Помоги проекту - поделись книгой:
Пятое: в план изначально была заложена неустойчивость центра позиции. Разместив рядом с ним слабые резервные батальоны, сам князь Меншиков сделал это. Бессмысленно поставленные под удар батальоны Белостокского и Брестского полков почти сразу вынуждены были оставить свои позиции. Вид отходящих с позиции батальонов оказал влияние на психологическое состояние остальных русских частей, тем более, что в подавляющем своем большинстве они (резервисты) состояли «из молодых солдат, ни разу не бывших в огне», вооруженных большей частью кремневыми ружьями.{118}
Шестое: отсутствие конкретных задач для кавалерии, которая все сражение являлась пассивным наблюдателем. Хотя только лишь одно выдвижение казаков из-за правого фланга русских привело к остановке атаки бригады генерала Булл ера и даже принятия ее полками (77-м и 88-м) оборонительного порядка против нападения конницы. Британцы до сих пор считают, что Меншиков едва ли не готовил кавалерийскую атаку из-за своего правого фланга и только то, что Легкая бригада была начеку, удержало русского главнокомандующего от этого.{119} Об этой английской глупости мы тоже еще поговорим.
Сюда же — недостаточное внимание разведке.
Седьмое: полное игнорирование главнокомандующим административно-тыловой составляющей. Похоже, что в штабе Меншикова этой работой вообще не занимался никто. В результате в решающий момент боя штаб не работал, главнокомандующий был пассивен, войска (главным образом стрелки и моряки) остались без боеприпасов. Были части, за время сражения не получившие ни одного приказа! Обозы и тыловые службы каждый командир размещал по своему усмотрению, без плана и системы. Это привело во время отступления к неразберихе и потере множества из них. А действовать на свой страх и риск многие из имевшихся в наличии на Альме полковников и генералов просто не были приучены. Инициатива из николаевской армии была изжита как вредное, абсолютно не нужное, более того — наказуемое явление.
И, наконец, восьмая, одна из главных ошибок Меншикова — это попытка «думать за противника». В его действиях прослеживается то, за что в военных училищах курсанту сразу ставят «неуд» по тактике. Для обывателя постараюсь популярным языком объяснить это так: никогда нельзя думать, готовя бой по схеме: «если мы пойдем сюда, то противник пойдет туда, а если мы встретим его справа, то он повернет влево…».
Меншиков же заранее пытался планировать действия союзников. Они по его замыслу ударяют в центр, попадают в ловушку, останавливаются. Пытаются пройти вдоль моря, мы их пропускаем, но наносим такие потери, что они тоже останавливаются. После этого разворачиваем фланг к морю и прижимаем противника к побережью. Расстрел из подошедшей артиллерии, враг бежит. Ура! Победа!
Не получилось….
Меншиков запутал всех, прежде всего самого себя. Так бывает, что приняв цепь совершенно правильных решений, военачальник (как и любой руководитель) допускает одну, на первый взгляд незначительную ошибку. Ее все видят, все о ней знаю, но сказать не могут, не хотят, боятся. А сам начальник, погрузившись в собственную гениальность, сосредоточившись на ней, эту ошибку просто не замечает. Потому и думали русские генералы что угодно, потеряв веру в благополучный исход сражения еще до его начала. Командовавший артиллерией 6-го пехотного корпуса генерал-майор Лаврентий Семенович Кишинский[16] писал позже, что, осмотрев позиции, Меншиков «никому ничего не сообщил из своих замечаний, как будто сознаваясь, что принятое им на себя дело не по силам, и невольно заставлял думать других, что не хочет принять сражения».{120}
Что тут скажешь? Недаром еще в 1839 г., едва став морским министром, князь получил репутацию человека очень хитрого.{121} Да и скрытность многие современники считали неотъемлемой частью его характера.{122}
Но ошибались и союзники. Просто их ошибки были не смертельными. Среди порожденных Альмой множества легенд и мифов есть один о невероятных военных способностях английских и французских военачальников. К счастью, не все всерьез воспринимают этот вымысел. Исследователь истории военного искусства из США капитан Тревис Д. Уолтерс в своей статье «Военный гений в Крымской войне» прямо заявляет если не о полном, то в значительной мере отсутствии какого-либо «стратегического гения» как у маршала Сент-Арно, так и в особенности у лорда Раглана.{123} Потому до лавров Фридриха Великого[17] английский главнокомандующий, мягко говоря, не дотягивает и в ближайшей когорте равных ему места тоже нет.
Перед сражением и в его ходе союзное командование допустило такие просчеты, которые при их умелом использовании и, самое главное, более активных действиях русского главнокомандующего могли обернуться для них катастрофой. Но Меншиков всю кампанию если и отличался какой-либо гениальной способностью, так это упускать шансы, даже дарованные случаем.
Например, несмотря на активную предварительную разведку побережья экспедиционные силы не имели никакого понятия о характере местности. Потому весьма были удивлены, убедившись, что это совсем не живописные места с изобилием бурных рек с пресной водой. Во время изнурительного марша 19 сентября некоторое число солдат союзных армий (главным образом английских) умерло от полного обезвоживания организма. В результате, выйдя к реке Булганак, солдаты, потеряв последние остатки строя, бросились к воде. Кроме того, что само по себе употребление грязной воды не способствовало их здоровью, в один момент дезорганизованная английская армия вновь стала совершенно беззащитной перед нападением русских. Толпы солдат в красных мундирах сидели по обе стороны реки Булганак, усиленно загаживая поносом ее берега. Кто знает, чем бы закончилось Булганакское столкновение, решись Меншиков на продолжение атаки. А ведь и численность союзников была совсем не такой, как привыкли считать современные исследователи, просто называя цифру солдат неприятеля, высадившихся на российский берег. С каждым днем и с каждым километром удаления их от Каламитского залива силы союзников таяли: болезни, выделение команд для различных работ, гарнизон Евпатории — вот далеко не весь перечень. Совсем мрачную картину рисует офицер Королевской конной артиллерии Уолпул Ричардс, когда союзники вышли 19 сентября к Булганаку. По его статистике, у англичан было от 8 до 10 тысяч больных и отставших от своих солдат, а всего в составе союзного контингента — около 45000 «годных в строй бойцов».{124} Думаю, Ричардс преувеличивает, бравируя перед родственниками, которым это письмо предназначалось. Но даже если 10% от этого числа не смогли 20 сентября взять оружие и стать в строй — англичане недосчитались как минимум одного батальона. А в дополнение к этой беде пара батальонов, «забытые» Рагланом на месте высадки, еще и шлялись неизвестно где по бескрайней крымской степи.
И это не всё. Бивак, разбитый союзниками в непосредственной близости от позиций, занимаемых войсками князя А.С. Меншикова при отсутствии элементарных мер охранения и полном игнорировании разведывательных мероприятий свидетельствовал об отсутствии элементарной военной логики в действиях британского командующего.{125} Но Меншиков должного внимания разведке не уделял, силы противника оценивал приблизительно и всеми представившимися ему выгодами не воспользовался. Союзники не были атакованы ни после высадки, когда будучи «…продрогшими, голодными и измотанными» не в состоянии были оказать достойного сопротивления, ни на Булганаке, когда от усталости англичане даже не выставили охранения и превосходство в кавалерии могло оказать роковое воздействие на их тылы.{126}
Каким бы правильным и хитроумным ни был замысел боя в сражении при Альме, разработанный князем А.С. Меншиковым, какой бы верной ни была избранная им тактика, русская армия не могла избежать поражения по причине того, что «тактика, оперативное искусство и стратегия в целом исходят из тех материальных средств и того людского материала, которые выделяются государством для ведения войны. Военное искусство, оторванное от этой базы, неизбежно превращается в авантюризм и фантазерство и ни к чему хорошему привести не может».{127} Планировавший удерживать оборону на рубеже Альмы в течение трех недель князь Меншиков на смог удержать ее фронт и четырех часов.
Так в чём больше всего ошибся русский главнокомандующий? Может, роковое решение было принято им при расстановке войск?
Что ж, тогда давайте и его рассмотрим подробно…
РАСПОЛОЖЕНИЕ РУССКИХ ВОЙСК НА АЛЬМИНСКОЙ ПОЗИЦИИ. УТРО 8(20) СЕНТЯБРЯ 1854 г.
Чтобы понять ход Альминского сражения, необходимо пристально посмотреть на расположение войск примерно так, как шахматист смотрит на расстановку фигур перед началом партии с трудным и непредсказуемым соперником, планируя последовательность своих последующих ходов.
РАЗМЫШЛЕНИЯ КНЯЗЯ МЕНШИКОВА ПЕРЕД АЛЬМИНСКИМ СРАЖЕНИЕМ (ВЕРСИЯ)
Попытаемся подумать за русского главнокомандующего. Это, конечно, не рекомендуется, но давайте рискнем. О замысле мы уже говорили. Вероятнее всего, князь, располагая войска на Альминских высотах, рассчитывал не только отбить атаку противника и удержать его, но и при возможности контратаковать. Например, генерал- лейтенант Квицинский и князь П.Д. Горчаков об этом говорят совершенно точно. Квицинский: «По поручению главнокомандующего, князя Меншикова, войска при Альме были расставлены по высотам с левой ее стороны, частью внизу по отлогому скату с сильным занятием стрелками садов и различных строений по противоположному берегу. Намерением его светлости было удерживать заречную часть только по надобности, а в сопротивление вступить предпочтительно у самой переправы».{128}
Горчаков: «Это расположение было сделано с тем, чтобы надежно расстроить неприятеля при переходе через реку, стремительным ударом отбросить его назад, о чём всем …было приказано князем и… частным начальником напоминаемо неоднократно».{129}
Свидетели событий и современные авторы справедливо отмечают сосредоточение сил на правом фланге и в центре и открытый левый, ближний к морю фланг. Но так ли это? Давайте вернемся к замыслу. Почему многие считают левым флангом русской позиции одинокий 2-й батальон Минского полка? А не вернее ли будет считать левым флангом Тарутинский егерский полк? Если мы посмотрим на его расположение на карте генерала Богдановича, то только укрепим мнение, что левый фланг русской армии не упирался в море, а после последовательного подхода Минского и Московского полков был загнут под углом к побережью. И сам генерал Богданович не без основания считает, что именно в этом была суть замысла.{130} А дотошность этого великого мастера военной истории общеизвестна. Так, в 1855 г. он даже имел смелость прекратить «за недостатком сведений» публичные чтения о Крымской экспедиции союзников, порученные ему приказом №187 от 29 апреля начальника штаба гвардейских и гренадерских корпусов.{131} Так что к нему нужно прислушиваться.
Батальон же Минского полка не мог служить средством защиты левого фланга: «выставление одного батальона к деревне Аклес мы считаем за меру наблюдения за доступами с моря в тыл нашей позиции, а не за участком левого фланга нашей позиции».{132} Добавим к этому уже приведенное выше утверждение генерала Н. Обручева о значении Луккульской балки.{133}
Что касается построения, то русские традиционно использовали две линии с выделением резерва. Притом не потому, что оно было единственно оптимальным, а потому, что оно облегчало работу не обремененным разрушительной силой мысли генеральским головам. Это «гениальное» изобретение русской военной мысли, конечно, упрощало работу начисто лишенных инициативы полковых и дивизионных командиров, но в то же время при ведении боевых действий против современных армий было более вредным, чем полезным.
«Менее всего поддается точной формулировке бой, и всякие попытки в этом смысле могли бы привести к самым печальным последствиям; в этом отношении как западно-европейские армии (особенно в VIII столетии), так и наша (например, в эпоху Крымской кампании) пережили тяжелые испытания и дорого поплатились за стремление установить неподвижные нормальные формы для боевого порядка и системы ведения боя».{134}
Что касается общей схемы, то по расположению на местности Меншиков разделил войска на левый и правый фланги, каждый под своим командованием (генералы Горчаков и Кирьяков).
Отчетливо просматривается самостоятельность центра позиции, но его подчиненность запутана. Затянувшиеся на несколько лет споры по этой теме между двумя вышеуказанными военачальниками еще раз подтверждают слабое понимание ими замысла главнокомандующего, равно как и собственной роли в его исполнении. Меншиков же об этом не проронил ни слова.
РАСПОЛОЖЕНИЕ
Диспозиция сражения была объявлена войскам 6 сентября.{135}
Основная задача в таких условиях ложилась на плечи артиллерии, которая в соответствии с требованиями ее боевого применения должна была открыть огонь с предельной дистанции. По мере приближения противника, меняя прицел и виды используемых боеприпасов, огонь нескольких батарей готовил возможность пехоте контратаковать и штыками отбросить неприятеля. Всё стандартно.
16-я пехотная дивизия. Правый фланг
Основу войск, расположенных на правом фланге русской позиции, составили войска 16-й пехотной дивизии 6-го пехотного корпуса, которой командовал генерал- лейтенант О.А. Квицинский.
Обязанности начальника штаба корпуса исполнял полковник Николай Васильевич Исаков.
Генерал-лейтенант Квицинский Онуфрий Александрович, начальник 16-й пехотной дивизии. Родился в 1794 г. Из дворян Виленской губернии. В 1810 г. выпущен из 2-го кадетского корпуса подпоручиком в Лейб-гвардии Егерский полк. В 1816 г. перешел в 11-й егерский полк, а в 1818 г. — в Самогитский гренадерский, в котором прослужил до назначения в 1827 г. командиром 47-го егерского полка. Во главе этого полка он принимал участие в войне против польских мятежников в 1831 г. Был контужен. В 1836 г. произведен в генерал-майоры и получил должность командира 2- й бригады 17-й пехотной дивизии, а в 1845 г. назначен командующим 16-й пехотной дивизией. На Альме дважды ранен в руку и ногу и контужен в бок с переломом ребра. За храбрость, проявленную 8 (20) сентября 1854 г., получил орден Св. Александра Невского[18] и денежную награду, но вследствие тяжелых ран должен был оставить строевую службу и зачислен в запасные войска. Умер в 1862 г.
Существует мнение, что Квицинский был поставлен на правый фланг прежде всего как наиболее способный и деятельный генерал для подстраховки Горчакова.{136}
Суздальский пехотный полк
Крайнее положение на правом фланге занимал Суздальский пехотный полк. Всё, что нам нужно знать о его положении, мы можем найти у дотошного генерала Богдановича. Притом не только место, но и построение, совершенно отличное от других полков: «…частью в ротных колоннах, образовывавших одну линию по склону Курганной высоты, частью в колоннах к атаке, с легкими батареями №№ 3-го (в эполементе) и 4-го 14-й артиллерийской бригады».{137} Полком командовал полковник Федор Иванович Дараган[19] — опытный офицер, храбрый начальник, уже награжденный золотым оружием за переправу через Дунай. Судя по позиции, суздальцы прикрывали правый фланг против обхода или охвата его противником. Линия батальонов отстояла от берега реки на 700 сажень.{138}
Стрелки полка расположились вдоль берега Альмы напротив деревни Тарханлар. Ими командовал поручик Неелов, выделявшийся своей черной повязкой на лице, прикрывавшей незажившую рану. 8 сентября 1854 г. Неелов, будучи офицером Могилевского пехотного полка, был прикомандирован к Суздальскому пехотному полку, причем сам вызвался командовать цепью застрельщиков полка в сражении. За несколько дней до боя офицер «поехал к князю Меншикову и исходатайствовал у него распоряжение о принятии его в Крымскую армию».{139}
Трудно говорить о численности полка с точностью до человека, но если не считать какого-то количества личного состава, находившегося вне строя по различным причинам (болезнь, тыловое обеспечение и проч.), в соответствии со штатом 1840 г. она должна была составлять примерно 2800–3000 человек. Не более. Эта цифра вполне применима и к остальным полкам 16-й дивизии.
С вашего разрешения задержу внимание на цифрах. Если говорить о численности русской армии при Альме в целом, то, очевидно, приводимая чаще всего историками, исследователями, авторами и указываемая в документах цифра до 34 тысяч человек на самом деле окажется несколько завышенной: «…огромные командировки от строя были положительным бедствием армии».{140}
Князь Урусов в своих очерках писал по этому поводу: «Дрались вообще превосходно, но все ли дрались, все ли выходили в строй? Теперь сделается, может быть, понятным, почему на Альме не было войска, под Инкерманом опять не было и т.д.».{141}
Со временем уменьшение численности частей, особенно пехотных и егерских, стало настоящим бичом русской армии. Уже к осени 1854 г., особенно после Инкерманского сражения, количество дезертиров и просто праздно шатающихся по тылам солдат и даже офицеров измерялось тысячами. Будущий генерал В.И. Ден вспоминал в своих «Записках», что «…значительно начало развиваться у нас мародерство; во всех селениях, отдельных домах, дачах, садах и виноградниках стали показываться праздно шатающиеся солдаты, которых недосчитывались в полках и показывали кого убитыми, кого без вести пропавшими. В одном Бахчисарае, по сведениям, дошедшим до главнокомандующего, таких мародеров скопилось больше тысячи. Это доказывает, какой порядок соблюдался в армии кн. Меншикова и как исправно исполняли свои обязанности корпусные и дивизионные гевальдигеры.[20] Донесение о разных беспорядках, насильствах и даже грабежах побудили, наконец, князя Меншикова командировать меня в Бахчисарай и окрестности и, составляя из них правильные команды, направлять в части, которым они принадлежали. В трое суток удалось мне составить 17 таких команд, благодаря усердному содействию полковника Шостака, бахчисарайского полицмейстера, и возвратить в полки более двух тысяч человек; к сожалению, должно сознаться, что в этом числе были и офицеры…»{142}
Подсчитать численность некоторых русских полков во время Альминского сражения все-таки можно из независимых источников, но только приблизительно. Например, предполагаемая цифра личного состава Бородинского и Тарутинского полков составляла не более 2500–3000 человек личного состава. Конечно, эти полки, как и все другие части на Альме, были «…далеко не в полной численности».{143} Ее можно лишь предположить по отрывочной информации.
Как, например, достоверно известно, что во время движения одного из егерских полков бригады (принимая во внимание их равноценность по количеству[21]) через Евпаторию 2 мая 1854 г. угощали обедом 2300 человек.{144}
Углицкий егерский полк
Участие его в Альминском сражении туманно, на то есть причины, о которых нам, как ни прискорбно, говорить придется. В оценке действий Углицкого егерского полка преобладает открытый или скрытый негатив. Амплитуда колебаний от обвинений в откровенной трусости до восхваления героизма. Поэтому будем последовательны и постараемся не упустить ни одной детали.
Начнем традиционно с Богдановича, который располагает его на южных скатах «…большой горы, во второй линии». Большая гора в данном случае — Курганная высота. То есть полк, что важно, находился вне видимости со стороны неприятеля. Расстояние до оборудованной батареи, по Н. Дубровину, — верста.{145}
Полковая летопись: «Уличане расположились в резерве 16-й пехотной дивизии на правом фланге расположения всей армии в резервном порядке, имея за собой донские батареи №3 и №4, а за ними казаков».{146}
Адъютант главнокомандующего А. Панаев: «…едва успели дотянуться хвосты Московского и Углицкого полков и по мере прихода вступали на приготовленные им места уже в боевой позиции», при том угличане стали левее владимирцев.{147} Еще одно подтверждение, что полк был «вне выстрелов». Уточняет солдат-владимирец, вспомнивший, что полк стоял за их батальоном.{148}
Что касается построения угличан, то единственный, кто говорит об этом — капитан Ходасевич: «в колоннах побатальонно в две линии».{149}
Командовал полком генерал-майор Василий Тимофеевич Славин, [22]один из «ветеранов» службы в этой должности с 1844 г.
А теперь поговорим о неясном. Итак, Богданович ставит полк во вторую линию, полковая история — в резерв. В тексте Богдановича перед полком — батальоны суздальцев. В его же схеме — полк ну никак не мог их видеть, а располагался почти в затылок Владимирскому, составляя …третью линию, то есть тот самый резерв. Дальнейший ход событий покажет, что именно так оно и было.
О владимирцах в Альминском сражении сказано столько, что, казалось бы, остальные участники должны им только завидовать. Но вот участь их 20 сентября была не столь завидной. Не думаю, чтобы кто-либо другой пожелал оказаться на их месте. Об этом успеем, пока о том, где всё начиналось. И вновь традиционно начнем с Богдановича, который ставит его во вторую линию: «На южном скате большой горы, во второй линии, стояли в колоннах к атаке Владимирский и Углицкий полки, а позади Владимирского полка, в лощине, — донские батареи: батарейная № 3-го и легкая резервная № 4-го».{150} Что такое большая гора, мы знаем.
Все остальные не возражают. Мы лишь очень слегка, одним мазком подкорректируем картину: Владимирский полк стоял за юго-западными скатами Курганной высоты.
Но попробуем добраться хотя бы до некоторых из его батальонов. 1-й батальон, по словам поручика Н.А. Горбунова, находился непосредственно за батарейной[23] №1 батареей.{151} Об этом же говорит и солдат-владимирец в записанных А.Ф. Погосским с его слов воспоминаниях об Альминском сражении.
«Батальон наш стоял так. Почти перед нами, немножко правее, был порядочный взгорок, на нем расположилась артиллерийская батарея (легкая №3 батарея —
Внизу, под нами, текла река Альма. Почти везде оба берега засажены виноградниками, а перед нами берег был открытый: ни садов, ни виноградников с нашей стороны не было. Правее, за Альмой — деревня татарская Тарханлар, вся в садах; левее — деревня Бурлюк, тоже в садах. А под Бурлюком — мост деревянный».{153}
Прямо чудеса какие-то! Простой солдат рассказал схему построения дивизии лучше, чем любой титулованный исследователь! Удивительно, но до сегодняшнего дня ни один из историков не обратил внимания на столь близкий источник. Может быть, потому, что относятся к Погосскому как к простому журналисту? Но ведь он все свои заметки основывал только на том, что записывал лично, то, что слышал из уст непосредственных участников, не подкорректированное и не прикрашенное. И совпадает с тем, что увидел А. Панаев — фронт Владимирского полка был сориентирован примерно на мост, несколько правее его.{154}
У Богдановича батальоны Владимирского полка расположены в линию. Позволю себе с этим не согласиться, тем более, что у автора и Тарутинский егерский полк так же расположен в линию батальонов, хотя все участники сражения свидетельствуют о том, что все-таки линий было две, и батальон московцев потерян, и еще много чего другого. В то же время, будем справедливы и не углубимся в бессмысленную гонку за ошибками — генерал Богданович совсем немного ошибся, ему следовало на схеме буквально метров на 100 отодвинуть «старшие» — 1-й (находился прямо за батареей{155}) и 2-й батальоны.
Егерский Его Императорского Высочества великого князя Михаила Николаевича полк
Тут всё просто. Полк занимал левый фланг первой линии 16-й пехотной дивизии. Батальоны по два в две линии{156} находились справа и слева от батарейной №1 батареи. А. Панаев говорит, что полк стоял против моста на Альме.{157} Если смотреть по направлению фронта — это почти так.
В дальнейшем тексте для простоты будем иногда разрешать себе именовать его более поздним названием — Казанский.
У Курганной высоты находились два донских казачьих полка: 57-й (подполковник Степан Степанович Тацын[24]) и 60-й (подполковник Григорий Алексеевич Попов 5-й).
Общее командование войсками правого фланга и центра, включавшие упомянутые выше части, осуществлял генерал князь Петр Дмитриевич Горчаков, командующий войсками 6-го пехотного корпуса. Перед началом сражения он вместе с командиром 16-й пехотной дивизии генерал-лейтенантом О.А. Квицинским и адъютантами находился на Курганной высоте.{158}
Командующий 6-м пехотным корпусом генерал-лейтенант Петр Дмитриевич Горчаков. О генерале Горчакове обычно ничего хорошего не говорят. В общем-то, в какой-то степени справедливо. Родной и старший брат Михаила Дмитриевича Горчакова;. Хотя военную карьеру сделал, но вершин младшего на этом поприще не достиг. Как сказал о нем капитан-лейтенант Д. Ильинский: «…старец, давно вышедший из линии действительной военной службы».{159}
Родился в 1789 г. Из дворян Московской губерний. В феврале 1807 г. поступил на службу юнкером в Лейб-гвардии артиллерийский батальон. Был в боевых походах против Швеции (1808 г.) и Турции (1810 г.). Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов русской армии, которые провел «с отличием».{160} Отличился в сражениях при Полоцке, под Люценом и Бауценом, при Дрездене, Лейпциге и Париже, за что был награжден орденами Св. Владимира 4-й ст., Св. Анны 2-й ст., Золотой шпагой с надписью «За храбрость», а также прусским орденом «За достоинство», австрийским орденом Св. Леопольда малого креста и Баденским военным орденом малого креста. 20 июля 1814 г. произведен в полковники. В 1815–1818 гг. служил в 15-й и 20-й артиллерийских бригадах. 29 июня 1818 г. назначен командиром 41-го егерского полка. В 1820 г. П.Д. Горчаков участвовал в подавлении восстания князя И. Абашидзева в Ханском ущелье. В том же году произведен в генерал-майоры. В 1820-х годах служил на Кавказе, участвовал в войне с Турцией. 28 января 1836 г. назначен командиром Отдельного Сибирского корпуса и генерал-губернатором Западной Сибири. В 1839 г. Горчаков перевел свою резиденцию из Тобольска в Омск. В 1854 г. генерал-лейтенант П.Д. Горчаков назначен в распоряжение главнокомандующего Крымской армией князя А.С. Меньшикова. Оставался в рядах этой армии до 1855 г. В кампании себя не проявил. Наивысшим достижением была личная храбрость в сражении на р. Альме. В остальных событиях кампании каких-либо военных дарований не выявил. Судя по всему, длительные «колониальные» войны прекратили его военное совершенствование. Основные недостатки: отсутствие военного предвидения, способности трезво оценивать ситуацию, неумение планировать действия своих подчиненных и нерешительность. Как это часто было в русской армии, личная храбрость Горчакова никогда не способствовала успеху сражения, а вела исключительно к совершенно напрасной гибели сотен людей.
В 1855 г. уволен в отставку и назначен членом Государственного Совета.{161}
АРТИЛЛЕРИЯ
Роль русской артиллерии в Альминском сражении дает нам право особо остановиться на расположении батарей. На Альме действовали батареи 14-й, 16-й, 17-й артиллерийских бригад, Донской казачьей и конной артиллерии, а также несколько орудий морского батальона. Вся имеющаяся в распоряжении главнокомандующего батарея была распределена следующим образом:
1. Батареи, занимавшие стационарно оборудованные позиции. То есть, что до не давнего времени и именовалось батареей. Их было две и обе на правом фланге: батарейная №1 батарея 16-й артиллерийской бригады и легкая №3 батарея 14-й артиллерийской бригады..
Батарейная №1 батарея 16-й артиллерийской бригады должна была действовать по наступающему с фронта неприятелю «…прямо на брод картечью и на мост — косвенно ядрами».{162} Неприятель оценивает ее как мощную и, по словам Герена, на «…превосходно выбранном пункте».{163}
2. Батареи, занимавшие открытые позиции при полках и дивизиях: легкая №1 батарея 16-й артиллерийской бригады, легкая №2 батарея 16-й артиллерийской бригады, легкая №4 батарея 14-й артиллерийской бригады. Первые две находились в центре у евпаторийской дороги. Они стояли столь удачно, имея в соответствии с принятыми требованиями к открытию огня в зоне «верного выстрела» (400–500 саженей){164} и южные окраины Бурлюка, и мост через Альму (Ходасевич),{165} представляя серьезную проблему для неприятельской пехоты, если та предпримет атаку центра русской позиции.
При внимательном взгляде на расположение русской артиллерии видно, что наиболее удобное для атаки противника направление — 500-метровый участок от западных окраин Бурлюка до виноградников восточнее моста простреливался перекрестным огнем трех батарей (легких №№ 1-го, 2-го и батарейной №1 батарей 16-й артиллерийской бригады). В эту западню и «влезла» в ходе боя сунувшаяся туда бригада Пеннефатера.
3. Артиллерийский резерв дивизий.
В артиллерийский резерв правого фланга (16-й дивизии) вошли две донские казачьи батареи: батарейная №3 и легкая резервная №4. Резерв находился на южных склонах кургана на удалении 500–700 метров от полков второй линии («…за центром армии»{166}). В нем находились Донская №3 батарейная батарея подполковника Модеста Алексеевича Ягодина 2-го и Донская конно-артиллерийская №4 резервная батарея есаула Осипа Осиповича (Иосифа Иосифовича) Клуникова. Последняя уже успела «покреститься» огнем на Булганаке день назад, и потому ее личный состав чувствовал свою уверенность и силу.
7 сентября подполковник Генерального штаба Циммерман[25] указал казакам-артиллеристам место «…на высотах, левее моста, возле Черноморского экипажа».{167}
В артиллерийский резерв левого фланга были включены №№ 4-го и 5-го батареи 17-й артиллерийской бригады.
4. Главный артиллерийский резерв: конная №12 батарея.
Поделиться книгой: