Звереныш

— Переделку? Дня через три, когда подлечим их как следует. Подкормим. Мне не нужен лишний отсев. У тебя все готово?

— У меня все готово! Ты каждый раз это спрашиваешь, Вожак! Иногда я думаю, что ты очень низкого мнения обо мне…

— Ну — ну…не сердись, мастер. Я очень высокого о тебе мнения. Клянусь. Просто спросил. Партия щенков большая, снадобий нужно много. Больше двухсот особей — хватит на всех?

— Хватит. Всегда делаю с запасом — Дондокс положил руку на голову Щенку и большим пальцем левой руки поднял ему веко — Ну вот, зрачки в норме, он пока в обмороке. Сейчас я его разбужу, и тогда мы все узнаем. Существует опасность, что ты не сможешь воспользоваться этим материалом, но тут уже никуда не деться.

— Мастер, делай! — вздохнул Лаган, и подумал о том, сколь много нужно иметь терпения, чтобы общаться с этими учеными мужами. Чуть что — обиды, чуть что — долгие разговоры ни о чем, длинные рассуждения на отвлеченные темы. Но все это нужно обязательно выслушать, ласково поддакивать, ведь спокойный, довольный маг работает гораздо эффективнее злого, недовольного, расстроенного. У нервничающего мага заклинание вообще может пойти не так, как ожидаешь. Или вообще не получиться.

— Делаю, делаю, мастер Лаган…уже делаю…

Маг простер руки, сказал несколько слов, и вдруг в воздухе отчетливо запахло, как после грозы. Между пальцами лекаря проскочили искорки, и Лаган невольно поежился, хотя видел такое много, много раз. Вожак не понимал природы магии, и честно сказать — побаивался колдовства. Оно вызывало у него подсознательный страх, как у дикаря, увидевшего проявления божественной сущности. Впрочем — это и было проявлением божественной сущности, как говорили маги. Боги давали избранным людям часть своей силы — для того, чтобы те доказывали существование богов.

Лаган считал, что такое объяснение колдовству не выдерживает ни малейшей критики, но как человек практичный и видавший виды, допускал, что без богов тут не обошлось. В любом случае, ни маги, ни ученые алхимики, а тем более, простые люди — все равно никакого внятного объяснения происходящему дать не могли, так что ломать голову над этой проблемой только лишь терять время, не более того. Лаган же терять времени не хотел. Его, этого времени, осталось не так и много…увы. Возраст.

Мальчишка на столе вздрогнул, глубоко вздохнул и задышал полной, глубокой грудью. На глазах Лагана ссадины и ранки на коже Щенка стали затягиваться, исчезать, тело будто впитывало мазь, которой перед началом сеанса был покрыт мальчик.

Ступни — опухшие, изрезанные, снова стали здоровыми, чистыми. Спины не было видно, но Лаган уверен — рубцы от бича на спине Щенка сейчас затягиваются, исчезают, расправляются, будто их никогда и не было.

Немного удивился — лекарь использовал самое мощное оздоравливающее заклинание, а не простенькое, годное, чтобы разбудить. Зачем?

— Я не хотел терять времени, мастер Лаган — Дондокс перехватил удивленный взгляд Вожака, кивнул — Все равно его будить, так заодно и полечили. Парень крепкий, думаю, выдержит. Немного похудеет…хмм…наверное.

Лаган с сомнением оглядел худое тело мальца, вгляделся в его лицо, и четко, с расстановкой, сказал:

— Ты очнулся. Я знаю, что слышишь. Как твое имя?

Молчание.

— Как твое имя, я спросил! Отвечай, если не хочешь получить наказание! Запомни — ты в Школе Псов, и ты — никто. Раб. Ты в нашей власти, и мы можем сделать с тобой все, что пожелаем. Чтобы выжить, ты должен подчиняться нашим приказам. Моим приказам. Моя имя Мастер Лаган, или Вожак. Я главный в этой школе. Итак, отвечай: как твое имя?

— Не знаю… — тускло ответил мальчишка, с рудом выталкивая слова, и посмотрел на человека в черном яркими синими глазами.

Лаган вдруг отметил — мальчишка очень красив, даже слишком красив. Волосы отмылись, стали золотистыми, кожа чистая, белая, если бы не главные признаки принадлежности к мужскому полу, его даже при желании можно было бы принять за девчонку.

Вожак поморщился — мальчишка будет иметь проблемы. В обществе парней, запертых в ограниченном пространстве школы, без малейшей возможности общения с противоположным полом красавчик, подобный Щенку, обязательно будет подвергаться опасности.

В Школе строго наказывали за попытки принудить учащихся к противоестественным страстям, но…всякое бывало. Стая зверят — здесь могло быть все, что угодно. Если этот красавчик не сумеет постоять за себя, участь его будет незавидна.

Лаган помнил историю, происшедшую десять лет назад, когда пятеро старших учеников изнасиловали молодого щенка, проучившегося всего полгода. Он никому не сказал о происшедшем, но улучил момент и зарезал всех своих обидчиков, когда те спали. Потом покончил с собой. После были наказаны два командира звеньев, за то, что просмотрели и не донесли о случившемся — ведь знали, Лаган уверен — знали, здесь ничего нельзя скрыть от глаз и ушей учащихся, но…вот так. Да, наказали, да, спустили шкуру со спины, но разве это воскресит учеников?

— Ты помнишь, откуда ты? Как сюда попал? Знаешь, где находишься?

— Я захвачен рабовладельцами. Ты меня купил.

— Нужно добавлять "мастер Лаган", или "Вожак" — холодно сказал Лаган — Ну‑ка, повтори: "Я захвачен работорговцами, мастер Лаган"

Молчание.

Шелест меча, вытаскиваемого из ножен, короткий свист клинка — удар!

На бедре мальчишки вспухла красная полоса. Меч ударил плашмя, и это было больно, очень больно — Лаган знал по себе.

— Повтори то, что я сказал!

— Я был захвачен работорговцами, мастер Лаган. Ты меня купил, мастер Лаган.

— Вот так… — Вожак удовлетворенно кивнул головой, внимательно наблюдая за реакцией мальчишки на полученное наказание. У того не дрогнул ни один мускул на лице, лишь из уголка левого глаза предательски выкатилась небольшая слеза и унеслась вниз, оставив за собой тонкую влажную дорожку.

— Ты будешь учиться в Школе Псов, и когда…если — выйдешь отсюда, вольешься в ряды самого элитного подразделения императорской армии. Ты будешь охранять императора и его семью, ты будешь выполнять самые сложные, самые опасные задания Венценосного. И тебе всегда будет сопутствовать удача, потому что ты Пес! Псы — не проигрывают схватку!

— Псы не проигрывают схватку! — повторили все те, кто был в комнате — кроме лекаря, конечно. Дондокс поморщился, будто этот патриотический пафос ему претил, и ворчливо заметил, сбив накал ситуации:

— Все. Моя работа пока закончена. Мне пора к остальным, нужно подготовить их к ритуалу. Ты же не хочешь, чтобы они все до одного передохли? Так что оставляю вас тут, не буду мешать вашим салютам и песнопениям.

Лекарь быстро собрал бутылочки, склянки, какие‑то магические предметы и старые свитки, сложил их в кожаную прямоугольную сумку, с которыми всегда ходили лекари, и вышел не глядя на Вожака, бесстрастно следившего за манипуляциями колдуна.

Они недолюбливали друг друга, маг и Пес, нужно было честно это признать. Кто такой Вожак для свободного человека, рожденного свободным, да еще и наделенного магическими умениями, недоступными обычному человеку? Если даже на рожденных свободными маг смотрит, как на грязь под ногами, так что тогда для него бывший раб?

Смешно, но этот маленький щенок для Вожака гораздо ближе по духу, чем лекарь, с которым они вместе служат без малого двадцать лет.

— Отведите его в казарму, покажите место, где он будет спать, расскажите о наших порядках — приказал Вожак, и обведя внимательным, тяжелым взглядом учеников, вышел, дождавшись салюта и быстрого "Слава Императору!" — как и положено, если не хочешь получить три плети за нерасторопность.

* * *

— Эй, правда, тебя как звать? — парнишки порылись в мешках, сложенных в углу, достали штаны, рубаху, потертые ботинки со шнуровкой, бросили Щенку — Ты что, ненормальный? Эй, ты! Чего молчишь? Одевайся, полудурок!

— Да он точно дурак — презрительно сморщился один из них, высокий, крепкий парень лет шестнадцати — семнадцати — Никогда не видел, чтобы с щенком так долго занимался лекарь!

— Ты много чего еще не видел — мрачно заметил тот, кому Щенок поставил синяк под глаза — А будешь много болтать — и не увидишь. Не приставай к нему, веди в казарму. И вот что, парни — узнаю, что кто‑то к нему пристает…ну вы понимаете…берегитесь! За такие дела — сразу на кладбище.

— Звеньевой, ну нам как‑то же надо его звать? Имя‑то у него должно быть? Не Щенком же? Тут все щенки… — парнишка пониже ростом и похудее пожал плечами и вовпросительно уставился на командира.

— Звереныш! — усмехнулся высокий — Звер! Во! Будет Звер! Потому что звереныш долго выговаривать!

— Звер? — ухмыльнулся парень в черном — Ну что же, Звер, так Звер. Вожак сочтет нужным, даст ему другое имя. Нет — пусть ходит Зверенышем. Сейчас я ему пару слов скажу, и отведете в казарму. Итак, Щенок, твое имя теперь Звер. Ты должен исполнять все, что тебе скажет командир. Если нарушишь правила — будешь наказан. Правила тебя заставят заучить за эти три дня, что остались до ритуала верности. Выполняй все, что тебе скажут, и через три года, если Вожак сочтет тебя подггтовленным, ты выйдешь из дверей этой школы полноценным Псом. Или останешься здесь, чтобы воспитывать Псов из тупых болванов, которые сюда попали. (Пареньки переглянулись и ухмыльнулись, пряча улыбку). Ты будешь свободен, но до конца жизни станешь служить Императору, да славится его имя во веки веков! Если не покажешь рвения в учебе, если будешь бунтовать, нарушать правила — окажешься на кладбище, среди безвестных трупов тех, кто не смог стать Псом. Таких много, слишком много. Не становись одним из них. Все, парни, ведите его. Хватит на сегодня болтовни. Кстати — и ужин скоро, поторопитесь.

Глава 3

— Вот он! — голос донесся откуда‑то издалека, с середины длинного помещения, Щенок не смог рассмотреть, кто же это сказал. Он исподлобья осмотрел казарму, собравшихся по кучкам мальчишек и прошел следом за сопровождающими, уже не глядя вокруг.

Впрочем — нарочито не глядя, потому что все его чувства были настороже. Щенок ни на минуту, ни на секунду не забывал, что находится у врага, и что все вокруг могут быть врагами.

После лечения туман в его голове развеялся — тот туман, что клубился в мозгу с того самого момента, как жизнь Щенка изменилась. Теперь он помнил свою жизнь. Всю, до последних часов и минут. Так помнил, что ему оставалось лишь упасть и завыть, как дикому зверю — настолько страшна была действительность. Не осталось одеяла, укрывающего от страшных воспоминаний. Две жизни — жизнь Адруса Симгса, как мальчика называли до того, как голова матери коснулась его ботинка, и жизнь Щенка, а теперь — Звереныша. Развилка, после которой жизнь пошла совсем по — другому, излом.

По широкому проходу между рядами Звереныша подвели к свободной кровати в дальнем углу зала, и парень — сопровождающий указал рукой на верхнюю полку:

— Сюда. Это твое место. На ближайший год — если выживешь. конечно. Вот тут шкаф — можешь сюда складывать свои вещи. Но их у тебя будет немного, хе хе хе…

— Ты рассказывай о правилах, а не развлекайся! — перебил парнишка пониже — он ведь ничего не знает! Попадет в неприятности, а с нас потом спросят!

— Ну и расскажи! — огрызнулся первый — Язык засох, что ли? Как лезть под руку, так ты первый, а чтобы делом заняться…

— Хорошо. Я расскажу — невозмутимо кивнул второй — Итак, парень, слушай простые правила. Первое из них — слушаешься всех, кого тебе положено слушаться, особенно тех, у кого серебряный череп на плече. Это Псы. Им отдаешь салют, а если они отдают приказ — выполняешь не раздумывая и бегом. Вообще — твоя судьба слушаться всех, кроме таких же как ты бывших рабов, ставших щенками. Присматривайся, позже тебе объяснят систему командования школой, сейчас это бесполезно. Не нужно. Дальше: отбой по сигналу, подъем тоже по сигналу, на рассвете. Умываться, одеваться быстро — не успеешь — плети. По сигналу на завтрак, по сигналу на обед, по сигналу ужин — все по сигналу. Сортир у входа, вон та дверь. Там же можно помыться и постирать одежду. Все делаешь сам, пока не станешь Псом. Когда пройдешь Ритуал, тебе выдадут несколько комплектов одежды — для повседневности, парадную и тренировочную. Ну…все. Скоро будет ужин, идешь со всеми, садишься, ешь — тоже по сигналу. Не успел — остался голодным. Не бойся, привыкнешь, голодным не будешь. Кормят у нас хорошо, всем хватает.

— Только выживают не все! — хохотнул высокий и прищурил темные глаза — Скоро тут будет посвободнее!

— И чего смешного? Да, многие умрут, и что? Это путь Пса, и мы должны его пройти! — серьезно, со звоном в голосе сказал второй парень — Наша судьба! Все, Звереныш, пока что отдыхай. Кстати — в башмаках на постель не ложись, заметит звеньевой — пять плетей.

Парни повернулись, пошли к выходу, выкинув новичка из своей головы, а Щенок остался стоять, обдумывая сказанное. Потом быстро сбросил башмаки, в два движения, выбросив тело вверх, ловко взгромоздился на кровать. Нижняя пока свободна, но видно было, что кто‑то на ней уже полежал — ровно застеленная постель смята и растрепана.

Улегшись, Щенок сложил руки на грудь, как покойник и закрыл глаза, продолжая прислушиваться к происходящему в казарме, а еще больше, к тому, что происходило в нем самом.

Ощущения были странными — руки, ноги, плечи — все зудело, кожу будто кололо маленькими, очень маленькими иголочками, хотелось повернуться, лечь поудобнее, потереть кожу ладонью, сделать так, чтобы зуд исчез, чтобы тело успокоилось, позволило отдохнуть усталому мозгу. Мозг не отставал от тела. В нем шла какая‑то перестройка — мелькала мешанина из образов, слов, перед глазами всплывали то лицо мертвого отца, зажавшего в руке меч, то образ матери, как волчица вставшая на защиту своего щенка и в буквальном смысле сложившая свою голову для того, чтобы жил он, Адрус Симгс, ничтожный трус, позволивший умереть той, кто дала ему жизнь.

От нахлынувших чувств Щенок сморщился, и по его щеке покатилась тяжелая мутная слеза, капнув на застиранную, но еще крепкую холщовую простыню, выглядывающую из‑под одеяла.

— Глянь — он плачет! — услышал Щенок, и едва не вздрогнул, тут же разозлившись на самого себя, как он мог подпустить чужого так близко и не услышать?

Щенок открыл глаза — перед кроватью стоял крепкий парень лет пятнадцати — шестнадцати, из местных, смуглый, черноволосый, курчавый. Местных можно было сразу отличить по смуглой загорелой коже — здесь редко заморачивались с тем, чтобы прикрыть тело от палящих лучей южного солнца, даже свободные часто ходили полуобнаженными, а уж рабы, те вообще могли находиться посреди толпы в одной набедренной повязке, или совсем без нее. Нагота здесь не вызывала никакого интереса, если только обнаженный не был хорошенькой молодой девушкой.

— Чего надо? — бесстрастно спросил Адрус, повернув голову к чужаку. Щенок не хотел дружить с местными — они напоминали ему о тех, кто сломал его жизнь, убив отца и мать. Глядя на курчавого парнишку, Адрус явственно вспомнил лицо того воина, что бился с матерью, и по коже прошла дрожь вожделения от предвкушаемого убийства — когда‑нибудь он доберется до этой твари и вырежет темные глаза, так похожие на глаза этого вот паренька — раба.

— Говорят, ты силен, а, рост? По — моему ты просто девка! Если посмотреть на тебя сзади — точно, худая девка! Хотя, если наешь зад — может и сгодишься в дело, а? — парень весело подмигнул Щенку и оглянулся вокруг, будто ожидая поддержки.

Щенок тоже обвел взглядом казарму, и заметил, что за разговором наблюдают десятки глаз, хозяева которых замерли в ожидании, затаив дыхание, как зверь, скрадывающий чуткую дичь.

Адрус понял — этого парня специально натравили на него, чтобы…а вот тут — вариантов много, и каждый из них имел право на существование. Вот только правда была одна — Щенка хотели избить, над ним хотели поглумиться, и по какой причине — ему совершенно все равно.

И еще, стало совершенно ясно — если сейчас спустит с рук этому парню попытку вытереть о Щенка ноги, то потом придется еще хуже. Повторить увиденное захотят все, кто посчитает себя в силах это сделать. Закон стаи — звери выясняют между собой, кто сильней, и выстраивают иерархию правления. Пока во главе не встанет самый сильный — Вожак.

Щенок попал под разборку можно сказать первым — слишком уж большой за ним тянулся шлейф, ореол убийцы, человека страшного, которого нужно опасаться, а значит, по понятиям стаи — самого сильного, Вожака. И значит, будут попытки сместить его с этого пьедестала.

Адрус этого всего не знал, даже не догадывался о подобных, сложных для его понимания вещах, но на уровне инстинкта четко осознал — драки не избежать, и она случится прямо сейчас.

И тогда он мгновенно, не раздумывая, бросился на ухмыляющегося парня, повис на нем, схватив его обеими руками за шею вцепился зубами в щеку, разодрав ее, вырвав здоровенный кус мяса. Когда враг завопил, заголосил, зажав рану руками, Щенок выплюнул на середину прохода красный, пахнущий железом, влажно шлепнувшийся шматок плоти, и улыбаясь окровавленными губами, сильно ударил противника сцепленными вместе руками в поддых, и когда несчастный упал на колени, припав головой к полу, дважды добавил ему сверху, по спине, услышав, как хрустнули кости — то ли ребро, то ли позвоночник.

Когда прибежали дежурные, сидевшие за столом у входа, Щенок с остервенением пинал поверженного противника, довершая начатую расправу. На приказ прекратить безобразие он не отреагировал, его мозг снова захватил красный туман, не позволявший думать, как обычному человеку. И тогда дежурные, дюжие ребята, проучившиеся в Школе уже год, попытались взять его в захват, чтобы остановить убийство — а именно к убийству шло это дело.

Щенок легко, будто это были не тренированные сытые парни, а жалкие хилые кутята, разбросал их по сторонам, запустив одного из них так, что тот с хрустом врезался в спинку кровати напротив. Второй дежурный лежал в беспамятстве после удара головой, и когда Щенок врезал ему ногой в бок, даже не дернулся, будто мертвый.

Неизвестно, чем бы закончилось это дело, если бы мимо казармы не проходил один из Псов, учитель рукопашного боя. Услышав крики, он вбежал в казарму, и когда увидел стоявшего над окровавленным телом Щенка, не стал раздумывать, схватил полено, которым подпирали дверь во время проветривания помещения и со всей силы, почти через весь зал запустил им в затылок нарушителя дисциплины, вырубив парня так же верно, как если бы того с плеча огрели здоровенной боевой дубиной.

Щенка тут же оттащили в тюремный блок, где он и был брошен на деревянный топчан под зарешеченным окошком, расположенным высоко под потолком. Он чудом выжил, потому что Пес бил от души, наповал — никто не смеет бить представителя власти, дежурного, при исполнении им служебных обязанностей. Это одно из тяжелейших преступлений, которые только могут быть совершены на территории Школы.

* * *

— Что будем делать, Вожак? — командир Третьей Стаи испытующе посмотрел на мрачного, серьезного Лагана — Совершено преступление. Таких преступлений здесь не было очень давно. Парень должен быть жестоко наказан, иначе…

— Да, должен быть наказан — кивнул командир Второй Стаи — Двадцать плетей, и на две недели под запор, на хлеб и воду.

— Согласен! — кивнул командир первой Стаи — Иначе я с этими щенками не справлюсь. Им только дай повод — сожрут с потрохами. Только жесткие меры, только страх. Я бы его вообще казнил

— Только страх… — задумчиво повторил Лаган, постукивая пальцами пор крышке стола, и подняв взгляд на заместителей, холодно спросил — А вы не забыли, что он еще не прошел Ритуал? И что он не проходил Изменение?

— И что, Вожак? Как это может влиять на наше решение?

— На мое решение, Первый, на мое! — холодно кивнул Лаган — Пока я Вожак! А ты — мой советник! Вот когда я отойду от дел — ты будешь принимать решения!

— Я не претендую, Вожак! — Первый открыто взглянул в глаза Лагана, и тот усмехнулся: "Как же, так и думаешь о том, как бы занять мое место! Впрочем, это будет скоро. Мне все это надоело…наверное — хватит. Всему когда‑то настает конец".

— Хорошо — удовлетворенно кивнул Лаган, глядя через плечо заместителя в окно, на плац, туда, где тренировались бойцы Второй и Третьей стаи. Парни стояли стройными рядами, перемещались по команде, по команде кричали на выдохе, оглашая воздух хриплым воплем, будто выдало его многоголовое существо.

— Я поясню — продолжил Вожак, выдержав паузу — Парень не прошел Ритуал, потому его сознание не рассчитано на выполнение приказов. Он дикий. Мало того — его только что вывели из сумасшествия, и похоже остатки безумия засели у него в голове, так до конца и покинув мозга. Как выяснилось, его спровоцировали неосторожными словами, оскорбив достоинство. Он не видел, кто подошел сзади, не понял, кто такие дежурные, и действовал в боевом режиме, так, как мы учим действовать наших бойцов. И кстати, замечу, он умудрился вывести из строя трех крепких парней, два из которых прошли Изменение, и тренировались уже около года. Вас ничего в этом не удивляет?

— Вообще‑то удивляет. Парни были не последними на занятиях — пожал плечами Третий — Как они позволили себя завалить? Честно сказать, мне хочется дать им плетей. Оказалось, что они так жалки — любой, даже не став щенком, может их победить? Странная ситуация. Вожак, твое решение?

Лаган замер, прикрыв глаза. Он сидел так около минуты, потом медленно подняв веки и окаменев лицом, сказал:

— Он будет наказан. Но…особым образом. Я хочу, чтобы все видели, что будет с тем, кто поднимет руку на командиров. Кто из полупсов отличается успехами в боевой подготовке? Первый? Твое мнение.

— Лерген — Первый не задумался ни секунды — я вообще рекомендовал бы оставить его в Школе, помощником мастера. Это прирожденный боец, лучший из лучших. За последние дни лучше его не было.

— Согласен! Согласен! — подтвердили Второй и Третий.

— Да, думаю, что это правда — задумчиво кивнул Лаган — Лерген очень силен.

— Вожак, неужели ты хочешь… — начал Первый, и недоуменно покачал головой — это же смерть нарушителя порядка.

— Так ты прикажи Лергену, чтобы он его не убивал, а как следует обработал. Чтобы парень получил порцию наказания, но при этом не потерял ни здоровья, ни жизни. А после того, как все закончится — я хочу, чтобы Щенок стоял на ногах, и мог получить свои десять плетей.

— Сложно будет — пожал плечами Первый — Лерген умеет только убивать, не рассчитает удара — и труп. Этот звереныш, конечно, заслуживает смерти, но…ты будешь недоволен, так, Вожак?

— Буду недоволен — уголками рта усмехнулся Лаган — ты сомневаешься?

— Не сомневаюсь, Вожак.

Первый слегка скривил губы, и Лаган усмехнулся, не показывая виду — нет, далеко еще этому парню до него, Вожака, не умеет он как следует скрыть эмоции и мысли. Ведь сейчас он подумал о том, что когда Лаган будет покидать свою должность Вожака, Император спросит его: "Кто станет твоим преемником? Кого ты видишь на своем месте?" И Вожак может назвать не Первого, а Второго, или Третьего. И тогда уже ему никогда не стать Вожаком. Никогда. Глупец…если бы Лаган некогда знал, насколько это хлопотная, нервная, и…страшная должность, возможно никогда бы не стал стремиться ее занять! Лучше бы стал наемником, или простым служакой на границе. Или же бы командовал личной гвардией богатого вельможи…а может, стал бы купцом — а чего, почему бы и нет?

При этой мысли усмехнулся — уж купцом‑то не стал бы никогда. Это точно.

* * *

Сознание Щенка выплыло из темноты, и он ощутил щекой гладкую деревянную поверхность, отполированную боками сотен узников, ожидавших своей участи в этой небольшой камере. Очень болела, просто‑таки разламывалась голова, хотелось пить, хотелось есть. Болело все тело, будто его крепко побили суковатыми палками.

Пощупал руками голову — на затылке вздулась огромная шишка, даже не шишка, а опухоль испачканная чем‑то красным, пахнущим железом, окалиной, и почему‑то землей, как будто Щенка волоком тащили по мостовой.

Он помнил, как все было, помнил вспышку всепоглощающий, не раздумывающей ярости, когда в голове не осталось ни одной мысли кроме: Убить! Убить! Убить! Любой ценой! И будь, что будет…