Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти - Саймон Себаг Монтефиоре на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Кандидатом в члены политбюро Молотов стал в 1921 году. Он был секретарем большевистской партии до Сталина, однако Ленин часто критиковал Молотова за «самый бесстыдный бюрократизм и страшную глупость». У него так же, как у Сталина и Ворошилова, имелся внутренний комплекс интеллектуальной неполноценности. Отвечая как-то на критику Льва Троцкого, Вячеслав Михайлович заявил: «Нельзя же всем быть гениями, товарищ Троцкий». Эти доморощенные большевики звезд с неба не хватали.

В начале тридцатых Вячеслав Молотов работал вторым секретарем ЦК и был помощником Сталина. Кобой Молотов восхищался, но не преклонялся перед ним. Он часто не соглашался со Сталиным и до самого конца не боялся его критиковать. Еще одним отличительным качеством Молотова, возможно унаследованным от отца, была любовь к крепким спиртным напиткам. Говорят, он мог перепить всех в высшем руководстве большевиков.

Была у этого ближайшего соратника вождя и одна по-настоящему положительная черта – он безумно любил жену, Полину Карповскую, еврейку, больше известную под псевдонимом Жемчужина. Полина не была красавицей, но отличалась недюжинным умом и смелостью. Она командовала мужем, преклонялась перед Сталиным и сумела сделать хорошую карьеру. Фанатично преданные делу революции Молотов и Жемчужина встретились и полюбили друг друга на женской конференции в 1921 году. Молотов считал жену «умной, красивой и прежде всего – настоящей большевичкой».

Полина скрашивала жизнь этого большевистского крестоносца, ведь Молотов не был бесчувственным роботом. Полина Жемчужина была для него «светлой любовью», «сердцем и счастьем», «сладким медом», «Полинкой».

* * *

Светлана, избалованная дочь Молотовых, так же как дети других членов политбюро, играла во дворе. Детям партийных руководителей не нравилось жить в Кремле, потому что родители постоянно просили их не шуметь. «Ты не на улице, – говорили они, – а в Кремле». Кремль был для детей чем-то вроде тюрьмы. На каждом шагу приходилось показывать пропуска. «Если мы хотели привести к себе кого-нибудь из друзей, – вспоминает Наташа, дочь Андреева и Доры Казан, – то приходилось заказывать пропуска и для них». Дети руководителей каждый день встречались со Сталиным.

Часто обед Сталина становился продолжением совещаний с его соратниками-трудоголиками. На стол ставились тарелки с борщом. Сталин с друзьями часто ел и работал до трех ночи.

Жены руководителей тоже обладали немалой властью. Сталин часто прислушивался к мнению Надежды Аллилуевой. Она познакомилась в академии с молодым лопоухим украинцем, слесарем из Донецка, по имени Никита Хрущев. Послушав, как Хрущев энергично громит на студенческих митингах оппозицию, порекомендовала его мужу. Сталин дал толчок его головокружительной карьере.

Молодой Хрущев часто ужинал с ними. Сталину Хрущев понравился с первого знакомства, немалую роль в этом сыграла и Надина рекомендация. Позже Хрущев вспоминал, что встреча с Надеждой Аллилуевой была для него счастливым лотерейным билетом. Он долго не мог поверить, что рядом с ним сидит, скромно шутит и смеется сам Сталин, живое божество СССР.

Полина Молотова была очень амбициозной женщиной. Когда она решила, что ее шеф, нарком легкой промышленности, не соответствует своей должности, то прямо за обедом попросила Сталина разрешить ей начать выпускать советские духи. Коба подозвал Микояна и велел ему создать для жены Молотова трест «ТеЖе». Так Полина стала царицей советских ароматов. Анастас Микоян часто хвалил ее ум, энергию и талант руководителя, но упрекал за высокомерие.

* * *

За исключением снобов Молотовых, остальные вожди продолжали обитать в своих кремлевских квартирах просто, без каких бы то ни было излишеств. Такого образа требовали от них преданность делу большевизма и обязательная большевистская скромность. О коррупции и экстравагантности в быту в те годы еще почти не знали. Члены политбюро жили так скромно, что нередко не могли даже одеть детей. Документы из недавно открытых архивов свидетельствуют, что порой без денег сидел даже Сталин.

Надежда Аллилуева-Сталина и Дора Казан, которая со временем сделала неплохую карьеру, каждый день ездили на занятия в академию не на служебных автомобилях мужей, а на трамвае. Надю считали эталоном большевистской скромности. Она всегда пользовалась девичьей фамилией. Дора тоже никогда не афишировала фамилию мужа. Серго Орджоникидзе не разрешил дочери кататься в школу на его лимузине, заявив, что это чересчур «буржуазно»! С другой стороны, считалось, что Молотовы уже жили «не по-пролетарски»: Наталья Рыкова слышала, как ее отец ругал Молотовых за то, что они никогда не приглашали за стол своих охранников.

В семье Сталиных за хозяйство отвечала Надя. Светлана утверждает, что мать с большим трудом ухитрялась вести хозяйство на скромный семейный бюджет. Надежде Аллилуевой регулярно не хватало денег.

У Микоянов было так много ребят, пять своих сыновей и чужие дети, которых они воспитывали, что семья всегда сидела без средств. А ведь Анастас входил в число высших руководителей Советской России. Неудивительно, что его жена Ашкен тайно занимала до получки у жен других членов политбюро, у которых детей было поменьше. Если бы Микоян узнал о займах, он бы, если верить его сыновьям, устроил страшный скандал.

Очаровашка

Группа идеалистически настроенных и безжалостных вождей, большинству из которых не было еще и сорока, являлась мотором огромной и страшной революции. Они мечтали немедленно построить социализм. Их индустриальная программа, так называемый пятилетний план, должна была превратить Россию в крупнейшую промышленную державу, которую Запад больше никогда не сможет унизить, а война с крестьянством должна была окончательно уничтожить внутреннего врага, кулаков, и обеспечить возврат к ценностям 1917 года.

Тысячи молодых большевиков полностью разделяли идеализм вождей. План требовал невиданного роста производительности труда – на 110 процентов. Сталин, Орджоникидзе и Куйбышев утверждали, что это возможно хотя бы потому, что нет ничего невозможного.

Любое колебание считалось изменой. Смерть была ценой прогресса.

Николай Бухарин был противником «сталинской революции», но он и Рыков не могли состязаться со Сталиным в могуществе и умении убеждать. В 1929 году Троцкий был выслан из СССР. Вскоре он превратился за границей в самого язвительного критика Сталина, а дома стал главным символом предательства и инакомыслия. Бухарина вывели из состава политбюро. Сталин стал главным среди руководителей партии и правительства, но еще далеко не диктатором.

В ноябре 1929 года, когда Надя Аллилуева готовилась к экзаменам в Промышленной академии, отдохнувший Сталин вернулся в Москву из отпуска и немедленно приказал усилить войну с крестьянством, требуя развернуть наступление против кулаков. Партия должна была нанести кулакам как классу удар такой силы, чтобы они больше никогда не встали на ноги. Но крестьяне отказывались сдавать зерно, объявив войну правящему режиму.

21 декабря 1929 года, в самый разгар этого колоссального и страшного эксперимента над огромной страной, молодые вожди со своими женами, усталые, но испытывающие лихорадочный восторг от грандиозных успехов в строительстве новых городов и фабрик, разгоряченные после кровавых экспедиций против упрямых крестьян, приехали в Зубалово, чтобы отпраздновать официальный пятидесятый день рождения Сталина.

Каждый руководитель написал в тот день в «Правду» по статье. Они прославляли Сталина, называли его вождем и наследником Владимира Ленина.

* * *

Вскоре после юбилея вожди решили, что пришло время усилить войну против крестьянства и «ликвидировать кулаков как класс». Окружению Сталина предстояло пройти испытание тяжелыми условиями коллективизации, потому что они сами себя обрекли на это. Те лихорадочные месяцы отравили отношения Сталина с друзьями, даже с женой, дали толчок изменениям в его сознании, кульминацией которого стали репрессии и пыточные камеры 1937 года.

Письма Сталина соратникам в те дни можно в основном разделить на два вида: в одних он выходил из себя, в других – извинялся за грубость и несдержанность. Сталин вникал во все дела, не пропускал ни единой мелочи.

В январе 1930 года Молотов планировал уничтожение кулаков, которых разделил на три категории. «Первую необходимо уничтожить немедленно; вторую следует заключить в лагеря; третью, 150 тысяч дворов – депортировать». Словно профессиональный военный, Молотов следил за организацией расстрельных команд, железнодорожных составов, концентрационных лагерей. В эти три категории в общей сложности попали от пяти до семи миллионов человек. Четких критериев для определения кулака не существовало.

В течение 1930–1931 годов на восток и север были вывезены 1,68 миллиона человек. План Сталина и Молотова стал причиной 2200 бунтов, в которых приняли участие более 800 тысяч человек. Каганович и Микоян во главе отрядов ОГПУ отправились в сельскую местность. Так же, как полководцы времен Гражданской войны, они передвигались на бронепоездах.

Эти страшные звери из политбюро обладали всеми качествами, которые необходимы для сталинских комиссаров. Сталин требовал от своих подчиненных партийности, высокой морали, требовательности, вежливости, крепкого здоровья, хорошего знания порученного дела, но прежде всего, как он сам говорил, «бычьих нервов».

Крестьяне наивно полагали, что можно заставить власть остановиться, если уничтожить скот. Всего было забито 26,6 миллиона голов крупного рогатого скота и 15,3 миллиона лошадей.

16 января 1930 года вышло очередное правительственное постановление. Оно предписывало конфисковывать имущество у тех кулаков, кто уничтожал скот. Если крестьяне думали, что большевики будут кормить их, то они глубоко ошибались.

По мере углубления продовольственного кризиса даже самым преданным соратникам Сталина все труднее становилось отнимать зерно у крестьян, особенно на Украине и Северном Кавказе. Сталин обрушивал на помощников потоки критики и брани, но они, хотя и были на двадцать лет моложе, часто тоже не сдерживались и отвечали такими же взрывами гнева и угрозами отставки. В таких случаях Сталину приходилось менять тактику и брать назад собственные слова.

* * *

Фундаментом сталинской власти в партии был не страх, а обаяние. Сталин подчинил себе волю соратников, но и они в подавляющем большинстве случаев были полностью согласны с принимаемыми им решениями. Он старше их всех, за исключением Калинина, однако, несмотря на разницу в возрасте, соратники все равно обращались к нему на «ты».

Близкими друзьями, которые потенциально могли объединиться против Сталина, были Орджоникидзе и Каганович, два очень сильных руководителя. Ворошилов, Молотов и Микоян часто не соглашались со Сталиным. Ему приходилось постоянно бороться с дилеммой. С одной стороны, он возглавлял партию, которая была не знакома с идеей фюрерства; с другой – управлял страной, за многие сотни лет привыкшей к царскому самодержавию.

Сталин вовсе не был тем ужасным бюрократом и аппаратчиком, каким его старательно изображал Лев Троцкий. Конечно, он был прирожденным организатором. Он отличался феноменальной работоспособностью. Его рабочий день нередко длился шестнадцать часов. Однако архивные документы свидетельствуют, что настоящая гениальность Сталина заключалась в другом, неожиданном для многих качестве: «он обладал огромным обаянием». Был тем, кого сейчас принято называть «человек из народа». С одной стороны, неспособен на настоящую дружбу и любовь, а с другой – умел, как никто другой, расположить к себе человека и сделать своим преданным другом. Сталин обладал вспыльчивым характером и часто выходил из себя, но, если ему было необходимо завоевать чье-то доверие, он становился неотразимым.

Казалось, Сталин излучал энергию. Люди, встречавшиеся с ним хотя бы раз, мечтали увидеться снова. Он умел создать ощущение возникновения какой-то невидимой нити, которая, казалось, навсегда соединяла собеседников. На гостей, бывавших у Сталина дома или на даче, сильное впечатление производили его простота в общении и скромность в быту. Особенно умиляли многих спокойствие и трубка, которой он постоянно дымил.

Сталин покровительствовал молодым большевикам и ни на минуту не прекращал искать среди них еще более жестоких и безжалостных, преданных и неутомимых. К нему всегда можно было попасть на прием. При этом – без всяких бюрократических проволочек.

За спиной Сталина часто называли Хозяином. Николай II называл себя «Хозяином земли Русской». Когда Сталин слышал это обращение, он безотчетно раздражался: «Я не богатей-землевладелец из Средней Азии!»

Партийные руководители видели в нем своего патрона, но сам Сталин считал себя большим, чем просто патрон и покровитель. Вождь видел свою задачу в том, чтобы соединить рыцарские отношения эпохи короля Артура и идеалы христианской святости. «Не сомневайтесь, товарищи, я готов отдать делу рабочего класса все свои силы, все свои способности, а в случае необходимости и всю свою кровь, каплю за каплей, – написал он, благодаря партию, провозгласившую его своим вождем. – Ваши поздравления я отношу не на свой счет, а на счет великой партии… которая выпестовала меня и сделала по своему образу и подобию». Таким рыцарем, всегда готовым к самопожертвованию, Сталин и видел себя.

Для достижения целей этот самопровозглашенный мессианский герой не забывал ни о каких мелочах. Он следил за своими протеже, заставлял их заниматься самообразованием, переводил в Москву, постоянно уделял им очень много времени и сил. Лично следил даже за жилищными условиями своих соратников.

В 1913 году, когда будущий вождь жил в Вене на квартире Трояновских, он каждый день дарил дочери хозяина кулек с конфетами. Потом через какое-то время поинтересовался у матери девочки, к кому первому она подбежит, если они одновременно ее позовут. Когда Сталин и Трояновская позвали девочку из разных комнат, она бросилась сначала к нему, надеясь получить конфеты. Такие же приманки этот циник-идеалист использовал и в политбюро.

Например, Сталин лично распределял среди помощников машины и последние новинки техники. В архивах имеется любопытный документ, написанный рукой Сталина: список с указанием, какую машину должен получить тот или иной руководитель.

Нельзя забывать и о деньгах. Членам политбюро, несмотря на высокие руководящие должности, часто не хватало средств. Дело в том, что в те годы они получали оклады по так называемому партмаксимуму. Это означало, что даже самый ответственный работник не мог зарабатывать больше квалифицированного рабочего.

Впрочем, и до отмены в 1934 году партмаксимум можно было обойти без особого труда. К примеру, каждый партийный руководитель получал продуктовые корзины из кремлевской столовой и спецпайки из правительственных продовольственных магазинов. Членам политбюро также давали наличные в конвертах и специальное денежное довольствие для отпуска.

Формально размеры продовольственной и денежной помощи находились в компетенции Калинина и секретаря Центрального исполнительного комитета (ЦИК) СССР Енукидзе, но Сталин вносил, если считал нужным, любые изменения в распределение материальных благ. Когда он замечал, что подчиненным не хватает денег, то чаще всего тайком помогал. К примеру, он организовал выплату литературного гонорара своему главному секретарю Товстухе.

Советскую элиту с иронией называли «аристократией», на самом деле она больше походила на служивое дворянство Средних веков, привилегии которого зависели главным образом от степени преданности сюзерену.

Большевистская партия не являлась простым сборищем групп и фракций, каждая из которых боролась за свои интересы. Скорее это было что-то вроде семейного бизнеса. Верхушка большевиков состояла из кланов. Лазарь Каганович, к примеру, был младшим из пяти братьев. Кроме него высокие посты занимали еще двое Кагановичей. Большими шишками были и все родственники Надежды Аллилуевой. Кавказом, где семейные связи были в особом почете, руководили два родных брата Серго Орджоникидзе. Немало руководителей состояли в родственных связях благодаря женам. Эти связи не только усложняли баланс сил в верхушке, но позже привели к трагическим последствиям. С падением вождя, как альпинисты, связанные одной страховочной веревкой, сорвались все, кто имел к нему хоть какое-то отношение.

Сталин и Молотов сдержали слово и перебили хребет крестьянству, но масштабы борьбы и кровопролития потрясли даже самых безжалостных помощников вождя. В середине февраля 1930 года Орджоникидзе и Калинин отправились с инспекционной поездкой по сельской местности. Они были так потрясены увиденным, что по возвращении в Москву предложили прекратить войну с деревней. Серго, возглавлявший Комиссию партийного контроля, ранее координировавший кампанию против правых, теперь распорядился остановить обобществление крупного рогатого скота на Украине.

Сталин понял, что начал терять контроль. Будучи ловким и опытным тактиком, он, хотя и с явной неохотой, согласился с другими членами политбюро и распорядился ослабить репрессии. 2 марта в «Правде» вышла знаменитая статья «Головокружение от успехов». В ней Сталин в свойственном ему стиле приписывал себе все успехи коллективизации и обвинял в собственных ошибках и неудачах местные власти.

Сталин считал своих помощников членами «самого крепкого кружка друзей», братством, которое сформировалось на определенном историческом этапе в «ходе борьбы против оппортунизма» Троцкого и Бухарина. Но сейчас он почувствовал, что у членов политбюро зарождались сомнения – по мере того, как сталинская революция превращала русскую деревню в антиутопический кошмар. Хотя даже в то напряженное время заседания политбюро, проходившие обычно по четвергам в середине дня в зале Совнаркома, увешанной картами (руководители сидели за двумя параллельными столами), отличались удивительно веселой и беззаботной атмосферой.

Сталин никогда не вел заседания политбюро. Он предоставлял это право председателю Совнаркома Рыкову. По словам Анастаса Микояна, Сталин никогда не говорил первым. Он не хотел, чтобы его мнение влияло на позицию остальных членов политбюро.

Многие участники этих совещаний что-то писали. Бухарин до того, как его вывели из политбюро, развлекался тем, что рисовал карикатуры на товарищей. Он часто изображал их в забавных и непристойных позах с огромной эрекцией или в мундирах дореволюционных времен, которые так обожал Ворошилов.

Ворошилова часто поддразнивали, высмеивая его тщеславие и глупость, хотя он, герой Гражданской войны, был одним из ближайших друзей Сталина. Глупость Ворошилова почти вошла в поговорку. Он редко выполнял задания, не наделав при этом ошибок.

Этот токарь из Луганска, позже переименованного в Ворошиловград, как и большинство других сталинских вождей, не закончил в школе и двух классов. В партию Клим вступил в 1903 году. В 1906-м он жил вместе со Сталиным на одной квартире в Стокгольме, но настоящими друзьями они стали в Царицыне.

После Царицына Коба поддерживал своего «главнокомандующего от токарного станка» и помогал ему карабкаться по служебной лестнице – вплоть до поста народного комиссара обороны в 1925 году.

В глубине души кавалерист Ворошилов всегда ненавидел талантливых профессиональных военных. У него был комплекс неполноценности, который являлся одной из главных движущих сил практически у всех придворных из свиты Сталина. Клим хорошо помнил давние времена, когда верхом развозил почту луганским шахтерам, и, наверное, поэтому очень долго относился с подозрением к машинам.

Ворошилова обычно считают трусом и подхалимом, Хозяина он действительно очень боялся и всячески прославлял. Но Климент Ефремович заигрывал с оппозицией и легко мог вспылить даже в присутствии Сталина, с которым часто обращался как со старым приятелем. Он был ненамного моложе Кобы и продолжал открыто называть вещи своими именами даже после начала Большого террора.

Этот розовощекий светловолосый красавец со сверкающими глазами славился потрясающей личной храбростью и был в общем-то добрым человеком. Однако под ангельской внешностью скрывалось что-то неприятное и подленькое. Любой опытный физиономист увидел бы в линии его губ раздражительный и капризный характер, мстительность и жестокость, любовь к принятию силовых решений. Политически Ворошилов мыслил узко, все приказы выполнял с неукоснительной покорностью.

По славе Климент Ворошилов уступал разве что только Сталину. Его ценили даже на Западе. Американский писатель Денис Уитли написал панегирик под названием «Красный орел». Он поведал удивительную историю шахтера, который разгромил профессиональных военных трех государств и стал главным военачальником России.

Конечно, Сталин играл первую скрипку, но он хорошо понимал, что политбюро может объединиться и вывести его из своего состава. Рыков, глава советского правительства, придерживался правых взглядов и с самого начала не верил в успех индустриализации и коллективизации. Начал колебаться и Калинин. Сталин осознавал, что может потерять не только влияние, но и власть.

Сталин не забыл и не простил тех, кто выступал против него в момент этого глубокого кризиса. В те месяцы он угрюмо размышлял о неверности окружающих людей, потому что члены его семьи и политические союзники перемешались. Сталин имел все основания быть параноиком. Большевики одобрительно относились к паранойе. Они называли ее революционной бдительностью. Позже Коба расскажет по большому секрету ближайшим друзьям, что только «святой страх» помог ему сохранить веру и энергию в те дни, когда все, казалось, висело на волоске.

Паранойя Сталина погубила не только его самого, но и принесла смерть многим, кто его знал. Это понятно и объяснимо. Радикальная политика вела к грандиозным репрессиям, которые, в свою очередь, вызывали появление оппозиции, а ее Сталин боялся больше всего на свете. На людях он на все реагировал с сухим юмором и скромным спокойствием, но без особого труда можно найти много доказательств, что, оставшись один, Сталин часто впадал в уныние или истерику.

* * *

Во время отдыха на юге Сталин узнал, что у него появились очередные враги. Старый большевик Рютин, отвечавший за кинематограф в Советском Союзе, попытался создать оппозицию. Он предлагал сместить Сталина с поста Генерального секретаря. Реакция вождя последовала немедленно. 13 сентября он телеграфировал Молотову: «…Относительно Рютина представляется невозможным ограничиться лишь исключением его из рядов партии… его следует сослать как можно дальше от Москвы. Эту контрреволюционную нечисть необходимо полностью разоружить».

Одновременно Сталин организовал серию показательных процессов и «заговоров» так называемых вредителей. Он удвоил напор коллективизации и увеличил и без того фантастически высокие темпы индустриализации. По мере роста напряжения в стране Сталин, вместо того чтобы успокаивать накалившиеся страсти, только раздувал их. Чтобы запугать своих настоящих противников в партии и технических специалистов, утверждавших, что индустриализация невозможна, Коба разжигал воинственные настроения в обществе и придумывал новых врагов.

Взбешенный Сталин приказал Вячеславу Молотову немедленно опубликовать все доказательства, имевшиеся против вредителей, и через неделю объявить, что все мерзавцы и негодяи будут расстреляны.

Разобравшись с вредителями, Сталин набросился на правых в правительстве. Он приказал начать кампанию против спекуляций с валютой. Главными виновными, по его мнению, были протеже Рыкова – народные комиссары по финансам, «сомнительные коммунисты» Пятаков и Брюханов. Сталин требовал крови и приказал начальнику ОГПУ Менжинскому арестовать как можно больше вредителей. Молотов должен был «расстрелять два-три десятка саботажников, проникших в высокие кабинеты».

Дадже в эти горячие и напряженные дни Сталин не забывал о шутках. На заседании политбюро, когда сурово критиковали Брюханова, Сталин написал Валерию Межлауку, возглавлявшему тогда Госплан: «За все прошлые, настоящие и будущие грехи подвесить за яйца. Если яйца окажутся слишком крепкими и не порвутся, простить и считать невиновным. Если же порвутся, бросить в реку!»

Межлаук неплохо рисовал карикатуры. Он изобразил предлагаемую вождем пытку со всеми анатомическими подробностями и деталями. Те, кто не сомневался в успехе индустриализации, весело посмеялись над рисунком. Брюханов был уволен и позже расстрелян.

Летом 1930 года XVI съезд партии провозгласил Сталина вождем. Надя в это же время заболела какой-то серьезной болезнью. Он отправил ее в Карлсбад, где можно было найти лучших докторов, и предложил заехать в Берлин повидаться с братом Павлом и его женой Женей.

Проблемы со здоровьем у Надежды Аллилуевой носили, очевидно, психосоматический характер. Никто не мог понять, в чем же дело. Из истории болезни Нади, которую сохранил Сталин, видно, что в разное время она страдала от многочисленных болезней. Острые боли в желудке, вероятно, были вызваны предшествующим абортом. Сильные головные боли вполне могли быть симптомом синостоза, болезни, при которой срастаются кости черепа. А может, главной причиной всех ее болезней было страшное напряжение, вызванное внутренней борьбой в СССР.

Надо сказать, что в эти дни Сталин вел себя как примерный муж. Он лихорадочно организовывал съезд, сражался с врагами в деревне и противниками в политбюро, но с женой был, как никогда, ласков.

Голод и деревня. Сталин в выходные

«Татка! Как прошло путешествие? Что видела? С докторами встречалась? Что они сказали о твоем здоровье? Напиши мне обо всем этом, – просил Сталин в письме 21 июня. – 26-го открываем съезд. Дела идут не так уж и плохо. Я по тебе скучаю. Поскорее возвращайся домой. Целую».

* * *

Летом Сталин при поддержке грозного Серго Орджоникидзе разыграл одну из хитроумных комбинаций, разгромив так называемый заговор «Промпартии», одновременно стараясь ослабить позиции Калинина.

Сталин регулярно встречался с Менжинским. Они обсуждали другие заговоры. Сталин сомневался в верности Красной армии? ОГПУ вынудило двух офицеров дать показания против начальника Генерального штаба Михаила Тухачевского, талантливого и смелого командира. Тухачевский с 1920 года, со времен войны с Польшей, был злейшим врагом Сталина. Тухачевского ненавидели менее сообразительные командиры, которые постоянно жаловались Ворошилову, что начальник штаба ведет себя крайне высокомерно и издевается над ними, выдвигая «грандиозные планы». Сталин соглашался с Ворошиловым. Идеи Тухачевского, считал он, были фантастичны и настолько честолюбивы, что почти граничили с контрреволюцией.

Следователи ОГПУ выбили из арестованных очень серьезные показания, согласно которым Тухачевский планировал заговор против политбюро. В 1930 году это считалось среди большевиков самым страшным преступлением. Сталин решил испытать преданность своего сильного союзника Серго: «Только Молотов и мы с тобой знаем о заговоре… Как ты считаешь, это возможно? Ну и дела! Поговори об этом деле с Молотовым…» Но Серго не захотел пойти так далеко. В 1930 году Тухачевского не тронули: он оказался «чист на все 100 процентов», как писал в октябре Сталин Молотову. «Это очень хорошо!» – лицемерно добавил он.

Интересно, что за семь лет до начала Большого террора Сталин решил устроить генеральную репетицию. Он выдвинул те же обвинения против тех же самых жертв. Но не нашел поддержки даже среди друзей. Архивные документы показывают, что первое «дело Тухачевского» имело свое удивительное продолжение. Поняв, что предложения амбициозного Тухачевского очень полезны и важны, Сталин извинился перед ним. «Сейчас, когда вопрос для меня в значительной мере прояснился, должен признать, что мое замечание было чересчур сильным, а выводы совсем неправильные».

* * *

Надя вернулась из Карлсбада и отправилась с мужем в отпуск. Мысли Сталина были заняты интригами. Он размышлял над тем, как полностью подчинить Калинина и Рыкова. Поэтому для жены времени у него было немного. Она чувствовала себя лишней. «У меня сложилось впечатление, что ты хотел, чтобы я побыстрее уехала», – обиженно написала Надя из Москвы. В столице Молотовы, которым, как обычно, до всего было дело, поругали ее за то, что она оставила Сталина. Надя сердито сообщила мужу об их упреках. Сталин рассердился. Он был зол не только на Молотовых, совавших носы в чужие дела, но и на супругу, которая подумала, что он ей не рад.

«Передай Молотову, что он ошибается, – ответил он. – Упрекать тебя может только тот, кто не знает моих дел». Через какое-то время Аллилуева выяснила у своего крестного отца Енукидзе, что Сталин откладывает возвращение до октября. Сталин объяснил, что специально солгал Енукидзе, чтобы ввести врагов в заблуждение.

«Татка, я сам запустил этот слух в целях большей секретности и безопасности, – оправдывался Сталин. – Только ты, Татка, Молотов и, может быть, Серго знают точную дату моего возвращения».

Доверяя Молотову и Орджоникидзе, Сталин разочаровался в Авеле Енукидзе, некогда одном из самых близких друзей, симпатизировавшем правым. У Енукидзе было прозвище Тонтон. Этот опытный заговорщик был на два года старше Сталина. Он знал Кобу и Аллилуевых с начала века. Еще один тифлисский семинарист, Авель Енукидзе организовал в 1904 году в Батуми подпольную большевистскую типографию. Авель никогда не отличался особым честолюбием и, говорят, даже отклонил предложение стать членом политбюро. Возможно, поэтому у него не было врагов. Он дружил со всеми. Енукидзе не рвал отношений с разбитыми оппозиционерами и всегда был рад помочь старым друзьям. Благодаря общительному характеру этот веселый грузинский сибарит имел обширные связи среди большевиков и военных. Особой популярностью Енукидзе пользовался на Кавказе. Он являлся ярким примером сложного переплетения родственных связей в мире большевиков.

Несмотря на явное охлаждение, Сталин старался не раскрывать карт и показывал, что ему по-прежнему нравится общество Енукидзе. А тем временем Коба решил взяться за Рыкова. Председатель Совнаркома быстро спивался. Он употреблял так много водки, что в кремлевских кругах ее даже называли «рыковкой».

13 сентября Сталин поделился с Молотовым своими тревожными мыслями. «Верхушка нашего государства поражена серьезной болезнью… – написал он своему заместителю. – Необходимо принимать меры. Но какие? Поговорим, когда я вернусь в Москву…» Вождь говорил об этом и с другими членами политбюро. Соратники предложили Сталину занять место Рыкова.

«Дорогой Коба, – писал ему Ворошилов, – Микоян, Каганович, Куйбышев и я думаем, что лучшим выходом было бы объединение руководства в одних руках. Тебя нужно назначить главой Совнаркома. Мы знаем, что ты думал об этом и готов работать и на новом посту со всей энергией. Конечно, сейчас не 1918–21 годы, но Ленин тоже возглавлял Совнарком».

Лазарь Каганович настаивал, чтобы правительство возглавил Сталин. Серго с ним полностью соглашался. Микоян писал, что на Украине в прошлом году уничтожен весь урожай, – это крайне опасно… «Сейчас мы нуждаемся в едином и сильном руководстве, как было во времена Ильича, и лучше всего будет, если ты станешь председателем правительства… Разве во всем мире не знают, кто правит нашей страной».

Все же ни один не предложил совместить посты Генерального секретаря партии и премьера правительства. К тому же Сталина мучили сомнения: сможет ли грузин возглавить страну? Тогда Каганович предложил другого ставленника Сталина, Молотова.

21 октября вождь разоблачил очередного предателя. Сергей Сырцов, кандидат в члены политбюро и один из протеже Сталина, был обвинен в организации заговора против своего покровителя. Разоблачения уже вошли в повседневную жизнь большевиков, стали неотъемлемой частью их ритуала. Папки Сталина распухали от писем с обвинениями и доносами. Сырцова вызвали на заседание ЦК. Он вовлек в заговор первого секретаря Закавказской партии большевиков, Бесо Ломинадзе, старого друга Сталина и Серго Орджоникидзе. Ломинадзе сознался, что тайно встречался с заговорщиками, но утверждал, что выступал только против того, чтобы Сталина не сравнивали с Лениным. Как всегда, Иосиф Виссарионович отреагировал на известия о заговоре очень театрально.

«Невообразимая низость… Они организовывали переворот и притворялись на заседаниях политбюро. Они опустились на самое дно». Пошумев, он спокойно поинтересовался у Молотова: «Как у тебя дела?»

Серго Орджоникидзе требовал исключить заговорщиков из партии, однако Сталин, который уже понял по делу Тухачевского, что его положение еще недостаточно прочное, просто исключил провинившихся из ЦК.

19 декабря 1930 года собрался пленум. Главной его целью была консолидация партии после побед Сталина над противниками. Пленум так же, как всемогущий ЦК, который Коба сравнивал с древнегреческим ареопагом, заседал в одном из залов Большого Кремлевского дворца. Стенные панели из темного дерева и скамьи придавали залу сходство с церковью мрачных пуритан. Здесь московские вожди и региональные руководители, первые секретари республиканских и городских партийных организаций, собирались на совет, словно средневековые бароны. Заседания пленума и ЦК напоминали собрания злобных проповедников. Они проходили под аккомпанемент постоянных выкриков с мест: «Правильно!»; «Звери!» – или взрывов язвительного смеха.

Декабрьский пленум 1930 года оказался одним из последних собраний, где еще сохранялась большевистская традиция интеллектуальных споров и остроумных замечаний.

Ворошилов и Каганович схлестнулись с Николаем Бухариным, который после поражения правых перешел на сторону Сталина.

– Мы поступили очень правильно, разгромив самый опасный правый раскол в партии, – сказал Бухарин.

– И тех, кто заражен им! – выкрикнул с места Клим Ворошилов.

– Если вы говорите об их физическом уничтожении, то я оставляю этот вопрос на рассмотрение товарищей, которые заражены кровожадностью, – парировал Бухарин.

В зале послышался смех, но шутки и замечания с каждой секундой приобретали все более зловещий и угрожающий характер. Репрессии против верхушки партии и государства в 1930 году еще казались невероятными. Но Каганович настойчиво уговаривал Сталина быть пожестче с оппозицией, Ворошилов требовал от прокуратуры занять более активную позицию.



Поделиться книгой:

На главную
Назад