Кобыла дернулась назад, натянув всю веревку, глаза ее побелели от ужаса. Лура не обращала на это никакого внимания. Спустя некоторое время она поднялась и потянулась, затем направилась к кобыле. Та встала на дыбы и издала пронзительное ржание. Форс попытался заставить Луру отойти назад. Но огромная кошка стала кругами ходить вокруг пленницы, не спуская с нее глаз. Кобыла опустила передние ноги на землю и затрясла головой, стараясь не упускать из виду кошку. Это все выглядело так, словно сейчас она была озадачена вопросом, почему ожидавшееся нападение со стороны кошки так и не происходит.
Возможно, они обменялись мысленными посланиями. Форс так никогда и не узнал этого. Но, закончив свой осмотр, Лура безразлично отвернулась от кобылы, а та перестала дрожать. Впрочем, прошло больше часа, прежде чем Форс сделал импровизированную уздечку из веревки и седельную подушку из одеяла. Встав на кирпичи, ему удалось перебросить здоровую ногу через спину кобылы.
Степняки отлично обучили ее, и двигалась она так ровно, что неуклюжий Форс, не имевший никакого опыта в верховой езде, смог удерживаться в седле. Он направил Лошадь снова на дорогу, по которой они прибыли сюда, в эту долину, и они снова выехали на раскинувшиеся перед Ними поля. Несмотря на ноющую рану, Форс ощущал волнение и был счастлив. Он удачно покинул Эйри, ограбив Звездный Дом, вторгся в низины, провел одну ночь в центре мертвого города, пересек реку только благодаря собственному умению, удача сопутствовала ему в его наблюдениях за озером и в последовавшей затем схватке с диким кабаном, встречи с которым избегали даже самые лучшие из горцев–охотников, и вот теперь он восседает на лошади, с оружием в руках, и перед ним лежит открытая дорога.
Неужели это все сделал он — тот, кого Совет отбраковал, сочтя непригодным для Звезды? Его губы разошлись в ослепительной улыбке, слегка напоминающей оскал вышедшей на охоту Луры. Что ж, они увидят… увидят, что сын Лэнгдона, светловолосый Мутант, ничем не уступает самым лучшим охотникам Эйри! Он докажет всем им!
Лура пристроилась позади, и кобыла сделала шаг в сторону, словно она все еще была не слишком довольна таким близким соседством огромной кошки. Очнувшись от грез, Форс обратил внимание на окружающее.
Среди кустов были разбросаны кучки щебня, остовы старых строений. Совершенно неожиданно копыта лошади начали издавать звуки совершенного другого рода. Она выбирала себе дорогу по шпалам, на которых были установлены длинные прямые линии ржавых рельс. Форс потянул за узду. Впереди виднелись развалины строений, расположенных совсем рядом друг с другом; их становилось все больше: городишко, может быть, даже небольшой город.
Что–то в этих развалинах было такое, отчего ему стало не по себе. Фермы, оказавшиеся сейчас во власти дикой растительности, вовсе не производили на него такого жуткого впечатления. Он снова испытывал странную слабость, поразившую его тело и дух, когда он шествовал мимо конвоя разбитых машин. И он вытер руку о жесткую гриву кобылы, словно ему хотелось стереть с нее какое–то неприятное пятно. Однако он ни к чему не прикасался в этом месте! Тут были испарения зла, поднимавшиеся подобно туману даже сквозь пелену непрекращающейся измороси.
Туман… Да, здесь был самый настоящий туман, грязно–белыми спиралями окутывавший перемешанные кучи сгнившего дерева, обвалившегося кирпича и камня. Туман уплотнялся, став более густым, чем те, которые он видел в родных горах, и непонятно почему пугающим. Форс убрал руку от гривы лошади и погладил больную ногу. Последовавший за этим укол боли заставил его издать резкий крик. Что ж, решил Форс, этот туман положит конец его сегодняшнему путешествию. Теперь он нуждался в безопасном месте, где можно было разжечь костер и еще раз обработать свою рану. И ему хотелось забыть на ночь о дожде.
Ему не нравились эти развалины, но только там мог он найти то, в чем нуждался, и разумнее было углубиться в них. прочем, он заставил лошадь сбавить ход, и это оказалось правильным: вскоре перед ними среди шпал разверзся провал — черная зияющая дыра, с неровными зубьями сломанного бетона. Они объехали ее, стараясь держаться подальше от осыпающегося края, насколько это позволяли развалины. Форс начинал сожалеть, что они покинули каменную хижину на ферме. Он уже не мог не обращать внимания на постоянную ноющую боль. Возможно, лучше было бы передохнуть там денек–другой. Но если бы он поступил так, то сейчас бы не скакал на этой кобыле! Он тихо свистнул и увидел, как ее уши навострились в ответ. Нет, каким бы мучениям ни подвергалось его тело, но эта лошадь стоила того!
Еще дважды огромные дыры зияли среди шпал, и последняя из них оказалась размерами с небольшой кратер. Медленно объезжая ее, Форс пересек полосу грязной, но твердой земли, выброшенной из ее темного нутра. Она имела вид натоптанной тропинки. Лура понюхала ее и зарычала, шерсть у нее на загривке стала дыбом, и она издала резкое шипение. Кто бы ни ходил по этой тропинке, она считала его врагом.
Кем бы ни было это существо, которому Лура, не побоявшаяся сразиться с дикой коровой, стадом свиней или жеребцом, вынесла такое определение, Форс не хотел встречаться с ним в своем нынешнем состоянии калеки. Он опустил повод и позволил кобыле идти быстрее.
Вскоре за этим кратером они вышли к небольшому холму, на котором стояло здание из белого камня с еще сохранившейся крышей. На его склоне ничего не росло, если не считать нескольких невысоких кустов, и, как считал Форс, из здания можно будет видеть практически все вокруг. И он быстро принял решение — направиться туда.
Неприятным открытием для него оказался провал в Центре крыши, открытый для непогоды, а само это здание было небольшим амфитеатром, в котором ряды широких сидений спускались к квадратной платформе.
Однако по периметру этого амфитеатра располагались Небольшие комнатки, и в одной из них он разбил лагерь. Он привязал кобылу к одной из колонн, образующих проход к амфитеатру, и накормил ее травой, которую нарвал на холме, а также сушеным зерном, чему лошадь очень обрадовалась. Ее можно было стреножить и оставить пастись, но, вспомнив об истоптанной тропинке возле кратера, он удержался от этого.
Вода от дождя собралась в выбоинах мостовой, и Лура жадно напилась из одной такой лужи, а кобыла в это время — из другой, подняв при этом много шума. Из прибившихся к колоннам веточек, которые туда принес ветер, Форс соорудил костер, расположив его за стеной так, чтобы его нельзя было видеть снизу. Когда в его кастрюльке закипела вода, он снова подверг себя испытанию снимания повязки с раны на ноге. Бальзам действовал: несмотря на то, что рубец был твердый и ноющий, он был чист и без следов гноения, и края уже зарубцевались, хотя, несомненно, шрам останется на всю жизнь.
Лура не вышла поохотиться, хотя наверняка чувствовала голод. После того как они обошли тот кратер, она все время держалась рядом с Форсом, и теперь прилегла возле костра, задумчиво глядя на язычки пламени. Он не заставлял ее покинуть здание. Лура больше знала лес, чем любой человек мог надеяться, и если она решила не охотиться, то на то, значит, были веские причины. Жаль только, что она не могла открыть Форсу, чего же именно она и боится, и ненавидит. Он уловил эти страх и ненависть, когда они на мгновение соприкоснулись своими разумами, но какое же именно существо вызвало у нее такие эмоции, осталось для него в тайне.
Поэтому они с чувством голода легли спать: Форс решил, что остатки зерна он отдаст кобыле, чтобы привязать ее к себе. Он постоянно подкладывал веточки в костер, но так, чтобы он оставался небольшим: он не хотел лежать в темноте в этом месте, где многое и многое было выше его понимания.
Некоторое время он прислушивался, не стучит ли где–нибудь в темноте ночи барабанщик. Он ничуть бы этому не удивился. Однако ночь была тихой и спокойной, и он слышал шорох насекомых в траве снаружи. Да еще бормотание ветра, шевелящего листья на холме.
От этого едва слышного печального шелеста Форсу стало не по себе. Лура тоже не спала. Он почувствовал, что она не спит еще до того, как услышал поступь ее лап и увидел направляющейся к двери. Он пополз вслед за ней, стараясь не опираться на больную ногу. Лура остановилась на наружном портике здания и смотрела на простиравшийся внизу в темноте разрушенный город. Потом Форс увидел, что привлекло ее внимание — какая–то красная точка на севере — предательское мерцание пламени костра!
Итак, здесь была и другая жизнь! Степняки, по большей части, держались подальше от руин — помня о прежних временах, когда там царила убивающая все живое радиация. И Зверолюди… знали ли они секрет огня? Никто из людей не знал, насколько они умны или наоборот глупы и была ли у них какая–нибудь, пусть даже извращенная, цивилизация.
Форса охватило сильное желание вернуться к кобыле, взобраться на ее спину и поскакать по булыжникам, щебню и земле к этому далекому огню. Ему хотелось оказаться в чьей–нибудь компании в этом беспокойном городе мертвецов.
Но не успел он даже один раз наполнить легкие воздухом, как услышал… низкий хор из тявканья, лая, воя, который поднимался выше и выше, пока не превратился в безумную какафонию. Шерсть на спине Луры встала дыбом. Она зашипела и зарычала, но не сдвинулась с места. Эти крики доносились откуда–то издалека — как раз оттуда, где мерцали огоньки. Какой бы зверь ни издавал эти звуки, он привлекал ими других.
Форс содрогнулся. Он ничем не мог помочь тому, кто разжег этот костер. Задолго до того, как он смог бы обнаружить путь через эти руины и добраться туда, наступил бы конец. И теперь… теперь… там, внизу, была только темнота! Дружеское мерцание красного огонька исчезло!
Глава 5. ГОРОД НА ОЗЕРЕ
Форс выполз на утреннее солнце. Спал он плохо, но его радовало, что рана заживает. И когда он встал на ноги, то Почувствовал себя увереннее, ему не пришлось прикладывать особых усилий, чтобы вывести кобылу наружу, дабы она пощипала травку на склоне холма. Лура занялась делом еще до его пробуждения, на что указывала тушка жирного индюка, которую она положила на пол рядом с остатками костра. Он сварил ее и съел, ни на миг не забывая о том, что он должен оседлать свою лошадь и отправиться на поиски в этом разрушенном городе места, где горел костер, исчезнувший ночью.
А ему вовсе не хотелось этого. И поэтому он, торопливо покончив с едой, собрал вещи. Вернувшаяся Лура уселась в широком луче света и принялась вылизывать свой мех. Но когда Форс взобрался на кобылу и свернул к центру развалин, она тут же оказалась на ногах.
Под цокот копыт они въехали в выжженный район, еще хранивший черные пятна, оставшиеся после огромного, всепоглощающего пожарища. Среди закопченных камней росли цветы: желтые, белые и синие. А древние подвалы и погреба обросли сорняками с рваными красными листьями. Кошка и лошадь медленно передвигались в этом месте запустения, пробуя землю при каждом шаге.
На противоположной стороне выжженного пространства они обнаружили место ночной схватки. Черные птицы взлетели чуть ли не из–под самых их ног, пируя на останках, оставшегося от более сильных пожирателей падали. Форс спешился и захромал к стоптанной траве, без особого желания собираясь исследовать то, что там осталось.
На запятнанной кровью земле лежали две груды костей. Но эти черепа не принадлежали человеку. Таких удлиненных узких голов с мощными желтыми зубами он никогда раньше не видел. Тут его внимание привлек блеск металла, и он поднял сломанное копье. Древко с неровно обломленными краями лежало неподалеку от наконечника. Да, такого копья он тоже никогда раньше не видел\ Оно принадлежало рыбаку с острова.
Форс обошел все место схватки и еще раз наткнулся на странные скелеты, но, за исключением копья, он не обнаружил никаких других следов охотника. Лура выказывала резкое отвращение к этим костям — словно странный запах, сохранившийся на них, был ей неприятен. И сейчас она стояла на задних ногах и вопросительно обнюхивала какую–то кучу из камней и кирпичей.
Так вот что тут произошло! Охотник не был захвачен врасплох этим нападением из темноты. У него было время забраться туда, где ночные твари не могли атаковать его и где он сам мог наносить удары, отбиваясь от них, а раненых и убитых их же сородичи разрывали зубами. И по всей видимости ему удалось сбежать от них — поскольку его–то костей нигде не было видно.
Форс в последний раз, просто так, для полной уверенности, пнул ногой куст. Что–то круглое и коричневое покатилось, задетое его носком. Он протянул руку и поднял небольшой, тщательно отполированный, чуть ли не до металлического блеска барабан, сделанный из темного дерева, обтянутый сверху шкурой. Сигнальный барабан! Форс импульсивно постучал по нему и услышал низкий, пульсирующий звук, разнесшийся эхом по руинам.
Он взял с собой этот барабан. Почему он это сделал, Форс и сам не знал… может, потому что был заворожен этим предметом, при помощи которого передавались послания и который не был известен его народу.
Спустя полчаса развалины города остались позади. Форс с радостью вдохнул в себя чистый воздух открытой местности. Все утро он не спеша скакал, выискивая любые следы, какие мог оставить охотник. Он не сомневался, что тот с какой–то определенной целью двигается на север, может быть, даже по той же самой причине, что и он сам. А теперь, когда у охотника не было его барабана, больше не будет никаких сигналов.
Следующие два дня прошли без особых происшествий. Ничто не свидетельствовало о том, что степняки когда–либо проникали на эту территорию — самый настоящий рай для охотников — настолько много было здесь всякой дичи. Форс не стал зря расходовать драгоценные стрелы, позволив Луре охотой добывать им пропитание, а уж она–то наслаждалась каждым мгновением охоты. Сам же он разнообразил свое меню ягодами и созревшим зерном, дико произраставшим на древних полях.
Они обошли стороной еще два небольших городка, едва только замечали первые развалины. Пропахшие сыростью, заплесневелые руины мало привлекали их, и Форс пару раз задумывался, что могло бы случиться с ним той ночью, если бы охотничья стая настигла его на открытом месте, ведь он был слишком покалечен, чтобы спастись так же, как этот Неизвестный охотник. Сейчас его нога меньше болела, и он Часть дня шел пешком, дабы дать нагрузку мышцам. Боль в основном исчезла, и скоро он уже сможет передвигаться так же быстро и свободно, как всегда.
Утром четвертого дня они вышли к пустынным песчаным дюнам и увидели огромное легендарное озеро, серо–голубое, бесконечно тянувшееся до самого горизонта… Наверное, оно было столь же огромным, как и далекое море. Огромные кучи высохшего и побелевшего плавника лежали по всему берегу. По всей видимости, совсем недавно бушевал шторм: здесь также были и тушки рыб. Форс поморщил нос, пробираясь по песку. Копыта лошади глубоко увязали в нем, когда она следовала за ним. Лура, изучавшая рыб, несколько отстала.
Итак, озеро не было легендой. И где–то на его берегу должен находиться город, бывший целью поисков его отца. Но весь вопрос заключался в том, куда именно следует им идти: вправо, влево, на восток или запад. За дюной Форс обнаружил укрытие от ветра и присел на корточки, чтобы свериться по обрывку карты. Они двигались на запад, когда обходили стороной последний город… значит, сейчас им нужно идти на восток. Они будут придерживаться береговой линии и увидят…
Было трудно идти по песку, и спустя некоторое время он с неохотой был вынужден отказаться от своего первоначального плана и направиться вглубь в поисках более твердой земли. Через два ярда он вышел на дорогу! И поскольку она тянулась вдоль береговой линии, то он пошел по ней. Вскоре впереди оказались знакомые холмы руин, но вовсе не маленького городка. Даже несмотря на всю свою неопытность, он понял это. В лучах утреннего солнца он видел далеко впереди себя разрушенные башни, возносившиеся в небо. Да, это был один из больших городов, огромных городов с упирающими прямо в небо башнями! И он не был «голубым». Форс бы заметил голубое свечение в ночном небе.
И этот город был его — полностью его! Лэнгдон был прав — это была нетронутая сокровищница, дожидающаяся, чтобы он и его соплеменники разграбили ее на благо Эйри! Форс позволил кобыле выбрать самой, с какой скоростью двигаться, пытаясь в это время вспомнить все правила, которым его обучали. Библиотеки — именно их и нужно искать в первую очередь — и магазины, особенно те, в которых имелись склады скобяных изделий или бумаги, или еще чего–нибудь подобного. И нельзя было прикасаться к еде — даже если она находилась в неповрежденных контейнерах — слишком часто подобные эксперименты в прошлом кончались смертью в результате отравления. Лучше всего — запасы в госпиталях, но отбирать их должны были опытные эксперты. Неизвестные лекарства тоже могли быть опасными.
Лучше всего бы прихватить с собой образцы книг, письменных принадлежностей, карт — всего, могущего послужить доказательством его умения выбирать. А имея кобылу, он сможет увезти с собой довольно много чего.
Здесь тоже были следы пожара. Он пересек полосу выжженной земли, усыпанной лишь черным пеплом. Но башни все так же возносились в небо, и не похоже было, чтобы пожар нанес им серьезные повреждения. Если бы этот город подвергся бомбардировке, то вряд ли бы они остались целыми. Может быть, это один из городов, опустошенных вспыхнувшей после войны эпидемией чумы. Может быть, жизнь в городе медленно угасала по мере сокращения численности его жителей, а не была уничтожена внезапными взрывами бомб.
Дорога, по которой они следовали, превратилась в узкое ущелье между высокими руинами разрушенных зданий, верхние этажи которых рухнули на улицу, по которой можно было перемещаться с превеликим трудом. Здесь было множество наземных машин, на которых со всеми удобствами разъезжали Древние. А также кости. Тот единственный череп, что он обнаружил раньше в древнем банке, еще мог в какой–то степени потрясти его, но тут, в царстве мертвецов, он скоро перестал обращать на кости внимание, даже когда кобыла скакала по хрупким ребрам или откатывала в сторону черепа. Да, теперь не возникало никаких сомнений, что население этого города вымерло от чумы или отравилось газом, а может, от болезней, вызванных радиацией. Но солнце, ветер и животные очистили скверну, оставив только кости, которые не способны были причинить какой–нибудь вред.
И все же Форс не отваживался на исследование пещер, некогда бывших нижними этажами зданий. Единственное, чего ему сейчас хотелось, так это добраться до центра города, к основаниям башен, служивших ему ориентиром все утро. Но тут ему дорогу преградило препятствие.
Город надвое разделяла глубокая долина, в центре которой протекала извилистая река. Ее пересекали мосты. Форс вышел к одному такому мосту, где его взгляду открылись еще два. Перед ним предстала фантастическая стена ржавых обломков машин, и их было не одна–две и не десяток, а сотни и сотни — разбитых в лепешку, притиснутых плотно друг к другу, в результате столкновений. Наверное, ими управляли люди, настолько испугавшихся какой–то опасности, что пытались скрыться от нее, ничего не видя перед собой. Мост сейчас казался гигантским кладбищем искореженных машин. Форс еще сумел бы перебраться через эту стену, но не кобыла. Лучше всего спуститься в долину и попытаться пересечь реку там: насколько он мог видеть, другие мосты также были загромождены изъеденным ржавчиной металлом.
В долину спускалась дорога, тоже забитая машинами. Когда по мосту стало невозможным передвижение, люди ринулись на эту дорогу. Но им троим — человеку, лошади и кошке — удалось пробраться к реке. Рельсы покрылись ржавчиной, и на них стояли поезда–первые, которых он видел. Два из них столкнулись: локомотив одного врезался в другой. Тем, кто пытался выбраться из города на поезде, повезло ненамного больше, чем их собратьям в застрявших наверху машинам. Форс едва ли мог представить себе тот последний день панического бегства… эти поезда, автомобили. Он знал о них лишь по старым книгам. Впрочем, иногда в Эйри ребятня ворошила гнезда черных муравьев и наблюдала, как те разбегались в разные стороны. Вот так и жители этого города, наверное, в одночасье попытались выбраться из него, но лишь немногим из них удалось это сделать.
А те, кому это удалось… что стало с ними после? Что могло помочь горсточке охваченных паникой беглецов, рассеявшихся по сельской местности и, возможно, падавших замертво во время этого бегства от чумы? Форс содрогнулся, выбирая себе дорогу между обломками поездов. Но удача не покинула его, когда он нашел узкую тропинку во всей этой мешанине: на реке оказалось три баржи, и течением их прибило на отмель так, что они образовали своего рода, пусть и ненадежный, но мост. Лошадь, человек и кошка двинулись по нему, пробуя перед каждым шагом опору. Но на середине путь преграждала промоина, через которую струилась река. Однако лошадь, понукаемая ударами каблуков своего наездника по ребрам, перепрыгнула через нее, ну а Лура перемахнула с обычной легкостью.
Более темные улицы с пустыми оконными рамами выстроились в ряд перед ними, а затем они пошли по дороге, ведущей круто вверх. Вскоре они оказались совсем рядом с башнями. Над головой носились птицы, резко крича, и Форс мельком увидел какое–то коричневое животное, тут же скрывшееся из виду в проломленных дверях. Затем он подошел к стене, частично состоявшей из чудом уцелевшего стекла, но за множество лет настолько запачканного пылью и грязью, что он не мог разглядеть, что же находится дальше. Он спешился и, подойдя к стене, потер о ее удивительно гладкую поверхность руки. Секрет создания такого совершенного стекла был утерян… как и множество других секретов Древних.
Увиденное за стеклом чуть было не заставило его отпрянуть, пока он не вспомнил истории, рассказываемые среди Звездных Людей. В этих сумрачных пещерах стояли не сами Древние, а их чучела, которые они выставляли в витринах магазинов, чтобы показывать одежду. Он прижался носом к стеклу и уставился на трех высоких женщин и еще не до конца сгнившую драпировку на них. Стоит ему только коснуться ее, он знал, как эта ткань тут же рассыплется в прах.
Так всегда происходило, когда какой–нибудь исследователь пытался взять их.
Здесь были и другие глубокие витрины, но они были без стекол и пусты. Через них можно было попасть в находившиеся за ними помещения магазина. Но Форс пока еще не был готов начать свои поиски, и, маловероятно, чтобы здесь оказалось что–либо ценного, что можно было бы унести с собой.
Здание слева от него было увенчано высокой башней, она возносилась в небо выше любой другой. С ее верхушки можно было обозревать весь город, оценить его размеры и осмотреть окрестности. Форс знал, что в таких зданиях были подъемные кабины, но не было энергии, которая привела бы их в движение. Могло не оказаться и ступенек, а если бы они и были, то пока что он не был готов к подъему по ним из–за больной ноги. Может быть, перед тем как он покинет город… это было бы чудесно — сделать набросок города сверху, что было бы превосходным дополнением к его официальному докладу.
Только сейчас он смог признаться себе — что раньше он гнал из своих мыслей, — что он хочет вернуться в Эйри, что он мечтает предстать перед старейшинами Совета и доказать, что он, отвергнутый мутант, сделал то, к чему другие готовились долгие годы. От этой мысли у него потеплело на душе. Новый город — цель поисков его отца, — нанесенный на карту и исследованный, готовый для систематических посещений жителями Эйри… что же человек, принесший такие сведения, может потребовать в качестве награды? Ему хотелось лишь…
Форс медленно продвигался дальше, теперь пешком, ведя кобылу за повод, в то время как Лура разведывала впереди. Никто из них не хотел забредать слишком далеко. Звук катившегося камня, крики птиц–все это жутким эхом разносилось по пустым помещениям. Только сейчас Форс пожалел, что у него нет спутника–сородича — в таких местах, где все мертво вокруг, неплохо было бы слышать голос живого человека.
Солнце достигло зенита, отражаясь от какой–то полки на фасаде одного из магазинов. Форс перемахнул через полосу вделанного в бетон железа, чтобы обследовать этот магазин. Там рядами лежали колечки, инкрустированные сверкающими белыми камнями — бриллиантами, догадался он. Он выбрал их из пыли и сора. Большинство из них оказались слишком маленькими, чтобы подойти даже к одному из его пальцев, но он выбрал четыре — с самыми большими камнями, со смутной надеждой на изумление, какое они должны произвести на молодежь Эйри. Среди выбранных было одно кольцо с более широким ободком и темно–красным камнем, и он надел его на безымянный палец — кольцо сидело на нем как литое. Он повернул его на пальце, довольный темно–бордовым оттенком камня. Ему это показалось добрым предзнаменованием — словно давно умерший мастер сделал это кольцо именно для него. Он будет носить его на счастье.
Но пища была бы ему более полезной, чем эти искрящиеся камешки. Кобыла должна поесть, а пастбище поблизости им не найти. В этом районе были только руины. Он должен был направиться к краю города, если хочет разбить здесь лагерь. Но он не пойдет через долину с искореженными поездами. Лучше бы ему попытаться выяснить протяженность города, добравшись до его противоположного конца — если только он успеет сделать это до наступления темноты.
Форс не останавливался больше, чтобы исследовать другие магазины и лавки, но мысленно отметил те, что заслуживали второго посещения. Его отряд медленно передвигался по местами перегороженным улицам, а от жарких солнечных лучей, отражаемых от зданий, на лице выступил пот, а к телу прилипла одежда. Форсу пришлось обратно взобраться на лошадь, когда нога снова начала ныть от боли, а ощущение пустоты в желудке усилилось. Лура протестовала — ей хотелось убраться от всего этого безумия каменных стен на поля, где можно было поохотиться.
Три часа беспрерывного движения вывели их к краю чудесного леса: так им по крайней мере показалось. Это был оазис живой зелени, выживший в этом безжалостном пекле и пустоте руин. Некогда это был парк, но теперь он превратился в настоящий лес, который Лура приветствовала радостным мяуканьем. Кобыла издала ржание и понеслась вперед сквозь кустарник, пока не выбежала на то, что, несомненно, было звериной тропой, ведущей вниз по пологому склону. Форс спешился и позволил кобыле свободно идти дальше, и та перешла на рысь. Вскоре они достигли конца тропы, упирающейся в озеро. Там кобыла остановилась, зайдя по колено в озеро, и уткнулась мордой в зеленую воду. Длинная красно–золотистая рыбина уплыла прочь, испуганная лошадью.
Форс опустился на широкий камень и стащил с себя сапоги, чтобы погрузить горящие ступни в прохладную воду. С озера подул ветерок, он обсушил его мокрое тело и поднял опавшие с диких кустов листья. Форс бросил взгляд на противоположный берег озера. Там, прямо напротив него, находился широкий лестничный пролет с белыми ступеньками, потрескавшийся и покрытый мхом, а дальше было здание, к которому вела эта лестница. Но обследованием его можно будет заняться позднее. Сейчас же он наслаждался отдыхом, прохладой воды. Из озера вышла кобыла и стала щипать сочную траву. Утка закрякала и вылетела прямо из–под ее копыт, села на воду и энергично поплыла в направлении лестницы.
Этим вечером, казавшимся необычайно долгим, сумерки мягко и неспешно обволакивали спрятавшееся среди леса озеро. Пока было еще достаточно светло, так что Форс рискнул произвести разведку того высокого здания с колоннами на верху лестницы и обнаружил, что удача еще не покинула его. Это оказался музей — одна из тех сокровищниц, что фигурировали в самом верху списка наиболее желаемых находок Звездных Людей. Он побродил по помещениям с высоким потолком, и его сапоги оставляли грязные следы в светлой пыли, иссеченной следами мелких животных. Он стряхивал пыль с верха застекленных стендов и пытался прочитать стершиеся надписи на табличках. Гротескные каменные головы злобно или слепо смотрели сквозь мрак, и лохмотья рассыпающихся полотен свисали с изъеденных червями рам в помещениях, некогда бывших картинными галереями.
Но темнота погнала его в укрытие во внешнем дворе. Завтра у него будет время оценить стоимость находящегося здесь. Завтра… да ведь у него сколько угодно времени, чтобы найти и проанализировать все, что находится в этом городе! И он еще даже не начал его исследовать.
Было тепло, и он позволил костру, на котором готовил пищу, догореть, пока не осталась лишь кучка угольков. Лес оживал. Он узнал вой рыскавшей в поисках пищи лисицы, скорбный зов ночных птиц. Когда он шел по городским улицам, ему почти виделись призраки, голодные, задумчивые, собирающиеся вокруг них в поисках того, что исчезло навеки. Но здесь, где никогда не ступала нога человека, казалось, царит мир и покой, как в лесах его родных гор. Форс сунул руку в мешочек Звездных Людей. Что, если Лэнгдон действительно побывал здесь до него, и, может быть, на обратном пути его отец был убит? Форс надеялся, что это предположение было верным, и Лэнгдон успел узнать до смерти и обрадоваться, что его теория верна — что эта карта привела его сюда.
Из сумрака появилась Лура, легко поднявшись по мшистым ступенькам от самой воды. А лошадь даже не нужно было понукать, она сама шла, звеня копытами по сломанному мрамору, и присоединилась к ним. Выглядело это почти так (Форс выпрямился и более пристально вгляделся в сгущающиеся сумерки), словно они настолько были испуганы простиравшимся вокруг них чуждым миром, что искали его компании, надеясь на его защиту. Однако он не ощущал той обеспокоенности, что волновала его среди других руин, — этот кусочек леса не внушал никаких страхов.
Тем не менее он поднялся и отправился собирать хворост, сколько сможет обнаружить, пока не станет слишком темно, чтобы вообще что–то видеть. Он притащил груду сломанных веток и выброшенного на берег бурей плавника и соорудил из него что–то наподобие баррикады. Лура наблюдала за ним, усевшись, словно часовой, на верху лестницы. Кобыла тоже не рискнула выйти на открытое место.
Наконец, когда руки Форса уже начали трястись от усталости, повинуясь какому–то странному порыву к действиям, он натянул лук и положил его рядом, под рукой, потом высвободил меч из ножен. Ветер стих, и он почувствовал духоту. Над водой перестали кружиться птицы.
Внезапно раздался удар грома, и вспышка фиолетовой молнии рассекла южное небо. Больше молний не последовало, но, возможно, сюда приближалась еще одна гроза. Вероятно, из–за этого воздух казался наэлектризованным. Но Форс не стал обманывать себя: что–то, помимо грозы, таилось в этой темноте ночи.
Раньше, в Эйри, во время показываемых зимой представлений с песнями, перед тем как убирали большой занавес и начиналось само представление, его охватывало подобное странное чувство. Взволнованное ожидание — вот что это было. Но тут ожидание было каким–то другим — отчего перехватывало слегка дух. Он поежился. Ох уж это его живое воображение… самое настоящее проклятие для него!
Да, в малых количествах от него был прок. Лэнгдон не уставал повторять, что воображением нужно постоянно пользоваться, без него Звездного Человека нельзя считать полноценным. Но когда его избыток и оно подпитывает самые темные страхи внутри, тогда в любой схватке приходится сражаться с дополнительным врагом.
Но теперь мысли о Лэнгдоне не изгнали этого странного чувства. Там, в ночи, затаилось и следило за ними нечто темное и бесформенное… наблюдало за крошечным Форсом, склонившимся рядом с почти погасшим костром… наблюдало, готовясь перейти к каким–то действиям…
Он со злостью помешал дрова в костре. Он ведет себя так же глупо, как потерявший рассудок в полнолуние лесной житель! Наверное, в этих мертвых городах таится какое–то безумие, ожидающее в засаде, когда мысли попавшего в ее ловушку человека будут отравлены незримым ядом. Но этот яд был намного более тонкий, чем любой из созданных Древними для использования в своих губительных войнах. Он должен выиграть схватку в своем разуме, и как можно быстрее!
Лура следила за ним через пламя костра, и в его отблесках голубые глаза кошки сверкали, как топазы. Она хрипло замурлыкала, ободряя его. Форс немного успокоился. Приподнятое настроение Луры действовало, как противоядие. Он достал из мешочка дневник и начал записывать в него (полностью переключив свое внимание на эти действия, стараясь писать четким почерком) все увиденное в этот день. Если эти записи когда–нибудь окажутся у Ярла, то они будут соответствовать стандарту, принятому для подобных отчетов. Там, куда не доставал свет костра, темнота образовала черный круг.
Глава 6. ЛОВУШКА ДЛЯ ЛЮДЕЙ
Следующий день обещал быть жарким. Форс проснулся с тупой головной болью и смутными воспоминаниями о пригрезившемся ему неприятном сне. Левая нога ныла от боли. Он исследовал заживающую рану и обрадовался, не заметив никаких признаков заражения, чего он так боялся. Ему очень хотелось поплавать в озере, но он решил не рисковать, пока шрам на ране полностью не затянется, решив довольствоваться плесканием на мели.
В музее воздух был мертвящим, и в длинных прохладных коридорах витал слабый аромат тлена. На стенах висели маски, когда же он дотронулся до нескольких выставленных на обозрение мечей и ножей, то они рассыпались на мелкие осколки.
В конце концов он взял с собой очень мало — многое из выставленного здесь было слишком хрупким или слишком громоздким. Он выбрал несколько крошечных фигурок из стеклянного стенда с грязной табличкой, сообщавшей что–то о «Египте», а также неуклюжий перстень, инкрустированный камнем в виде жука с соседней полки. Самой последней вещицей была маленькая, лоснящаяся черная пантера, гладкая и холодная на ощупь, она сразу же понравилась Форсу, и он не пожелал расставаться с ней. Он не рискнул обследовать боковые крылья здания — ведь его ждал целый город!
Но музей был безопасным местом. Здесь не было никаких падающих стен, и ниша, где Форс провел ночь, была превосходным убежищем. Он свалил все свои вещи в одном углу, прежде чем отправиться в город.
Лошадь без особого желания покинула лес и озеро, но постоянное дерганье Форса за повод заставило ее направиться к краю развалин. Поскольку он хотел видеть, что находится за острыми, как копья, осколками стекла, все еще сохранившимися в треснувших рамах витрин, двигались они медленно. Когда–то все эти здания были магазинами и лавками. Сколько ценных товаров тут пропало — об этом можно было только догадываться. Он разочарованно отвернулся от изъеденной насекомыми и сгнивших от времени тканей и направился дальше.
В четвертом по счету магазине, который он посетил, оказалось нечто гораздо более интересное. Неразбитая стеклянная витрина скрывала драгоценность, сравниться с которой не мог ни один музейный экспонат. Недоступные для пыли и разрушительного воздействия времени, там находились коробки с бумагой, целые коробки с пачками отдельных листов… а также карандаши!
Конечно, бумага была хрупкая, пожелтевшая и легко рвавшаяся. Но в Эйри ее можно будет превратить в порошок и переработать в годные для письма листы. И карандаши! Их мало что могло заменить. А в третьей коробке, которую он открыл, оказались цветные! Он заточил два из них охотничьим ножом и провел красные и зеленые линии на пыльном полу. Все это он захватит с собой. В глубине магазина он обнаружил металлическую коробку, показавшуюся ему достаточно прочной, и в нее он уложил все, что только сумел. И это все — из одного только магазина! Какие же богатства ждут его еще в этом городе!
Да, на исследование и разграбление его жителям Эйри понадобятся долгие годы, прежде чем не останется ничего стоящего из запасов, хранящихся здесь. Единственные безопасные города, обнаруженные ими до сих пор, уже были известны другим племенам, и они почти подчистую вынесли оттуда все более–менее ценное… либо же они удерживались Зверолюдьми и не были безопасными.
Форс пошел дальше, и под подошвой его сапогов с хрустом ломались кусочки стекла, когда он обходил груды булыжников, через которые не мог перелезть. Некоторые такие завалы полностью забаррикадировали отдельные магазины, в других же крыши выглядели слишком подозрительно. Он прошел несколько кварталов от магазина с бумагой прежде, чем нашел другой, в который легко было войти. В нем тоже некогда продавались кольца и драгоценности. Но внутри царил полный беспорядок, словно его уже ограбили раньше. Витрины были разбиты, и осколки стекла, лежали, смешанные с металлом и камнями, на полу. Он замер на пороге — много времени понадобится, чтобы выбрать что–либо в этом беспорядке, и усилия не стоили того. Только… когда он разворачивался, ему на глаза вдруг попалось нечто такое на полу, отчего он остановился и зашел внутрь.
Это был ком грязи, засохший и ставший твердым, как кирпич. И в нем, словно в гипсе, запечатлелся глубоко вдавленный отпечаток ступни. Он уже видел раньше похожий отпечаток, рядом с лужей свежей крови оленя. Те же длинные узкие следы пальцев с отпечатками ногтей, которые невозможно было забыть. Тот, другой, отпечаток был свежим. Этот же — старым, возможно, прошло много месяцев, а может, даже и годы. Этот комок грязи рассыпался от прикосновения кончика его пальца. Форс вышел из магазина на улицу и постоял некоторое время, прислонившись спиной к наклонившейся стене. Он инстинктивно оглядел улицу.
В здании напротив птицы в разбитых окнах свили гнезда и постоянно то залетали в них, то вылетали по своим нуждам. А меньше чем в десяти футах от него на куче кирпича сидела огромная серая крыса, вылизывавшая свой мех и посматривавшая на него с почти разумным интересом. Это была очень огромная крыса, ничего не боявшаяся. Но ни одна крыса не способна сделать такой отпечаток.
Форс позвал рыскавшую по округе Луру. С кошкой он будет чувствовать себя увереннее. Но он помнил о других местах, где могла таиться смерть, — за стенами, в ямах на улицах, за открытыми входными дверьми магазинов.
За следующий час он прошел примерно милю, придерживаясь главной улицы и посещая только те здания, которые, по мнению Луры, были безопасными. На спину кобылы были уложены узлы с самым странным набором вещей, и он понял, что из всего этого изобилия ему придется выбрать лишь несколько образцов. Он должен Припрятать часть своих утренних находок в музее, взяв с собой только самое ценное, когда отправится на юг. Теперь, после обнаружения города, жители Эйри «поработает» с ним с большей эффективностью, отправив сюда опытных экспертов выбрать то, в чем они больше всего нуждались и могли наилучшим образом использовать. Поэтому чем раньше он двинется в обратный путь с этой новостью, тем больше времени будет у них поработать здесь, прежде чем наступит осень, а с нею — плохая погода.
Становилось теплее, и из щелей в камнях вылезли большие черные мухи, принявшиеся злобно кусать путешественников, доведя кобылу до такого отчаяния, что Форс едва мог управлять ею. Лучше всего теперь было вернуться к лесу и озеру и там уже заняться отбором добычи. Но когда они проходили мимо места, где он обнаружил драгоценную бумагу, он остановился и зашел в магазин, чтобы в последний раз взглянуть на те сокровища, которые он вынужден оставить здесь.
В ярком луче света были отлично видны следы, сделанные им карандашом на полу. Но… он был уверен, что не использовал тогда желтый и голубой карандаш, хотя он держал их в руке.
Сейчас же… желтая и голубая линии пересекали красную и зеленую, оставленные им… чуть ли не с вызовом! Коробки с карандашами, которые он свалил в одну кучу, чтобы затем унести, были открыты, и две из них исчезли!
Он видел следы, оставленные на пыльном полу — собственные отпечатки каблуков сапог и пересекавшие их более бесформенные контуры. И в углу у двери кто–то выплюнул вишневую косточку!
Форс свистнул Луре. Она изучила следы на полу и стала ждать его инструкций. Однако сейчас кошка не выказывала того отвращения, с которым исследовала предыдущий след. Возможно, этот был оставлен скитающимся степняком, исследовавшим город по собственному почину. Если это так, то Форсу следовало поторопиться. Он должен вернуться в Эйри и прибыть сюда с подмогой, прежде чем другое племя появится здесь с законными притязаниями на все это богатство. Подобные разочаровывающие неудачи уже пару раз случались с горцами.
Теперь, естественно, ему придется оставить большую часть собранных им трофеев. Он должен спрятать их в музее и как можно скорее отправиться налегке, чтобы выиграть время. Нахмурившись, он вышел из магазина и повел кобылу за повод.
Они вошли в лес, пересекли прогалину, за которой немного дальше находился музей. Когда они проходили мимо озера, кобыла захрапела. Форс потянул ее за собой вверх по лестнице, чтобы там ее освободить от поклажи. Он сложил узлы в комнате, которую теперь считал собственной, и отпустил кобылу пастись. Лура посторожит ее, пока он не приведет все в порядок.
Но разложив утреннюю добычу на полу, Форс понял, что очень трудно отбирать среди всех этих вещей самое необходимое. Если он возьмет, например, эту вещицу… тогда он не сможет взять другую, которая, возможно, произведет большее впечатление на экспертов в Эйри. Он разложил все стопками, но только для того, чтобы три–четыре раза перебрать все их содержимое. Наконец он упаковал тюк, который, как он надеялся, лучше всего продемонстрирует клану горцев качество его находки и послужит хорошим доказательством его таланта в выборе вещей. Остальное можно будет без труда спрятать где–нибудь в обширных залах этого здания до его возвращения.
Со вздохом он начал приводить в порядок отвергнутые им вещи. Столько много приходится оставлять… ему понадобится целый караван вьючных лошадей, каких использовали племена степняков для перевозок своего добра. Покатился барабан. Он поднял его, и пальцы принялись выстукивать тот странный пульсирующий звук. Затем он слегка постучал по нему ногтями, и звук жутким эхом понесся по залам.
Не тот ли это барабан, что звучал в ночи после его схватки с кабаном. Сигнал! Форс не смог удержаться от того, чтобы не постучать по нему еще раз… а затем он попытался выбить ритм одной из охотничьих песен его родного племени. Но эта мужественная музыка звучала еще более мрачнее, чем музыка флейты или трех, — четырехструнной арфы, известных его народу.
Когда это пугающее громыхание затихло, в комнату влетела Лура, в тревоге сверкая глазами, и весь ее вид говорил о срочности и спешке: он должен пойти с ней и немедленно. Форс выронил барабан и потянулся за луком. Дура стояла у двери, стегая себя кончиком хвоста.
Она в два прыжка спустилась по лестнице, и Форс отправился вслед за ней, стараясь не беспокоить больную логу. Кобыла спокойно стояла на мели. Лура юркнула дальше, между деревьями и кустарниками, и проникла в самую чащу леса. Форс не столь быстро следовал за ней, не способный двигаться с такой скоростью среди затрудняющей передвижение растительности.
Но не успел он удалиться от озера, как услышал… да, это был стон, едва слышный, почти вздох, проникнутый настоящим страданием. Он превратился в глухой хрип, складываясь в приглушенные слова, которых он не понимал. Но человеческие губы издавали их, в этом он не сомневался. Лура не направила бы его к одному из Зверолюдей.
Несвязное бормотание непонятных слов оборвалось, когда раздался еще один стон, казалось, прямо из–под земли перед ним. Форс отступил от места, покрытого сухой травой и листвой. Лура легла на живот, вытянув вперед переднюю лапу, чтобы осторожно ощупывать землю, но не выходила на небольшую полянку перед ними.
Первой мыслью Форса было, что это — одна из тех ям, что они обнаружили, когда пересекали город, — по крайней мере какое–то отверстие в земле. Теперь он видел брешь, зиявшую на противоположном конце поляны. Он двинулся в обход, идя по наполовину торчавшим из земли корням деревьев и кустарников, крепко держась за все, что выглядело более–менее надежно.