Звереныш

— Это не мое дело, конечно, но если бы вы не отправляли отслуживших Псов на границу, вам не пришлось бы так часто обновлять состав корпуса — хмыкнул Джубакс — Никогда не понимал — столько времени и сил потратить на обучение, и вдруг — выбрасывать на границу, служить, как простым пограничникам! Ну не глупость ли?

— Это не тебе решать. И не мне! — посуровел Лаган — Таков закон! И не нам обсуждать Венценосного! Готовь щенков. Я лично буду осматривать каждого.

— Оплата монетой, или векселем? — вкрадчиво спросил Джубокс, оглядываясь в поисках своего казначея. Тот был занят, оформляя очередную сделку.

На каждого раба требовалось составить купчую — простенькую, но с личной торговой печатью Джубокса. Это было нужно скорее для покупателя, чем для продавца. Продавец без оплаты все равно товар не отдаст, так что он ничем не рискует, а вот чтобы не было претензий на тему: " Ты мне никаких денег не давал, верни раба!" — и нужна была соответствующая бумажка.

— Зачем глупые вопросы? — после паузы, долженствующей показать глупость вопрошающего, ответил Лаган — Я что тебе, телегу серебра привезу? Вексель Имперского банка, само собой. Так ты чего стоишь? Время идет, а товар еще не подготовлен! Быстро, быстро давай!

Джубокс замер, окаменев лицом, потом сдвинулся с места и пошел туда, где стоял смотритель загонов и надсмотрщики. Внутри у него все кипело — как смеет этот безродный ТАК с ним разговаривать?! Тварь! Животное! Если бы не эта сделка…если бы не выгодные заказы… Тварь! Тварь! Тварь! Может нанять убийцу? Грохнуть этого наглеца?! А что — за тысячу — другую серебра любой убийца запросто всадит в затылок твари каленый болт! Ну не за тысячу…может и подороже — все‑таки это Вожак — но всадят, да. Только вот что потом? Что будет делать Секретная служба? Само собой — начнет рыть землю, разыскивая убийцу. А когда найдет…

Нет, как ни хочется завалить гада — не получится. По крайней мере — пока не получится. Да и зачем? Деньги от него идут хорошие, выгодный клиент. А то, что он с гонором — можно и забыть. Деньги перекрывают все. Или…почти все.

* * *

Щенок съежился в углу, прижавшись спиной к стене. Он внимательно и настороженно следил за происходящим, и когда возле решетки появились трое людей в черном, замер и постарался сделаться незаметным. Он чуял исходящую от этих людей угрозу. Мужчины были спокойны, бесстрастны, но что‑то в их облике говорило: "Меня нельзя тронуть безнаказанно! Я — смерть!"

Это чуяли и другие мальчишки, отпрянувшие от решетки. Они испуганно следили за чужаками, украшенными знаками — черепами, и тихо переговаривались, стараясь не смотреть страшным людям в глаза, как не смотрят в глаза сильному сопернику молодые звери — ведь это может быть воспринято как вызов, как призыв к атаке!

Мужчины переговаривались, разглядывали маленьких рабов, и когда у клетки появился коротышка, главный на корабле, отошли в сторону, не глядя на замерших в ожидании пленников.

Поговорив, коротышка ушел и скоро появился снова, ведя за собой четверых надсмотрщиков — двое из них были знакомы, они следили за порядком в трюме корабля, двое "чужие" — огромные, плечистые, будто выточенные из камня.

Один из надсмотрщиков подошел к загону, провел дубинкой по железным прутьям так, что получилось что‑то вроде: "Тррррр" — видимо, так он привлекал внимание пленников — затем объявил, что все рабы должны раздеться догола, сняв с себя все, в том числе и набедренные повязки. Тот, кто не сделает это до десятого удара, получит пять плетей.

Бам! Бам! Бам!

Надсмотрщик отбивал ритм, и мальчишки лихорадочно сбрасывали с себя одежду. Когда прозвучал последний, десятый удар, вся толпа уже стояла, прикрыв руками пах. Маленькие рабы никак еще не могли привыкнуть, что стесняться им нельзя. Стесняются только люди. Они — не люди. Животные стыда не имеют.

— Руки вдоль тела! Не прикрываться! — рявкнул огромный надсмотрщик и сильно врезал дубинкой по прутьям клетки, так, что они загудели, будто экзотический музыкальный инструмент — Стоять прямо! Без команды не двигаться! Не разговаривать! Ты! Вышел сюда!

Надсмотрщик указал на мальчишку лет десяти пальцем, толстым, плод патата, и раб испуганно вздрогнул, будто его ударили плетью. Выскочил из клетки, встал возле надсмотрщика, замер, вытянувшись, и… вдруг глаза мальчишки закатились и он рухнул в пыль, потеряв сознание — то ли испуга, то ли ослабев от перенесенных мучений. А может, и скорее всего, имело место то и другое сразу.

Надсмотрщик сплюнул, поддел ногой обнаженное маленькое тело, и будто засохшее лошадиное дерьмо отбросил к решетке, где мальчик и замер, как изломанная кукла.

— А ты говорил, хороший материал! — усмехнулся Лаган, скосив глаза на Джубокса — Если остальные такие же дохлые, они не стоят тех денег, что ты запросил.

— Вожак, не нужно меня сердить — холодно ответил Джубокс — Прекрасно знаешь, что среди хороших "овец" попадаются и паршивые. Я разве навязываюсь? Отбирай тех, кого сочтешь необходимым взять, и не нужно лишних, бессмысленных слов. Ты что, сегодня не в духе? Хочется на ком‑нибудь выместить плохое настроение? Вымещай его на ком‑нибудь другом! Я знаю цену моему товару! Не нравится — поищи в другом месте!

— Ладно, чего ты так взвился? — неожиданно добродушно ответил Лаган, натягивая на руки тонкие кожаные перчатки — Выводите остальных, мы будем их осматривать. Все, трое будем осматривать. Парни, смотрите, чтобы не было уродов — на раны, ушибы и все такое прочее не обращайте внимания, вылечим. Главное — чтобы тело было сформировано правильно.

Мальчишки выводились один за одним — их вертели, крутили, влезали в рот, ощупывали — мышцы, кости, даже гениталии, ведь если мальчик не сформировался как мужчина, он не нормален и ничего хорошего из него не получится.

Щенок оставался в последних рядах, прячась за спинами товарищей по несчастью. Когда и до него дошла очередь, вышел из клетки, встал, держа руки вдоль бедер, как от него требовали и замер, глядя по сторонам. Он был неподвижен, как каменная статуя, двигались лишь глаза, отыскивая способ бегства — глядя на то, как на его товарищей надевают колодки, Щенок инстинктивно понимал — если сейчас он не сбежит, то больше случая может и не представится. И лучшей возможности он не найдет — рынок шумел, кричал, туда — сюда суетились люди и затеряться среди них такому мелкому существу как четырнадцатилетний мальчишка не представит никакого труда. Так казалось. И не было ни одной мысли о том, как выжить без каких‑либо средств к существованию, без одежды — голому, как в момент рождения. Для этого нужно думать, а думать Щенок разучился. Все на инстинкте, и этот самый инстинкт говорил: "Беги! Спасайся! На свободу! Беги!"

Когда рука одного из помощников Лагана уцепила мальчишку за гениталии, Щенок внезапно извернулся и со всей силы врезал агрессора в глаз так, что тот на секунду потерял ориентацию — от неожиданности и боли.

Рывок!

И худое тело мелькнуло мимо остолбеневших рабовладельцев, чтобы исчезнуть в пестрой толпе возле помоста.

Не получилось. Века рабовладения научили хозяев справляться с любыми неожиданностями — их не было видно в толпе, но ловцы всегда наготове, и когда Щенок пробегал мимо, получил удар толстым, свитым из буйволиных жил бичом так, что полетел кубарем и почти потерял сознание. Кожа на спине, там, куда пришелся удар, лопнула и капли крови брызнули на пыльную землю, тут же запекшись серо — коричневыми бусинами.

Надсмотрщик поднял Щенка легко, будто тот ничего не весил, и подойдя к загону швырнул на землю под ноги Псу, сконфуженно потиравшему покрасневший, слезящийся глаз.

— Шустрый парень — хмыкнул Лаган, наблюдая за тем, как Щенок поднимается с земли, стоя спиной к решетке, зыркая, будто пойманный зверь — Сложен неплохо. Худоват, но это тоже неплохо.

— Я ему сейчас горло вырву! — мрачно пообещал помощник Вожака, делая шаг к оскалившемуся мальчищке — Негодная тварь!

— Стой! Не трогай! — остановил Лаган — Он мне интересен. Этот зверек единственный, кто попытался бунтовать, и это ведь после обработки подчиненными уважаемого Джубокса. Не сломался, воспользовался, как он думал, единственной возможностью сбежать. Джубокс, что можешь сказать об этом экземпляре?

— Ребята прозвали его Щенком — неохотно пояснил работорговец — Должен предупредить — этот парень спятил. Он не разговаривает, только рычит. Если дерется — то насмерть, не как все мальчишки. Его все боятся и не трогают. Пробовали — он их чуть не загрыз. Ни с кем не общается, зверь зверем. Бесполезный материал — для нас. Для вас — не знаю.

— Хмм…спасибо. Я ценю твою честность — удовлетворенно кивнул Лаган — Я давно его заметил, еще когда он прятался позади всех. Поведение парня отличалось от поведения остальных. Когда он сидел в углу, на вытянутую руку вокруг него было пустое пространство. Что касается сумасшествия — все мы в той, или иной степени сумасшедшие. Наши лекари лучшие в мире, и если они не смогут ничего сделать с его головой — значит никто не сможет. Но я видел, как они творили чудеса.

— Ну и слава богам! — облегченно вздохнул Джубокс — Я тебя предупредил, не обманул, так что…

— Нет, не обманул. Готовьте доставку, а мы с тобой идем оформлять сделку.

— Не забудь в сумму, указываемую на векселе включить аренду колодок — заметил Джубокс — Только не нужно говорить, что я мог бы оплатить ее из своего кармана — ты говоришь эту фразу десять лет! Уже в зубах навязло!

— И за десять раз ты ни разу не пошел на такую, даже маленькую скидку — усмехнулся Лаган, шагая следом за работорговцем — Жаден ты не в меру, мастер Джубокс.

— А ты как будто из своего кармана платишь! И не стыдно так торговаться из‑за жалких медяков с несчастным человеком, зарабатывающим свой кусок лепешки в поте лица?

— Я за Империю болею — спокойно заметил Лаган, острым взглядом опытного телохранителя привычно обшаривая толпу — Казна не бездонна, хотя за годы покоя в ней накопилось немало средств. Я должен следить за верным использованием средств Императора и стараюсь уменьшить расходы.

Джубокс окинул Вожака внимательным взглядом, но ничего не сказал. Он мог бы напомнить верному Псу Империи о том, какие средства тратит Император на свои увеселения, о том, сколько средств уходит на городские праздники, на которых зарабатывают крупные торговцы, приближенные к императорскому трону. Зачем? Это знают все, и не знает никто. Доказательств нет. Как и всегда.

Кроме того, начнешь критиковать Императорский двор — нарвешься на неприятности. Кто знает, что делается в мозгах этих Псов — известно, как они реагируют на угрозу или оскорбление Императору — хорошо, если не убьют, а всего лишь потащат в Секретную службу. Рядом с Псами вести "изменнические" речи — сродни самоубийству.

Впрочем — лучше бы убили на месте, чем оказаться в Секретной службе. Вытянут все что ты знаешь, и что не знаешь, только после допроса уже не останешься прежним. Изувечат, скажут, что так и было. Если не считать армии — Секретная служба и Псы — опора трона. Если бы не они, знать давно бы устроила переворот и скинула нынешнего Императора, чтобы посадить на трон своего человека. А потом скинуть и этого. И так до бесконечности — чего — чего, но лучшим развлечением имперской знати было устройство заговоров. А что еще делать, когда ты уже устал от разврата, жратвы и безделья? Когда ничего не радует, и все у тебя есть? Скучно! Власть — нет ее слаще!

Власть и кровь — вот главное в мире, и эти два слова неразделимы.

* * *

Твердая земля, камешки, колючки — ноги в кровь. В горячей пыли следы, окропленные розовым. Руки впереди, стянуты веревкой, привязанной к телеге. Время от времени, когда Щенок падает, он волочится несколкьо шагов, пока не поднимается и снова идет за повозкой, пошатываясь, как саженец под порывами ветра.

Он наказан. Никто не может напасть на Пса без того, чтобы не понести наказание. Тем более — жалкое ничтожество, раб, даже еще не щенок. Нужно с первых шагов внедрять мысль о том, что нападать на старших Корпуса Псов нельзя. Они — суть божества, они — властители тел и умов щенков и недопесков. Когда‑нибудь, те, кто сейчас едет в повозках, станут Псами — если доживут, конечно.

То, что доживут не все — без сомнения. Выживает процентов семьдесят, и это в самом лучшем случае. Болезни, травмы на тренировках — все против этих изможденных мальчишек, но таков путь Пса. Лучшее, что они могут получить в Империи.

Когда исполнится тридцать лет, Псы отправятся служить на границу, в сорок лет — свободны, и могу завести свою семью — те, кто захочет, или сможет это сделать. Таких было немного. Псы служили до самой смерти и обычно умирали не своей смертью. Воспитание, которое дали им во время обучения, накладывало отпечаток на всю жизнь.

Вожак не стал говорить рабовладельцу о том, о чем, о чем знал каждый из Псов — тридцать лет это был тот возрастной барьер, после которого реакция бойца начинала слабеть. По крайней мере так считали ученые мужи.

Император должен получать самое лучшее, самых лучших бойцов — молодых, умелых, невероятно быстрых и сильных. Телохранители должны быть лучшими в этом мире бойцами. И никак иначе. И только им мог доверять Император, который не верил даже своей дочери. Кроме того, было еще одно обстоятельство, о котором знали лишь высшие…но это не для всех.

Вожак не был согласен с утверждениями ученых, но что он мог поделать? Да, как и работорговец, он тоже считал отправку Псов на границу бессмысленной тратой драгоценных человеческих ресурсов, но…кто он такой, чтобы менять законы, установленные веками? Если Император считает, что должно быть именно так, а не иначе, значит так тому и быть.

Лаган посмотрел в спину Щенка, шагающего по дороге и усмехнулся уголком рта — пусть приучается к дисциплине. И пусть все видят, что бывает с тем, кто нарушает закон Корпуса! Командиры неприкосновенны! Это закон! Если бы он напал на Пса, будучи щенком — получил бы двадцать плетей. Если бы при этом убил — смерть его была бы страшной.

Глаза Вожака затуманились, и перед мысленным взором возникла картина — столб с перекладиной, на которой висит обнаженное тело. Руки примотаны веревкой. Глазницы пусты — птицы выклевали глаза, добираясь до сладкого мозга.

Труп когда‑то звался Ригом, и когда он был человеком, напал на учителя с тренировочным мечом и убил его ударом в голову.

Учитель был строг. Но не слишком. А еще — глуп плох, как боец. Позволить себя убить какому‑то щенку? Такие учителя не нужны. Как и такие щенки.

Вообще‑то это был редчайший случай, такое преступление ученика было отмечено в хрониках корпуса всего пять раз на протяжении нескольких столетий. Методы Корпуса работали всегда. Верность вбивалась магией и снадобьями.

Корпус Псов располагался в получасе ходьбы от городской стены, у подножия Пика Императора, высокой горы, самой высокой из череды гор, вытянувшихся вдоль побережья. Основной состав Псов постоянно жил внутри дворцового комплекса, в отдельных казармах, но Школа и склады Корпуса находились именно тут, за высокой стеной, украшенной шестью сторожевыми башнями. Дежурили на них недопески, ученики, обучавшиеся больше года и получившие уроки верности. Только через три года рабы, вошедшие на территорию Корпуса, смогут получить возможность выйти за стену — когда станут настоящими Псами.

Впрочем, существовал еще один способ выхода с базы — покинуть мир навечно, оказаться на склоне горы, на маленьком кладбище, где уже упокоились сотни и сотни тех, кто когда‑то мечтал, любил и совсем не думал о том, что жизнь может окончиться так быстро, глупо и бездарно.

Со сторожевых башен заметили приближение каравана, ударили в сигнальный колокол. Тяжелые, окованные начищенной медью ворота медленно поднялись, и через несколько минут повозки втянулись на территорию базы, высекая искры из каменных плит окованными металлом колесами.

Привратники с веселым любопытством посмотрели на голого подростка с окровавленными, разбитыми ступнями, тащившегося позади всех, но ничего не сказали, застыв, отсалютовали Вожаку ударом кулака правой руки о выпяченную грудь. Лаган осмотрел их строгим взглядом, от которого в жилах стыла кровь, отвернулся и поехал дальше, пришпорив черного, как уголь жеребца.

Этого жеребца знали все — мерзкая тварь кусалась, лягалась и не давалась никому, кроме Вожака, однажды едва не вырвав руку молодому щенку, отправив того в полет через стенку прогулочного загона. Поговаривали, что в эту лошадь вселились демоны, и только демон может управлять таким существом. Последнее старались говорить тихо, чтобы не дай Создатель не услышал Вожак — дурно может закончиться.

В обучение Псов обязательно входил курс верховой езды — каждый выпускник должен в совершенстве владеть этим искусством — невозможно полноценно охранять Императора, если ты не умеешь ездить на коне. И не просто ездить — биться верхом, с оружием, или без оружия.

Возле административного здания выстроился ряд воинов в черной форме с такими же как у Лагана и его помощников серебряными черепами на плече. Черные береты, мечи — все, как положено Псу. Не очень молоды — каждому из них не менее тридцати лет, скорее к сорока. Большинство родом из ростов, но есть и южане — двое с краю, крепкие, низкорослые, с мощными длинными руками, способными в одно мгновение сломать подкову и шею врага.

Подводы остановились посреди плаца, надсмотрщики споро выгнали рабов из телег, и мальчишки сгрудились кучей, испуганно, с интересом поглядывая вокруг. На их плечах лежали колодки, которые надсмотрщики теперь привычно и ловко снимали, забрасывая назад, в телеги — за аренду оплачено, хозяин не досчитается хоть одной — вычтет из жалованья.

— Доклад! — негромко скомандовал Лаган, подходя к строю "черных", и старший из них, седовласый высокий мужчина вышел вперед, отсалютовал и четко, глядя в глаза командиру, отрапортовал:

— Мастер Лаган, за время вашего отсутствия на территории Школы ничего непредвиденного не произошло. Ученики занимаются по плану. Готовы к приему щенков.

— Если готовы — принимай! — устало кивнул Лаган — Разместишь, потом доложишь. Вызывай лекарей, всех нужно осмотреть, вылечить. Особенно вон того. С ним будьте внимательны.

— Буйный? — понимающе усмехнулся мужчина — Что, уже отличился?

— Отличился — тоже усмехнулся Вожак, покосившись на подбитый глаз спутника — К нему вызови мастера Дондокса.

— Что, так серьезно?

— Да. С ним нужно поработать прежде всех. Иначе может дел натворить…

* * *

Было больно. Ноги как деревянные, онемели, распухли, покрытые коркой из грязи и крови.

Спина тоже болела, исполосованная ударами бича.

Щенок не плакал, он тяжело дышал, с ненавистью глядя в бородатое лицо человека, нависшего над ним, и что‑то рокотавшего низким, тяжелым голосом. Что он говорил — Щенок не понимал. Не хотел понимать. Он окончательно впал в какой‑то ступор, уйдя в себя, как в раковину, стараясь отстраниться и от боли, и от страшной действительности. Мальчишка все больше и больше погружался в пучину безумия. Вернее — его туда загоняли — с каждым ударом, с каждым насилием, совершенным над его телом.

— Тащите в моечную! — приказал лекарь, сокрушенно покачав головой — Крепко ему досталось! Осторожнее! Смывайте с него грязь! Ну, быстро!

Двое мальчишек в серой форме недопесков поставили Щенка под струю воды, молча и споро намылили, стерли грязь, кровь, затем снова отвели к лекарю, разложившему на столе свои снадобья.

— Кладите его сюда. Отойдите, и сядьте у стены. И чтобы не звука! Лежи спокойно, ничего с тобой не случится. Ты меня понимаешь, эй? Таращится. И все тут…ладно, посмотрим, что можно сделать…

— Мастер, ты хочешь сразу провести ритуал верности?

— О! Вожак вернулся! Нет, пока нет. Попробую укрепить ему мозги, похоже они сильно встряхнулись. Если не получится, путь один — на кладбище.

— Я думал, что для тебя нет невозможного, мастер Дондокс…

— Ты льстишь мне, мастер Лаган. Что не в твоих правилах… Зачем? Тебе интересен этот щенок?

— В общем‑то, да. Когда‑то и я был таким зверенышем. Мне хочется, чтобы он выжил.

— Как будто мне не хочется…только шансов у него не так и много. Процесс зашел слишком далеко.

— Щенки в этот раз обошлись дорого, постарайся его сохранить. Работорговец поднял цену, а ничего дельного на рынке больше нет. Так, крохи…еще пятьдесят щенков прикупил, по одному, по два. И то местные. Ростов больше нет, только местные.

— Дело идет к войне, мастер?

— Похоже, что да. Крупного конфликта не избежать. Не зря император усиливает корпус.

— Не зря. Вчера я был в гостях у мастера Ленкоманга, так он мне шепнул — какое‑то брожение вокруг трона, ходят слухи о заговоре. Это неспроста, хотя Ленкоманг известный болтун. Напридумает…

— Не знаю. Нас не извещали. Эти слухи вечно ходят — лет уже как…двадцать. И все заканчивается тем, что кому‑нибудь из особо шустрых снимают голову с плеч. Обычное дело. Эй, щенки, чего уши растопырили?! Кто скажет хоть слово из того, что тут слышали, голову оторву! Ну что же, приступай, мастер Дондокс.

* * *

Бородатый человек наклонился над Щенком, и тот едва удержался, чтобы не воткнуть бородачу палец в глаз или не вцепиться ногтями в горло — чужак нарушил границу, протянул руки ближе, чем полагается. И что хуже того — положил их Щенку на голову.

Толстые губы что‑то шептали, руки чужака стали теплыми, потом горячими, просто обжигающими, голова Щенка наполнилась звоном. Звон шел откуда‑то издалека, даже не звон, а зудение, пронизывающее мозг, не дающее спрятаться в свою раковину. Оно было неприятно, оно тревожило, будило что‑то в глубинах сознания, поднимало пласты воспоминаний, и вдруг — поплыли картинки — высокий мужчина со шрамом на правой щеке, красивая женщина, которая счастливо смеялась и брызгалась водой. Лодка, на слани которой лежали мокрые сети и рядом груда серебристых рыб, беспомощно разевавших рот.

Картинки пошли вереницей, пачками, пестрым потоком, голова заболела, голову заломило еще больше, стало трудно дышать и Щенок задергался, начал извиваться в сильных руках лекаря, не перестававшего творить колдовство.

— Держите его! Держите, быстро! — рявкнул Дондокс, яростно зыркнув на помощников — Не удержите, сломает себе шею — я сам вам шеи сломаю!

— Что с ним? — спросил Вожак, сидя в кресле напротив и с нарочитым интересом наблюдая за процессом — Что ты сейчас с ним сделал?

— Попытался разбудить память. Есть заклинание, которое высвобождает память, если потерял. Я читал в одном трактате о подобных случаях — человек, прячась от невзгод, забывает всю свою прежнюю жизнь, превращаясь в подобие животного, зверя, оставляя лишь звериную натуру. Это ему помогает выжить. Ты слышал о воинах, которые во время боя теряют человеческий облик? Пускают пену, бросаются на врага, не чуя боли? Их сила и скорость возрастает в несколько раз, убить их очень трудно.

— Чего там слышать: — фыркнул мастер — Я и видел. Встречался с такими. Вообще‑то они плохо заканчивают свой жизненный путь. Воинское искусство предполагает холодный расчет, отсутствие эмоций, а не звериный наскок! Да, на раз этого хватит, но если противник не испугается — бой может закончиться, и чаще всего заканчивается — очень дурно для безумца. Это закон. Так ты считаешь, он впал во что‑то вроде боевого безумия?

— Эй, держите крепче, слабосильные мерзавцы! Прижмите его, прижмите, демоны вас забери!

— Мастер, мы не можем удержать! — парнишка обернулся к магу, красный, напряженный, злой — В него как демоны вселились, он сильный, просто невероятно!

— Вот о чем я и говорю! — довольно кивнул маг — Держите, ничего, удержите. Иначе получите плетей! Сейчас он утихнет… Так вот, мастер Лаган…ты видишь? Двое не могут удержать! Да, ты прав — он впал во что‑то вроде боевого безумия, и я стараюсь вывести из этого состояния. Как получится — не знаю. Увидим, скоро увидим. Конвульсии уже стихают, посмотрим, что у нас получилось. Интересно было бы оставить его в таком состоянии подольше и понаблюдать, что с ним происходит. Только боюсь — наблюдение не затянулось бы надолго. В конце концов превратился бы в ходячий патат — жрать, пить, испражняться. Хмм…кидаться на все, что шевелится. Впрочем — этим он до этого и занимался, не так ли? Ты когда хочешь начать?