Помоги проекту - поделись книгой:
Божиею милостию, пресветлейшего и державнейшего Великого Государя, царя и Великого Князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, и многих государств и земель, восточных и западных и северных, отчича [сына и наследника], и дедича [законного наследника дедовского владения], и наследника, и государя и обладателя Его Царского Величества, мы, великие и полномочные нижеподписанные послы, попечение имея, дабы через умножение торговли и купечества между Его Царского Величества и Его Королевского Величества Великобританского подданных великий прибыток и польза обоим государствам прирастала от привозу и расходу многого числа товаров, особливо же травы никоцыаны[18], и того ради мы с высокопочтенным господином Перегрином, лорд-маркизом фон Кармартеном и с его полномочными договорились и позволили единый и весь привоз или вывоз, всех иных людей от того отлучая, травы никоцыаны к Москве и во все иные Его Царского Величества государства, и земли и области с совершенною вольностию, дабы оную им по собственному произволению продавать и полученные за то деньги на такие товары и купечества безо всякого изъятия употреблять, которые им потребнейшии быти помнятся[19], не платя с них больше накладной пошлины, нежели так, как прежде сего с иноземцев в платеже обыкновенно было, и в то пребывающее время с такою вольностию, яко же последует.
Первое обязан будет вышепомянутый маркиз фон Кармартен или его к тому учрежденные, в Его Царского Величества государства, кроме токмо единого морского страха, именно меж нынешнего и 1 числа сентября 1699 года полное число 3 тысячи беременных бочек[20] той травы никоцыаны привозить. Надлежит же беременным бочкам кругом по 500 фунтов наголо английского весу в себе имети, и всего числом тысяча тысяч и пятьсот тысяч фунтов никоцыаны.
А с 1 числа сентября 1699 до 1 числа сентября 1700 году 5000 бочек беременных, весом против вышеписанных, с таким договором, что буде вышепомянутый господин маркиз фон Кармартен или его учрежденные помянутого товару не возмогут продать, и тогда б в их воле было сей договор оставить, сие им удерживая, что когда несколько того их никоцыану не продано будет, и тот бы позволено им было по своему произволению избыть и наличные из того полученные деньги на такие товары употребить, на какие он или они наилучше и потребнее себе изобретут.
А буде же он, господин маркиз фон Кармартен, или его учрежденные, могут помянутый товар продать, и склонны будут, чтоб сему договору, по минувшем времени 1 числа сентября 1700 году, еще пять лет долее продолженну быти: и тогда сему договору и на те пять лет служить. И помянутому господину маркизу фон Кармартену или его учрежденным в третий год велеть вывезть 6000 бочек никоцыаны прежде помянутого ж весу; и тако последовательно по все годы то число умножать, дабы возвышало тысячею бочками прошедших лет на каждое лето, как они расход и издержку того обретут.
Буде же, прежде или после исхождения тех двух первых лет, кто иной захочет предлагать или обязываться, по исхождении тех первых двух лет, вящее [большее] число погодно производить, нежели прежде помянутые 6000 бочек и наличных денег 20 000 фунтов стерлингов наперед дать, и тогда вышепомянутый господин маркиз фон Кармартен или его учрежденные, силу и преимущество да имеют себя обязывати то большее число привозить велеть, или инако сей договор оставить.
И буде господин маркиз фон Кармартен или его учрежденные намеряют такое большое число привозить велеть, и через то сей договор в силе своей пребывати имеет; однако ж тогда помянутому маркизу или его учрежденным и не обязанным быть больше денег наперед давать, кроме сих двадцати тысячей фунтов, которые ныне по договору даны будут.
А платить вышепомянутому господину маркизу фон Кармартену или его учрежденным Его Царского Величества пошлины с того числа привозного никоцыану по 4 копейки со всякого фунта такими деньгами, какие за тот продажной никоцыан в заплату [в оплату] получены будут, или ефимками или золотыми, считая полного весу по 50 копеек ефимок, а по 100 копеек золотой.
Против того ж будет помянутый маркиз фон Кармартен и его полномочные, или приказчики, совершенную вольность имети и употребляти тот никоцыан Его Царского Величества в государства и земли рассылать и продавать без дачи иной пошлины, прав и налог Его Царскому Величеству и никому иному, ни под каким предлогом. И понеже [поскольку] сей торговле и доходам Его Царского Величества зело помешательно будет, когда в государствах и землях Его Царского Величества никоцыану садить и растить и иным каким ни есть людям привозить позволено будет, и того ради изволит Его Царское Величество в своих государствах никоцыан садить не токмо едино по самой высшей мере заказать, и все, что растущее может обретено быть, в пребывающее время сего договору разорить повелеть, кроме токмо единые провинции Казанской, в которой никоцыан свободно расти да имеет.
Однако ж, дабы оный тамо издержан, а вон в государства Его Царского Величества вываживан не был, то указом накрепко заказать, как Его Царского Величества подданным, так и всем иным, никакого никоцыану отнюдь, ни явственно, ни тайно, не привозить под наказанием отнятия того никоцыану, из которого одна половина Его Царскому Величеству, другая же половина господину маркизу фон Кармартену или его учрежденным, принадлежати имеет, и, сверх, того им с таким иным наказанием, какое Его Царское Величество за благо быти признает.
Мы, великие и полномочные послы, именем Его Царского Величества и Его наследников и последователей, обещаем сим, что Его Царское Величество все наперед сего данные указы, договоры и позволения, принадлежащие о вывозе никоцыану, паки назад поворотит и ни во что учинит, и вышепомянутому маркизу фон Кармартену и его учрежденным, или их приказчикам, через своих Царского Величества начальных людей и солдат в сыскании некоторого преступления купно с наказанием, которое сему договору противно быти может, и в бранье против содержания сего письма привезенного никоцыану вспоможение чинити повелит.
И буде вышепомянутый господин маркиз фон Кармартен и его учрежденные или приказчики их, какое ни есть подозрение о таком привезенном никоцыане имети будут, и тогда Его Царское Величество изволит повелеть на своих харчах довольное число гвардии своей им дать некоторые домы, в том подозренные, осматривать, и все то чинить, чего нужда требовати будет, також запретить, чтоб никакого никоцыану из Нарвы или из каких иных мест, противно сему договору, не было привезено.
И дабы сия торговля доброе поведение иметь могла, того ради Его Царское Величество вольность и позволение даст всем своим подданным, какого ни есть чина, никоцыан курить и употреблять, несмотря на все прежние противные указы и правы.
Також вышепомянутому господину маркизу фон Кармартену и его факторам и служителем совершенную свободу и защищение подаст в государствах и землях своих его царское величество жить, и с подданными Его Царского Величества и с иными людьми свободно торговать, и вольность в вере своей иметь без всякого помешательства, також Его Царского Величества подданных или иноземцев во всяких случаях на услугу к сему употреблять.
А буде вышепомянутые приказчики или служители их какое прегрешение противо земских прав, хотя главное или иное какое учинят, и за то вышепомянутого господина маркиза фон Кармартена или его учрежденных товары или пожитки никакому отнятию, задержанию или наказанию подлежати отнюдь не будут, но тот преступник или злодей особою своею в том отвечати имеет.
Ради уставления ж лучшего и удобнейшего платежу, обещаем мы, великие и полномочные послы, именем Его Царского Величества и его наследников, что пошлина с привезенного никоцыану через Нарву в государства Его Царского Величества в городе Москве вышеименованными деньгами однажды в год, а именно в месяце марте, исправно заплачена да будет; пошлины же с никоцыану, к городу Архангельскому привезенного, такими ж деньгами однажды в год, в сентябре месяце часть, а остаточные на Москве в марте месяце, заплачено быть надлежит.
Далее мы, великие и полномочные послы, именем Его Царского Величества и его наследников и последователей обещаем сим, что вышепомянутый господин маркиз фон Кармартен или его полномочные, а кроме их никто, вольность да имеют никоцыанские немецкие трубки безо всякой пошлины и убытков Его Царского Величества в государства и земли привозить, також никоцыанские коробочки и иные мелочи, к никоцыанскому курению принадлежащие, однако ж дабы число их не велико было, но столько, дабы пошлины с них больше 200 рублев по счету не довелось в год заплатить.
В рассуждение того всего вышепомянутый господин маркиз фон Кармартен должен да будет погодно по 1000 фунтов доброго никоцыану в казну Его Царского Величества приносить.
При вручении же сего договору, в пристойном изображении учиненного, имеет вышепомянутый господин маркиз фон Кармартен или его полномочные, нам великим и полномочным послам, заплатить числом двенадцать тысяч фунтов стерлингов, которые им из пошлины первопривезенного никоцыану паки вычтены будут.
И понеже, многие трудности сверх того приключатися могут, о которых ныне невозможно воспомянуть, и для объявления о тех и ради содержания данной им вольности изволит Его Царское Величество свободный приступ вышепомянутому господину маркизу фон Кармартену или его учрежденным и приказчикам позволить к своей Царского Величества особе или к высоким своим служителем, дабы во всяких случаях все дела милостиво приняты и выразумлены быть могли, и удовольствованы б были вышепомянутые торги.
Писан лета 7206-го, апреля 16-го дня.
Min Her Kenich.
Письмо ваше государское, апреля 8 д. писанное, я принял мая в 8 и, уразумев, за милость вашу благодарствую и впредь прошу, дабы не был оставлен. Покупки все и наемных людей отпустили к Городу[21], и сами поедем на сей неделе в четверг в Вену.
Пожалуй, сделай то, о чем тебе станет говорить Тихон Никитич [Стрешнев], для Бога.
[Приписка.] В том же письме объявлено бунт от стрельцов, и что вашим правительством [под вашим руководством] и солдатами усмирен. Зело [очень] радуемся; только зело мне печально и досадно на тебя, для чего ты сего дела в розыск не вступил. Бог тебя судит! Не так было говорено на загородном дворе в сенях. Для чего и Автамона [Головина] взял, что не для этого? А буде думаете, что мы пропали (для того что почты задержались), и для того, боясь, и в дела не вступаешь: воистину, скорее бы почты весть была; только, слава Богу, ни един ч[еловек] не умер: все живы. Я не знаю, откуда на вас такой страх бабий! Мало ль бывает, что почты пропадают; а се в ту пору была половодь. Неколи [не будет времени] ничего делать с такою трусостью! Пожалуй, не осердись: воистину от болезни сердца писал.
Письмо Петра Первого является ответом на следующее письмо князя Ф. Ю. Ромодановского:
«Господине мой. Здравия тебе желаю в путном твоем шествии на множество лет. Про меня поволишь [изволишь] напамятовать, и я на Москве, милостию великого Бога, апреля 8-го числа в добром здравии. Челом бью, господине, на твоем жалованье, что жалуешь, пишешь ко мне о своем здравии. Пожалуй, господине, и впредь не остави нас в забвении, пиши ко мне о своем здравии и о тамошнем своем пребывании, а мне бы, слыша о твоем здравии, всегда радостно радоватися. Известно тебе, господину, буде: которые стрелецкие 5 полков были на Луках Великих с князем Михайлом Ромодановским, и из тех полков побежали в разных числах и явились многие на Москве в Стрелецком приказе в разных же числах 40 [возможно, 140 или даже 240: в автографе, вследствие ветхости бумаги, число читается предположительно] человек и били челом винами своими о побеге своем, и побежали-де они оттого, что хлеб дорог.
И князь Иван Борисович в Стрелецком приказе сказал стрельцам указ, чтоб они по прежнему государеву указу в те полки шли. И они сказали князю Ивану Борисовичу, что идти готовы и выдал бы стрельцам на те месяцы, на которые не дано стрельцам хлеба, деньгами. И им на те месяцы и выдали деньгами. И после того показали стрельцы упрямство и дурость перед князь Иваном Борисовичем, и с Москвы идти не хотели [
И я по тем вестям велел тотчас полки собрать Преображенский и Семеновский и Лефортов, и, собрав, для опасения послал полуполковника князя Никиту Репнина в Кремль, а с ним послано солдат с семьсот человек с ружьем во всякой готовности. А Чамарса с тремя ротами Семеновскими велел обнять [занять] у всего Белого города ворота все. И после того от стрельцов ничего слуху никакого не бывало. А как они невежеством говорили [т. е. – так как они грубые, возмутительные речи вели], и назавтра князь Иван Борисович собрал бояр, и боярам стрелецкий приход к Москве и их невежества боярам доносил. И бояре усоветовали в сидении и послали по меня, и говорили мне, чтоб послать мне для высылки стрельцов на службу полковника с солдаты.
И я, с совету их, послал Ивана Чамарса с солдаты; а с ним послал солдат с шестьсот человек и велел сказать стрельцам государев указ, чтоб они шли на службу у Тр[ои]цы по прежнему государеву указу, где кто в которых полках был. И стрельцы сказали ему, Чамарсу, что мы идти на службу готовы; и пошли назавтра которые были на Луках Великих – те на Луки, а иные в Торопец, а пятого сборного полку – во Брянск. А для розыску и наказанья взяты в Стрелецкий приказ из тех стрельцов три человека, да четвертый стрелецкий сын. А у высылки были тут же с Чамарсом Стремянного полку Михайла Феоктистов с товарищи с полтораста человек. А как стрельцы пошли на службу, и без них, милостию Божию, все смирно. К. Ф. Р.».
Июня в 26 день цесарское величество присылал графа Кинского, канцлера Чешского, и ему Един Первой говорил, что он его цесарскому величеству благодарствует, что изволил ведомо учинить о желании мира с Турской [Турецкой] стороны, также и о письмах, которые с Турской стороны принесены и которые в соответствование им посланы: только де Его Царскому Величеству то удивительно, что основание мира положено по воли его цесарского величества, а надобно б было то учинить с общего совету всех союзных.
И Кинский говорил: хотя-де цесарское величество и принял то, только-де о том миру ничего подлинного еще нет, а можно-де говорить о всем, кто чего желает на турской комиссии.
И ему говорено: цесарское-де величество уже тем довольствуется, а Его Царскому Величеству тем довольствоваться за свои труды и убытки нечем, и хотя-де и на комиссии Его Царского Величества послы будут, то одним трудно при том будет стоять.
И Кинский говорил: в союзном-де постановлении написано, что всякому при своем удовольствовании от неприятеля стоять и говорить должно, а цесарское величество к тому миру склонение показует, для того что многолетнею войною чинились убытки великие и крови христианской пролитие многое, и потому-де, видя склонность турскую к миру, должно у них выслушать и пристойное рассуждение учинить.
И ему говорено: когда цесарское величество намерен с турками мириться и того миру через посредников искал, то было надобно о том заранее сказать, и, то б ведая, Его Царское Величество в такие убытки не вошел; и чтоб его цесарское величество хотя и мириться изволит, то Его Царскому Величеству, не усмиря татар и не имев в их земле крепости, не возможно к миру приступить, и с стороны Его Царского Величества тем довольство восприять.
А то его цесарскому величеству известно, что Его Царское Величество с неприятели имел мир, а по его желанию и прошению разорвал, и то учинено для его цесарского величества: и для того должно в нынешнем Турском мире позадержаться, чтоб могли все довольство восприять.
И Кинский говорил: его-де цесарское величество сколь скоро от турок получил ведомость, то Его Царскому Величеству известил и письма отослал, а что-де его цесарское величество то дело начал, и то учинил не противно союзному обязательству, да и для того, что и иные соединенные на то позволили, и потому-де нельзя было туркам отказать; а с стороны-де убытков, и то правда; только-де его цесарскому величеству в сей войне не без великих же убытков учинилось; и, хотя-де, то дело и началося, только еще не скоро к совершенству приидет и можно от неприятелей еще себе чаемого [желаемого] получить; однако ж, де он все то его цесарскому величеству донесет.
И ему говорено: соединенные де хотя и желают чего, а именно англичане и голландцы, и то чинят, усматривая своих прибылей, потому что они – люди больше торговые и всегда ко французу склонные, и надобно их слушать, в чем возможно, а не во всех делах; а с Его Царского Величества стороны никогда обману не бывает, и на чем постановят, и при том крепко стоят.
И Кинский говорил: что-де цесарское величество имеет пред Богом ответ дать, естьли [если], видя честный и постоянный мир, к тому не приступит, а попустит литься христианской крови напрасно.
И ему говорено: что и Его Царское Величество от честного мира не отступает, а желает, чтоб тот мир учинен был впредь к состоянию крепок; а то всяк, имеющий разум, видит, что султан Турский, видя свою беду, уступает все, а цесарь для Гишпанского королевства и Французской войны к тому миру спешит и их, союзников, неудовольствованных оставляет; и, естьли впредь во время Французской войны султан взочнет войну на цесарское величество, тогда, видя сие, не надежно помогать; а должно было, укрепяся в своих границах, к миру приступать, так и союзных неудовольствованных не отступать.
И Кинский говорил: надобно-де рассуждать, для чего того мира цесарское величество желает, потому что сами утрудились и вошли в великие долги, а поляки и венеты не надежны, и поляки уж воевать давно перестали, а венеты хотят покинуть.
И ему говорено: что Его Царскому Величеству тот неприятель не страшен, и воевать ему Его Царского Величества государств за отдаленностью нельзя, а Его Царского Величества войскам, по способностью рек, того неприятеля воевать всегда способно; а то-де цесарское величество, пожелав Гишпанского королевства, не утвердяся, мир чинити хочет: пристойно рассудить, как в прошлом году венгры забунтовали, и, если впредь такой же прилучай [случай] будет, а войск там не будет, а будет против француза, тогда какая надежда будет?
И Кинский говорил: должно-де говорить о предбудущем, как бы иметь радение о удовольствовании от неприятеля всех союзных, а о мимошедшем, что было, того поминать не для чего.
И ему говорено: надобно все, что належит к целости, вовремя говорить, а что назначено с Турской и с цесарской стороны к довольству, и тем Его Царскому Величеству довольствоваться нечем.
И Кинский говорил: еще-де и о том подлинно не ведомо, что султан примет ли Его Царского Величества сторону на том к миру.
И ему говорено, чтоб он его цесарскому величеству донес и ответ принес, а Его Царское Величество какого с своей стороны удовольствования желает, тому изготовят статьи.
И Кинский говорил, что то все до его цесарского величества донесет.
Сестрам, кроме Светлой недели и праздника Богородицына, который в июле празднуется[22], не ездить в монастырь в иные дни, кроме болезни[23]. С здоровьем посылать Степана Нарбекова, или сына его, или Матюшкиных; а иных, и баб, и девок не посылать; а о проезде брать письмо у князя Федора Юрьевича[24]. А в праздники бывая, не оставаться; а если кто останется, до другого праздника не выезжать и не пускать. А певчих в монастырь не пускать: а поют и старицы хорошо, лишь бы вера была; а не так, что в церкви поют: «Спаси от бед», а в паперти деньги на убийство дают.
А царевне Татьяне Михайловне побить челом, чтоб в монастырь не изволила ходить, кроме Светлого Воскресения да на праздник июля 28 д., или занеможет [Софья Алексеевна].
На Москве по большим улицам и по переулкам, чтоб помету никакого и мертвечины нигде ни против чьего двора не было, а было б везде чисто: и о том указал Великий Государь сказать на Москве всяких чинов людям. А буде на Москве всяких чинов люди кто станут по большим улицам и по переулкам всякий помет и мертвечину бросать: и такие люди взяты будут в Земский приказ, и тем людям за то учинено будет наказанье: бить кнутом, да на них же взята будет пеня.
Ведомо Великому Государю учинилось: в июле месяце в разных числах воровские люди, ходя на Москве по улицам ночами с ружьями с мушкетами и с пистолями, всяких чинов людей на дворы на хоромное строение на кровли, для своего воровства и грабежу, чтоб зажечь, стреляют пыжами, а иные такие ж воры, ночами ж и в день, воровски в тряпицах порох, посконь[25], хлопья, трут, серу, бересту, лучину, для такого ж своего воровства, мечут на кровли ж и меж хоромов в тесные места, для зажигательства ж, и буде впредь с сего числа на Москве учинится пожар, и на тот пожар бегать солдатам и посадским людям по прежнему Великого Государя указу, кому куда указано.
А буде на тот пожар придут всяких нижних чинов и боярские и гулящие люди без топоров, и без ведер, и без кошелей, и без лопат, и, прибежав, того пожару станут смотреть, а не отымать, и их от того пожару отсылать прочь, чтоб отымать [здесь: оттаскивать от огня то, что еще не горит] не мешали; а буде они, прибежав на тот пожар, учнут всходить на дворы и в хоромы, и в палаты, и по избам, и в погребы для своего воровства и грабежа, и тех людей имати и приводить в Стрелецкий приказ и чинить им жестокое наказание: бить кнутом, водя по пожару безо всякой пощады, и ссылать их в ссылку на вечное житье с женами и с детьми.
А буде на том пожаре из новоприводных солдат и из посадских людей, которым велено на пожары ходить, такое ж воровство и грабеж станут чинить: и им за то их воровство учинено будет такое ж жестокое наказание, и сосланы будут в ссылку ж, и о том из Стрелецкого приказу прокликать бирючам[26] по городам по Китаю и по Белому по воротам и с сего Великого Государя указу к полковникам, которые солдат ведают, и в слободы к старостам и к сотским для ведома послать письма; а в слободах полковникам и старостам и сотским воров зажигальщиков велеть смотреть накрепко, и, буде кого усмотрят с таким воровством, велеть имать и приводить в Стрелецкий приказ, и по розыску тем зажигальщикам за их воровство быть в смертной казни.
В Разряде и во всех приказах, в пометах, записках, в грамотах и во всяких Наших Великого Государя указах о всяких делах и в приказных и на площадях во всяких крепостях и в городах воеводам в списках и в пометах и в сметных и пометных списках и во всяких приказных и мирских делах лета писать и числить годы января с 1 числа 7208 [от сотворения мира] года и считать сего от Рождества Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа 1700 году, а год спустя января с 1 числа с предбудущего 7209 году писать от Рождества Христова января с 1 числа 1701 году и в предбудущих чинить по тому ж, а с того нового года января месяца и иные месяцы и числа писать сряду до января непременно и в прочие лета, счисляя лета от Рождества Христова потому ж.
А то указали Мы, Великий Государь, учинить, для того что во многих христианских окрестных народах, которые православную Христианскую Восточную веру держат с нами согласно, лета пишут числом от Рождества Христова. А буде кто похочет писать и от сотворения мира: и им писать оба те лета от сотворения мира и от Рождества Христова сряду свободно.
Великий Государь указал сказать: известно Ему Великому Государю не только, что во многих европейских христианских странах, но и в народах славянских, которые с Восточною Православною нашею Церковью во всем согласны, как: волохи[27], молдавы, сербы, далматы[28], болгары и самые Его Великого Государя подданные черкасы[29] и все греки, от которых вера наша православная принята, все те народы согласно лета свои счисляют от Рождества Христова восемь дней спустя, то есть января с 1 числа, а не от создания мира, за многую рознь и считание в тех летах, и ныне от Рождества Христова доходит [заканчивается] 1699 год, а будущего января с 1 числа настанет новый 1700 год купно [одновременно] и новый столетний век: и для того доброго и полезного дела, указал Великий Государь впредь лета счислять в Приказах и во всяких делах и крепостях писать с нынешнего января с 1 числа от Рождества Христова 1700 года.
А в знак того доброго начинания и нового столетнего века, в царствующем граде Москве, после должного благодарения к Богу и молебного пения в церкви и кому случится и в дому своем по большим и проезжим знатным улицам знатным людям и у домов нарочитых духовного и мирского чина перед вороты учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых против образцов [по образцам], каковы сделаны на Гостином дворе и у нижней аптеки, или кому как удобнее и пристойнее, смотря по месту и воротам, учинить возможно; а людям скудным [бедным] каждому хотя по деревцу или ветке на ворота, или над храминою своею поставить; и то б то поспело, ныне будущего января к 1 числу сего года, а стоять тому украшению января по 7-й день того ж 1700 года.
Да января ж в 1 день, в знак веселия, друг друга поздравляя Новым годом и столетним веком, учинить сие: когда на большой Красной площади огненные потехи зажгут и стрельба будет, потом по знатным дворам боярам и окольничим и думным и ближним и знатным людям палатного, воинского и купецкого чина знаменитым людям, каждому на своем дворе из небольших пушечек, буде у кого есть, и из несколько мушкетов или иного мелкого ружья учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракетов, сколько у кого случится, и по улицам большим, где пространство есть, января с 1 по 7 число по ночам огни зажигать из дров или хворосту или соломы, а где мелкие дворы, собравшись по пять или шесть дворов, такой огонь класть или, кто похочет, на столбиках поставить по одной или по 2 или по 3 смоляные и худые [прохудившиеся, дырявые, негодные] бочки, и, наполня соломою или хворостом, зажигать, а перед Бурмистрскою ратушею[30] стрельбе и таким огням и украшению по их рассмотрению быть же.
Божией споспешествующею милостию, Мы, Пресветлейший и Державнейший Великий Государь Царь и Великий Князь Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, Наше Царское Величество, пожаловали высокомочных господ Штатов Голландских[32], генералов славных, одновладетельных, соединенных Нидерландов, подданного их, города Амстердама жителя, Ивана Андреева сына Тесинга, повелели ему, по челобитью его, дать сию Нашу Великого Государя, Нашего Царского Величества, жалованную грамоту, для того, в прошлом 1698 году, в прибытии в вышепомянутый град Амстердам к высокомочным господам Штатов Наших Великого Государя, Нашего Царского Величества, великих и полномочных послов, генерала и адмирала и наместника Новгородского Франца Яковлевича Лефорта, генерала и воинского комисария и наместника Сибирского Федора Алексеевича Головина, думного дьяка и наместника Болховского Прокофья Богдановича Возницына, бил челом Нам, Великому Государю, Нашему Царскому Величеству, он, Иван Тесинг, чтоб Мы, Великий Государь, Наше Царское Величество, за учиненныя его к тому Великому посольству нашему верные службы, пожаловали его, поволили ему в том городе Амстердаме печатать земные и морские картины, и чертежи, и листы, и персоны и математические, и архитектурские и городостроительные и всякие ратные и художественные книги на славянском и на латинском языках вместе, тако и славянским и голландским языкам по особну [по отдельности], от чего б Нашего Царского Величества подданные много службы и прибытка могли получити и обучатися во всяких художествах и видениях, и, напечатав те вышепомянутые чертежи и книги, привозить ему, Ивану, и приказчикам его, или кого он, Иван, из Голландские земли с теми чертежами и книгами пошлет к Нашей Царского Величества пристани, к городу Архангельскому, и в иные места, куда похочет, и торговать во всем нашем Российском царствии повольною торговлею, с платежом указных пошлин, на уреченное время, с настоящего году впредь пятнадцать лет; а иному никому таких чертежей и книг из Европейских государств в Наше Российское царствие привозить не позволить, и тот привоз возбранить под отнятием и лишением имения их и указною пенею.
И Мы, Великий Государь, Наше Царское Величество, его, Ивана Тесинга, пожаловали, повелели ему в том городе Амстердаме печатать европейские, азиатские и америцкие земные и морские картины и чертежи, и всякие печатные листы и персоны, и о земных и морских ратных людях, математические, архитектурские и городостроительные и иные художественные книги на славянском и на голландском языки вместе, также славянским и голландским языком порознь по особну, с подлинным размером и с прямым извествованием, кроме церковных славянских греческого языка книг, потому что книги церковные славянские греческие, со исправлением всего православного устава Восточныя Церкви, печатаются в нашем царствующем граде Москве, и что, по Нашему же Великого Государя, Нашего Царского Величества, указу, до вышепомянутого его, Иванова, челобитья, повелено и дана Нашего Царского Величества Государя жалованная грамота Нашего Царского Величества московского государства жителю, голштинцу Елизарью Избранту, о печатании в голландской земли и о вывозе в Наше Царского Величества Московское царствие таблиц с написанием в чертежах и в книгах Сибирскому Нашему царствию и Китайскому владению городам, и землям и рекам, под Нашим Великого Государя, Нашего Царского Величества, именованием, на славянском и на голландском языках.
А напечатав, ему, Ивану Тесингу, в Амстердаме те чертежи, и персоны, и книги, в больших и малых изображениях, за подписью и за клеймом своим, чтоб могли быть от иных отделены и знатны, привозить ему, Ивану, и приказчикам его, кого он пошлет, из голландской земли, в Наши Царского Величества государства и земли к Архангельскому городу, и во все Наши великороссийские города, куда похочет; с нынешнего настоящего от Рождества Спасителя нашего 1700 году, считая впредь пятнадцать лет, и делать то дело из своих пожитков; а Нашей Великого Государя пошлины с продажи тех печатных листов и с книг в Нашу Великого Государя, Нашего Царского Величества, казну имать у города Архангельского с тамошней оценки с продажной цены по осьми денег с рубля.
А в иных городах, кроме того, с тех чертежей и с книг никаких пошлин не имать, и отпускать от города Архангельского к Москве и в иные великороссийские города, куда похочет, а на Москве с теми чертежами и листами являться им в Нашем Государственном Посольском приказе, и продавать, где похотят, повольною торговлею. И, видя ему, Ивану Тесингу, к себе Нашу Царского Величества премногую милость и жалованье, в печатании тех чертежей и книг показать Нам, Великому Государю, Нашему Царскому Величеству, службу свою и прилежное радение, чтоб те чертежи и книги напечатаны были к славе Нашему Великого Государя, Нашего Царского Величества, превысокому имени и всему Российскому нашему царствию меж европейскими монархи к цветущей наивящей похвале, и ко общей народной пользе и прибытку, и ко обучению всяких художеств и видению, а пониженья б Нашего Царского Величества превысокой чести и государств наших славы в тех чертежах и книгах не было; а иному никому окрестных государств иноземцев таких вышепомянутых европейских и азиатских и америцких земных, морских чертежей и художественных книг печатать и из европейских государств в наше Российское царствие привозить и продавать не поволили, под Нашим Царского Величества жестоким указом и пенею.
А буде кто из которой земли без Нашего Царского Величества указу и без позволения его, Ивана Тесинга, и без клейма его и подписи, такие чертежи и книги из которого-нибудь окрестного государства в Наше Царского Величества Российское царствие на продажу к Архангельскому городу или куда в иные места привезут, и у тех людей те все чертежи и книги имать на нас, Великого Государя, безденежно и бесповоротно; да сверх того на тех же людей за тот провоз имать в Нашу Великого Государя, Нашего Царского Величества, казну пени, за всякой привоз, по тысячи ефимков, и из той пени имать в Нашу Великого Государя казну две доли, а третью долю отдать ему, Ивану Тесингу.
Во имя Господа Бога всемогущего, в Троице Святой славимого. Понеже меж пресветлейшим и державнейшим Великим Государем, Божиею милостию Царем и Великим Князем Петром Алексеевичем, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцем, Московским (полный титул), Его священным Царским Величеством, и меж величеством преизрядных султанов, превеликим и почтеннейших королей лепотнейшим[33] Меккским и Мединским, и защитителем святого Иерусалима, королем и императором пространнейших провинций, поселенных в странах Европских и Азийских, и на Белом и на Черном море, светлейшим и державнейшим и величайшим императором султаном, сыном султановым, и королем, и сыном королей, султаном Мустафою-ханом, сыном султана Магмет-хана, его султановым величеством, от нескольких лет начинающийся разврат [раздор] и вражда была причиною озлобления подданных и покоренных обеих Сторон; а паки [кроме того], обоюду приложив склонение [по обоюдному согласию], воля учинилась, дабы покой возобновился и права дружбы и употребление древнего соседства постановлены были, которые причиною суть согласия вещей гражданских и сотворяют обилие и пользу народов.
Поделиться книгой: