Русалка. Русская баллада

Русалка. Русская баллада

Василий Андреевич ЖУКОВСКИЙ

Светлана

А. А. Воейковой

Раз в крещенский вечерокДевушки гадали:За ворота башмачок,Сняв с ноги, бросали;Снег пололи; под окномСлушали; кормилиСчетным курицу зерном;Ярый воск топили;В чашу с чистою водойКлали перстень золотой,Серьги изумрудны;Расстилали белый платИ над чашей пели в ладПесенки подблюдны.Тускло светится лунаВ сумраке тумана —Молчалива и грустнаМилая Светлана.«Что, подруженька, с тобой?Вымолви словечко;Слушай песни круговой;Вынь себе колечко.Пой, красавица: “Кузнец,Скуй мне злат и нов венец,Скуй кольцо златое;Мне венчаться тем венцом,Обручаться тем кольцомПри святом налое”».«Как могу, подружки, петь?Милый друг далёко;Мне судьбина умеретьВ грусти одинокой.Год промчался – вести нет;Он ко мне не пишет;Ах! а им лишь красен свет,Им лишь сердце дышит…Иль не вспомнишь обо мне?Где, в какой ты стороне?Где твоя обитель?Я молюсь и слезы лью!Утоли печаль мою,Ангел-утешитель».Вот в светлице стол накрытБелой пеленою;И на том столе стоитЗеркало с свечою;Два прибора на столе.«Загадай, Светлана;В чистом зеркала стеклеВ полночь, без обманаТы узнаешь жребий свой:Стукнет в двери милый твойЛегкою рукою;Упадет с дверей запор;Сядет он за свой приборУжинать с тобою».Вот красавица одна;К зеркалу садится;С тайной робостью онаВ зеркало глядится;Тёмно в зеркале; кругомМертвое молчанье;Свечка трепетным огнемЧуть лиет сиянье…Робость в ней волнует грудь,Страшно ей назад взглянуть,Страх туманит очи…С треском пыхнул огонек,Крикнул жалобно сверчок,Вестник полуночи.Подпершися локотком,Чуть Светлана дышит…Вот… легохонько замкомКто-то стукнул, слышит;Робко в зеркало глядит:За ее плечамиКто-то, чудилось, блеститЯркими глазами…Занялся от страха дух…Вдруг в ее влетает слухТихий, легкий шепот:«Я с тобой, моя краса;Укротились небеса;Твой услышан ропот!»Оглянулась… милый к нейПростирает руки.«Радость, свет моих очей,Нет для нас разлуки.Едем! Поп уж в церкви ждетС дьяконом, дьячками;Хор венчальну песнь поет;Храм блестит свечами».Был в ответ умильный взор;Идут на широкий двор,В ворота тесовы;У ворот их санки ждут;С нетерпеньем кони рвутПовода шелковы.Сели… кони с места враз;Пышут дым ноздрями;От копыт их подняласьВьюга над санями.Скачут… пусто все вокруг,Степь в очах Светланы:На луне туманный круг;Чуть блестят поляны.Сердце вещее дрожит;Робко дева говорит:«Что ты смолкнул, милый?»Ни полслова ей в ответ:Он глядит на лунный свет,Бледен и унылый.Кони мчатся по буграм;Топчут снег глубокий…Вот в сторонке божий храмВиден одинокий;Двери вихорь отворил;Тьма людей во храме;Яркий свет паникадилТускнет в фимиаме;На средине черный гроб;И гласит протяжно поп:«Буди взят могилой!»Пуще девица дрожит,Кони мимо; друг молчит,Бледен и унылый.Вдруг метелица кругом;Снег валит клоками;Черный вран, свистя крылом,Вьется над санями;Ворон каркает: печаль!Кони торопливыЧутко смотрят в черну даль,Подымая гривы;Брезжит в поле огонек;Виден мирный уголок,Хижинка под снегом.Кони борзые быстрей,Снег взрывая, прямо к нейМчатся дружным бегом.Вот примчалися… и вмигИз очей пропали:Кони, сани и женихБудто не бывали.Одинокая, впотьмах,Брошена от друга,В страшных девица местах;Вкруг метель и вьюга.Возвратиться – следу нет…Виден ей в избушке свет:Вот перекрестилась;В дверь с молитвою стучит…Дверь шатнулася… скрыпит…Тихо растворилась.Что ж? В избушке гроб; накрытБелою запоной;Спасов лик в ногах стоит;Свечка пред иконой…Ах! Светлана, что с тобой?В чью зашла обитель?Страшен хижины пустойБезответный житель.Входит с трепетом, в слезах;Пред иконой пала в прах,Спасу помолилась;И с крестом своим в рукеПод святыми в уголкеРобко притаилась.Все утихло… вьюги нет…Слабо свечка тлится,То прольет дрожащий свет,То опять затмится…Все в глубоком, мертвом сне,Страшное молчанье…Чу, Светлана!.. в тишинеЛегкое журчанье…Вот глядит: к ней в уголокБелоснежный голубокС светлыми глазами,Тихо вея, прилетел,К ней на перси тихо сел,Обнял их крылами.Смолкло все опять кругом…Вот Светлане мнится,Что под белым полотномМертвый шевелится…Сорвался покров; мертвец(Лик мрачнее ночи)Виден весь – на лбу венец,Затворёны очи.Вдруг… в устах сомкнутых стон;Силится раздвинуть онРуки охладелы…Что же девица?.. Дрожит…Гибель близко… но не спитГолубочек белый.Встрепенулся, развернулЛегкие он крилы;К мертвецу на грудь вспорхнул…Всей лишенный силы,Простонав, заскрежеталСтрашно он зубамиИ на деву засверкалГрозными очами…Снова бледность на устах;В закатившихся глазахСмерть изобразилась…Глядь, Светлана… о Творец!Милый друг ее – мертвец!Ах!.. и пробудилась.Где ж?.. У зеркала, однаПосреди светлицы;В тонкий занавес окнаСветит луч денницы;Шумным бьет крылом петух,День встречая пеньем;Все блестит… Светланин духСмутен сновиденьем.«Ах! ужасный, грозный сон!Не добро вещает он —Горькую судьбину;Тайный мрак грядущих дней,Что сулишь душе моей,Радость иль кручину?»Села (тяжко ноет грудь)Под окном Светлана;Из окна широкий путьВиден сквозь тумана;Снег на солнышке блестит,Пар алеет тонкий…Чу!.. в дали пустой гремитКолокольчик звонкий;На дороге снежный прах;Мчат, как будто на крылах,Санки кони рьяны;Ближе; вот уж у ворот;Статный гость к крыльцу идет…Кто?.. Жених Светланы.Что же твой, Светлана, сон,Прорицатель муки?Друг с тобой; все тот же онВ опыте разлуки;Та ж любовь в его очах,Те ж приятны взоры;Те ж на сладостных устахМилы разговоры.Отворяйся ж, божий храм;Вы летите к небесам,Верные обеты;Соберитесь, стар и млад;Сдвинув звонки чаши, в ладПойте: многи леты!……………………….Улыбнись, моя краса,На мою балладу;В ней большие чудеса,Очень мало складу.Взором счастливый твоим,Не хочу и славы;Слава – нас учили – дым;Свет – судья лукавый.Вот баллады толк моей:«Лучший друг нам в жизни сейВера в провиденье.Благ зиждителя закон:Здесь несчастье – лживый сон;Счастье – пробужденье».О! не знай сих страшных сновТы, моя Светлана…Будь, Создатель, ей покров!Ни печали рана,Ни минутной грусти теньК ней да не коснется;В ней душа как ясный день;Ах! да пронесетсяМимо – бедствия рука;Как приятный ручейкаБлеск на лоне луга,Будь вся жизнь ее светла,Будь веселость, как была,Дней ее подруга.

Узник

«За днями дни идут, идут…Напрасно;Они свободы не несутПрекрасной;Об ней тоскую и молюсь,Ее зову, не дозовусь.Смотрю в высокое окноТемницы:Все небо светом зажженоДенницы;На свежих крыльях ветеркаЛетают вольны облака.И так все блага заменитьМогилой;И бросить свет, когда в нем житьТак мило;Ах! дайте в свете подышать;Еще мне рано умирать.Лишь миг весенним бытиемЖила я;Лишь миг на празднике земномБыла я;Душа готовилась любить…И все покинуть, все забыть!»Так голос заунывный пелВ темнице…И сердцем юноша летелК певице.Но он в неволе, как она;Меж ними хладная стена.И тщетно с ней он разлученСтеною:Невидимую знает онДушою;И мысль об ней и день и ночьОт сердца не отходит прочь.Все видит он: во тьме онаТюрёмнойСидит, раздумью предана,Взор томный;Младенчески прекрасен вид;И слезы падают с ланит.И ночью, забывая сон,В мечтаньеЕе подслушивает онДыханье;И на устах его горитОгонь ее младых ланит.Таясь, страдания однеДелить с ней,В одной темничной глубинеМолить с нейСогласной думой и тоскойОт неба участи одной —Вот жизнь его: другой не ждетОн доли;Он, равнодушный, не зоветИ воли:С ней розно в свете жизни нет;Прекрасен только ею свет.«Не ты ль, – он мнит, – давно былаЛюбима?И не тебя ль душа звала,ТомимаЖеланья смутного тоской,Волненьем жизни молодой?Тебя в пророчественном снеВидал я;Тобою в пламенной веснеДышал я;Ты мне цвела в живых цветах;Твой образ веял в облаках.Когда же сердце ясный взорТвой встретит?Когда, разрушив сей затвор,ОсветитСвобода жизнь вдвоем для нас?Лети, лети, желанный час».Напрасно; час не прилетелЖеланный;Другой Создателем уделИзбранныйДостался узнице младой —Небесно-тайный, не земной.Раз слышит он: затворов гром,Рыданье,Звук цепи, голоса́… потомМолчанье…И ужас грудь его томит —И тщетно ждет он… все молчит.Увы! удел его решен…Угрюмый,Навек грядущего лишен,Все думыЗа ней он в гроб переселилИ молит рок, чтоб поспешил.Однажды – только заняласьДенница —Его со стуком расперласьТемница.«О радость! (мнит он) скоро к ней!»И что ж?.. Свобода у дверей.Но хладно принял он приветСвободы:Прекрасного уж в мире нет;Дни, годыНапрасно будут проходить…Погибшего не возвратить.Ах! слово милое об нейКто скажет?Кто след ее забытых днейУкажет?Кто знает, где она цвела?Где тот, кого своим звала?И нет ему в семье роднойУслады;Задумчив, грустию немойОн взглядыСердечные встречает их;Он в людстве сумрачен и тих.Настанет день – ни с места он;Безгласный,Душой в мечтанье погружен,Взор страстныйИсполнен смутного огня,Стоит он, голову склоня.Но тихо в сумраке ночейОн бродитИ с неба темного очейНе сводит;Звезда знакомая там есть;Она к нему приносит весть…О милом весть и в мир инойПризванье…И делит с тайной он звездойСтраданье;Ее краса оживлена:Ему в ней светится она.Он таял, гаснул и угас…И мнилось,Что вдруг пред ним в последний часЯвилосьВсе то, чего душа ждала,И жизнь в улыбке отошла.Иван Иванович

Иван Иванович Козлов

Умирающий гейдук

Иллирийская баллада

«Орел ты мой белый! спустися на дол,Слети с поднебесья, мой белый орел!Взгляни: я Заремба, в крови пред тобой,Бывало, ты помнишь, в боях удалой,Телами пандуров тебя я кормил;Прошу, чтобы службу ты мне сослужил.Потом пусть добычей орлятам твоимС кровавым, с отважным и сердцем моим.Пустую лядунку мою ты схватиИ к брату Рамейке скорее лети.Двенадцать зарядов с собой я носил,Двенадцать пандуров я ими убил.Но с ними таился Бенаки-злодей;Бездушный, боялся он сабли моей, —Булат неизменный лишь выхватил я,Он сзади кинжалом ударил меня.Лети – и родимый за брата отмстит.И вот еще перстень – в нем яхонт горит —И шитый узорно платок мой цветной,Отдай их вернее Милене младой;И станет мой перстень она целовать,А слезы узорным платком отирать».И мчит орел белый в безмолвьи ночномЛядунку и перстень с узорным платком.И к брату Рамейке орел прилетел;Рамейко с друзьями в похмелье сидел,О брате убитом едва потужил,Пустую лядунку откинул и пил.К прелестной Милене помчался орел,И деву младую он в церкви нашел;И к ней он явился с заветным кольцом, —Милена с Бенаки стоит под венцом.

Тайна

В лесу прибит на дубе вековомБулатный щит, свидетель грозных сеч;На том щите видна звезда с крестом,А близ щита сверкает острый меч.И свежую могилу осеняетТенистый дуб, и тайны роковойУжасен мрак: никто, никто не знает,Кто погребен в лесу при тьме ночной.Промчался день, опять порой урочнойНочь темная дубраву облегла;Безмолвно все, и медь уж час полночныйНа башне бьет соседнего села.И никогда страшнее не темнелаОсення ночь: она сырою мглойДремучий лес, реку и холм одела —Везде покров чернеет гробовой.Но меж дерев багровый блеск мелькает,И хрупкий лист шумит невдалеке,И факел дуб вблизи уж озаряет:Его чернец в дрожащей нес руке.К могиле шел отшельник престарелый,И вместе с ним безвестно кто, в слезах,Идет, бледней своей одежды белой;Печаль любви горит в ее очах.И пел чернец по мертвом панихиду,Но кто он был – чернец не поминал;Отпел, вдали сокрылся он из виду,Но факел всё в тени густой мерцал.На свежий дерн прекрасная упалаИ, белую откинув пелену,Потоки слез по мертвом проливала,Могильную тревожа тишину;И вне себя, вдруг очи голубыеНа щит она внезапно поднялаИ, локоны отрезав золотые,Кровавый меч их шелком обвила;Безумья яд зажегся в мутном взоре,Сердечный вопль немеет на устах.Она ушла, и лишь в дремучем бореТаинственный один остался страх;И меж дерев уж факел не мерцает,Не шепчет лист, и тайны роковойУжасен мрак: никто, никто не знает,Кто погребен в лесу при тьме ночной.

Федор Николаевич Глинка

Клятва

(Баллада)

Раз весенним вечеркомЛиза с милым шла дружком,А луна светила…«В небе век горит луна;Буду век тебе верна!» —Лиза говорила.В небе все горит луна;Лиза другу неверна:Друга разлюбила.И печален, грустен он,Позабыл и грусть и сон:Грусть его убила.А неверная с другимСчастьем хвалится своим,О былом забыла.Но случилось вечеркомТем же ей идти лужком,А луна светила…На нее глядит луна,Будто жизнию полна —В ней душа заныла…Кто-то в сумраке мелькнул,Кто-то ей шепнул:«За обман – могила!»И с тех пор, всё день за день,Лиза сохнет… Лиза – тень!Младость погубила!..И, печальная, концаКак невеста ждет венца:Так бледна, уныла.Он настал – ее конец!Саван белый – под венец,Брачный одр – могила!И, вздохнув, прохожий стал,Надпись гробную читал:«За обман – могила!..»

Кондратий Федорович Рылеев

Смерть Ермака

Ревела буря, дождь шумел;Во мраке молнии летали;Бесперерывно гром гремел,И ветры в дебрях бушевали…Ко славе страстию дыша,В стране суровой и угрюмой,На диком бреге ИртышаСидел Ермак, объятый думой.Товарищи его трудов,Побед и громозвучной славы,Среди раскинутых шатровБеспечно спали близ дубравы.«О, спите, спите, – мнил герой, —Друзья, под бурею ревущей;С рассветом глас раздастся мой,На славу иль на смерть зовущий!Вам нужен отдых; сладкий сонИ в бурю храбрых успокоит;В мечтах напомнит славу онИ силы ратников удвоит.Кто жизни не щадил своей,В разбоях злато добывая,Тот думать будет ли о ней,За Русь святую погибая?Своей и вражьей кровью смывВсе преступленья буйной жизниИ за победы заслуживБлагословения отчизны —Нам смерть не может быть страшна,Свое мы дело совершили:Сибирь царю покорена,И мы – не праздно в мире жили!»Но роковой его уделУже сидел с героем рядомИ с сожалением гляделНа жертву любопытным взглядом.Ревела буря, дождь шумел;Во мраке молнии летали;Бесперерывно гром гремел,И ветры в дебрях бушевали.Иртыш кипел в крутых брегах,Вздымалися седые волны,И рассыпались с ревом в прах,Бия о брег, казачьи челны.С вождем покой в объятьях снаДружина храбрая вкушала;С Кучумом буря лишь однаНа их погибель не дремала!Страшась вступить с героем в бой,Кучум к шатрам, как тать презренный,Прокрался тайною тропой,Татар толпами окруженный.Мечи сверкнули в их руках —И окровавилась долина,И пала грозная в боях,Не обнажив мечей, дружина…Ермак воспрянул ото снаИ, гибель зря, стремится в волны.Душа отвагою полна,Но далеко от брега челны!Иртыш волнуется сильней —Ермак все силы напрягаетИ мощною рукой своейВалы седые рассекает…Плывет… уж близко челнока, —Но сила року уступила,И, закипев страшней, рекаГероя с шумом поглотила.Лишивши сил богатыряБороться с ярою волною,Тяжелый панцирь – дар царя —Стал гибели его виною.Ревела буря… вдруг лунойИртыш кипящий осребрился,И труп, извергнутый волной,В броне медяной озарился.Носились тучи, дождь шумел,И молнии еще сверкали,И гром вдали еще гремел,И ветры в дебрях бушевали.

Антон Антонович Дельвиг

Романс

«Проснися, рыцарь, путь далекДо царского турнира,Луч солнца жарок, взнуздан конь,Нас ждет владыка мира!»– «Оставь меня! Пусть долог путьДо царского турнира,Пусть солнце жжет, пусть ждет иныхК себе владыка мира».– «Проснися, рыцарь, пробудись!Сон по трудам услада;Спеши к столице! Царска дочьХрабрейшему награда!»– «Что мне до дочери царя?Мне почестей не надо!Пусть их лишусь, оставь мне сон,Мне только в нем отрада!Имел я друга – друга нет,Имел супругу – тоже!Их взял Создатель! Я ж молюсь:К ним и меня, мой Боже!Ложусь в молитве, сон едваГлаза покроет – что же?Они со мной, всю ночь моеНе покидают ложе.Меня ласкают, говорятО Царстве Божьем, нежноМне улыбаются, манятМеня рукою снежной!Куда? За ними! Но привстатьНет сил! Что сплю я, знаю!Но с ними жить и в сне я радИ в сне их зреть желаю!»

Александр Сергеевич Пушкин

Сраженный рыцарь

Последним сияньем за лесом горя,Вечерняя тихо потухла заря.Безмолвна долина глухая;В тумане пустынном клубится река,Ленивой грядою идут облака,Меж ими луна золотая.Чугунные латы на холме лежат,Копье раздробленно, в перчатке булат,И щит под шеломом заржавым,Вонзилися шпоры в увлаженный мох:Лежат неподвижно, и месяца рогНад ними в блистанье кровавом.Вкруг холма обходит друг сильного – конь;В очах горделивых померкнул огонь,Он бранную голову клонит.Беспечным копытом бьет камень долин —И смотрит на латы – конь верный одинИ дико трепещет и стонет.Во тьме, заблудившись, пришелец идет,С надеждою робость он в сердце несет —Склонясь над дорожной клюкою,На холм он взобрался, и в тусклую дальОн смотрит и сходит – и звонкую стальТолкает усталой ногою.Хладеет пришелец, кольчуги звучат.Погибшего грозно в них кости стучат,По камням шелом покатился,Скрывался в нем череп… при звуке глухомЗаржал конь ретивый, скок лётом на холм —Взглянул… и главою склонился.Уж путник далече в тьме бродит ночной,Всё мнится, что кости хрустят под ногой…Но утро денница выводит —Сраженный во брани на холме лежит,И латы недвижны, и шлем не стучит,И конь вкруг погибшего ходит.

Песнь о вещем Олеге

Как ныне сбирается вещий ОлегОтмстить неразумным хозарам:Их села и нивы за буйный набегОбрек он мечам и пожарам;С дружиной своей, в цареградской броне,Князь по полю едет на верном коне.Из темного леса навстречу емуИдет вдохновенный кудесник,Покорный Перуну старик одному,Заветов грядущего вестник,В мольбах и гаданьях проведший весь век.И к мудрому старцу подъехал Олег.«Скажи мне, кудесник, любимец богов,Что сбудется в жизни со мною?И скоро ль, на радость соседей-врагов,Могильной засыплюсь землею?Открой мне всю правду, не бойся меня:В награду любого возьмешь ты коня».«Волхвы не боятся могучих владык,А княжеский дар им не нужен;Правдив и свободен их вещий языкИ с волей небесною дружен.Грядущие годы таятся во мгле;Но вижу твой жребий на светлом челе.Запомни же ныне ты слово мое:Воителю слава – отрада;Победой прославлено имя твое:Твой щит на вратах Цареграда;И волны и суша покорны тебе;Завидует недруг столь дивной судьбе.И синего моря обманчивый валВ часы роковой непогоды,И пращ, и стрела, и лукавый кинжалЩадят победителя годы…Под грозной броней ты не ведаешь ран;Незримый хранитель могущему дан.Твой конь не боится опасных трудов;Он, чуя господскую волю,То смирный стоит под стрелами врагов,То мчится по бранному полю,И холод и сеча ему ничего.Но примешь ты смерть от коня своего».Олег усмехнулся – однако челоИ взор омрачилися думой.В молчанье, рукой опершись на седло,С коня он слезает угрюмый;И верного друга прощальной рукойИ гладит и треплет по шее крутой.«Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,Расстаться настало нам время:Теперь отдыхай! уж не ступит ногаВ твое позлащенное стремя.Прощай, утешайся – да помни меня.Вы, отроки-други, возьмите коня!Покройте попоной, мохнатым ковром;В мой луг под уздцы отведите;Купайте, кормите отборным зерном;Водой ключевою поите».И отроки тотчас с конем отошли,А князю другого коня подвели.Пирует с дружиною вещий ОлегПри звоне веселом стакана.И кудри их белы, как утренний снегНад славной главою кургана…Они поминают минувшие дниИ битвы, где вместе рубились они…«А где мой товарищ? – промолвил Олег, —Скажите, где конь мой ретивый?Здоров ли? всё так же ль лего́к его бег?Всё тот же ль он бурный, игривый?»И внемлет ответу: на холме крутомДавно уж почил непробудным он сном.Могучий Олег головою поникИ думает: «Что же гаданье?Кудесник, ты лживый, безумный старик!Презреть бы твое предсказанье!Мой конь и доныне носил бы меня».И хочет увидеть он кости коня.Вот едет могучий Олег со двора,С ним Игорь и старые гости,И видят: на холме, у брега Днепра,Лежат благородные кости;Их моют дожди, засыпает их пыль,И ветер волнует над ними ковыль.Князь тихо на череп коня наступилИ молвил: «Спи, друг одинокий!Твой старый хозяин тебя пережил:На тризне, уже недалекой,Не ты под секирой ковыль обагришьИ жаркою кровью мой прах напоишь!Так вот где таилась погибель моя!Мне смертию кость угрожала!»Из мертвой главы гробовая змияШипя между тем выползала;Как черная лента, вкруг ног обвилась:И вскрикнул внезапно ужаленный князь.
Ковши круговые, запенясь, шипятНа тризне плачевной Олега:Князь Игорь и Ольга на холме сидят;Дружина пирует у брега;Бойцы поминают минувшие дниИ битвы, где вместе рубились они.

Утопленник

Простонародная сказка

Прибежали в избу дети,Второпях зовут отца:«Тятя! тятя! наши сетиПритащили мертвеца».«Врите, врите, бесенята, —Заворчал на них отец; —Ох, уж эти мне ребята!Будет вам ужо мертвец!Суд наедет, отвечай-ка;С ним я ввек не разберусь;Делать нечего; хозяйка,Дай кафтан: уж поплетусь…Где ж мертвец?» – «Вон, тятя, э-вот!»В самом деле, при реке,Где разостлан мокрый невод,Мертвый виден на песке.Безобразно труп ужасныйПосинел и весь распух.Горемыка ли несчастныйПогубил свой грешный дух,Рыболов ли взят волнами,Али хмельный молодец,Аль ограбленный ворамиНедогадливый купец?Мужику какое дело?Озираясь, он спешит;Он потопленное телоВ воду за ноги тащит,И от берега крутогоОттолкнул его веслом,И мертвец вниз поплыл сноваЗа могилой и крестом.Долго мертвый меж волнамиПлыл качаясь, как живой;Проводив его глазами,Наш мужик пошел домой.«Вы, щенки! за мной ступайте!Будет вам по калачу,Да смотрите ж, не болтайте,А не то поколочу».В ночь погода зашумела,Взволновалася река.Уж лучина догорелаВ дымной хате мужика,Дети спят, хозяйка дремлет,На полатях муж лежит,Буря воет; вдруг он внемлет:Кто-то там в окно стучит.«Кто там?» – «Эй, впусти, хозяин!» —«Ну, какая там беда?Что ты ночью бродишь, Каин?Черт занес тебя сюда;Где возиться мне с тобою?Дома тесно и темно».И ленивою рукоюПодымает он окно.Из-за туч луна катится —Что же? голый перед ним:С бороды вода струится,Взор открыт и недвижим,Всё в нем страшно онемело,Опустились руки вниз,И в распухнувшее телоРаки черные впились.И мужик окно захлопнул:Гостя голого узнав,Так и обмер: «Чтоб ты лопнул!» —Прошептал он, задрожав.Страшно мысли в нем мешались,Трясся ночь он напролет,И до утра всё стучалисьПод окном и у ворот.Есть в народе слух ужасный:Говорят, что каждый годС той поры мужик несчастныйВ день урочный гостя ждет;Уж с утра погода злится,Ночью буря настает,И утопленник стучитсяПод окном и у ворот.

«Жил на свете рыцарь бедный…»

Жил на свете рыцарь бедный,Молчаливый и простой,С виду сумрачный и бледный,Духом смелый и прямой.Он имел одно виденье,Непостижное уму,И глубоко впечатленьеВ сердце врезалось ему.Путешествуя в Женеву,На дороге у крестаВидел он Марию Деву,Матерь Господа Христа.С той поры, сгорев душою,Он на женщин не смотрел,И до гроба ни с одноюМолвить слова не хотел.С той поры стальной решеткиОн с лица не подымалИ себе на шею четкиВместо шарфа привязал.Несть мольбы Отцу, ни Сыну,Ни Святому Духу ввекНе случилось паладину,Странный был он человек.Проводил он целы ночиПеред ликом пресвятой,Устремив к ней скорбны очи,Тихо слезы лья рекой.Полон верой и любовью,Верен набожной мечте,Ave, Mater Dei[1] кровьюНаписал он на щите.Между тем как паладиныВ встречу трепетным врагамПо равнинам ПалестиныМчались, именуя дам,«Lumen coeli, sancta rosa![2]» —Восклицал в восторге он,И гнала его угрозаМусульман со всех сторон.Возвратясь в свой замок дальный,Жил он строго заключен,Всё безмолвный, всё печальный,Без причастья умер он.Между тем как он кончался,Дух лукавый подоспел,Душу рыцаря сбиралсяБес тащить уж в свой предел:Он-де Богу не молился,Он не ведал-де поста,Не путем-де волочилсяОн за матушкой Христа.Но Пречистая, конечно,Заступилась за негоИ впустила в царство вечноПаладина своего.

Евгений Абрамович Баратынский

Мадонна

В Италии где-то, но в поле пустом(Не зрелось жилья на полмили кругом)Меж древних развалин стояла лачужка,С молоденькой дочкой жила в ней старушка.С рассвета до ночи за тяжким трудом,А все-таки голод им часто знаком.И дочка порою душой унывала;Терпеньем скудея, на Бога роптала.«Не плачь, не кручинься ты, солнце мое! —Тогда утешала старушка ее. —Не плачь, переменится доля крутая:Придет к нам на помощь Мадонна святая.Да лик ее веру в тебе укрепит,Смотри, как приветно с холста он глядит!»Старушка смиренная с речью такою,Бывало, крестилась дрожащей рукою,И с теплою верою в сердце простомОна с умиленным и кротким лицомНа живопись темную взор поднимала,Что угол в лачужке без рам занимала.Но больше и больше нужда их теснит;Дочь плачет и ропщет, старушка молчит.С утра по руинам бродил любопытный:Забылся, красе их дивясь, ненасытный.Кров нужен ему от полдневных лучей:Стучится к старушке, и входит он к ней.На лавку садился пришлец утомленный,Но вспрянул, картиною вдруг пораженный.«Божественный образ! чья кисть это, чья?О, как не узнать мне! Корреджий, твоя!И в хижине этой творенье таится,Которым и царский дворец возгордится!Старушка, продай мне картину свою,Тебе за нее я сто пиастров даю».– Синьор, я бедна, но душой не торгую;Продать не могу я икону святую. —«Я двести даю, согласися продать».– Синьор, синьор! бедность грешноискушать. —Упрямства не мог победить он в старушке,Осталась картина в убогой лачужке.Но вскоре потом по Италии всейЛетучая весть разнеслася о ней.К старушке моей гость за гостем стучится,И дверь отворяя, старушка дивится.За вход она малую плату беретИ с дочкой своею безбедно живет.Так, веру и гений в едино сливая,Равно оправдала их Дева Святая.

Николай Михайлович Языков

Олег

Не лес завывает, не волны кипятПод сильным крылом непогоды;То люди выходят из киевских врат:Князь Игорь, его воеводы,Дружина, свои и чужие народыНа берег днепровский в долину спешат,Могильным общественным пиромОтправить Олегу почетный обряд,Великому бранью и миром.Пришли – и широко бойцов и гражданТолпы́ обступили густыяТо место, где черный восстанет курган,Да Вещего помнит Россия;Где князь бездыханный, в доспехах златых,Лежал средь зеленого луга,И бурный товарищ трудов боевых —Конь белый – стоял изукрашен и тихУ ног своего господина и друга.Все, малый и старый, отрадой своей,Отцом опочившего звали,Горючие слезы текли из очей,Носилися вопли печали;И долго, и долго вопил и стеналНарод, покрывавший долину;Но вот на средине булат засверкал,И бранному в честь властелинуКонь белый, булатом сраженный, упалБез жизни к ногам своему господину,Всё стихло… руками бойцов и гражданПодвигнулись глыбы земныя…И вон на долине огромный курган,Да Вещего помнит Россия!Волнуясь, могилу народ окружал,Как волны морские несметный;Там праздник надгробный сам князь начинал:В стакан золотой и заветныйОн мед наливал искрометный,Он в память Олегу его выпивал;И вновь наполняемый медом,Из рук молодого владыки славян,С конца до конца, меж народомХодил золотой и заветный стакан.Тогда торопливо, по данному знаку,Откинув доспех боевой,Свершить на могиле потешную дракуВоители строятся в строй;Могучи, отваги исполнены жаром,От разных выходят сторон,Сошлися – и бьются… удар за ударом,Ударом удар отражен!Сверкают их очи; десницы высокойИ ловок и меток размах;Увертливы станом и грудью широкойИ тверды бойцы на ногах!Расходятся, сходятся… сшибка другая —И пала одна сторона!И громко народ зашумел, повторяяСчастливых бойцов имена.Тут с поприща боя их речью приветнойКнязь Игорь к себе подзывал;В стакан золотой и заветныйОн мед наливал искрометный,Он сам его бодрым борцам подавал;И вновь наполняемый медом,Из рук молодого владыки славян,С конца до конца, меж народомХодил золотой и заветный стакан.Вдруг – словно мятеж усмиряется шумныйИ чинно дорогу дает,Когда поседелый в добре и разумныйБоярин на вече идет, —Толпы́ расступились, и стал среди сходаС гусля́ми в руках славянин.Кто он? Он не князь и не княжеский сын,Не старец, советник народа,Не славный дружин воевода,Не славный соратник дружин;Но все его знают, он людям знакомКрасой вдохновенного гласа…Он стал среди схода – молчанье кругом,И звучная песнь раздалася!Он пел, как премудр и как мужествен былПравитель полночной державы;Как первый он громом войны огласилДревлян вековые дубравы;Как дружно сбирались в далекий походНароды по слову Олега;Как шли чрез пороги, под грохотом вод,По высям днепровского брега;Как по морю бурному ветер носилПроворные русские челны;Летела, шумела станица ветрил,И прыгали челны чрез волны!Как после, водима любимым вождем,Сражалась, гуляла дружинаПо градам и селам, с мечом и с огнемДо града царя Константина;Как там победитель к воротам прибилСвой щит, знаменитый во брани,И как он дружину свою оделилБогатствами греческой дани!Умолк он – и радостным криком похвалНарод отзывался несметный,И братски баяна сам князь обнимал;В стакан золотой и заветныйОн мед наливал искрометныйИ с ласковым словом ему подавал;И вновь наполняемый медом,Из рук молодого владыки славян,С конца до конца, меж народом,Ходил золотой и заветный стакан.

Михаил Юрьевич Лермонтов

Три пальмы

(Восточное сказание)

В песчаных степях аравийской землиТри гордые пальмы высоко росли.Родник между ними из почвы бесплодной,Журча, пробивался волною холодной,Хранимый, под сенью зеленых листов,От знойных лучей и летучих песков.И многие годы неслышно прошли;Но странник усталый из чуждой землиПылающей грудью ко влаге студенойЕще не склонялся под кущей зеленой,И стали уж сохнуть от знойных лучейРоскошные листья и звучный ручей.И стали три пальмы на Бога роптать:«На то ль мы родились, чтоб здесь увядать?Без пользы в пустыне росли и цвели мы,Колеблемы вихрем и зноем палимы,Ничей благосклонный не радуя взор?..Не прав твой, о небо, святой приговор!»И только замолкли – в дали голубойСтолбом уж крутился песок золотой,Звонков раздавались нестройные звуки,Пестрели коврами покрытые вьюки,И шел, колыхаясь, как в море челнок,Верблюд за верблюдом, взрывая песок.Мотаясь, висели меж твердых горбовУзорные полы походных шатров;Их смуглые ручки порой подымали,И черные очи оттуда сверкали…И, стан худощавый к луке наклоня,Араб горячил вороного коня.И конь на дыбы подымался порой,И прыгал, как барс, пораженный стрелой;И белой одежды красивые складкиПо плечам фариса вились в беспорядке;И, с криком и свистом несясь по песку,Бросал и ловил он копье на скаку.Вот к пальмам подходит, шумя, караван:В тени их веселый раскинулся стан.Кувшины звуча налилися водою,И, гордо кивая махровой главою,Приветствуют пальмы нежданных гостей,И щедро поит их студеный ручей.Но только что сумрак на землю упал,По корням упругим топор застучал,И пали без жизни питомцы столетий!Одежду их сорвали малые дети,Изрублены были тела их потом,И медленно жгли их до утра огнем.Когда же на запад умчался туман,Урочный свой путь совершал караван;И следом печальным на почве бесплоднойВиднелся лишь пепел седой и холодный;И солнце остатки сухие дожгло,А ветром их в степи потом разнесло.
И ныне все дико и пусто кругом —Не шепчутся листья с гремучим ключом:Напрасно пророка о тени он просит —Его лишь песок раскаленный заноситДа коршун хохлатый, степной нелюдим,Добычу терзает и щиплет над ним.

Дары Терека

Терек воет, дик и злобен,Меж утесистых громад,Буре плач его подобен,Слезы брызгами летят.Но, по степи разбегаясь,Он лукавый принял видИ, приветливо ласкаясь,Морю Каспию журчит:«Расступись, о старец море,Дай приют моей волне!Погулял я на просторе,Отдохнуть пора бы мне.Я родился у Казбека,Вскормлен грудью облаков,С чуждой властью человекаВечно спорить был готов.Я, сынам твоим в забаву,Разорил родной ДарьялИ валунов им, на славу,Стадо целое пригнал».Но, склонясь на мягкий берег,Каспий стихнул, будто спит,И опять, ласкаясь, ТерекСтарцу на ухо журчит:«Я привез тебе гостинец!То гостинец не простой:С поля битвы кабардинец,Кабардинец удалой.Он в кольчуге драгоценной,В налокотниках стальных:Из Корана стих священныйПисан золотом на них.Он угрюмо сдвинул брови,И усов его краяОбагрила знойной кровиБлагородная струя;Взор открытый, безответный,Полон старою враждой;По затылку чуб заветныйВьется черною космой».Но, склонясь на мягкий берег,Каспий дремлет и молчит:И, волнуясь, буйный ТерекСтарцу снова говорит:«Слушай, дядя: дар бесценный!Что другие все дары?Но его от всей вселеннойЯ таил до сей поры.Я примчу к тебе с волнамиТруп казачки молодой,С темно-бледными плечами,С светло-русою косой.Грустен лик ее туманный,Взор так тихо, сладко спит,А на грудь из малой раныСтруйка алая бежит.По красотке молодицеНе тоскует над рекойЛишь один во всей станицеКазачина гребенской.Оседлал он вороногоИ в горах, в ночном бою,На кинжал чеченца злогоСложит голову свою».Замолчал поток сердитый,И над ним, как снег бела,Голова с косой размытой,Колыхаяся, всплыла.И старик во блеске властиВстал, могучий, как гроза,И оделись влагой страстиТемно-синие глаза.Он взыграл, веселья полный, —И в объятия своиНабегающие волныПринял с ропотом любви.

Любовь мертвеца

Пускай холодною землеюЗасыпан я,О друг, всегда, везде с тобоюДуша моя.Любви безумного томленья,Жилец могил,В стране покоя и забвеньяЯ не забыл.Без страха в час последней мукиПокинув свет,Отрады ждал я от разлуки —Разлуки нет.Я видел прелесть бестелесныхИ тосковал,Что образ твой в чертах небесныхНе узнавал.Что мне сиянье Божьей властиИ рай святой?Я перенес земные страстиТуда с собой.Ласкаю я мечту роднуюВезде одну:Желаю, плачу и ревнуюКак в старину.Коснется ль чуждое дыханьеТвоих ланит,Моя душа в немом страданьеВся задрожит.Случится ль, шепчешь засыпаяТы о другом,Твои слова текут пылаяПо мне огнем.Ты не должна любить другого,Нет, не должна,Ты мертвецу, святыней слова,Обручена,Увы, твой страх, твои моленья,К чему оне?Ты знаешь, мира и забвеньяНе надо мне!

Спор

Как-то раз перед толпоюСоплеменных горУ Казбека с Шат-горою[3]Был великий спор.«Берегись! – сказал КазбекуСедовласый Шат, —Покорился человекуТы недаром, брат!Он настроит дымных келийПо уступам гор;В глубине твоих ущелийЗагремит топор;И железная лопатаВ каменную грудь,Добывая медь и злато,Врежет страшный путь.Уж проходят караваныЧерез те скалы,Где носились лишь туманыДа цари-орлы.Люди хитры! Хоть и труденПервый был скачок,Берегися! многолюденИ могуч Восток!»«Не боюся я Востока! —Отвечал Казбек, —Род людской там спит глубокоУж девятый век.Посмотри: в тени чинарыПену сладких винНа узорные шальварыСонный льет грузин;И склонясь в дыму кальянаНа цветной диван,У жемчужного фонтанаДремлет Тегеран.Вот у ног Ерусалима,Богом сожжена,Безглагольна, недвижимаМертвая страна;Дальше, вечно чуждый тени,Моет желтый НилРаскаленные ступениЦарственных могил.Бедуин забыл наездыДля цветных шатровИ поет, считая звезды,Про дела отцов.Все, что здесь доступно оку,Спит, покой ценя…Нет, не дряхлому ВостокуПокорить меня!»«Не хвались еще заране! —Молвил старый Шат, —Вот на севере в туманеЧто-то видно, брат!»Тайно был Казбек огромныйВестью той смущен;И, смутясь, на север темныйВзоры кинул он;И туда в недоуменьеСмотрит, полный дум:Видит странное движенье,Слышит звон и шум.От Урала до Дуная,До большой реки,Колыхаясь и сверкая,Движутся полки;Веют белые султаны,Как степной ковыль,Мчатся пестрые уланы,Подымая пыль;Боевые батальоныТесно в ряд идут,Впереди несут знамена,В барабаны бьют;Батареи медным строемСкачут и гремят,И, дымясь, как перед боем,Фитили горят.И, испытанный трудамиБури боевой,Их ведет, грозя очами,Генерал седой.Идут все полки могучи,Шумны, как поток,Страшно медленны, как тучи,Прямо на восток.И томим зловещей думой,Полный черных снов,Стал считать Казбек угрюмый —И не счел врагов.Грустным взором он окинулПлемя гор своих,Шапку[4] на брови надвинул —И навек затих.

Тамара

В глубокой теснине Дарьяла,Где роется Терек во мгле,Старинная башня стояла,Чернея на черной скале.В той башне высокой и теснойЦарица Тамара жила:Прекрасна, как ангел небесный,Как демон, коварна и зла.И там сквозь туман полуночиБлистал огонек золотой,Кидался он путнику в очи,Манил он на отдых ночной.И слышался голос Тамары:Он весь был желанье и страсть,В нем были всесильные чары,Была непонятная власть.На голос невидимой периШел воин, купец и пастух:Пред ним отворялися двери,Встречал его мрачный евнух.На мягкой пуховой постели,В парчу и жемчу́г убрана,Ждала она гостя… ШипелиПред нею два кубка вина.Сплетались горячие руки,Уста прилипали к устам,И странные, дикие звукиВсю ночь раздавалися там.Как будто в ту башню пустуюСто юношей пылких и женСошлися на свадьбу ночную,На тризну больших похорон.Но только что утра сияньеКидало свой луч по горам,Мгновенно и мрак и молчаньеОпять воцарялися там.Лишь Терек в теснине Дарьяла,Гремя, нарушал тишину;Волна на волну набегала,Волна погоняла волну;И с плачем безгласное телоСпешили они унести;В окне тогда что-то белело,Звучало оттуда: прости.И было так нежно прощанье,Так сладко тот голос звучал,Как будто восторги свиданьяИ ласки любви обещал.

Морская царевна

В море царевич купает коня;Слышит: «Царевич! взгляни на меня!»Фыркает конь и ушами прядет,Брызжет и плещет и дале плывет.Слышит царевич: «Я царская дочь!Хочешь провесть ты с царевною ночь?»Вот показалась рука из воды,Ловит за кисти шелко́вой узды.Вышла младая потом голова,В косу вплелася морская трава.Синие очи любовью горят;Брызги на шее, как жемчуг, дрожат.Мыслит царевич: «Добро же! постой!»За косу ловко схватил он рукой.Держит, рука боевая сильна:Плачет и молит и бьется она.К берегу витязь отважно плывет:Выплыл; товарищей громко зовет:«Эй вы! сходитесь, лихие друзья!Гляньте, как бьется добыча моя…Что ж вы стоите смущенной толпой?Али красы не видали такой?»Вот оглянулся царевич назад:Ахнул! померк торжествующий взгляд.Видит, лежит на песке золотомЧудо морское с зеленым хвостом;Хвост чешуею змеиной покрыт,Весь замирая, свиваясь, дрожит;Пена струями сбегает с чела,Очи одела смертельная мгла.Бледные руки хватают песок;Шепчут уста непонятный упрек…Едет царевич задумчиво прочь.Будет он помнить про царскую дочь!

Баллада

Над морем красавица дева сидитИ, к другу ласкаяся, так говорит:«Достань ожерелье, спустися на дно;Сегодня в пучину упало оно!Ты этим докажешь свою мне любовь!»Вскипела лихая у юноши кровь,И ум его обнял невольный недуг,Он в пенную бездну кидается вдруг.Из бездны перловые брызги летят,И волны теснятся, и мчатся назад,И снова приходят и о берег бьют,Вот милого друга они принесут.О счастье! он жив, он скалу ухватил,В руке ожерелье, но мрачен он был.Он верить боится усталым ногам,И влажные кудри бегут по плечам…«Скажи, не люблю иль люблю я тебя,Для перлов прекрасной и жизнь не щадя,По слову спустился на черное дно,В коралловом гроте лежало оно.Возьми!» – и печальный он взор устремилНа то, что дороже он жизни любил.Ответ был: «О милый, о юноша мой!Достань, если любишь, коралл дорогой».С душой безнадежной младой удалецПрыгнул, чтоб найти иль коралл, иль конец.Из бездны перловые брызги летят,И волны теснятся, и мчатся назад,И снова приходят и о берег бьют,Но милого друга они не несут.

Баллада

В избушке позднею пороюСлавянка юная сидит.Вдали багровой полосоюНа небе зарево горит…И, люльку детскую качая,Поет славянка молодая…«Не плачь, не плачь! иль сердцем чуешь,Дитя, ты близкую беду!..О, полно, рано ты тоскуешь:Я от тебя не отойду.Скорее мужа я утрачу.Дитя, не плачь! и я заплачу!Отец твой стал за честь и БогаВ ряду бойцов против татар,Кровавый след ему дорога,Его булат блестит, как жар.Взгляни, там зарево краснеет:То битва семя смерти сеет.Как рада я, что ты не в силахПонять опасности своей,Не плачут дети на могилах;Им чужд и стыд и страх цепей;Их жребий зависти достоин…»Вдруг шум – и в двери входит воин.Брада в крови, избиты латы.«Свершилось! – восклицает он, —Свершилось! торжествуй, проклятый!..Наш милый край порабощен,Татар мечи не удержали —Орда взяла, и наши пали».И он упал – и умираетКровавой смертию бойца.Жена ребенка поднимаетНад бледной головой отца:«Смотри, как умирают люди,И мстить учись у женской груди!..»

Два великана

В шапке золота литогоСтарый русский великанПоджидал к себе другогоИз далеких чуждых стран.За горами, за доламиУж гремел об нем рассказ,И помериться главамиЗахотелось им хоть раз.И пришел с грозой военнойТрехнедельный удалец, —И рукою дерзновеннойХвать за вражеский венец.Но улыбкой роковоюРусский витязь отвечал:Посмотрел – тряхнул главою…Ахнул дерзкий – и упал!Но упал он в дальнем мореНа неведомый гранит,Там, где буря на простореНад пучиною шумит.

Тростник

Сидел рыбак веселыйНа берегу реки,И перед ним по ветруКачались тростники.Сухой тростник он срезалИ скважины проткнул,Один конец зажал он,В другой конец подул.И будто оживленный,Тростник заговорил —То голос человекаИ голос ветра был.И пел тростник печально:«Оставь, оставь меня!Рыбак, рыбак прекрасный,Терзаешь ты меня!И я была девицей,Красавица была,У мачехи в темницеЯ некогда цвела,И много слез горючихНевинно я лила;И раннюю могилуБезбожно я звала.И был сынок любимецУ мачехи моей,Обманывал красавиц,Пугал честных людей.И раз пошли под вечерМы на берег крутойСмотреть на сини волны,На запад золотой.Моей любви просил он, —Любить я не могла,И деньги мне дарил он, —Я денег не брала;Несчастную сгубил он,Ударив в грудь ножом,И здесь мой труп зарыл онНа берегу крутом;И над моей могилойВзошел тростник большой,И в нем живут печалиДуши моей младой.Рыбак, рыбак прекрасный,Оставь же свой тростник,Ты мне помочь не в силах,А плакать не привык».

Русалка

1Русалка плыла по реке голубой,Озаряема полной луной;И старалась она доплеснуть до луныСеребристую пену волны.2И, шумя и крутясь, колебала рекаОтраженные в ней облака;И пела русалка – и звук ее словДолетал до крутых берегов.3И пела русалка: «На дне у меняИграет мерцание дня;Там рыбок златые гуляют стада;Там хрустальные есть города;4И там на подушке из ярких песковПод тенью густых тростниковСпит витязь, добыча ревнивой волны,Спит витязь чужой стороны.5Расчесывать кольца шелковых кудрейМы любим во мраке ночей,И в чело и в уста мы в полуденный часЦеловали красавца не раз.6Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем,Остается он хладен и нем;Он спит – и, склонившись на перси ко мне,Он не дышит, не шепчет во сне!..»7Так пела русалка над синей рекой,Полна непонятной тоской;И, шумно катясь, колебала рекаОтраженные в ней облака.

Алексей Константинович Толстой

Курган

В степи, на равнине открытой,Курган одинокий стоит;Под ним богатырь знаменитыйВ минувшие веки зарыт.В честь витязя тризну свершали,Дружина дралася три дня,Жрецы ему разом заклалиВсех жен и любимца коня.Когда же его схоронилиИ шум на могиле затих,Певцы ему славу сулили,На гуслях гремя золотых:«О витязь! делами твоимиГордится великий народ,Твое громоносное имяСтолетия все перейдет!И если курган твой высокийСровнялся бы с полем пустым,То слава, разлившись далеко,Была бы курганом твоим!»И вот миновалися годы,Столетия вслед протекли,Народы сменили народы,Лицо изменилось земли.Курган же с высокой главою,Где витязь могучий зарыт,Еще не сровнялся с землею,По-прежнему гордо стоит.А витязя славное имяДо наших времен не дошло…Кто был он? венцами какимиСвое он украсил чело?Чью кровь проливал он рекою?Какие он жег города?И смертью погиб он какою?И в землю опущен когда?Безмолвен курган одинокий…Наездник державный забыт,И тризны в пустыне широкойНикто уж ему не свершит!Лишь мимо кургана мелькаетСайгак, через поле скача,Иль вдруг на него налетает,Крилами треща, саранча.Порой журавлиная стая,Окончив подоблачный путь,К кургану шумит подлетая,Садится на нем отдохнуть.Тушканчик порою проскачетПо нем при мерцании дня,Иль всадник высоко маячитНа нем удалого коня.А слезы прольют разве тучи,Над степью плывя в небесах,Да ветер лишь свеет летучийС кургана забытого прах…

Василий Шибанов

Князь Курбский от царского гнева бежал,С ним Васька Шибанов, стремянный.Дороден был князь. Конь измученный пал.Как быть среди ночи туманной?Но рабскую верность Шибанов храня,Свого отдает воеводе коня:«Скачи, князь, до вражьего стану,Авось я пешой не отстану».И князь доскакал. Под литовским шатромОпальный сидит воевода,Стоят в изумленье литовцы кругом,Без шапок толпятся у входа,Всяк русскому витязю честь воздает;Недаром дивится литовский народ,И ходят их головы кругом:«Князь Курбский нам сделался другом».Но князя не радует новая честь,Исполнен он желчи и злобы;Готовится Курбский царю перечестьДуши оскорбленной зазнобы:«Что долго в себе я таю и ношу,То все я пространно к царю напишу,Скажу напрямик, без изгиба,За все его ласки спасибо».И пишет боярин всю ночь напролет,Перо его местию дышит,Прочтет, улыбнется, и снова прочтет,И снова без отдыха пишет,И злыми словами язвит он царя,И вот уж, когда занялася заря,Поспело ему на отрадуПослание, полное яду.Но кто ж дерзновенные князя словаОтвезть Иоанну возьмется?Кому не люба на плечах голова,Чье сердце в груди не сожмется?Невольно сомненья на князя нашли…Вдруг входит Шибанов в поту и в пыли:«Князь, служба моя не нужна ли?Вишь, наши меня не догнали!»И в радости князь посылает раба,Торопит его в нетерпенье:«Ты телом здоров, и душа не слаба,А вот и рубли в награжденье!»Шибанов в ответ господину: «Добро!Тебе здесь нужнее твое серебро,А я передам и за мукиПисьмо твое в царские руки».Звон медный несется, гудит над Москвой;Царь в смирной одежде трезвонит;Зовет ли обратно он прежний покойИль совесть навеки хоронит?Но часто и мерно он в колокол бьет,И звону внимает московский народ,И молится, полный боязни,Чтоб день миновался без казни.В ответ властелину гудят терема,Звонит с ним и Вяземский лютый,Звонит всей опрични кромешная тьма,И Васька Грязной, и Малюта,И тут же, гордяся своею красой,С девичьей улыбкой, с змеиной душой,Любимец звонит Иоаннов,Отверженный Богом Басманов.Царь кончил; на жезл опираясь, идет,И с ним всех окольных собранье.Вдруг едет гонец, раздвигает народ,Над шапкою держит посланье.И спрянул с коня он поспешно долой,К царю Иоанну подходит пешойИ молвит ему, не бледнея:«От Курбского князя Андрея!»И очи царя загорелися вдруг:«Ко мне? От злодея лихого?Читайте же, дьяки, читайте мне вслухПосланье от слова до слова!Подай сюда грамоту, дерзкий гонец!»И в ногу Шибанова острый конецЖезла своего он вонзает,Налег на костыль – и внимает:«Царю, прославляему древле от всех,Но тонущу в сквернах обильных!Ответствуй, безумный, каких ради грехПобил еси добрых и сильных?Ответствуй, не ими ль, средь тяжкой войны,Без счета твердыни врагов сражены?Не их ли ты мужеством славен?И кто им бысть верностью равен?Безумный! Иль мнишись бессмертнее нас,В небытную ересь прельщенный?Внимай же! Приидет возмездия час,Писанием нам предреченный,И аз, иже кровь в непрестанных бояхЗа тя, аки воду, лиях и лиях,С тобой пред судьею предстану!»Так Курбский писал к Иоанну.Шибанов молчал. Из пронзенной ногиКровь алым струилася током,И царь на спокойное око слугиВзирал испытующим оком.Стоял неподвижно опричников ряд;Был мрачен владыки загадочный взгляд,Как будто исполнен печали:И все в ожиданье молчали.И молвил так царь: «Да, боярин твой прав,И нет уж мне жизни отрадной,Кровь добрых и сильных ногами поправ,Я пес недостойный и смрадный!Гонец, ты не раб, но товарищ и друг,И много, знать, верных у Курбского слуг,Что выдал тебя за бесценок!Ступай же с Малютой в застенок!»Пытают и мучат гонца палачи,Друг к другу приходят на смену:«Товарищей Курбского ты уличи,Открой их собачью измену!»И царь вопрошает: «Ну что же гонец?Назвал ли он вора друзей наконец?»«Царь, слово его все едино:Он славит свого господина!»День меркнет, приходит ночная пора,Скрыпят у застенка ворота,Заплечные входят опять мастера,Опять зачалася работа.«Ну, что же, назвал ли злодеев гонец?»«Царь, близок ему уж приходит конец,Но слово его все едино,Он славит свого господина:“О князь, ты, который предать меня могЗа сладостный миг укоризны,О князь, я молю, да простит тебе БогИзмену твою пред отчизной!Услышь меня, Боже, в предсмертный мой час,Язык мой немеет, и взор мой угас,Но в сердце любовь и прощенье,Помилуй мои прегрешенья!Услышь меня, Боже, в предсмертный мойчас,Прости моего господина!Язык мой немеет, и взор мой угас,Но слово мое все едино:За грозного, Боже, царя я молюсь,За нашу святую, великую Русь,И твердо жду смерти желанной!”».Так умер Шибанов, стремянный.

Змей Тугарин

1Над светлым Днепром, средь могучих бояр,Близ стольного Киева-града,Пирует Владимир, с ним молод и стар,И слышен далеко звон кованых чар —Ой ладо, ой ладушки-ладо!2И молвит Владимир: «Что ж нету певцов?Без них мне и пир не отрада!»И вот незнакомый из дальних рядовПевец выступает на княжеский зов —Ой ладо, ой ладушки-ладо!3Глаза словно щели, растянутый рот,Лицо на лицо не похоже,И выдались скулы углами вперед,И ахнул от ужаса русский народ:«Ой рожа, ой страшная рожа!»4И начал он петь на неведомый лад:«Владычество смелым награда!Ты, княже, могуч и казною богат,И помнит ладьи твои дальний Царьград —Ой ладо, ой ладушки-ладо!5Но род твой не вечно судьбою храним,Настанет тяжелое время,Обнимут твой Киев и пламя и дым,И внуки твои будут внукам моимДержать золоченое стремя!»6И вспыхнул Владимир при слове таком,В очах загорелась досада —Но вдруг засмеялся – и хохот кругомВ рядах прокатился, как по небу гром, —Ой ладо, ой ладушки-ладо!7Смеется Владимир, и с ним сыновья,Смеется, потупясь, княгиня,Смеются бояре, смеются князья,Удалый Попович, и старый Илья,И смелый Никитич Добрыня.8Певец продолжает: «Смешна моя вестьИ вашему уху обидна?Кто мог бы из вас оскорбление снесть?Бесценное русским сокровище честь,Их клятва: Да будет мне стыдно!9На вече народном вершится их суд,Обиды смывает с них поле —Но дни, погодите, иные придут,И честь, государи, заменит вам кнут,А вече – каганская воля!»10«Стой! – молвит Илья, – твой хоть голоси чист,Да песня твоя не пригожа!Был вор Соловей, как и ты, голосист,Да я пятерней приглушил его свист —С тобой не случилось бы то же!»11Певец продолжает: «И время придет,Уступит наш хан христианам,И снова подымется русский народ,И землю единый из вас соберет,Но сам же над ней станет ханом!12И в тереме будет сидеть он своем,Подобен кумиру средь храма,И будет он спины вам бить батожьем,А вы ему стукать да стукать челом —Ой срама, ой горького срама!»13«Стой! – молвит Попович, – хоть дюжийтвой рост,Но слушай, поганая рожа:Зашла раз корова к отцу на погост,Махнул я ее через крышу за хвост —Тебе не было́ бы того же!»14Но тот продолжает, осклабивши пасть:«Обычай вы наш переймете,На честь вы поруху научитесь класть,И вот, наглотавшись татарщины всласть,Вы Русью ее назовете!15И с честной поссоритесь вы стариной,И, предкам великим на сором,Не слушая голоса крови родной,Вы скажете: «Станем к варягам спиной,Лицом повернемся к обдорам!»16«Стой! – молвит, поднявшись, Добрыня, —не смейПророчить такого нам горя!Тебя я узнал из негодных речей:Ты старый Тугарин, поганый тот змей,Приплывший от Черного моря!17На крыльях бумажных, ночною поройТы часто вкруг Киева-градаЛетал и шипел, но тебя не впервойПопотчую я калено́ю стрелой —Ой ладо, ой ладушки-ладо!»18И начал Добрыня натягивать лук,И вот, на потеху народу,Струны богатырской послышавши звук,Во змея певец перекинулся вдругИ с шипом бросается в воду.19«Тьфу, гадина! – молвил Владимир и носЗажал от несносного смрада, —Чего уж он в скаредной песне не нес,Но, благо, удрал от Добрынюшки, пес, —Ой ладо, ой ладушки-ладо!»20А змей, по Днепру расстилаясь, плывет,И, смехом преследуя гада,По нем улюлюкает русский народ:«Чай, песни теперь уже нам не споет —Ой ладо, ой ладушки-ладо!»21Смеется Владимир: «Вишь, выдумал намКаким угрожать он позором!Чтоб мы от Тугарина приняли срам!Чтоб спины подставили мы батогам!Чтоб мы повернулись к обдорам!22Нет, шутишь! Живет наша русская Русь!Татарской нам Руси не надо!Солгал он, солгал, перелетный он гусь,За честь нашей родины я не боюсь —Ой ладо, ой ладушки-ладо!23А если б над нею беда и стряслась,Потомки беду перемогут!Бывает, – примолвилсвет-солнышко-князь, —Неволя заставит пройти через грязь —Купаться в ней свиньи лишь могут!24Подайте ж мне чару большую мою,Ту чару, добытую в сече,Добытую с ханом хозарским в бою, —За русский обычай до дна ее пью,За древнее русское вече!25За вольный, за честный славянский народ!За колокол пью Новаграда!И если он даже и в прах упадет,Пусть звон его в сердце потомков живет —Ой ладо, ой ладушки-ладо!26Я пью за варягов, за дедов лихих,Кем русская сила подъята,Кем славен наш Киев, кем грек приутих,За синее море, которое их,Шумя, принесло от заката!»27И выпил Владимир – и разом кругом,Как плеск лебединого стада,Как летом из тучи ударивший гром,Народ отвечает: «За князя мы пьем!Ой ладо, ой ладушки-ладо!28Да правит по-русски он русский народ,А хана нам даром не надо!И если настанет година невзгод,Мы верим, что Русь их победно пройдет, —Ой ладо, ой ладушки-ладо!»29Пирует Владимир со светлым лицом,В груди богатырской отрада,Он верит: победно мы горе пройдем,И весело слышать ему над Днепром:«Ой ладо, ой ладушки-ладо!»30Пирует с Владимиром сила бояр,Пируют посадники града,Пирует весь Киев, и молод и стар,И слышен далеко звон кованых чар —Ой ладо, ой ладушки-ладо!

Песня о Гаральде и Ярославне

1Гаральд в боевое садится седло,Покинул он Киев державный,Вздыхает дорогою он тяжело:«Звезда ты моя, Ярославна!2Надежд навсегда миновала пора!Твой слышал, княжна, приговор я!Узнают же вес моего топораОт края до края поморья!»3И Русь оставляет Гаральд за собой,Плывет он размыкивать гореТуда, где арабы с норманнами бойВедут на земле и на море.4В Мессине он им показал свой напор,Он рубит их в битве неравнойИ громко взывает, подъемля топор:«Звезда ты моя, Ярославна!»5Дает себя знать он и грекам в бою,И Генуи выходцам вольным,Он на море бьется, ладья о ладью,Но мысль его в Киеве стольном.6Летает он по морю сизым орлом,Он чайкою в бурях пирует,Трещат корабли под его топором —По Киеву сердце тоскует.7Веселая то для дружины пора,Гаральдовой силе нет равной —Но в мысли спокойные воды Днепра,Но в сердце княжна Ярославна.8Нет, видно ему не забыть уж о ней,Не вымучить счастья иного —И круто он бег повернул кораблейИ к северу гонит их снова.9Он на берег вышел, он сел на коня,Он в зелени едет дубравной —«Полюбишь ли, девица, ныне меня,Звезда ты моя, Ярославна?»10И в Киев он стольный въезжает, крестясь;Там, гостя радушно встречая,Выходит из терема ласковый князь,А с ним и княжна молодая.11«Здорово, Гаральд! Расскажи, из какойНа Русь воротился ты дали?Замешкался долго в земле ты чужой,Давно мы тебя не видали!»12«Я, княже, уехал, любви не стяжав,Уехал безвестный и бедный;Но ныне к тебе, государь Ярослав,Вернулся я в славе победной!13Я город Мессину в разор разорил,Разграбил поморье Царьграда,Ладьи жемчугом по края нагрузил,А тканей и мерить не надо!14Ко древним Афинам, как ворон, молваНеслась пред ладьями моими,На мраморной лапе пирейского льваМечом я насек мое имя!15Прибрежья, где черный мой стяг прошумел,Сикилия, Понт и Эллада,Вовек не забудут Гаральдовых дел,Набегов Гаральда Гардрада!16Как вихорь обмел я окрайны морей,Нигде моей славе нет равной!Согласна ли ныне назваться моей,Звезда ты моя, Ярославна?»17В Норвегии праздник веселый идет:Весною, при плеске народа,В ту пору, как алый шиповник цветет,Вернулся Гаральд из похода.18Цветами его корабли обвиты,От сеч отдыхают варяги,Червленые берег покрыли щиты,И с черными вранами стяги.19В ладьях отовсюду к шатрам парчевымПричалили вещие скальдыИ славят на арфах, один за другим,Возврат удалого Гаральда.20А сам он у моря, с веселым лицом,В хламиде и в светлой короне,Норвежским избра́нный от всех королем,Сидит на возвышенном троне.21Отборных и гридней и отроков ройВластителю служит уставно,В царьградском наряде, в короне златой,С ним рядом сидит Ярославна.22И, к ней обращаясь, Гаральд говоритС любовью в сияющем взоре:«Все, что пред тобою цветет и блестит,И берег, и синее море,23Цветами убра́нные те корабли,И грозные замков твердыни,И людные веси норвежской земли,И всё, чем владею я ныне,24И слава, добытая в долгой борьбе,И самый венец мой державный,И все, чем я бранной обязан судьбе, —Все то я добыл лишь на вено тебе,Звезда ты моя, Ярославна!»

Три побоища

1Ярились под Киевом волны Днепра,За тучами тучи летели,Гроза бушевала всю ночь до утра —Княгиня вскочила с постели,2Вскочила княгиня в испуге от сна,Волос не заплетши, умылась,Пришла к Изяславу, от страха бледна:«Мне, княже, недоброе снилось!3Мне снилось: от берега норской земли,Где плещут варяжские волны,На саксов готовятся плыть корабли,Варяжскими гриднями полны.4То сват наш Гаральд собирается плыть —Храни его Бог от напасти! —Мне виделось: воронов черная ратьУселася с криком на снасти.5И бабище будто на камне сидит,Считает суда и смеется:«Плывите, плывите! – она говорит, —Домой ни одно не вернется!6Гаральда-варяга в Британии ждетСаксонец-Гаральд, его тезка;Червонного меду он вам поднесетИ спать вас уложит он жестко!»7И дале мне снилось: у берега там,У норской у пристани главной,Сидит, волоса раскидав по плечам,Золовка сидит Ярославна.8Глядит, как уходят в туман парусаС Гаральдовой силою ратной,И плачет и рвет на себе волоса,И кличет Гаральда обратно…9Проснулася я – и доселе вдалиВсе карканье воронов внемлю —Прошу тебя, княже, скорее пошлиПроведать в ту норскую землю!»10И только княгиня домолвила речь,Невестка их, Гида, вбежала;Жемчужная бармина падает с плеч,Забыла надеть покрывало.11«Князь-батюшка-деверь, испугана я,Когда бы беды не случилось!Княгиня-невестушка, лебедь моя,Мне ночесь недоброе снилось!12Мне снилось: от берега франкской земли,Где плещут нормандские волны,На саксов готовятся плыть корабли,Нормандии рыцарей полны.13То князь их Вильгельм собирается плыть —Я будто слова его внемлю, —Он хочет отца моего погубить,Присвоить себе его землю!14И бабище злое бодрит его рать,И молвит: «Я воронов стаюПрикликаю саксов заутра клевать,И ветру я вам намахаю!»15И пологом стала махать на суда,На каждом ветрило надулось,И двинулась всех кораблей череда —И тут я в испуге проснулась».16И только лишь Гида домолвила речь,Бежит, запыхаяся, гриден:«Бери, государь, поскорее свой меч,Нам ворог под Киевом виден!17На вышке я там, за рекою, стоял,Стоял на слуху́ я, на страже,Я многие тысячи их насчитал:То половцы близятся, княже!»18На бой Изяслав созывает сынов,Он братьев скликает на сечу,Он трубит к дружине – ему не до снов, —Он половцам едет навстречу.19По синему морю клубится туман,Всю даль облака застилают,Из разных слетаются во́роны стран,Друг друга, кружась, вопрошают:20«Откуда летишь ты? поведай-ка нам!» —«Лечу я от города Йорка!На битву обоих Гаральдов я тамСмотрел из подне́бесья зорко.21Был целою выше варяг головой,Чернела как туча кольчуга,Свистел его в саксах топор боевой,Как в листьях осенняя вьюга;22Копнами разил он тела на тела,Кровь до моря с поля струилась, —Пока, провизжав, не примчалась стрелаИ в горло ему не вонзилась.23Упал он, почуя предсмертную тьму,Упал он, как пьяный, на брашно;Хотел я спуститься на темя ему,Но очи глядели так страшно!24И долго над местом кружился я тем,И поздней дождался я ночи,И сел я варягу Гаральду на шлемИ выклевал грозные очи!»25По синему морю клубится туман,Слетается воронов боле:«Откуда летишь ты?» – «Я кровию пьян,Лечу от Гастингского поля!26Не стало у саксов вчера короля.Лежит меж своих он, убитый,Пирует норманн, его землю деля,И мы пировали там сыто!27Победно от Йорка шла сакская рать,Теперь они смирны и тихи,И труп их Гаральда не могут сыскатьМеж трупов бродящие мнихи.28Но сметил я место, где наземь он пал,И битва когда отшумела,И месяц как щит над побоищем встал,Я сел на Гаральдово тело;29Недвижные были черты хороши,Нахмурены гордые брови, —Любуясь на них, я до жадной душиНапился Гаральдовой крови!»30По синему морю клубится туман,Всю даль облака застилают,Из разных слетаются во́роны стран,Друг друга, кружась, вопрошают:31«Откуда летишь ты?» – «Из русской земли!Я был на пиру, в Заднепровье;Там все Изяслава полки полегли,Все поле упитано кровью!32С рассветом на половцев князь ИзяславТам выехал, грозен и злобен,Свой меч двоеручный высоко подъяв,Святому Георгью подобен;33Но к ночи, руками за гриву держась,Конем увлекаемый с бою,Уж по полю мчался израненный князьС закинутой навзничь главою;34И, каркая, долго летел я над нимИ ждал, чтоб он на́земь свалился,Но был он, должно быть, судьбою хранимИль Богу, скача, помолился;35Упал лишь над самым Днепром он с коня,В ладью рыбаки его взяли,А я полетел, неудачу кляня,Туда, где другие лежали».36Поют во Софийском соборе попы,По князе идет панихида,Рыдает княгиня средь плача толпы,Рыдает Гаральдовна Гида.37И с ними другого Гаральда вдоваРыдает, стеня, Ярославна,Рыдает: «О, горе! зачем я жива,Коль сгинул Гаральд мой державный!»38И Гида рыдает: «О, горе! убитОтец мой, норманном сраженный!В плену его веси, и взяты на щитСаксонские девы и жены!»39Княгиня рыдает: «О князь Изяслав!В неравном посечен ты споре!Победы обычной в бою не стяжав,Погиб ты, о, горе, о, горе!»40Печерские иноки, выстроясь в ряд,Протяжно поют: аллилуйя!А братья княжие друг друга корят,И жадные во́роны с кровель глядят,Усобицу близкую чуя…

Боривой

Поморское сказание

1К делу церкви сердцем рьяный,Папа шлет в Роскильду словоИ поход на бодричаныПроповедует крестовый:2«Встаньте! Вас теснят не в меруТе язычники лихие,Подымайте стяг за веру —Отпускаю вам грехи я.3Генрик Лев на бой великийУж поднялся, мною званный,Он идет от БрунзовикаГрянуть с тылу в бодричаны.4Все, кто в этом деле сгинет,Кто падет под знаком крестным,Прежде, чем их кровь остынет, —Будет в Царствии Небесном».5И лишь зов проникнул в дони,Первый встал епископ Эрик;С ним монахи, вздевши брони,Собираются на берег.6Дале Свен пришел, сын Нилса,В шишаке своем крылатом;С ним же вместе ополчилсяВикинг Кнут, сверкая златом;7Оба царственного рода,За престол тягались оба,Но для славного походаПрервана меж ними злоба.8И, как птиц приморских стая,Много панцирного люду,И грохоча, и блистая,К ним примкнулось отовсюду.9Все струги, построясь рядом,Покидают вместе берег,И, окинув силу взглядом,Говорит епископ Эрик:10«С нами Бог! Склонил к нам папаПреподобного Егорья, —Разгромим теперь с нахрапаВсе славянское поморье!»11Свен же молвит: «В бранном спореНе боюся никого я,Лишь бы только в синем мореНам не встретить Боривоя».12Но, смеясь, с кормы высокойМолвит Кнут: «Нам нет препоны:Боривой теперь далёкоБьется с немцем у Арконы!»13И в веселии все трое,С ними грозная дружина,Все плывут в могучем строеК башням города Волына.14Вдруг, поднявшись над кормою,Говорит им Свен, сын Нилса:«Мне сдалось: над той скалоюСловно лес зашевелился».15Кнут, вглядевшись, отвечает:«Нет, не лес то шевелится —Щёгол множество кивает,О косицу бьет косица».16Встал епископ торопливо,С удивлением во взоре:«Что мне чудится за диво:Кони ржут на синем море!»17Но епископу в смятеньеОтвечает бледный инок:«То не ржанье – то гуденьеБоривоевых волынок».18И внезапно, где играютВсплески белые прибоя,Из-за мыса выбегаютВолнорезы Боривоя.19Расписными парусамиМоре синее покрыто,Развилось по ветру знамяИз божницы Святовита,20Плещут весла, блещут брони,Топоры звенят стальные,И, как бешеные кони,Ржут волынки боевые.21И, начальным правя дубом,Сам в чешуйчатой рубахе,Боривой кивает чубом:«Добрый день, отцы монахи!22Я вернулся из Арконы,Где поля от крови рдеют,Но немецкие знаменаПод степами уж не веют.23В клочья ту порвавши лопать,Заплатили долг мы немцамИ пришли теперь отхлопатьВас по бритым по гуменцам!»24И под всеми парусамиОн ударил им навстречу:Сшиблись вдруг ладьи с ладьями —И пошла меж ними сеча.25То взлетая над волнами,То спускаяся в пучины,Бок о бок сцепясь баграми,С криком режутся дружины;26Брызжут искры, кровь струится,Треск и вопль в бою сомкнутом,До заката битва длится, —Не сдаются Свен со Кнутом.27Но напрасы их усилья:От ударов тяжкой сталиПозолоченные крыльяС шлема Свена уж упали;28Пронзена в жестоком спореКнута крепкая кольчуга,И бросается он в мореС опрокинутого струга;29А епископ Эрик в схваткеНад собой погибель чуя,Перепрыгнул без оглядкиИз своей ладьи в чужую;30Голосит: «Не пожалеюНа икону ничего я,Лишь в Роскильду поскорееМне б уйти от Боривоя!»31И гребцы во страхе тоже,Силу рук своих удвоя,Голосят: «Спаси нас, Боже,Защити от Боривоя!»32«Утекай, клобучье племя! —Боривой кричит вдогоню, —Вам вздохнуть не давши время,Скоро сам я буду в дони!33К вам средь моря иль средь сушиПроложу себе дорогуИ заране ваши душиОбрекаю Чернобогу!»34Худо доням вышло, худоВ этой битве знаменитой;В этот день морские чудаНажрались их трупов сыто,35И ладей в своем простореОпрокинутых немалоПочервоневшее мореВверх полозьями качало.36Генрик Лев, идущий смелоНа Волын к потехе ратной,Услыхав про это дело,В Брунзовик пошел обратно.37И от бодричей до Ретры,От Осны до Дубовика,Всюду весть разносят ветрыО победе той великой.38Шумом полн Волын веселым,Вкруг Перуновой божницыХороводным ходят коломДев поморских вереницы;39А в Роскильдовском собореСобираются монахи,Восклицают: «Горе, горе!»И молебны служат в страхе,40И епископ с клирной силой,На коленях в церкви стоя,Молит: «Боже, нас помилуй,Защити от Боривоя!»

Иван Сергеевич Тургенев