Помоги проекту - поделись книгой:
– Оп-паньки! – Мужик заметил Антона, на которого чуть было не наступил один из слонов, что неслись во весь опор, радостно хлопая ушами. – Человек! Живой… Слышь, человек, тут санитары не пробегали?
– Ага… Двое.
– Отрицают, придурки, факт существования субъективной реальности! Мол, все кругом психи – они одни здоровые… Куда пошли-то?
– Не знаю. Не заметил…
– А ну, стоять всем! – На этот раз пастух обращался к слонам, и стадо послушно замедлило бег. Вскоре животные начали выковыривать из тумана бивнями некую белую субстанцию с фиолетовыми разводами и с аппетитом поедать её. В воздухе повис запах манной каши и вишнёвого варенья.
Тут же с животными начало твориться что-то неладное: на розовой коже начали проступать серые пятна, и от этого силуэты слонов начали сливаться с окружающей серой действительностью.
– А что это с ними? – поинтересовался Антон, чтобы поддержать разговор.
– А… – Мужик протёр глаза и торопливо достал из-за пазухи початую бутылку «Столичной». – Это непорядок. Это, значит, пора микстурку принять… – Он сделал несколько жадных глотков и, когда на дне осталось грамм пятьдесят, протянул бутылку Антону. – Будешь?
– Нет, своей дури хватает…
– Это хорошо, это правильно… – Пастух вылил остатки напитка себе на ладонь и протянул белочке. Та с радостью начала слизывать живительную влагу.
Слоны мгновенно обрели нормальный розовый цвет, мужик ударил по клавишам и растянул меха, а белка затянула новую песню:
– А где мы, собственно, находимся? – спросил Антон, не надеясь, впрочем, получить внятного ответа.
– У-у-у, брат… Я тебе скажу – только ты никому… – Он подошел вплотную и начал шептать Антону на ухо: – Мы сейчас на поверхности Ственной монады, пребывающей в состоянии перманентного разрушения и поступательной регенерации…
– Какой монады?
– Не понял, что ли? Ственной!
– Это как?
Но мужик, похоже, его уже не слышал. Он устремил взгляд в сторону горизонта, откуда донёсся чихающий рёв мотора.
– Скажу. Но не сейчас. Давай-ка прятаться, а то никому мало не покажется!
Рокот приближался, пастух ударом хлыста поднял волну тумана, которая накрыла всё стадо, сделав его невидимым, и начал сам погружаться в серую хлябь, схватив Антона за руку.
– Я там уже был…
– Жить хочешь – не дёргайся!
Антон подчинился. И вовремя. Как только они погрузились в туман, он разглядел сквозь дымку, что над серыми полями кружит странное существо с огромным плоским обрюзгшим лицом и мальтийским крестом на пузе, и ощупывает пристальным пытливым взглядом серое безмолвие. За его сгорбленной спиной вращается пропеллер, как у легендарного Карлсона, а с куриных лапок с отточенными когтями стекают капли крови. Внезапно существо камнем бросилось вниз, выхватило из тумана одного из розовых слонов и, на лету разрывая добычу, стремительно скрылось за горизонтом.
– Вылезай! Отбой воздушной тревоги! – бодро заявил мужик и помог Антону выбраться на поверхность.
– Что это было?
– Хохенекройцергеликоптер!
– Что?
– Вот и я думаю – что? Может, тяпнешь для храбрости? – Пастух протянул гранёный стакан, до краёв наполненный прозрачной жидкостью с густым сивушным запахом. – Чистый. Сам отжимал.
– Тяпну-тяпну, – поспешил ответить Антон, принимая ёмкость. – Только сначала скажи, что это за хохен… Как его…
– Хохенкройцергеликоптер, – без запинки повторил мужик и как-то сразу погрустнел. – Ну, было как-то… Перебрал я микстурки-то, и на тебе! Вот такая тварь завелась. Даже санитары ничего с ним не могут. А доктору некогда… Через четыре года здесь был бы город-сад. Тут бы у меня на берёзах печёная картошка росла бы и огурцы солёные… А он, гад, что делает: всё, что ему нравится, себе забирает, а что не нравится – уничтожает. Поэтому и монада – Ственная… Ему, вишь ли, не понравилась первая часть ейного названия, и он её уничтожил. И теперь никто не знает, какая она – то ли Божественная, то ли Естественная, то ли Наследственная…Ты пить-то будешь? Нет? Тогда сюда давай! Стакан – не микрофон…
– Может, Подследственная или Девственная? – предложил Антон свои варианты.
– Не гундось! Главное – чтобы она Посредственной не оказалась…
Едва он выпил, и без того тусклый свет окружающего пространства начал меркнуть. Потом чьи-то могучие жилистые руки раздвинули пелену небес, и в просвете возникло мужское бледное изможденное пожилое лицо. На изрезанный глубокими морщинами лоб спадали пряди седых волос, и темные глубокие глаза взирали сверху вниз с укоризной и состраданием. Где-то возле переносицы панически заметался Хохенкройцергеликоптер, казавшийся теперь не больше стандартной мухи-дрозофилы. Исполин просто отмахнулся от него ладонью, и летающий ужас ушел в глубокий штопор, теряя на лету гайки и шестерни.
– Вот и хорошо… Вот и славно! – В голосе доктора слышалась неподдельная радость и сострадание. – Ещё пара сеансов – и порядок… Вы уж, пожалуйста, не противьтесь.
Вдруг оказалось, что нет ни монады, ни пастуха, ни розовых слонов, ни вечно пьяной белочки, ни психованного вертолёта. Руки и ноги были намертво пристёгнуты ремнями к больничной койке, вместо серого неба перед глазами простирался белый потолок, покрытый густой сетью мелких трещин.
– Если процесс выздоровления и дальше будет столь же успешен, то и до выписки недалеко… – Доктор уже сидел на табурете возле койки, а дюжий санитар, один из старых знакомцев, закачивал в шприц из ампулы синеватую жидкость. – Извините, что держим на привязи, но это для вашей же безопасности…
– Доктор, а как я сюда попал? – поинтересовался Антон.
– Да очень просто… По заявке родственников. Ваша невеста позвонила. Мы приехали и забрали, как положено…
– Где она?! – Антон готов был порвать путы и мчаться, не замечая стен и прочих препятствий. – Куда вы ее дели?!!!
– Никуда не дели. Успокойтесь. Ну, сами подумайте, зачем ей лишние волнения? Она – девушка впечатлительная, ранимая…
Ремни лопнули, простыни сдуло ветром, трещины в потолке начали расти и шириться, в нагрудном кармане зашуршал универсальный пропуск, и вскоре больничная палата осталась где-то позади, а с обеих сторон замелькали двери знакомого коридора. И лишь голоса взволнованного доктора и инфантильного санитара еще некоторое время достигали его слуха:
– Коли! Коли быстрей!
– Кого колоть-то? Нету его. Утёк…
– Да не ему! Мне коли. Быстро, а то всем хуже будет…
Глава 8
Как бы совсем не разочароваться в людях… Временами он осознавал, что те, с кем ему доводится здесь встречаться, – вовсе не отражения характеров, судеб и сущности людей, а всего лишь тени тех мгновений, которые они переживали, однажды оказавшись под прицелом всевидящего ока «Ѳ. IОХИМ»-а. Но всё равно какая-то горечь оседала на дне души после каждой новой встречи: неужели человек настолько ущербен, настолько уязвим, настолько беспомощен перед самим собой. Антон на мгновение попытался представить себе, каким стало бы здесь его собственное отражение, как здесь протекало бы вырванное из его жизни мгновение, умноженное на бесконечность. И тут он понял, что не может вспомнить ни одного случая, когда прадед фотографировал его самого – тот, видимо, то ли знал, то ли предчувствовал, к чему это может привести…
Стоп! Алёнка… Её саму могли и не впустить в пределы этого мира, но он же сам сделал снимок, а значит, где-то здесь, за одной из этих дверей, обитает ее отражение…
Если универсальный пропуск действительно универсален, как утверждал Привратник, то он вправе сам решить, что должно оказаться за очередной дверью.
Антон уже схватился за первую попавшуюся дверную ручку, но вдруг предельно ясно представил себе, что будет, если его предположения верны: там есть и Алёнка, и чердак, и старый дом, который совсем недавно казался просто раем земным, и море, и чайки… И, конечно, там должен быть ещё один Антон – «лицо второго порядка», нет, не настоящий, а идеал, образ, сотканный любовью, – самый лучший, самый совершенный. Вот с ним-то встречаться не просто не хотелось, а было просто страшно – даже после всего того, что он здесь успел пережить.
Значит, дальше – наугад! Только бы там не оказалось сумасшедших дамочек, «спасителей человечества» и прочих хохенкройцергеликоптеров…
Первым, что он увидел, была облезлая статуя «всегда готовой» пионерки. Засмотревшись на нее, Антон споткнулся о горячую проржавевшую трубу, затерявшуюся в высокой жухлой траве. Тут же из-под ног вырвалась струя обжигающего пара, и он едва успел отскочить в сторону.
– Эй, что делаешь, вредитель?! – Настоящий абрек в ватнике и с автоматическим карабином в руках выскочил из зеленой фанерной будки с зарешеченными окнами. – Эй, ходят тут всякие, под ноги не глядят… А у нас все ремонтники, понимаешь, героическим трудом заняты! Что делать будем? А?! – Он достал из кармана разводной ключ и застыл в нерешительности: то ли продолжать держать злодея на мушке, то ли немедленно броситься на устранение неисправности.
– Позвольте мне… – Антон сам попытался предложить выход из патовой ситуации. – Давайте я сам всё исправлю, а вы уж продолжайте поступать, как велят вам гражданский долг и должностная инструкция.
Если бы сторож оказался «лицом второго порядка», то пуль можно было не опасаться – они неизбежно летели бы мимо или отскакивали от спины, как резиновые мячики. Но, похоже, абрек был из настоящих, и карабин ничем не напоминал дешевый муляж.
– А ты что – слесарь, да?
– Ага, – охотно соврал Антон, опускаясь на колени перед разорванной, насквозь проржавевшей и густо прокрашенной зеленой краской трубой. – Слесарь-кудесник шестого разряда.
Струя горячего пара обожгла ладонь, но боль тут же ушла, а ржавый металл обрел пластилиновую мягкость. На то, чтобы залатать трубу, ушло не больше минуты, и Антон уже чисто из хулиганских побуждений мысленно нарисовал на месте разрыва розовый бантик, который не замедлил появиться.
– Всё, – сообщил Антон, стряхивая с ладоней ржавую пыль, и тут же попытался пошутить: – На бутылку-то дашь, что ли?
– Это тебе не частная лавочка! – тут же отреагировал сторож, который явно шутки не понял. – Это, понимаешь, важный народно-хозяйственный объект! А ты его чуть из строя совсем не вывел!
Антон, выслушивая его гневную тираду, огляделся по сторонам. Сквозь густой туман едва просматривалась высоченная стена заводского корпуса, над которым возвышались три кирпичных трубы. Из здания доносился едва слышный железный лязг, гул турбин, а сквозь высокие и узкие, как бойницы, окна пробивались вспышки электросварочных огней.
Вдоль стены торопливо и целеустремленно шли вереницей стройные девицы в черных спецовках и красных косынках со штыковыми лопатами через плечо.
Понятно… Еще одна утопия. Идеальный мир, рожденный чьим-то больным воображением. Надо было срочно убегать, пока не появился то ли Великий Вождь и Учитель, то ли Любимый Руководитель.
Антон уже изготовился для прыжка сквозь безбрежные пространства, но сторож неожиданно ловко схватил его за рукав.
– Думаешь, бантик повязал – и всё, да? Нет, голубчик! Пока товарищи из органов с тобой не разберутся, тут стой, а то, не ровен час, пристрелю! – Сторож говорил это громко, явно рассчитывая, что работницы его услышат и впоследствии доложат кому следует о его рвении. – А ну, заходь в будку, пока шрапнели не отведал от трудового народа!
Конечно, можно было сделать всего шаг и оказаться за тридевять земель, но при этом слишком велика была вероятность оказаться в очередном сумасшедшем доме, на поле брани или попасть в какую-нибудь эпоху великих перемен. Здесь, по крайней мере, всё было относительно понятно: сторож «дядя Ахмед» находится при исполнении и делает именно то, что ему и положено делать.
Антон демонстративно завел руки за спину и, поглядывая искоса на ствол наведенного на него карабина, вошел в караульное помещение.
На столешнице из неструганых досок стоял стандартный набор сторожа – чайник, электроплитка, пара кружек и массивный черный телефон. Сторож стянул с себя ушанку, швырнул ее на деревянный топчан, покрытый лоскутным одеялом, и, не спуская глаз с «нарушителя», схватился за телефонную трубку.
– Алло! Марьяша! Эй! Первого дай. Спит?! А ты разбуди. Какие шутки?! ЧП у меня! Ага… Ну… Некогда нам тут ждать. А не встанет – сама дойди. Ножками-ножками. А строгача не хочешь в личное дело?! Вот и ладно… Чай пей, да… – Последняя фраза была адресована уже Антону.
Прижав трубку ухом к плечу, он разлил по кружкам черную пахучую жидкость и при этом не забывал держать незваного гостя под прицелом.
– За что такая милость? – Антон присел на табуретку и обнял ладонями кружку.
– А я еще не знаю, злыдень ты какой или польза с тебя будет, – рассудительно ответил сторож. – Ты пей давай, только сахару нет – не завезли. Алё! Товарищ Первый! Да! Дежурный шестого поста… Да! Так вы ж сами велели… Ага! Приказ номер тридцать два. В соответствии… Да, задержан. Один. В караулке. Сидит. Сами проверяйте, товарищ Первый. Мое дело маленькое. Нет, товарищ майор не звонил. И не заходил. Да! Есть молчать! Ждем. – Он аккуратно положил трубку на рогатины телефона и пристально посмотрел на задержанного. – А теперь рассказывай – кто такой, как зовут, как сюда попал…
– Я буду отвечать только товарищу Первому, – ответил Антон, решив, что два раза повторять одну и ту же историю будет слишком утомительно. – Когда он прибудет?
– Не он, а она, – поправил его сторож. – Скоро. У нас тут всё скоро делается. Как-никак экспериментальное производство, передовой метод – полсотни народу работает за полторы тысячи. Ударно…
Не успел он закончить фразы, как раздалось надрывное чихание мотора, которое тут же стихло, хлопнула автомобильная дверца, и Антон разглядел сквозь запотевшее окно силуэт черной эмки, от которой отделился столь же черный силуэт человека.
Дверь перед ней распахнулась сама. Сторож торопливо прислонил к столу карабин, бросился принимать черное кожаное пальто с ее плеч, а сам Антон едва сдержался, чтобы не броситься навстречу или наоборот – забиться в самый дальний угол. Он знал эту женщину по фотографиям из архива прадеда – какая-то легендарная родственница, директор некоего секретного завода, расстрелянная много десятилетий назад то ли за «связь с английской разведкой», то ли просто «как классово чуждый элемент».
– Этот, что ли? – спросила она, как будто были другие, кроме Антона, претенденты на звание задержанного.
– Ага! – радостно отозвался сторож. – Он трубу голыми руками залепил. Если не вражина, то ценный кадр.
– А если и враг, то ничего страшного, – добродушно отозвалась «гражданин начальник». – У нас тут любой перекуется, станет сознательным товарищем… Давай-ка протокол писать.
Сторож немедленно достал из ящика стола ученическую тетрадь в клеточку, стеклянную чернильницу и деревянную перьевую ручку. Чувствовалось, что заниматься делопроизводством ему было не впервой.
– Фамилия, имя, отчество, год рождения, род занятий?
Антон честно сообщил свои анкетные данные.
– Как здесь оказались?
– Через дверь – на основании универсального пропуска, выданного лично майором Порожняковым.
– Предъявите! – Начальница искоса глянула на сторожа с укоризной – мол, что ж сразу документы не проверил.
Антон с готовностью показал пропуск – издали, не отдавая в руки. Почему-то именно сейчас он в полной мере оценил ценность документа, дающего свободу передвижений.
– Почему сразу не предъявили? – Тон ее был по-прежнему суров, хотя было заметно, что бумага произвела-таки должное впечатление.
– Занят был – трубу ремонтировал.
– Цель визита?
– Инспекция с целью рационализации производства, – вдохновенно соврал Антон и тут же пожалел о сказанном.
– Опять, что ли, план увеличить решили?! – Она даже занесла кулак, чтобы ударить по столу, но сдержалась. – И так люди «пашут» в три смены без выходных и перекуров. И так сто семьдесят процентов даем! Автолавка позавчера опоздала на пять часов! Нет! Я решительно заявляю: не будет увеличения, хоть все мы из штанов выпрыгнем! Оборудование износилось, с электроэнергией перебои, топливо кончается. Где обещанный эшелон с мазутом? Я вас спрашиваю!
– Мазута не будет, автолавка тоже больше не приедет, – прервал ее Антон. – Всё! Сворачивайте производство и живите как хотите. Вы исполнили свой долг и заслужили покой…
Поделиться книгой: