Байки. Сборник 1

В шестидесятые годы, когда начали вводить существенные льготы для участников войны, мой отец был председателем совета ветеранов войны на большом металлургическом заводе.

Однажды мы с отцом в гараже ремонтировали своего горбатого «Запорожца».

Я, подросток, копался в двигателе, а отец с гаражными мужиками, как это частенько бывало, сидели в соседнем боксе и выпивали. Надо сказать, что народ в гаражном кооперативе был самый разношерстный как по национальности, так и по социальной принадлежности. Был даже немец Петер Фридрихович, который попал в плен под Сталинградом, оказался в лагере для военнопленных в нашем городе, а после освобождения обзавёлся здесь семьей и «обрусел». Работал он небольшим начальником в таксопарке, где его уже давно переименовали в Петра Фёдоровича.

Мужики в гаражах любили почесать языки, подколоть друг друга, и получалось это у них и умно и весело — на таких посиделках нередко вспыхивали споры, слышались взрывы смеха. Но в тот раз взрыв хохота был таким мощным, что вечером я вспомнил и спросил отца, что там такое весёлое произошло. Батя рассказал:

— Мужики стали расспрашивать меня, как получить льготы участника войны.

Я объяснил, что надо написать заявление в совет ветеранов войны и получить удостоверение… И тут Петер задумчиво брякнул: «А что, Петрович, может, и мне написать заявление?»

Будни полярной авиации

80-е годы, Ненецкий автономный округ, аэропорт Амдерма, метель, нулевая видимость. В дупель пьяный лётчик сажает свой самолёт поперёк полосы.

Трезвый в такую погоду вообще бы не полетел. Кому об этом случае рассказываю, не верят. А чему здесь не верить? Самолёт-то Ан-2, он при встречном ветре может вообще без пробега сесть. Ветер был поперёк полосы, он поперёк и сел, а иначе сдуло бы нахрен. На доклад сил уже не осталось, прямо в кабине и отключился.

Руководитель полётов на своей эРПэшке носится по полосе из конца в конец, не может найти самолёт, хотя ведь не иголка в стогу сена.

Собрался уже было докладывать руководству о ЧП, как боковым зрением увидел «кукурузник» метрах в двадцати от полосы.

На следующий день состоялся разбор полётов. Спрашивают этого лётчика, как, мол, докатился до жизни такой, что сел за штурвал пьяным.

А он говорит:

— А я трезвый и не летаю, я на Ан-2 трезвым летать боюсь…

Финская деревянная плита

Меня всегда восхищали те безымянные, но главные люди человечества, которые подарили миру свои гениальные изобретения. Именно подарили, потому, что их творения настолько гениально просты, что один раз увидев, повторить чудо может любой желающий: Огонь, Колесо, Парус, Лук, Рычаг, да мало ли…

Каждая из этих вещей поделила историю человечества на «до» и «после».

Это вам не какой-нибудь жлобский айфон, с которого скоро будут брать деньги даже за зарядку батарейки…

Поистине великие открытия — бесхитростны и понятны — увидел, сварганил, применил, и у тебя ощущение, что всё твоё родовое племя стало работать только на тебя…

А мне как режиссеру и искателю сильных эмоций, всегда была интересна реакция людей на чудо.

И вот однажды мне повезло. Я своими глазами увидел, как древние люди, которые всю жизнь тягали грузы на себе, впервые увидели колесо…

Зима, Ивановская область. Дремучий лес. Мы с оператором приехали снимать документалку о местных ремёслах. С собой в нагрузку нам всучили студентку из Финляндии Илму. Финка как финка, маленькая, крепенькая, как табуреточка, весёлая, компанейская и по-русски говорит. Ну, никак не обуза.

Сосредоточенная Илма бегала с камеркой по глубокому снегу и своими толстыми вязанными варежками как-то умудрялась нажимать на кнопочку «REC». Дипломная работа — не хухры-мухры.

Лесорубы нас опасались и на всякий случай были радушны и приветливы, поскольку мы вчера пили чай с их губернатором. Мало ли, вдруг он к тридцатиградусному морозу ещё и ветру им напустит, тогда вообще труба.

Съёмка шла весело и бойко, иначе можно было замёрзнуть.

Я мерил длину теней от сосен, потом в снег втыкал палку и прикидывал соотношение её высоты к длине тени, делил, умножал, считал шаги и получал точку, в которую должна упасть верхушка спиленного дерева.

Потом в это место ставил камеру — на всякий случай, без оператора — и Илму, которая почему-то верила моим расчётам — я ведь умолчал, что в школе по геометрии у меня была твёрдая чуть ли не двойка.

Но всё шло как по маслу. Лесорубы «улыбали» стволы в нужном направлении, и могучие столетние сосны с треском валились точно к ногам нашего штатива и валенкам храброй Финки.

Однако мы неслабо задубарели и решили сделать перерыв на горячий чай.

Лесорубы засуетились — один начал бойко нарезать бензопилой дрова для костра, второй вытаптывал место, третий полез в трактор за специальными арматуринами и молотком, чтобы подвесить чайник над будущим костром.

Четвёртый притащил огромную сковороду с примотанными к ней проволочками и похвастал, что эти проволочки — его личное изобретение, а то раньше приходилось всем по очереди держать сковороду за ручку над огнём, покуда картошка не поджарится…

Мы с оператором в радостном предвкушении потирали задубевшие руки и только Илма с мольбой в голосе попросила:

— А можно сначала горячий чай и обед, а уж потом костёр и прочие зимние забавы? Вы извините, но уж очень я замёрзла…

Лесорубы переглянулись, глупо усмехаясь, но понимая, что в Финляндии всё не так, как в России, попытались терпеливо объяснить, что, мол, не знаем, как у вас, но в нашем лесу на тридцатиградусном морозе чай без костра сварить невозможно. Тут, милая барышня, нет ни газа, ни розеток. Так что придётся подождать. Вот Саня еще пару веток нарежет и будет костерок, тогда погреетесь.

Илма ничего не поняла ни про газ, ни про розетку и, раздражаясь, сказала:

— Так я и прошу — не нужно костра — это долго, просто сделайте огонь — чайник вскипятить и погреться…

Тут лесорубы уже слегка напряглись, один даже то ли в шутку, то ли всерьёз протянул финке зажигалку.

Та взяла, сунула её в варежку и попросила у Сани бензопилу.

Саня дал.

И финка из начинающего режиссера мгновенно превратилась в сказочную маленькую разбойницу. Лихо вырезала из сосны большое полено, сантиметров тридцать в диаметре и поставила на торец, оно оказалось ей по пояс.

Мы наблюдали за ней, как дети за фокусником, было видно, что бензопила для неё такая же привычная вещь, как для наших девушек фен.

Дальше она начала резать полено вдоль, как тортик, но не до самого низа — чтобы оно не распалось на дольки. Всего четыре прореза.

Потом финка открутила какую то крышечку, и в центр деревянного тортика налила из бензопилы несколько капель масла, чуть плеснула бензина из бачка, отдала хозяину агрегат, вынула из варежки зажигалку и чиркнула…

От начала её работы, до появления у нас самой настоящей газовой плиты прошла ровно минута. Ещё через десять мы все пили мятный чай, а на деревянной конфорке уже шкворчала картошка с салом. Огонь никак не нужно было поддерживать, он горел сам по себе — красиво и ровно выжигая полено изнутри, как будто в середине бревна была спрятана хитроумная газобаллонная конструкция. И продолжалось это не пять и не десять минут, а почти час…

Ах, какие живописные лица были у бывалых лесорубов. Жаль, что камера замёрзла, а то бы заснял для истории. Поначалу они недоверчиво шептались ожидая подвоха, но когда поняли, что подвоха не будет и что их жизнь поделилась на «до» и «после», тут уж излили душу радостными междометиями:

— Хуе…

— О нихх…

— Твою жеж мать… ну пп…

— С хера…б…

Если бы Илма вдруг крикнула — «На колени!» — я не сомневаюсь, что лесорубы попадали бы.

Больше в тот день уже никто не работал, они рвали друг у друга пилы и строили деревянные буржуйки, всё ещё не веря своему счастью.

И когда мы в кузове трактора уезжали из леса, нас провожала снежная поляна, украшенная десятками волшебных огней, и радостные бегущие люди, которым с этого дня уже на фиг не нужны были ни дрова, ни мангал, ни проволочка на сковородке…

Знали бы вы, как приятно быть хотя бы примазавшимся к Прометею…

О коренных жителях Америки

Наших куда только не заносит. Такие случаются кульбиты — сочинить даже в пьяном угаре невозможно.

Жил-был тихий мальчик, студент физфака Боря Гофман, условно-русский из приличной еврейской семьи. Обитал в московской общаге, потому что приехал на учёбу откуда-то не то из Черновцов, не то из Винницы.

Скромный юноша. По гулянкам не шлялся, в студенческих попойках замечен тоже не был. Учился себе потихоньку.

В это время в университет прибывает группа американских стажёров. Начало девяностых. Перестройка! Только-только разрешили в вузы пускать иностранцев из не особо дружественных нам западных стран. Вроде как для дальнейшей интеграции и в сугубо мирных целях. Боря к москвичам-то толком присмотреться и привыкнуть не успел, а тут настоящие живые американцы. Любопытство победило природную робость, и впервые за три года обучения он выбирается на какой-то студенческий сходняк, где происходит братание двух держав. Народ пьёт, поёт, танцует, слегка фарцует, а кто-то уже и целуется. А Боря, не умеющий ни того, ни другого, ни третьего, оказывается оттёрт куда-то в район кухни, где ему поручают ответственное дело в виде грязной посуды и сбора мусора.

За этой бытовой прозой его случайно замечает американская барышня, и Боря западает ей в душу своей невероятной хозяйственностью и домовитостью. Знакомятся. Начинают общаться. И он нравится ей всё больше и больше: не пьёт-не курит, под юбку не лезет, яичницу сам готовит, водит в музеи. Полгода плотного общения, и барышня отбывает в родные американские штаты абсолютно влюбленной и покорённой. Да и Боря охвачен романтичными чувствами и негой. Дальше происходит переписка, обоюдные объяснения на смешанном русско-английском сленге и, как апофеоз — решение пожениться. Поскольку студент для этой цели по-быстрому смотаться в Америку никак не может, барышня, путём сложных шахматных комбинаций, выколачивает русскую визу и едет к своему жениху, чтобы скрепить чувство узами законного брака. Ну, само собой, начинается хождение по инстанциям, пинки, отфуболивание от одного ответственного к другому, в общем, нормальный наш сюр, без которого даже и жить было бы неинтересно.

Но эти двое молоды и времени впереди у них навалом. Короче говоря, они всё преодолевают, таки сочетаются законным браком, и новоиспеченный муж в обнимку с американской женой отбывает по месту своего нового жительства. На север Аризоны, на территорию резервации индейцев племени Навахо. Потому что любимая оказалась индианкой. И папа её был индеец. И вся родня тоже. Но Боря такой ерунде значения не придаёт, подумаешь, удивили, он и сам представитель не менее угнетаемой нации. В общем, живут — поживают. А через какое-то время тесть, который был — ни много-ни мало — вождём племени, помирает. Поскольку наследников мужского пола он не оставил, то, согласно обычаям, титул вождя был передан мужу старшей дочери.

Так простой советский еврей Боря Гофман стал вождём индейского племени.

Мало того, благодаря стараниям соплеменников, получил место в палате представителей. И снискал славу пламенного борца за права индейцев, потому что в каждой своей речи с чувством говорил о том, как обижают его народ:

— А ведь именно мы, — всякий раз напоминал он публике, — являемся коренными жителями Соединенных Штатов Америки!

О Леониде Утёсове

Будучи совсем молодым человеком, Леонид Утёсов научился играть на скрипке и стал подрабатывать уличным музыкантом. Довольно давно закончилась русско-японская война, но самым популярным хитом в России оставался вальс «На сопках Маньчжурии». Его-то юноша чаще всего и исполнял.

Однажды мимо него проходил красивый и молодцеватый офицер с молодой девушкой. Они постояли, послушали, и офицер внезапно — то ли воевал в «японскую», то ли показать себя хотел перед девушкой — кинул в шляпу юноши аж целый серебряный рубль. Самый большой гонорар для уличного музыканта за всё время его выступлений. Молодой Утесов захотел как-то по-особенному отблагодарить щедрого офицера и сделал это на французском:

— Гран мерси, месье! — И запомнил этот случай навсегда.

Прошли годы, и — уже после революции — всё ещё молодой, но уже популярный музыкант Леонид Утёсов приехал с женой в Париж как турист. Он был поражен нищетой, в которой жила большая часть русских эмигрантов. И, как-то гуляя с женой по французской столице, Утёсов наткнулся на уличного скрипача, игравшего вальс «На сопках Маньчжурии».

Приглядевшись, он узнал в музыканте того самого красивого и щедрого офицера из своей юности — уже сильно сдавшего и, похоже, сильно опустившегося. Леонид был стеснен в средствах, но решил дать ему — просто не мог не дать — несколько франков, но вдруг обнаружил в кошельке неведомо как завалявшийся там царский серебряный рубль (уже в ту пору намного поднявшийся в цене). Он бросил монету в шляпу музыканта.

Тот, увидев царский рубль, прекратил играть, долго вглядывался в лицо Леонида и наконец улыбнулся:

— Большое спасибо… Или вернее — гран мерси, месье.

Буря в пустыне-2, или WinWars 2002

Компания «Microsoft» подписала контракт с американскими военными на разработку программного обеспечения для новых видов вооружений (из интернета).

01.04.2002, 4:30. Саудовская Аравия. База ВВС США.

Лейтенант Джон Фолкон в последний раз махнул рукой товарищам и полез в кабину. Его переполняло чувство гордости. Еще бы, ему доверена такая честь! Он узнал об этом от генерала Брейка, который сказал: «Вам доверена большая честь, лейтенант. Вы совершите первый боевой вылет на новейшем сверхсекретном самолёте F-22M». «M означает модифицированный?» — уточнил Фолкон. «M означает Microsoft, — ответил генерал. — Самолёт полностью переоборудован этими ребятами. Они уверяют, что теперь боевые задачи сможет выполнять любой идиот. Но мы для первого раза выбрали вас как одного из лучших наших пилотов. Вы должны будете уничтожить иракский ядерный центр». «Можете слать соболезнования Саддаму уже сейчас, сэр», — ответил Фолкон.

Лейтенант привычно защёлкнул ремни и лишь тут обратил внимание, что приборная панель заметно отличается от стандартной. Приборов стало меньше, зато на освободившемся месте покоилась двухкнопочная мышь, почему-то металлическая. Фолкон пожал плечами и включил общее питание.

На прозрачном лобовом экране, на фоне открывавшегося из кабины неба с редкими облаками, возникла надпись: «Microsoft Winwars 2002». Затем сами собой заработали двигатели, и опустились во взлётное положение закрылки. «Поздравляем вас с приобретением Winwars 2002! — сообщил экран. — Теперь война станет намного более удобной, Ваша убиваемость снизится, а поражаемость целей возрастёт! Совет дня: перед посадкой выпускайте шасси».

— Орел-1, взлёт разрешён, — раздалось в шлемофоне.

— Я ещё не запрашивал, — удивился Фолкон.

— А вам и не нужно. Plug'n'Play, — пояснил наземный контроль.

Самолёт, стремительно набирая скорость, помчался по полосе и скоро был уже в воздухе. «Сейчас Winwars 2002 произведёт инсталляцию вашего боезапаса на выбранную цель, — сообщила система. — Выбранная цель: иракский ядерный центр». Фолкон ради интереса кликнул по кнопке «изменить» и увидел длинный список, в котором среди прочих объектов по всему миру фигурировали Белый дом и база, с которой он только что вылетел. Фолкон поспешно нажал «отмена».

«Выберите тип инсталляции: М — минимальный — на объект будут сброшены только бомбы; Н — нормальный — на объект будут сброшены бомбы и ракеты; П — полный — на объект будет сброшен самолёт целиком».

По умолчанию система предлагала второй вариант, и Фолкон, опасливо покосившись на третий, решил с ней не спорить.

«Сейчас будет проведено тестирование производительности вашей машины. Закройте глаза, чтобы избежать повреждений при смене режимов».

Взревели на форсаже двигатели, и глаза Фолкона действительно едва не выскочили из орбит от чудовищной перегрузки. Начался настоящий ад: самолёт швыряло во все стороны, он срывался в крутые пике и закладывал немыслимые виражи… Наконец, лейтенант пришёл в себя; темнота перед глазами развеялась, и он увидел, как мотавшаяся по всей кабине мышка вновь упала на своё место.

«Вы пользуетесь самолётом Lockheed F-22 с двумя двигателями Пратт-Уитни, — невозмутимо сообщила система. — Максимальная скорость 1451 миля в час. Совет дня: не повышайте тактовую частоту турбины выше значения, указанного производителем. Расчётное время инсталляции — 0:34:16».

Тот же день, 4:52. Небо над Ираком.

Внизу экрана медленно ползла синяя полоска с процентами. Система меж тем рекламировала Winwars для танков, подводных лодок и морских пехотинцев, а также обещала всем приобретшим версию для самолётов бесплатный аплет «Камикадзе 1.01». Смена картинок подействовала на Фолкона усыпляюще; из полудремотного состояния его вывел звук зуммера. На радаре светилась зелёная точка.

«Обнаружено новое устройство: самолёт противника!» — радостно сообщила система.

Фолкон хотел уже выполнить стандартный боевой разворот, но тут заметил кнопку «Удалить» и кликнул по ней мышкой.

«Вы уверены, что хотите удалить самолёт противника?» — подозрительно осведомилась система.