И земной полубог
Пир устроить велит.
Золотая волна
Дорогого вина
Нежит чувства и кровь;
Звуки лир, юных дев
Сладострастный напев
Возжигают любовь.
Упоен, восхищен,
Царь на троне сидит —
И торжественный трон
И блестит и горит…
Вдруг – неведомый страх
У царя на челе
И унынье в очах,
Обращенных к стене.
Умолкает звук лир
И веселых речей,
И расстроенный пир
Видит (ужас очей!):
Огневая рука
Исполинским перстом
На стене пред царем
Начертала слова…
И никто из мужей,
И царевых гостей,
И искусных волхвов
Силы огненных слов
Изъяснить не возмог.
И земной полубог
Омрачился тоской…
И еврей молодой
К Валтасару предстал
И слова прочитал:
Мани, фекел, фарес!
Вот слова на стене,
Волю Бога с небес
Возвещают оне.
Мани значит: монарх.
Кончил царствовать ты!
Град у персов в руках —
Смысл середней черты;
Фарес – третье – гласит:
Ныне будешь убит!..
Рек – исчез… Изумлен,
Царь не верит мечте.
Но чертог окружен
И… он мертв на щите!..
Поражение Сеннахериба
1Ассири яне шли, как на стадо волки,В багреце их и в злате сияли полки,И без счета их копья сверкали окрест,Как в волнах галилейских мерцание звезд.2Словно листья дубравные в летние дни,Еще вечером так красовались они;Словно листья дубравные в вихре зимы,Их к рассвету лежали рассеяны тьмы.3Ангел смерти лишь на ветер крылья простерИ дохнул им в лицо – и померкнул их взор,И на мутные очи пал сон без конца,И лишь раз поднялись и остыли сердца.4Вот расширивший ноздри повергнутый конь,И не пышет из них гордой силы огонь,И как хладная влага на бреге морском,Так предсмертная пена белеет на нем.5Вот и всадник лежит, распростертый во прах,На броне его ржа и роса на власах;Безответны шатры, у знамен ни раба,И не свищет копье, и не трубит труба.6И Ассирии вдов слышен плач на весь мир,И во храме Ваала низвержен кумир,И народ, не сраженный мечом до конца,Весь растаял, как снег, перед блеском Творца!
Сша
Генри Уодсворт Лонгфелло
Сон негра
Измучен зноем и трудом,Он наземь бросился ничком.Недвижно рис над ним стоял.Палимый зноем, он дремал…То был ли бред, то был ли сон —Родимый край увидел он.Увидел он: в степи глухойНесется Нигер голубой;Под сенью пальм стоят шатры;К ним караван ползет с горы,И люди веселы кругом;Он в том народе был царем.Среди цветов стоит жена,Толпой детей окружена;И дети к ней, ласкаясь, льнутИ в лес – отца искать – зовут…И вот – сквозь сон, горячий сон —В бреду заплакал тихо он…И снова чудится во сне:На борзом мчится он коне,Как вольный вихорь конь летит,Взбивая прах из-под копыт,Златою сбруею звеня, —И сабля бьет в бока коня…Что миг – свободней дышит грудь!Что шаг – торжественнее путь!Всё ближе горы. Лев рычит,Кричит гиена, змей свистит,И тяжело по тростникамИдет к реке гиппопотам.Под небом темно-голубымФламинго красный, перед нимНесясь вдали, крылами бьет,Как знамя красное, – и вотЕму открылся кафров станИ в очи глянул океан!И встал он там, и слышит вдруг:Подобный трубам, мощный звукПоколебал и дол, и лес,И глубь пустынь, и глубь небес…То звал к свободе из оковВеликий дух своих сынов.И вздрогнул он, услыша клич…И уж не чувствовал, как бичПо нем скользнул и как ногойЕго толкнул хозяин злой,Как он, сдавив досады вздох,Пробормотал потом: «Издох!..» Эдгар Аллан По
Аннабель Ли
Это было давно, это было давно,В королевстве приморской земли:Там жила и цвела та, что звалась всегда,Называлась Аннабель Ли, —Я любил, был любим, мы любили вдвоем,Только этим мы жить и могли.И, любовью дыша, были оба детьмиВ королевстве приморской земли.Но любили мы больше, чем любят в любви, —Я и нежная Аннабель Ли.И, взирая на нас, серафимы небесТой любви нам простить не могли.Оттого и случилось когда-то давно,В королевстве приморской земли:С неба ветер повеял холодный из туч,Он повеял на Аннабель Ли;И родные толпою печальной сошлисьИ ее от меня унесли,Чтоб навеки ее положить в саркофаг,В королевстве приморской земли.Половины такого блаженства узнатьСерафимы в раю не могли, —Оттого и случилось (как ведомо всемВ королевстве приморской земли):Ветер ночью повеял холодный из туч —И убил мою Аннабель Ли.Но, любя, мы любили сильней и полнейТех, что старости бремя несли,Тех, что мудростью нас превзошли, —И ни ангелы неба, ни демоны тьмыРазлучить никогда не могли,Не могли разлучить мою душу с душойОбольстительной Аннабель Ли.И всегда луч луны навевает мне сныО пленительной Аннабель Ли;И зажжется ль звезда, вижу очи всегдаОбольстительной Аннабель Ли;И в мерцаньи ночей я все с ней, я все с ней,С незабвенной – с невестой —с любовью моей, —Рядом с ней распростерт я вдали,В саркофаге приморской земли. Франция
Франсуа-Огюст Паради де Монкриф
Алина и Альсим
Зачем, зачем вы разорвалиСоюз сердец?Вам розно быть! вы им сказали, —Всему конец.Что пользы в платье золотоеСебя рядить?Богатство на земле прямоеОдно: любить.Когда случится, жизни в цвете,Сказать душойЕму: ты будь моя на свете;А ей: ты мой;И вдруг придется для другогоЛюбовь забыть —Что жребия страшней такого?И льзя ли жить?Алина матери призналась:«Мне мил Альсим;Давно я втайне поменяласьДушою с ним;Давно люблю ему сказала;Дай счастье нам». —«Нет, дочь моя, за генералаТебя отдам».И в монастырь Святой ИриныОтвозит дочь.Тоска-печаль в душе АлиныИ день и ночь.Три года длилося изгнанье;Не усладилНи разу друг ее страданье:Но все ей мил.Однажды… о! как свет коварен!..Сказала мать:«Любовник твой неблагодарен»,И ей читатьОна дает письмо Альсима.Его черты:Прости; другая мной любима;Свободна ты.Готово все: жених приходит;Идут во храм;Вокруг налоя их обводитСвященник там.Увы! Алина, что с тобою?Кто твой супруг?Ты сердца не дала с рукою —В нем прежний друг.Как смирный агнец на закланье,Вся убрана;Вокруг веселье, ликованье —Она грустна.Алмазы, платья, ожерельяЕй мать дарит:Напрасно… прежнего весельяНе возвратит.Но как же дни свои смиренноВедет она!Вся жизнь семье уединеннойПосвящена.Алины сердце покорилосьСудьбе своей;Супругу ж то, что сохранилосьОт сердца ей.Но все по-прежнему печалиДуша полна;И что бы взоры ни встречали, —Все мысль одна.Так, безутешная, томилаПять лет себя,Все упрекая, что любила,И все любя.Разлуки жизнь воспоминанье;Им полон свет;Хотеть прогнать его – страданье,А пользы нет.Всё поневоле улетаемК мечте своей;Твердя: забудь! напоминаемДуше об ней.Однажды, приуныв, АлинаСидела; вдругКупца к ней вводит армянинаЕе супруг.«Вот цепи, дорогие шали,Жемчуг, коралл;Они лекарство от печали;Я так слыхал.На что нам деньги? На веселье.Кому их жаль?Купи, что хочешь: ожерелье,Цепочку, шальИли жемчуг у армянина;Вот кошелек;Я скоро возвращусь, Алина;Прости, дружок».Товары перед ней открывши,Купец молчит;Алина, голову склонивши,Как не глядит.Он, взор потупя, разбираетЖемчуг, алмаз;Подносит молча; но вздыхаетОн каждый раз.Блистала красота младаяВ его чертах;Но бледен; борода густая;Печаль в глазах.Мила для взора живость цвета,Знак юных дней;Но бледный цвет, тоски примета,Еще милей.Она не видит, не внимает —Мысль далеко.Но часто, часто он вздыхает,И глубоко.Что (мыслит) он такой унылый?Чем огорчен?Ах! если потерял, что мило,Как жалок он!«Скажи, что сделалось с тобою?О чем печаль?Не от любви ль?.. Ах! Всей душоюТебя мне жаль». —«Что пользы! Горя нам словамиНе утолить;И невозвратного слезамиНе возвратить.Одно сокровище бесценноЯ в мире знал;Подобного Творец вселеннойНе создавал.И я одно имел в предмете:Им обладать.За то бы рад был все на свете —И жизнь отдать.Как было сладко любоватьсяИм в день сто раз!И в мыслях я не мог расстатьсяС ним ни на час.Но року вздумалось лихомуМне повредитьИ счастие мое другомуС ним подарить.Всех в жизни радостей лишенный,С моей тоскойЯ побежал, как осужденный,На край земной:Но ах! от сердца то, что мило,Кто оторвет?Что раз оно здесь полюбило,С тем и умрет».«Скажи же, что твоя утрата?Златой бокал?» —«О нет: оно милее злата». —«Рубин, коралл?» —«Не тяжко потерять их». – «Что же?Царев алмаз?» —«Нет, нет, алмазов всех дорожеОно сто раз.С тех пор, как я все то, что льстило,В нем погубил,Я сам на память образ милыйИзобразил.И на черты его прелестныСмотрю в слезах:Мои все блага поднебесныВ его чертах».Алина слушала унылоЕго рассказ.«Могу ль на этот образ милыйВзглянуть хоть раз?»Алине молча, как убитый,Он подаетПарчою досканец обвитый,Сам слезы льет.Алина робкою рукоюПарчу сняла;Дощечка с надписью златою;Она прочла:Здесь все, что я, осиротелый,Моим зову;Что мне от счастья уцелело;Все, чем живу.Дощечку с трепетом раскрыла —И что же там?Что новое судьба явилаЕе очам?Дрожит, дыханье прекратилось…Какой предмет!И в ком бы сердце не смутилось?..Ее портрет.«Алина, пробудись, друг милый;С тобою я.Ничто души не изменило;Она твоя.В последний раз: люблю Алину,Пришел сказать;Тебя покинув, жизнь покину,Чтоб не страдать».Алина с горем и тоскоюЕму в ответ:«Альсим, я верной быть женоюДала обет.Хоть долг и тяжкий и постылый:Все покорись;А ты – не умирай, мой милый;Но… удались».Алине руку на прощаньеОн подает:Она берет ее в молчаньеИ к сердцу жмет.Вдруг входит муж; как в исступленьеОн задрожалИ им во грудь в одно мгновеньеВонзил кинжал.Альсима нет; Алина дышит:«Невинна я(Так говорит), Всевышний слышитНас судия.За что ж рука твоя пронзилаАлине грудь?Но Бог с тобой; я все простила;Ты все забудь».Убийца с той поры томитсяИ ночь и день:Повсюду вслед за ним влачитсяАлины тень;Обагрена кровавым токомВся грудь ея;И говорит ему с упреком:«Невинна я».
Эварист-Дезире де Парни
Прозерпина
Плещут волны Флегетона,Своды Тартара дрожат;Кони бледного ПлутонаБыстро к нимфам ПелионаИз Аида бога мчат.Вдоль пустынного заливаПрозерпина вслед за ним,Равнодушна и ревнива,Потекла путем одним.Пред богинею коленаРобко юноша склонил.И богиням льстит измена:Прозерпине смертный мил.Ада гордая царицаВзором юношу зовет,Обняла, и колесницаУж к Аиду их несет;Мчатся, облаком одеты;Видят вечные луга,Элизей и томной ЛетыУсыпленные брега.Там бессмертье, там забвенье, —Там утехам нет конца.Прозерпина в упоенье,Без порфиры и венца,Повинуется желаньям,Предает его лобзаньямСокровенные красы,В сладострастной неге тонет,И молчит, и томно стонет…Но бегут любви часы;Плещут волны Флегетона,Своды Тартара дрожат;Кони бледного ПлутонаБыстро мчат его назад.И Кереры дочь уходит,И счастливца за собойИз Элизия выводитПотаенною тропой;И счастливец отпираетОсторожною рукойДверь, откуда вылетаетСновидений ложный рой. Пьер Жан де Беранже
Тиран Сиракузский
Как Дионисия из царстваИзгнал храбрец Тимолеон,Тиран, пройдя чрез все мытарства,Открыл в Коринфе пансион.Тиран от власти не отстанет:Законы в школе издает;Нет взрослых, так детей тиранит.Тиран тираном и умрет.Ведь нужно все чинить и ведать —Он справедлив, хотя и строг:Как подадут детя м обедать —Сейчас с их трапезы налог.Несут, как некогда в столицу,Орехи, виноград и мед.Целуйте все его десницу!Тиран тираном и умрет.Мальчишка, глупый, как овечка,Последний в школе ученик,В задачку раз ввернул словечко:«Тиран и в бедствиях велик».Тиран, бессмыслицу читая,«Он далеко, – сказал, – пойдет», —И сделал старшим негодяя.Тиран тираном и умрет.Потом, другой раз как-то, слышитОн от фискала своего,Что там в углу товарищ пишет,Должно быть, пасквиль на него.«Как? Пасквиль?! Это всё от воли!Ремнем его! И чтоб впередНикто писать не смел бы в школе!»Тиран тираном и умрет.И день и ночь его страшилиСледы измены и интриг.Раз дети на дворе дразнилиДвоих каких-то забулдыг.Кричит: «Идите без боязни!Им нужен чужеземный гнет.Я им отец – им нужны казни».Тиран тираном и умрет.Отцы и матери озлилисьНа непотребный пансионИ Дионисия решилисьИ из Коринфа выгнать вон.Так чтоб, как прежде, благодатноТеснить и грабить свой народ —В жрецы вступил он. Вот так знатно!Тиран тираном и умрет.Волшебная Лютня
Во дни чудесных дел и слуховДоисторических временПростой бедняк от добрых духовБыл чудной лютней одарен.Ее пленительные звукиДарили радость и покойИ вмиг снимали как рукойЛюбви и ненависти муки.Разнесся слух об этом чуде —И к бедняку под мирный кровБольшие, маленькие людиБегут толпой со всех концов.«Идем ко мне!» – кричит богатый;«Идем ко мне!» – зовет бедняк.«Внеси спокойствие в палаты!»«Внеси забвенье на чердак!»Внимая просьбам дедов, внуков,Добряк на каждый зов идет.Он знатным милостыню звуковНа лютне щедро раздает.Где он появится в народе —Веселье разольется там, —Веселье бодрость даст рабам,А бодрость – мысли о свободе.Красавицу покинул милый —Зовет красавица его;Зовет его подагрик хилыйК одру страданья своего.И возвращают вновь напевыВеселой лютни бедняка —Надежду счастия для девы,Надежду жить для старика.Идет он, братьев утешая;Напевы дивные звучат…И, встречу с ним благословляя,«Как счастлив он, – все говорят. —За ним гремят благословенья.Он вечно слышит стройный хорСчастливых братьев и сестер, —Нет в мире выше наслажденья!»А он?.. Среди ночей бессонных,Сильней и глубже с каждым днем,Все муки братьев, им спасенных,Он в сердце чувствует своем.Напрасно призраки он гонит:Он видит слезы, видит кровь…И слышит он, как в сердце стонетНеоскудевшая любовь:За лютню с трепетной заботойБерется он… молчит она…Порвались струны… смертной нотойЗвучит последняя струна.Свершил он подвиг свой тяжелый,И над могилой, где он спит,Сияет надпись: «Здесь зарытИз смертных самый развеселый». Гюстав Надо
Менестрель
С улыбкой легкой и веселой,С гитарой звонкой за плечомИ с тонкоствольным посошком,Минуя города и села,Идет веселый менестрель.Весна цветет, звенит Апрель!Вот он пред замком очутился,Тот замок будто в землю врос;Страж задает ему вопрос:«Эй, менестрель, ты с чем явился?Какую ты имеешь цель?Что ты несешь нам, менестрель?»«Я знаю множество забавныхБаллад на всяческий распевО красоте любезных девИ о турнирах достославных,Накройте стол, несите эль —Все вам исполнит менестрель!»«Нам эта песнь давно знакома,Хотим мы слышать от певцовНе славу дедов и отцов,А песню мести и разгрома!Ее для нас пропеть тебе ль?»Шагает дальше менестрель.Другой дорогой он пустился,Пришел в село – там бьют набат,С дрекольем мужики стоят —«Эй, менестрель, ты с чем явился?Какую ты имеешь цель?Что ты несешь нам, менестрель?»«Мой голос чист и песни звонки,Мелодий много есть таких,Что хором все подтянут вмигИ сами в пляс пойдут девчонки!Накройте стол, поставьте эль —Вам все исполнит менестрель».«Нужны нам песни не такие,Нам ни к чему твои слова!Мы бьемся за свои права —Ты спой нам песню Жакерии!»Весна цветет, зовет Апрель,Стоит в раздумье менестрель! Леон Дьеркс
Лазарь
И мертвый Лазарь встал на Иисусов глас,Весь бледный, встал во тьме своей глухойгробницыИ вышел вон, дрожа, не подымая глаз,Один и строг, пошел по улицам столицы.Пошел, один и строг, весь в саване; впередИ стал бродить с тех пор, как бы ищакого-то,Встречая на пути приниженный народИ сталкиваясь вновь то с торгом,то с заботой.Был бледен лоб его, как лоб у мертвеца,И не было огня в его глазах; темнелиЕго зрачки, храня блаженство без конца,Которое они, за гранью дней, узрели.Качаясь, проходил он, как дитя; угрюм,Как сумасшедший. Все пред мертвымрасступались;И с ним не говорил никто. Исполнен дум,Он был подобен тем, кто в безднезадыхались.Пустые ропоты земного бытияОн воспринять не мог; мечтою несказаннойОхвачен, тайну тайн в своей душе тая,По миру проходил он, одинокий, странный.По временам дрожал, как в лихорадке, он;Как будто, чтоб сказать, вдруг простиралон руку, —Но неземным перстом был голос загражден,И он молчал, в очах тая немую муку.И все в Вифании, ребенок и старик,Боялися его; он, одинокий, строгий,Внушал всем смутный страх; его завидя ликТаинственный, смельчак спешил сойтис дороги.А! кто расскажет нам страданья долгих днейТого, кто к нам пришел из сумрака могилы!Кто дважды жизнь познал, влача средиполейНа бедрах саван свой торжественно-унылый!Мертвец, изведавший червей укусы! тыБыл в силах ли принять заботы жизнибренной!Ты, приносивший нам из вечной темнотыТо знанье, что вовек запретно для вселенной!Лишь только отдала свою добычу смерть,Ты странной тенью стал, сын непонятнойдоли!И шел ты меж людьми, смотря без слезна твердь,Не ведая в душе ни радости, ни боли.Живя вторично, ты, бесчувствен, мрачен, нем,Оставил меж людьми одно воспоминаньеБесследное. Ужель ты дважды жил затем,Чтоб дважды увидать бессмертное сиянье?О, сколько раз в часы, когда ложится ночь,Вдали от всех живых, в высь руки простирая,Ты к ангелу взывал, кто нас уводит прочьИз жизни сумрачной к великим далям рая!Как часто ты бродил по кладбищам пустым,Один и строг, в тоске бесплодного томленья,Завидуя тому, под камнем гробовымКто безмятежно спит, не ведав воскресенья. Чехия
Ярослав Врхлицкий
ТРИ ВСАДНИКА
Три всадника ехали мраком дубравным,
Болотом и лесом, путем многотравным.
И кровью червонною запад горит,
А первый ездок за других говорит:
