Помоги проекту - поделись книгой:
— То есть как нет? — сморгнул я.
— Он скончался…
— Это как? — Я не мог понять, как это может вот так взять и умереть человек, с которым я еще позавчера разговаривал и которому, похоже, понравился. Насколько вообще могли нравиться люди такому человеку, как Лавр Михайлович. Внутри что-то царапнуло, неожиданно для меня самого.
— А так. Сердце взяло и остановилось, — глухо ответил Володька. — Такое со стариками случается… Возраст. Могут умереть в любую минуту.
— А когда он умер? — спросил я тише.
— Сегодня в девять часов утра.
— Теперь ясно… Поэтому-то вы и думаете, что акция группового отравления жителей Измайлова была направлена против него. А как же первый умерший, который так и не пришел в себя в реанимации? — взглянул я на Володьку. — Может, это против него, а не против Храмова был направлен удар?
— Там нет никаких зацепок, — не сразу ответил Коробов. — Абсолютно безобиднейший и незаметнейший человек. Без всякого двойного дна и скелетов в шкафу. — Он помолчал немного и сказал: — Версию эту мы полностью пока не отметаем, но она практически безнадежна.
— А версия, что удар был направлен против старика Храмова, стало быть, надежна? — хмыкнул я.
— Тоже не очень, если по правде.
Володька налил по рюмкам, и мы: он под селедочку с красным лучком, а я под креветки, махнули по второй. Не чокаясь…
— Кстати, — произнес я, когда мы закусили, — есть еще один претендент на версию. Это некто Валерий Яковлевич Колчановский с его четырехкомнатной элитной квартирой в клубной башне-высотке на Измайловском бульваре, стоимостью около полутора миллионов долларов. По его словам, его сын спит и видит, когда отец помрет и его квартира отойдет к нему и его жене.
— Знаешь, — немного помолчав, заговорил Володька, — что-то у меня никак не укладывается в голове, как это так случается, что дети желают смерти своим родителям из-за квартир, наследства, денег. А некоторые не просто желают, а убивают непосредственно. Кто-то медленно, подсыпая родителям отраву в еду, кто-то быстро, нанимая киллеров или устраивая несчастный случай. Вот как это получается, а? Объясни мне.
— А почему я?
— Все-таки ты телерепортер. Журналист. Почти инженер человеческих душ.
— А ты следователь, ты едва ли не каждый день с такими делами сталкиваешься.
— Каждый день, конечно, не скажу, но бывает… Но все-таки, попробуй, объясни!
— Как можно желать смерти отцу или матери? Это ведь дальше некуда. Они же… хуже фашистов. Те убивали и наших солдат, и мирных жителей не жалели. Но и те, и другие были для них врагами. Совсем чужими людьми в чужой стране, да еще и расово неполноценными, как учил их фюрер. А Храмов… Какой ни на есть, а свой. Ну, трудный он человек, пусть даже и несносный. Ну, скверный у него характер. Что тут поделаешь! Так что, его за это надо травить до смерти?
— И ради чего? — подхватил Володька. — Ради паршивой квартиры в панельной «хрущевке»?! Не понимаю… — добавил он и замолчал.
— Ты думаешь, к отравлению причастна его дочь? — спросил я.
— Да хрен его знает, кто там к чему причастен, — в сердцах ответил Володька. — Только я убийц отцов и матерей, как и убийц детей, без раздумий ставил бы к стенке.
— Но у нас же нет смертной казни.
— Если так пойдет дальше, то обязательно появится.
Сегодня Володька был желчен и мрачен (такое настроение у него выдается не каждый день). Достало его, видно, все. Это я веду свои расследования от случая к случаю, а он сталкивается с проявлениями самой низкой человеческой сущности и грязью практически каждый день. Понятно, что человек далеко не венец природы, но то, что приходится видеть и знать о человеке Володьке, конечно, угнетает. И лишает сил и надежды, что наша жизнь может быть лучше. А как она может быть лучше, если есть люди, убивающие родителей, детей только из-за того, чтобы им легче и комфортнее жилось? И это его приглашение посидеть сегодня в «Мечте» связано, как я думаю, не только с делом группового отравления в районе Измайлово, но и просто ради того, чтобы как-то передохнуть от всей этой низости и мерзости, коими наполнена наша российская действительность. Воспользоваться отдушиной, пусть всего лишь на несколько часов…
Мы молча принялись за горячее.
Готовили в «Мечте» вкусно, почти как дома. А вкусная еда — это огромное удовольствие. И настоящий позитив. После такого позитива —
Под мясо мы выпили свои бокалы с красным вином. Посидели, поболтали о том о сем. Потрескивали дрова в камине, ненавязчиво и тихо играла музыка, было уютно и спокойно. И я понимал, что задавать вопросы относительно «Измайловского дела» сегодня не следует. Не тот случай, и не то время. Володька сам все расскажет, если, конечно, захочет…
Я не ошибся. Когда по телу разлилась сытая истома, когда четыре стопаря водки сняли напряжение последних часов и накопленный за день стресс, Коробов, откинувшись на спинку дивана, негромко произнес:
— А хочешь знать, что за яд был обнаружен в проколотых упаковках, изъятых из магазина?
Я промолчал и лишь вопросительно посмотрел на него.
— Это очень малые дозы яда, который называется сакситоксин. Один из самых мощных небелковых токсинов в мире. Он еще называется ядом моллюсков…
— А-а, знаю. Это яд, который могут содержать в себе мидии. Они фильтруют морскую воду, поглощая планктон, содержащий токсины, и если такие мидии накопят в себе достаточное количество этих токсинов, они становятся опасным для человека продуктом, а случается, и смертельным.
— Именно, — подтвердил Володька. — Сакситоксин — это нервно-паралитический яд, содержащийся в том числе и в мидиях. Такой яд может содержаться и в водорослях пресных водоемов. Его действие проявляется в виде рвоты, поноса, потливости, головной боли. Отравившимся все время хочется пить, болит живот. То есть именно такая клиническая картина, которая наблюдалась у всех двадцати с лишним больных, попавших в измайловские клиники. А вот если доза смертельна, то дальше наступает паралич дыхательных путей, мышцы атрофируются полностью, не способны более проталкивать в легкие воздух, давление крови катастрофически падает. И человек умирает от асфиксии через несколько минут, часов или через сутки, в зависимости от количества яда, попавшего в организм. Конкретных средств лечения против такого отравления не существует. Такие вот дела…
— И что же делать?
— Хм… Надо просто ждать, когда яд выйдет с потом и мочой… Сакситоксин прекрасно растворяется в воде, поэтому его и закачали в жидкие молочные продукты. Смертельная доза для человека колеблется от четырех тысячных долей миллиграмма до одной сотой доли миллиграмма на килограмм человеческого веса. То есть чтобы убить человека весом где-то в восемьдесят килограммов, достаточно от тридцати двух сотых миллиграмма до восьми десятых миллиграмма. Сравни: смертельная доза цианистого калия для человека весом в восемьдесят килограмм — сто тридцать шесть миллиграмм или около того. То есть этот сакситоксин опаснее цианистого калия, самое малое, в сто семьдесят раз! А две смерти, Кулимова и Храмова, связаны с тем, что оба они были очень худыми. И если дозы, каковые закачивал преступник в пакеты и коробки с молоком, кефиром, ряженкой и сметаной, были рассчитаны на то, чтобы вызвать лишь острое пищевое отравление у людей весом около восьмидесяти килограммов, то для страдающих худобой Кулимова и Храмова такие дозы, похоже, явились смертельными.
— Кстати, — заметил я, — двое из отравившихся, что лежат в больнице на Верхней Первомайской, девятого августа аккурат ели мидии. В ресторане «Тонкая штучка» на Первомайской.
— Фамилии, адреса, — тут же потребовал Коробов.
— Супруги Слепневы, проживают на той же улице Первомайской в доме номер четыре, — ответил я. — Кстати, отравился только муж, Борис Анатольевич Слепнев, поскольку пил на ночь молоко, купленное в небезызвестном тебе магазине «Изобилие». И еще одна дама, которая сидит на новомодной диете некой Вероники Манц и питается одними мидиями с оливковым маслом и свежими овощами. Ее зовут Наташа…
— Не думаю, что к нашему отравлению это имеет какое-то отношение, — заметил Володька. — Ведь жена этого Слепнева тоже ела мидии?
— Да, — коротко ответил я.
— Но не отравилась. Значит, дело вовсе не в мидиях и не в этом ресторане.
— Но отравилась Наташа, — неуверенно проговорил я. — А она девятого августа не употребляла никаких продуктов, купленных в «Изобилии». Она, похоже, вообще в этот магазин не заходит. Он для нее слишком дешевый и непрестижный…
— С ней тоже все понятно, — сделал вывод Володька. — Если жрать по целым дням одни мидии, расстройство желудка тебе обеспечено. Ну, не привык наш кишечник к подобным яствам! Мы что, французы, что ли, какие-то?
Я был согласен с Коробовым. Наташа, скорее всего, была пациентом случайным, никак не связанным с акцией группового отравления.
— Эта как же надо было развести этот сакситоксин, чтобы вызвать только пищевое отравление? — попробовал было посчитать я после пятого стопаря, но у меня ничего не получилось. Не потому, что стопка была пятой, а потому, что при себе не оказалось кулькулятора.
— Да, дозы яда были крайне малы, — сказал Володька.
— А где этот яд можно взять? — поинтересовался я. — Тем более, если он намного опаснее того же цианистого калия. Небось в аптеке его не продают.
— Я тоже задался таким же вопросом и выяснил, что сакситоксин, возможно, имеется в качестве химического оружия в вооруженных силах США. Добывается он из моллюсков, причем таких моллюсков нужны тонны. Другое дело — добыча сакситоксина из планктона, одноклеточных морских водорослей. Такие водоросли можно культивировать в водоемах, создавая типа фермерские хозяйства. Сомневаюсь, что у нас кто-то этим занимается. А вот лет двадцать назад вездесущие японцы открыли, что имеются морские бактерии, которые продуцируют сакситоксин. И теперь можно получить этот яд в каком-нибудь институте микробиологии. А значит, можно его и купить…
— А сколько у нас в Москве институтов микробиологии?
— Давай посчитаем, — неожиданно воодушевился Володька. — Во-первых, это Институт микробиологии Российской академии наук. Тот, что на проспекте Шестидесятилетия Октября… Во-вторых, это гамалеевское НИИ эпидемиологии и микробиологии и НИИ микробиологии Министерства обороны. И еще есть НИИ эпидемиологии и микробиологии Роспотребнадзора…
— Придется тебе с ними поработать, — сказал я.
— Придется, — согласился Володька. — Только про то, что ядом является именно сакситоксин, ты пока помалкивай, понял? Это я тебе по дружбе сказал.
— Понял, — ответил я и добавил: — Могила.
Мы снова выпили.
— И все же, Володь, если допустить, что акция отравления задумана ради устранения старика Храмова или богатея Колчановского, то мотив преступления может быть совершенно иной. Вот смотри: у отравителя в распоряжении мощный яд, превышающий действие цианистого калия почти в двести раз, а он делит его на очень мизерные дозы. Зачем травить людей столь мизерными дозами? Причем, людей незнакомых, ибо связи между ними никакой не прослеживается. Возраст пострадавших — от подросткового до пожилого. Социальный состав — самый что ни на есть разнородный: пенсионеры, частные предприниматели, домохозяйки, бизнес-леди, работяги, богатеи и люди, едва сводящие концы с концами. Между собой пострадавшие не знакомы, исключая Храмова, известного на всю округу своим склочным характером. Эти люди, что лежат сейчас в двух клинических больницах, не ходят в одни клубы, не состоят при театральных студиях или в кружках, обучающих бальным танцам или игре на гитаре, не посещают курсы кройки и шитья, общего между ними ничего нет, кроме того, что все они — жители района Измайлово, посещающие продуктовый магазин «Изобилие». Кстати, неплохой, по сути, магазин: работает система скидок, товары дешевые, весьма качественные, свежие и посредниками в цене не накрученные, за отсутствием таковых. Тогда в чем дело? Какова цель преступления? Не понимаю…
— Ты прав, — ответил Володька. — Вполне возможно, что цель отравителя вовсе не Храмов и этот твой богатей Колчановский. Хотя обе эти версии отрабатывать все же придется… Что касается других версий, то, например, у меня имеется версия, что это дело рук конкурирующей с магазином «Изобилие» торговой сети «Анфиса». Я эту версию сейчас тоже активно разрабатываю.
— А как с версией про маньяка? — поинтересовался я.
— Пока никак. Пока она просто имеется… Никаких подтверждений.
— Ясно, — сказал я. — Но еще имеется версия, что данное групповое отравление жителей Измайлова не что иное, как репетиция чего-то масштабного с более впечатляющим результатом, и что отравление двадцати четырех человек, теперь уже с двумя смертельными исходами, — это только видимая часть какого-то закамуфлированного преступления.
— Да, имеются и такие версии, — кивнул Володька. — Работаем. Вот поймаем девку-отравительницу, тогда ситуация и прояснится.
Все ясно: мои предположения относительно того, что подозрительных девушек, посетивших магазин «Изобилие» девятого августа, было не три, а всего одна, оказались верными. Только эта одна «девка-отравительница», как резко назвал ее Володька, всякий раз надевала новый наряд и меняла парики. Конечно, можно изменить лицо, прическу, цвет глаз, одежду, даже рост, надев туфли на высоком каблуке. Но вот свою психофизику не изменишь. То есть какие-то мелкие привычки, незаметные для самого их носителя, артикуляцию, мимику, походку и вообще манеру двигаться. Похоже, это все я заметил интуитивно. Плюс одна и та же курточка, использованная девушкой два раза… Значит, она становится еще более подозрительной, а скорее всего преступницей.
— Ты тоже ее заметил? — спросил я, как будто давно догадался, что в «Изобилие» заходили не три подозрительные девушки, а одна — все три раза.
— А то, — усмехнулся Володька. — Думаешь, один ты такой глазастый?
— Нет, не думаю, — ответил я. — У вас там, в Главном следственном управлении, наверное, тоже глазастые имеются. Тем более в техническом отделе, где аппаратура — не то что мой ноутбук, и даже не то, что имеется у нас в телекомпании.
— Это в точку, — согласился Коробов. — Правда, дело не в аппаратуре, а в специальных программах, которые у нас имеются, а у вас нет. Ладно… Что ты скажешь про отравительницу?
— Ну, что сказать, — начал я. — Девятого августа сего года девушка в возрасте от двадцати до тридцати лет…
— От двадцати до двадцати пяти, — поправил меня Володька. — У тридцатилетней будет немного другая конституция. Имеются некоторые различия…
— Вам виднее, — усмехнулся я. — Итак, девятого августа сего года девушка в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет посетила продуктовый магазин «Изобилие», а именно отдел кисломолочных продуктов, трижды. Первый раз она вошла в магазин в начале десятого утра, то есть через несколько минут после открытия. На ней были шорты и летняя курточка с карманами. В них, надо полагать, лежал шприц с раствором сакситоксина. На ней был парик с темными волосами. Девушка в шортах и курточке прошла в кисломолочный отдел, причем столь ловко, что ее лица камеры видеонаблюдения не зафиксировали. Якобы выбирая товар, она находилась там по времени вполне достаточно для того, чтобы успеть впрыснуть в десяток продуктов яд из шприца, причем камера видеонаблюдения снова зафиксировала только ее спину и затылок…
— Вывод? — посмотрел на меня Володька.
— Вывод таков: эта девушка уже неоднократно бывала в этом магазине и хорошо знала расположение видеокамер.
— Верно, — произнес Коробов. — Я бы еще добавил, что раз отравительница столь хорошо знала, где располагаются камеры видеонаблюдения, стало быть, к преступлению она довольно долго и тщательно готовилась.
— Или посещала магазин «Изобилие» много раз, поскольку живет рядом и просто покупает там продукты, — добавил я.
— Не факт, — не согласился со мной Володька. — Когда ты
— Да, ты прав, — кивнул я.
— Ну, вот, — продолжил Володька. — Выходит, если мы будем отсматривать все записи день за днем, начиная, скажем, с начала года, настоящего лица отравительницы мы все равно не увидим. Да, она посещала магазин «Изобилие», возможно, даже работала там, но опять-таки меняла внешность и одежду. Какая она настоящая, мы не увидим. — Коробов немного помолчал. — Ладно, давай, что еще заметил…
— Второй раз подозрительная девица посетила продуктовый магазин «Изобилие» в обеденное время, между двенадцатью и часом дня. На сей раз на ней был светлый парик с роскошными волосами, джинсы и та же летняя курточка. Это-то и зацепило поначалу мое внимание. Она не торопилась отовариться, даже приседала на корточки у полок с кефиром и ряженкой, чтобы якобы выбрать товар получше, хотя он был везде по одной цене и одного времени изготовления и привоза. Времени, чтобы ввести из шприца раствор сакситоксина, у нее имелось вполне достаточно… Ну а в шестом часу вечера она пришла в магазин снова. Только была уже в кудрявом парике, легкой блузке и короткой юбке. А главное, с клатчем, где и лежал шприц с отравой…
— Это все? — спросил Коробов.
— Да, это все, что я заметил.
— Как думаешь, зачем она это делала?
— Ну, если она хотела отравить кого-то конкретно… — не очень решительно начал я, — того, кто ходит в этот магазин каждый день и покупает кисломолочные продукты, то она весьма рисковала не выполнить свой план. А вдруг этот кто-то возьмет с полки, к примеру, не проколотый пакет с молоком?
— Это раз, — констатировал Володька.
— Кроме того, она должна была знать, что ее цель обязательно появится в магазине, а это значит, что цель ей должна быть довольно знакома, — продолжал рассуждать я вслух.
— Это два, — согласился Володька.
— А еще дозы сакситоксина, которые она заряжала в кисломолочные продукты, не смертельны для здоровых людей с нормальным весом тела. Либо девица рассчитывала отравить конкретно болезненных и худых Кулимова или старика Храмова…
— Кулимова я исключаю, — перебил меня Коробов.
— Тогда я начну снова, — недовольно посмотрел я на Володьку. — Значит так: либо девица рассчитывала отравить конкретно старика Храмова, зная, что доза для него окажется смертельной, либо хотела отравить кого-то другого, кому такой малой дозы сакситоксина тоже бы хватило, чтобы отойти в мир иной. Но для этого цель должна быть ей не просто знакома, а знакома весьма и весьма хорошо.
— Это три, — произнес Володька и добавил: — А в-четвертых, эта девица-отравительница вполне может являться агентом торговой сети «Анфиса». Она, портя продукты конкуренту, просто выполняла поручение своего босса. И вообще, я тебя вовсе не затем сюда позвал, чтобы устраивать мозговой штурм относительно этого группового отравления в Измайлове.
— Я уже догадался, — усмехнулся я.
— Догадался? — покосился на меня Коробов. — Тогда давай выпьем.
— Давай, — охотно согласился я.
Блин, до чего же хороша эта водка «Белуга». Конечно, когда она не паленая…
Глава 6. Еще один нюанс, или Измайловский маньяк
Никогда не стоит строить далекоидущие планы, так как это нервирует Провидение, которое обязательно внесет в задуманное собственные коррективы. И результат не всегда бывает позитивным. Прямо скажу, чаще всего случается как раз наоборот! Казалось бы, вот, наконец, удача свалилась прямо на голову, остался всего-то шажочек, чтобы поднять синюю птицу за самый хвост, как вдруг неожиданно под колесо попадает брошенный кем-то камень, и ты болезненно падаешь с седла, поднимаешься с разбитой физиономией. А все потому, что не вовремя размечтался и позабыл о существовании векторных величин, на которые просто не в состоянии хоть как-то повлиять.
Провидение вообще материя очень тонкая и не терпит, когда его поторапливают, а то и вовсе им пренебрегают…
Я думал, что разовым посещением больных, что отравились, купив молочка, сметаны, ряженки или кефира в продуктовом магазине «Изобилие» девятого августа, мои хождения по этим двум клиникам в Измайловском районе все и закончится. Ан нет, не тут-то было! Следовало обойти больных еще раз и постараться выяснить, нет ли среди них того, кто сильно мешал жить кому-либо из своих врагов, а, возможно, и из хороших знакомых или родственников. Поскольку мне не светило что-либо выяснить о производстве сакситоксина ни в Институте микробиологии РАН, ни в НИИ эпидемиологии и микробиологии имени Н. Ф. Гамалеи, ни в НИИ эпидемиологии и микробиологии Роспотребнадзора, ни, тем паче, в НИИ микробиологии Министерства обороны. Разработки этого токсина, если они и велись в каком-либо из институтов, были наверняка засекреченными. А кто расскажет государственную тайну журналисту?
Появился еще один нюанс. Первая передача про отравление жителей Измайлова (конечно, без упоминания о сакситоксине, как о том меня просил Володька), вышедшая в эфир тринадцатого августа, вызвала резонанс телевизионной публики весьма неожиданный. Помимо шквала возмущенных звонков относительно качества продуктов, продающихся в наших магазинах, и предложений сажать в тюрьму и даже вешать за ноги производителей, выпускающих заведомо некачественный товар, было еще четыре интересных звоночка. Звонили трое мужчин и одна женщина, которые также отравились молоком и сметаной, купив их девятого августа в магазине «Изобилие» на Измайловском бульваре. Только они попросту не пожелали ложиться в больницу и лечились простыми и доступными средствами: ставили себе клизмы, промывая желудок, литрами пили раствор марганцовки, которая вызывала рвоту, лежали в теплых ваннах и горстями глотали активированный уголь.
Эта четверка вновь открывшихся пострадавших оставила свои телефоны, а женщина сообщила еще и свой домашний адрес: 2-я Прядильная, дом 6. С этими отравившимися также надлежало встретиться и поговорить о наличии у них врагов, друзей и родственников, желающих их смерти. Так что заниматься мне было чем, и даже более.
Сначала я созвонился с «новенькими». Никто из них побеседовать со мной на телекамеру не отказался, поскольку все четверо регулярно смотрели наш телеканал «Авокадо», и он им нравился. Равно как и я сам.
Две беседы состоялись у нас прямо на улице, поскольку двое из пострадавших, Поповских Леонид Борисович и Игнатенко Кирилл Петрович, уже выходили из дома на улицу, чтобы прогуляться.
Леонид Борисович Поповских назначил мне встречу в Измайловском парке на площадке возле музыкальной беседки. Мы с моим бессменным оператором Степой нашли его на одной из скамеек, вернее, это он с лавочки помахал нам рукой: дескать, вот он я, тут. Подгребай!
Поделиться книгой: