Помоги проекту - поделись книгой:
…А трое сидели, прижавшись друг к другу на дне лодки.
— Ты у нас самый маленький, садись в середину, — сказал Пашка, когда уже зуб на зуб не попадал. Он вычерпал пригоршнями ледяную воду со дна лодки и усадил брата. Вместе с Валеркой они прикрыли Витьку спинами. Он перестал плакать и даже чуть задремал.
— Давайте шевелить руками, как на зарядке…
— А нас найдут? — спрашивал Пашка шепотом, чтобы не слыхал Витька.
Двенадцать часов ледяной ветер нес лодку в темноту. Утром с рыбацкого катера в бинокль увидели темный предмет:
— Может, льдина?
— Нет, лодка…
Так их и увидели: сидят, прижавшись друг к другу спинами, руки сложены на груди.
— Я же говорил, что спасут, — улыбнулся Пашка. И у рыбаков отлегло от сердца — живы!
…Мать бросилась в воду навстречу лодке.
Отец подхватил двух очень похожих друг на друга братьев на руки.
— Ремня всыпать, — сказал кто-то сердито.
— За что ремня… Ты, Пашка, плакал?..
— Я чуть-чуть плакал, — признался Витька.
…Дмитрий Павлович пошел проводить меня до вокзала. Дорогой мы говорили о воспитании ребятишек. Я сказал, что мне понравились хорошие товарищеские отношения между отцом и детьми.
— Переживал я, конечно. Но у штанов держать — толку мало. Хлюпиков растить зачем же? Чай, у Байкала живем. На месяц, однако, дал запрет на лодку.
Уже перед отходом поезда я вдруг вспомнил, что не спросил у ребят самого главного. Домик был недалеко. Я оставил у дежурного сумку и побежал к садику, где возились мальчишки.
— Павлик, а про четырех солдат, что в море на барже плыли, ты знаешь?
— Это что сапоги съели? — спросил Пашка и убил картузом муху, севшую брату на спину.
Фото автора. Ст. Мысовая, Байкал.
Плата за выстрел
Осенью лес молчит. Такая тишина! За сто шагов слышно, как убегает мышь по сухим листьям. В предчувствии холодов умолкли птицы.
Ни звука. В такую пору особую радость в лесу приносит рабочая музыка дятла. Кажется, не по дереву, а по тугой струне стучит костяной молоточек.
Я долго шел по ельнику, пока не увидел единственного в безмолвном лесу музыканта. Дятел работал без устали. На заболевшей сосне виднелся узор от его «долота». В бинокль было видно, как длинным языком дятел доставал засевших в древесине личинок. Я спрятался за куст полюбоваться работой. Дятел косился вниз, но продолжал барабанить… В эту минуту случилась история, к сожалению, очень нередкая. С нее мне и хочется начать разговор о человеке с ружьем.
Из кустов орешника грянул выстрел. Дробью сорвало источенную червями кору. Вместе с ней на желтую траву упала и птица. Дятел не успел проглотить личинку. Она так и осталась белеть в окровавленном клюве.
Из синего дыма на прогалину вышел лет семнадцати парень с новой двустволкой, со скрипящим поясом, полным патронов. Я не ругался, но парень почувствовал: встреча не сулит хорошего. В довершение всего он не знал, что делать с птицей.
— Зачем?..
— А просто так. — Парень неловко топтался на месте. Он вытащил из второго ствола патрон и сунул его в карман.
Не в первый раз довелось встречать человека с ружьем. Случалось, патрон не прятали, а демонстративно загоняли в ствол. Парень чувствовал себя виноватым. Я взял из его рук птицу и кинул в траву: «Сойки съедят. Присядем…»
Я вспомнил себя пятнадцатилетним мальчишкой. Вспомнил, как собирал и носил в аптеку отмытые пузырьки от духов и лекарства, как в папиросной коробке копил мятые рубли, чтоб купить у сельповского сторожа Тихунка ржавую берданку.
Рубить гвозди на дробь, самому, как алхимик, делать порох. Сколько мальчишеской радости было в старой берданке!.. Выстрелы по стае воробьев, по жаворонку, по чибисам на лугу… Наша разжиревшая кошка ходила встречать меня за околицу. И как знать, может, и до сих пор не понял бы я страшных последствий выстрелов ради забавы, если б пятнадцать лет назад не встретился с умным человеком.
Он тоже был с ружьем. Он остановился и стал наблюдать, как я подкрадываюсь к чибису. Он дал мне выстрелить, а потом подошел, оглядел берданку и, размахнувшись, зашвырнул ее в озеро.
— Доставать не пробуй, глубоко…
Охотник был новым человеком в деревне.
Я стоял перед ним, не зная, что делать: грозиться или реветь от обиды. А он спокойно поманил собаку и, обернувшись, сказал:
— Вечером заходи. Поговорим… Ружье не жалей. Если захочешь — можешь мое брать…
Взрослым человеком по-настоящему понимаешь цену учителям. Скольким обязан я этому человеку! На память остался толстый с пожелтевшими листами Врем, книжки по ботанике…
Мы много раз вместе караулили уток и ходили на зайцев. Чаще всего возвращались домой с пустыми руками. Кошка перестала поджидать меня у околицы. Зато какой мир открылся вдруг за нашим сереньким лугом! Я узнавал, как дышит трава, в какую зорю ждать вальдшнепов, какие грибы самые вкусные… Открылась вдруг незаметная до этого красота маленького озера с норами ласточек на обрыве. Спрятавшись в тальнике, мы подолгу глядели на беспокойных чибисов, и я с ужасом вспоминал, как год назад сбивал этих красавцев рублеными гвоздями…
Встретился хороший человек. Но мог и не встретиться. Кто же должен научить мальчишек, с семи лет влюбленных в рогатки, в самодельные пистолеты, в старые берданки и новые двустволки? Кто должен научить их беречь и любить природы? Кто должен объяснить им, что лес без птиц скучен и неприветлив? Кто должен научить их радоваться прилету журавлей и беречь рощу, островком темнеющую в поле?
В школе не учат этому. Вспоминаю свою учительницу по ботанике и зоологии. Я получал у нее пятерки. Я без запинки водил указкой по бумаге «с окунем в разрезе». Я знал, где у цветка пестик, где рыльце, где цветоложе.
Я без ошибки называл цветы в запыленном школьном гербарии. Но я не знал, какие птицы водятся в нашем лесу за озером. Не знал, что совершаю преступление, отравляя мелкую рыбешку борной кислотой…
Природа в школьной программе и поныне представлена «окунями в разрезе», скелетами кроликов и взъерошенными чучелами птиц. И если, на беду, еще и сам учитель не отличает вороньего крика от сорочьего, если он не покажет ученикам, как по весне желтыми огнями цветет ива в низинах, если не поведет их в осенний лес и не расскажет, сколько поэтов посвятили ему прекрасных строчек, — из школы выходит плохо воспитанный человек. Он не умеет ни любить природу, ни правильно хозяйничать в ней.
Два года назад, как раз в эту пору, осенью, я ехал вдоль лесной полосы по-над Доном. В машинах сидели старики-лесоводы, заместитель министра, журналисты, двое студентов. Возле станции Вешенской нас встретил и повез показывать «свою часть полосы» молодой ростовский профессор Александр Петрович Ш. Он очень толково и горячо говорил о значении леса, о том, что «рыбы в Дону поубавилось». Я проникся к нему уважением и подумывал: не заказать ли статью для газеты?
Пусть поучит молодежь, как надо относиться к природе.
В сумерках мы переехали Дон. Профессор, вежливо извинившись, пересел в головную машину, а минут через двадцать наша колонна остановилась. Головная машина свернула с дороги и, сверкая фарами, пошла колесить по озими… Выстрел. Еще выстрел.
Раза три сворачивала машина с дороги. Когда остановились в Вешках, профессор с гордостью кинул к нашим ногам зайчонка.
— Одного достал-таки…
Все молчали. Молчал заместитель министра, молчали старики-лесоводы, молчали студенты. Неловко было сказать уважаемому профессору, гордившемуся знакомством с Шолоховым, обидные слова в лицо. А профессор даже не смутился. Он не понял, как мерзко выглядела его стрельба из-под фар. Много учился человек. В совершенстве постиг «окуней в разрезе», но ни любить природу, ни беречь ее не научился.
С парнем, убившим дятла, мы расстались друзьями. Мы не раз еще встретимся. Думаю, это был его последний дятел. Но сколько таких парней с ружьями! Выстрелы гремят в любое время года — есть ли охота, нет ли охоты. Бьют уток в гнезде, бьют зайцев из-под фар, бьют дятлов, бьют дроздов, синиц.
Человек с ружьем становится нашим врагом. Нет, мы не за слезливое вегетарианство!
Охота всегда была и будет большой радостью для человека. Но настоящий охотник — это в первую очередь любитель природы, а не истребитель всего живого. У нас же сотни тысяч людей берут в руки ружье, чтобы позабавиться. От этой забавы катастрофически пустеют леса и рощи, наши луга и парки.
Недостаток воспитания — вот первое, что порождает любителей стрельбы в дятлов. Тут есть над чем подумать школе, родителям, газетам, законодательству и, конечно, комсомолу.
Хорошее дело затеяли было в Воронежской области коротоякские комсомольцы. «Зеленый патруль» ловил порубщиков леса, отбирал сети у речных браконьеров. Весной прошлого года райком решил взять под контроль и ружья. Готовился слет молодых охотников.
Но ушел из райкома энтузиаст охраны природы Василий Коньков, а новый секретарь не понял важности дела. Распался «зеленый патруль»…
А ведь какую пользу принес бы «патруль» в любом районе! Дело не только в том, чтобы ловить браконьеров. Собрать в районе всех молодых охотников, рассказать им, во что обходится природе всякий ненужный выстрел, рассказать парням о родном крае, о правилах охоты. Это доступно любому патрулю, любому райкому.
Перед молодежью с удовольствием выступят краеведы, бывалые следопыты, любители природы. На слете можно организовать интересные соревнования стрелков и следопытов. Только общими силами воспитателей, комсомола и всей общественности можно прекратить губительную стрельбу, взять под контроль «беспризорные» ружья.
Два слова о самих ружьях. Они у нас сравнительно дешевы, они продаются во всех магазинах и маленьких лавчонках, даже в таких местах, где охотиться давно уже не на кого.
В прошлом году было принято решение: продавать ружья только по охотничьим билетам и требованиям организаций. На Украине и в некоторых других республиках послушались. А вот в Российской Федерации не выполняют этого решения.
Несколько дней назад я побывал в Министерстве торговли республики.
— Не можем выполнять!
— Почему же?
— А вот поглядите. Каждый год пишем бумагу в Госплан: «Сократите производство ружей! Затовариваются. Столько навыпускали — покупать некому…» Но Госплан по-прежнему планирует двум нашим заводам, Ижевскому и Тульскому, большую шестизначную цифру.
Ружья рекламируются на плакатах, на спичечных коробках, продаются везде, чуть ли не в керосиновых лавках. Разумно ли это? За последние десять лет продано огромное количество ружей. На учет из них взята малая часть. По Российской Федерации зарегистрировано всего только семьсот пятьдесят тысяч. Остальные несколько миллионов — «беспризорные» ружья. Несколько миллионов! По выстрелу в год и то… А если по десять выстрелов. Бедные луга и рощи!
Не разумно ли перевести хотя бы четверть, а то и половину «ружейных конвейеров» на производство продукции, которая имела бы и больший спрос и не приносила бы ущерба. Ведь хорошо известно: продажа, особенно рекламированная, порождает и спрос. А если ружье куплено — оно будет стрелять. Вот свежий пример.
«Мы возмущены, — пишут матросы Кинщак и Мамонов с танкера «Ненец». — Наш капитан Бояринцев Е. М. остановил танкер и дал команду стрелять по медведю на льдине. Десяток ружей палили… Медведь остался лежать, а танкер пошел дальше…»
Есть строгий закон — не убивать ставших редкостью белых медведей. Капитан Бояринцев знал об этом законе. И все-таки распорядился стрелять. Зачем? Медведь напал на танкер?
У команды вышла провизия? Ни то, ни другое. На танкере были ружья, а капитан оказался человеком невоспитанным. Стреляли просто так, лишь бы стрельнуть…
Есть и еще один тип человека с ружьем. О нем разговор особый. Этот вооружен не ржавой берданкой. У него безотказный винчестер или новейшая двустволка. Он отлично знает повадки зверя и птицы, знает, когда их легче убить. На добычу он выходит с оглядкой, а застигнутый на месте — нередко оборачивает ружье в сторону человека.
Недавно все газеты облетело известие: браконьеры, свившие гнездо на Волжской ГЭС, объявили открытую войну рыбоохране. Глухой ночью они протаранили лодку и начали топить людей…
С Байкала идут сигналы: «У браконьеров начался сезон». В устья рек на нерест пошел омуль. Рыбаки свернули сети, а браконьеры не спят ночей…
В редакции гора писем со всех концов страны. Перечитываешь эти письма, и перед глазами встает мерзкое мурло тунеядца с ружьем. Это он в астраханских плавнях, крадучись, ведет лодку, доверху наполненную битыми утками. Он подкараулил и свалил выстрелом лосиху с теленком. Он, раздобыв где-то взрывчатку, глушит рыбу в донских озерах.
Мы ждали осенней охоты, ждали, когда окрепнет пернатая дичь. Он не ждал этой поры. Весною он забирал яйца из гнезд. Летом он бил неокрепших птенцов. В день объявления охоты он провожал нас с ухмылкой: «Ни пуха вам ни пера», а сам подсчитывал базарную выручку. Там, где прошел этот разбойник, к осени действительно не было ни пуха ни пера.
Невероятно, но в Ленинграде, в городе, где проходят пушные аукционы, образовался «черный аукцион». На базаре из-под полы вам предложат шкурку соболя, выдры, куницы, бобра… Бобра! Уже много лет мы бережем некогда почти истребленного зверя. Не жалея денег, расселяем бобра и, кажется, не напрасно — в шестьдесят первом году запланирован первый отстрел зверей. Первые шкурки пойдут на продажу. А хищники посмеиваются: «Ждите, ждите», — и предлагают: «Шкурка бобра! Две тыщи за штуку…»
Нет нужды приводить новые факты разнузданного грабежа природы. Их много. Их приносят бессчетные письма читателей, ими пестрят страницы газет. Кипы актов и докладных записок о браконьерстве лежат в «Главохоте».
Как же мы боремся с этой разновидностью тунеядства, с беззастенчивым разграблением наших природных богатств? Из рук вон плохо боремся! Обыватель обходит браконьера: «Зачем вмешиваться? Не мое стреляет». Вот если б курицу на дворе убили, тогда обыватель возвысил бы голос. А река, лес… «На наш век хватит…» На эту философию и опирается хищник.
Останови его, он цедит: «Не суй носа, не твое бью. На всех хватит»,
Официальная охрана? Да, она существует. Но что могут сделать в области три-четыре человека охраны с армией хорошо освоивших технику грабежа браконьеров?
Ныне браконьер и вооружен хорошо, и очень мобилен. У него автомашина, на худой случай мотоцикл, если лодка — так с отличным мотором. От охраны, оснащенной кое-как, он уходит из-под носа и даже посмеивается: «Догоняй!»
Не пора ли усилить охрану и числом людей, и нужной техникой, чтобы на насмешливое «Догоняй!» можно было бы ответить беспощадным: «Не уйдешь!»
Надо позаботиться и о кадрах охранников. Что греха таить! Есть у нас охранники еще очень «застенчивые», а есть и такие, что сами не прочь в паре с браконьером пройтись…
Это одна сторона дела. А теперь представим на минуту, что у инспектора и мотор на лодке оказался сильным, и мужества хватило. Схвачен разбойник. С поличным пойман! Отобрана сеть, отобрано несколько пудов дорогой рыбы или десятки голов запретной птицы. Думаете, браконьер закручинится? Совсем нет. Он хорошо знает наши законы. Посмеиваясь, он полезет в бумажник: «Может, прямо тут, на реке, пару сотенных выложить?» Две сотенных — это все наказание хищника. Смех и грех, но на Волге, рассказывают, есть «добросовестные браконьеры», которые сами приходят к инспектору: «Согрешил. Получай, что положено по закону», — и выкладывают пару сотенных.
После этого грешник везет осетров на продажу и выручает… пять тысяч. Да, неплохо живется браконьеру. Случается, попался разбойник — к прокурору акты попали. Но прокурор покрутит-покрутит бумаги и ставит подпись: «Дело прекратить. Очень мелок состав преступления». Насколько же мелок? А вот послушайте.
На рынке в Майкопе в самом начале прошлого года Смирнов Э. С. и Кукленков А. Н. продавали сайгачье мясо и были задержаны.
Сколько, вы думаете, сайгаков сразу пустили на мясо Смирнов и Кукленков? 45 (сорок пять!) штук привезли прямо с «охоты» на рынок.
Представьте себе стадо тонконогих сайгаков на лежке. Тишина над степью… И вдруг — рев мотора. Люди с биноклями и ружьями в машине. Вожак поднимает стадо. Клубы пыли, топот. Поначалу кажется: уйдут! Стадо и в самом деле удаляется от машины. Но не выдерживает сайгачье сердце соревнования с мотором.
Отстают сначала малыши, потом взрослые, что послабее. Первый выстрел. Еще, еще… Пыль, печальные крики загнанных животных. Где тут глядеть за подранками? Обезумевшее сайгачье стадо расстреливают в упор. И вот шофер уже пробует ногой шину: «Хватит грузить, смотрите, как осела…» «Охотники» Смирнов и Кукленков берут курс на базар…
Вы думаете, Смирнов и Кукленков сидят за решеткой и горько «сожалеют о содеянном»?
Нет. Смирнов и Кукленков набивают сейчас патроны и наводят справки, почему сайгачатина на рынке? Бумага же, где хорошо описано их преступление, вернулась в инспекцию «Главохоты» со стандартной пометкой. Прокурор не захотел возиться — «мал состав преступления». А ведь это не редкий случай. Это обычное дело механизированных разбойников в астраханских и ставропольских степях…
Недавно мне с глазу на глаз довелось говорить с одним прокурором. Он близко к сердцу принял мои слова.
— Понимаю, голубчик. Сам охотник — все понимаю. Но ведь что сделаешь? Нет такого закона, чтоб браконьера под микитки… Вот если козу у тебя со двора, тогда да. А так — нет закона. Природа, она как бы ничья…
И в самом деле, нет закона, нет управы на тунеядцев с ружьями. На Украине, в Эстонии, в Молдавии приняты законы об охране природы. Похвальные законы. Но ведь и там в графе «Об ответственности» все те же «две сотенных». Смирновых и кукленковых разве испугаешь таким законом? Нужны строгие меры.
Надо привлекать к уголовной ответственности хищников или штрафовать так, чтобы не захотелось разбойничать. Ведь сберегли же такою мерой лосей…
Закон об охране природы готовятся принять и другие наши республики. Когда будут принимать, кроме всех прочих пунктов, нельзя забыть строгий раздел: «Об ответственности». Обязательно не забыть, потому что Смирнов и Кукленков продолжают готовить патроны…
Фото автора.
Поделиться книгой: