Токсичная кровь

— На данный момент этот вопрос проясняется, — сказал я. — Как появятся результаты, непременно сообщу.

— Ну а что выяснено наданный момент? — спросил шеф.

— Выяснено следующее, — начал я, придав лицу максимально деловое выражение. — Двадцать четыре человека, размещенные в двух клинических больницах Измайлова, на Верхней Первомайской и 11-й Парковой, один из которых скончался в реанимации, не приходя в сознание, получили острое пищевое отравление, приобретя в продуктовом магазине «Изобилие» на Измайловском бульваре девятого августа сего года и употребив в пищу кисломолочные продукты, а именно: молоко, сметану, кефир, ряженку… Может, еще простоквашу, кумыс и катык. То, что эти продукты были специально испорчены, а возможно, отравлены ядом в малых дозах посредством прокалывания их упаковки иголкой шприца и введением какого-то количества отравы, не подлежит сомнению, поскольку на некоторых упаковках кисломолочных продуктов опытным и великолепно знающим свое дело экспертом Главного следственного управления выявлены такие игольчатые проколы. — Гаврила Спиридонович слушал меня весьма внимательно. — В данный момент, надо полагать, другими экспертами управления в лучших лабораторных условиях устанавливается факт наличия в проколотых товарах ядовитого вещества и определяется его вид. Думаю, скоро выяснится, что за яд был впрыснут в молочные продукты.

— А магазин закрыт?

— Магазин «Изобилие», естественно, закрыт, все кисломолочные продукты уничтожены. Но это, увы, пока малая толика всего дела. Вторая, и главная, его часть заключается в выяснении мотива этого преступления…

— А как ты узнал, что ядовитое вещество было впрыснуто в малых дозах? — поинтересовался шеф.

— Это просто. Если бы отравитель хотел, то все двадцать четыре случая были бы смертельными. А так смертельный случай пока один. Да и тот, наверное, случайный, поскольку токсины действуют на организм человека индивидуально. Вы можете выпить полстакана какого-нибудь экзотоксина и потом плясать гопака, нормально себя чувствуя, а я от одного только глотка того же самого экзотоксина могу, к примеру, откинуть копыта…

— Ничего такого пробовать я не собираюсь, — недовольно буркнул шеф.

— Это я к примеру.

— Да понял я, понял, — поспешил заверить меня шеф. — Но зачем травить людей малыми дозами яда?

— Хороший вопрос, Гаврила Спиридонович. Возможно, малые дозы отравляющего вещества, которыми злоумышленник накачивал молочные продукты, напрямую связаны с мотивом этого преступления.

— То есть? — подняв брови, посмотрел на меня шеф.

— То есть мотивом могло послужить то, что какой-то маньяк решил отомстить жителям Измайлова за нанесенную ему обиду, — тоном школьного учителя произнес я и добавил: — Что, впрочем, маловероятно.

— Действительно, — живо отозвался шеф. — Ведь он мог подлить в продукты и побольше яду. Мстить так мстить!

— Совершенно с вами согласен, — кивнул я. — Но есть одна версия — отравление жителей Измайлова — лишь видимая часть какого-то более мощного преступления с целью отвлечь от него внимание.

— Гм, — произнес шеф и уважительно посмотрел на меня. — А ты молодец!

— Возможно, — скромно потупился я, — это происки конкурентов, которые хотят вытеснить магазин «Изобилие» с рынка и вообще обанкротить его.

— А уже известно, кто это может быть?

— Может, это активно развивающаяся в последнее время в Измайлове торговая сеть «Анфиса». Думаю, Главное следственное управление уже копает в этом направлении.

— Ну, ты будешь в курсе этого «копания»? — мягко проговорил шеф. — Ведь у тебя там есть серьезные завязки.

— Постараюсь, шеф, — улыбнулся я и добавил заговорщицким тоном: — А возможно и то, что данная акция с отравлением — тренировка или репетиция чего-то более масштабного и значимого и совсем с иными конечными результатами…

— Вот даже как? — едва ли не ахнул шеф и посмотрел на меня, как кролик на удава. — Ты так думаешь?

— Это одна из моих версий, — расправив плечи, ответил я.

— А ты неплохо поработал, — заметил шеф.

— Ну, в общем-то, как всегда. По-другому просто не умею.

— Хвастун! — усмехнулся шеф. — Ладно, иди, работай по всем этим направлениям. И держи меня в курсе.

— Есть, шеф, — ответил я.

Собственно, на работу я пришел, чтобы подготовить на среду первую передачу касательно группового отравления жителей Измайлова. Материала для стартовой передачи собралось предостаточно. Оставалось только наговорить закадровый текст, который, собственно, я уже озвучил и прокатал только что перед шефом, и скинуть все видео— и фотоматериалы с моего смартфона нашему студийному монтажеру Игорьку Свешникову. Пусть начинает приводить мое фотографическое и операторское творчество в порядок и монтировать. А потом останется еще проконтролировать то, что получилось. Затем надо будет показать уже смонтированный материал шефу, чтобы после одобрения или доработки указанных шефом неточностей он дал добро на включение моей передачи в сетку телевещания.

Всего я планировал три такие передачи. Я даже придумал рабочее название общей программы: «Загадочные отравления в Измайлове: местная эпидемия или злой умысел?» Звучало неплохо, где-то даже устрашающе. Но конечную точку в названиях программ всегда ставит шеф…

Монтаж передачи почти заканчивался, когда позвонил Володька Коробов.

— Давай встретимся сегодня в «Мечте»? Поговорим о том о сем, — попросил он меня после обоюдного приветствия.

Я немного удивился, но виду не подал: обычно встретиться в кафе «Мечта», расположенном на Садовнической улице, нашем месте отдыха и деловых разговоров, предлагал я, и Володька со скрипом, но соглашался, поскольку знал, что я буду выведывать у него разные подробности по делу, которое, случалось, параллельно вели Главное следственное управление и я. Часто я сам предоставлял Коробову интересующую его информацию, после чего, естественно, требовал нужную для меня информацию от него (получался некоторый бартер). И он делился со мной тем, чем мог и что не представляло тайны следствия. И вот нате вам: сегодня он сам предложил мне встретиться, чего практически никогда не случалось. К чему бы это?

— Заметь, это ты предложил, — осторожно ответил я.

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо произнес Коробов. — Так что, сможешь прийти?

— Смогу, — сказал я и спросил: — В семь? — поскольку знал, что старший следователь Главного следственного управления Владимир Иванович Коробов в последнее время загружен делами по самую макушку и назначать встречу на пять и даже на шесть часов просто не имело смысла. Увы, преступность в Москве на убыль что-то никак не идет…

— Да, в семь, — с готовностью ответил Володька.

— Договорились. Буду как штык!

Время было давно обеденное, до семи была еще уйма времени, и я решил зайти в нашу студийную столовку. Слегка перекусить и подумать на досуге, зачем это Коробов сам назначил мне посиделки в «Мечте» и что ему от меня нужно?

В столовой было всего два человека: новостной оператор Гена да Катюшка, что не так давно брала у меня интервью для своей субботней передачи «Ты — богиня», то есть для новой рубрики этой передачи «Мужской взгляд на женщин». Недожевав салат, она подсела ко мне и заявила, сверля меня своим горящим взглядом:

— Вот ты-то мне и нужен!

— Да ты что? — нарочито удивился я, округлив глаза. — А мне все время казалось, что тебе нужен белокурый Лель, нежный, романтический, несказанно богатый и готовый любить тебя, духовно и физически, все двадцать четыре часа в сутки. И способный, когда это требуется, обращаться в Арнольда Шварценеггера, играющего мускулами, желваками и крушащего все на своем пути. Неужели я ошибся?

— Ты ошибся, — не приняла моей шутки Катюшка. — Мне нужен именно ты. Простой, земной, причем прямо сейчас.

— И что же на этот раз? — спросил я. Времени до семи часов было еще предостаточно. Так почему бы и не помочь хорошему человеку?

— На сей раз моя передача из рубрики «Мужской взгляд на женщин» будет называться так: «Какая она — стерва? Взгляд мужчин», — быстро ответила Катюшка, наверное, боясь, что я сошлюсь на занятость и откажу ей в интервью. — Мужики ведь обожают стерв, верно? И если поставить рядом покладистую, терпеливую, добрую женщину и стерву, то мужчина выберет стерву. Разве не так?

— Пожалуй, так оно и есть, — согласился я.

— Вот по этому поводу я и хочу побеседовать с тобой на камеру, — уже безапелляционно заявила Катюшка.

Мы прошли — новостной оператор Гена, я и Катюшка — в так называемый мой кабинет. Он, как это часто случалось, был пуст: репортера сначала кормят ноги, а уж потом голова и язык.

Как и во время предыдущего интервью, я сел за свой стол, немного прибрался на нем, уложив разложенные книги в стопку, и уставился на Катюшку в ожидании первого вопроса. И он не замедлил прозвучать…

— Вы встречались с женщинами, которых можно назвать стервами?

— Да, встречался. Во всяком случае, мне так кажется.

— И что это за женщины?

— Этот тип женщин самый опасный из всех, какой может быть. Причем опасный как для мужчин, так и для женщин.

— Интересное предположение. А чем стервы опасны для женщин? — с явной заинтересованностью спросила Катюшка, поскольку мой ответ был для нее, похоже, неожиданным.

— Тем, что именно к стервам мужчины уходят от женщин добрых и покладистых, — ответил я.

— А почему мужчины уходят от добрых и покладистых женщин? — снова спросила Катюшка.

— Восторженные взгляды, услужливость, — сказал я, — безропотное подчинение… Эти вечные поцелуйчики, сопровождаемые эпитетами «зайчик», «сладкий», «милый», «дорогой», — ну, полная же тоска! Первое время ничего, а потом все эти сюсюканья приедаются, как кусок пресного хлеба. К тому же стервы всегда привлекательны и притягательны. Они смелы, дерзки, знают, чего хотят. Ставят перед собой цель и достигают ее…

— А еще чем они интересны? — быстро вставила новый вопрос Катюшка.

— С ними не скучно! — заявил я. — С ними надо быть всегда начеку. Это мобилизует и не дает мужчине успокоиться, он держится всегда в тонусе. А успокоение в отношениях с женщиной — это скорый крах всему. Как только ты подумал, что эта женщина твоя, так уже сделал шаг к разрыву отношений с ней. А стерву редко назовешь «своей». Она таковой никогда не бывает. Кроме того, она умеет себя подать, обязательно имеет шарм, притягивающий мужчин, вдобавок умная и стильная. Она скорее дама, нежели просто женщина…

— Скажите, — воспользовавшись паузой, спросила Катюшка, — а стерва и роковая женщина — это одно и то же?

— Нет, это не одно и то же, — ответил я, немного подумав. — Роковая женщина несет и наивысшее наслаждение, и неминуемую погибель. Но у роковой женщины есть сердце. Причем если для Василия Николаевича она является роковой, то для Николая Васильевича это обыкновенная женщина. У стервы же вместо сердца — гранитный камень. Она в принципе не умеет любить! Вернее, умеет, но только себя. Свое благополучие, собственную карьеру, очень ценит личный комфорт.

— А откуда, по-вашему, они берутся, эти стервы? Это порода, что ли, такая? — спросила Катюшка.

— Наверное, это личный выбор конкретной женщины, причем вполне осознанный. Становясь стервой, женщина ставит барьер для возможных переживаний и боли. Она не хочет страдать. Может, у нее уже был печальный опыт, когда ее обманули и она после этого много страдала и мучилась. А теперь всеми силами старается подобного не допустить. Даже в самой мизерной степени. Заодно она выжгла в себе способность сострадать и жалеть. Ведь это тоже приносит душевные переживания, избежать которых она поставила своей основной задачей. И у нее все получается… Может, в этом играют роль еще какие-то неизвестны науке гены.

— Например?

— Ну, скажем, в роду такой была бабушка или прабабушка, которая бездумно и походя разбивала мужчинам сердца. А возможно, мама уронила будущую стерву еще во младенчестве на пол. И дитя ударилось головкой о бетонные лестничные ступени…

— Вот даже как? — усмехнулась Катюшка. — Интересная теория.

Я тотчас догадался, что вырезать меня будут нещадно. А может, Катюша тоже… Но я тотчас отогнал дурную мысль и сказал:

— Да, так. Но это лишь мои предположения.

— Понятно, — резюмировала Катюшка. — А каково ваше личное отношение к стервам?

— Мне кажется, что мое личное отношение к такому типу женщин очевидно из моих ответов на ваши вопросы.

— Да, пожалуй, — согласилась Катюшка. — А еще вы что-нибудь хотели бы добавить?

— Мне их жаль.

— Кого? — искренне удивилась она. — Стерв? Вам их жаль?

— Именно, — ответил я. — Впрочем, себя тоже… когда я с ними сталкиваюсь.

Катюшка еще какое-то время не мигая смотрела на меня. Потом сделала Гене отмашку, мол, все, съемки закончены, и снова повернулась ко мне:

— А все же, почему тебе их жалко, стерв?

— Потому что они лишают себя того, что и составляет жизнь, — ответил я. — Любовь, дружба, привязанность… Все это стоит того, чтобы за это заплатить болью и переживаниями. По-моему, лучше попробовать и обжечься, чем не пробовать вовсе и не знать, где горячо.

— Я не совсем принимаю то, что ты сказал, но понимаю, почему ты так сказал, — посмотрела на меня Катюшка. — И если поставить тебя перед выбором: добрая, спокойная, предсказуемая и покладистая женщина или стерва, то ты бы выбрал стерву, так?

— Пожалуй, что так, — немного подумав, сказал я. — Тут многое от характера зависит. Ведь ее нужно еще завоевать, а это трудная дорога, на такое не каждый из мужчин отважится. Проще идти к тем женщинам, которые сами раскрывают объятия.

— Вот и я о том же, — кивнула Катюша, поднялась и как-то слишком быстро покинула мой кабинет.

Я посмотрел на часы: почти пять вечера. Может, пора потихоньку закругляться и собираться на встречу с Володькой?

* * *

— Все сходится пока на этом старике Храмове, — сказал Володька почти сразу, как только мы уселись на мягкие диваны друг против друга. — У него дома в холодильнике мы нашли пакет с недопитым молоком, на котором обнаружили отверстие от иголки шприца. И наличие яда. Но вот кому потребовалось его убивать, и кто в этом заинтересован — ума не приложу… Обыкновенный старикан, едва ли не выживший из ума!

— А как вы проникли к нему в дом? — спросил я. — Он же в больнице лежит. Живет он один, родственников, кроме дочери, не имеет, а она живет отдельно.

— А вот с дочерью и участковым и проникли, — ответил Володька. — И с постановлением от прокурора. Так что твои подозрения необоснованны.

— Такие пакеты с дырочками вы могли обнаружить и в остальных двадцати трех квартирах, где проживали те, кто отравился и в настоящее время лежит в больнице, — резонно заметил я.

— Так, да не так, — сказал Коробов и замолчал, потому что официант принес меню.

Мы оба, не сговариваясь, заказали себе по рулету из маринованной семги, нарезанной тончайшими ломтиками и приправленной эстрагоновым маслом. Володька заказал еще селедочки с красным луком, гренками из черного хлеба и картошечкой с соусом из сливочного масла и хрена, а из горячего — стейк из подреберной части мраморной говядины с початком кукурузы, помидорками «черри» и перцем, фаршированным сыром. Я же предпочел откушать салатику «Цезарь» с креветками под соусом «Цезарь» с гренками, а в качестве горячего блюда — мясо молочного теленка, приготовленное в древесной печи. Гарниром к блюду послужила гречневая каша с жареными грибами и луком. Мясо мы с Володькой, как настоящие гурманы, решили запить красным вином «Каберне Совиньон».

Конечно, спросили еще и семисотграммовый графинчик отличной водочки «Белуга», подходящей и к рыбным, и к мясным блюдам. А на десерт я заказал двойной черный «эспрессо».

Так что ужин обещал быть на славу!

Когда мы расправились с рулетом из семги и опрокинули под него первую рюмку «Белуги», я поинтересовался:

— Так почему ты говоришь, что «все сходится на старике Храмове»?

— Я сказал: пока все сходится, — заметил мне Коробов.

— Ну, покавсе сходится, — поправился я.

— Мы допросили его соседа Панкратова, — буркнул Володька. — Ничего о нем не слышал?

— Ну, упоминал старик Храмов такого соседа. Илья Степанович Панкратов, из шестнадцатой квартиры, верно?

— Все так, — ответил Володька. — Панкратов просто ненавидит этого Храмова. Как прочие соседи, как дочь Храмова и его зять. И все остальные, кто имели с ним хоть однажды какое-то дело, — снова буркнул он и добавил: — Один из этих ненавидящих старика и мог его отравить.

— Но зачем так… сложно? — удивился я. — Травить двадцать три человека из-за одного, двадцать четвертого? Что-то не вяжется. Не проще было пришить старика в темном подъезде? Или подговорить кого-нибудь на дурное дело?

— Не проще, — резко бросил Володька. — Тогда подозрение пало бы на жителей подъезда, дома, округи. Он же всех достал, кого только мог. Очень ядовитый был старикан.

— Почему был? — посмотрел я на Володьку. — Чего ты о нем все в прошедшем времени говоришь? Я с ним позавчера разговаривал.

— Его уже нет.