Помоги проекту - поделись книгой:
След едва различимой тропы совсем пропал. Теперь мы ехали через дикие места. Я провел в горах немало времени и могу сказать, что знаю их. Но так петлять по их изломам мне еще не приходилось. Это было какое-то хаотическое нагромождение скал, и я вдруг понял, чем оно вызвано: подобно горам на юге, эти горы, должно быть, и в самом деле подверглись когда-то невообразимой встряске.
На второй день после стоянки у ручья, вечером, мы добрались до мест, где ехать верхом уже было нельзя. Пришло время оставить коней и самим взбираться на кручи.
— Почему вы остановились и слезли с коней? — спросила Каттея.
— Дальше нет пути, — ответил я.
— Стойте! — Она наклонилась к нам. — Развяжите мне руки!
Это было сказано таким тоном, что Кемок тут же подскочил к ней.
Не снимая повязки, она уверенно протянула руки к лицу Кемока и, скользнув пальцами по его бровям, закрыла ему глаза. Держа пальцы на его веках, она выждала немного, потом сказала: — Повернись в ту сторону, куда нам предстоит двигаться.
Не убирая ее рук со своих глаз, брат медленно повернул голову налево, в сторону огромной крутой скалы.
— Да… да… я вижу!.. — возбужденно заговорила Каттея. — Вот он наш путь. Я вижу, как нам пробираться дальше.
«Допустим, это так, — подумал я. — Но как нам преодолеть эту кручу? Мы с Кемоком, может, и вскарабкаемся по ней, хотя ему с его покалеченной рукой придется тяжко. А как быть с Каттеей? Не тащить же ее на себе».
— Вам не придется делать этого, — отозвалась она на мои сомнения. — Но для того, чтобы собраться с силами, мне нужно поспать. Утром решим, как быть дальше. Я превозмогу внушенный мне запрет, уверена в этом.
Меня снова поразила ее уверенность. Я отнюдь не исключал вероятности того, что наша попытка преодолеть кручу окажется безуспешной, и мы будем вынуждены искать другой путь через горы.
6
Я не мог уснуть — хотя тело требовало отдыха. Покрутившись с боку на бок, я сбросил с себя походное одеяло и пошел к Кемоку, несшему вахту.
— Все спокойно, — упредил он мой вопрос. — Мы, должно быть, так далеко проникли на ничейную территорию, что можем не опасаться преследования.
— Интересно, кого мы встретим там, — сказал я, кивнув в сторону скал, на которые утром нам предстояло взбираться.
— Друзей или врагов? — он чуть повернулся, и в лунном свете блеснула рукоять самострела, лежавшего у него на колене.
— Кстати… — показал я рукой на оружие, — у нас осталось в запасе всего две обоймы. Похоже, что нам придется полагаться лишь на мечи да клинки.
Кемок поднял покалеченную руку, и когда сжал ее в кулак, три пальца так и не согнулись.
— Если тебя смущает это, брат, то напрасно. Я научился владеть левой рукой ничуть не хуже, чем правой. Завтра я подвешу клинок к своему поясу так, чтобы им можно было пользоваться.
— Не обижайся, — сказал я. — Я чувствую, что нам не избежать кровопролития.
— Возможно, ты прав, — ответил он. — Но лучше с оружием в руках бороться за себя там, — он кивнул на восток, — чем вернуться назад.
Я огляделся вокруг. Луна светила так ярко, что было не по себе. Кемок выбрал наблюдательную площадку на краю уступа, идущего по краю ущелья, где мы находились; но отсюда не прослеживалась тропа, которой мы пришли, и это не давало мне покоя.
— Пойду посмотрю, что там внизу, — сказал я. При такой лунище над головой, я без труда спустился по склону и, добравшись до его излома, заглянул вниз. Мы потратили целый день, чтобы от подножья горы подняться сюда. Здесь не было ни деревьев, ни кустов — ничто не мешало обзору. Я вытащил из поясного кармана трубку с линзами и навел ее в ту сторону, откуда мы пришли.
Вдали отдельными точками мерцали огни костров. Наши преследователи не только не старались как-то их скрыть, а наоборот, делали все, чтобы те горели поярче, давая тем самым понять, что они ждут нашего возвращения. Я насчитал около двадцати огней и усмехнулся — сколько внимания трем беглецам! Судя по своему воинскому опыту, я заключил, что нас поджидало внизу человек сто, не меньше — целое войско. Среди них наверняка были и те, кто хорошо знал и меня и Кемока. Свободные от патрулирования южной границы, они могли быть теперь использованы для погони за нами.
Неужели мы и впрямь в ловушке? Я повернулся назад и поглядел на скалистую стену, преграждавшую нам путь. Внимательно осмотрев ее в трубу, от северного края до южного, я не заметил ничего такого, что могло бы подсказать, где следует взбираться по ней. И тогда я подумал о тех, кто сидел сейчас у костров: «Остановятся ли они у какой-то условной черты или же продолжат преследование?»
Я вернулся к Кемоку.
— Значит, они собрались в долине и ждут нас… — Кемок угадал увиденное мною.
— Да, — сказал я. — Судя по кострам, там целый отряд.
— Должно быть, они обещали Мудрейшим, что не вернутся без нас. Но я сомневаюсь, что они способны добраться сюда.
— Ты знаешь, я не смог высмотреть еще какого-нибудь пути наверх, кроме как по скале, — сказал я, давая понять, что меня беспокоит, как быть с Каттеей.
— Не волнуйся, Килан. Каттея сможет подняться по скале, — ответил он.
— Ты считаешь, что она способна карабкаться по ней вслепую? — удивился я.
— Не совсем так. С ней буду я — в связке, и мысленный контакт со мной заменит ей зрение. Ты же будешь прокладывать путь — как сам уже догадался.
Я рассмеялся.
— Кемок, может, нам вообще обходиться без слов? Ты улавливаешь каждую мою мысль…
— Ты уверен? — спросил он. — Ты что, знаешь все мои мысли?
Я задумался. Он был прав, во всяком случае, в том, что касалось меня. Я мог вступать в мысленный контакт и с ним, и с Каттеей; но этот контакт возникал как будто сам по себе и так же, независимо от моей воли, пропадал. Обычно он устанавливался, когда мы сосредоточивались на чем-то, касающемся нас троих. Но когда Кемок не хотел того, я не мог угадать его мыслей.
— Так же, как и я твоих, — мгновенно отозвался он. — Мы можем быть едины волей, если того требует случай, но всегда каждый из нас будет оставаться отдельной личностью — со своими мыслями, со своими нуждами и со своей судьбой.
— И это прекрасно! — сказал я, не задумываясь.
— А иначе и быть не может. В противном случае мы были бы подобны тем, кого кольдеры использовали как рабов, — ходячим мертвецам, лишенным души и разума. Достаточно того, что мы можем приоткрыть свои мысли друг другу, когда это необходимо. Разум — это сокровенное.
— Завтра, когда я буду прокладывать вам путь, я постараюсь быть сосредоточенным и запоминать каждый выступ и выщерблину, — пообещал я. — Быть может, это позволит Каттее видеть путь с завязанными глазами.
— Будем надеяться. Но поскольку это требует большого напряжения воли, нам придется делать это по очереди. И еще… — Он снова вытянул покалеченную руку и попытался сжать ее в кулак. — Прошу, не считай меня калекой. Пусть эти пальцы и не гнутся, но все другие хорошо подчиняются мне.
Я в этом и не сомневался. Кемок встал и засунул самострел в кобуру. Я сменил его на вахте, давая ему возможность подремать. Мы договорились с ним не тревожить этой ночью Каттею — завтра ей предстояло бороться с чарами, которые наложили на нее колдуньи.
Всматриваясь в склоны ущелья, я ловил себя на том, что их подлунное сияние завораживает меня. Рассеянный серебристый свет странным образом мешал ясно видеть — как то марево, которое заслоняло тогда от нас Обитель. Этот свет дурманил мозг и притуплял мысли.
Я не мог больше выносить отупляющего оцепенения — покинул уступ и стал ходить поперек ущелья, стараясь не останавливать надолго взгляд ни на чем. Незаметно для себя я оказался на том месте, где мы оставили стреноженными наших коней. Я обратил внимание на то, что их движения были чрезмерно замедленными, как будто они находились в каком-то полусонном состоянии, которое вряд ли можно было объяснить усталостью. Похоже, что воздействие, которому так долго подвергались люди древней расы и которое исказило их мышление, в какой-то мере затронуло и мозг животных.
Мы не могли взять коней с собой — зато они еще могли сослужить нам службу. Я снял с них путы, оседлал их, надел удила и, накинув уздечки на луки седел, завязал их там. Пока я седлал коней, они заметно оживились.
Я приготовился было мысленным усилием направить их вниз по тропе, как вдруг услышал за спиной какой-то шорох. Резко обернувшись и схватившись за рукоять самострела, я увидел Каттею, которая стояла поблизости и развязывала платок, закрывавший ей глаза. Сдернув повязку, она посмотрела на меня, щурясь, как близорукая.
— Что это ты?.. — начал я, но она прервала меня жестом руки.
— Ты не все продумал, брат, — спокойно сказала она. — На конях должны быть всадники.
— То есть, чучела? — сообразил я. — Но их не из чего сделать.
— Для того, чтобы создать наваждение, — сказала она чуть назидательно, — вовсе не обязательно использовать солому или тряпки.
— Да ведь у тебя нет Камня Силы, — возразил я. — Способна ли ты без него создать такое наваждение?
Она нахмурилась.
— Не знаю, попытаюсь. Наша мать рассталась с талисманом в день замужества и, однако, сохранила способность творить чудеса. Быть может, вопреки уверениям Мудрейших, Камень не так уж необходим для обращения к Силе. Конечно, я не настолько опытна, чтобы судить об этих вещах, но я уверена, что никому неведомо, чего можно достичь единственно силой воли и желания… Ну да ладно… — Она сорвала с чахлого куста полузасохший лист. — Килан, выдерни прядь волос из головы — так, чтобы тебе было больно — брось сюда и смочи слюной.
Я не мог ослушаться ее — снял шлем и, накрутив на палец клок волос, рванул их. Затем поплевал на лист и положил туда вырванную прядь, чуть опередив Каттею, которая подвергла себя такой же экзекуции.
Она пошла будить Кемока, чтобы и он сделал то же самое. Сложив листья на ладони, она вернулась к коням. Бормоча какие-то заклинания, она свернула один из листиков в трубочку, вместе с его необычной начинкой и сунула его под уздечку — где я привязал ее к луке седла. То же самое она проделала с двумя другими листочками, а после этого отошла в сторону и, сложив ладони рупором, запела — сначала тихо, а затем все громче и пронзительней. От ее пения я погрузился в какое-то странное состояние. Мне казалось, что звуки ее голоса проникают в меня и заставляют пульсировать кровь согласно их ритму… И вдруг она прервала пение.
— Теперь прикажи коням уйти, — обратилась она ко мне.
Я снова мысленно коснулся заторможенного разума животных, чтобы взбодрить их и заставить двигаться. Они побрели вниз по ущелью, в сторону огней. Глядя им вслед, я заметил, как над их спинами туманно обозначились силуэты всадников.
— Мне кажется, сестра, — сказал Кемок, — люди даже не подозревают, на что способны колдуньи.
— Но колдовство тоже не дается так просто, — с усталой улыбкой ответила Каттея. — Как бы там ни было, у нас теперь есть время — хотя бы на то, чтобы поспать спокойно.
Она едва держалась на ногах, и мы помогли ей добраться до ложа, устроенного из веток, поверх которых были брошены походные одеяла. Она тут же уснула. Я взглянул на Кемока. Его лицо казалось спокойным. Сейчас не было нужды даже в мысленном общении, все уже решено — утром мы рискнем взобраться по скале. Благодаря придумке Каттеи, у нас появился запас времени и можно было не очень торопиться.
Стало светать. Я снова вышел на край ущелья. Вдали по-прежнему мерцали огни костров, хотя в утреннем свете они были не так видны. Достав трубку, я попытался разглядеть наших коней. Мне не сразу удалось отыскать их внизу, в долине, а когда я, наконец, увидел коней, то вздрогнул от неожиданности: на скакунах сидели всадники… Должно быть, воины у костров тоже заметили их и ждали, когда они подъедут ближе. Насколько реальным для них было это наваждение, я не мог судить, тем не менее, на какой-то срок оно прикрывало нас.
Подошел Кемок, и мы вместе наблюдали за конями, пока они не скрылись из виду. Потом мы пошли вверх по ущелью посмотреть на скалу, которую нам предстояло покорить. Она оказалась не такой уж неприступной — на ней хватало неровностей, а наверху виднелся уступ, где можно было передохнуть. Оставалось только гадать, что ждет нас за гребнем скалы. Но вряд ли там было что-то такое, с чем бы мы не смогли справиться.
День мы провели в лагере, отсыпаясь по очереди; Каттея восстанавливала силы, которые ушли на создание наваждения. С наступлением темноты я снова отправился на край ущелья, но на этот раз не увидел никаких огней, что могло означать одно из двух: либо созданные Каттеей призраки были так похожи на нас, что их взяли в плен и увезли на расправу, либо обман раскрылся, и все войско вновь пустилось за нами в погоню. Однако, наблюдая довольно долго за тем, что было доступно обзору, я так и не заметил ничего подозрительного.
— Думаю, они ушли, — сказала Каттея. — Да это и не имеет значения. С рассветом мы тоже уйдем. Туда. — Она показала рукой в сторону скалы.
Утром, упаковав провиант, оружие и одеяла в два тюка, мы с Кемоком забросили их себе на плечи. Каттею мы обмотали веревкой, концы которой привязали к своим поясам. Она сняла повязку с глаз, но не открывала их пока, стараясь «видеть» посредством мысленного контакта с нами, — она все еще не переборола в себе колдовской туман, мешающий ей двигаться вперед.
С самого начала мы поняли, что подъем на скалу будет долгим и трудным. Для меня он осложнялся еще и тем, что я шел в связке первым и должен был заботиться не столько о себе, сколько о Каттее, наблюдая за ее продвижением. Было удивительно, что с закрытыми глазами она проявляла такую поразительную ловкость: уверенно хватаясь за выступы, о которых я мысленно предупреждал ее, сестра ни разу не промахнулась. Но когда мы достигли площадки наверху скалы, я почувствовал себя вконец обессиленным и не способным дальше тащить за собой сестру и брата. Каттея присела возле меня на корточки, а Кемок, пристроившись рядом, положил руку на мое дрожащее от усталости и перенапряжения бедро.
— Остаток пути впереди пойду я, — сказал он тоном, не допускающим возражений.
Да и что было возражать? Я слишком устал и не имел права подвергать сестру и брата бессмысленному риску. Отдохнув, мы поменялись местами, и Кемок стал ведущим. Я заметил, как напряглось его лицо, и поймал себя на том, что сам не успел расслабиться.
И все же хорошо, что я пропустил Кемока вперед. Последний участок подъема оказался каким-то кошмаром: у меня едва хватало сил, чтобы не отставать от брата, не быть мертвым грузом в связке. Наконец, преодолев гребень скалы, мы выбрались на широкую площадку — чуть ли не плато.
Налетел холодный ветер, и, чтобы укрыться от него, мы поспешили под защиту скал — туда, где темнела широкая расщелина. Как только мы добрались туда, Каттея запрокинула голову и, открыв глаза, издала радостный крик. Мы поняли, что она избавилась от проклятого наваждения.
В расщелине нам не стало теплее: там лежал снег. Мы сбросили тюки с плеч, вынули одеяла, завернулись в них и в таком виде пошли дальше по дну расщелины, пока не очутились у обрыва на ее краю.
Нашему взору открылась необычная картина. Склон горы, изрезанный вдоль и поперек множеством щелей и впадин, круто уходил вниз, исчезая в густом тумане, и нельзя было понять, что там внизу — бездна или земная твердь. Представьте себе грязную тряпку, которую скрутили, чтобы отжать, и бросили — примерно так выглядели эти горы, смятые, изрезанные множеством расщелин.
Каттея втянула носом воздух, словно принюхиваясь.
— Во всем этом… — начала она говорить, но почему-то осеклась. — Нет, я не собираюсь убеждать вас ни в чем. Скажу только, что эта земля претерпела катастрофу — вызванную не силами природы, а чьей-то волей. Это произошло давно, и следы катастрофы почти исчезли… Давайте спускаться вниз, здесь холодно.
Спуск оказался легче, чем подъем. Склон был иссечен множеством изломов, и местами по ним можно было идти, как по ступенькам лестницы.
Однако подножье склона скрывалось в тумане, и это не прибавило нам бодрости. Надо сказать, что если на западной стороне хребта нам попадались следы зверей и птиц, то здесь не было заметно никаких признаков жизни. Спустившись со скалы, мы попали в полосу низкорослых, чахлых кустиков с листьями неопределенного цвета и формы.
Когда наконец мы добрались до края ущелья, я сказал сестре и брату, что пора сделать привал. Ущелье выглядело необычно. Сначала я не мог понять, что там такое внизу, но осмотревшись и заметив неподалеку молодую поросль каких-то деревцев, я догадался, что под нами — лес. Это были диковинные и, вероятно, древние деревья. Они плотно заполняли собой ущелье и были такими высокими, что чуть не достигали вершинами уступа, на котором мы стояли.
Они — когда-то давным-давно — сначала росли, как все деревья, прямо. Однако достигнув футов десяти в высоту, продолжали развиваться почему-то не вверх, а вбок; спустя какое-то время направление роста снова сменялось на вертикальное. Процесс повторялся многократно, и в результате лес представлял собой густую путаницу стволов и ветвей, скрывающую дно ущелья, куда можно было спуститься только по этим корявым деревьям, с риском сломать шею.
— Нам потребуется не меньше дня, чтобы спуститься в ущелье и выйти в долину, — сказал я сестре и брату, вернувшись с обрыва.
— Похоже, ты прав, — ответила Каттея, прикрыв глаза от лучей заходящего солнца; — Холодно здесь. Может, нам поискать какое-нибудь укрытие?
Кемок уже заприметил вблизи расселину, которая могла бы послужить нам убежищем. Мы натаскали туда камней и соорудили стенку, которая могла защитить нас от ветра. Вокруг валялось много хвороста, но мы не стали разжигать костер, чтобы не привлекать к себе внимания. Вместо того мы устелили ветками закуток и улеглись на них, накрывшись походными одеялами.
Если днем горы казались нам необитаемыми, то ночью они ожили и наполнились звуками. Мы услышали зычный крик снежного барса, упустившего добычу, и уханье каких-то хищных птиц над лесом в ущелье. Но никто из живых тварей не появился вблизи нашего укрытия.
7
Рано утром мы доели остатки хлебцев и обнаружили, что фляги, которые были наполнены водой из ручья, почти пусты. Кемок вытряхнул свой мешок.
— Еще один довод в пользу того, что нам следует шевелиться, — заметил он.
Облизнув губы, я попробовал вспомнить, когда в последний раз поел досыта. С того момента, как я откликнулся на зов Кемока, я довольствовался сухим пайком. Пока что мы не встретили никаких следов зверья. Однако ночью кричал снежный барс, а этот хищник не бродит там, где нечем поживиться. Я представил себе, как шкворчит на вертеле жаркое из косули или горного козла. Размечтавшись об этом, я встал и пошел к краю ущелья. Внизу был лес, через который нам предстояло пробираться.
Радуясь, что нам удалось уйти от преследования, мы все-таки не забывали об осторожности и, чтобы уберечься от смертельного падения, снова связались веревкой. Я не считал себя новичком в скалолазании, но привык чувствовать под ногами камень, а не ветви деревьев. Едва мы начали спускаться по ним, как я был напуган одним из обитателей необычного ущелья. Прямо из-под моих ног с резким криком выпорхнула какая-то тварь с перепончатыми крыльями и тут же скрылась в ветвях соседнего дерева. Каттея вскрикнула, тоже испугавшись, и я ухватился за сук, помня о том, что мы связаны веревкой. Мы вынуждены были двигаться еще осторожней, а значит, и медленнее.
Еще раза три мы спугивали таких же летающих тварей. Более того, в одном месте, мы вынуждены были вернуться назад, чтобы миновать стороной другого обитателя древесного лабиринта — покрытое чешуей существо, которое, выстреливая своим раздвоенным язычком, наблюдало за нами холодными, немигающими глазами. Эта чешуйчатая тварь напоминала змею, но в отличие от змеи у нее были лапы, снабженные когтями, хорошо приспособленными для лазанья по деревьям. Странное существо имело весьма зловещий вид, и, похоже, встреча с нами его нисколько не напугала.
Но всему приходит конец. Вспотевшие, уставшие до головокружения, мы спустились на дно ущелья. Каттея повалилась на землю, совершенно обессиленная. Мы были исцарапаны и исхлестаны ветками до кровавых рубцов. Наше воинское одеяние почти не пострадало, зато платье Каттеи было сильно изодрано. В ее волосах застряло множество веточек, листьев и кусочков коры.
— Я, наверное, похожа на лесную ведьму, — сказала она с грустной улыбкой.
— Ага, на ведьму родом из этой страны, — не очень задумываясь, отозвался я, и вдруг заметил, что сестра и брат смотрят на меня так, как если бы я изрек сакраментальную истину.
— Он прав, — посмотрел на нее Кемок. — Ты у нас Фея Зеленого Безмолвия.
— Зеленое Безмолвие… Страна из сказки, которой пугают непослушных детей, — сказал я, намекая, что тоже знаю кое-какие легенды.
— Необязательно из сказки, — возразила Каттея. — Она могла быть в самом деле, но в Эсткарпе об этом ничего толком не знают, вот и все. А что ты скажешь о Вольте? Его ведь тоже считали легендой — пока наш отец и Корис не нашли его останки в прибрежном склепе.
— Это совсем другое дело, — возразил я. — Это не идет ни в какое сравнение с историями о лесных ведьмах, которые ищут кормилиц для своих отпрысков, о крылатых существах, которые мучают тех, кто пытается разгадать их тайны, о подземном царстве, куда завлекают людей, о людях-деревьях, властвующих надо всем живым…
— Но эти истории так же стары, как и Эсткарп, — сказал Кемок. — И возможно, они родились не в Эсткарпе, а стране, еще более древней.
— Послушай, — оборвал я его. — У нас полно других забот, и не время занимать голову сказками, от которых за каждым кустом мерещатся привидения.
«Как трудно иногда сдержать игру воображения!» — подумал я. Да, эта необычная страна могла бы служить богатым источником для разных легенд. Но я не забывал и о том, что легендарный Вольт — не вымысел. Такой человек был, и его бренные останки видел мой отец.
Поделиться книгой: