Помоги проекту - поделись книгой:
Вскоре завод оправился от разрухи, встал на ноги.
В начале тридцатых годов Кирилл Прохорович работал уже начальником судостроительного цеха. Дела у него шли хорошо: и почетные грамоты получал, и фотографию его вывешивали на заводскую Доску почета, и в городской газете его хвалили. И все-таки он чувствовал, что курсов командира производства, которые окончил еще в двадцатых годах, явно мало, чтобы руководить крупным судостроительным цехом. А учиться в институте было поздновато, к тому времени ему шел пятый десяток.
Прикинув свои силы и возможности, Кирилл Прохорович обратился в дирекцию с просьбой перевести его в мастера. А начальником цеха он предложил назначить Дмитрия Осокина — инженера хотя и молодого, зато растущего, хорошо разбирающегося в теории кораблестроения.
Директор вызвал к себе Харитонова в кабинет и в недоумении сказал:
— Это еще что за новости, разрешите вас спросить? Цех — лучший на заводе, и на тебе — заявление о понижении в должности. Может быть, вы устали, нужен отдых?
Харитонов покачал головой. Силенки, мол, еще есть, но надо ли ждать, когда молодые начнут затыкать тебя за пояс?
Да, он вернулся с войны и дошел до начальника цеха. Есть в нем организаторская струнка, это так. К тому же учли и пролетарское происхождение, рабочих выдвигали в ту пору даже на более высокие должности — вплоть до директора. А теперь-то вторая пятилетка на носу, из институтов приходит с дипломами наша, рабочая, молодежь, ей и надо бы дать дорогу.
Директор молча прошелся по кабинету. Потом крепко пожал руку Харитонову:
— Поработайте, а там посмотрим.
Через год Кирилл Прохорович все-таки добился своего, перевелся в мастера. Он по-прежнему днями и вечерами пропадал на заводе, и когда возвращался домой, жена Любовь Ивановна, хлопотавшая у плиты, сердито выговаривала за опоздание. Но такая уж была у него натура — отдавать работе всего себя, не считаясь со временем. К тому же на него возложили такую важную общественную нагрузку, как руководство цеховой организацией Осоавиахима. Кирилл Прохорович; словно вспомнил молодость: взялся вести кружок ворошиловских стрелков, организовал курсы парашютистов, сандружинниц, стал руководить дальними походами молодежи в противогазах. Ни минуты, бывало, не посидит без дела, вечно чем-нибудь занят, вечно в хлопотах, заботах. Его голос, все еще не потерявший силы, слышали то на одном участке, то на другом.
Но время брало свое. На пенсию ушел в середине июня 1941 года. На другой день после того, как началась война, Харитонов снова был в цехе. Вместе с ним вернулись на завод тысячи старых рабочих, инженеров, служащих, находящихся на заслуженном отдыхе. Грозный час всех поднял на ноги. Вместо мужей и отцов, ушедших на фронт, на завод пришли домохозяйки, подростки.
Кирилл Прохорович обучал новичков разному делу: слесарить, сваривать листы металла, вести сборку узлов. Прививал знания спокойно, ни разу не повысив голос. Рассказывал, как надо выполнять ту или иную операцию. Если кто не поймет, займется отдельно, еще раз покажет, на что способен инструмент в умелых руках.
Осенью 1941 года завод поставили на военные рельсы. Он начал выпускать танки, пушки, снаряды. Строительство же кораблей пока приостановили. Кирилл Прохорович, тяжело вздыхая, с трудом соглашался с возникшим положением. Но постепенно где-то в глубине души его росло недовольство. Он-то был судостроитель! Стал обращаться в партийный комитет, к директору: когда же начнем строить корабли?
— Не спеши. Танки позарез нужны. Дойдет очередь и до кораблей.
Вскоре был получен срочный заказ на строительство нескольких подводных лодок.
— Ну, поздравляем, Кирилл Прохорович, — сказал; директор, сообщая Харитонову радостную новость. — Строительство одной из «малюток» решили поручить вам.
Харитонов встал по стойке «смирно», по-военному коротко ответил:
— Есть, строить «Малютку»!
С тех пор он еще реже бывал дома, не только дни, но часто и ночи проводил на заводе. Спал на топчане, установленном в цехе. Впрочем, многие тогда как бы перешли на казарменное положение. Однажды глухой осенней ночью завыли сирены воздушной тревоги, прожекторы лихорадочно прощупывали темное небо. Где-то рядом рвались бомбы. Затем гитлеровцы ночами совершали налеты на город.
Кирилл Прохорович, случалось, в темноте забрасывал песком зажигательные бомбы, падавшие на заводскую территорию. А утром, словно и не было беспокойного ночного дежурства, принимался за работу, не успев забыться хотя бы на час.
— Ну, как тут у вас? — спрашивал Харитонов разметчиков. Они ползали по огромному, покрашенному в черный цвет полу и вычерчивали очертания корпуса в натуральную величину, делая как бы гигантскую выкройку подводной лодки.
Старший разметчик Осипов, с острыми скулами, угловатый, поднимал взгляд и отвечал:
— Дела идут, Прохорович… Только ты уж позаботься насчет остальных чертежей. С первым отсеком что-то медлят.
Кирилл Прохорович спешил к технологам, конструкторам, торопил их. А если надо было, звонил главному инженеру, директору. Случалось, с языка ненароком слетало резкое слово. Но на это не обижались. Только там, на противоположном конце провода, сильнее дышали в телефонную трубку.
Когда листы прочного корпуса поступили в цех, Кирилл Прохорович придирчиво осмотрел сталь. Материал был неплох, хотя нет-нет да и встречалась вмятина. Заметив неровности, он осуждающе покачивал головой. Ничего не поделаешь. Придется каждый стальной лист прогнать через специальные вальцы. Сам встал к правильному станку, сказав оператору, молодой девчонке:
— Ты уж извини, Таня. Ответственное задание.
— Не доверяете? — обиделась оператор.
— Не то слово. Хочу тряхнуть стариной.
Таня уступила место, невольно любуясь тем, как ловко, туда и сюда начал прогонять старый мастер стальные листы между круглыми, крутящимися вальцами.
— Теперь, кажется, хороши, — произнес Харитонов, останавливая станок и с прищуром глядя на листы. — Взгляни-ка, Танюша, глаза у тебя молодые, острые.
— Ни единой царапины! — восхищенно произнесла оператор.
— То-то же, — и, обращаясь к автогенщику, Кирилл Прохорович добавил: — Дело за тобой, Сеня.
Тот, вечно нахмуренный, включил автогенный аппарат. Тонкий клювик задрожал в руках паренька. Из узкого сопла вырвался синий язык пламени и яростно набросился на сталь. И хотя она была тверда, как броня, тем не менее не выдержала, расступилась перед бешеным натиском огня.
— Смотри, не отклонись! — кричал на ухо автогенщику Кирилл Прохорович, и Сеня в ответ мотал головой: сам, мол, вижу, вот они, разметочные линии. Так что будьте спокойны. И в самом деле, он вел жаркую строчку строго по разметке.
Готовые стальные листы кран-балка подавала на платформу со шкалою на вертикальной стойке «тонны», «центнеры», «килограммы». Кирилл Прохорович взвешивал каждый лист в отдельности, заносил цифры в журнал, начатый с самого начала строительства лодки. Позже он впишет туда вес всех без исключения механизмов и приборов, которые будут устанавливаться на подводной лодке. Так положено по инструкции. А уж там, на базе, в журнал занесут еще и вес топлива, смазочного масла, боеприпасов, питьевой воды.
Взвесив лист стали и аккуратно внеся цифру в соответствующую графу, Харитонов давал команду поднимать груз.
Кран-балка несла железо высоко над полом. Следом за плывущей по воздуху деталью устало семенил Кирилл Прохорович.
Сборочно-сварочный участок встречал его вспышками вольтовых дуг, брызгами искр. Кругом шипело, плавилось, вскидывались снопы беснующегося огня.
Попав на участок, Харитонов на миг приостанавливался и покачивал головой. Вот это иллюминация! Озорное пламя сглаживало морщины на лице, наполняло душу светом и теплом. Словно само солнце вспыхивало яркими островками, согревая, обнадеживая, зовя.
Радостно было видеть, как на глазах зарастают скелеты секций. Подходила бригадир сварщиков Дуся Назарова, докладывала скороговоркой:
— Четыре барабана соединили с кольцевыми шпангоутами.
— Молодцы, — хвалил Харитонов. — Обшили, я гляжу, целую секцию.
— Видите, какая она гладенькая и кругленькая стала, — говорила, смеясь, Дуся, показывая на секцию, из которой утром торчали одни ребра. — Нравится? — спрашивала она.
Харитонов делал вид, что сердится.
— Что значит «нравится»? — спрашивал он сурово. — Чай, не женщина. Тут прочность нужна, чтоб не хрустнула в объятиях грозного владыки — океана. Качество-то сварки проверяла? — переходил он на деловой тон.
— А как же!
— Все в порядке?
— В порядке, Кирилл Прохорович.
— Ну, поглядим. Где у тебя меловой раствор?
Харитонов смазывал сварочный шов с одной стороны керосином, с другой покрывал меловым раствором. Если есть где щелка, даже микроскопическая, керосин проникнет через нее и даст о себе знать пятном на меловом растворе с другой стороны листа. Дуся с опаской поглядывала на меловую полоску, а ну как начнет темнеть! Однако полоска оставалась белой, и Харитонов, долгое время не спускавший глаз со шва, говорил довольным голосом:
— Ай да молодцы!
Бригада у Дуси — сплошь молоденькие девчата, многие из деревень. Пробил суровый час, и они попросились на передовую. Попали же на трудовой фронт. Все они одеты в брезентовые спецовки. Недосыпают, недоедают, похудели. Но духом не падают. Всегда веселые, и жизнерадостные, умеют постоять за себя…
Готовые секции кран-балка доставляет в конец цеха и осторожно опускает на широкие сани с полозьями из толстых бревен. Гусеничный трактор тащит сани к заводи. Неторопливо двигающийся груз сопровождает все тот же Кирилл Прохорович. У стапелей трактор останавливается. Харитонов начинает бегать взад-вперед, на ходу отдавая приказания такелажникам и крановщику, а, остановившись, тут же пригибается и, прищурившись, смотрит, правильно ли устанавливается секция. Точность нужна миллиметровая, и старый мастер упорно добивается того, чтобы секция встала впритирку к стальной соседке. Лишь после этого, утерев со лба пот, но все еще тяжело дыша он произносит:
— Дуся, где ты?
— Здесь я, Кирилл Прохорович! — откликается Дуся, выходя из железного нутра, словно из пасти кита. Она уже успела, оказывается, прикинуть, откуда лучше вести шов, и теперь ждет, что скажет Харитонов.
— Провода подвели?
— Подвели.
— Аппараты?
— Готовы.
— Начинайте.
Язык по-военному лаконичен, однако Дусе нравится такой разговор, где ни одного лишнего слова. Она молча взмахивает рукой. Девчата, стоящие на стремянках, включают аппараты, и миллионы брызнувших искр образуют огненное кольцо. Вместе с Харитоновым Дуся какое-то время любуется со стороны на этот колыхающийся вертикальный круг.
— Кольцо-то будто золотое! — смеется Дуся. — Повенчаем красавицу с океаном.
— Это какую же «красавицу»? — спрашивает Кирилл Прохорович.
— Подводную лодку.
— Возьми-ка ты, морская сваха, сварочный аппарат. И ать-два — на самый верх. Гони оттуда Зойку, вертит головой без конца. Упадет, чего доброго.
В феврале сварку прочного корпуса «Малютки» в основном завершили. Но до конца было далеко. Предстояло сварить еще и легкий корпус, установить двигатели, оборудовать все внутри лодки.
Группами и в одиночку начали прибывать военные моряки — с Азовской и Каспийской флотилий, с Тихого океана. Так рано? А что же тут особенного. Экипаж всегда комплектуется загодя. Наблюдая за строительством, моряки имеют возможность основательно изучить устройство корабля, его многочисленные механизмы и приборы.
Разместили экипаж в помещении клуба. Рано утром — побудка, физзарядка, завтрак. Два-три часа занятий, после чего команда: «Становись!». Строй моряков, одетых в черные бушлаты, бодро шагает к проходной. Посторонясь, встречные приветливо улыбаются, а дети еще и машут ручонками, мол, доброго пути вам, дяди.
Чаще всего колонну ведет помощник командира лодки Петренко. Вне службы друзья и сослуживцы обычно называют его Федором Силычем или же просто Силычем. Не по годам серьезный, уравновешенный, Петренко молчалив, даже замкнут. Однако украинская кровь временами дает о себе знать — и тогда из него так и бьет веселье, которое он пытается скрыть за сдвинутыми бровями. Говорит Федор Силыч с акцентом, редко кому возражает, но уж если считает, что делать надо так, а не этак, переубедить его нелегко.
«Шо це такэ! — произносит он после того, как внимательно выслушает не в меру горячего оппонента. И, покачав головой, повторяет: — Шо це такэ, ни разумию!»
Петренко закончил высшее Военно-морское училище в Ленинграде и хотя к началу войны ему исполнилось двадцать четыре года, успел с лихвой хлебнуть соленого ветра, проходя службу на легендарной Балтике.
Нет, к тому времени он не стал «морским волком», но обязанности помощника командира подводной лодки знал и выполнял отменно. По вечерам он непременно рассказывал подчиненным о задании на завтра, аккуратно записывал и, можете быть уверены, делал все, чтобы это было выполнено.
Сейчас он идет чуть в сторонке, строго оглядывая строй: не сбился ли кто с ноги, достаточен ли взмах руки, и незаметно для себя начинает подпевать: «Не гулять эскадрам вражьим у берегов земли родной!»
До позднего вечера моряки находятся на заводе — одни в цехах, другие на стапелях, помогая рабочим изготовлять и устанавливать детали и узлы. Это уже инициатива командира строящейся подводной лодки капитан-лейтенанта В. Н. Хрулева. Он со всеми приветлив. Круглое, задорное лицо его то и дело светится улыбкой. На завод прибыл, когда экипаж в основном уже укомплектовали. Первое время присматривался к людям, проверял их в делах, больших и малых. С Кириллом Прохоровичем он быстро нашел общий язык. Старый мастер не подчинялся Хрулеву, у него свое, заводское начальство. Но уж так повелось, что со своими заботами он шел сперва к капитан-лейтенанту. При первой же встрече командир спросил Харитонова:
— От помощи-то не отказываетесь?
— Рады будем получить, — ответил с достоинством мастер.
И они обговорили, чем будут заниматься на заводе моряки. Ограничиться наблюдением за строительством — этого было мало. Чтобы лучше изучить корабль, следовало самим облазить его нутро, глухие закутки, вместе с рабочими монтировать бесчисленные трубопроводы, устанавливать сложное электрооборудование. Тысячами операций, и сложных, и простых, пришлось заниматься морякам, и они делали это охотно, понимая, что, помогая рабочим, лучше изучат устройство корабля, а потому и успешнее будут воевать.
Хрулев любовался сваренным корпусом лодки, который стоял на опорах, киль-блоках, толстых деревянных брусьях, сложенных один на другой, упорах и подставках, подпирающих днище и борта корабля.
Частенько командир строящейся лодки надевал брезентовую робу и по трапу спускался внутрь, где все еще бесновалось пламя огня, без конца что-то гнулось, подгонялось. Не оставляя без внимания ни один закуток, Хрулев не столько шел, сколько полз по тесному днищу. Он дотошно проверял качество сварки, вместе с рабочими и моряками устанавливал различные механизмы, если сомневался, то спрашивал мастера:
— Так ли делаем?
Харитонов хмурил брови: «Как же иначе, Виктор Николаевич».
— А так, Кирилл Прохорович, чтоб не было люфта, — вежливо отвечал командир, — видите гребной вал того…
— Не волнуйтесь, Виктор Николаевич, выправим, — быстро произносил Харитонов. — Вал мы еще не установили окончательно. Возни с ним будет много.
Экипаж военного корабля, будь то надводного или подводного, делится на боевые части. Сокращенно — «БЧ», «БЧ-1» — штурманская боевая часть, «БЧ-2» — артиллерийская, «БЧ-3» — торпедная, «БЧ-4» — связь и наблюдение, «БЧ-5» — электромеханическая. Есть еще службы — медицинская и интендантская.
Командир «БЧ-5» старший инженер-лейтенант Вячеслав Иванович Голубев целыми днями не знал покоя. Он вместе с Харитоновым следил за монтажом валопровода, соединяющего главный двигатель с гребным валом. Трудность заключалась в том, что валы предстояло установить так, чтобы оси у них оказались на одной прямой. Чуть отклонился — начинай заново. Малейшая неточность, даже на долю миллиметра, даст о себе знать на испытаниях, и Голубев, вооружившись мерительными инструментами, без конца колдовал у валов, прикидывая и так, и этак, что-то шептал.
— Опять ушли вправо, — недовольно говорил он.
— На сколько? — спрашивал Харитонов.
— На миллиметр.
Строитель судна с сердитым видом брал из рук Голубева измерительный инструмент и, убедившись, что тот прав, с досадой хмыкал и давал указания подвинуть вал чуть вправо. На глаз подача была совсем незаметна, и лишь световой луч добросовестно фиксировал ее.
— Стоп!
Кирилл Прохорович взглядом подзывал Голубева и спрашивал:
— Ну, как?
— В норме, — отвечал Голубев, бросив взгляд на инструмент.
— То-то же! — торжествовал Харитонов.
А пока он обращался либо к бригадиру Аркадию Афанасьеву, либо к главстаршине команды мотористов Ивану Панченко:
— Закрепляйте!
Главстаршина был строен как тополь. Любил «потравить», то есть поговорить больше, чем нужно, придумать побасенку, разыграть кого-нибудь, выкинуть номер, за что ему, впрочем, не раз попадало и от Хрулева, и от Голубева.
Федор Малых — коренаст, небольшого роста. Он из Сибири. Если сорвет резьбу или допустит другую оплошность, с досадой говорит: «Ях, язви тебя!» Случается, впрочем, это редко. Однако все подводные камни не обойдешь. Важно благополучно сняться с мели. И Малых все так же медленно начинает крутить гайку в обратную сторону. В подобную минуту Панченко смотрит на Федора хмуро, даже зло. Но вот наконец виток резьбы вошел правильно. Ключ опять медленно и плавно отправился по часовой стрелке. Брови главстаршины с каждым оборотом ключа раздвигаются все больше и больше, лицо светлеет.
Вообще-то монтаж системы валов обычно производился после того, как лодку спустят на воду. Но ждать моряки не хотели. Хрулев, Петренко и Голубев просили главного технолога и начальника производственного отдела по возможности вести сборку валопровода прямо на стапелях, и теперь помогали мастеру Харитонову, послав на важный участок самых опытных специалистов.
Поделиться книгой: