Рассвет 2050 года. Брат теней

Из этого отверстия поднималась выворачивающая внутренности вонь. Стараясь не беспокоить больную ногу, он опустился на колени и заглянул во мрак ямы. То, что он там увидел, заставило содержимое его желудка подкатиться к горлу.

Это была подлая ловушка — эта яма, ловушка, искусно выполненная и умело скрытая среди сухой травы и кустарника. И она удерживала свои жертвы. Олененок был мертв Уже несколько дней, но когда глаза Форса привыкли к тусклому свету, он увидел другое тело, оно слабо корчилось, наверное, пролежав здесь не слишком долго. Кровь еще сочилась из его раненого плеча.

На дне ямы в землю были воткнуты заостренные колья чтобы схватить и удерживать упавшую добычу, пока она не умрет мучительной смертью. И человек, полувисевший, полулежавший там, был в двух шагах от смерти.

Он пытался выбраться, о чем свидетельствовала зияющая рана на теле, но всей его силы было недостаточно, чтобы обрести свободу. Форс прикинул, какое расстояние было между кольями, а затем огляделся в поисках подходящего по размерам дерева. Это окажется не легким делом…

Много времени не понадобилось, чтобы размотать остатки его веревки, предназначенной для лазанья по горам, и сделать петлю из нее. Горящими глазами человек в яме посмотрел вверх. Видел ли он или понимал, каким образом придет к нему спасение, — этого Форс не знал. Он привязал конец веревки к стреле и пустил ее через ветку, которая висела ближе всего к западне.

Одного мгновения хватило, чтобы привязать один конец веревки к дереву. Потом, держа другой в руке, Форс осторожно спустился через край ямы, тормозя локтями, когда скользнул вниз к грязным кольям. Черные мухи облепили его отвратительным облаком, и ему пришлось отмахиваться от них, когда он протянул руку к пленнику ямы. Пояс туго обхватывал его талию, и Форс привязал к нему веревку.

Выбраться из ямы оказалось сложнее: ее создатели старались как можно сильнее затруднить эту операцию. Но обвал на одном конце ямы давал кое–какую опору, и Форс, хотя и с трудом, но выбрался наверх. Было ясно, что тот, кто выкопал эту яму, уже давно не посещал ее, и Форс оставил Луру сторожить.

Это была очень противная работа, но только таким образом мог он спасти жизнь попавшему в беду человеку. Он отвязал конец веревки от дерева и намотал его на запястье. Без зова подошла Лура и схватила в зубы свисающий кончик веревки. Они вместе рванули изо всех сил, в ответ раздался пронзительный вопль обезумевшего от боли человека. Но Форс продолжал тянуть за веревку, как и Лура, с каждым шагом отступая все дальше и дальше.

Вот из черного отверстия показалась откинутая голова и окровавленные плечи незнакомца. Когда он перевалился через край, Форс закрепил веревку и поспешил назад, чтобы оттащить безвольное тело подальше от края дьявольской ловушки. Руки его стали скользкими от крови прежде, чем ему удалось высвободить потерявшего сознание человека. Но и нести его он не мог — не позволяла больная нога, вдобавок ко всему, незнакомец весил на сорок фунтов 5Ольше Форса: сейчас, когда он лежал на земле, освещенный лучами солнца, Форс узнал в нем темнокожего охотника с острова. Но его огромное тело было беспомощным, а лицо — зеленовато–белого оттенка под коричневой пигментацией. Хорошо хоть, что кровь не текла из раны — по крайней мере артерия не была задета. Форс должен был доставить незнакомца в музей, где он осмотрит эту ужасную рану. —

В кустах раздался какой–то треск. Форс бросился к луку, лежавшему там, где он его выронил. Но это оказалась Лура, пригнавшая кобылу. Запах крови заставил кобылу закатить глаза и повернуть назад, но Форс не мог терпеть сейчас никаких глупостей, и Лура была того же мнения. Она подошла к лошади и несколько раз тихо зарычала. Лошадь замерла на месте, покрывшись потом, с побелевшими от страха глазами. Но она не встала на дыбы, когда Форсу каким–то образом удалось перекинуть своего пациента через ее спину.

Когда они снова оказались в укрытии музея, он вздохнул облегченно и уложил незнакомца на ковер. Тот снова открыл карие глаза, и в этот раз в их темных глубинах зажегся свет разума. Охотник оказался совсем молодым. Это стало ясно теперь, когда он выглядел таким беспомощным. Он ненамного был старше самого Форса — несмотря на свою огромную фигуру с широкими могучими плечами. Он лежал, со спокойной терпеливостью наблюдая, как Форс приготавливает мазь после разведения костра, но ничего не сказал, даже когда горец начал обрабатывать его рану грубыми хирургическими приемами.

Кол рассек кожу плеча, образовав глубокую борозду, но, как с облегчением понял Форс, не сломав костей. Если не начнется заражение, то незнакомец выздоровеет.

То, как Форс обращался в этим раненым телом, наверное, доставляло незнакомцу мучительную боль, но он не Издал ни звука, хотя, когда Форс наконец закончил, то увидел капельки крови, выступившие на нижней губе его Пациента. Незнакомец здоровой рукой махнул в сторону сумки, висевшей на его поясе, и Форс расстегнул ее. Порывшись в ней, незнакомец достал небольшой мешочек из белой ткани и сунул его в руку своего спасителя, показывая большим пальцем на кружку с водой, которой Форс пользовался во время своих хирургических действий. В мешочке оказался грубый коричневый порошок. Форс налил в кружку свежей воды, добавил в нее немного порошка и помешал все, после чего поставил кружку на огонь. Его пациент кивнул и слабо улыбнулся. Затем он указательным пальцем ткнул себя в грудь и сказал:

— Арскейн.

— Форс, — назвал себя горец, после чего указал на кошку и добавил:

— Лура.

Арскейн кивнул и произнес какую–то фразу глубоким, почти раскатистым голосом, в котором звучали барабанные нотки. Некоторые из этих слов… да, верно, они напоминали его родную речь. Хотя акцент был другой — в нем звучало слияние определенных звуков. Горец в свою очередь произнес:

— Я — Форс из клана Пумы с Дымящихся гор… — Он попытался жестами передать значение своих слов.

Однако Арскейн вздохнул. Его лицо осунулось от усталости, а глаза закрылись утомленно. Было ясно, что он не способен был сейчас связно говорить. Форс оперся подбородком на ладони и уставился на огонь. Похоже, планы придется менять коренным образом. Он не может уйти и оставить Арскейна одного, когда он не способен защитить самого себя. И этот здоровяк, возможно, сможет путешествовать лишь через несколько дней. Нужно будет подумать обо всем этом.

Вода закипела, и от кружки исходил ароматный запах — незнакомый ему, но соблазнительный. Он понюхал пар, когда вода стала коричневого цвета. Когда же жидкость стала совсем темной, он рискнул снять кружку с огня и налил жидкость в кастрюльку, чтобы остудить ее. Арскейн шевельнулся и повернул голову. Он улыбнулся при виде пара, поднимавшегося от воды, и жестом показал, что когда жидкость настоится, он выпьет ее.

Так значит, это какое–то лекарство, известное его народу. Форс подождал, потом осторожно прикоснулся к жидкости кончиком пальца, после чего приподнял темную голову незнакомца, поднеся к его разбитым губам кастрюльку. Арскейн выпил половину жидкости, прежде чем знаком показал, что достаточно. Он махнул Форсу, чтобы тот тоже попробовал ее, но одного глотка горького настоя оказалось достаточным, чтобы удовлетворить любопытство горда — Вкус у настоя был гораздо хуже, чем его запах.

Всю оставшуюся часть дня Форс занимался различными делами. Он охотился вместе с Лурой и принес в музей лучшие части оленя, на которого они неожиданно наткнулись у края озера, а также несколько перепелов, поднятых Дурой из травы. Кроме того, он притащил много хвороста, добавив его к куче дров. Еще Форс нарвал ягод с колючих кустов. И когда, наконец, разлегся рядом с огнем, вытянув вперед ноющую ногу, на него навалилась такая усталость, что ему показалось, что у него не осталось сил даже пошевелиться. Но теперь провизии было запасено у них на несколько дней вперед. Кобыла все пыталась вырваться на лужайку, и поэтому он закрыл ее на ночь в одном из длинных коридоров.

Арскейн очнулся от лихорадочного сна вечером и стал наблюдать за тем, как Форс разделывает птиц, собираясь их сварить. Он поел немного, отказавшись от большей части предложенного Форсом. Горец встревожился. Может быть, на острие кольев в ловушке был яд? А у него не было ничего, что могло бы нейтрализовать его. Он еще раз подогрел горький коричневый настой и помог Арскейну выпить его. Если в этой гадости есть что–то целебное, то здоровяк нуждался в ней.

Когда стемнело, пациент Форса снова уснул, а его лекарь склонился над костром, хотя вечер был теплым. Мысли его были заняты этой ловушкой на человека. Да, правильно, все свидетельствовало, что тот, кто создал ее, не посещал ее длительное время. Угодивший в западню олень был мертв уже несколько дней, и там был еще один скелет, обглоданный насекомыми и птицами, на противоположном конце ямы. Но кто–то или что–то затратило много труда, чтобы соорудить ее; и для создания этой ловушки требовался мозг, столь же изворотливый и хитрый, сколь и Жестокий. Форс не слышал, чтобы кто–нибудь из степняков использовал подобный искусный метод охоты, и, разумеется, это было не по вкусу жителям Эйри. Да и Арскейну он не был известен, иначе бы он не стал жертвой ловушки. Значит, выходит, ее создали другие — не жители равнин, гор и не соплеменники Арскейна — другие, бродившие по собственному почину по этому городу. И в таких городах спокойно проживать могут только… Зверолюди!

Во рту Форса пересохло, он провел руками по коленям, Лэнгдон умер, сраженный броском дротика и ударами ножей Зверолюдей. Другие Звездные Люди встречались с ними… и никогда не возвращались после этих встреч. Ярд носил на предплечье косой шрам — результат стычки с одним из их разведчиков. Это были ужасные чудовища — не люди. Форс был мутантом — да. Но он все же был человеком. Они же–нет. И именно из–за этих Зверолюдей мутантов так боялись. Впервые в своей жизни Форс начал осознавать это. Ненависть к мутантам преследовала определенную цель. Но он ведь человек! А Зверолюди — нет!

Он никогда не видел ни одного из них, и выжившие после столкновений с ними Звездные Люди никогда не разговаривали о них с простолюдинами Эйри. Легенды сделали их демонами тьмы — людоедами — ужасными тварями ночи.

Что, если в ловушку Зверолюдей и угодил Арскейн? Тогда выходит, что здесь живут эти Твари. В руинах были тысячи и тысячи укромных мест, где они могли спрятаться. И только инстинкт Луры и ее охотничье умение, а также е отличные зрение и слух могли сохранить их. Он посмотрел в сумерки и вздрогнул. Уши и глаза, лук и меч, когти зубы… хотя, возможно, всего этого окажется недостаточно!

Глава 7. СМЕРТЬ ИГРАЕТ В ПРЯТКИ

В течение четырех дней, которые Арскейн пролежал в прохладном зале музея, Форс охотился или разведывал лес поблизости, не рискуя однако слишком далеко удаляться от белого здания. А вечерами, сидя возле костра, они изучали речь друг друга и обменивались рассказами о своем прошлом.

— Наши Древние были летающими людьми, — раскатывался по комнате глубокий голос Арскейна. — После Последней Битвы они спустились с неба на свою родину и обнаружили выжженную землю. И тогда они повернули свои машины и полетели на юг, а когда те уже не могли больше держать их в небе, они приземлились в узкой пустынной долине. Спустя некоторое время они взяли в жены женщин этой местности. Вот так возникло мое племя…

На краю пустыни жизнь очень трудна, но мой народ заучился использовать все, что может получить от пустыни человек, а впоследствии у нас было много хорошей земли. И была она у них до дважды двенадцати лун тому назад… а потом земля вздрогнула и затряслась так, что никто не мог «стоять на ногах. С гор на нашу землю на юг пришел огонь и множество ужасных запахов. Талу Длиннобородый и Мак Трехпалый умерли, надышавшись смертоносного тумана, который опустился на деревню. И утром, с первыми лучами рассвета, мир снова затрясся, и в этот раз горы извергли из себя горящие камни, которые падали вниз, чтобы поглотить наши самые лучшие, с таким трудом отвоеванные поля и пастбища. Поэтому мы собрали все, что только смогли, и бежали от этих камней, гоня наших овец и взяв с собой только то, что могли унести наши пони, запряженные в телеги, и мы сами на своих плечах.

Мы пошли на север и обнаружили, что в других местах земля подверглась таким же разрушениям, в результате чего сушу затопило восточное море. И тогда нам пришлось бежать от поднявшейся воды, как до этого от огня. Нам казалось, что уже нигде мы не сможем обнаружить место, которое могли бы назвать своим домом. Пока наконец мы не вышли на территорию, где когда–то жило множество Древних. И тогда нескольких молодых воинов, и меня в том числе, отправили на разведку, чтобы найти поля для посевов и место для постройки новой Деревни Птиц. Это была прекрасная страна… — Арскейн показал рукой на юг. — Я многое увидел и должен был возвратиться с известиями, так далеко углубившись в неизведанную страну, но моя душа не давала мне покоя, я жаждал увидеть все новые и новые чудеса. Я тайкой наблюдал за передвижениями степняков, но их образ жизни не для меня. Им по душе жить в домах из шкур, которые Можно воздвигнуть в любом поле, выбранном ими, и собрать снова, когда им надоедает это место. Я не знаю вас, горцев, — мы не слишком любим высокогорье, поскольку наши горы Принесли нам боль и разрушение.

Эти города мертвых по–своему полезны. Здесь можно обнаружить сокровища — и ты это отлично знаешь. Но можно найти и вещи похуже. — Он дотронулся до бинтовой повязки на плече. — Не думаю, что моему народу понравятся эти города. Теперь, когда я снова могу ходить, я должен вернуться назад и рассказать о своем путешествии племени. И, возможно, оно проследует в одну речную долину, найденную нами, где почва черна и плодородна. И там мы снова распашем древние поля и посадим зерно, а овец направим пастись на склоны холмов. И тогда Деревня Птиц снова пустит корни на прекрасной и плодородной земле. — Он вздохнул.

— Ты сказал, что ты воин, — сказал, растягивая слова, Форс. — Против кого вы ведете войну? Неужели Зверолюди тоже есть в ваших пустынях?

Арскейн мрачно улыбнулся.

— В дни Великого Взрыва Древние выпустили на свободу магию, с которой не смогли совладать. Наши мудрецы не знают этой тайны и руководствуются только легендами, рассказанными нашими отцами, летающими людьми. Но эта магия подействовала непредвиденным и ужасным образом. В пустыне были твари, порожденные врагами людей, чешуйчатыми созданиями, совершенно ужасными на вид. Магия сделала их хитрыми и быстрыми. Между ними и всем человечеством началась война не на жизнь, а на смерть. Но они были тогда немногочисленными, и, вероятно, раскаленные камни с гор полностью вывели их род: с тех пор, как мы ушли оттуда, мы больше никого не видели из их породы.

— Радиация. — Форс поиграл рукояткой своего короткого меча. — Мутации в результате воздействия радиации… но иногда и это приносит пользу. Род Луры рожден такой магией!

Темнокожий южанин посмотрел на кошку, которая спокойно лежала неподалеку.

— Эта магия оказалась хорошей — не вредной. Мне бы хотелось, чтобы у моего народа были такие друзья, защищавшие их во время странствий: нам часто приходилось сражаться как со зверями, так и с людьми. Степняки не показали себя нашими друзьями. Приходилось постоянно быть настороже, опасаясь какой–нибудь опасности. Однажды ночью, когда я был в одном мертвом месте, на меня напала стая кошмарных тварей. Если бы мне не удалось вскарабкаться наверх, куда они не могли дотянуться и воспользоваться своими ножами, они разорвали бы меня на куски.

— Я знаю это. — Форс достал барабан и сунул его в руки собеседника. Арскейн издал короткий радостный крик.

— Теперь я могу переговариваться с Попечителем Разведчиков! — Он начал выстукивать на барабане какой–то сложный ритм, но рука Форса метнулась вперед и сжала запястье южанина.

— Нет! — Горец заставил пальцы Арксейна разжаться. — Этот сигнал могут услышать и другие… помимо твоего народа. Неизвестные мне существа вырыли эту ловушку…

Насупившиеся было черные брови Арскейна сгладились, когда горец продолжил:

— Думаю, что это работа Зверолюдей. И если они все еще рыскают по этому городу, то твой барабан приведет их прямо…

— Эта западня была старой…

— Да. Но мы еще никогда не встречали Зверолюдей, живущих в большом количестве. Тот, кто установил эту ловушку, возможно, обитает по другую от нас сторону развалин. Это же огромный город, и всех жителей Эйри не хватит, чтобы обыскать его.

— Твой язык так же прям, как и твои мысли. — Арскейн отложил в сторону барабан. — Мы покинем эту обитель теней прежде, чем я попытаюсь поговорить со своим племенем. Завтра я смогу выйти на тропу. Давай выйдем с первыми лучами рассвета. В этих древних местах таится зло, которое прямо так и бьет в нос. Мне больше по душе чистый воздух открытых пространств.

Форс связал городскую добычу, отобранную им, в небольшой узелок, припрятав остальное во внутренних помещениях музея. Его нога уже полностью зажила, и Арскейн мог скакать на кобыле в течение последующих Двух дней. С сожалением горец посмотрел на кучу сверкающих находок, прежде чем припрятать их. Но по крайней мере у него была созданная им карта и дневник исследований, которые он положил в Звездный мешок, вместе с несколькими цветными карандашами и маленькими фигурками из музея.

Арскейн большую часть второй половины дня бродил по зданию, разминая ноги, по его словам, но также интересуясь музейными экспонатами. И по возвращению одно его запястье обхватывал широкий золотой браслет, а в руке он держал тяжелую палицу с усаженными шипами головкой, найденную им в зале, посвященном войнам. Его метательные копья и лук были вытащены со дна ловушки, но древки копий оказались сломанными, а сам он не мог натянуть тетиву лука, пока не зажило плечо.

Было все также душно, когда они в последний раз поели в музее на рассвете следующего дня, после чего затоптали костер. Арскейн запротестовал было, когда Форс предложил ему скакать на лошади, но Форс убедил его, и они двинулись в путь по одной тропе, которую горец успел уже разведать и нанести на карту; именно по ней он вышел в город. Они не делали привалов, со всей возможной для них скоростью продвигаясь по захламленным улицам среди скопления высоких зданий, бывших целью Форса в первый день пребывания в городе. Если судьба будет благосклонна к ним, то они, без сомнений, выберутся из этих развалин до наступления темноты.

Арскейн, прикрываясь руками от солнца, с удивлением взирал на возвышающиеся здания, мимо которых они двигались.

— Горы… сделанные человеком… вот что мы видим здесь. Но почему Древние любили такую скученность? Неужели они в такой степени боялись собственной магии, что должны были жить бок о бок, чтобы она не уничтожила их, когда они выпустят ее на свободу… что в конце концов и случилось? Что ж, их ждала смерть, бедных Древних. И теперь мы живем лучше…

— Неужели? — Форс пнул ногой камень. — У них были колоссальные знания… и в наступившем мраке мы нащупываем только крохи того, что они знали…

— Но они не использовали все свои знания себе на пользу! — Арскейн указал рукой на руины. — Этот город — порождение их разума, он потом был уничтожен — и тоже ими! Они строили только для того, чтобы разрушить все снова. Мне кажется, лучше строить, чем разрушать…

Когда его голос замер, Форс резко повернулся. Он уловил какой–то едва слышный звук, легкий топот. И… не отвратительный ли силуэт раздутого крысиного тела мелькнул сейчас в разбитом окне? Среди этих камней они слышали другие звуки — словно какая–то тварь — или твари — следовали за ними.

Лура плотно прижала уши, глаза на ее коричневой морде сузились, как во время сражения. Она стояла, опустив передние лапы на упавшую колонну, внимательно глядя назад, откуда они пришли. Кончик ее хвоста дрожал.

Арскейн увидел их беспокойство.

— Что…

Сперва Форс подумал, что визг, раздавшийся в ответ на этот полувопрос, исходил из горла какой–то птицы. Но затем кобыла вскинула голову и издала второй дикий крик. Арскейн соскочил с нее в то самое мгновение, когда она встала на дыбы, чтобы рухнуть спиной на камни. Затем форс заметил в ране на горле поднимающийся и опускающийся дротик.

— Туда!.. — Сомкнувшаяся на запястье горца рука Арскейна потащила его в похожее на вход в пещеру отверстие в фасаде самой высокой башни. И когда они скользнули туда, боевой клич Луры, от которого стыла кровь в венах, разорвал воздух. Но секундой спустя она тоже была с ними, пробираясь к темному центру здания.

Они остановились на верху ската, ведшего вниз в темноту, в мир призрачных теней, где находились подземные этажи. Форс видел несколько из них. Но Арскейн указал на пол. В пыли и засохшей грязи они видели утоптанную тропинку со множеством следов — слишком узких для человека — и с когтями!

Лура попятилась от этой тропинки, брызгая слюной и рыча. Итак… они не ускользнули от опасности, а наоборот, угодили в логово врага! И чтобы подтвердить это, не нужно было торжествующего крика с визгливой нечеловеческой интонацией.

Но эта тропинка вела вниз… Они все еще могут пойти вверх! Лура и Арскейн разделяли его мнение и оба помчались по левому коридору, тянувшемуся параллельно уровню улицы. Вдоль него располагались тяжелые двери, но ни одна из них не поддалась отчаянным попыткам отворить их. Только дверь в самом конце оказалась открытой, и они сгрудились около нее, глядя вниз в шахту, зияющее черное отверстие. Но Форс разглядел кое–что еще.

— Подержи–ка меня за пояс! — приказал он Арскейну. — Там, слева, что–то есть…

Когда пальцы Арскейна вцепились в его пояс, Форс осмелился нагнуться над краем отверстия. Он оказался прав — из стены выступала лестница, сделанная из полос металла. И когда он взглянул вверх, то смог различить квадрат тусклого света, который должен был означать еще одну открытую дверь, возможно, на втором или третьем этаже. Но как же Луре и Арскейну подняться туда?

Арскейн поиграл мускулами рук во время объяснений с Форсом.

— Где расположено это отверстие? — поинтересовался он.

— Наверное, этажа на два выше…

Пока они колебались, Лура приблизилась к краю шахты, прикинула, далеко ли от нее лестница, а затем исчезла, прежде чем Форс успел остановить ее. Они услышали скрежет ее когтей о металл… звук, заглушённый другими звуками — шарканьем множества ног. Жители нижних этажей вышли на охоту. Арскейн испытал темляк, которым была привязана к поясу его боевая палица. Затем он улыбнулся… хотя и немного кривовато.

— Два этажа мне вполне по силам одолеть. И, мой друг, нам остается только попробовать.

Он прикинул расстояние, как кошка до этого, а затем прыгнул на лестницу. С замиранием сердца Форс ждал, не смея посмотреть вверх на карабканье Арскейна. Но звука, которого он больше всего боялся услышать — падающего тела, — не последовало. Форс вставил стрелу в тетиву и застыл в ожидании.

Ждать ему пришлось не долго. Сероватая тень, показавшаяся в противоположном конце коридора, была хорошей мишенью. Он выстрелил, пришпилив серую тварь к стене стрелой со стальным наконечником. Что–то издало пронзительный визг и попыталось высвободиться. Но прежде чем оно сделало это, Форс перебросил лук через плечо запрыгнул на лестницу. Полосы металла выдержали его вес — он опасался, что они ослабнут после того, как по нему поднялись кошка и здоровяк с юга. Он бешено начал карабкаться вверх, и его дыхание звучало в ушах подобно ураганному ветру. Он протиснулся в серый квадрат, обнаружил Луру и Арскейна, с нетерпением и тревогой дожидавшихся его.

Они оказались во втором коридоре, в который тоже выходили ряды дверей. Некоторые из них были уже открыты. Арскейн исчез в ближайшей, в то время как Форс лег животом на пол, опустив голову в отверстие шахты и прислушиваясь к звукам внизу. Вой твари, раненной им, затих, но шаркающие звуки стали громче, и слышалось ворчание, которое вполне могло оказаться речью. Попа что твари внизу не обнаружили, каким образом их дичи удалось ускользнуть.

Форс поднялся на ноги и ухватился за дверь, которая когда–то закрывала отверстие в эту шахту, сейчас она выступала от стены всего на несколько дюймов. Он толкнул дверь, и та немного поддалась со слабым скрипучим звуком. Горец напряг все силы и выиграл еще фут.

Но, наверное, скрип–то и выдал их: снизу донесся крик, и из шахты вылетел дротик. Закружившись и не причинив никому вреда, он упал обратно. Тут подошел Арскейн, толкая перед собой ворох полусгнившей мебели.

Снизу доносились странные звуки. Но Форс не поддался на эту уловку и не рискнул выглядывать через край. Он продолжал молча сражаться с дверью. Арскейн стал помогать ему. Вдвоем они вели борьбу с упрямым металлом. Соленый пот ел им глаза, стекая по лицу и капая с подбородка.

Звуки в шахте стали громче. Еще несколько дротиков мелькнули в луче света и упали обратно. Один, брошенный с большим умением или удачей, попал в пол между ногами Форса. Арскейн повернулся к груде приволоченной им мебели и сильно толкнул ее, опрокинув всю кучу вниз. В ответ раздался ужасный вопль, а затем отдаленный треск. Арскейн провел рукой по влажному подбородку.

— Клянусь Рогатой Ящерицей, один из них больше не полезет сюда.

Дверь в шахту была уже закрыта наполовину. И в тот же миг раздался резкий щелчок, сопротивление двери исчезло, а они едва не свалились в шахту. Форс торжествующе закричал… но слишком рано. Фут–вот и все, что они выиграли. И щель еще была достаточно широкой, чтобы в нее можно было протиснуться.

Арскейн отступил и долго разглядывал дверь. Затем Ударил по ней ладонью, вкладывая в этот удар всю силу. Дверь снова поддалась, но только на несколько дюймов. Однако в шахте снова послышались звуки. Охотников не Испугала судьба их сородича.

Что–то появилось из темноты, опустившись у самой Ноги Форса. Это была рука, но тонкая, как кость скелета, и покрытая сероватой морщинистой кожей. Она скребла кривыми когтями, ища, за что бы зацепиться, больше напоминая крысиную лапу, чем руку. Форс поднял ногу и ударил, вдавив каблук сапога, подкованного гвоздями для хождения по горным тропам, точно в ладонь этого чудовища. Пронзительный вопль раздался в ответ из проема шахты. Люди набросились в последней бешеной атаке на дверь, ломая ногти и сдирая кожу, и та поддалась: с резким щелчком она зашла в паз на противоположной стене.

Некоторое время они стояли, тяжело дыша, прислонившись к стене коридора, вытянув перед собой израненные, в синяках и кровоточащих царапинах руки. По двери стучали кулаки тварей, но тщетно.

— Эта дверь останется закрытой, — наконец выдохнул Арскейн. — Они не могут висеть на лестнице в шахте и давить на нее. Если нет никакого другого пути, то мы в безопасности… на некоторое время…

Лура двинулась вперед по коридору, заглядывая в комнаты вдоль него. Там им тоже ничего не угрожало. Они могли спокойно отдышаться. А может, они сейчас пойманы в ловушку, столь же ужасную, как та, в которую угодил Арскейн в лесу с музеем?

Южанин повернул к фасаду здания, и Форс последовал за ним к одному из высоких окон, давным–давно лишенному стекла, откуда им была видна улица внизу. Они видели тело кобылы, но тюк, которая она несла, был сорван, и том, как она лежала, было что–то странное.

— Значит… они пожиратели мяса…

При этих словах Арскейна Форс разинул рот. Кобыл была мясом… может, и они тоже — мясо! Он поднял глаза чувствуя тошноту, и увидел, что та же самая мысль пришли в голову здоровяка. Но рука Арскейна сжимала также дубинку, которую он захватил.

— Прежде, чем эта еда попадет в чей–нибудь котел, ее еще нужно добыть. И охота за ней дорого им обойдется. Они в самом деле Зверолюди, о которых ты говорил?

— Я так думаю. И они считаются очень хитрыми…

— Значит, и нам придется тоже быть хитрыми. Ну а теперь, поскольку мы не можем спуститься… давай посмотрим, что находится над нами.

Форс следил за голубями, летающими над руинами. Пол под их ногами был белым от птичьего помета.

— У нас нет крыльев…

— Да, нет… но я — из племени, которое некогда летало, — ответил Арскейн, и в его спокойном голосе звучала какая–то ирония. — Мы найдем путь отсюда, по которому эха падаль внизу не сможет следовать. Давай–ка поищем его.

Они прошли из одного коридора в следующий, заглядывая по пути в комнаты. Но везде обнаруживали лишь остатки мебели и истлевшие кости. В третьем коридоре были двери, выходившие в шахту. Но все они были закрыты. Потом, в дальнем конце одного из боковых коридоров Арскейн рывком распахнул последнюю дверь, и они вышли на лестницу, которая вела и вверх, и вниз.

Мимо них пронеслась Лура, бросившаяся вниз по лестнице и исчезнувшая, как всегда, бесшумно, как это она умела делать. Они присели на корточки в сумраке, дожидаясь ее возвращения.

Лицо Арскейна приобрело сероватый оттенок, но вовсе не из–за отсутствия света. Усилия, которые он прилагал, поднимаясь по лестнице и сражаясь с дверью, не могли не сказаться, и теперь это проявлялось. Он осторожно прислонился больным плечом к стене. Форс медленно нагнулся вперед. Теперь, когда они не двигаются, можно и прислушаться к посторонним звукам. Он слышал топот шагов Луры, шорох рассыпавшегося в порошок щебня, который ее лапы потревожили где–то.

Ничто с виду не свидетельствовало о пользовании Зверолюдьми этой лестницей. Но… вот Лура остановилась! Форс закрыл глаза, выбрасывая из головы собственные мысли, пытаясь, как никогда прежде, уловить мысленные излучения из сознания огромной кошки. Ей не угрожает никакая опасность, но она в замешательстве. Путь перед ней закрыт таким образом, что она не может пробраться. И когда ее коричневая голова снова показалась над верхней ступенькой, Форс уже знал, что, идя вниз, они не выберутся отсюда. Он сказал об этом Арскейну.

Рослый южанин, устало вздохнув, поднялся на ноги.

— Так. Значит, нужно идти вверх… но медленно, товарищ. Эти лестницы Древних могут поразить воображение кого угодно!

Форс перекинул его руку через свое плечо, беря на себя часть веса более могучего южанина.