Помоги проекту - поделись книгой:
Трудно сказать, как бы в дальнейшем сложилась жизнь опального воеводы, если бы не визит царя Петра в это «Богом забытое» место. Гром артиллерийского салюта с крепостного вала, организованный в подобной глухомани, обильный ужин и обстоятельная беседа Петра с Толстым, видимо, произвели на царя благоприятное впечатление, и 52-летний воевода обратился к Петру с просьбой разрешить «на старости лет» изучать военно-морскую науку. Царь направил его на учебу в Италию.
Толстой побывал во многих городах Италии, изучил итальянский язык, освоил кораблевождение. Перед отъездом венецианский князь выдал ему специальный аттестат, в котором указывалось, что он освоил множество морских профессий и по своим личным качествам является «мужем смелым, рачительным и способным»[19].
Толстой вернулся домой человеком с изящными манерами, облаченным в европейское платье, а главное — получившим хорошее по тем временам образование. Но не море стало родной стихией Толстого. Царь нашел ему иное применение.
2 апреля 1702 г. указом Петра I Толстой был назначен послом России в Турции.
Дипломатическая миссия Петра Андреевича началась в весьма напряженной международной обстановке. Бремя испытаний для России определялось двумя событиями; катастрофическим поражением под Нарвой в ноябре 1700 года и выходом из войны союзницы России — Дании, которая была разбита шведской армией. Положение России усугублялось возможностью нашествия с юга, со стороны Османской империи, чего очень опасались в Москве. Задача русской дипломатии состояла в том, чтобы предотвратить такое нападение.
Царь лично составил для посла в Турции особое задание, которое иначе как разведывательным не назовешь.
«Необходимо выведывать и описывать тамошние народы; состояние; какое там правление; какие правительственные лица; какие у них с другими государствами будут поступки в воинских и политических делах; какое устроение для умножения прибыли или к войне тайные приготовления, против кого морем или сухим путем; какие государства больше уважают; который народ больше любят», — напутствовал Петр I новоизбранного дипломата. Не забывал мудрый царь и о чисто военной разведывательной информации. «Сколько войска и где держат в готовности, и сколько дается ему из казны; также, каков морской флот, и нет ли особенного приготовления на Черном море… Конницу и пехоту после царской войны не обучают ли европейским обычаям… Бомбардиры, пушкари в прежнем ли состоянии, или учат вновь, кто учит…»
В середине 1702 года русское посольство во главе с П.А.Толстым торжественно въехало в турецкую столицу. Уже в первые часы своего пребывания на турецкой земле Петр Андреевич ощутил настороженное отношение Порты к России. Вместо обычного праздничного кортежа сопровождения Толстой заметил большую группу вооруженных всадников, которые с явным недоброжелательством разгоняли толпу любопытных, наблюдавших за процессией. И это несмотря на то, что русское посольство заранее объявило о своих мирных планах и намерениях, в том числе и о желании заплатить значительную компенсацию Турции за ограбление турецких купцов и торговцев запорожской вольницей.
Толстой не был еще хорошо знаком с местной политической ситуацией, не располагал достаточным числом помощников, на которых можно было бы опереться, информации которых можно было бы вполне доверять. Поэтому в первую очередь нужно было приобрести надежных друзей, в частности Толстой рассчитывал на помощь патриарха Иерусалимского Досифея. Иерусалим находился тогда под владычеством Османской империи, и духовная власть Досифея распространялась на все православное население империи. Патриарх и раньше по мере возможности оказывал содействие родственной ему по православной вере Москве. Поэтому одновременно с верительной грамотой посла Толстой вез в своей личной канцелярии и обращение российского руководства к патриарху Досифею. В нем выражалась просьба «дабы к тому послу нашему был еси во всяких приключающихся ему делах способник делом и словом, елико возможно». В письме выражалась просьба к Досифею быть послу Толстому «советником и искренним помощником»[20].
Досифей имел немало влиятельных и верных друзей не только в отдельных провинциях империи, но и в самой Турции, которые по его просьбе стали оказывать Толстому большую помощь в сборе секретной информации. Именно через одного такого информатора Петр Андреевич узнал, что мать правящего султана не слишком симпатизирует одному антирусски настроенному министру при дворе сына и что за вполне определенную «дачу» готова замолвить «нужное слово» перед султаном. Толстой отсчитал дюжину горностаев и соболей, которыми, кстати, оплачивался и его личный дипломатический труд (из-за отсутствия и в те времена «твердой валюты»). Затем подумал-подумал и присовокупил к ним алмазное перо на шапку да кушак с отделкой из драгоценных камней. Уж больно нужна была помощь престарелой султанши. Вскоре стало известно, что враждебно относившийся к России придворный интриган был казнен…
Вместе с Досифеем в интересах России трудился и его племянник Спилиот. В основном он доставлял секретную переписку, наладившуюся между патриархом и Толстым. Но иногда и по собственной инициативе сообщал русскому послу секретную информацию, давал полезные советы, как поступать в том или ином случае во время переговоров с турецкими властями. Петр Андреевич высоко ценил заслуги Досифея и Спилиота. В своих сообщениях в Москву он писал, что и патриарх и его племянник, «забыв страх смертной, радостною душою великому государю работают»[21].
Многие негласные помощники П.А.Толстого работали на благо России не ради получения вознаграждения или каких-либо других личных выгод. Как докладывал Толстой канцлеру Головкину, «эти люди чистосердечно трудятся без боязни и от мене заплаты никакие требуют…»[22].
А сведения, которые добывали добровольные помощники Толстого, были многоплановы и требовали не столько наблюдательного глаза, сколько проницательного, аналитического ума и широкой политической эрудиции. По заданию Петра Толстой должен был регулярно поставлять в Москву подробную информацию о составе сухопутной турецкой армии и ее дислокации. Столь же обстоятельные данные должны были поступать от Толстого и его друзей о турецком флоте, его вооружении, типах кораблей, даже о зарплате офицеров. Особым разделом было предусмотрено выяснение планов османского руководства относительно модернизации сухопутных и морских крепостей: «В Черноморской протоке хотят ли какую крепость сделать и где (как слышно было) и какими мастерами, или засыпать хотят и когда (речь шла о Керченском проливе. —
Среди 16 пунктов секретной инструкции Петра I послу в Турции был и такой: дать характеристики султана и его окружения; сообщить, сам ли султан правит страной или через своих фаворитов; имеет ли склонность к войнам и воинским забавам или более озабочен покоем и т. д.
Несмотря на огромные усилия русского посла сдержать Порту от нападения на Россию, отношения между двумя странами становились все напряженнее. Из Москвы последовало указание действовать «дабы Порту до зачинания войны не допустить (також бы и татарам позволения на то не давали), не жалея никаких иждивений, хотя бы превеликие оные были»[24]. Петр Андреевич понял приказ однозначно: «дача!» И русский посол не стал скупиться. Турецкий чиновник, которому было специально поручено следить за русским послом при исполнении его дипломатической миссии, докладывал своему руководству, что Толстой ради продления мира раздал в различных местах и различным людям около трех тысяч кошелей с полутора миллионами талеров.
Каждый новый дипломатический шаг П.А.Толстого в Турции давался с неимоверным трудом. В конце 1708 года в стране берут верх неблагоприятные для России, занятой войной со шведами, тенденции. Турецкое правительство приступает к ускоренным военным приготовлениям, строительству кораблей, пополнению артиллерийского парка и увеличению количества боеприпасов. Крымский хан готовится к войне. Военный совет Порты обсуждает конкретные планы султана по ведению наступательных операций против российской армии. А тут еще и сам Петр I «подлил масла в огонь». Весной 1709 года царь едет в Азов. И в Турции сразу же распространяется слух о возможности нападения российских судов на турецкий флот. Положение становится критическим. И в это время из турецкой столицы в Москву идет шифрованная депеша посла Толстого, в которой говорится: «с великим труда иждивением и с немалой дачею» удалось убедить Великого визиря, что русский царь прибыл в Азов «ни для чего иного, разве ради гуляния», ибо «царское величество имеет нрав такой, что в одном месте всегда быть не позволит»[25].
Война не затронула южный порог России, и сражения на два фронта, грозившего разорить страну, не произошло. Петр был доволен. Весной 1709 года П.А.Толстой получил заслуженную награду: был удостоен царского портрета, украшенного бриллиантами. Немногие из Петровских вельмож могли похвастаться такими наградами!
Победа Петра I под Полтавой на некоторое время «облегчила жизнь» русского посла в Турции. Турки перестали открыто бряцать оружием и угрожать войной. В январе 1710 года султан Ахмед Ш принял в Стамбуле Толстого и торжественно вручил ему грамоту о ратификации мирного договора 1700 года. Казалось бы, успех налицо. Но это было только на первый взгляд. В своем послании государственному канцлеру Г.И. Головкину Толстой писал: «Не изволь удивляться, что я прежде, когда король шведский был в великой силе, доносил о миролюбии Порты, а теперь, когда шведы разбиты, сомневаюсь… Турки не верят, чтоб Его Величество не начал войны, когда будет от других войн свободен»[26].
И в самом деле. От недоверия турок к открытой враждебности — всего один шаг. Четыре раза, и это за три года, Турция объявляла войну России, хотя только один раз предпринимала широкие наступательные операции. В конце ноября 1710 года Толстой получил секретную информацию о предстоящем совещании Великого дивана у султана по поводу очередного разрыва с Россией. Он немедленно сообщает об этом царю, но послание не успевает дойти до адресата. Война уже объявлена, и первой ее жертвой становится сам русский посол. Дом и имущество Петра Андреевича подвергаются разграблению, а его самого сажают на дряхлую клячу и через весь город везут в тюрьму Едикуле, расположенную на южной окраине Стамбула, на берегу Мраморного моря. С точки зрения турецких властей, такого рода дипломатические «демарши» не являлись чем-то из ряда вон выходящим. С началом военных действий весь дипломатический состав той или иной враждебной миссии турки сажали в тюрьму, где и содержали в тяжелых условиях, без всяких скидок на положение и возраст заключенных.
Вот как описывал свое положение в турецкой неволе сам Петр Андреевич: «Меня привезли в Семибашенную фортецию, посадили прежде под башню в глубокую земляную темницу, зело мрачную и смрадную».
Турки, очевидно, догадывались, что Петр Андреевич был непревзойденным «дачником», и их очень заинтересовал «списочный состав» получателей взяток с турецкой стороны. А их было немало. Поэтому гурки, как писал из темницы Толстой, «к тому же на всяк день угрожали мучениями и пытками, спрашивая, кому министрам их и сколько давал денег».
Вся дошедшая до нас корреспонденция Петра Андреевича Толстого из тюремных казематов заслуживает того, чтобы о ней рассказать подробнее, поскольку она свидетельство не только искусства и ловкости петровского дипломата, но и его недюжинных разведывательных способностей. Дело в том, что турки напрочь отрезали Толстого от внешнего мира, как и сотрудников его посольства. Он долго думал, как исхитриться и дать знать о своем положении в Москву. Никто из послов западных стран не желал навещать узника Семибашенной «фортеции». И тут Петра Андреевича посетила удачная мысль: пригласить посла молдавского господаря Кантемира, симпатизировавшего России и тайно присягнувшего на верность Петру, и передать через него записку на волю.
Турки не могли отказать послу Молдавии в его желании навестить коллегу — молдаванин был допущен в тюрьму, где содержался Толстой. За первым посещением последовало другое, и Петр I стал таким образом достаточно подробно информированным о трудных буднях своего чрезвычайного и полномочного посла.
Около двух лет провел П.А.Толстой в турецкой неволе. В середине апреля 1712 года при содействии английского и голландского послов был подписан русско-турецкий мирный договор, одним из условий которого было освобождение Толстого и возвращение его в Россию. Петр I быстро отреагировал на этот договор, и уже 20 мая 1712 г. отправил царскую грамоту на имя великого визиря Юсуф-паши. Петр I сообщал о ратификации договора, который он, царь, «изваляет принять и содержать».
Долгие годы провел в Турции в качестве посла России П.А.Толстой. Это был период постоянных конфликтных ситуаций в отношениях между двумя странами, и Толстой по мере своих сил и возможностей стремился не обострять обстановки и содействовать мирному решению споров. Петр I не прогадал с толковым послом в одном из самых беспокойных в то время для России иностранных государств. Не прогадал он с П.А.Толстым и в случае особо деликатного свойства, когда направил престарелого дипломата, чтобы вернуть из Европы беглеца — царевича Алексея. Толстой ловко справился с этим заданием.
Шли годы, менялись порядки, политические пристрастия и ориентиры. На царском престоле оказался сын царевича Алексея — Петр II. И тут Петр Андреевич позволил себе маленькую «слабинку». Памятуя об отношениях между отцом и сыном (Петром I и Алексеем), Толстой в кругу друзей неосторожно высказался против воцарения Петра II. Это высказывание быстро достигло ушей капризного монарха. Вердикт был краток: сослать в Соловецкий монастырь. И 82-летний старец провел свои последние дни в холодной камере тюремного каземата. Великий «дачник» умер в бедности: «два шлафора теплые, которые при нем, Толстом, в тюрьме были, ветхие и згнили. Одеяло при нем же, Толстом, згнило»[27].
10. Мужество и стойкость князя Хилкова
Среди тех, кто достоин памяти в истории российской внешней разведки, он стоит особняком. Слишком уж необычны условия, в которых он вел, вернее сказать — умудрялся вести, без малого два десятка лет разведывательную работу, отдав ей без остатка всю сознательную жизнь, полную тягот и испытаний. Его биография в чем-то схожа с жизненным путем Петра Андреевича Толстого, но только отдельными штрихами, в сокращенном виде, в однозначно трагическом варианте. Петр Толстой знал и горе, и счастье, дожил до восьмидесяти четырех лет. Наш герой прожил ровно в два раза меньше, рано ушел из жизни, почти не познав ее радостей.
Князь Андрей Яковлевич Хилков по происхождению принадлежал к одному из наиболее древних и разветвленных родов России, ведущих свое начало от удельных князей Стародубских, которые в восемнадцатом колене считались потомками самого Рюрика.
Родоначальником Хилковых был князь Иван Федорович, прозванный Хилком за слабое здоровье. О нем известно, что в 1511 году он ходил в поход «Литву воевать», а в 1535 году стал первым воеводой в Серпухове. Видно, несмотря на физические недуги, духом был крепок Хилок и передал это качество своим потомкам. С тех пор многие Хилковы воеводили, состояли на ратной, государевой службе.
Андрей, родившийся в 1676 году, был третьим сыном в семье князя Якова Васильевича Хилкова, окольничего при царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче, старшем брате Петра I. Двенадцатилетним мальчиком Андрей с помощью отца начал придворную карьеру. Это было обычным явлением в допетровской Руси. В обязанности княжича входило прислуживание на церемониях приема иноземных посольств, а позднее оформление деловой переписки в Посольском приказе. Для юноши эта служба стала хорошей практикой общения с дипломатами. Она длилась до 1697 года, когда по решению Петра I Андрей Хилков, как и Петр Толстой, был послан в Италию «для изучения мореходства и кораблестроения».
Трудно было Андрею, которому едва минул 21 год, расставаться с молодой женой Марией и новорожденной дочерью Ириной, впоследствии их и видеть-то практически не привелось. Жена Хилкова была дочерью окольничего Василия Михайловича Еропкина, московская усадьба которого стояла по соседству с фамильным особняком Хилковых — в районе Остоженки, где до сих пор сохранились Хилков и Еропкин переулки.
В Италии Андрей изучал не только навигацию, кораблестроение и языки, но и политическую и экономическую обстановку в Средиземноморье, общаясь с послами России в Венеции и Неаполе. В Россию он вернулся в 1700 году, накануне начала войны со Швецией, и почти сразу снова выехал за границу с особым поручением царя.
Готовясь к войне, Петр стремился как можно дольше сохранить в тайне от шведов свои намерения. Чтобы усыпить их бдительность, он и отправил Андрея Хилкова в Швецию с целью подтверждения Кардисского мирного договора и одновременно — «обстоятельных разведок, с какими делами и для чего живут в Стокгольме посланники иностранных держав».
Хилков прибыл в Стокгольм 18 июля 1700 г. Незадолго до этого король Карп XII отправился в Данию для подписания мира с тамошним королем. Поэтому чиновники короны предложили Хилкову на выбор «отправить свое дело без короля в Стокгольме» или выехать вслед за Карлом, чтобы лично вручить ему грамоты. Хилков предпочел добиться личной встречи.
Преодолев 570 верст за две недели, он догнал короля в дороге и 13 августа удостоился королевской аудиенции. Хорошо изучив в Италии латинский язык, который тогда был в особом почете как язык науки и международного общения, Андрей произнес на нем целую речь, уверяя монарха в миролюбивой сущности своей миссии, и передал ему послание Петра. Это произвело на Карла и его придворных, включая государственного секретаря Швеции графа Пипера, весьма благоприятное впечатление. Приезд Хилкова убедил их на какое-то время, что Россия не намерена воевать со Швецией. Андрей получил от короля приглашение отправиться вместе с ним и послами других держав в Копенгаген. Вместе они пересекли на королевской яхте пролив Зунд, и Андрей смог подробно осмотреть находившиеся в проливе эскадры шведского, датского, английского и голландского флотов, прибывшие на заключение мира, подписанного 19 августа.
30 августа Хилков получил у Карла вторую аудиенцию, на которой король принял его верительные грамоты в качестве дипломатического представителя России в Швеции… Случилось так, что как раз 30 августа Петр I принял решение об объявлении войны Швеции.
Карл, потрясенный «коварством московитов», распорядился опечатать имущество посланника Хилкова, а его самого посадить под арест в доме, который он снимал под посольство, вместе с тремя другими служащими — переводчиком и двумя подьячими. Для князя это, конечно, не было неожиданностью, он готовился к этому. Хилков находился под усиленным наблюдением, хотя еще располагал некоторой, весьма ограниченной, свободой действий.
С началом войны были интернированы находившиеся в Швеции «торговые и работные люди из России, общим числом 111 человек». Их имущество было конфисковано, а сами они были собраны в Рюссгордене — русском купеческом дворе в центре Стокгольма, откуда их отправляли на принудительные работы. Купцы возмутились таким обращением, поскольку не считали себя военнопленными, и стали добиваться свидания с Хилковым, который сам еще ничего не знал о своей дальнейшей судьбе. Хилков тут же отправил Карлу протест против условий содержания купцов. Одновременно, поскольку купцы были собраны из разных мест, он смог в беседе с ними выяснить экономическое положение тех районов Швеции, где сам не побывал, и отправил срочную информацию Петру по этим вопросам.
В ноябре 1700 года после поражения россиян под Нарвой в плен к шведам попали сподвижник Петра I Я.Ф. Долгорукий, командующий артиллерией русской армии грузинский царевич Александр Имеретинский, генералы Трубецкой, Бутурлин, Вейде, Головин и др. В Швеции в 1702 году содержалось 160 важных русских пленных, большинство пребывало в стокгольмской тюрьме Грипсхольм.
Хилков оставался под домашним арестом, но получил право регулярно навещать русских пленных. Режим его содержания был смягчен, поскольку Карл хотел в это время обменять его на посла Швеции в России Т.Книппера. Однако Петр I освободил Книппера без обмена. О причинах такого демарша царя можно только догадываться: Андрей Хилков нужен был ему именно в Стокгольме, ведь Карл все-таки не ограничивал некоторые права Хилкова и самое важное — переписку. Пользуясь этим, князь посылал в Москву письма, написанные шифром либо тайнописью (бумагу надо было нагреть, для того чтобы поверх безобидного содержания проступили тайные чернила). На свое положение Андрей перед царем не роптал, домой не просился, хотя, что и говорить, тянуло к молодой жене.
Большинство писем шло от Хилкова в Копенгаген, в российское посольство в Дании, сохранявшей нейтралитет. Там информация дополнялась послами Андреем Петровичем Измайловым, а впоследствии Василием Лукичом Долгоруковым и переправлялась в Россию вместе с посольской почтой. В частности, от Хилкова была получена информация о готовящейся в 1701 году атаке шведской эскадры адмирала Шеблада на Архангельск. Боевые корабли Швеции шли к Архангельску под видом «китобойной флотилии», однако их движение находилось в поле зрения российской разведки — помимо сведений Хилкова из самой Швеции аналогичные сообщения пришли от царских представителей в нейтральных Голландии и Дании, где эскадра готовила снаряжение.
Дальнейшие события развивались так: на подступах к Архангельску эскадра взяла на борт трех русских лоцманов во главе с кормчим Дмитрием Рябовым, которые специально поджидали шведов. Они посадили два шведских корабля на мель прямо перед спешно и тайно поставленной в гавани Архангельска батареей береговой артиллерии. Эскадра поспешила сдаться, а лоцманы в суматохе сумели спастись.
В разгар новогодних праздников в следующем, 1702 году, в ночь со 2 на 3 января, несколько русских узников совершили побег из стокгольмской тюрьмы. Среди них были генералы Вейде, Бутурлин и Трубецкой. Однако вернуться в Россию удалось лишь одному беглецу — подполковнику Андрею Гордону, сыну П.И.Гордона — одного из основателей русской регулярной армии. Остальных ждал карцер в подвале Ратуши в Стокгольме, затем их развезли по разным тюрьмам Швеции, чтобы избежать новых групповых побегов.
А вот что писал А. Хилков в одном из своих тайных донесений по этому поводу: «Лучше быть в плену у турок, чем у шведов: здесь русских ставят ни во что, ругают и бесчестят; караул у меня и у генералов внутри; купцов наших замучили тяжкими работами…»
Сам Хилков оставался в Стокгольме, продолжая посылать в Россию донесения, в том числе и шифровки, которые хранятся сейчас в фондах Центрального государственного архива древних актов. С 1704 года в подготовке сообщений ему помогал взятый в плен под Нарвой офицер Алексей Ильич Манкиев, хорошо знавший шведский, латинский и польский языки. Дипломатические («явные») письма попадали в Коллегию иностранных дел, а «тайные», включая шифровки, — в собственный Кабинет Императорского Величества.
Хилков мужественно продолжал вести в Швеции активную работу, оставаясь под домашним арестом. Ему удалось отсудить у шведов часть купеческих капиталов, арестованных в 1700 году. На эти деньги он подкупал информаторов и связников, в том числе среди тюремной охраны. Полученные сведения он переправил в Россию двумя большими «блоками» в 1706 и 1708 годах вместе с освобожденными по обмену Петром Лефортом и Александром Гордоном.
Поражение шведов под Полтавой вызвало ужесточение режима содержания Хилкова. Королевский прокурор Аксель Спарре нащупал к этому времени канал утечки информации. Сперва Хилкова пытались перевербовать: когда Карл XII двинул войска через Польшу и Украину на Москву, ему предложили принять лютеранство и занять пост «советника по Московии» при короле. Когда он ответил резким отказом, в 1709 году один из его переводчиков скоропостижно скончался, а помогавший Хилкову старший подьячий посольства утонул при загадочных обстоятельствах. Тогда Хилков по своей инициативе зачислил в штат посольства Манкиева и стойко продолжал работать.
Разгром под Полтавой изменил настроения шведов. Хилков, уже десять лет находившийся в неволе, писал Петру I в 1710 году: «…здесь общая наклонность к миру, мешает один король — он скорее переведет до последнего человека, но не помирится, пока все не возвратит…» Но хотя мир не был заключен, в 1710–1711 годах состоялся большой размен пленных, когда были освобождены и отправлены в Ревель Бутурлин, Вейде, Долгорукий и еще 42 офицера. В это время Хилкову было разрешено посетить под надзором охранявшего его шведского генерала Нирота пленных русских военачальников Автонома Головина и Ивана Трубецкого в тюрьме близ Або. Вместе они решили не соглашаться на размен и оставаться в плену у шведов до конца военных действий, уступив свою очередь младшим офицерам. Этот благородный поступок ободрил многих молодых пленников, еще остававшихся в заточении и едва переносивших тяготы тюремной жизни.
В 1713 году Хилкова перевезли из Стокгольма в заключение в крепость Вестерос. Вслед за ним приехал Манкиев, который вез с собой рукопись начатого им. в Стокгольме труда «Ядро российской истории», описывающего события «от Адама» до 1712 года. Саму работу писал Манкиев, однако в ней принимал участие и Хилков, хорошо знакомый с древнерусскими рукописями. (В начале службы Хилкова при Посольском приказе его наставником был известный русский археограф и историограф конца XVII века Родион Кириллович Полуектов.)
Когда Хилков еще находился в Стокгольме, по его просьбе ему помогал в работе шведский историк Петрей, от которого он узнал многие подробности политического и экономического состояния Швеции, о чем регулярно извещал Петра. В Вестеросе он также общался с охранниками, призванными из разных районов Швеции, и узнавал от них важные новости о положении дел в стране. Так, в письме 1714 года Хилков извещал Петра о расширении штатов в шведских коллегиях иностранных дел, торговли, юстиции, военных дел и большой казны, о введении там новых должностей ревизоров и о распродаже патентов на эти должности. Работа над рукописью по русской истории была завершена в 1715 году.
Три года спустя, в начале 1718 года, Хилков скончался в Вестеросе от туберкулеза, обострившегося за долгие годы заключения. Он не дожил всего полгода до Аландского перемирия, по которому в Россию были возвращены последние пленные, включая Трубецкого, Головина и Манкиева, Александр Ильич Манкиев сопровождал на галере на Аландские острова свинцовый гроб с телом Хилкова, привезенный туда 18 октября 1718 г. Оттуда прах Хилкова был перевезен в новую столицу России Санкт-Петербург и погребен с высшими офицерскими почестями на кладбище Александро-Невской лавры. К сожалению, могила не сохранилась.
Вернувшись в Россию, Манкиев отчитался о пребывании в Швеции перед Коллегией иностранных дел, утвердившей его зачисление в штат 1709-м годом. Затем как специалист по Швеции, имеющий там много ценных знакомств, Манкиев был вновь послан туда готовить мирный Ништадтский договор вместе с генерал-адъютантом А.И.Румянцевым. Он пробыл в Швеции до 1720 года, а затем работал по размежеванию границ между Россией и Швецией вместе с графом Шуваловым в 1722–1723 годах. Вскоре он заболел и, ослабленный 18 годами заключения, скончался в 1723 году, Перед смертью он успел передать экземпляр «Ядра российской истории» с сопроводительным письмом единственной дочери Хилкова — Ирине.
«Ядро российской истории» было впервые опубликовано в 1770 году. Книга пользовалась огромным успехом, выдержав три издания за десять лет. На ее появление откликнулся восторженными стихами известный просветитель Николай Иванович Новиков:
11. Паткуль — разведчик волею судеб
Он родился в тюрьме, в стокгольмском застенке, где содержались его родители по обвинению в государственной измене. Точная дата его рождения не известна — предполагается, что где-то около 1660 года. Сын знатного прибалтийского дворянина, Иоганн Рейнгольд фон Паткуль волею судеб с первых дней своей жизни оказался в водовороте событий, сотрясавших Европу в конце XVII — начале XVIII столетия.
В результате многочисленных войн, проходивших на протяжении всего XVII века, Швеция стала одним из могущественнейших государств Европы. Ее владения простирались не только по всей Скандинавии, Финляндии, части Карелии, Прибалтики и далее — по побережью Европейского континента, где издревле располагались германские княжества. Шведы претендовали и на часть исконно русских земель.
Они чувствовали себя хозяевами в Лифляндии, которая со второй половины XVI века включала в себя территорию нынешнего юга Эстонии и северную часть Латвии до реки Даугавы.
В 1689 году шведский король Карл XI отобрал земли у лифляндских дворян, и в Стокгольм для переговоров была направлена депутация от прибалтийских земель, в состав которой входил Паткуль. К этому времени он, несмотря на столь необычное «начало» его биографии, сумел дослужиться до чина капитана шведской армии. Как это вышло — остается загадкой. По всей вероятности, шведы считали, что дети не отвечают за деяния своих родителей, и видели в Паткуле весьма незаурядную личность.
Депутация ставила перед королем вопрос о возвращении отобранных им земель. Особенно резкую позицию занял Иоганн Паткуль. Его дерзость и категоричное предъявление своих прав вызвали гнев короля.
Требования депутации не были удовлетворены. В 1692 году Паткуль снова подает королю жалобу от имени лифляндского дворянства с угрозами в адрес шведского правительства. За это в 1693 году он был обвинен в подстрекательстве к бунту. В 1694 году шведский суд приговорил Паткуля к отсечению сначала правой руки, а потом головы.
Богатое имущество Паткуля было конфисковано, сам он спасся бегством в Швейцарию, а затем во Францию. Он пытался ходатайствовать о помиловании перед новым шведским корешем Карлом XII. Но тщетно.
В 1698 году, укрывшись в Саксонии, Иоганн Паткуль решил посвятить свою жизнь борьбе со шведами и сделал основную ставку на курфюрста Августа II, который к тому же в 1697 году был избран королем Польши.
Саксония — одно из крупнейших княжеств Германии — уже в то время была очагом быстрого промышленного роста. Там успешно развивались горное дело, текстильная промышленность, в Мейсене вскоре возникло производство фарфора. Как раз в ту пору организуются первые Лейпцигские ярмарки, которые впоследствии приобрели не только общегерманское, но и международное значение. Княжество являлось древним центром культуры и просвещения: еще в 1409 году был основан университет в Лейпциге, а в 1502 году в другом саксонском городе — Виттенберге.
Паткуль полагал, что Лифляндия могла бы выиграть от вхождения в состав саксонско-польского альянса. Однако он довольно скоро пришел к выводу, что выступать против Швеции можно только объединенными силами нескольких стран, поскольку саксонско-польский союз шведов не одолеет. Паткуль обладал природной способностью устанавливать контакты с людьми, оказывать на них влияние, да к тому же, пользуясь славой человека, дерзнувшего предъявить жесткие требования шведскому королю, он вошел в доверие к курфюрсту и начал внушать ему мысль о необходимости борьбы со шведами.
В ту пору Швеция доставляла беспокойство многим странам Западной Европы. Паткуль сумел провести переговоры с королем Дании и получил от него согласие войти в коалицию для борьбы со Швецией. Такая же работа была проделана им и в Пруссии. Причем Паткуль действовал настолько тонко и конспиративно, что не было допущено никакой утечки информации о проводившихся им тайных переговорах.
Но взоры Паткуля главным образом были обращены к России. Он считал, что если Россия поддержит коалицию, то тогда можно всерьез рассчитывать на успех в борьбе с ненавистной Швецией.
А тем временем русский царь Петр I совершал поездку по странам Европы в составе российского посольства. Петр выступал под именем Петра Михайлова, числившегося бомбардиром Преображенского полка.
Первым пунктом, который наметил посетить Петр, была Рига, находившаяся под контролем шведов. Они не хотели пускать русских в этот город, но Петр проявил настойчивость, и шведы уступили, установив, правда, плотную опеку. Несмотря на то что шведы буквально дышали в затылок каждому русскому, входившему в группу Петра, царь сумел со своими соратниками тщательно обследовать порт и крепость Риги. Поездка по Прибалтике была использована Петром для проведения рекогносцировки, и ему действительно удалось составить представление о силах шведов в этом регионе.
Петр I готовился к схватке с северным соседом, преграждавшим выход России к Балтийскому морю. Но начинать войну со Швецией Россия не могла, поскольку еще шла война с Турцией. Воевать на два фронта России было не по силам.
В 1699 году в Москву приехал Паткуль со своим тайным планом создания коалиции для борьбы со шведами. Петра уговаривать не пришлось, поскольку он сам давно вынашивал идею «укоротить руки» шведскому королю. Русский царь увидел, что Паткуль является толковым человеком, он не только проделал огромную работу по выяснению позиций Саксонии, Польши, Пруссии и Дании, но и сумел склонить монархов этих государств к совместной борьбе со Швецией.
Петр, узнав эпопею Паткуля, убедился, что перед ним человек, чьи личные интересы объективно совпали с государственными интересами России, и это обстоятельство привело к плодотворному альянсу.
В ноябре 1699 года был подписан тайный военный договор между Россией, Польшей, Пруссией и Данией. Петр обещал вступить в войну со Швецией после завершения мирных переговоров с Турцией.
В июле 1700 года в Константинополе был заключен договор, по которому Россия получала Азов с прилегающими территориями и вновь построенными крепостями (Таганрог, Павловск, Миус), освобождалась от уплаты ежегодной дани крымскому хану и получила право на дипломатическое представительство в Турции на равных основаниях с другими державами. В августе Россия объявила войну Швеции.
Тайная деятельность Паткуля в значительной степени ускорила процесс создания союза государств против Швеции. Его ставка на Россию как на мощную силу, которая могла обеспечить решающую роль в борьбе со Швецией, оказалась верной. Ему импонировала решимость Петра твердо отстаивать интересы своей страны, реализации которых препятствовала Швеция. Паткуль добровольно вызвался служить России, и Петр с готовностью принял его, зачислил на русскую службу и определил в тайные советники, присвоив ранг чрезвычайного посла и воинское звание генерал-майора.
Своими делами Паткуль доказал, что он действительно располагал большими возможностями. Его обширные связи при дворах союзных государств позволяли ему собирать важную информацию. Разведывательные данные, поступавшие в Москву от лифляндского дворянина, позволяли в значительной степени дополнять представление о конкретных действиях союзников. А Паткуль вел разведку не только в Польше, но и в Пруссии, и в Австрии.
В 1702 году в Москве отметили спад в поступлении информации из Австрии. Там интересы России представлял тогда малоопытный посол князь Петр Алексеевич Голицын, который испытывал затруднения с заведением нужных связей при дворе императора. В частности, он никак не мог наладить отношения с Кауницем, который занимал тогда пост канцлера.
Для оказания помощи Голицыну в Вену был направлен Паткуль. Кауниц, как видное и влиятельное лицо при венском дворе, был человеком надменным и, зная себе цену, не каждого иностранца допускал до своей особы. Тем не менее Паткуль довольно быстро установил контакт с Кауницем и нашел с ним общий язык. К сожалению, в архивах не сохранилось сведений, как Паткуль «обхаживал» Кауница, известно лишь, что австрийский канцлер дал согласие работать в пользу русского царя за определенную мзду. Однако после отъезда Паткуля из Вены Голицыну так и не удалось развить отношения с Кауницем. К тому же и в Москве, в Посольском приказе, был проявлен бюрократический подход — там ожидали вначале информации от Кауница, а потом уже собирались решать вопрос с деньгами.
А Паткуль продолжал активно действовать. Имея хороших информаторов, он в Пруссии, например, сумел перехватить канал переписки прусского двора с королем Швеции. Используя свои возможности, Паткуль собирал информацию о настроениях в высшем чиновничестве и в военной верхушке всех союзных стран.
Петр, получая секретные сведения от Паткуля, внимательно следил за тем, как его союзники по коалиции нарушали договоренности и готовы были вступить в сепаратные переговоры с общим врагом. Он принимал меры по оказанию на них соответствующего воздействия. Усилиям русского царя способствовал и Паткуль. Он имел возможность влиять на прусских министров и тем самым содействовал удержанию Пруссии на позициях союзнических обязательств.
В 1704 году Петр I высоко оценил работу Паткуля и присвоил ему очередное звание — генерал-поручика.
В своих донесениях в Москву Паткуль неоднократно отмечал непоследовательность польского короля в отношении союзнического договора. Летом 1705 года он настойчиво просил Петра принять его для личного доклада по очень важному делу. При этом он просил указать ему любое место, куда он мог бы прибыть с докладом. Петр назвал ему три города — Вильно, Ковно или Гродно. Кроме того, Петр подчеркивал, что если дело столь неотложное, то Паткуль мог бы воспользоваться шифром и передать информацию письменно. Но встретиться им уже не было суждено.
Что тревожило Паткуля, почему он настойчиво хотел увидеть царя и лично доложить ему важную информацию? Скорее всего, он располагал секретными сведениями, которые позволяли предполагать назревавшую измену саксонцев и польского короля. То, что могло вызывать тревогу у Паткуля, произошло в августе 1705 года.
Через имевшуюся у него агентуру Паткуль установил, что польский король отправил к Карлу XII своих министров Имгофа и Фингстейна для ведения сепаратных переговоров. Паткуль не мог скрыть возмущения и выступил с резким протестом перед Августом.
Позиция Паткуля встревожила саксонцев и их ставленника на польском троне. Под предлогом участия в переговорах саксонцы заманили Паткуля к себе и арестовали. Паткулю было предложено молчать обо всем, что ему известно об их предательских планах, дав подписку в обмен на освобождение. Отказ грозил пожизненным заточением.
Паткуль с гневом отверг эту сделку. Тогда саксонцы выдали стойкого прибалта шведам. 10 октября 1707 г. он был колесован шведами, а затем обезглавлен и четвертован.
Так погиб Иоганн Рейнгольд Паткуль, лифляндский дворянин, добровольно предложивший свои услуги русскому царю, служивший ему верой и правдой во имя борьбы против общего врага. Он внес свою лепту в дело ликвидации длительного господства шведов на побережье Балтики. В результате тяжелой борьбы со Швецией Петр I наконец осуществил заветную мечту и прорубил «окно в Европу».
12. Флорио Беневени
В царствование Петра взоры России были впервые обращены в сторону среднеазиатских земель. В то время о них мало знали. Долетали отдельные слухи о таящихся там несметных богатствах. Но точной информации не было. Слухи перемешивались с различными фантастическими историями, уснащенными восточной экзотикой, что, конечно, снижало их достоверность.
В общих чертах было известно, что еще во второй половине XVI века на землях, которые простирались от побережья Каспийского моря на западе до границы с Китаем на востоке и от Арало-Иртышского водораздела на севере до границ с Персией и Афганистаном на юге, сложились два крупных феодальных государства — Бухарское и Хивинское ханства.
Бухарское ханство значительно расширило свои владения во времена правления Абдулла-хана II в 1557–1598 годах. Тогда оно завоевало Балх и Фергану, Ташкент, Хорасан с Гератом, Мешхед и Хорезм. Это были годы его наибольшего политического расцвета. В городах развивались ремесло и торговля, шло строительство.
Хивинское ханство образовалось в 1512 году и включало в себя земли древнего Хорезма в низовьях реки Аму-Дарьи, кочевья туркмен на Мангышлаке, Дахистане, по Узбою, а также северную часть Хорасана. В ту пору Хорасан включал в себя северо-восточную часть современного Ирана, Мервский оазис и северо-западные части современного Афганистана.
До середины XVIII столетия в Хивинском ханстве шла постоянная междоусобная борьба, велись непрерывные войны с Бухарой, Персией, с кочевниками-туркменами. Феодальное государство подрывалось и острой национальной рознью между узбеками и туркменами.
Феодальные порядки Хивы тесно переплетались с патриархально-родовыми и рабовладельческими отношениями. Хан пользовался неограниченной властью. Большую роль играло мусульманское духовенство.
Правители Бухары и Хивы испытывали сильное давление со стороны Персии и Османской империи, а потому в поисках союзников с некоторым интересом, хотя и с опаской, поглядывали в сторону России. Хивинский хан даже трижды обращался к Петру I с прошением о принятии Хивы в российское подданство. Это было в 1700, 1703 и 1714 годах. Но царь тогда был озабочен делами на западных границах империи.
Петр проявил интерес к Средней Азии, когда получил секретные сведения о том, что в долине Аму-Дарьи открыты большие месторождения золота. Планы Петра по преобразованию России требовали огромных затрат, поэтому весть о месторождениях золота не могла не заинтересовать его. И он лично написал указ Сенату: «Послать в Хиву с поздравлением на Ханство, а оттоль ехать в Бухары к Хану, сыскав какое дело торговое, а настоящее — проведать про город Иркет». Другими словами, речь шла о конкретном разведывательном задании, осуществление которого планировалось провести под прикрытием торгово-дипломатической миссии.
Начались сборы экспедиции в Хиву, а затем в Бухару, хотя главной целью была проверка сообщений о наличии золота в этих ханствах. Петр смотрел дальше: если бы не подтвердились поступившие вести о золоте, то надо было разведать возможность его получения путем торговли с Индией через среднеазиатские государства.
Во главе экспедиции был поставлен уроженец Северного Кавказа Дивлет-Кизден-Мурза, который после крещения стал князем Александром Бековичем Черкасским. Сенат выделил ему для сопровождения вооруженный отряд в четыре тысячи человек. Позднее к отряду было присоединено еще две тысячи казаков.
Из Астрахани экспедиция князя Черкасского направилась в Гурьев, а оттуда через туркменские пески — к Хиве. Переход от колодца к колодцу в изнуряющий зной показался князю не самым трудным делом, когда он столкнулся с недоверием и враждебностью, встретившись с людьми хана на подступах к Хиве, а затем оказавшись и в ставке хана.
Поделиться книгой: