Одержимость смертью

— Да, где-то около одиннадцати. — Покачивая головой, Мариам вытерла слезы, а вокруг них не стихал шум кухни. — Она была так рада за меня, сказала, что чувствует его поиски, моего сына. Старый дух, как она говорила, который снова возвращается в мир живых. У нее была такая манера говорить, — бормотала Мириам. — Я в такие вещи не верю, но, когда она так на тебя смотрит… Она цыганка — была цыганкой — и голосом мертвых.

Как и я, вздрогнув, подумала Ева. Я говорю за мертвых. — Во сколько она ушла?

— Она была здесь всего пару минут. Сказала, что собирается домой. Сказала, что чувствует, будто стала ближе к Беате, словно что-то приближается. Или кто-то. Я бы ее назвала оптимисткой. Мадам Жабо сказала, что собирается отдохнуть, а затем попробовать новое заклинание, потому как она пробиралась через, ну скажем, занавес. Она говорила, что Беата там, куда не попадают лучи солнца, заперта за красной дверью. Понятия не имею, что это значит, — добавила Мариам. — Даже не уверена, что это хоть что-то значит, но она была в этом уверена. Она уверяла, что Беата жива, но поймана в ловушку. Дьяволом.

— Я знаю, как это звучит, — продолжала она. — Но…. — Мириам обернулась. — А вот и детектив Ллойд. Простите, что я стала рассказывать вам всякую ерунду.

— Вам не за что извиняться, — ответила Ева. — Каждая деталь, каждое воспоминание, могут помочь.

— Я просто не могу поверить, что Мадам больше нет. Я успела полюбить её даже за то короткое время, что мы были знакомы. Прошу прощения, мне нужно рассказать все Яну. Здравствуйте, детектив Ллойд, присаживайтесь.

Ллойд оказался человеком с квадратным лицом и таким же квадратным телом, в котором за версту было видно копа. Он быстро кивнул Еве и Пибоди, а затем сел на маленький квадратный стульчик.

Потер руки.

— Жаль старушку. В ней была сила, был стержень. Ей нужно было оставаться дома.

Она сделала своим домом то место, где остановилась, подумала Ева, вспоминая замечание Пибоди.

— Расскажите мне о Беате Варга.

Хлопнув себя по бедру, мужчина достал из кармана диск. — Я решил пойти дальше и сделал вам копию файла.

— Благодарю.

— Хорошенькая. Сообразительная, насколько я понял, находчивая, но все еще зеленая, когда дело касается жизни в городе. Привыкла к бродяжничеству со своей семьей, кланом, так сказать. Приехала сюда, мечтая стать звездой на Бродвее, и её семья была этому не рада.

— На самом деле?

— Хотели, чтобы она вернулась. Хотели, чтобы она была настоящей цыганкой, так сказать. Осела где-нибудь, завела детей, продолжала род, и все в этом роде. Но старушка — Жабо — была против. Она хотела, чтобы девочка попытала счастья, нашла свой путь, так сказать. Девушка устроилась сюда на работу и сняла квартирку в паре кварталов от ресторана. Посещала занятия — танцы, актерское мастерство и что-то подобное в Вест-Сайдской школе искусств. Регулярно ходила на просмотры. Парня не было — ну, или никого особенного. Встречалась с кем-то. У меня есть их имена и показания в файле. — Он кивком указал на диск. — Никто из них не забил тревогу.

Он замолчал, когда к ним подошла Мириам с подносом, на котором стояли три высоких стакана. — Не хотела вас перебивать. Просто решила принести что-нибудь прохладное, пока вы говорите. Если я вам понадоблюсь, то я буду на входе.

— Они хорошие люди, — заметил Ллойд, когда женщина вышла. — Она и её муж. Полностью чисты. Я проверил весь персонал, когда взял это дело. Были какие-то зацепки, но так ничего и не всплыло.

— Что с временной шкалой?

Когда Ллойд не начал проверять свои записи, Ева поняла, что это дело все еще волнует его, и он продолжает им заниматься.

— Беата Варга занималась в танцклассе с восьми до десяти утра. В одиннадцать — прослушивание для постановки в театре Кармайн на Десятой улице. Пришла на работу к часу дня, вся на эмоциях по поводу постановки. В тот день у нее была «разбитая» смена [1], поэтому она ушла в три часа, с половины четвертого до пяти — занятия по актерскому мастерству, вернулась на работу в половину шестого и закончила смену в одиннадцать. Прогулялась до конца квартала с парочкой ребят с работы — имена в файле — затем направилась домой. Эти ребята — последние, кто её видел. В одиннадцать-десять, а потом — полный ноль.

— Система безопасности в её доме слабовата. Камер нет, — добавил Ллойд. — Регистрация при входе отсутствует. Соседи не могут сказать наверняка, приходила ли она домой в тот вечер, её никто не видел. Пропала её сумка, кое-какая одежда и личные вещи, да и денег в квартире не было. По показаниям других, Беата получала приличные чаевые и откладывала их. Все выглядит так, словно она решила сорваться, побросала в сумку все самое необходимое и уехала.

— Но вы думаете иначе, — Сказала Ева, глядя ему в глаза.

— Да. Я думаю, что с ней что-то случилось по дороге из ресторана домой. На нее кто-то напал. Я думаю, что той ночью ее убили. Вы ведь как и я прекрасно знаете, лейтенант, мы не всегда находим тела.

Нет, — сказала Ева. — Если она мертва, то её убил кто-то из знакомых. Иначе, зачем пытаться создать впечатление, что она просто сорвалась и уехала? Зачем собирать вещи?

— Я проверял эту линию, но ничего не смог найти. — От него словно исходили волны разочарования. — Возможно, тот, кто убил девушку, воспользовался её идентификационной картой, чтобы узнать адрес, а затем забрал её ключ — она носила все это в сумочке. Пытался замести следы. Я все еще работаю над этим делом, когда у меня есть время, но что-то мне подсказывает, что это дело ближе к вашему расследованию.

Он оглянулся, отпивая из стакана. — Старушка была не промах, — произнес Ллойд. — Заявляла, что говорит с мертвыми, и если бы девушка была мертва, она бы это знала. Я в такое не верю, но… Старушку ведь убили? Людей в этом городе убивают, — продолжал он, ставя стакан на стол. — Но это дело попахивает. Буду благодарен, если вы поделитесь своими данными. Что-то или кто-то может совпасть.

— Я передам вам данные, — пообещала Ева. Потому как что-то или кто-то обязательно пересечется.

Глава 5

Танцевальная студия растянулась на весь четвертый этаж старого здания в Вест-Сайде.

В ярком свете уличных фонарей щербатые кирпичи казались тусклыми и посеревшими от времени и грязи, зато окна сверкали.

На обшарпаных дверях обоих лифтов висели таблички «Не работает». Ученики, персонал и простые посетители выражали своё мнение по поводу этой ситуации с разной долей юмора и раздражения, расписывая двери ругательствами, анатомически невозможными предложениями и иллюстрациями к этим предложениям. И всё это на множестве языков.

— Полагаю, что лифты не работают уже не первый день, — прокомментировала Пибоди.

Ева же просто уставилась на один из наборов странных символов и букв, в то время как её мозг — или что-то в подсознании — перевело фразу со своего рода плоским юмором.

— Ё* твою мать, — пробормотала она и Пибоди заморгала.

— Что? Почему?

— Не твою мать.

— Но ты только что сказала…

Ева нетерпеливо замотала головой.

— Это на русском. Типичное русское ругательство, — вытянув руку, она провела пальцем по надписи на двери. — Ё* твою мать.

Пибоди внимательно посмотрела на фразу, на которую показывала Ева, и решила, что это с тем же успехом могли быть и иероглифы.

— Откуда ты это знаешь?

— Наверное, видела где-то.

Но это не объясняло как она могла знать — именно знать — что лифты не работают уже несколько недель. Развернувшись, Ева начала подниматься по лестнице.

И точно так же Даллас не могла сказать, почему её сердце стало биться чаще, когда они поднимались выше, проходили мимо других студий и залов. Чечетка, джаз, детская балетная студия. Или почему, когда они с Пибоди поднялись на четвертый этаж, музыка, звучащая здесь, задевала какие-то струны в её душе.

Следуя за мелодией, Ева вошла в помещение.

Их встретила худая как щепка женщина в черном трико и легкой юбке. Её ярко-красные волосы были убраны с лица, которое, как показалось Еве, было лет на тридцать старше чем тело.

Кожа у женщины была белой как слоновая кость, а губы — красными, как и волосы.

Она отдавала команды на французском группе танцоров у станка, которые в ответ исполняли разные па ногами — вытянуть пальцы, поставить ступню ровно, поднять ногу, согнуть колени.

В углу студии мужчина отыгрывал четкий темп на старом пианино. Казалось, что он ни на что не обращает внимания, на его губах застыла легкая полуулыбка, темные глаза казались мечтательными на его заостренном лице, обрамленном темными волосами с широкими седыми прядями.

Когда Ева и Пибоди вошли в комнату, один из танцоров — парень лет двадцати с темными волосами, стянутыми во вьющийся хвост — посмотрел на них и нахмурился.

«Интересно, — подумала Ева, — как парень в трико и балетной обуви так быстро распознал в них в нас копов».

Женщина остановилась, уперев руки в бедра.

— Хотите заниматься — записывайтесь. Занятие уже началось.

В ответ Ева показала свой значок.

Женщина шумно вздохнула.

— Алексей, продолжи занятие.

Нахмурившийся парень кивнул, презрительно фыркнул и, повинуясь команде, оторвался от станка. Женщина же указала Еве и Пибоди на коридор.

— И что могло вам понадобиться? — Спрашивала она своим хриплым, не терпеливым голосом с сильным акцентом. — У меня занятия.

— Наталья Баринова?

— Да, я Баринова. У меня нет никаких дел с полицией.

— Вы знаете Гизи Жабо?

— Да, знаю, — продолжала Баринова тем же пренебрежительным тоном. — Она ищет Беату, которая сбежала в Лас-Вегас.

— Вы уверены, что Беата Варга направилась в Вегас? — настаивала Ева.

— А куда еще? Эти девчонки думают, что смогут получить много денег, показывая сиськи и таская на голове огромные перья. Они не хотят работать, потеть, страдать, учиться.

— Беата сказала вам, что уезжает?

— Нет, эта девчонка ничего мне не сказала. Но она бросила занятия. Она не первая и не последняя. А потом появилась её бабка — хорошая женщина — она искала свою взбалмошную внучку, у которой, между прочим, был талант. Талант, растраченный впустую. Впустую.

Жесты Баринововй явно свидетельствовали о гневе.

— Я ей это сказала, сказала Гизи, у Беаты есть талант. Нужны дисциплина и практика. Не нужно тратить впустую время на чечетку, джаз и прочую современную ерунду. Я и Беате тоже самое говорила. А она — фьють — и уехала.

— Когда вы в последний раз видели мадам Жабо?

— Ух… — Баринова нахмурилась, взмахнув рукой. — Кажется, день назад. Точно, вчера. Она часто заходит. Иногда мы вместе пьем чай. Она сказала, что танцевала в прошлом, у нас есть общие темы для разговоров. Она хорошая женщина, а Беата не проявляет к неё должного уважения. Мадам Жабо говорит, что с Беатой случилось что-то плохое, но я не понимаю, как это может быть? Беата умная и смышленая, если только она не сбежала в Вегас. Так это Гизи попросила вас прийти? Как и полицейских до этого?

— Нет. Мадам Жабо была убита сегодня днем.

— Нет, — Баринова выставила вперёд обе руки, словно пытаясь оттолкнуть эти слова. — Ннет. Как это случилось?

— На нее напали в переулке за домом, где она жила.

Баринова закрыла глаза. — Так жестоко. Я буду молиться, чтобы она обрела покой, а её убийца горел в аду. В этом есть и вина Беаты. Эгоистичная девчонка.

— Когда вы видели Беату в последний раз?

— Ох, — женщина снова взмахнула рукой, но на этот раз в её глазах были слезы, вызванные известием о смерти Гизи, и отвращение, адресованное Беате. — Несколько недель назад, а может и месяцев. Она пришла на занятие, воодушевленная участием в каком-то мюзикле. Девочка упорно работает, это правда. Я дала ей роль с Алексеем в нашей осенней премьере. Это мой сын, — добавила она. — Они с ним хорошо танцевали на занятиях, а потом она сказала об этой своей новой роли — не знаю, правда это или нет. Но вскоре после этого Беата перестала приходить на занятия. Я заставила моего брата Сашу позвонить ей, но она так и не ответила. Мы всё это рассказали полиции, когда они приходили.

— Мадам Жабо не говорила, что она кого-то подозревала? Может у нее были какие-нибудь зацепки?

— Последний раз, когда мадам Жабо была здесь, она сказала, что чувствует, будто Беата близко. Гизи — цыганка, ну, вы понимаете, у неё дар. В моем роду тоже были цыгане, но очень давно. Мадам Жабо использовала свой дар и узнала, что Беата рядом, но заперта. Внизу, за красной дверью.

Баринова вздрогнула.

— Гизи была очень старой и одаренной, бесспорно, но иногда наши надежды и желания затмевают правду. Девчонка убежала, как они все делают, а теперь её бабушка мертва.

— Нам нужно поговорить с вашими сыном и братом и с парой учеников. Это может нам помочь.

— Да, конечно, мы постараемся. Я буду скучать по нашим чаепитиям и разговорам с Гизи, — Баринова вернулась в студию и подошла к своему сыну. Она что-то быстро сказала ему на русском, активно жестикулируя, а затем начала вести занятие вместо него.

— Вы прервали мой урок, — в отличие от матери, акцента у него не было, зато тон был точно такой же.

— Ага, убийство прерывает многие вещи.

— Какое еще убийство? — усмешка искривила лицо Алексея. — Беата? Она мертва?

— Не знаю, но её прабабка — да.

— Мадам Жабо? — Его шок выглядел вполне искренне, решила Ева, также как и облегчение. — Зачем кому-то убивать пожилую женщину?

— У людей причина всегда найдется. Но в этом случае, может она слишком близко подошла к разгадке того, что случилось с Беатой?

— Беата уехала, — он резко пожал плечами. — Она не хотела соглашаться с тем, что требовалось.

— Требовалось для чего?

— Чтобы танцевать, жить полной жизнью.

Ева склонила голову на бок.

— Отказалась переспать с тобой?

Он откинул голову назад, чтобы посмотреть на собственный длинный нос.

— У меня нет проблем с тем, чтобы затащить девушку в постель. Если бы мы танцевали вместе на премьере, мы бы и спали вместе. Это само собой разумеется.

— Я думала, вы уже танцевали вместе.

— Репетировали.

— Что же, наверно ты был чертовски зол, что Беата отказала тебе.

— Не она, так другая, — он медленно улыбнулся. — Они все одинаковые.