Подводная уральская

На смену сварщикам подоспели медники. Трюмные машинисты Иван Корчма и Николай Господченко ползали вдоль прокладываемых магистралей, где было много изгибов и приходилось извиваться ужами. Нелегка гимнастика, а делать нечего: следить за качеством надо.

Строительство лодки подходило к концу. На большой платформе лодку доставили в барокамеру и дали давление, чуть превышающее то, которое будет на предельной глубине.

Увидев, что испытание идет успешно, Харитонов радостно воскликнул.

— Выдержала, голубушка!

Потом корпус снова свезли на прежнее место и установили на стапеле.

…Голубев и Хрулев вдвоем снимали комнату в рабочем поселке. Возвращались домой обычно вместе, обсуждая по дороге завтрашние планы. Задача прежняя: чтобы весь личный состав продолжал кропотливо изучать устройство подводной лодки непосредственно в цехах, где изготовляются узлы, на монтажной площадке, где идет сборка корабля. Конечно, каждый краснофлотец, командир отделения закончил учебный отряд, многие ходили в автономные плавания. Знают устройство механизмов. Так-то оно, конечно, так. Но вот всякие там тонкости легче усвоить на заводе, когда на твоих глазах собираются узлы. Пощупай руками каждую гайку, каждый шплинт, посмотри, как изготовляются и устанавливаются детали, засучи и сам рукава, поработай вместе с опытным слесарем, токарем, сборщиком.

Завтра рабочие будут окончательно устанавливать вертикальные рули. И Голубев, посоветовавшись с Хрулевым, принимает решение — послать рулевых Казанцева, Овсянникова. Пусть понаблюдают, что к чему. Помогут, наконец, если в этом окажется необходимость. Каждый узел потрогают своими руками, поймут, что это такое.

— И трюмных надо непременно послать, — озабоченно произносит Хрулев. — Харитонов говорил — завтра начнет устанавливать шестиклапанную коробку осушения цистерн.

Голубеву хочется ответить коротким и четким «есть!», но что-то в эту минуту удерживает его от лаконичного военного языка. Чуть заметно мерцают на бледном небе звезды, журчит возле дороги ручей, в воздухе разлита влажная прохлада.

— Скорее бы на фронт, — тихо говорит Голубев.

Командир боевой части не рисуется. Идет война, однако он еще не нюхал пороху, не пришлось. Знает: повоевать успеет.

Голубев как-то обратился к командиру с просьбой об отправке на фронт. Тот и слушать не захотел, впервые повысил голос:

— Мы здесь не отсиживаемся, да будет вам известно! — сказал Хрулев, переходя на «вы». — Чем занимаемся — отлично знаете.

Сделав паузу, командир продолжал уже обычным голосом, называя Голубева снова на «ты».

— На фронт попадешь, не беспокойся. Но только вместе с экипажем. И больше не заикайся. Пока здесь у нас передовая.

Строительство лодки заканчивалось. Приварили рубку, окрасили корпус.

Из широких заводских ворот выползали колонны танков, ехали покрытые зелеными чехлами мало кому знакомые тогда минометы, послушно шли за тягачами зенитные орудия, задрав вверх тонкие длинные стволы.

К Голубеву приехала жена, и Хрулев теперь ночевал в экипаже, спал на нарах, вставал перед побудкой, ложился после отбоя. Боцман хотел было превратить одну из комнат клуба в командирскую каюту, соответствующим образом оборудовав ее: застеклить окна, убрать всякий хлам, побелить, помыть пол. Однако Хрулев махнул рукой — ну к чему все это? Сделайте лучше в этой комнате, служившей раньше репетиционной, камбуз, а уж он устроится как-нибудь. Может быть, это и выглядело нарушением морских традиций. Командир корабля, как правило, располагается в отдельной каюте. Но то на корабле. Притом не на «Малютке» — тесновато там, не до комфорта. Здесь суша, но тоже нет соответствующих условий. Да если он, Хрулев, и поживет какое-то время вместе с матросами и старшинами, что же в этом плохого?

Вдоль стен бывшего зрительного зала были построены в два яруса нары, на них матрацы, простыни, одеяла, подушки, полотенца белыми треугольниками — все честь по чести. Вскоре открыли в бывшей репетиционной комнате клуба камбуз — сложили печку, оборудовали место для мытья посуды.

Матросы и старшины привыкли, что командир всегда вместе с ними: и утром, и днем, и ночью, не «закручивает гайки», но и не распускает, в меру требователен, даже суров. К пустякам, однако, не придирается, усматривая на данном этапе главное: каждому матросу, старшине, командиру боевой части досконально изучить устройство военной техники, которая вот-вот будет им вверена. Не все могли присутствовать с утра на занятиях — спешили, как уже говорилось, к стапелям. Однако на другой день Хрулев приказывал дать этим морякам двойную, как он выражался, «порцию теории». И сам активно включался в обучение старший и матросов устройству и теории корабля, независимо от того, какова их специальность и каковы будущие обязанности по боевому расписанию.

Но главный учебный класс был в цехах и на стапелях. Принимая внутрь механизмы, обрастая приборами, простыми и сложными, различной аппаратурой, лодка все больше и больше открывала секретов. Она словно говорила морякам: «Взгляните, какова я, ничего сложного, ничего таинственного. Это вот — захлопка. Видите, как она устроена и как умно действует? А это — кингстон. Служит, вы знаете, для того, чтобы впустить в цистерну и выпустить из нее воду. Ну а это — торпедный аппарат. Не так уж прост, как может показаться на первый взгляд».

Независимо от специальности каждый подводник обязан хорошо знать устройство всей лодки. Всякое может случиться. Так что давайте-ка перестанем кивать на свою специальность, а изучим еще и вторую, и третью. Пригодится. Так говорил Хрулев.

Но, конечно, морякам интереснее было изучать механизмы, непосредственно закрепленные за ними. Старшина 1-й статьи Виктор Теплов отвечает за навигационные приборы и перископ. Он еще не установлен, хранится на складе. Теплов осмотрел и компасы, и перископ. Приборы не любят, когда в них копаются без особой на то необходимости, начинают в отместку «капризничать». Теплов лишь попросил позволить ему освободить приборы от густой заводской смазки.

Занимается теорией с Тепловым и Федор Силыч Петренко. Устройство приборов, устранение неисправностей, уход — обо всем этом помощник командира рассказывает толково и лаконично — он же по специальности штурман. Заметив нетерпеливый жест Теплова, хмурит брови:

— Шо це такэ?

— Я же в учебном отряде все это проходил, товарищ старший лейтенант. Устройство знаю.

Петренко начинал гонять старшину и по устройству, и по неисправностям, и если у того происходила заминка, говорил с усмешкой:

— Не хвалысь, бисова душа!

Кропотливо занимался Петренко и с рулевыми. Приходил на уроки уставший от хлопот боцман Василий Дьячков, присаживался где-нибудь в сторонке, внимательно слушал. Раньше он служил на Тихом океане, и материальную часть подводной лодки знал хорошо. А вот умеет ли он точно вести лодку по курсу, об этом пока не знал никто, в том числе и Петренко — встретились-то недавно. Море испытает каждого. Но прежде надо подготовиться к суровому экзамену.

И Петренко, не боясь прослыть придирчивым, надоедливым, спрашивал такие тонкости, на которые иной раз и могли ему не ответить. В таких случаях он укоризненно смотрел на краснофлотца или старшину, настойчиво добивался того, чтобы вся программа была усвоена прочно. Если ты настоящий подводник — сумей работать в полной темноте, на большой волне, в самой что ни на есть сложной боевой обстановке.

С трюмными, мотористами и электриками занятия проводил Голубев. Попросил Корчму сделать деревянный щит с клапанами. На этом простом макете трюмные учились «перекачивать» воду из кормы в нос, из носа в корму, заполнять среднюю цистерну, иначе говоря, делать дифферентовку — «вывешивали» лодку, а так же мысленно заставляли ее погружаться, либо всплывать. Открывали и закрывали клапаны и при свете, и с завязанными глазами, стараясь любой вентиль найти быстро и безошибочно.

Наконец строительство «Малютки» закончилось. На воду лодку решили не спускать; поступил приказ прямо со стапелей отправить ее на север, где и провести швартовые испытания.

Корпус установили на низкой и длинной железнодорожной платформе, специально предназначенной для транспортировки лодки.

И вот эшелон стоит под парами — в нём семнадцать вагонов, груженных различными механизмами, оборудованием, аккумуляторными батареями, продовольствием.

В двух вагонах, где разместился экипаж, раскраснелись чугунные «буржуйки», жадно глотавшие березовые дрова.

Кирилл Прохорович, прощаясь, каждому крепко пожал руку.

— Счастливо воевать, сынки!

Колеса загромыхали на стыках. Замелькали телеграфные столбы. Проносились мимо деревни: чем дальше, тем реже. Начались леса.

Через неделю прибыли к месту назначения. Корпус прямо с платформой осторожно подали в док, поставили перископ, аккумуляторные батареи, спустили лодку на воду.

Лодка успешно прошла швартовые испытания и вышла в море, где экипаж отрабатывал срочное погружение, всплытие, словом, умение быстро и точно выполнять любую команду.

Наконец получили приказ — идти к постоянному месту базирования в город Полярный. Там находился штаб соединения подводных лодок Северного флота, и оттуда выходили они в боевые походы.

На пирсе Хрулева встретил командир бригады Герой Советского Союза капитан 1 ранга Иван Александрович Колышкин и его заместитель по политчасти капитан 2 ранга Павел Иванович Петров.

— Лодку решено назвать «Челябинский комсомолец», бортовой номер корабля ЭМ-сто-пять, — сказал Колышкин. — Так что готовьтесь к митингу. Приехала делегация из Челябинска.

ПОСЛАНЦЫ

Челябинская делегация жила в Полярном уже неделю, дожидаясь прихода на базу двух «малюток», которым было решено присвоить имена «Челябинский комсомолец» и «Ленинский комсомол». Посланцы не теряли времени даром: беседовали с моряками на плавбазе, на кораблях, рассказывали о том, как гвардейцы тыла куют победу на далеком Урале.

Возглавлял делегацию Дмитрий Дадонов — бригадир одного из заводов Челябинска, низкорослый, курносый. Но посмотрели бы на него в цехе! Он становился будто на голову выше и на полметра шире в плечах, когда обслуживал сразу два станка, подавая резец на всю допустимую глубину.

Комсомольско-молодежная бригада Дадонова соревновалась с коллективом Нюры Пашниной, имя которой в то время гремело на всю область. И это не удивительно. Бригада состояла в основном из девушек и выполняла по три нормы за смену. Легкой жизни у Дмитрия не было. Все время надо быть начеку, а то ведь обойдут соперницы.

Впрочем, если соседи и становились победителями, Дадонов от всей души поздравлял их.

— Молодцы девчата!

— На вас равнялись, — отвечали те.

Дадонов торопливо кивал, ясно, мол: в прошлом месяце мы были победителями, а в этом — вы. Ну да ведь дело поправимое.

— Нынче обойдем вас, — обещал Дадонов, на что Нюра спокойно отвечала:

— Время покажет.

Лучшая станочница в бригаде Пашниной Маргарита Королева. Быстро и точно вытачивает она танковые детали из самых твердых сплавов. Станок подрагивает, словно живой. Девушка увеличивает скорость резания. Вьется, сползает на пол синяя стружка. Маргарита сталкивает металлические кудри в ящик, останавливает мотор. Поставив новую болванку, вновь включает станок. И так без конца.

Однако дадоновцы наверстывают упущенное, и к концу месяца по выпуску продукции вырываются вперед. На этот раз Нюра поздравляет Дмитрия.

Несмотря на упорное соперничество, бригадиры живут дружно, помогают друг другу, обсуждают, как повысить производительность труда, улучшить качество продукции. Вносят рационализаторские предложения, борются за высокую культуру в цехе, активно участвуют в смотрах. Война не приостановила движение к техническим высотам, напротив, ускорила его, включила как бы дополнительную тягу.

— Так об этом и скажи морякам, — напутствовала Нюра Дмитрия Дадонова перед отъездом того на Северный флот. — Мол, с каждым месяцем увеличиваем производство вооружения, боеприпасов. Патронов и снарядов пусть не жалеют, и торпед тоже…

Послали на Северный флот и Андрея Кривоноса — сталевара Магнитогорского металлургического комбината. Как и Дадонов, он был передовиком производства, комсомольцем. Выделялся ростом и широтой плеч, да еще молчаливостью, заимствованной, видно, у гор — родился-то в самом центре Урала.

Включили в делегацию и Афанасия Черноиванова — одного из лучших комбайнеров области, убравшего за два военных лета более тысячи гектаров зерновых, молодежного вожака колхоза имени Чапаева.

Приехала на Север и победительница социалистического соревнования среди молодежи Миасского автозавода — девушка с большими карими глазами по имени Лиза. Она, как видно, ни разу не уезжала далеко от дома. И потому всю дорогу смотрела в вагонное окно, думая о том, как велика и красива Родина. По сторонам железнодорожного полотна мелькали села и деревни. На полях кое-где появились проталины. Наступала весна, пригревало солнце.

Но вот, наконец, и Москва, малолюдная и суровая. Три дня южноуральцы провели в столице, побывали в Центральном Комитете комсомола, в штабе Военно-Морского Флота, где с интересом осмотрели макеты «малюток», внимательно выслушали рассказ о том, как воюют североморцы.

— Очень и очень нужны подводные лодки, — сказали в штабе. — Большое спасибо за помощь фронту.

Жили южноуральцы в гостинице «Северная», ходили в театр, смотрели кино. И с нетерпением ждали той минуты, когда снова сядут в поезд и поедут дальше, в назначенное место.

Наконец заведующий военным отделом ЦК комсомола Дмитрий Постников вручил челябинцам железнодорожные билеты.

— С вами поедет скульптор, военный художник Лев Ефимович Кербель, знакомьтесь, пожалуйста, — сказал он, представив молодого черноволосого человека.

По пути в Мурманск поезд несколько раз подвергался воздушным налетам, но все обошлось благополучно. Кербель оказался человеком компанейским, на север ехал, чтобы вылепить скульптуры героев-североморцев.

— Люди там, как скалы, — медленно, с расстановкой говорил он и пояснял: — Тверды и стойки.

— Вы что же, бывали там? — спросил Дадонов.

— Бывал, море там холодное. Увидим северное сияние.

Дадонову, конечно, тогда и в голову не пришло, что этот молодой человек станет впоследствии знаменитым скульптором, создателем замечательных скульптурных портретов у нас и за рубежом, академиком и лауреатом Ленинской и Государственной премий.

— Очарует север и вас, — продолжал Кербель. — Понравятся и люди.

И в самом деле. Полярный произвел большое впечатление на посланцев Южного Урала. Дома, поставленные на скальный грунт, выглядели прочными, вечными, словно говорили: «Нам не страшны бомбардировки!». Вокруг не было видно воронок, хотя воздушные налеты, особенно в начале войны, производились на базу довольно часто.

У причала расположены вместительные хранилища для боеприпасов. Моряки, согнувшись, руками толкали тележки с длинными телами торпед.

Подводники, вернувшиеся из похода и готовящиеся вновь выйти в море, жили на плавбазе. Матросский клуб, уже который вечер подряд, был заполнен до отказа. В нем выступали приезжие артисты, участники краснофлотской самодеятельности. В нескольких концертах принял участие и Дадонов. Встречали Дмитрия дружными аплодисментами: уж очень здорово исполнял он сатирические куплеты о бесноватом фюрере.

Побывали южноуральцы и на катерах-охотниках, на эскадренных миноносцах, всюду отвечая на десятки и сотни вопросов. И сами живо интересовались боевой службой моряков, причем Дадонов просил рассказать о походах поподробнее, чтобы можно было передать землякам всю картину того или иного боя.

С делегацией встретился командующий Северным флотом вице-адмирал Арсений Григорьевич Головко. Поинтересовался, как доехали, хорошо ли устроились. А уж потом спросил, как там дела? Не в тылу, чтоб не обидеть гостей, а дома, то есть в городе, в селе.

— Работаем, товарищ командующий флотом, — ответил Дадонов, слегка волнуясь: впервые в жизни ему довелось разговаривать с адмиралом.

Через минуту волнение миновало, и Дмитрий успокоился. Беседа пошла неторопливо. Вестовой принес кастрюлю с дымящимися пельменями. Адмирал пододвинул поближе гостям поднос с хлебом и блюдца с уксусом. После пельменей сам разлил чай и, осторожно отхлебнув из граненого стакана, одобрительно заметил:

— Как кипяток! — и, приветливо улыбнувшись, спросил: — Значит, работаете? А нельзя ли поподробнее, а? — в голосе его зазвучали мягкие просительные нотки. — О работе-то!

Адмирал внимательно выслушал каждого гостя, улыбнулся, сказал:

— Трудненько вам. Лучше уж на фронте. Но что поделаешь — кому-то с пушкой, кому-то с молотом. И тяжело махать, да надо. А за «малюток» спасибо. Экипажи там хорошие, не подведут, — помолчав, добавил: — Да и все корабли у нас хорошие — и надводные, и подводные. Край-то наш был когда-то пустынный. Советская власть преобразила Заполярье. Слышали небось: выросли новые города: Кировск, Мончегорск, Северодвинск, Игарка, Дудинка, Норильск.

— Ну, а флот? — спросил Черноиванов. — Давно создан?

— Флот? — адмирал улыбнулся. — Можно сказать — уж десять лет. В мае 1933 года под командованием Исакова на Север пришел отряд боевых кораблей — эсминцы «Куйбышев» и «Урицкий», подводные лодки «Декабрист» и «Народоволец», сторожевики «Ураган» и «Смерч». А через четыре месяца прибыл второй отряд военных кораблей. Из них и была создана флотилия. А в мае 1937 года флотилия поднялась на ступень выше — стала именоваться Северным флотом. Но датой рождения флота мы считаем май 1933 года.

Напав на Советский Союз, гитлеровские заправилы надеялись после молниеносного наступления на Москву выйти на линию Волга — Архангельск. На Крайнем Севере верховное командование германских войск рассчитывало захватить в первую очередь Кировскую железную дорогу, Мурманск с незамерзающим портом, военно-морскую базу Полярное, полуострова Средний и Рыбачий.

Но враги жестоко просчитались. Адмирал, разумеется, ничего не сказал, какими силами располагает Северный флот. Он лишь подчеркнул, что моряки-североморцы бьются с ненавистным врагом мужественно, не щадя жизни.

— Побывайте на всех кораблях, — предложил Головко уральцам. — Познакомьтесь с подводниками — отныне, как я понимаю, они стали вашими подшефными. Так ведь?

— Так, Арсений Григорьевич, — хором ответили челябинцы.

— Ну, а раз так, послушайте рассказы о действиях подводных лодок на войне, когда вернетесь на Урал, поделитесь услышанным с товарищами. И можете заверить: экипажи и ваших лодок продолжат, я уверен в этом, славные традиции североморцев-подводников. Желаю вам удачи.

Головко встал, пожал каждому руку и проводил гостей до дверей.

На прощание сказал:

— Советую начать знакомство с командира бригады Героя Советского Союза Ивана Александровича Колышкина.

Колышкин оказался среднего роста, худощавый, с большими глазами.

— Ну, здравствуйте, здравствуйте! — приветствовал Иван Александрович челябинцев. — Понравилось на Севере? Край у нас студеный. Ну да вам не привыкать.

Сделал паузу, спросил:

— Рассказывайте, как там на Урале, что новенького?

Слушал внимательно, удовлетворенно кивал головой.

— Молодцы, честное слово! По три, четыре нормы выполняете на заводах — не шутка.

В конце разговора сказал:

— Богатый у вас край. Прямо-таки кладовая страны.

— Арсенал! — с гордостью заявила Лиза и, чуть смутившись, обратилась к командиру бригады: