Как устроена экономика

Люди между работами: временная безработица

Насчитывается довольно много различных типов безработицы – по крайней мере пять, о которых я расскажу ниже.

Прежде всего существует безработица, которая происходит, так сказать, естественным образом. Вакансии появляются и исчезают, поскольку компании рождаются, растут, сокращаются и умирают. Люди решают сменить работу по разным причинам; возможно, у них появилась неудовлетворенность нынешним местом работы или они решили переехать в другой город, чтобы заботиться о пожилых больных родителях или чтобы жить с новым партнером. Поэтому естественно, что люди покидают одни рабочие места и устраиваются на другие. К сожалению, это не происходит мгновенно. Чтобы найти новую работу, необходимо время, а компаниям оно нужно, чтобы отыскать подходящих сотрудников. В результате некоторые люди в итоге тратят время на поиск вакансии, оставаясь безработными. Это явление называется временной безработицей.

Некоторые навыки больше не востребованы: технологическая безработица

Еще один вид безработицы вызван несоответствием между требуемыми и имеющимися рабочими. Эта ситуация обычно называется технологическая, или структурная, безработица. Подобную картину мы наблюдали в таких фильмах, как «Роджер и я», первой киноленте Майкла Мура, где он показывает реальные последствия закрытия завода по производству автомобилей GM в городе Флинт, в штате Мичиган, или в фильме «Мужской стриптиз», в котором шестеро сталеваров из Шеффилда, потеряв работу в период сокращений, решили организовать стриптиз-шоу.

Согласно общепринятой экономической теории, эти рабочие могли приобрести навыки в «восходящих на небосклоне» сферах промышленности и переключиться на другие виды деятельности – скажем, электронная промышленность в Калифорнии и инвестиционно-банковские услуги в Лондоне были бы, очевидно, альтернативой для них. На самом деле плавных переходов не бывает практически никогда, если вы доверяетесь только рынку. Даже с систематическими государственными субсидиями и институциональной поддержкой для переподготовки и переселения (например, промежуточный заем, чтобы купить дом в месте новой работы, до продажи старого дома), распространенными в скандинавских странах, устранить технологическую безработицу совсем не просто.

Правительства и профсоюзы создают безработицу: политическая безработица

Убежденные в правильности современной трактовки закона Сэя, многие экономисты неоклассической школы говорят, что, за исключением краткосрочной перспективы, закон спроса и предложения гарантирует, что каждый, кто хочет работать, найдет должность, соответствующую существующим зарплатным ставкам. Они утверждают, что работы у людей нет потому, что кто-то – государство или профсоюзы – не дает им возможности согласиться на тот уровень заработной платы, который приведет к рыночному равновесию.

Некоторые люди в богатых странах отказываются работать на обычную ставку заработной платы и остаются безработными, потому что могут жить на государственные социальные выплаты. Профсоюзы не позволяют снизить ставку заработной платы. В то же время правительственное регулирование рынка труда (например, минимальная заработная плата, препятствование увольнениям, требования к выходным пособиям) и налоги на фонд заработной платы, такие как отчисления работодателем в Фонд социального страхования, – все это делает труд сотрудников дороже, чем должно быть на самом деле. Таким образом, стимулы нанимать их у работодателей уменьшаются. В результате растет безработица.

Поскольку этот вид безработицы связан с вмешательством «политических» структур, правительства или профсоюзов, его можно назвать политической безработицей. Потенциальное решение этой проблемы – создание более «гибкого» рынка с помощью таких мер, как уменьшение влияния профсоюзов, отмена минимальной заработной платы и минимизация защиты работников от увольнения.

Недостаток спроса: циклическая безработица

Как мы уже говорили, обсуждая теорию Кейнса в главе 4, бывают случаи вынужденной безработицы, которые возникают вследствие недостатка совокупного спроса, например, как в период Великой депрессии или в современной Великой рецессии, как часто называют последствия мирового финансового кризиса 2008 года. Для такого вида безработицы, известного под названием циклическая безработица, вышеупомянутые решения со стороны предложения, такие как снижение заработной платы или переподготовка работников с неактуальными навыками, бессильны. Основное решение этой проблемы – увеличение спроса за счет дефицитного бюджетного финансирования государством и смягченной кредитно-денежной политики (например, снижения процентных ставок), пока частный сектор не восстановится и не начнет создавать достаточно новых рабочих мест[122].

Капитализм нуждается в безработице: системная безработица

Хотя кейнсианцы рассматривали безработицу как циклическое явление, многие экономисты – от Карла Маркса до Джозефа Стиглица (в его модели эффективной заработной платы) – утверждают, что безработица представляет собой неотъемлемую часть капитализма. Данная точка зрения исходит из очевидного, но важного наблюдения, что, в отличие от машин, рабочие обладают разумом. Значит, они могут контролировать, сколько усилий они прилагают во время работы. Естественно, капиталисты изо всех сил старались минимизировать такой контроль путем введения минутных и легко контролируемых задач и/или использования конвейерной ленты, скорость которой люди контролировать не могут. Тем не менее у работника осталась некоторая свобода выбора в отношении их трудового процесса, и капиталисты каким-то образом должны убедиться, что он прилагает максимум усилий, то есть не отлынивает, как многим хотелось бы сказать.

С учетом этого аргумента лучший способ навязать рабочим такую дисциплину – это сделать для них потерю места очень дорогостоящей путем увеличения заработных плат выше рыночного уровня. Если человек легко может получить другую работу с равной зарплатой, он не будет бояться угрозы увольнения. Тем не менее, поскольку все капиталисты делают то же самое, в результате получается, что общий уровень заработной платы возносится выше уровня рыночного равновесия и возникает безработица.

Именно на основе этого рассуждения Маркс назвал безработных резервной армией труда, которая может быть призвана в любой момент, если наемными работниками станет слишком трудно управлять. Именно на этом основании Михал Калецкий (1899–1970), польский экономист, который изобрел кейнсианскую теорию эффективного спроса до Кейнса, утверждал, что полная занятость несовместима с капитализмом. Мы могли бы назвать этот вид безработицы системной безработицей.

Различные виды безработицы сосуществуют во всевозможных комбинациях в разных условиях

Все эти различные виды безработицы реальны и могут сосуществовать. Иногда один вид будет более заметен, а другой станет таковым при иных обстоятельствах.

Большая часть безработицы в США и Европе в 1980-х была технологической в том смысле, что ее породил спад в широком диапазоне отраслей промышленности из-за конкуренции со стороны Восточной Азии. Системная безработица, как предполагает ее название, всегда была неотъемлемой частью капитализма, но во времена золотого века ее практически ликвидировали в Западной Европе и Японии. Сегодня много стран страдает от циклической безработицы из-за недостатка спроса, хотя это не было так существенно в годы бума середины 2000-х годов. Политическая безработица тоже существует, хотя ее масштабы часто преувеличены идеологией свободного рынка.

Кто может работать, кто хочет работать и кто работает? Определение и измерение безработицы

Как измерить уровень безработицы на практике? Наиболее очевидным способом представляется подсчет неработающего населения страны. Однако на самом деле мы определяем и измеряем уровень безработицы иначе.

Некоторые люди слишком молоды или слишком стары, чтобы работать. Таким образом, вычисляя уровень безработицы, мы рассматриваем только население трудоспособного возраста. Все страны исключают детей из числа трудоспособного населения, хотя определение «детей» в разных странах отличается; 15 лет – наиболее часто используемый порог, но он может опуститься до пяти лет (например, в Индии и Непале){151}. Некоторые страны исключают пожилых людей; пороговым возрастом чаще всего принимают 64 и 74 года, но иногда это 63 года или даже 79 лет.

Даже среди тех, кто принадлежит к населению трудоспособного возраста, не все, кто не работает, считаются безработными. Некоторые, например студенты или люди, занятые неоплачиваемым домашним трудом и уходом за членами своей семьи или друзьями, не нуждаются в оплачиваемой должности. Для того чтобы получить статус безработного, человек должен «активно искать вакансию», а это определяется тем, что в последнее время он пытается устроиться на оплачиваемую работу – обычно в течение последних четырех недель. Вычитая тех, кто не ищет работу активно, из населения трудоспособного возраста, вы получаете экономически активное население. Только те, кто относится к экономически активному населению (то есть активно ищут оплачиваемую работу), но не трудится, считаются безработными.

Такое определение безработицы предложено МОТ и используется всеми странами (с незначительными изменениями), но не без серьезных трудностей. Одна из них, например, – это то, что «работа» определяется достаточно свободно, как выполнение более чем одночасовой оплачиваемой работы в неделю. Другая трудность состоит в том, что требование активно искать работу, выдвигаемое людям для получения статуса безработного, исключает из статистики по безработице так называемых отчаявшихся работников (людей, которые бросили поиски вакансии после множества неудачных попыток, даже если они по-прежнему хотят работать){152}.

Реальные числа

Со времен золотого века капитализма безработица в богатых странах существенно выросла

Во времена золотого века капитализма уровень безработицы в Японии и странах Западной Европы составлял 1–2 процента по сравнению с 3–10 процентами, которые обычно наблюдались в более ранний период. В таких странах, как Швейцария, ФРГ и Нидерланды, он часто был ниже 1 процента. США, с уровнем безработицы в 3–5 процентов, тогда считались страной с высоким уровнем безработицы.

После золотого века люди в богатых государствах привыкли к уровню безработицы в 5–10 процентов, хотя некоторые страны, в частности Япония, Швейцария, Нидерланды и Норвегия, сохранили низкий уровень безработицы в 2–4 процента.

После глобального финансового кризиса 2008 года уровень безработицы в большинстве богатых стран поднялся. В США, Великобритании и Швеции он вырос весьма существенно: от около 6 процентов до примерно 9–10. Через пять лет после кризиса уровень безработицы там по-прежнему составляет около 8 процентов. Некоторые люди утверждают, что реальный уровень безработицы в США, вполне вероятно, равен 15 процентам, если включить в него отчаявшихся работников и трудящихся с неполной занятостью.

В «периферийных» странах еврозоны, особенно сильно пострадавших от кризиса 2008 года, ситуация с безработицей находится в диапазоне от катастрофической до страшной. В Греции и Испании уровень безработицы вырос с примерно 8 процентов до кризиса до 28 и 26 процентов соответственно, а уровень безработицы среди молодежи (от 15 до 24 лет) превышает 55 процентов. Проблема безработицы стоит весьма остро и в Португалии (18 процентов) и Ирландии (14 процентов).

Сложность определения безработицы в развивающихся странах: неполная занятость и низкая производительность

Уровень безработицы в развивающихся странах гораздо сложнее определить и измерить. Сложность состоит в том, что в развивающихся странах многие люди по стандартному определению работают (один час оплачиваемого труда в неделю), но могут быть частично занятыми в том смысле, что во время работы у них случаются долгие периоды простоя и/или они вносят маленький вклад в объем производства страны.

В беднейших регионах мира 50–60 процентов людей заняты в сельском хозяйстве; среднее значение для стран Центральной и Западной Африки составляет 62 процента и 51 процент для государств Южной Азии. Большинство их населения работает на семейных фермах, даже если их вклад в объем производства минимальный, поскольку это единственный способ получить хоть какой-то доход. Нужно ли рассматривать этих работников как занятых, вопрос спорный, поскольку, если они перестанут работать на семейных фермах, сокращение в выходе продукции окажется совсем небольшим, если вообще заметным.

Вне сельскохозяйственного сектора много людей трудятся слишком малое количество часов (скажем, около 30 часов в неделю) не по собственной воле. Они работают с неполной занятостью. По оценкам МОТ, доля трудового населения, находящегося в такой ситуации, превышает 15–20 процентов в некоторых развивающихся странах. Там уровень безработицы можно легко увеличить на 5–6 процентов, если преобразовать этих людей в эквивалент рабочих с полной загрузкой.

Даже если люди много работают, зачастую в бедных странах они заняты на низкооплачиваемых работах в неформальном секторе, который приносит очень мало пользы обществу. Однако они просто не могут позволить себе «не работать». Часть выполняемой ими работы можно описать словом «придуманная». Люди придерживают двери для тех, кто входит в престижное здание, продают жевательные резинки, которые никто в действительности не хочет покупать, и без просьбы моют лобовые стекла машин, застрявших в пробке, в надежде, что какая-нибудь добрая душа даст им монетку. Следует считать этих людей работающими или безработными – сложный вопрос.

Помня о том, что цифры нужно интерпретировать с большой осторожностью, давайте рассмотрим данные по безработице для развивающихся стран.

За последнее десятилетие государством с самым высоким уровнем безработицы среди развивающихся стран, по данным МОТ, была Южно-Африканская республика: там уровень безработицы обычно превышает 25 процентов, а иногда переваливает за 30. Рядом с ней идут Ботсвана и Намибия (около 20 процентов). Другими странами с высоким уровнем безработицы считаются Албания, Доминиканская Республика, Эфиопия и Тунис (15–20 процентов).

Умеренно высокий уровень безработицы наблюдается в Колумбии, Ямайке, Марокко, Уругвае и Венесуэле (10–15 процентов). Бразилию, Сальвадор, Индонезию, Маврикий, Пакистан, Парагвай и Шри-Ланку мы можем отнести к странам с умеренно низким уровнем безработицы (5–10 процентов).

В некоторых развивающихся странах уровень безработицы довольно низкий: по данным МОТ, от 1 до 5 процентов. К ним относятся Бангладеш, Боливия, Китай, Гватемала, Малайзия, Мексика и Таиланд.

Заключение: воспринимаем работу всерьез

Работа представляет собой основную часть жизни для большинства людей. Даже если они официально классифицированы как «неработающие», например домохозяйки, большинство взрослых работают – нередко очень много времени и в тяжелых условиях. В беднейших развивающихся странах трудятся даже дети. Там люди настолько отчаялись, что часто «изобретают» работу, чтобы выжить.

Несмотря на все это, в большинстве экономических обсуждений людей в основном рассматривают как потребителей, а не работников. Особенно в доминирующей неоклассической экономической теории принято считать, что люди работают ради потребления. Обычно обсуждение труда заканчивается воротами фабрики или входом в магазин, так сказать. Внутренняя ценность работы, то есть удовольствие от творчества, чувство самореализации и достоинства, которое приходит от того, что делаешь что-то полезное для общества, не берется в расчет.

В действительности то, что происходит на работе, очень сильно влияет на людей, особенно в бедных странах, где многие трудятся в условиях полного отсутствия соблюдения основных прав человека. Их помещают в опасные для жизни и здоровья условия и мешают их дальнейшему развитию (в случае детского труда). Даже в богатых странах работа может либо давать людям чувство удовлетворенности и ценности, либо вызывать скуку и стресс. Труд формирует личность человека на самом глубоком уровне.

Больше всего внимания работе уделяется, когда ее нет – то есть в случае безработицы. Но даже это явление экономисты не рассматривали достаточно серьезно, воспринимая его как нечто неизбежное. Полная занятость – некогда самая главная и часто достигаемая политическая цель в развитых капиталистических странах – считается чем-то недостижимым и, соответственно, не важным. Человеческие издержки безработицы – экономические трудности, депрессия, чувство унижения и даже самоубийство – едва признаются.

Все это приводит к серьезным последствиям в управлении экономикой и обществом. Работа считается неудобством, которое приходится терпеть, чтобы получить средства к существованию. Нас рассматривают как личностей, которыми движет исключительно желание потреблять, – а для этого нам необходим доход. Особенно в богатых странах такое потребительское мышление привело к пустой трате денег, пристрастию к шопингу и невозможности выплатить семейные кредиты; причем подобное отношение не способствует сокращению выбросов углекислого газа и борьбе с изменением климата. Пренебрежение к работе приводит к тому, что, до тех пор пока оно сопровождается ростом заработной платы, ухудшение условий труда считается приемлемым независимо от того, насколько вредное воздействие оно оказывает на физическое и психическое состояние работников. Высокий уровень безработицы воспринимается как относительно незначительная проблема, несмотря на огромные разрушительные последствия для людей и общества, тогда как небольшое повышение инфляции рассматривается как национальное бедствие.

В некотором смысле работа напоминает безумного дядюшку: все старательно делают вид, что его не существует. Тем не менее, не принимая работу всерьез, мы не сможем построить сбалансированную экономику и счастливое общество.

Глава 11

Левиафан или правитель-философ? Роль государства

Правительство существует для того, чтобы защитить нас друг от друга. В решении защищать нас от себя самих правительство вышло за рамки своих полномочий.

Рональд Рейган

…очевидно, что государство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку; поскольку последний, оказавшись в изолированном состоянии, не является существом самодовлеющим, то его отношение к государству такое же, как отношение любой части к своему целому.

Аристотель

Государство и экономика

Политическая экономика: более честное имя?

В прошлом ни в одной стране не было министерства обороны, но в каждом государстве имелось министерство войны, потому что именно войной оно занимается на самом деле. Патенты раньше назывались патентными монополиями, так как они были (и остаются) искусственно созданными монополиями, хоть и способны приносить пользу обществу. Теперь вы понимаете, что иногда старое, забытое название передает истинную суть предмета, который оно описывает, намного лучше, чем современный аналог.

То же самое касается старого названия экономической теории – политическая экономия, или учение о политическом управлении экономикой. В наше время, когда экономическая теория превратилась в «науку обо всем», легко прийти к выводу, что экономическая политика правительства не занимает в ней главной позиции. Однако большая часть экономической теории по-прежнему касается деятельности государства или правительства и рекомендаций в отношении них[123]. И в самом деле, даже те экономисты, которые пытаются подать экономическую теорию как науку обо всем, показывая, что экономическое (рациональное) можно найти повсюду – по крайней мере, невольно, – делают вклад в дискуссию о роли государства в экономике. Доказывая, что люди ведут себя рационально, даже в самых неожиданных областях жизни – семейных отношениях, борьбе сумо, да в чем угодно, – они без обиняков говорят, что люди знают, что хорошо для них и как этого достигнуть. Подразумевается, что их нужно оставить в покое. Правительство по-отечески не должно указывать им, что делать, потому что они сами знают, что для них хорошо.

Конечно, ни одна серьезная экономическая теория не утверждает, что правительство следует полностью ликвидировать. Но есть огромное многообразие мнений о том, какая роль подобает государству. На одном конце этого спектра находится мнение свободного рынка, предпочитающего не более чем минимальное государство, обеспечивающее военную защиту, защиту прав собственности и инфраструктуру (например, дороги и порты). На другом конце – марксистский взгляд: рынки должны быть изолированы или даже полностью ликвидированы, а всю экономику следует координировать с помощью централизованного планирования со стороны государства.

Как только отходишь от этих двух крайних взглядов, осознаешь, что существует умопомрачительно много всевозможных комбинаций того, что должно и чего не должно делать правительство. И правда, даже те, кто поддерживает «крайние» взгляды о минимальном влиянии государства или централизованном планировании, не могут окончательно договориться друг с другом о том, каким именно должно быть минимальное государство или до какой степени детализации необходимо планировать экономику.

Государственное вмешательство с точки зрения морали

Государство не может быть выше людей: договорная точка зрения

Многолетний спор о роли государства представляет собой дискуссию о морали: имеет ли государство право указывать гражданам, что им следует делать.

Большинство современных экономистов верят в индивидуализм, то есть в то, что не может быть ничего выше власти отдельных людей. Эта философская позиция приходит к выводу, что правительство – это продукт общественного договора между суверенными индивидуумами, следовательно, оно не может быть выше этих индивидуумов. С этой точки зрения, называемой договорной теорией, действия государства оправданны только тогда, когда каждый человек дает на них свое согласие.

«Неприятная, жестокая и короткая»: первоначальный аргумент договорной теории Томаса Гоббса

Существуют различные теории общественного договора, но сегодня наибольший вес имеет теория, основанная на идеях английского политического философа XVII века Томаса Гоббса. Свою знаменитую книгу 1651 года «Левиафан», названную по имени библейского морского чудовища, Гоббс начинает с предположения о том, что в «естественном состоянии» люди существуют без правительства. В таком мире, по словам Гоббса, люди вели «войну всех против всех», в результате чего их жизнь была «одинокой, бедной, неприятной, жестокой и короткой». Для того чтобы изменить такое положение дел, они добровольно согласились до определенной степени ограничить свою свободу под контролем правительства ради обретения социальной стабильности.

Современный сторонник договорной теории, или либертарианец, и рассуждение о роли государства

Сам Гоббс использовал свои аргументы для оправдания абсолютной монархии. Он выступал за полное подчинение индивидуумов власти монарха, поскольку якобы только монарх способен вывести человечество из естественного состояния. Однако философ Роберт Нозик, экономист Джеймс Бьюкенен, лауреат Нобелевской премии по экономике 1986 года, и другие современные сторонники теории общественного договора развили идеи Гоббса в другом направлении и продвигали политические теории, оправдывающие государство с минимумом функций. В этом варианте теории общественного договора, поддерживающей свободный рынок и более известной в США как либертарианство, Левиафан изображает государство как потенциального монстра, которого необходимо обуздать (что не соответствует идеям Гоббса). Это мнение лучше всего иллюстрирует высказывание Рональда Рейгана: «Правительство существует для того, чтобы защитить нас друг от друга. В решении защищать нас от себя самих правительство вышло за рамки своих полномочий».

По мнению либертарианцев, любое вмешательство государства без единодушного согласия всех членов общества нелегитимно. Выходит, обоснованны только такие действия правительства, как контроль над соблюдением правовых норм и поддержание порядка (особенно защита прав собственности), оборона страны и обеспечение инфраструктуры. Эта деятельность абсолютно необходима для существования функционирующей рыночной экономики, поэтому указы государства, касающиеся этих сторон общественной жизни (как только они будут предложены), поддержат все граждане. Все, что находится за пределами этих минимальных функций – законодательство о минимальной заработной плате, система социального государства или таможенная защита, – рассматривается как нарушение суверенитета индивидуумов и, следовательно, это первый шаг по «дороге к рабству», как гласит название знаменитой книги Фридриха фон Хайека.

Философская позиция современного сторонника теории общественного договора, или либертарианца, должна быть воспринята всерьез. Как только люди начинают верить в то, что государство выше своих граждан, ему намного легче удается требовать жертв от меньшинства во имя «высшего блага», которое произвольно определяется теми, кто контролирует государство. Действительно, мир пострадал от слишком многих правителей, которые считали, что они знают, что хорошо для всех остальных – от Пола Пота и Сталина до Пиночета и Гитлера, – и навязывали свои взгляды насильственными методами. Положение о том, что государство не выше своих граждан, служит очень важной защитой людям от злоупотребления властью со стороны государства или, вернее, от тех, кто контролирует государственную машину.

Теория общественного договора преувеличивает независимость индивидуумов от общества

Тем не менее положения теории общественного договора тоже имеют слабые места. Начнем с того, что они основаны на вымышленной, а не реальной истории, что с готовностью признают Бьюкенен и Нозик. Люди никогда не существовали как свободно договаривающиеся стороны в «естественном состоянии», а всегда жили как члены сообщества (подробнее см. раздел «Встроенные индивидуумы…» главы 5). Сама идея автономного индивидуума родилась как продукт капитализма, который возник уже после появления государства.

Таким образом, становится понятно, что, основывая свою теорию на вымышленной истории, сторонники общественного договора значительно преувеличили независимость людей от общества и недооценили легитимность коллективных образований, особенно (но не только) государства.

Провалы рынка

Если рынки не справляются с производством оптимальных для социума результатов, это называется провалом рынка. В главе 4 на примере внешнего эффекта я уже излагал вам основную идею, лежащую в основе данной концепции. Но здесь мы исследуем ее подробнее и получим очень важные аналитические инструменты для изучения различных ролей государства.

Некоторые продукты должны предоставляться для коллективного пользования: общественные блага

Многие продукты и услуги представляют собой частные блага в том смысле, что только тот, кто заплатил за них, скажем, за яблоко или отпуск, может ими пользоваться. Тем не менее нельзя предотвратить потребление товаров людьми, за них не платившими, уже после того, как они были поставлены. Такие продукты и услуги называются общественными благами, и их существование, пожалуй, наиболее часто упоминается как причина провала рынка. О них говорят даже чаще, чем о внешнем эффекте – первоначальной причине провала рынка.

В общественные блага включаются дороги, мосты, маяки, системы защиты от наводнений и другие объекты инфраструктуры. Если вы можете ездить по дороге, не заплатив за ее строительство, почему вы как владелец автомобиля должны добровольно отдавать деньги на прокладку еще одной дороги? Маяк не блокирует выборочно свой свет для вашего корабля, потому что вы не внесли вклад в его строительство и содержание, выходит, любой владелец судна может позволить другим платить за него и продолжать пользоваться маяком.

Итак, если вы можете свободно переложить обязанность платить за общественные блага на других людей, у вас нет стимула платить добровольно. Если же каждый начнет думать подобным образом, никто не станет за них платить, а это означает, что общественные блага исчезнут вообще. В лучшем случае крупные потребители будут обеспечивать недостаточное количество таких благ, потому что им выгоднее позволить другим пользоваться ими, чем не иметь их вообще. Большая компания, ведущая в своей области, может построить дорогу и позволить пользоваться ею бесплатно, если отсутствие дороги обойдется слишком дорого ее бизнесу. Впрочем, даже в этом случае пропускная способность дороги определяется потребностями компании, а не общества; стало быть, с общественной точки зрения она может быть неоптимальной. Поэтому широкое признание получило мнение, что достаточно общественных благ создается только в том случае, если правительство облагает налогом всех потенциальных пользователей (что часто означает всех граждан и жителей города) и употребляет полученные средства, либо самостоятельно предоставляя общественные блага, либо нанимая поставщика для их обеспечения.

Большинство общественных благ таковы по политическим причинам: истинно общественных благ немного

Важно отметить, что в действительности мало что должно быть общественным благом. Конечно, от использования некоторых благ невозможно отстранить неплательщиков – во всяком случае, это дорого обойдется. Например, возьмем расходы на национальную оборону. Нельзя вести войну таким образом, чтобы защищать только тех, кто заплатил за эту «услугу». Система защиты от наводнений служит еще одним таким примером. Просто невозможно выборочно затопить дома тех, кто не заплатил за ее строительство. Но во многих случаях общественные блага считаются таковыми потому, что все решили, что они таковыми являются. Многие общественные блага, финансируемые за счет налогов и предоставляющиеся правительством, легко превратить в частные. На дорогах и мостах можно поставить пункты взимания платы за пользование; так поступают многие страны. В наши дни уже технически возможно заменить маяки специальными радиосигналами, которые будут посылаться только плательщикам. Несмотря на это, многие правительства предоставляют широкий спектр продуктов и услуг по (хорошим и плохим) политическим причинам.

Малое количество поставщиков приводит к социальной неэффективности: несовершенная конкуренция

Еще более спорный вопрос, обсуждаемый экономистами, – несостоятельность рынка при существовании монополии или олигополии; такое явление в неоклассической экономической теории обобщенно называют несовершенной конкуренцией.

На рынке с большим количеством конкурентов производители не могут свободно устанавливать цены, поскольку конкурент всегда имеет возможность подрезать их до уровня, после которого дальнейшее снижение цены приведет к потерям. А вот компания-монополист или олигополист обладает такой властью, чтобы решать (полностью в первом случае и частично во втором), какую цену ей назначить в зависимости от количества производимой ею продукции (об этом подробно рассказывается в главе 2). В случае олигополии компании объединяются в картели, после чего ведут себя, подобно монополистам, устанавливая высокую монопольную цену.

Однако, согласно неоклассической экономике, несостоятельностью (провалом) рынка считается непередача дополнительной прибыли от потребителей компаниям, имеющим власть на рынке. Несостоятельность связана с социальными потерями, которые даже доминирующие на рынке компании не способны устранить, – это явление называется аллокативные общественные издержки монополии[124].

Разрушить, национализировать или урегулировать? Как справиться с несовершенной конкуренцией

Существует мнение, что если на рынке больше компаний, обладающих рыночной властью, то правительство может попытаться уменьшить общественные издержки монополии за счет снижения рыночной власти этих компаний.

Наиболее радикальная из таких мер – это идея разделить подобную компанию на части, чтобы увеличить конкуренцию. Правительство США фактически сделало это в 1984 году с компанией AT&T – гигантом в сфере телефонных услуг. Она была разделена на семь региональных отделений Baby Bells. Обычным подходом также служит запрет правительства на формирование картелей олигополистическими компаниями и сговор при установлении цен на продукцию. Правительство может также удерживать цены на таком рынке на уровне, максимально близком к тому, который был бы в условиях совершенной конкуренции.

Случай естественной монополии – его можно наблюдать в таких отраслях, как электричество, вода, газ и железные дороги, – представляет уникальную проблему. Здесь имеется множество поставщиков, у каждого из которых есть свои сети, скажем, водопроводных труб или железных дорог. При этом стоимость производства повышается настолько, что монополия представляет собой наиболее экономически эффективный вариант. В таком случае правительство создает государственное предприятие и руководит им, как будто оно не монополия. Кроме того, правительство может дать разрешение на монополию компании из частного сектора, но регулировать ее ценовую политику, заставляя устанавливать цену за единицу продукции на уровне ее себестоимости (или средних издержек)[125].

По сравнению с общественными благами или внешним эффектом из-за несовершенной конкуренции в несостоятельности рынка больше противоречий

Мало экономистов пожелают спорить о том, что общественные блага и экстерналии приводят к несостоятельности рынка, хотя они могут оспаривать фактические масштабы этих явлений. Однако когда дело доходит до несовершенной конкуренции, возникает гораздо больше противоречий.

Как я говорил в главе 4, шумпетерианская и австрийская школы осуждают совершенную конкуренцию, идеализируемую экономистами неоклассической школы, считая ее состоянием экономического застоя, где нет никаких инноваций. Если приманка (временной) монопольной прибыли мотивирует компании к инновациям, подавление или даже раздробление монополий приведет к сокращению инноваций и технологическому застою. От того, что Шумпетер называет «бурей созидательного разрушения», по их мнению, в долгосрочной перспективе не застрахована ни одна монополия. General Motors, IBM, Xerox, Kodak, Microsoft, Sony, Blackberry, Nokia и многие другие компании, которые когда-то были почти полными монополистами на своих рынках и считались непобедимыми, утратили свои позиции и даже закончили свои дни на свалке истории, как, например, Kodak{153}.

Возможные причины несостоятельности рынка зависят от теории работы рынков

Только что я продемонстрировал, что один и тот же рынок, где доминируют монополии, может быть рассмотрен как наиболее успешный одной школой экономической теории (шумпетерианской или австрийской) и как случай полнейшей несостоятельности – другой (неоклассической). Разумеется, монополия может служить самым крайним примером, но выше я уже описал множество случаев, когда некоторые школы видели успех рынка в том, что другие считали провалом. Например, я отмечал, что сторонник неоклассической школы высоко оценивает свободный рынок за то, что он позволяет всем странам максимизировать свой доход с учетом их ресурсов и производственного потенциала, но девелопменталисты критикуют его за то, что он мешает отсталым странам нарастить свой производственный потенциал и таким образом максимизировать свои доходы в долгосрочной перспективе.

Дело в том, что трактовка несостоятельности рынка и, соответственно, оправдание действий правительства, зависят от того, какую теорию работы рынка вы принимаете. Поскольку различные экономические теории придерживаются разных взглядов на то, как работают рынки и что считать их несостоятельностью, мы не можем вынести взвешенное суждение о роли государства без учета всего спектра соответствующих экономических теорий. Эта точка зрения усиливает аргументы в пользу плюралистического подхода к экономике, с которым я познакомил вас в главе 4.

Неэффективное государственное регулирование

Как верно отмечают некоторые экономисты – приверженцы свободного рынка, проявление несостоятельности рынком необязательно означает, что ситуация улучшится при государственном вмешательстве. Энн Крюгер, Джеймс Бьюкенен, Алан Пикок и их последователи справедливо отвергают отдельные факты несостоятельности рынка в качестве обоснования гипотезы о том, что государство представляет собой современное воплощение «правителя-философа» Платона – великодушного, всезнающего и всесильного. Они указывают, что реальные правительства не идеальны и что они могут оказаться неспособны – или, хуже того, могут даже не хотеть – исправить ситуацию несостоятельности рынка. Согласно этой теории, называемой теорией неэффективного государственного вмешательства или иногда теорией общественного выбора, цена неэффективного государственного вмешательства зачастую обходится обществу дороже, чем цена несостоятельности рынка. Выходит, лучше смириться с неэффективной работой рынка, чем согласиться на правительственное вмешательство, которое только ухудшит положение дел.

Диктаторы, политики, чиновники и «группы по интересам»: правительство – точнее, те, кто его контролирует, – может не хотеть работать ради общего блага

Теория неэффективности государственного вмешательства находит ряд причин, по которым правительство иногда не хочет проводить «правильную» политику, даже если может. В некоторых случаях им управляет диктатор, заинтересованный не в благосостоянии граждан, а в собственном обогащении, как, например, Мобуту Сесе Секо (Заир, 1965–1997) и Фердинанд Маркос (Филиппины, 1965–1986). Эти «хищнические» государства – вернее, их лидеры – налогами и взяточничеством выжимают соки из экономики, что приводит к катастрофическим долгосрочным последствиям.

В условиях демократии правительство находится под контролем политиков, главная цель которых состоит в том, чтобы получить и удержать власть, а не способствовать достижению общественных интересов. Они последовательно проводят политику, повышающую их шансы на выборах, – увеличение государственных расходов без должной отдачи в виде роста доходов, например. При мажоритарной избирательной системе, основанной на избирательных округах, в противоположность системе, основанной на партийных списках, политики пытаются направить государственные финансы на проекты, развивающие их собственные округа, даже если с национальной точки зрения это создает лишние траты. Вот почему во многих странах больше аэропортов и стадионов, чем им на самом деле нужно.

Даже если политики выбирают правильный курс, они не всегда способны реализовать его должным образом, потому что у чиновников, управляющих его реализацией, есть свои планы. Последние станут разрабатывать такую стратегию управления государством, которая будет служить на благо им, а не избирателям, – раздувая бюджеты своих ведомств, минимизируя усилия, сокращая сотрудничество с другими ведомствами, чтобы защитить собственные сферы влияния. Таких называют «корыстолюбивыми чиновниками». Если вы хотите увидеть их в действии, посмотрите телесериал ВВС «Да, господин министр» и его продолжение «Да, господин премьер-министр» с участием легендарного южноафриканского актера Найджела Хоторна, который играет учтивого и хитрого заместителя министра Хамфри Эплби.

И последняя, но не менее важная причина – это лоббирование, осуществляемое различными группами лиц с общими интересами. Банкиры продвигают введение более мягкого финансового регулирования, промышленники просят об усилении защиты торговли, профсоюзы настаивают на повышении минимальной заработной платы, и все это они делают, не учитывая последствий для национальной финансовой стабильности, потребительских цен или безработицы. Иногда эти «группы по интересам» не просто лоббируют, но успешно руководят теми самыми государственными органами, которые должны ими управлять, – таким образом происходит захват регулирующих органов. Например, отражая силу финансовой индустрии США, в течение последних тридцати двух лет (между первым президентством Рональда Рейгана в 1981–1985 годах и первым сроком правления Барака Обамы в 2009–2013 годах) шесть из десяти человек, занимающих должность министра финансов США (в совокупности в департаменте в течение 21,5 года), вышли из финансовой индустрии{154}. Двое из них, Роберт Рубин и Хэнк Полсон, работали в одной компании – Goldman Sachs.

Точкой соприкосновения всех этих теорий служит то, что правительство находится под контролем и влиянием людей, которые, как и все остальные, эгоистичны. Наивно, если не безумно, ожидать, что они поставят общественные интересы выше личных.

Правительство бывает неспособно компенсировать несостоятельность рынка, даже если захочет, из-за асимметричной информации и ограниченности ресурсов

В дополнение к вопросу о мотивации правительства – точнее, тех, кто его контролирует, – теория неэффективности государственного вмешательства ставит еще один вопрос: способно ли правительство компенсировать несостоятельность рынка даже в том маловероятном случае, если оно действительно хочет повысить общественное благосостояние?