Опа! Чтобы не попадать в такие ситуации, я всегда стараюсь встать раньше, чем папа позавтракает и приступит к своей работе. Но бывает, как сейчас, что он всю ночь проводит за своими исследованиями и вообще не ложится спать. В этом случае проснуться раньше папы просто невозможно.
– Не волнуйся, папа. Ничего я твоему саркофагу не сделала, зато внутри него очень уютно.
(Саркофаг к тому же самое лучшее место, чтобы укрыться от летающих по всему ночному музею злых духов, но представляю папино лицо, если сказать ему об этом!)
– Да, но это бесценный экспонат…
– Который пылится в этом чулане, потому что в выставочном зале для него нет свободного места. Честное слово, папа, я была очень осторожна. К тому же где ты хочешь, чтобы я спала, когда мне приходится остаться в музее на всю ночь?
Папа задумался над этим вопросом, поморгал и ответил:
– В кресле, например, или, на худой конец, на ковре перед камином в гостиной для персонала. Да где угодно, только не в этом проклятом саркофаге!
Все так, но ни в кресле, ни на ковре от черной магии не спасешься. Конечно, у меня были при себе амулеты, но я засомневалась, хватит ли их силы, чтобы отогнать разбушевавшихся злых духов. Но и этого, разумеется, я папе сказать не могла.
– Знаешь, папа, я уверена, что Меннат не обидится.
– Что еще за…
– Это юная жрица, которой принадлежит саркофаг, – пояснила я. – Она была из храма Таверет, египетской богини – защитницы детей. Представляешь, под какой защитой я была в этом саркофаге!
Папа раздраженно фыркнул, а затем ушел и закрыл за собой дверь. Я, конечно, могла бы отстаивать свою точку зрения и более настойчиво, но не хотела рисковать, иначе папа мог бы вспомнить, что на самом деле я должна спать не в музее, а в школе-интернате, как все другие примерные девочки. Но я любой ценой стремилась избежать разговора на эту тему.
Я перелезла через высокую каменную стенку саркофага, занимавшего половину моей комнаты. Да, это когда-то действительно был чулан, но им никто не пользовался, и я, можно сказать, захватила его. Помимо саркофага, здесь хватило места для маленького письменного столика и даже небольшого старого умывальника, который отыскал для меня наш сторож Флимп. Он же вбил в стенки чулана несколько гвоздей, на которые я могла повесить свои платья и передники.
Умываясь, я поняла, что проспала свой лучший шанс незаметно пробраться в отцовскую мастерскую. А до той статуи мне необходимо было добраться, причем как можно скорей. Я посмотрела на свои часы. Мама должна приехать через пять часов и пятьдесят семь минут, и наверняка она привезет с собой целую кучу новых артефактов – так принято называть найденные на земле или под землей сделанные древними людьми предметы. Нетрудно угадать, что многие привезенные мамой артефакты будут заражены черной магической силой, которая тут же начнет разливаться по всему музею. Да, медлить нельзя. Я натянула перчатки, поправила их и вышла из своего чулана навстречу новому дню.
Следующая возможность проникнуть в мастерскую появилась у меня тогда, когда папа отправился на поиски чашки чая. Обычно приблизительно в это время я каждый день сама приношу ему эту самую чашку, но сегодня мне было нужно, чтобы папа лично отправился за чаем, и моя задумка сработала, представьте себе!
Я украдкой вошла в мастерскую. Она казалась пустой, если не считать стоявших на верстаках и полках артефактов, попавших сюда на реставрацию. Я уже почти добралась до ящика, когда меня остановил раздавшийся за моей спиной мерзкий голос.
– Где она?
Я обернулась. В дверном проеме стоял Клайв Фагенбуш – по его виду можно было подумать, что он ожидал меня.
– Что где? – спросила я.
– Статуя, – пояснил Фагенбуш, то и дело переводя взгляд с моего лица на свиток папируса, который я держала в руке. Затем Фагенбуш широко шагнул вперед и выхватил у меня этот папирус.
Я не успела открыть рот, чтобы запротестовать, как раздался новый, такой знакомый голос.
– В чем дело, Фагенбуш? Отдайте Тео ее папирус, – с этими словами, хмуря брови, в мастерскую вошел Найджел Боллингсворт.
Я уже говорила вам, что обожаю Найджела Боллингсворта? Скажу еще больше – я думаю выйти за него замуж, как только немного подрасту. Правда, ему я об этом еще не сообщила. Папа попросил, чтобы я не делала этого. Ну, если честно, то папа, когда я ему рассказала обо всем этом, выразился несколько иначе. Он сказал: «А вы уверены в том, что кто-нибудь вообще захочет жениться на вас, мисс Непоседа?» Впрочем, ладно.
– Я думал, что она взяла то, что ей не положено, – пробормотал Фагенбуш.
– Теперь вы видите, что это не так. Будьте любезны, отправляйтесь вниз и приготовьтесь принять экскурсию. Сегодня у нас будут воспитанники из Хеджвикской школы для трудных подростков. Надеюсь, вы помните, что здесь творилось во время их последнего посещения.
Фагенбуш недовольно поморщился, прикусил губу, сунул мне в руки отобранный папирус, развернулся на каблуках и вышел.
– С тобой все в порядке, Тео? – спросил Найджел.
– Да, мистер Боллингсворт, – ответила я, с благодарностью глядя на него. – Большое вам спасибо!
Я демонстративно потерла себе запястье, чтобы Найджел понял, какой ужасный грубиян этот Фагенбуш. Если честно, то запястье у меня вовсе не болело.
– В таком случае отлично. Так держать, – Найджел одарил меня своей лучезарной улыбкой и тоже вышел из мастерской.
Вот он, долгожданный случай! Не медля ни секунды, я вытащила из ящика статую, завернула ее в свиток папируса и направилась в читальный зал на первом этаже. Всю дорогу я высматривала, не покажется ли Фагенбуш, но этот змей не появился, очевидно, забился, свернувшись клубком, под какой-нибудь камень.
Из кошки в кошку
Конечно, очень неплохо и даже полезно знать, что на какую-то вещь наложено проклятие, но тут встает вопрос: а что, собственно говоря, с этим проклятием делать? Папа учил меня, что если не находится ни одного ключа, позволяющего прийти к серьезным выводам, остается один путь – проводить исследования. Десятки, сотни, тысячи исследований. Разумеется, папа не знал, что я возьму его совет на вооружение, но как бы то ни было, исследования были моим единственным способом защиты.
Когда совсем маленькой я впервые начала приходить в музей, он пугал меня, хотя в то время я еще не могла даже понять, почему именно. Теперь-то, разумеется, я знаю, что мне дано ощущать наполняющие это место темные магические силы и не нашедших покоя духов. А тогда… тогда я понимала лишь одно: если родители догадаются о моих страхах, они перестанут брать меня с собой в музей, и если это случится, я никогда, никогда их больше не увижу! И я поклялась всегда держать свои страхи при себе.
Годами мои родители думали, что я постоянно простужена, потому что я всегда начинала дрожать, приближаясь к музею. Я до сих пор не знаю, почему проклятия и злые духи не причинили мне вреда, в то время как они навредили огромному числу работавших у нас в музее младших хранителей и клерков. Большинство из них стали жертвами несчастного случая или тяжело заболели. А двое или трое даже сошли с ума. К счастью, мои мама и папа избежали судьбы своих подчиненных. Как мне думается, мама уцелела потому, что без нее артефакты – вместе с лежащими на них проклятиями и сидящими внутри злыми духами – так и оставались бы закопанными глубоко под землей, никогда не попали бы в музей и, следовательно, не смогли бы причинять вред людям. Возможно, все эти темные силы выражали таким способом нечто вроде благодарности моей маме, хотя она не имела ни малейшего понятия о том, что она действительно сделала.
Папе повезло меньше, для этого достаточно вспомнить о том, как он сломал ногу, скатившись кубарем по лестнице. Позже папа говорил, что ему показалось, будто кто-то просто столкнул его вниз. Я не сомневаюсь, что именно так и было, не знаю только кто – или что. Впрочем, слишком сильно злые духи папу не трогали, ведь он тоже был для них полезен – целыми сутками реставрировал артефакты, которые заселяли злые духи, возвращая им былой роскошный вид.
Разумеется, я ничего этого не понимала до той поры, пока слегка не подросла и не научилась читать. С этого момента я и приступила к своим исследованиям и принялась изучать буквально все, что было у нас в музее, надеясь вытеснить свои страхи, заменив их знаниями.
Впрочем, по-настоящему мои глаза раскрылись только после того, как мне в руки попали старинные, почти забытые всеми тома, посвященные исследованию древнеегипетской магии. Прочитав эти книги, я четко поняла, с чем имею дело, и не скажу, что это как-то обрадовало или утешило меня. По счастью, в тех же старинных текстах было описано, каким образом снимать или нейтрализовывать проклятия. С их помощью я медленно, но верно принялась изучать и находить различные противоядия и средства защиты. На этом пути я совершила несколько серьезных ошибок – а как без этого! – но чаще всего удача была на моей стороне.
Поскольку большую часть своего времени я проводила в музее, мне удалось даже отвоевать для себя маленькую – зато свою! – комнатку рядом с читальным залом. Признаюсь честно, нашим читальным залом редко кто пользуется, все предпочитают идти в библиотеку Британского музея. Папа думает, что я учу уроки, и я не мешаю ему верить в это. Сегодня утром я долго бродила вдоль полок с магическими текстами – старинными, в кожаных переплетах с ремешками и медными застежками. Рядом с ними лежали древние глиняные таблички, покрытые ровными рядами иероглифов, и груды свитков – папирусных и пергаментных – с записями, сделанными жившими много веков назад жрецами и магами. В конце концов я выбрала толстую книгу Т. Р. Нектанебуса «Тайный Египет: магия, алхимия и оккультизм». Мне думается, что этот автор знает о древних проклятиях и заклинаниях больше, чем кто-либо еще.
Я откусила от своего сэндвича с джемом и начала читать: «Статуи, на которые наложено проклятие, чаще всего делались из базальта – твердого черного камня, магически связанного с Подземным миром».
Теперь мне предстояло трудное дело – я должна была притронуться к статуе, причем голыми руками. Хорошо хоть, что Луна сейчас не светила, и потому буквы заклинаний вели себя прилично – тихо дремали. Сняв перчатку, я протянула руку и постучала ногтем по статуе. Да, это был холодный, твердый и черный, как ночь, камень. И выглядел он точно так же, как на картинке в книге. Хорошо, эта часть исследования закончена. Я снова натянула перчатку на руку и стала читать дальше.
«После того, как на статуе вырезались все необходимые иероглифы, она покрывалась магическими заклинаниями и приворотными зельями, составленными таким образом, чтобы они активировались после того, как будет добавлено необходимое для их пробуждения вещество. Первоначально такие предметы были целебными, но постепенно их стали использовать и для причинения вреда. Если статуя предназначена не для лечения, а для черной магии, покрывающее ее приворотное зелье почти наверняка содержит змеиный жир (кобры или аспида), который придает поверхности предмета необычайный блеск. От предмета, на который наложено проклятие, должен исходить слабый запах серы».
Наложенное проклятие действительно придает предмету запах, который не назовешь приятным. Я наклонилась к статуе и понюхала ее. Конечно, трудно что-то уловить сквозь аромат черносмородинового джема, но я готова была поклясться, что от блестящей поверхности статуи действительно попахивает серой.
Я вернулась к чтению. В окне потемнело, небо затянули серые облака, поэтому теперь приходилось напрягать зрение, разбирая выцветшие, тонкие, как паутина, строки. Ну, хорошо, продолжим.
«Чтобы нейтрализовать проклятие, приготовьте маленькую копию статуи из воска, высотой не больше четырех, сложенных вместе по ширине, пальцев. Нацарапайте на дне фигурки указанные ниже иероглифы, а затем приготовьте снадобье из перечисленных далее ингредиентов.
Произнесите приведенное здесь заклинание, смазывая при этом статуэтку приготовленным снадобьем. Снадобье пробудит наложенное на предмет проклятие, но заклинание, которое вы читаете, перенаправит его в восковую фигурку, которую после этого необходимо немедленно бросить в огонь. Самое главное – как только приступите к заклинанию, сосредоточьте на нем все внимание и не ослабляйте его, пока не закончите читать».
Заметьте, что Нектанебус ничего не говорит о том, что делает заклинание после того, как оно приведено в действие. Эти древние ученые всегда умалчивают о чем-нибудь крайне важном. Если честно, то я не люблю сюрпризы – быть может, потому что те из них, что случаются со мной здесь, в музее, оказываются, как правило, неприятными. Живя бок о бок с древними проклятиями и черной магией, я предпочитаю точно знать, как следует поступить, если что-то вдруг пошло не так, как надо. Конечно, я далеко не уверена в том, что способна справиться с любой проблемой, просто чувствую себя немного спокойнее, когда представляю, чего мне следует ожидать.
В этот момент Исида, лежавшая на маленькой кушетке, озабоченно поглядывая на статую Бастет, внезапно вскочила, выгнула спину и зашипела, повернувшись к двери.
Я захлопнула книгу и огляделась по сторонам, ища, куда бы мне спрятать статую, затем схватила ее со стола и засунула внутрь папирусного свитка.
Дверь резко распахнулась, и в комнату влетел Клайв Фагенбуш.
– Говори, несносная девчонка, где она? – спросил он.
Этот человек буквально преследовал меня.
– Где что? – спросила я, откусывая от сэндвича с джемом. Его будет раздражать то, что я разговариваю с ним с набитым ртом, – прекрасно, пусть принимает меня за неряшливую глупую маленькую девчонку.
– Статуя Бастет. Где она?
– Вы опять о том же? Я уже объяснила вам, что не имею ни малейшего понятия, где она может быть. Ее разыскивает папа?
– Нет, – фыркнул Фагенбуш. – Он и не заметил, что она исчезла. А я заметил. Это очень интересный артефакт, и у меня есть… кое-какие планы… относительно этой статуи. Так куда ты ее спрятала?
– А мне-то на что эта статуя? – спросила я, удивленно хлопая глазами.
Фагенбуш в два шага пересек комнату и наклонился надо мной. Его брови сдвинулись и превратились в одну большую густую черную щетку над глазами. От запаха капусты, к которому примешивался идущий уже не от Фагенбуша, а от статуи запашок серы, у меня заслезились глаза.
– Отдай мне эту статую.
Таким разъяренным я его еще никогда не видела, чтобы не дрогнуть, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю. Во всяком случае, я не попятилась назад, хотя мои коленки стучали одна об другую от страха. Изо всех сил стараясь не смотреть на лежащий на столе свиток папируса, я пристально взглянула Фагенбушу в глаза и ответила сквозь стиснутые зубы:
– Если вы не расслышали, повторяю еще раз: я не знаю, где она.
Фагенбуш глубоко вдохнул и сказал, шевеля своим длинным носом:
– Я знаю, что ты лжешь. Мне нужна эта статуя. Я хочу, чтобы она была возвращена на место до заката. Тебе понятно? У меня есть планы, связанные с ней, и они не допускают, чтобы в них вмешивалась мерзкая несговорчивая маленькая девчонка. – Он окинул меня пристальным взглядом и улыбнулся. От этой улыбки у меня холодок побежал по спине. – Но если ты будешь упрямиться, эти планы могут измениться, – многозначительно добавил он, а затем сорвался с места и заметался по комнате, бормоча себе под нос: – Эта девчонка просто сумасшедшая.
Наконец он выскочил из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь – наверное, рассчитывал таким способом склонить меня к сотрудничеству. Я уже говорила о том, что Фагенбуш всегда вызывает у меня отвращение, сейчас замечу, что в гневе он просто ужасен. И если честно, эта новая сторона, с которой он раскрылся, едва не повергла меня в панику.
Я подошла к двери и заперла ее на ключ.
– Идиот, – прошептала я, все еще дрожа от пережитого страха. Мне ужасно захотелось немедленно прижаться к Исиде – это успокоило бы меня – но, увы, у меня не было времени даже на это. Так что я смогла лишь на ходу почесать Исиду под подбородком и пообещать ей, что мы долго-долго будем обниматься сразу после того, как я закончу с этой статуей.
Я вытащила из-под стола свой саквояж, набитый необходимыми для снятия проклятий припасами, и начала рыться в них. Для тех, кого интересуют подобные вещи, я даже составила список того, что хранится в моем саквояже.
«Рекомендуемые припасы и принадлежности для снятия древнеегипетских проклятий:
Небеленые хлопчатобумажные или шелковые нитки следующих цветов: красные, зеленые, желтые, белые, синие и черные;
Кусочки воска, желательно белого;
Палочка с острым кончиком, чтобы вырезать восковые фигуры;
Позолоченная и посеребренная проволока;
Ивовые прутики;
Набор трав, таких, как кошачья мята и рута;
Ладан и мирра;
Красное вино;
Мед;
Молоко;
Сок из салата-латука (выжимается из листьев латука). Поскольку найти такие листья бывает сложно, можно заменить их капустными листьями и ненадолго замочить в воде. Мне кажется, это срабатывает отлично;
Камешки, галька и ракушки – разные по размеру и по форме;
Маленькая рыбка или цыплячьи косточки;
Странные старинные безделушки из природных материалов, например кошачий зуб, кусочки шкурки ящерицы и так далее. Чем больше, тем лучше;
Маленькие кусочки камней, простых и полудрагоценных, например кварца, песчаника, лазурита, яшмы, малахита, сердолика, бирюзы, алебастра».
Поскольку собирать воск – это моя страсть, его в саквояже оказалось вполне достаточно, чтобы вылепить маленькую фигурку. Когда я закончила делать копию статуи (честно говоря, она получилась у меня похожей не столько на кошку, сколько на тонкое деревце с ушами, но надеюсь, что это не так уж и важно), я вырезала на ее донышке нужные иероглифы и отставила фигурку в сторону.
Теперь я вытащила из своего саквояжа стеклянный флакон, открыла его и понюхала. Кларет – хорошее красное вино, которое я отлила из графинчика, который стоит в папиной библиотеке. Даже если вдруг – вдруг! – он что-то заподозрит, я все свалю на Фагенбуша. Я даже улыбнулась, подумав о возможности такой изящной и сладкой мести, продолжая при этом шарить в саквояже до тех пор, пока не нащупала маленький муслиновый мешочек.
Поскольку рута входит в состав большинства магических рецептов, я всегда держу эту травку под рукой. Особенно хорошо рута помогает изгонять злых духов, а также снимает наведенные проклятиями истерические судороги и удушье. Однако эту траву дьявольски трудно отыскать, поэтому ее мне приходится покупать, и на это уходят почти все мои карманные деньги. Снятие проклятий – занятие не для слабонервных или финансово несостоятельных. К сожалению, мне присущи оба эти недостатка.
Я смешала вино и руту в ступке, тщательно растолкла траву пестиком. Закончив, сделала глубокий вдох, стянула с рук перчатки и нарисовала на обеих ладонях огрызком карандаша Всевидящее око – глаз бога Гора, надеясь на то, что этой защиты окажется достаточно. Затем я намочила в ступке чистую тряпочку и принялась обтирать про́клятую статую. Произнося нараспев помещенное в книге заклинание, я внимательно следила за тем, чтобы тряпочка оставалась между кончиками моих пальцев и поверхностью статуи.
Когда имеешь дело с египетской магией, крайне важно не только то, насколько верно подобрано снадобье, но и то, насколько правильно ты выбираешь и используешь слова. Нужно не просто выговаривать их, но и произносить определенным тоном, иначе заклинание может не сработать. Во всяком случае, именно так написано в книгах. То, что мне удается справиться с этой частью задания, я поняла потому, что статуя начала вибрировать, а идущий от нее запах серы усилился. На поверхности статуи неожиданно появились и заскакали иероглифы, которые я видела прошлой ночью. Очень хорошим знаком было то, что, когда я прикасалась к статуе своей тряпкой, иероглифы замирали и съеживались, словно от испуга. Очень, очень хороший знак.
К тому времени, когда у меня закончилось снадобье, все иероглифы уменьшились в размере как минимум наполовину. Я прекратила тыкать в статую тряпкой и слегка отступила назад, продолжая читать заклинания. Иероглифы принялись медленно подергиваться, словно пытаясь оторваться от поверхности статуи. Слова, которые я произносила, притягивали их словно магнит. Раздалось несколько глухих хлопков, и иероглифы действительно оторвались от статуи и повисли над ней в воздухе, как рой сердитых пчел. Я подняла руки, выставила вперед защищенные Всевидящим оком ладони.
Запах серы стал невыносимым, я продолжала произносить слова заклинания, стараясь не делать глубоких вдохов. К сожалению, когда я дошла до фразы «Изыди, мерзкая кошка», моя Исида запротестовала и вцепилась мне в лодыжку своими когтями.
Испугавшись, я посмотрела на нее и сказала:
– Это я не тебе.
Пока я произносила эти слова, парившие в воздухе иероглифы перестроились и потоком устремились к моей кошке. В тот момент, когда иероглифы прикоснулись к Исиде, она заворчала, вся ее шерсть встала дыбом. Глаза бедной Исиды сделались бешеными, она прижала уши к голове, а затем из ее глотки вырвался протяжный дьявольский вой.
Все, это больше не была моя любимая кошка, это было воплощение зла. Что там писал Нектанебус о том, как важно сосредоточить внимание на словах заклинания и ни на секунду не отвлекаться? Лежавшее на статуе проклятие уже было поднято в воздух, оставалось направить его в восковую фигурку, а затем немедленно ее спалить. Так предполагалось, но так не получилось.
Что делать теперь, я совершенно не знала и при этом не решалась оторвать взгляд от Исиды, чтобы поискать решение в книге.
Заколдованная кошка подобралась и снова бросилась на меня – на этот раз с какой-то демонической яростью. Когти Исиды прорвали мой шерстяной чулок и больно впились мне в голень. Исида выгнула дугой спину, зашипела, а затем убежала и забилась под книжную полку, издавая оттуда низкие демонические вопли.
Я рухнула в кресло и уставилась на книжную полку, затем перевела взгляд на спокойно стоявшую на столе уродливую восковую фигурку Бастет.
Что же я наделала? Бедная Исида!
Надо все переиграть, вот что. Все переиграть.
Ну а если не получится, что тогда? О боже!
А что, если это мерзкое проклятие при этом переселится в меня? От этой мысли у меня сразу же свело желудок. Нет, об этом лучше даже не думать.
Убедившись в том, что вновь способна держаться на ногах, я поднялась с кресла и поспешила назад, к столу, на котором были разбросаны мои книги. Неправда, из любого положения должен найтись выход, нужно отыскать его и сейчас. Но стоило мне склониться над книгами, как часы начали отбивать время. Два часа! Куда целый день подевался, может мне кто-нибудь объяснить? Два часа! Пора встречать маму.
Радость от скорой встречи с мамой омрачали мысли о той беде, в которую попала моя бедная Исида. Конечно, я постараюсь выяснить, чем ей можно помочь, но только чуть позже. А пока я закрыла книгу, взяла со стола обезвреженную статую Бастет и завернула в кусок старого пергамента, чтобы отнести на третий этаж, в мастерскую.