Помоги проекту - поделись книгой:
Сила среднегеометрических темпов роста
Темпы роста, о которых я говорю, считаются среднегеометрическими темпами (или экспоненциальными), а это означает, что прирост объема производства за каждый год (или квартал, или любой рассматриваемый период) рассчитывается от показателя объема предыдущего года. Если 100-миллиардная экономика растет в среднем на 10 процентов в течение десяти лет, это не значит, что объем ее производства увеличивается на 10 миллиардов долларов каждый год, а размер экономики через 10 лет достигнет 200 миллиардов. Темп роста в 10 процентов увеличит объем в первый год до 110 миллиардов, но 10 процентов второго года уже будут отсчитываться от 110 миллиардов, так что суммарный объем за второй год составит 121 миллиард, а не 120. Таким образом, в конце десятилетнего периода экономика достигнет размера в 259 миллиардов долларов, а не в 200 миллиардов.
Использование совокупных темпов роста показателей означает, что то, что может показаться относительно небольшой разницей в темпах роста, способно создать заметный разрыв, если темп сохраняется в течение достаточно длительного времени. Если темпы роста одной страны составляют 3 процента в год, а второй – 6 процентов в течение одного года, в этом нет ничего особенного. Однако если это различие сохраняется в течение 40 лет, страна с более быстрым темпом роста станет в 10,3 раза богаче, тогда как страна с медленным темпом станет богаче всего в 3,3 раза. Граждане этих двух стран будут жить в мирах с различным уровнем комфорта и возможностей.
Полезно придерживаться проверенного правила, которое позволяет представить будущее на основе сегодняшней скорости роста. Если вам известны темпы роста экономики страны и вы хотите узнать, сколько времени понадобится экономике, чтобы вырасти вдвое, разделите число 70 на темп роста. Таким образом, получится, что если страна растет на 1 процент в год, ей понадобится 70 лет, чтобы удвоить объем производства, а при темпе роста в 6 процентов на достижение той же цели уйдет около 11–12 лет.
В отличие от экономического роста, экономическое развитие не может быть измерено с помощью одного показателя
В главе 6 мы говорили о том, что даже количественный показатель объема производства не может быть полностью объективным. Однако, имея статистические данные объемов производства, легко посчитать темпы их роста. Тем не менее не существует единственного показателя, позволяющего оценить уровень экономического развития, определяемого как наращивание производственного потенциала.
Есть множество различных индексов производственного потенциала (имеющих разные названия), опубликованных международными организациями, в том числе ЮНИДО, ОЭСР, Всемирным банком и Всемирным экономическим форумом. Эти индексы рассчитываются на основе десятков показателей, которые, как принято думать, выявляют различные аспекты производственного потенциала страны. Наиболее часто включаются показатели, касающиеся структуры производства (например, доля высокотехнологичных отраслей промышленности в общем объеме производства), инфраструктуры (например, высокоскоростное соединение на душу населения), навыков (например, доля работников с высшим образованием) и инновационной деятельности (например, расходы на НИР в виде доли от ВВП или количество патентов на душу населения). Однако эти показатели сложно интерпретировать, поскольку они состоят из очень разноплановых элементов.
Таким образом, если вы не профессиональный экономист, вам лучше работать с простыми показателями. О двух таких я вам сейчас и расскажу.
Доля инвестиций в ВВП – ключевой показатель развития страны
Чтобы оказаться применимыми, большинство технологий должны быть воплощены в основном капитале, то есть в оборудовании и сооружениях, например зданиях, железных дорогах. Таким образом, без крупных инвестиций в основной капитал, технически называемых валовым накоплением основного капитала (ВНОК)[92], экономика не сможет значительно развить свой производственный потенциал. Инвестиционный коэффициент (ВНОК/ВВП) – хороший индикатор ее способности к развитию. Действительно, прямо пропорциональная связь между инвестиционным коэффициентом страны и темпами ее экономического роста представляет собой одну из немногих бесспорных закономерностей в экономике.
Для мира в целом инвестиционный коэффициент составляет около 20–22 процентов. Однако он очень разнится между странами. В Китае это ошеломляющие 45 процентов, наблюдающиеся в течение последних нескольких лет. Однако находятся такие страны, как Центральноафриканская Республика или Демократическая Республика Конго, чей инвестиционный коэффициент в некоторые годы составлял не более 2 процентов, хотя обычно им удается получить около 10 процентов.
Ни одна экономика не достигла «чудесных» темпов роста (то есть более 6 процентов в год в пересчете на душу населения), не вкладывая не менее 25 процентов ВВП в основной капитал. В пиковые периоды такого роста страны инвестировали не менее 30 процентов ВВП. В конце 1960–1970-х годов инвестиционный коэффициент в Японии превысил 35 процентов. За время «чудесного» роста Китая, начавшегося с 1980-х, инвестиционный коэффициент этого государства составлял 30 процентов, а иногда даже превышал 40 процентов в течение последнего десятилетия.
Это не означает, что более высокий коэффициент инвестиций обязательно даст хорошие результаты. Инвестиции по определению приводят к жертвованию сегодняшним потреблением и уровнем жизни, соответственно, в надежде получения более высокого уровня потребления в перспективе. Может случиться и так, что инвестиций окажется слишком много, хотя насколько это – «слишком», будет зависеть от того, насколько вы цените свои завтрашние доходы по отношению к сегодняшним (это называется временны́м предпочтением). Тем не менее инвестиционный коэффициент – и его динамика – служит лучшим показателем того, как страна развивает свои производственные возможности и тем самым экономику.
Показатель НИР тоже служит хорошим индикатором для самых богатых стран
Еще один простой, но наглядный индикатор экономического развития страны, особенно для стран с высоким уровнем доходов, – это отношение расходов на научные исследования и разработки к ВВП и его динамика{87}.
Богатые государства расходуют намного б
Большинство развивающихся стран практически не тратят денег на НИР. Коэффициент составляет всего 0,1 процента в Индонезии, 0,2 – в Колумбии и 0,5 – в Кении. В 2009 году в Китае он был всего 1,5 процента, но быстро вырос{88}.
Индустриализация и деиндустриализация
В теории мы способны достичь экономического развития путем эффективного наращивания производственного потенциала в любой отрасли, в том числе в сельском хозяйстве и сфере услуг. На практике в большинстве случаев экономического развития удалось достигнуть благодаря индустриализации или, точнее говоря, развитию обрабатывающей промышленности[94]. Альберт Эйнштейн был определенно прав, когда сказал: «В теории теория и практика одинаковы. На практике – нет».
Механизация и химические процессы позволили с большей легкостью повысить производительность обрабатывающей промышленности
Повысить производительность обрабатывающей промышленности гораздо проще, чем, скажем, сельского хозяйства и сферы услуг. Промышленные виды экономической деятельности гораздо меньше подвержены воздействию природных факторов и легче поддаются механизации и химической обработке.
Продуктивность сельского хозяйства очень сильно зависит от физической среды, то есть от земельного массива, климата и почвы, а также привязана ко времени года. Хотя разработаны впечатляющие способы преодоления всех этих природных ограничений, например ирригация, селекция и даже генная инженерия, и для них существуют четкие границы. Еще никто не придумал способа, которым можно было бы вырастить пшеницу за шесть минут, а не шесть месяцев – между тем нечто подобное произошло в производстве булавок за последние два с половиной века.
Многие услуги по своей природе не поддаются увеличению производительности. В некоторых случаях значительный рост производительности разрушает сам продукт; струнный квартет не может утроить производительность, проиграв двадцатисемиминутное музыкальное произведение за девять минут. Для некоторых услуг более высокая производительность связана со снижением качества продукта. Во многом увеличения производительности розничных услуг в таких странах, как США и Великобритания, удалось достигнуть за счет снижения качества самих услуг: меньше продавцов, более долгий маршрут в супермаркет, длительное ожидание доставки и прочее. Мировой финансовый кризис 2008 года показал, что б
«Учебный центр» экономики
Сектор обрабатывающей промышленности был «учебным центром» капитализма. Поставляя средства производства (например, станки, транспортное оборудование), он обеспечил наращивание производственного потенциала в других секторах экономики независимо от характера их хозяйственной деятельности, в том числе в других отраслях обрабатывающей промышленности, производящих товары народного потребления (например, стиральные машины, сухие завтраки), сельском хозяйстве и сфере услуг.
Многие организационные инновации в промышленном секторе были переданы в другие секторы, особенно в сферу услуг, и повысили их продуктивность. Рестораны быстрого питания, такие как McDonald’s, используют «фабричные» методы, поставив приготовление еды на поток. Где-то даже поставили еду на конвейерную ленту, например в ресторанах кайтен-суши (тем, кто живет в Великобритании, знакома сеть Yo! Sushi). Крупные торговые сети – супермаркеты, магазины одежды или интернет-магазины – применяют современные методы управления запасами, разработанные в секторе обрабатывающей промышленности.
Даже в сельском хозяйстве в некоторых странах, таких как Нидерланды (третьим по величине экспортером сельскохозяйственной продукции в мире после США и Франции), производительность была повышена в результате применения идей по организации хозяйственной деятельности, почерпнутых из опыта обрабатывающей промышленности, например кормления животных под управлением компьютера.
Подъем постиндустриального общества?
В последнее время стало модным утверждение, что производственный сектор больше не имеет такого большого значения, поскольку мы вступили в эпоху постиндустриального общества.
В начале индустриализации многие предполагали, что производственный сектор будет продолжать расти. И в течение долгого времени так и происходило. Доля производства, как в выпуске продукции, так и в трудоустройстве, в большинстве стран почти постоянно увеличивалась. Тем не менее с 1960-х годов некоторые государства вошли в период деиндустриализации – с падением доли обрабатывающей промышленности и соответствующим ростом доли услуг, как в общем объеме производства, так и в численности занятых. Это положило начало разговорам о постиндустриальном обществе. Многие экономисты утверждают, что с ростом доходов наш спрос на услуги, например питание вне дома или отдых за границей, растет быстрее, чем спрос на производственные товары. Вызванное этим снижение относительного спроса на производство приводит к сокращению роли последнего с дальнейшим уменьшением его объема и количества занятого в нем населения.
Эта точка зрения получила поддержку в 1990-х годах с появлением Всемирной сети и ожиданием подъема экономики знаний. Многие утверждали, что способность производить информацию, а не вещи теперь имеет решающее значение и дорогостоящие услуги, основанные на знаниях, такие как финансы и консультирование по вопросам управления, станут ведущими направлениями в богатых странах, переживающих период деиндустриализации. Обрабатывающая промышленность – или «предприятия из кирпича и штукатурки», то есть существующие физически, – рассматривалась как второсортная деятельность, которая может быть перенесена в развивающиеся страны с дешевой рабочей силой, такие как Китай.
Недавно даже некоторые развивающиеся страны ввязались в спор о постиндустриальной экономике. Они начали верить, что с ростом последней они смогут в какой-то мере пропустить период индустриализации и стать богатыми с помощью сферы услуг. Они смотрят на Индию, которая – с ее успехом в экспорте таких услуг, как программное обеспечение, бухгалтерский учет и чтение сканограмм, – стала «офисом мира», и на Китай как на «мастерскую мира» (это название первоначально, после промышленной революции, принадлежало Великобритании).
Деиндустриализация не означает меньшего объема производства промышленной продукции
Хотя многие, в том числе ключевые политики, поддались соблазну, дискуссия о постиндустриальном обществе в высшей степени обманчива. Большинство богатых стран действительно становятся постиндустриальными или деиндустриализованными с точки зрения занятости; в этих странах доля рабочей силы, занятой на промышленных предприятиях, сокращается, в то время как доля занятых в магазинах и офисах растет. В большинстве государств, но не во всех, данный процесс сопровождается сокращением доли обрабатывающей промышленности в объеме производства.
Впрочем, это не обязательно означает, что в абсолютном выражении богатые страны стали производить меньше промышленных товаров. Б
Некоторая деиндустриализация связана с «оптическими иллюзиями»
Степень деиндустриализации тоже преувеличена из-за «оптических иллюзий», вызываемых способом составления статистики. Множество услуг, которые раньше были внутренними службами производственных компаний (например, питание, охрана, некоторые проектные и инженерные мероприятия), в настоящее время отданы на аутсорсинг, то есть поставляются независимыми компаниями дома или за границей (в последнем случае это называется офшоринг). Такое положение дел создает иллюзию, что услуги стали более важными, чем есть на самом деле. Но в настоящее время они рассматриваются как часть объема производства услуг, а не как часть объема промышленного производства.
Кроме того, видя, что доля обрабатывающей промышленности в объеме производства уменьшается, некоторые производственные компании переквалифицировались в предприятия сферы услуг несмотря на то, что продолжают выпускать некоторую продукцию. По оценкам отчета правительства Великобритании, в стране за период с 1998-го по 2006 год уровень занятости в промышленности снизился до 10 процентов, возможно, из-за этого «эффекта реклассификации»{89}.
Производство вещей все еще имеет значение
Мнение о том, что мир уже вступил в новую эру экономики знаний, когда производство вещей больше не имеет особой ценности, основано на фундаментальном искажении истории. Мы всегда жили при экономике знаний. Всегда именно качество используемых знаний, а не физическая природа произведенных продуктов (хоть материальных товаров, хоть нематериальных услуг) делало индустриализированные страны богаче. Эту точку зрения можно лучше понять, если вспомнить, что изготовление шерстяной ткани, которое было одним из самых высокотехнологичных секторов вплоть до XVIII века, в настоящее время превратилось в одно из самых низкотехнологичных. В связи с этим полезно вспомнить, что «нет негодных отраслей промышленности, есть только устаревшие технологии», – как однажды красноречиво выразился министр промышленности Франции{90}.
В последнее время некоторые сферы деятельности по предоставлению услуг, такие как финансы и транспорт, пережили высокий рост производительности. Это привело к тому, что множество людей решили, будто страны способны ускорить экономическое развитие на основе таких видов услуг. Подобно Великобритании, они могут экспортировать дорогостоящие услуги и использовать доходы от них, чтобы покупать необходимые промышленные изделия за границей. Такая стратегия может быть жизнеспособной в течение некоторого периода времени. За десятилетие или около того до финансового кризиса 2008 года Великобритании действительно удавалось генерировать внушительный темп роста, несмотря на быструю деиндустриализацию, благодаря бурно развивающейся отрасли финансовых услуг. Но кризис 2008 года грубо напомнил всем о том, что в основном вера в услуги как в новый двигатель экономического роста иллюзорна. Более того, многие услуги с высокой производительностью на самом деле «производственные», например: инженерно-консультационные услуги, услуги разработчиков и консультирование по вопросам управления, основные заказчики которых – производственные компании. Поэтому ослабление производственной базы в конечном счете приведет к снижению качества этих услуг, что сделает их экспорт более сложным.
Реальные числа
Сельское хозяйство по-прежнему очень важно
До конца XIX века сельское хозяйство было основой экономики практически всех стран{91}. Даже во многих современных богатых государствах почти три четверти населения работало в сельском хозяйстве еще несколько поколений назад. В 1870 году в Швеции 72 процента трудоспособных людей были заняты в этой сфере. В Японии в 1885 году соответствующий показатель составил 73 процента.
По причине меньшей продуктивности по сравнению с сектором производства или услуг на сельское хозяйство редко приходилось более половины выхода продукции, даже если в нем работало большинство людей. В 1870 году на сельское хозяйство приходилось 50 процентов производства в Дании и 47 – в Швеции. Доля сельского хозяйства в Южной Корее составила 47 процентов общего объема продукции лишь в конце 1953 года.
Сегодня в богатых странах сельское хозяйство играет очень малую роль с точки зрения удельного веса в общем объеме производства и общей численности занятых в экономике. Там работает всего 2–3 процента трудоспособного населения и производится 1–2 процента ВВП. Это стало возможным потому, что эффективность сельского хозяйства в таких странах чрезвычайно возросла в прошлом веке и позже. То, что США, Франция и Нидерланды – а не некоторые крупные развивающиеся страны, такие как Индия и Индонезия, – являются тремя крупнейшими экспортерами сельскохозяйственной продукции в мире, свидетельствует о высоком уровне производительности данной отрасли в богатых государствах.
Во многих развивающихся странах сельское хозяйство по-прежнему имеет большое значение. В нескольких беднейших из них сельскохозяйственный сектор генерирует более половины совокупного объема производства[95]. Даже в тех развивающихся странах, которые богаче остальных, на него приходится 20–40 процентов объема произведенной продукции.
Сельское хозяйство играет еще более важную роль, когда дело доходит до трудоустройства. В нем занято 80–90 процентов людей в некоторых беднейших странах, таких как Бурунди (92 процента), Буркина-Фасо (85 процентов) и Эфиопия (79 процентов). Несмотря на впечатляющую индустриализацию Китая за последние три десятилетия, 37 процентов его населения по-прежнему работают в сельском хозяйстве.
Обрабатывающая промышленность в богатых странах отчасти утратила свое значение…
На пиках экономического развития (между 1950-ми и 1970-ми годами в зависимости от страны) почти 40 процентов рабочей силы в промышленно развитых государствах Западной Европы и США трудились в обрабатывающей промышленности. Эта цифра достигала почти 50 процентов, если судить о промышленности в целом.
Сегодня в большинстве богатых стран менее 15 процентов людей работают в обрабатывающих отраслях. Исключение составляют такие страны, как Тайвань, Словения и Германия, где по-прежнему свыше 20 процентов трудового населения заняты в обрабатывающей промышленности[96]. Кое-где, например в Великобритании, Нидерландах, США и Канаде, это число составляет лишь 9–10 процентов.
Уменьшение количества человек, занятых в этих отраслях, сопровождалось сокращением их доли в общем объеме производства. В некоторых странах, таких как Австрия, Финляндия и Япония, до 1970-х годов доля обрабатывающей промышленности в ВВП обычно составляла около 25 процентов. Сегодня ни в одной из самых богатых стран мира она не равняется даже 20 процентам{92}.
…но она все еще значит больше, чем думают некоторые
Выше я уже объяснял, что б
В последние два десятилетия в некоторых богатых странах, таких как Германия, Италия и Франция, сокращение доли обрабатывающей промышленности в ВВП было довольно велико по текущим ценам (на 20 процентов в Германии, на 30 – в Италии и на 40 – во Франции), но не настолько – в пересчете на неизменные цены (менее чем на 10 процентов во всех трех случаях){93}. В ряде богатых стран доля обрабатывающей промышленности фактически возросла, если рассчитывать ее по неизменным ценам: в США и Швейцарии ее доля выросла примерно на 5 процентов за 20 лет{94}; в Финляндии и Швеции – на целых 50 процентов в течение последних нескольких десятилетий{95}.
Важное исключение представляет Великобритания, в которой доля обрабатывающей промышленности за последние два десятилетия резко сократилась даже по неизменным ценам{96}. Это говорит о том, что деиндустриализация здесь во многом стала результатом абсолютного снижения объемов производства обрабатывающей промышленности в связи с потерей конкурентоспособности, а не вследствие опережающего снижения текущих цен из-за более быстрого роста производительности по сравнению с другими отраслями.
Преждевременная деиндустриализация в развивающихся странах
За последние три десятилетия многие развивающиеся страны пережили преждевременную деиндустриализацию. Иными словами, доля обрабатывающей промышленности (и отрасли в целом) по объему производства и занятости там начала уменьшаться на гораздо более ранней стадии экономического развития, чем это произошло в богатых странах.
В Латинской Америке доля обрабатывающей промышленности в ВВП выросла с 25 процентов в середине 1960-х до 27 – в конце 1980-х годов, но с тех пор значительно сократилась. В Бразилии, «локомотиве» промышленности континента, показатели деиндустриаизации были еще более существенными. Доля обрабатывающей промышленности в ВВП этой страны уменьшилась с 34 процентов в середине 1980-х до 15 – в настоящее время. В странах Центральной и Западной Африки аналогичный показатель уменьшился с 17–18 процентов в 1970-х и большей части 1980-х годов до 12 – сегодня{97}.
Такая преждевременная деиндустриализация в значительной степени произошла в результате неолиберальной экономической политики, проводимой в этих странах с 1980-х годов (см. главу 3){98}. Внезапная либерализация торговли уничтожила части обрабатывающей промышленности. Финансовая либерализация позволила банкам переориентировать свои кредиты с производителей на более прибыльных клиентов. Политики, сосредоточенные на контроле инфляции с помощью высоких процентных ставок и завышенного курса обмена валют, внесли свою лепту в агонию производственных компаний, сделав кредиты дорогими, а экспорт более сложным.
Истории успеха в сфере услуг: Швейцария, Сингапур и Индия
Когда речь заходит о постиндустриальной экономике, люди часто ссылаются на Швейцарию и Сингапур как примеры историй успеха в сфере услуг. «Разве эти две страны не показали, – спрашивают они, – что вы можете стать богатым – очень богатым – с помощью таких услуг, как финансы, туризм и торговля?»
На самом деле эти две страны показывают прямо противоположную тенденцию. По данным ЮНИДО, в 2002 году у Швейцарии был самый высокий показатель условно чистой продукции (УЧП) обрабатывающей промышленности на душу населения в мире – 24 процента, что больше, чем в Японии. В 2005 году она занимала второе место после Японии. В тот же год Сингапур был третьим. В 2010 году Сингапур занял первое место, произведя на 48 процентов УЧП на душу населения больше, чем США. Швейцария тогда стала третьей (после Японии): она производила на 30 процентов УЧП больше, чем США.
Что касается утверждения, будто Индия показала пример, как страны могут пропустить этап индустриализации и добиться процветания с помощью сферы услуг, то оно очень преувеличено. До 2004 года Индия имела торговый дефицит в сфере услуг (то есть импортировала больше услуг, чем экспортировала). В период с 2004-го по 2011 год она действительно имела торговый профицит (состояние дел, противоположное дефициту) в сфере услуг, но он был равен только 0,9 процента от ВВП, что покрывало лишь 17 процентов суммы дефицита от торговли продуктами (составлявшего 5,1 процента от ВВП). Едва ли это можно назвать успехом.
Истощение ресурсов планеты? Серьезное отношение к экологической устойчивости
Мы должны всерьез отнестись к ограничениям, вызванным необходимостью охранять окружающую среду
Прежде чем мы покинем мир производства, нам следует рассмотреть важный вопрос об экологических ограничениях экономического роста. Несомненно, изменение климата, вызванное в основном материальным производством и потребительской деятельностью, угрожает существованию человечества. Более того, многие невозобновляемые ресурсы (такие как нефть и минералы) быстро истощаются. Даже потенциал Земли производить возобновляемые ресурсы, такие как продукты сельского и лесного хозяйства, не всегда поспевает за постоянно растущим спросом. Запасы планеты вскоре истощатся, если мы не найдем способы контролировать влияние хозяйственной деятельности на окружающую среду.
Но не следует ли из этого, что нам нужно прекратить экономическое развитие, которое я определил, как расширение производственных возможностей? И если да, разве это не противоречит множеству вещей, о которых я говорил в данной главе?
Технологические разработки – как причина, так и решение экологических проблем
Это произошло году в 1975-м или 1976-м, когда мне было 12 или 13 лет. Я наткнулся на книгу The Limits to Growth («Пределы роста») автора со странным именем Римский клуб[97]. Пролистав книгу, я, хоть и не смог ее полностью понять, очень расстроился. Там было сказано, что запасы нефти в мире закончатся в 1992 году или около того. «Так что же, – подумал я, – получается, еще до того, как мне исполнится тридцать, мне придется ездить в повозке и жечь дрова, чтобы согреться?» Это казалось очень несправедливым, особенно учитывая, что моя семья всего каких-то пять или шесть лет назад переехала в дом с центральным отоплением.
Предсказание Клуба оказалось верным. Мы
Технология не только дала нам ключ к ранее недоступным ресурсам, но и расширила понимание того, что это такое. Колтан был редким, относительно недорогим минералом до 1980-х годов, а сегодня это один из самых ценных ресурсов в мире – до такой степени ценный, что многие повстанческие группы в Демократической Республике Конго, по слухам, финансировали свои войны за счет рабского труда в колтановых шахтах. Тантал, входящий в состав этого минерала, – ключевой элемент для создания деталей, используемых в мобильных телефонах и других электронных устройствах.
Иными словами, технологическое развитие позволяет нам производить возобновляемые ресурсы с большей эффективностью. За последнее столетие способность человечества производить продукты питания – и другое природное сырье (например, хлопок) – чрезвычайно усовершенствовалась за счет механизации, использования химических веществ, селекции и генной инженерии. Мы также научились более эффективно использовать эти ресурсы. Автомобильные и авиационные двигатели, электростанции потребляют все меньше нефти и угля. Постоянно растет доля материалов, полученных в результате повторной переработки.
У технологических решений есть пределы
Как бы быстро ни развивались наши технологии, все равно мы ограничены доступностью невозобновляемых ресурсов, даже учитывая те из них, которые еще не заинтересовали человека. В ближайшем будущем мы не исчерпаем полностью какой-либо из основных ресурсов. Но снижение их доступности может сделать их непозволительно дорогими для бедных людей, что создаст угрозу для их здоровья и даже существования. Рост цен на воду уже наносит вред малообеспеченным слоям населения: увеличивается частота заболеваний, возникающих из-за употребления загрязненной воды, снижается урожайность. Растущие цены на продукты питания приводят к увеличению масштабов голода и недоедания. Подорожание топлива может стать причиной роста смертности среди пожилых людей в зимний период даже в богатых странах.
Весьма остро стоит проблема изменения климата, последствия которой мы уже ощущаем. Маловероятно, если вообще возможно, что человечество сумеет придумать исключительно технологическое решение проблемы изменения климата, которое не потребует хоть каких-нибудь существенных корректировок нашего образа жизни.
Повышение уровня жизни и лучшая адаптация к климатическим изменениям в развивающихся странах возможны лишь за счет ускорения темпов экономического роста
Все это не означает, что мы должны остановиться в экономическом развитии, особенно в развивающихся странах. Начнем с того, что последние все еще нуждаются в наращивании объемов производства, то есть в экономическом росте, при условии, что его результаты не приберет к рукам незначительное меньшинство. Более высокий доход в этих странах означает не только еще один телевизор, но и работу в менее тяжелых и опасных условиях, снижение детской смертности, более продолжительную жизнь, уменьшение частоты заболеваний и прочее. Такие изменения были бы более устойчивыми, если бы стали следствием экономического развития (то есть увеличения производственных возможностей), а не простого роста – но даже рост за счет «золотой жилы» ресурсов полезен для этих стран.
Развивающимся странам тоже следует наращивать производственный потенциал, чтобы справиться с последствиями изменения климата (научно выражаясь, обеспечить адаптацию к изменению климата). Из-за климатических условий, места расположения и географии многим из них придется столкнуться с последствиями глобального потепления, притом что они менее всех ответственны за возникновение этой проблемы. Кроме того, именно развивающиеся страны располагают наименьшими возможностями справиться с последствиями глобального потепления[98]. Для этого бедные страны должны взять на вооружение более совершенные технологии и организационные возможности, приобретаемые только через экономическое развитие.
Аргументы в пользу экономического роста и развития самых отсталых стран весьма убедительны; причем подъем тамошнего дохода хотя бы до уровня современного Китая окажет минимальное влияние на изменение климата. В частности, это обсуждается в программе Greenhouse Development Rights (GDR), разработанной двумя аналитическими центрами, Eco-Equity и Стокгольмским экологическим институтом{99}.
Богатые страны должны продолжать развивать свою экономику, но им следует радикально изменить приоритеты производства и потребления
Учитывая, что богатые страны уже используют основную массу мировых ресурсов и их необходимость в увеличении потребления гораздо меньше, они обязаны его сократить, чтобы уменьшить масштабы изменения климата. Но даже с меньшим совокупным потреблением нельзя допустить снижения благосостояния людей. В странах с сильным имущественным расслоением, таких как США, Великобритания и Португалия, уменьшение социального неравенства позволит поднять уровень потребления для большего числа людей. Даже в обществах с относительно незначительными различиями в благосостоянии отдельных слоев населения можно повысить уровень жизни за счет изменения структуры потребления, а не его роста{100}. Более широкое пользование коллективными услугами, особенно общественным транспортом и местами отдыха, способно улучшить благосостояние многих людей за счет сокращения напрасной траты ресурсов для личного потребления: например, времени, проводимого в автомобиле в дорожных заторах, или дублирования услуг небольших частных библиотек, популярных в таких странах, как Корея.
В дополнение к уменьшению потребления можно снизить расход используемой энергии – например, ввести более строгие требования по энергоэффективности для зданий, автомобилей и электрооборудования. Можно также не поощрять строительство загородных торговых центров и развитие пригородных районов, а инвестировать в улучшение сети общественного транспорта, чтобы люди меньше пользовались автомобилями. Кроме того, потребуются и культурные сдвиги – скажем, если люди станут получать больше удовольствия, проводя время с семьей и друзьями, а не за шопингом. Продолжение или даже увеличение использования ядерной энергии должно быть предусмотрено за пределами сейсмоопасных районов (например, Японии, части США и Чили), причем в качестве временной меры, пока мы полностью не перейдем на возобновляемые источники энергии{101}.
Впрочем, все сказанное не означает, что богатые страны должны прекратить экономическое развитие, по крайней мере в том смысле, в каком я его определил в этой главе. Они по-прежнему могут наращивать свой производственный потенциал, но использовать его не для повышения расхода материалов, а для снижения рабочего времени за счет более эффективного выпуска того же количества продукции. Они могут развивать и продавать отстающим странам по доступным ценам производственные технологии, позволяющие бороться с изменением климата и другими экологическими проблемами.
Заключение: почему следует уделять больше внимания производству
При доминирующей неоклассической школе производство отошло на второй план. Для большинства ее приверженцев экономика заканчивается у ворот завода (или, что происходит все чаще, у входа в административное здание). Производственный процесс рассматривается как предсказуемый, предопределенный «производственной функцией», с четким указанием количества капитала и труда, которые должны быть объединены в целях получения конкретного продукта.
Сегодня интерес к сфере производства если и возникает, то на самом общем уровне: в какой мере она способствует наращиванию масштабов экономики. Лучше всего эту ситуацию характеризует фраза, прозвучавшая в ходе дискуссии о конкурентоспособности США в 1980-х годах: не
К сожалению, с нарастанием градуса теоретических дискуссий о постиндустриальном обществе и увеличением доминирования финансового сектора в реальном мире безразличие к производству превратилось в презрение. Достаточно часто высказывается мнение, что производство, с точки зрения новой экономики знаний, представляет собой низкосортную деятельность, которой занимаются только развивающиеся страны с невысокой оплатой труда рабочих.
Но заводы – это место, где, так сказать, была создана современная экономическая реальность и где она продолжает переделываться. Более того, даже в нашем якобы постиндустриальном мире услуги – предполагаемый новый экономический двигатель – не могут процветать без динамичного производственного сектора.
Вопреки общепринятому мнению, увеличение производственного потенциала имеет решающее значение, если мы хотим справиться с серьезной проблемой нашего времени – изменением климата. Богатые страны обязаны перестроить структуру потребления, а также продолжить наращивание производственных мощностей в области экологически чистых технологий.
Глава 8
Беда в банке Fidelity Fiduciary: финансы
Майкл пребывал в растерянности. И хотя он вернул отцу то, что стало причиной всех неприятностей, он снова сделал что-то не так. Почему взрослые такие странные? Майкл хотел потратить свою двухпенсовую монету, чтобы купить корм для птиц у старой леди, сидевшей на ступеньках собора Святого Павла, но отец обманул его и выманил монету. Он пообещал, что покажет, какие более интересные вещи можно сделать с двумя пенсами, когда они, Майкл и его сестра Джейн, придут к нему на работу.
Когда дети явились туда, некий старик по имени мистер Доус, а еще директора, как называл их отец, и даже он сам в один голос начали петь, что Майкл должен положить свои два пенса на депозитный счет в банке Dawes, Tomes, Mousely, Grubbs Fidelity Fiduciary (ну и название!). Они говорили, что эти деньги сделают его частью множества вещей, о которых он даже не слыхал, расположенных в каких-то странных местах: «Железные дороги через Африку… плотины поперек Нила… флотилии океанических быстроходных лайнеров… грандиозные каналы и плантации созревающего чая…». Завороженный песней, Майкл на мгновение растерялся и разжал кулак – и в этот момент мистер Доус удивительно быстро для такого старого человека выхватил монету.
Естественно, Майкл закричал: «Верните мои деньги!». Это каким-то образом привело к тому, что все посетители банка тоже стали требовать отдать их деньги. Банк отказался платить – и начался хаос. Майклу с Джейн все-таки удалось забрать монету у старика и убежать, но, вернувшись домой, они узнали, что их отца уволили за то, что случилось. Майкл отдал свои два пенса отцу, но это не вернуло ему работу.
Почему его слова привели к таким последствиям? Почему люди решили забрать свои деньги? И самое непонятное, как мог банк отказаться вернуть клиентам их собственные сбережения?
Банки и традиционная финансовая система
Банки дают обещания, которые на самом деле не могут исполнить
Вышеприведенный фрагмент – пересказ знаменитой сцены в банке из диснеевского фильма «Мэри Поппинс». Сегодня это лучшая иллюстрация максимы, что главное в банковском деле – уверенность.
Причиной возникновения проблемы в банке Fidelity Fiduciary, грубо говоря, стал тот факт, что он давал обещания, которые на самом деле не мог выполнить. Как и все другие банки, он обещал владельцам депозитных счетов, что они получат свои сбережения по первому требованию, хотя на самом деле имевшихся у банка средств хватало только на выплату их части[100].
Для банка давать «ложные» обещания – не проблема. Как правило, одновременно лишь небольшая часть вкладчиков желает вернуть свои деньги, поэтому банку вполне безопасно иметь некоторую сумму наличных (или приравненных к ним ценных бумаг, например государственных облигаций, которые можно быстро продать), покрывающую лишь часть средств на всех депозитных счетах.
Поделиться книгой: