Помоги проекту - поделись книгой:
Она не выглядела столь обворожительной, как та дева, которую мы встретили в саду. Каттея повзрослела и казалась достаточно самостоятельной, ее лицо было грустным и усталым. Она тоже была красива, но ее красота была неброской. Заметив нас, она неслышно — это было заметно лишь по движению ее губ — произнесла наши имена и бросилась к нам, протягивая руки.
— Нужно спешить, — прошептала она. — У нас так мало времени!
На этот раз мне не требовалось никаких доказательств того, что это наша сестра. В отличие от той девы, наша Каттея обняла не только Кемока, но и меня. Держа нас за руки, она повела нас за собой сквозь тьму. Мы выбежали в сад, и я огляделся, опасаясь, что мы наткнемся там на ее двойника. Но в саду никого не было.
Перебравшись через стену сада, мы побежали к роще. Каттея то и дело поддергивала подол своего платья, которое цеплялось за чертополох и колючки. Мы больше не думали о том, что нас заметят, а просто мчались изо всех сил и уже начали задыхаться, когда добежали до того места, где оставили на привязи коней.
Едва мы оказались в седлах, как послышался какой-то гул. Он наполнил покинутую нами лощину и напоминал гул, который мы слышали во время землетрясения. Наши кони, испугавшись, громко заржали и с места взяли в галоп. Я ожидал, что сейчас раздастся громоподобный грохот или, по крайней мере, крики преследователей, но ничего такого не услышал. Все же на душе было неспокойно, и я прокричал Каттее:
— Кого нам следует опасаться?
Она резко обернулась, так что ее волосы взметнулись.
— Во всяком случае — не воинов. Есть другие слуги. Но в эту ночь они не так могущественны.
Славные торские кони, казалось, обезумели от дикой скачки. Мне передалось их беспокойство, едва не переходящее в бешенство, но я не мог понять, что с ними творится. Вроде бы мы были уже достаточно далеко от Обители и могли не опасаться действия колдовских сил. Используя свой дар, я старался успокоить животных.
— Потяните удила! — крикнул я Кемоку и Каттее. — Придержите коней, иначе они понесут!
Я не сомневался, что Кемок справится с лошадью, но беспокоился за Каттею, ибо знал, что колдуньи развивали в ученицах силу разума, но вряд ли обучали их верховой езде.
Кони, закусив удила, мчались во весь опор; мало-помалу внимая моим мысленным приказам, они начали сбавлять ход. И тут мы услышали впереди раскатистый рык снежного барса, который я не мог спутать ни с каким другим. Однако эта гигантская кошка — полновластный хозяин гор, и было непонятно, как горный барс оказался здесь, в низине.
Мой конь взвился на дыбы и засучил в воздухе передними ногами. Конь брата тоже затанцевал на месте, а конь Каттеи развернулся и, как бешеный, понес ее обратно по тропе. Я поскакал следом, надеясь воздействовать на ее коня силой воли, но мои попытки были безуспешны: животному казалось — я это почувствовал благодаря своему дару — что за ним гонится барс, готовый к смертоносному прыжку.
Мой конь вдруг начал взбрыкивать, пытаясь сбросить меня, и пришлось направить всю свою волю на него. Внедрившись мысленно в его мозг, я подчинил его себе.
Догнав Каттею, я попытался подобным образом воздействовать на ее коня, чего и добился, но лишь отчасти — нельзя было забывать и о своем коне. По крайней мере, мне удалось избавить животных от ужаса, вызванного наваждением, возникшим в их мозгу.
Мы повернули коней обратно. К нам подъехал Кемок. Я процедил сквозь зубы:
— Может случиться, что мы не справимся со скакунами.
— Колдовская сила? — спросил Кемок.
— Похоже, что так, — ответил я. — Надо убираться отсюда, и как можно быстрее.
Мм тронулись рысью за Кемоком по тропе, которую он разведал, готовясь к побегу. Замыкая шествие, я следил за поведением коней и, не имея возможности передохнуть, изнывал от усталости. Каттея ехала молча, но ее спокойствие было поддержкой нам обоим.
5
Впереди мы увидели свет. «Что это — уже утро? — удивился я. — Но утренний свет не может быть таким ярко-желтым, к тому же мерцающим».
Да это же огонь! Полоса пламени преграждала нам путь. Кемок остановил коня, и мы с Каттеей подъехали к нему. Зловещая огненная полоса пересекала тропу, уходя далеко в стороны, насколько можно было видеть. Кони храпели, вскидывали головы — не было и речи о том, чтобы двигаться дальше.
Каттея смотрела на огонь, медленно поворачивая голову из стороны в сторону, будто отыскивала брешь в огненной стене. Вдруг она тихонько засмеялась.
— Неужто они считают меня такой глупой? Так я и поверила в этот пожар. Нас просто запугивают.
— Очередное наваждение? — спросил Кемок.
«Ничего себе наваждение!» — подумал я, улавливая запах дыма и отчетливо слыша треск горящих веток. Но Каттея кивнула Кемоку и затем повернулась ко мне.
— У тебя есть кресало? — спросила она. — Прошу тебя, сделай мне поскорее факел.
Я не стал спешиваться, опасаясь, что конь сорвется с места и ускачет, но заставив его сделать несколько шагов в сторону, наклонился в седле и вырвал с корнем торчащий рядом сухой куст. Обломав с него ветки, я связал их ремешком в пучок и достал из кармашка на поясе кресало. Мне долго пришлось высекать искру, прежде чем по одной из хворостинок побежал огонек.
Каттея схватила запылавший веник и пустила своего коня вперед. Я снова напряг волю, чтобы не дать двум нашим коням рвануться следом. Каттея раскрутила над головой свой необычный снаряд и метнула его в сторону огненной стены. Факел упал в сухую траву, та в один миг воспламенилась, и настоящий огонь устремился навстречу огненной полосе, слился с ней — и она пропала! Лишь продолжала тлеть трава на том месте, куда упал факел. Каттея снова рассмеялась — на этот раз задорно.
— Детская забава! — крикнула она. — Придумайте что-нибудь пострашней, Мудрейшие!..
— Ты что?! — Кемок протестующе замахал своей покалеченной рукой, направляясь к ней. — Не искушай колдуний! — набросился он на Каттею. — Нам и так повезло, что…
Она смерила его долгим взглядом.
— Ты не понимаешь… — сказала она спокойно и даже как-то назидательно. — Пусть они покажут, на что способны. Пусть выложатся сполна. Лучше сразиться с ними сейчас, а не тогда, когда они соберутся с силами, а мы выдохнемся. Я бросаю им вызов!
Конечно, в ее словах был смысл. Но мне показалось, что Кемок все-таки находит поведение сестры неоправданно дерзким, и я призадумался над этим. «А вдруг сестра, освободившись от заточения, настолько опьянела от свободы, что слегка тронулась умом?..» — подумал я.
Она резко обернулась, сосредоточив на мне взгляд.
— Нет, Килан, я не опьянела от свободы, как пьянеют с бутылки вина сулькарские моряки, вернувшись из дальнего плавания, — сказала она. — Поверь, я хорошо знаю тех, с которыми так долго жила под одной крышей. Мы не справились бы с нашими ночными приключениями, если бы Владычицы не израсходовали силы, двигая горы. И пока силы не вернулись к ним, я готова противостоять самому худшему, на что они способны сейчас.
Она тихо запела и, бросив уздечку, начала делать руками какие-то знаки; как ни странно, но конь стоял под ней, будто вкопанный. Слова, произносимые ею нараспев, были очень древними, и в некоторых из них я узнавал корни наших слов, но в большинстве они казались мне чужими.
И хотя они казались чужими, я угадывал их сокровенный смысл. Ее пение вызвало во мне чувство, которое я не раз испытывал, поджидая врага в засаде или пробираясь скрытно по его земле. Мне был знаком этот пробегающий по спине холодок от предчувствия предстоящей схватки. Но если раньше я отвечал на это чувство какими-то действиями, то сейчас вынужден был ждать неизвестно чего, и это казалось мукой.
Каттея бросала вызов колдуньям — противопоставляла себя их совокупной силе, подобно тому, как противопоставила иллюзорному пожару пламя истинное. Неужели ей удастся одолеть Мудрейших? Я был готов к тому, что вот-вот начнет рушиться мир…
Но откликом на ее заклинания было не содрогание тверди и не страшные видения. Владычицы откликнулись волной лютой злобы, действующей на разум подобно неведомой силе и сокрушающей его.
— Килан! Кемок!.. — прозвучало у меня в голове.
Превозмогая отупение, я откликнулся на зов сестры, и мы вновь составляли теперь одно целое, триедино противостояли воле многих. Нападать мы не могли, нам оставалось только защищаться, выдерживая натиск злых сил.
Я утратил ощущение себя, перестал быть Киланом Трегартом, превратясь из существа в бестелесную сущность, и непосредственно воспринимал мысли сестры и брата.
— Успокойся, — внушала мне Каттея.
Я подчинился ей — и чуть не оказался раздавленным силой, которой мы сопротивлялись.
— Будьте едины волей, держитесь, — воззвала она к нам обоим.
Казалось, нам не выстоять; но как борец обманным движением лишает противника равновесия, так и сестра, на миг поддавшись натиску колдовской силы, тут же нанесла ответный удар. Я ощутил еще несколько всплесков направленной на нас злобы, а затем она схлынула и ушла…
Снова мы узрели друг друга — во плоти.
— Временное затишье, — сказал Кемок.
— Да, это так, — согласилась Каттея, — и не могу сказать, надолго ли.
Уже рассвело, и мы могли бы ехать быстрей, но кони изрядно устали, и мы не решались подгонять их.
Впереди мрачным силуэтом на фоне светлого неба обозначились вершины восточных гор. Они отделяли Эсткарп от неведомой страны. Что там за ними?
Из манускриптов, которые Кемок читал в Лормте, следовало, что в давние времена людям на востоке грозила какая-то беда. Не ошибался ли он, полагая, будто по прошествии чреды веков эта опасность исчезла? Не случится ли так, что угроза, от которой мы бежим сейчас и которую хорошо себе представляем, обернется для нас новой бедой, еще более страшной?
День давно вступил в свои права. Мы ехали, стараясь держаться пустоши и не попадаться никому на глаза. Пока что все благоприятствовало нам. Здесь было совсем мало поселений, и находились они в отдалении друг от друга. Земли были заброшены и поросли кустарником. По мере продвижения мы все реже встречали на своем пути признаки присутствия людей.
Впереди все так же высилась стена гор, и казалось, мы ни на йоту не приблизились к ним. Было такое впечатление, что они на какой-то гигантской платформе, которая отодвигается и отодвигается от нас. Весь день я ожидал от колдуний новых нападений и уловок. Мне не верилось, что владычицы обессилели и не способны задержать нас, захватить в плен с помощью своих слуг.
И тем не менее, нас не беспокоили. Мы иногда останавливались, чтобы дать передышку коням, да и себе позволяли вздремнуть; однако кто-то из нас всегда оставался на часах. По пути нам не встретилось ничего примечательного, если не считать каких-то любопытных зверьков, которые глазели на нас, выскакивая из-за кочек и кустов. И все-таки чутье разведчика подсказывало мне, что нас ждет засада…
— Понимаешь, — отозвался на мои мысли Кемок, — они, вероятно, не подозревают, что мы надумали податься на восток. А если и подозревают, то, наверное, считают, что мы сами загоняем себя в ловушку, из которой единственный выход для нас — это вернуться назад и оказаться таким образом у них в руках.
В его словах был смысл, но я почему-то не мог согласиться с ним полностью; и когда мы остановились на ночлег возле небольшого, бегущего с гор ручья, я не переставал думать о том, что лучше выдержать еще одну колдовскую атаку, нежели ждать неизвестно чего.
— Думать так, — услышал я голос Каттеи, — значит, ставить себя под удар. — Опустившись на колени у ручья, она плескала холодную воду себе в лицо. — Они только того и ждут, чтобы кто-нибудь из нас потерял голову.
— Но не стоит забывать и об осторожности, — заметил я.
— Да уж, конечно… — Она испытующе посмотрела на меня. — Скажи мне, а вообще-то у тебя есть на примете хоть какое-нибудь убежище?
Ее вопрос смутил меня. «Неужели она думает, что мы похитили ее из Обители ради того, чтобы скитаться по пустошам?» — обиделся я.
Каттея засмеялась.
— Нет, Килан, я так не думаю, я о вас лучшего мнения. Когда вы с Кемоком позвали меня, я поняла, что у вас есть какой-то план и что он как-то связан с этими горами, до которых мы так мучительно долго добираемся. Пора бы и рассказать мне о том, что вы задумали.
— Это Кемок, его идея, — ответил я. — Пусть он сам и расскажет.
Она стряхнула воду с рук и вытерла их о траву.
— Ладно, спрошу его.
Достав из походных мешков свой скудный провиант, мы уселись перекусить, и Кемок начал рассказывать Каттее о том, что узнал из манускриптов, хранящихся в Лормте. Она слушала его не перебивая и, когда он кончил, согласно кивнула.
— У меня есть еще одно подтверждение твоим догадкам, брат. Весь последний час я, честно говоря; ехала вслепую…
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил я.
— Только то, что сказала, Килан. — Она, чуть нахмурясь, посмотрела на меня. — Я действительно ехала как в тумане. Местами он рассеивался, и я еще различала деревья, кусты, камни; но большую часть пути он был сплошным.
— И ты даже не обмолвилась об этом!.. — удивился Кемок.
— Да, я не стала ничего говорить, потому что, наблюдая за вами, поняла, что для вас никакого тумана не существует. — Она завернула остаток хлебца в салфетку и положила его в седельный мешок. — Но это не от колдуний. Ты сказал, что нам доступно думать о востоке лишь благодаря тому, что мы полукровки. Скорей всего, так и есть. И я опасаюсь, что мое общение с колдуньями в какой-то мере сковало во мне эту свободу. Похоже, что если бы я присягнула в верности их делу и стала бы одной из них, то оказалась бы вообще неспособной идти с вами на восток.
— А что если идти с нами дальше тебе будет еще трудней? — не удержался я.
— Тогда вы поведете меня, — ответила она спокойно. — Если этот запрет — только внушение, то, думаю, я рано или поздно справлюсь с ним, пусть даже не раньше, чем мы преодолеем этот символический барьер — горы. А мы его преодолеем. Я согласна с тобой, Кемок, что владычицы не будут пока чинить препятствий нам, ибо убеждены, что нам придется вернуться. Они не учитывают того, что двое из нас остаются зрячими…
Признаться, я не разделял ее уверенности, но с другой стороны, на своем опыте постиг ту истину, что излишняя озабоченность тем, что должно случиться, ничего не привносит в ход событий. Другое дело всегда нужно быть готовым к худшему. Как знать, не окутает ли и нас с Кемоком колдовской туман? Карабкаться по горам, ничего не видя, — дело отчаянное.
— Этот туман… — обратился Кемок к сестре, опередив меня. — Какого он рода? Ты говоришь, он не сплошной?
Каттея покачала головой.
— Вовсе нет. Больше того, я думаю, на этот туман можно влиять силой воли. Стоило мне сосредоточиться на чем-то, что виделось смутно, как тень, стоило напрячь волю, и я начинала видеть яснее. Но это требует большого напряжения воли и может сработать против нас.
— Почему? — спросил я.
— Видишь ли, я постоянно должна прислушиваться.
— Прислушиваться? — Я невольно оглянулся.
— Прислушиваться — но не ушами, а внутренним слухом. Этим я могу встревожить их. Пока они не препятствуют нам, потому что выжидают, однако где уверенность, что они не разъярятся, обнаружив, что нас не сдержали поставленные ими преграды.
— Хотелось бы знать… — задумчиво произнес Кемок, — а раньше случалось, чтобы кто-либо позволил себе вот так порвать с колдовством и колдуньями? Судя по всему, они ошарашены твоим бегством. Непонятно, почему им так необходимо держать тебя в Обители…
— Очень просто. Я не такая, как все они, и поначалу колдуньи не очень-то стремились заманить меня к себе — именно по этой причине. Владычицы опасались, что, оказавшись там насильственно, я внесу смятение в их среду. Затем, по мере того, как росла угроза со стороны Карстена, они больше озаботились тем, чтобы не упустить возможность прибрать к рукам девицу, обладающую, по всей вероятности, колдовскими задатками. Каждая новая послушница, со временем научившаяся соприкасаться с Силой, увеличивала тем самым могущество владычиц. И они хотели всего лишь, чтобы я стала еще одним проводником к Силе. Но они до сих пор не могли использовать меня в своих целях, ибо я еще не поклялась им в верности и не стала одной из них. Однако я сама не могла бесконечно долго воздерживаться от этого шага. Дело в том… — Она замолчала и опустила взгляд на руки. Согнув пальцы, сестра свела руки вместе, как будто держала в них что-то хрупкое. — Дело в том, что я мечтала приобщиться к их тайным знаниям, ибо была уверена, что тоже могу творить чудеса. Но я вдруг поняла, что, выбрав их путь, я отсекаю от себя часть своей жизни. Ощущая себя неразрывно связанной с вами, я не могу быть счастливой одна… Они не давали мне покоя, но я всячески увиливала от ответа на вопрос, что же мне мешает принять обет посвящения. И вот настал момент, когда владычицы пошли на риск, чтобы нанести удар Карстену.
Они сказали мне прямо: когда Силу используют таким образом, кто-то гибнет, жертвуя собой. Так и было. Умирали многие, сжигаемые Силой, которую накопили в себе, а потом высвободили. Их нужно было кем-то заменять. У меня больше не было выбора. Владычицы дали мне понять, что я не вольна распоряжаться собой, и что они меня никуда не отпустят. Кроме того… — Каттея подняла на нас глаза. — Они намерены расправиться с вами обоими. Они никогда не доверяли нашему отцу и побаивались его, я поняла это, едва оказалась среди них. Они считают это противоестественным, если мужчина имеет доступ к Силе. Так же неприязненно относились они и к нашей матери, не желая смириться с тем, что, расставшись с ними, она сохранила в себе Дар Силы, которого, казалось бы, должна была лишиться, соединившись с мужчиной. Им это казалось каким-то извращением. Они сразу заподозрили, что и вы в какой-то мере способны соприкасаться с Силой. Минувшей ночью они убедились в этом, и это, конечно, пришлось им не по вкусу. До сих пор ни одно существо мужского пола не могло проникнуть в Обитель и, тем более, покинуть ее безнаказанно. Конечно, охрана Обители сейчас ослаблена. Тем не менее, они способны лишить жизни всякого представителя древней расы. А вы — живы; и значит, представляете для них угрозу, от которой они постараются избавиться.
— Каттея, а что это за девица была там, в саду? — неожиданно спросил Кемок.
— Девица? — удивилась она.
— Очень похожая на тебя, — ответил Кемок. — Я не сомневался, что это ты, даже был готов бежать с ней из Обители, но Килан не позволил. Правда, Килан? — Он повернулся ко мне. — Почему ты решил, что это не Каттея?
— Не знаю, почему… — растерялся я. — Она была очень назойлива, прямо вцепилась в тебя.
— Она что, действительно была похожа на меня? — спросила Каттея.
— Еще как, — ответил я. — Только держалась странно — все время улыбалась…
— Все ясно — двойник! — Каттея сверкнула взглядом. — Выходит, они ждали, что вы попытаетесь выкрасть меня; ведь для того, чтобы создать двойника, требуется время. Интересно — какой из послушниц была поручена эта роль?..
— Ты говоришь о перевоплощении? — спросил Кемок.
— Да, о перевоплощении, — ответила Каттея, — притом весьма изощренном, рассчитанном на то, чтобы обмануть даже тебя — способного на мысленный контакт. Неужели они о нас так много знают? Остается только гадать, как скоро они начнут преследовать нас, обнаружив, что мы не угодили в их ловушку…
Нет ничего мучительнее неопределенности. В ту ночь нам было очень неспокойно… Журчал ручей, и слышалось топтание стреноженных коней, пасущихся неподалеку. Мы по очереди сменялись на вахте.
Наступило утро — ясное и прозрачное для меня и Кемока. Каттея же призналась, что по-прежнему видит все затуманенным. Она жаловалась на головокружение, когда мы тронулись в путь к подножью гор, и вскоре попросила нас привязать ее руки к седлу и взять у нее удила, ибо опасалась, что не совладает с навязчивым желанием повернуть своего коня назад.
Нам с Кемоком тоже было несколько не по себе. Время от времени происходило что-то необъяснимое — то возникало перед глазами дрожащее марево — как тогда, когда мы наблюдали за Обителью; то нас охватывало чувство, что мы движемся навстречу своей гибели.
Мы сделали так, как просила Каттея, — привязали ее руки к седлу. Но на этом ее мытарства не кончились. Едва мы двинулись дальше, как она закричала, чтобы мы остановились, и заявила, что впереди — глубокая пропасть. Никакой пропасти, конечно, там не было, и нам удалось убедить ее, что это ей только привиделось. Тогда она попросила завязать глаза платком, объяснив нам, что так ей будет легче не поддаваться панике.
Поделиться книгой: