив, счастливы и спокойны в своем блаженном супружеском состоянии. У них есть все, что необходимо. Кто может быть послушливее жены? Кто может быть вернее? Кто может быть внимательнее к ним – будь они больны или здоровы? Жена никогда не оставит мужа. Она никогда не устанет печься о нем, даже если он будет прикован к постели или при смерти. Особенно если он при смерти.
Есть, впрочем, некоторые мудрецы, которые отваживаются оспорить такие утверждения. Возьмем, к примеру, Феофраста, который написал «Золотую книгу о браке». Брак отнюдь не казался ему золотым. Но я подозреваю, что он попросту лгал. «Не женись, – писал он, – ради порядка в домашнем хозяйстве. Это ложный расчет. Хорошая служанка обойдется тебе дешевле, да и приглядывать за тобой будет лучше, чем любая жена. Жена всегда будет требовать своей доли во всем. Если ты заболеешь, то лучше оказаться на попечении друзей или даже мальчика-слуги. А жена, как всегда, будет думать только о твоем добре и имуществе. И еще кое-что я скажу. Если ты женишься, то, скорее всего, жена будет изменять тебе. Женщина лжива по своей природе».
Нет, нет, Феофраст! Да накажет тебя Бог за такие слова! Ты говоришь ложь, одну только ложь! Не обращайте на него внимания. Лучше послушайте меня.
Жена – это дар Божий. Все остальные дары по сравнению с этим – ничто. Какие же? Земли. Деньги. Пастбища. Домашнее добро. Все это – дары Фортуны, изменчивые и преходящие. Что они такое? Тени на стене. Да, это так. А жена – это на всю жизнь. Жена будет с вами долго – быть может, дольше, чем вам захочется.
Поэтому я считаю брак великим таинством. Мужчина, у которого нет жены, проклят. Он беспомощен. Он одинок. Я, разумеется, не говорю о монахах, давших обет безбрачия. И вот что еще я хочу сказать вам: женщины рождаются для услужения мужчинам. Они рождаются для того, чтобы помогать нам. Когда Господь сотворил Адама и увидел, как тот лежит на траве, голый и одинокий, Он пожалел его. И в доброте Своей Бог подумал и сказал: «Сотворим же этому бедняге товарища, который будет похож на него самого. Вот что надлежит сделать». И Он сотворил Еву. Так что, как видите, я доказал свое мнение. Жена – утешение мужу. Она – его земной рай, она – его мед. Она так добродетельна и послушна, что оба супруга обязаны жить в гармонии. Они – едина плоть. Поэтому конечно же у них одна душа на двоих – и в болезни, и в здравии.
Жена! Боже праведный! Да как же человек может страдать, если рядом с ним – жена? Не знаю. Нет таких слов, какими можно описать царящее между ними счастье. Если он беден, она помогает ему в трудах; она хлопочет по дому и обо всем печется. Она одобряет все, что бы ни сделал муж. Она никогда не скажет «нет», когда муж говорит «да». «Сделай это», – говорит он ей. «Охотно, сударь», – отвечает она. Вот как бывает. О, священное таинство супружества! Ты так сердечно, так отрадно, так любимо и так уважаемо! Каждый мужчина, знающий себе цену, должен упасть на колени и возблагодарить Господа за день своей женитьбы. Или он должен умолять Бога, чтобы Он как можно скорее послал ему жену. «О Господи, – так следует ему сказать, – пошли мне женщину, которая будет рядом со мной всю жизнь. Тогда я буду доволен». И он не ошибется, скажу я вам, особенно если будет прислушиваться к советам жены. Тогда он сможет высоко держать голову. Ведь женщины так преданны, так умны (вы все и сами, наверное, об этом знаете), что мужчины просто обязаны следовать их наставлениям.
Помните, как Иаков прислушался к совету Ревекки? Мать велела ему покрыть плечи козьей шкурой, чтобы провести отца и обманом получить его благословение. А помните историю Юдифи, которая убила Олоферна и тем самым спасла народ Божий? А еще была Авигея, которая добрым советом спасла жизнь своего мужа, Навала, когда его собирался убить царь Давид. А Есфирь? Она спасла народ избранный от избиения. Она убедила своего мужа Артаксеркса встать на сторону Мардохея. А если вы мне не верите, то можете прочитать все эти истории в Библии.
Мудрец Сенека говорит нам, что на свете нет ничего более приятного, нежели скромная жена. Позволяй жене выговориться, учит нас Катон, и выполняй ее требования. Конечно, если тебе повезет, она даже иногда может тебя слушаться. Просто из вежливости. Жена должна стать хранительницей твоих земных благ. Кто же еще будет заботиться о тебе, когда ты заболеешь? Прислушайся к моему совету. Возлюби жену свою так, как Иисус Христос возлюбил Святую Церковь. Если ты любишь самого себя, то должен так же любить и жену. Ведь ни один человек не захочет стать врагом собственной плоти. Или я не прав? Нет, он будет защищать ее. Так же ты должен беречь и свою жену, иначе тебе не миновать беды. Как бы люди ни шутили – мол, это никакая не дама, это всего лишь моя жена, – кроме шуток, муж с женой всегда находятся на пути к счастью. Они связаны между собой так крепко, что им не грозит никакое несчастье. В особенности жена всегда выйдет из воды сухой.
А теперь я вернусь к моему достойному рыцарю по имени Януарий. Он много думал обо всем том, о чем я вам только что рассказывал, – о приближающейся старости, о телесном блаженстве брака, об уютной и спокойной домашней жизни, о сосуде с медом – хорошей жене. И вот, обдумывая все это в уме, он позвал к себе нескольких друзей, чтобы объявить им о своем решении. И с серьезным видом он обратился к ним с такими словами:
«Дорогие мои друзья, я старею. Я все ближе и ближе подхожу к могильной пропасти. Я должен подумать о будущей жизни. Я так глупо расточал свои силы, растрачивая их на всякие пустяки. Но Господь мне судья, я намерен исправиться. Я решил как можно скорее жениться. Я хочу, чтобы вы помогли мне найти хорошенькую молодую девушку. Мне нужна невеста – прямо сейчас. Я не смогу долго ждать. Я тоже не буду терять времени даром и сам обыщу весь город. Но и вы смотрите в оба. Вы должны помочь мне в поисках подходящей жены.
Но хочу вас сразу предупредить: мне не нужна невеста в годах. Ей должно быть меньше двадцати. Мне нравится та рыба, что постарше, – но не мясо, нет! Щука вкуснее щуренка, но шаловливый теленок куда лучше старой говядины! Мне не нужна, мне не годится тридцатилетняя. Женщина такого возраста – все равно что тюк с соломой. Или подушка. А уж старые вдовушки – упаси Бог, чтобы я хоть близко к ним подошел! От них только и жди беды да подвоха. Они хитрее любого школяра – такую школу жизни прошли, что все уроки отлично усвоили. Нет! Мне подавайте молодицу! В моих руках она станет податливой, как кусочек мягкого воска. Ну вот, друзья мои. Долой старух – да здравствует юность! Ведь если мне вдруг не повезет в любви и я буду несчастлив в браке, то что же? Мне придется стать прелюбодеем – и тогда после смерти я попаду в ад. К тому же от старухи у меня никогда не родятся дети. А я скорее отдам себя на растерзание псам, чем позволю моему добру уплыть в чужие руки. Я не шучу. Мне известны все причины для вступления в брак, хотя, подозреваю, многие люди, которые берутся об этом говорить, не имеют о них ни малейшего понятия. Поэтому я вам вот что сейчас скажу. Если мужчина неспособен вести целомудренную жизнь, то он должен жениться. Если он хочет иметь законных детей, он должен выбрать себе жену. Любовница или наложница – совсем не то же самое, что законная жена. Ведь в глазах
Господа такое сожительство – просто распутство, и оно не имеет ничего общего с обязанностями брачного ложа.
А еще муж с женой могут жить вместе в полной невинности, как брат с сестрой. Но это, пожалуй, не для меня. Могу вас заверить, что у меня все части тела, слава Богу, работают исправно. Меня мужская работа не пугает. Я-то знаю, где моя сила прячется. С виду я, может, и старик, но я чувствую себя старым деревом, которое еще пускает свежие листья. Я чувствую, как у меня набухают почки. Скоро и цветочки проклюнутся. Я ведь не засушенное и не мертвое дерево. Иней у меня только на голове. Все прочие части тела у меня зеленые и свежие, как лавр, и годы мне нипочем. Ладно, хватит об этом. Вы меня выслушали – а теперь скажите, что сами об этом думаете».
Мнения друзей разделились: одни восхваляли брак, другие порицали. У каждого оказывались припасены истории или примеры, подкреплявшие его взгляды. Так они добродушно пререкались целый день, а под конец спор шел уже между двумя ближайшими друзьями Януария. Одного из них звали Плацебо, или «Угодник», а другого – Юстин, то есть «Справедливый».
Вот что говорил Плацебо:
«Ах, Януарий, дорогой друг, тебе, право же, не следует любопытствовать, какого мнения держится каждый из нас. Ты ведь сам достаточно умен, чтобы понимать: лучше всего в этом вопросе следовать суждению Соломона. Помнишь, что он говорил? „Выбери лучший совет, последуй ему – и ты не раскаешься“. К этому, по-моему, сводится его премудрость, и я согласен здесь с каждым словом. За исключением этого случая: дорогой брат, поразмыслив, я все-таки заключаю, что тебе надлежит следовать собственному чутью. Посовещайся со своей душой, мой друг. Я скажу тебе еще кое-что. Я всю жизнь был придворным. Видит Бог, я недостоин такой чести, но мне посчастливилось служить нескольким могущественнейшим правителям нашей земли. Я никогда не спорил с ними. Я никогда им не противоречил. Я прекрасно знал, что разумения у них гораздо больше, чем у меня. Я соглашался с каждым их словом. Я говорил то же самое, что и они, или нечто очень похожее. Вельможа выказал бы себя большим глупцом, если бы осмелился возомнить, будто он умнее своего повелителя. Да как можно даже помыслить о таком! Нет, наши властители – не идиоты. Я не позволю их так называть.
Вот каково мое мнение, дорогой Януарий. Ты сегодня выказал перед нами такое красноречие, такую мудрость, что я соглашаюсь со всем, что ты говорил. Я не оспорил бы ни одного твоего слова. Во всей Италии не найдется человека, который произнес бы более благородную речь. Сам Христос согласился бы с тобой. Поистине, это отважный поступок для человека твоих лет – взять за себя молодую жену. Это так смело. Это великодушно. Ты – замечательный человек! Таково мое мнение. Делай, как считаешь нужным. Это будет самый правильный путь».
Сидевший рядом Юстин спокойно выслушал речь Плацебо, а потом обратился к Януарию:
«Дорогой друг, не сердись на меня. Я выслушал все, что здесь говорилось. Теперь я добавлю несколько слов от себя. Сенека учил нас, что следует проявлять осторожность и дважды хорошенько подумать, прежде чем отдавать кому-нибудь свою землю или скотину. А если уж так важно увериться в человеке, который получит твои земные блага, – то, без сомнения, гораздо важнее испытать качества человека, которому ты собираешься отдать свое тело! Ведь просто так назад его не получишь. Брак – это не детская игра. Нельзя жениться, не обдумав все очень тщательно. Нужно многое узнать о будущей жене. Ты должен выяснить, разумна она или расточительна, трезвенница или охотница до вина. Ты ведь не захочешь жениться на мегере или на распутнице, верно? Или на стерве? А еще не мешает узнать, богата она или бедна. Иными словами, нельзя связываться с кем попало.
Я хорошо понимаю, что в нашем греховном мире невозможно найти такую женщину, которая будет совершенна во всем. С этим не поспоришь. Но все равно, тебе необходимо выяснить, каких качеств больше у твоей будущей жены – хороших или дурных. На это уйдет время. Но это очень важно. Уж я-то знаю. Я сам вволю наплакался с тех пор, как женился. Превозносите брачную жизнь сколько вам угодно. Но лично для меня эта жизнь обернулась сплошными тратами и заботами, в ней куда больше обязанностей, чем удовольствий. Видит Бог, все мои соседи, и особенно соседки, поздравляют меня с выбором такой жены. Они уверяют, что она чрезвычайно благоразумна и рассудительна. Но кому, как не мне, знать, где ботинок жмет! И где у меня болит. Конечно, Януарий, ты должен поступать так, как тебе хочется. Но прислушайся к моему совету. Ты ведь человек уже в летах. Хорошенько подумай, прежде чем брать за себя молодую да красивую жену. Клянусь Тем, Кто сотворил небо и землю, даже самый молодой из нас едва ли смог бы поспеть за такой женщиной. Я хочу сказать – обуздать ее. Поверь мне: уже через три года ты ей до смерти надоешь. Ты ведь понимаешь, чего надо жене? Думаешь, у тебя хватит сил удовлетворять все ее желания? Жена ведь многого требует. Надеюсь, ты не станешь самому себе яму рыть».
«Что ж, – хмыкнул Януарий. – И это все, что ты хотел мне сказать? Да начхать мне и на Сенеку, и на все твои красивые слова. И предостережения твои мне не больно-то нужны. Они для меня – все равно что горшок с дерьмом! Ты ведь слышал – люди поумнее тебя держатся совсем другого мнения о моих замыслах. Что скажешь, Плацебо?»
«Скажу, дорогой мой и почтенный друг, что недопустимо – почти кощунственно – возвышать голос против священного таинства брака».
Тут все встали и единодушно согласились на том, что Януарию следует жениться – где и когда он пожелает. А невесту, конечно, он должен выбрать себе сам.
И невеста не выходила у него из головы. Он все время о ней думал. Все время фантазировал о ней. Он лежал ночью в постели, и в его уме проносилось множество прекрасных тел, множество красивых лиц. Если вы возьмете хорошо отполированное зеркало и поместите его посреди рыночной площади или ярмарки, то увидите в нем отражения множества людей, проходящих мимо. То же самое происходило в воображении Януария. Оно было как зеркало, в котором отражались фигурки всех хорошеньких девушек, живших в его округе. Но он никак не мог решить: какая же из них? У одной было красивое личико, а другая славилась скромностью и послушанием. Одна происходила из богатого семейства, но имела дурной характер. И все-таки, после долгих раздумий, Януарий сделал выбор. Наполовину шутя, наполовину серьезно он перестал думать обо всех остальных. Не советуясь больше ни с кем, он принял решение. В конце концов, любовь слепа.
Каждую ночь, ложась в постель, он представлял себе будущую жену во всех мыслимых позах и положениях. Он мысленно пожирал глазами ее безупречное юное тело; он рисовал себе ее стройную талию, длинные ноги и тонкие руки. Да, разумеется, он думал и о подобающих жене добродетелях – о скромности и нежности, о женственных манерах и серьезном поведении. Приняв твердое решение, он сам думал, что не мог бы сделать лучшего выбора. Ничто и никто не разубедили бы его. Если бы кто-нибудь и осмелился его отговаривать, он лишь отмахнулся бы от такого человека, как от дурака. Януарий жил в мире своей фантазии. Он снова разослал весточки всем своим друзьям, прося еще раз собраться у него в доме, и как можно скорее. Он писал, что на сей раз не задержит их надолго, а еще просил прекратить все хлопоты и больше не подыскивать ему невесту: он сам сделал выбор. И ни за что не передумает.
Первым, разумеется, явился Плацебо, а вскоре пришли и остальные. Януарий приветствовал друзей, а потом попросил их об одном одолжении. Пускай они не спорят с ним. Он уже принял решение. Было бы глупо противиться ему. Ведь все его счастье теперь зависит от сделанного выбора. Януарий рассказал друзьям, что в городе живет девушка, славящаяся своей красотой. Семья ее небогата, но этот недостаток искупается юностью и красотой. Он объявил, что намерен жениться на этой девушке и провести остаток жизни в совершенном блаженстве и святости. Он будет целиком обладать ею и ни с кем не собирается делиться.
И вот он попросил друзей помочь ему в этом предприятии, чтобы невеста наверняка досталась ему. Тогда его душа успокоится.
«Тогда ничто не будет омрачать мое счастье, – сказал он. – Одно только тревожит мою совесть. Сейчас я попробую объяснить. Много лет назад я слышал, что ни одному человеку на земле не дано дважды вкусить блаженство – и земное, и небесное. Ему полагается или одно, или другое. А оба – нельзя. Я могу не совершать ни одного из семи смертных грехов. Я могу не совершать и мелких прегрешений. Но вот в чем загвоздка: я обрету совершенную жену, с которой буду жить в полнейшем счастье. Моя жизнь будет спокойной и приятной. Иными словами, я буду наслаждаться раем на земле. Понимаете, в чем загвоздка? Нас ведь всегда учат, что рай сам по себе и есть награда за муки и терзания, за покаяние и бедствия. Тогда как же я, проживший жизнь в уюте и радости, смогу обрести после смерти вечную награду? Конечно, я не одинок. Все мужья живут в ладу с женами. Так мне, во всяком случае, верится. Так скажите мне честно: что вы думаете о моих сомнениях?»
Юстин, исполнившись презрения к беспросветной глупости Януария, сразу же ответил ему шуткой. Он даже не удосужился прибегать к высказываниям знаменитых людей. Он хотел дать совсем короткий ответ.
«На твоем пути к небесам нет никаких препятствий. Бог чудесным образом придет тебе на помощь. Он позаботится о том, чтобы до свидания с могилой ты еще имел повод раскаяться в женитьбе. Ты говоришь, в браке не бывает ни горя, ни невзгод. Бог еще вмешается в твою жизнь и докажет твою неправоту. Разве ты не знаешь, что у женатых мужчин куда больше причин для раскаяния, чем у холостяков? Вот лучший совет, какой я могу дать тебе. Подожди, и сам все увидишь. Не отчаивайся: рай от тебя никуда не денется! Может так оказаться, что твоя жена окажется для тебя чистилищем. Она может стать орудием Господа. Его бичом, посланным хлестать тебя. Тогда твоя душа взлетит к небесам быстрее, чем стрела вылетает из лука. Итак, ради твоего же блага, я надеюсь, Бог покажет тебе, что в браке не найти большого счастья. В нем нет такого блаженства, которое преградит тебе путь к спасению. А еще, разумеется, тебе придется соблюдать во всем меру. Ты не должен выполнять все прихоти жены – ты понимаешь, о чем я. Не будь слишком любвеобилен с ней и воздерживайся от прочих грехов. Тогда ты достигнешь райских врат. Таков мой единственный совет тебе. Мой шкаф пуст, как говорят. Не удивляйся, дорогой брат. Или нам забыть о том, что мы уже затрагивали эту тему? Ты ведь слышал рассказ Батской Ткачихи об опасностях супружества».
«Батской Ткачихи?»
«Она ведь много полезного рассказала, правда? Что ж, довольно. Храни тебя Бог».
И Юстин с Плацебо ушли от Януария. Они поняли, что от своего решения он не отступится. Поэтому они пустились в тайные переговоры с девушкой, чтобы помочь другу как можно скорее жениться на ней. Кстати, звали ее Мая. Было бы слишком большой тратой времени рассказывать обо всех приготовлениях к свадьбе – о землях, записанных на имя Маи, о дорогих нарядах, обещанных ей. И вот настал день свадьбы. Мая с Януарием торжественно отправились в церковь, чтобы вкусить великое таинство брака. Священник с епитрахилью на плечах встал перед алтарем и заповедовал Мае подражать Сарре и Ревекке – мудрым и преданным женам из Святого Писания. Затем он прочитал несколько молитв, осенил жениха и невесту крестным знамением, попросил Бога благословить их и выполнил все остальные положенные обряды. Так они обвенчались со всеми церемониями. Потом новобрачные пришли в дом Януария и воссели во главе пиршественного стола, усадив вначале всех гостей. Дом наполнился шумом празднества и музыкой, звуками пира и попойки; такого еще не видывали во всей Италии. Музыкальные инструменты отличались такой тонкостью и изяществом, что могли бы сравниться с арфой Орфея и золотой лирой Амфиона. Когда слуги вносили в зал очередное блюдо, менестрели играли на трубах, производя больший шум, нежели Иоав слыхал на горе Сион, или Феодамант при осаде Фив. Казалось, сам Вакх разливал вино на этом пиру. А это кто там смеется и улыбается гостям – уж не Венера ли? Конечно же, она самая. Ведь Януарий давно был ее преданным служителем. Теперь он решил попытать свои силы на супружеском поприще, как некогда растрачивал их на холостяцком. И богиня любви, зажав в обеих руках по горящей головне, танцевала перед невестой и женихом. И вот что я еще скажу. Сам бог брака, Гименей, никогда не видел более веселого жениха, чем Януарий. Не говори больше ни слова, Марциан Капелла! Ты уже писал о великолепном браке Филологии с Меркурием, ты превозносил песни, которые пели им Музы. Но перо у тебя чересчур коротко, а язык слишком мал, чтобы справиться с описанием свадебного празднества Януария и Маи. В этот день нежная юность сочеталась браком с хромоногой старостью. Достанет ли чернил у тебя в чернильнице? Такое описать нельзя. Никто не поверил бы, что это так забавно. Проверьте сами. А потом скажите – лгу я или нет.
Одно удовольствие было глядеть на юную невесту Маю, нарядно разодетую. Она выглядела как королева фей. Даже Есфирь не была такой красавицей, когда приглянулась персидскому царю. Описать ее красоту невозможно. Мой язык отказывается подобрать верные слова. Скажу лишь, что ее имя отражало существо ее прелести: она была так же свежа и мила, как майское утро. Старик Януарий был очарован. Всякий раз, как он бросал на нее взгляд, то будто впадал в сон. Он воображал себе их первую брачную ночь. Он представлял, что сожмет ее в объятьях крепче, чем Парис Елену. Но он заранее жалел ее. Ведь она в эту ночь станет его жертвой, он может причинить ей боль. «Увы, – мысленно обращался он к ней, – ты такое нежное создание! Надеюсь, Господь даст тебе силы выдержать мой натиск. Я изнемогаю от охоты, выражаясь мягко. Боюсь, тебе трудно будет со мной сладить. Да не попустит Бог, чтобы ты от меня настрадалась. Знаешь, чего мне хочется больше всего? Мне хочется, чтобы наступила ночь. Мне хочется, чтобы эта ночь длилась вечно. И, наконец, мне хочется, чтобы все эти люди ушли». И он, как мог деликатно, намекал гостям, чтобы они поскорее разошлись по домам. Он ведь был честным человеком.
Наконец пришло время подниматься из-за стола. Мужчины принялись танцевать и крепко пить, а женщины рассыпали пряности по всему дому. Все были довольны – все, кроме одного-единственного сквайра по имени Дамиан. Он каждый день нарезал мясо, прислуживая за столом Януарию, но сегодня ему приглянулось нечто более аппетитное. Его так пленила красота Маи, что он чуть не лишился разума. Помните, как Венера танцевала с двумя горящими головнями в руках? Так вот, одну головню она воткнула прямо в сердце Дамиану. Он едва держался на ногах. Он едва не падал в обморок. Он как можно скорее ушел с пира и улегся в кровать. Там мы и оставим его – пускай льет слезы и жалобы, пока Мая не сжалится над ним.
О, пагубный огонь, что тлеет в соломенном тюфяке! Враг внутри дома – опаснейший из врагов. Слуга-предатель подобен гадюке, пригретой на груди; он – коварный изменник. Да избавит от него Бог всех добрых людей. О Януарий, будь осторожен! Ты сейчас занят лишь мыслями о наслаждении, но не спускай глаз с Дамиана. Твой сквайр, твой собственный слуга собирается нанести тебе урон. Надеюсь, Бог поможет тебе вовремя поймать его. Нет худшей напасти на свете, чем лукавый слуга-предатель.
Солнце уже описало свою золотую дугу на небосводе и больше не могло медлить на горизонте гаснущего дня. Явилась ночь – и тьма окутала землю. Веселые гости покинули брачные чертоги, вознося благодарности Януарию, и в радостном расположении духа поскакали по домам. Улеглись ли они сразу же спать? Этого я не знаю. Зато я знаю, чем мечтал заняться Януарий. Он только о постели и думал. Он не мог дольше ждать. Поэтому он приготовил себе любовный напиток – горячий пунш из сладкого вина с пряностями. Еще он пожевал кое-каких лекарственных травок, следуя советам Константина Африканского, этого бесстыдного монаха, который написал трактат «О соитии». Он опробовал все известные ему мази и варева. А затем он вернулся к своим близким друзьям, которые еще не покинули его дом, и попросил их «ради любви к Господу» немедленно уходить. Они послушались. Допили то, что оставалось в их кубках, и задернули занавески. Священник благословил супружеское ложе, и к нему подвели Маю. Она была по-прежнему спокойна и молчалива, как камень. Все гуськом вышли из опочивальни и оставили жениха с невестой наедине.
Как только последние гости ушли, Януарий вцепился в Маю. Она ведь была его весной, его раем, его женой. Он хватал и лапал ее, целовал ей щеки и губы. Щетина у него была жесткая, как шкура у старой акулы. Лицо у него было как кустарник с шипами, и он исколол ей всю нежную кожу. А потом заворковал над ней:
«Ах, моя милая, милая моя, я должен посягнуть на твое тело, дорогая, и сделать тебе больно. Да, тебе придется потерпеть, прежде чем я закончу свое дело. Но послушай, уточка моя! Ни один хороший работник не станет торопиться без нужды. Тут нужно все делать медленно и верно. Времени у нас хоть отбавляй. Мы ведь теперь повязаны священными узами брака, так что торопиться нам ни к чему. Нас благословил священник. Мы можем делать все что угодно, и это не будет грехом. Ведь человек не может порезаться собственным ножом. Закон разрешает нам немножко позабавиться друг с другом».
С этими словами он навалился на жену, проник в нее и так пропыхтел всю ночь. Потом он слез с нее и подкрепился хлебом, смоченным в хорошем красном вине. А затем уселся на кровать и принялся громко петь. Он плотоядно посматривал на жену и облизывался. Он был резов, как жеребенок, и распутен, как обезьяна. Когда он запел, вокруг его шеи затряслась дряблая кожа. Вдруг голос у него пропал, вместо пения послышалось хриплое карканье. Кто знает, что обо всем этом подумала Мая? Она глядела на него, а он сидел на постели в одной ночной сорочке и в ночном колпаке, с морщинистой шеей и костлявой рожей. Можно не сомневаться – ей вряд ли понравилось такое представление.
«А теперь я отдохну, – заявил он. – Скоро уже светать начнет. Мне надо поспать».
Он положил голову на подушку и заснул спокойным сном. Проснулся он в девять часов и бодро вскочил с кровати. А Мая оставалась в опочивальне еще четыре дня.
Труженику необходим отдых, а иначе ему (или ей) просто не выжить. Это относится к любому живому существу – к рыбам и птицам, зверям и людям.
А я вернусь к печальному Дамиану, томящемуся любовью к Мае. Вот что мне следовало бы сказать ему: «Ах ты, глупый мальчишка! Ну и дурачок же ты, Дамиан! Ответь мне на один вопрос: как ты собираешься поведать Мае о своих муках? Да она же наверняка прогонит тебя. Если ты вздумаешь объясняться ей в любви, она просто выдаст тебя мужу. Да поможет тебе Бог! Что тебе еще сказать?»
Итак, Дамиан барахтался в Венерином пламени, беспомощно сгорая от страсти, и готов был саму жизнь свою подвергнуть риску. Его мучения сделались невыносимыми. Он попросил у кого-то перо с чернилами и написал письмо в стихах, где открывал все свои печали. Это было лэ – поэтическая жалоба, обращенная к возлюбленной, прекрасной и юной Мае. Ведь лэ – это лэ, на каком бы языке оно ни было сложено. Он спрятал рукопись в маленький шелковый кошелечек и повесил его на шнурке на шею, чтобы держать поближе к сердцу.
За время, что прошло со дня свадьбы, Луна переместилась из созвездия Тельца в созвездие Рака. Вот как долго Мая не выходила из спальни. Так велел новобрачным обычай. Она не должна выходить в обеденный зал три или четыре дня после свадьбы, а потом ей можно пировать вместе со всеми. Итак, на четвертый день Януарий и Мая отправились на праздничную мессу, а потом уселись обедать в зале. Мая сияла свежей красотой, как летний день. И вдруг, при виде мяса, ее добрый муж вспомнил о Дамиане.
«Матерь Божия! – воскликнул он. – Куда девался Дамиан? Почему он мне не прислуживает? Он, может, заболел? Что с ним случилось?»
Тогда другие сквайры рассказали Януарию, что Дамиан и в самом деле занемог и не в силах выполнять свои обязанности. Только болезнь помешала ему выйти к столу.
«Какая жалость! – ответил Януарий. – Дамиан хороший и верный слуга. Было бы очень жаль потерять его. Он умен и скромен, как и подобает юношам его звания; он всегда был внимателен и стремился угодить мне. После обеда мы с женой навестим его и узнаем, можно ли ему как-нибудь помочь».
Все одобрительно закивали. Еще бы – этот великодушный рыцарь по сердечной доброте решил навестить больного слугу! Это было очень благородно с его стороны.
«Дорогая моя жена! – сказал Януарий. – Послушай меня. Когда мы закончим трапезу, я хочу, чтобы ты со служанками сходила к Дамиану. Постарайся приободрить его. Он ведь хороший малый. Скажи ему, что я тоже навещу его – попозже, после того, как сосну немного. Но не задерживайся там надолго, милая. Я хочу, чтобы ты поскорее пришла ко мне и легла со мной рядышком».
Затем он позвал одного из своих сквайров, распорядителя празднеств, и принялся обсуждать с ним какие-то дела.
А Мая в сопровождении всех своих прислужниц отправилась в комнату к Дамиану. Она тихонько села на краешек его кровати и стала утешать его разными словами. Тогда молодой сквайр, увидев такую счастливую возможность, незаметно вложил ей в руку тот шелковый кошелечек, куда он спрятал свое любовное послание. Испустив глубокий вздох, он прошептал ей:
«Пожалейте меня, госпожа. Не говорите об этом никому. Если все откроется, то мне конец».
И Мая спрятала у себя на груди этот кошелек и ушла к себе. Вот и все.
Она вернулась к мужу, который уже лежал в постели. Он сразу же обнял ее и поцеловал. А потом сказал, что немножко поспит. Мая отлучилась, сказав, что ей необходимо сходить в одно место, куда всем бывает нужно сходить. В уборной она вытащила из кошелька стихи Дамиана и прочла их; затем она изорвала бумагу в клочки, бросила их в отхожее место и смыла водой. Теперь ей было о чем поразмыслить. Она легла подле
Януария – тот крепко спал, пока не закашлялся во сне. Проснувшись и открыв глаза, он немедленно попросил жену раздеться. Он сказал, что одежда будет ему мешать. Нравилось ей это или нет – она была вынуждена повиноваться мужу. Я не стану ничего подробно описывать из боязни оскорбить наиболее стыдливых из вас. Скажу лишь, что он предался плотским утехам. А чем они были для его жены – раем или адом, – мне трудно сказать. Они до самой вечерни занимались этой потехой, а потом поднялись с кровати.
Не знаю, была ли это случайность или судьба, игра небесных сил или воздействие натуры. Но так случилось, что расположение созвездий оказалось благоприятным для влюбленных. Миг для вручения
Теперь вы, наверное, понимаете, как естественно рождается у женщин великодушие. Размышления склоняют их к щедрости. Конечно, среди женщин попадаются и такие, что тверже стали. Они скорее дадут мужчине погибнуть, чем окажут ему милость. И при этом не будут считать себя убийцами – нет-нет, – напротив, будут упиваться своей жестокой добродетелью. Но Мая была не из таких. Она преисполнилась жалости к Дамиану. Она написала письмо, в котором признавалась ему во взаимности. Осталось лишь найти удобное время и место. И тогда она с радостью пойдет навстречу всем его желаниям. Может быть, он что-нибудь придумает? Вот к чему сводилось ее письмо.
При первой же возможности она пришла в комнату к Дамиану и украдкой просунула свою записку ему под подушку. Найдет ли он ее? Она пожала ему руку, когда никто не видел, и попросила поскорее выздоравливать. А потом вернулась к мужу – тот уже звал ее.
На следующее утро Дамиан встал. Он и думать позабыл про болезнь и про печаль. Его походка стала пружинящей. Он причесался, привел в порядок и вычистил одежду. Он сделал все, чтобы понравиться одной особе. А затем предстал перед Януарием – смирно, как собака, приученная к охоте. Он был так любезен со всеми, что все в доме нахвалиться на него не могли. Хитрость – несложное дело для того, кто хитер. Но он заслужил самое главное – милость Маи. Итак, я пока оставлю Дамиана за его хлопотами и продолжу свой рассказ.
Некоторые мудрецы предполагают, что счастье человек способен обрести в погоне за удовольствиями. Благородный Януарий, несомненно, придерживался именно такого мнения: он искал удовольствий всегда – и всеми мыслимыми способами. Ведь он, как-никак, был честный рыцарь. Поэтому его дом и прочие его владения были обустроены по-королевски. В числе прочих драгоценных владений ему принадлежал превосходный сад, обнесенный каменной стеной. Не могу вам описать красоту этого сада. Он был бесподобен. Даже автор «Романа о Розе» – и тот не сумел бы воздать ему должного. Да и сам Приап, бог садов, не справился бы с такой задачей – описать надлежащим образом прелесть этого места. Там под вечнозеленым лавром бил освежающий родник. Рассказывали, будто возле этого родника пели и плясали сами Плутон и Прозерпина с их призрачной свитой; этот ключ полнился не водой, а музыкой.
Благородному рыцарю так нравилось гулять среди зеленых беседок, что он больше никому не позволял входить в свой сад; ключ от калитки был только у него самого. Это был маленький серебряный ключик. Итак, старик приходил и уходил, когда ему вздумается. Летом он приводил туда жену и вытворял с ней что хотел. Он резвился и забавлялся. Все, чего он не успел сделать в постели, он делал с ней на траве. Он исполнял любые свои прихоти, ни в чем себя не ограничивая. Вот было веселье! Можете себе представить, что это было за счастье для Януария? А для Маи?
Но погодите. Земные радости не вечны для людей – не вечны они и для Януария. О, внезапный случай! О, шаткая Фортуна! Ты коварна, как скорпион, который подползает к ничего не подозревающей жертве и внезапно жалит ее. В его хвосте таится яд, несущий смерть. О, хрупкое счастье! О, сладкий и коварный яд! О Фортуна, я буду снова громко сетовать на тебя! Ты – чудовище, которое рисует свои земные дары такими яркими красками, как будто им суждено длиться вечно. Но ты ведь одинаково лжива к молодым и старым, богачам и беднякам! Как можешь ты обманывать Януария, этого честного и благородного человека, который беспечно доверился тебе? Как тебе не стыдно! Зачем ты отняла у него зрение?
Да. Именно это и произошло. Януарий, наслаждавшийся счастьем и благополучием, внезапно ослеп. Он плакал и рыдал. Он желал себе смерти. А потом на него напала другая беда. Он буквально воспламенился ревностью. Ведь теперь, оказавшись незрячим, он уже не мог приглядывать за юной Маей. А что, если она его одурачит? Он пришел в такое отчаяние, такое уныние, что охотно заплатил бы кому угодно, чтобы тот убил и его самого, и его жену заодно. Ему была ненавистна сама мысль о том, что она сделается чьей-нибудь любовницей или даже женой. Он хотел, чтобы после его смерти она вечно носила траур. Он хотел, чтобы она навсегда осталась одинокой и печальной, как голубка, лишившаяся своего голубка.
Но прошел месяц, другой, и Януарий постепенно успокоился. Он перестал так убиваться. Он научился мириться с постигшим его несчастьем. Чего не излечить – то надо выносить. Только ревность его не унималась. Она пылала в нем пуще прежнего. Он сделался таким подозрительным, что не позволял жене никуда ходить без него. Ей нельзя было кататься верхом. Нельзя было навещать подруг. Он даже дома заставлял ее неотлучно находиться при нем. Мая, естественно, часто плакала. Она так сильно любила Дамиана, что ей казалось – она умрет, если не сожмет его в объятьях. Ей казалось, сердце не выдержит.
Сам Дамиан изнывал от тоски и печали. Теперь он ни днем, ни ночью не мог даже словечком перемолвиться с Маей. Если бы он попробовал с ней заговорить, его услышал бы Януарий. Он ведь никуда не отпускал ее от себя. Этот старикан буквально прилип к ней. Впрочем, им удавалось обмениваться записочками и подавать друг другу кое-какие потайные и молчаливые знаки, выражавшие их чувства и намерения. Ах, Януарий, какая польза была бы тебе от того, что ты видел бы вширь и вдаль, до самого горизонта океана? Не все ли равно – быть слепым и околпаченным или иметь превосходное зрение и быть околпаченным? У Аргуса имелась сотня глаз, которые всматривались во все углы, – но его все равно провели. Богу известно, сколько на свете таких мужей, которые мнят, будто их жены чисты и целомудренны. Что тут скажешь? Чего ты не знаешь, то тебя и не ранит.
Но вернемся к милой и свежей Мае. Она раздобыла воск и сняла слепок с того серебряного ключика от сада, который всегда хранился у Януария. Потом она потихоньку передала этот слепок Дамиану, а тот изготовил копию ключа. Я не стану предвосхищать события. Лучше послушайте меня – и вы узнаете, какие чудеса происходили с этим садом и его калиткой.
Овидий, мой учитель! Ты знаешь всю правду жизни. Ты говорил, что нет на свете такой хитрости, такой уловки, которую любовники не пустили бы в ход ради удовлетворения своей страсти. Ничто не кажется им непреодолимым. Ничто не кажется им слишком сложным. Вспомните Пирама и Фисбу – за ними строго наблюдали и присматривали, а они все равно умудрились общаться через стену. И никто не смог об этом догадаться.
Но вернемся к нашей истории. Утром 7 июня (только вот что за год был, я не знаю) Януарий, побуждаемый женой, возымел большую охоту пойти в сад и предаться там некоторым забавам. Ему захотелось порезвиться с ней. Итак, в то утро он ворковал Мае на ушко:
«Вставай, дорогая, проснись, малышка. Уже слышно, как поет горлица, голубка моя, зимние бури миновали. Поднимись же. Открой свои голубиные очи. Пойдем со мной. О, груди твои слаще вина. Сад обнесен стеной. Там никто не увидит нас. Ступай со мной, ты так бела и прекрасна. Ты пленила мое сердце своей безупречной красотой и добродетелью. Пойдем. Давай позабавимся. Ты одна – мое наслаждение».
Тем временем Мая подала знак Дамиану, чтобы он поскорее проник в сад через калитку. Дамиан взял поддельный ключ, отпер калитку и тихонько прокрался в сад. Никто не видел и не слышал его. В саду он спрятался за кустом. Теперь в сад вошел Януарий, слепой, как камень; Маю он держал за руку. С громким лязгом захлопнув за собой калитку, он повернулся к ней и сказал:
«Вот теперь, жена, мы здесь с тобой наедине. Ты – существо, которое я люблю больше всего на свете. Господь свидетель, я скорее самому себе перережу горло, чем обижу тебя. Помнишь, как я выбирал тебя? Я выбрал тебя не из алчности, дорогая моя, а из любви к тебе. Пускай я стар и слеп – я объясню тебе, в чем счастье верности. Это твой долг перед Иисусом Христом и перед твоей собственной честью. А еще конечно же ты унаследуешь все мое имущество – дворец, деньги, все-все. Я уже завтра составлю завещание, где это будет написано. А теперь, душа моя, я попрошу тебя о маленьком поцелуе. Пускай твои губы запечатают наш договор. И, кстати, не вини меня за ревность. Твой образ так глубоко запечатлен у меня в сердце, что, когда я думаю о твоей красоте и моей старости, то мне становится невыносима мысль о разлуке с тобой. Ты всегда должна оставаться рядом со мной, моя драгоценная, потому что я люблю тебя. А теперь поцелуй меня, милая. И давай пройдемся».
Мая, выслушав его, принялась тихонько плакать. Потом она успокоилась и ответила ему:
«Я так же, как и вы, хочу сберечь душу незапятнанной. Конечно же я должна блюсти свою честь. Нежный цветок моей женственности – в ваших руках. Я отдала его вам, когда священник связал нас священными узами супружества. Дорогой мой господин, я молю Бога о том, чтобы никогда не наступил день, когда я опозорю свою семью или обесчещу свое имя. Я никогда не стану неверной женой. Да скорее я умру самой мучительной смертью на свете. Если я обману вас, зашейте меня в мешок и бросьте в ближайшую реку. Я благородная женщина, а не какая-нибудь шлюха. Почему вы со мной так говорите? Что ж, мужчины вечно изводят жен попреками, они вечно подозрительны и недоверчивы, потому что сами постоянно изменяют им».
Она уже заметила, что за кустом спрятался Дамиан. Она легонько кашлянула, а потом, используя язык знаков, велела ему залезть на грушу, где висело много спелых плодов. Он мигом вскочил и забрался на дерево. И сразу же понял, что она задумала: он читал ее мысли куда быстрее Януария. К тому же она уже передала ему письмо, где описывала свой план. Пока я оставлю его там, на груше, а Мая с Януарием пускай прогуливаются между цветочными клумбами.
День был ясный, и по дрожащему воздуху на землю спускались золотые лучи Феба, согревая своей лаской цветочки. В ту пору года это божество находилось в созвездии Близнецов, и близилось солнцестояние. Скоро сияющее солнце должно было склониться к закату. Случилось так, что в этот самый день Плутон, царь духов, тоже вошел в этот сад, только с противоположной стороны. Его сопровождала жена Прозерпина и вся ее женская свита. Если помните, он похитил ее с Этны, когда она собирала дикие цветы на горном склоне. Можете прочитать об этом у Клавдиана, в «Похищении Прозерпины», где он описывает черную колесницу, на которой ее увез владыка подземного царства.
Плутон уселся на зеленый дерн посреди обнесенного стеной сада и обратился к царице с такими словами:
«Жена моя, никто не станет спорить со мной. Каждый день опыт учит нас, что женщины коварно предают мужчин. Я мог бы рассказать миллион историй об их обманах и изменах. О Соломон, мудрейший и богатейших из людей, стяжатель человеческой славы! Кто сумел бы забыть или презреть твои слова? Ты восхвалял доброту рода людского и заметил: „Я нашел одного стóящего человека из тысячи. А среди женщин стóящих не нашел“. Так говорил царь Соломон, а уж он-то прекрасно знал о подлости женского племени! Иисус, сын Сирахов, сочинитель Экклезиаста, редко говорит о вас, женщинах, с почтением. Да пожрет вас бушующее пламя! Да падет чума на ваши кости! Ты видишь, что сейчас произойдет? Сейчас этому знатному рыцарю, старому и слепому, наставит рога его собственный слуга. Погляди – этот похотливый негодяй уже забрался на ветви груши. А теперь я объявляю – силою моих царских чар, – что к этому почтенному старцу вернется зрение! Как только жена предаст его, он вновь станет зрячим. Тогда он узнает о ее коварной измене – и к ее великому стыду, и к позору прочих потаскух».
«Ах, вот как? – резко отозвалась Прозерпина. – Вот, значит, что ты задумал? Что ж! Клянусь душой моего деда, великого Сатурна, что я внушу этой женщине подходящий ответ. Я буду помогать и всем остальным женщинам, которых обвиняют в чем угодно. Если даже их застигнут во грехе, я буду делать так, что они за словом в карман не полезут. Они одолеют своих обвинителей. Ни одна из них не умрет из-за того, что наготове не оказалось колкого ответа. Даже если мужчина собственными глазами увидит, как его обманывают, женщина будет смело отпираться. Она будет плакать, божиться и кипятиться, пока не одержит победу в споре. Ведь вы, мужчины, доверчивы, как гуси. Да и что для меня значат все эти знаменитости, на которых ты ссылаешься? Я сама прекрасно знаю, что этот еврей, этот твой Соломон, обнаружил среди женщин множество дурочек. Пускай он так и не встретил ни одной порядочной женщины – но ведь другим-то мужчинам попадались и верные, и преданные, и добродетельные женщины. А как же все эти добрые христианки, которые приняли мученичество, доказав тем самым стойкость веры? В римских анналах полно историй о добродетельных женах. Не гневайся, дорогой муж. Я объясню тебе, чтó имел в виду Соломон, когда говорил, что не встречал хороших женщин. Я истолкую тебе его слова. Он разумел, что высшее благо присуще одному лишь Богу, а любое создание из плоти – будь то мужчина или женщина – хрупко и несовершенно.
Так или иначе, Соломон – это всего лишь один человек. Зачем поднимать вокруг него такую шумиху? Ну, выстроил он большой храм Богу – ну и что с того? Что с того, что он был богат и мудр? Ведь он строил храмы и языческим богам, а это – страшное кощунство. Можешь сколько угодно извинять его недостатки, но он был распутником и идолопоклонником! В старости он и вовсе отрекся от Бога. В Библии рассказывается, что Господь пощадил его лишь из уважения к памяти отца его, Давида. Если бы не слава Давидова, то Соломон лишился бы своего царства гораздо раньше, чем можно было ожидать. Я гроша ломаного не дам за всю ту клевету, которую он и прочие писаки обрушили на головы женщин! Я сама – женщина, я должна выговориться, а иначе у меня сердце не выдержит. Да как он смел обзывать нас болтуньями и еще более обидными словами? Пока я жива, я буду бранить его за его подлые высказывания. Я не дам ему спуску».
«Успокойся, дорогая моя, – отвечал ей Плутон. – Обуздай свой гнев. Я сдаюсь! Но раз уж я поклялся вернуть ему зрение, то должен сдержать клятву. Мое слово – закон. Я – царь. Я не могу нарушать свое слово».
«А я – царица! Эта молодая женщина даст мужу достойный ответ. Я ручаюсь в этом. Вот. Но давай прекратим споры. Я не хочу больше препираться с тобой».
Давайте теперь оставим владык сказочного царства и вернемся к Януарию. Он наслаждался прогулкой по саду вместе с Маей и щебетал, как волнистый попугайчик.
«Знаешь, – ворковал он, – я люблю тебя больше всего на свете. Я всегда буду любить тебя».
Они ходили взад-вперед по дорожкам, а потом снова вернулись к груше, на которой спрятался Дамиан. Он сидел там в вышине, скрывшись в зеленой листве. И вот Мая, полная здоровья и бодрости, вдруг заговорила пронзительным голосом:
Поделиться книгой: